Лучница, по мотивам книг Дэвида Геммела

[Кайран >>>]

Мординас, молодой дренайский дворянин, приехавший в Машрапур лишь два месяца назад, нетерпеливо переминался с ноги на ногу, пока Фестиан-Оружейник рылся в своих запасниках.
- Вот, мой господин, взгляните на это, - торговец извлек из-под прилавка изящную шкатулку и подвинул к покупателю. – Лучшее, что я могу предложить. Работа чиадзийского придворного оружейника, изготовлен полтора столетия назад ко дню совершеннолетия старшей дочери Императора, - история этого оружия была очень длинной, но, взглянув на покупателя, Фестиан сильно сократил ее. Подробности явно не интересовали Мординаса. Он пожирал взглядом содержимое шкатулки - тонкий кинжал с изумрудом в рукояти. На вид почти декоративный, он по-прежнему оставался сверхъестественно острым.
- Беру. Сколько с меня?
Торговец назвал цену. Мординас заплатил, не торгуясь, забрал шкатулку и торопливо ушел.
Когда дверь лавки закрылась за последним посетителем, вежливая улыбка сползла с лица Фестиана.
Глупец. Неужели никогда не приходилось слышать, что клинки нельзя дарить просто так? Если твой подарок принесет несчастье… Впрочем, это уже на его совести. Не на моей.
Оружейник недовольно поморщился. Ему вообще не нравились такие покупатели, сколько бы они не переплачивали. Лучше уж иметь дело с вагрийским офицером, который торговался бы до хрипоты, но зато мог отличить работу мастера от дешевой поделки. Вагриец не повесит купленную саблю на стену, не позволит ей заржаветь в ножнах – он будет много месяцев тренироваться, пока рука не сроднится с новым оружием. Иначе и быть не может. Воин знает, что его жизнь зависит от состояния клинка.
А твоя дама сердца, юный олух, может порезаться даже ножиком для фруктов.
Подозвав старшего из своих подмастерьев, оружейник предупредил его о том, что уезжает на несколько дней. Он не стал ничего добавлять – ученики привыкли к частым отлучкам мастера. По сути, они уже давно могли обойтись без Фестиана… если бы он им позволил.

* * *

Бутылка лентрийского красного, стоявшая посреди стола, осталась нераспечатанной.
- Ты уверен, что он придет? – задал вопрос невзрачный человечек с чернильными пятнами на пальцах.
- Должен. Если попытается надуть нас – Принц Воров ему пятки поджарит, - несмотря на недюжинный рост и силу в облике второго просвечивало что-то, не позволявшее относиться к нему всерьез. Может быть, виноват был камзол – создавшему его портному определенно изменило чувство меры при работе с золотым шитьем.
- Вряд ли он… отделается так просто. У этого… человека в ходу более… изысканные развлечения, - этот, в отличие от предыдущих, выглядел солдатом до мозга костей. Кроме чисто выбритой головы в его облике была еще одна запоминающаяся черта - он очень неспешно выражал свои мысли. Со стороны это выглядело, как речь иностранца, хорошо освоившего произношение, но подзабывшего словарь.
В дверь постучали. Два раза подряд, затем один, затем снова два.
- Он. Хвала Истоку! – выдохнул сквозь зубы Чернильные Пятна.
Солдат приоткрыл дверь – ровно настолько, чтобы ночной гость проскользнул внутрь.
- Прошу прощения, что задержался, господа, - окажись здесь Мординас, он бы немедленно узнал голос Фестиана-Оружейника. Но, разумеется, молодого вельможи здесь не было и быть не могло – он безмятежно дремал в женских объятиях. - По дороге из доков за мной увязался какой-то тип, и я заподозрил слежку. К счастью, это был всего лишь грабитель-новичок.
- Он… напал на вас? – Чернильные Пятна по-прежнему нервничал
- Попытался. Когда я укоротил его дубинку и пару раз пустил этому неудачнику кровь, он решил поискать добычу полегче, - Фестиан окинул троицу быстрым взглядом. Никто из них никогда не был в его лавке, но узнавать, кому понадобились его услуги, не было необходимости. Принц Воров и без того знает все, что нужно знать.
Солдат взглянул на оружейника с возросшим уважением.
- Почему, кстати, он «неудачник»? – полюбопытствовал Кафтан. – Парень так плохо знал свое ремесло?
- Не в этом дело. Когда я стал работать на Принца Воров, меня научили некоему условному знаку. Можно сказать, я получил охранную грамоту за его подписью, - объяснил оружейник. – И что же вы думаете? Этот идиот, увидев знак, и бровью не повел. Значит, он не работал на Принца. Так что его карьера закончится прогулкой в тюрьму, или его найдут в Воровском ряду с перерезанным горлом.
- Может быть, перейдем… к делу? – резко заметил Солдат. По какой-то причине упоминание тайного властителя Машрапура его задело.
- Разумеется, - невозмутимо сказал Фестиан. – Я лично проверил всю партию. Никаких изъянов, о которых стоило бы говорить. Но все же позвольте дать совет на будущее – не стоило заказывать тяжелые доспехи. Для того, что вы задумали, кольчуги подходят лучше.
- И что же мы задумали? – в голосе Чернильных Пятен прозвучала явная угроза.
- Переворот, - не моргнув глазом, ответил оружейник. – Иначе нет никаких причин заказывать оружие через контрабандистов, да еще и приплачивать Принцу Воров, чтобы оно без проблем попало в Машрапур. Или назначать встречу посреди ночи, в этой лачуге. Выбранное вами оружие говорит о том же. Оно – только для сражений в стенах города. Тяжелых копий против кавалерии или деталей для постройки осадных машин я что-то не видел, – в комнате нарастало напряжение, но Фестиан, казалось, не замечал этого.
Солдат выдавил из себя смешок и отсалютовал оружейнику вилкой:
- Браво! Твой хозяин… не держит дураков, верно?
- А вы бы стали держать на руках слабые карты, если бы могли их сбросить?
Солдат снова рассмеялся – на этот раз искренне.

* * *

Через два часа с формальностями было покончено, а увесистый кошель с золотом перекочевал к оружейнику. Чернильные Пятна сиял, Камзол довольно улыбался, и даже Солдат распрощался с торговцем вполне дружелюбно.
Фестиан шел обратно другой дорогой. Он бы с удовольствием вернулся домой - приводить в порядок старинный вентрийский клинок, помнивший еще времена Сириоса-Воителя. Но теперь, из-за «отъезда», придется обойтись жилищем поскромнее.
Проходя мимо позеленевшей статуи – единственного украшения маленькой площади – он внезапно остановился.
- На самом деле, - сказал Фестиан невидимому собеседнику, – слабые карты тоже могут сыграть. Иногда. И только если так решит Принц Воров.

Сообщение отредактировал Кайран - 3-02-2007, 16:10

[amyki >>>]

Ну, что я могу сказать… При чтении просто захватывает, правда. Только знаешь, вот эти скачки от одних героев к другим порой немного меня выбивают, теряю цепочку повествования, но ведь это только начало, и я понимаю, что позже все свяжется воедино. Мне нравится, как ты пишешь, я это уже говорила, читается легко, и тем более твое продолжение не сильно большое, поэтому читается еще и быстро. Последнее продолжение так вообще порадовало, настолько заинтриговало. Очень интересно прочитать, что будет дальше. Интересно, что будет с главной героиней, той самой лучницей Кардой, кстати ее образ описанный тобою нахожу наиболее удачным. Но вот последнее продолжение про контрабандистов и про оружейника Фестиана особенно меня заинтриговало.
Теперь немного о плохом. Заметила пару недочетов в пунктуации, но я всегда не особо обращаю на это внимание, а вообще когда читаю, настолько охватывает интерес, что мелких ошибок даже не замечаю. С моей точки зрения, все просто отлично. Мне нравится, и главное хочется читать дальше, интересно… Я жду продолжения….

[Кайран >>>]

Как все чиадзийские вельможи, Зарин Чоу превыше всего почитал традиции. Именно строгое их соблюдение отличает цивилизованных людей от варваров.
Отбрось плащ цивилизованности в сторону – и тут же превратишься в надира, любил повторять его покойный отец. Истинный чиадзе - и по рождению, и по воспитанию. Тьфу! Даже думать не хочется, что эти грязные дикари-козопасы когда-то были в родстве с величайшим из народов этого мира!
На этот раз традиции обернулись против мага, и теперь, чтобы восстановить утраченное положение, Зарин вынужден был вести омерзительную полуварварскую жизнь. Друзья предпочли позабыть его имя, дворец отошел в императорскую собственность, чтобы достаться какому-нибудь «верному» ничтожеству, слуги – те, что уцелели – быстро найдут себе нового хозяина. Рабы и наложницы проданы с молотка. Золото, прихваченное при бегстве – жалкие крохи по сравнению с прежним богатством. И, в довершение всех бедствий, он, один из талантливейших магов Чиадзе, вынужден блуждать по лесам в обществе бородатого гайина.
Раб-варвар стал живым напоминанием об утраченном величии. Скопище недостатков – непочтительность, нерасторопность, озлобленность, при всего лишь одном достоинстве – мастерстве фехтовальщика. Скрепя сердце, Зарин Чоу вынужден был признать, что ни один из ныне живущих раджни не смог бы победить этого… Джасина.
Впрочем, Орден сильно деградировал со времен Кин Чонга. Забывались вековые традиции, обряды утрачивали смысл, доблесть и самоотречение превратились в корысть. Му Ченг Око Бури и Кисуму Честный стали последними истинными раджни.
И поэтому, когда Зарину потребовался телохранитель, пришлось сначала обращаться за помощью к так называемому Принцу Воров Машрапура, а потом еще потратить уйму сил на магические узы. Теперь сатул не мог ни сбежать, ни напасть на хозяина, ни покончить с собой.
Ну? Где этот проклятый варвар? С утра ушел на разведку, и до сих пор не вернулся? Не поторопить ли его слегка?
Тут магическое чутье колдуна забило тревогу. Он понял, что не один на поляне.
Резко обернувшись, Зарин увидел, как колышущийся в воздухе полупрозрачный силуэт уплотняется, обретая черты. То была сгорбленная старая карга в черном платье, опиравшаяся на длинный посох. Два глаза, полных холодной злобы, смерили чиадзе. Беззубый рот растянулся в усмешке.
Зарина Чоу передернуло. Он слишком хорошо знал, что из себя представляет его «гостья».
- Приветствую тебя, благородный чиадзе, - ведьма говорила на столичном диалекте почти без акцента.
- Приветствую тебя, Старуха, - ответил он, мысленно повторяя мантру полного спокойствия. – Что привело твой дух в эти негостеприимные края?
- Может быть, я просто хотела побеседовать. Знаешь, как это утомляет – находиться среди обычных людей, которые боятся таких, как мы, до полусмерти, - ведьма снова улыбнулась. Оскал голодного оборотня – и то дружелюбнее, подумал Зарин. – А, ты, кажется, злишься, что твой раб еще не вернулся? Скоро он вернется. И с новостями, Зарин Чоу, с такими новостями, которые тебя обрадуют еще меньше, чем моя астральная проекция.
- Ты можешь сэкономить время и рассказать мне об этом сама.
- О, я могу рассказать. Но, может быть, ты захочешь услышать… нечто другое? – Старуха сделала театральную паузу. Чиадзе предпочел промолчать. – Очень хорошо. Ты правильно сделал, что не стал меня перебивать. Может быть, твоя удача и переменится... О чем это я? Вот что значит старость – забываешь, о чем говорила пару минут назад… Вспомнила! В своих поисках ты не одинок, мальчик мой. И я говорю не о сатулах…
- Кто? – прокаркал маг.
- Я же говорила – не надо меня перебивать! – взгляд Старухи потяжелел. – Теперь сам ищи ответ!
Ведьма стукнула по земле призрачным посохом – и исчезла.
Зарин Чоу перевел дух. Только сейчас он обнаружил, что костяшки пальцев побелели от страха.
Он знал, что древняя колдунья легко могла испепелить его – даже не во плоти. Она уже поступала так раньше – из мести, за плату, просто под настроение. На этот раз чиадзе легко отделался.
Где же это крысиное отродье Джасин? Обязательно спущу с него шкуру – пусть только вернется!!!
Сатул появился из-за деревьев, как призрак. При одном взгляде на него у чиадзе вылетели из головы все мысли о наказаниях.
- Карательный отряд. И, похоже, не один, - Джасин тяжело дышал.
- Ты их видел?
Сатул помотал головой:
- Я видел дымовой сигнал. По моим расчетам, они меньше чем в дне пути отсюда.
- Откуда они могли узнать о моих поисках? – Зарин не желал даже думать, что какой-нибудь сатулийский жрец уже опередил его.
- Мой народ не стал бы собирать такие силы ради двоих путников, даже если один из них – колдун. Дренайский отряд, который зашел слишком далеко в наши горы – другое дело. Это прямое оскорбление князя, и…
- Я понял, - маленький чиадзе раздраженно прервал не вовремя разговорившегося Джасина. – Они выслеживают дренаев, но если встретят нас, то пощады все равно не будет.
Проклятые гайины! Их вечные стычки, которые язык не поворачивается назвать «войнами», спутали мне все карты! А тут еще Старуха со своими загадками!
- Найди способ избежать встречи с ними, - велел чиадзе, взяв себя в руки. – Я не собираюсь растрачивать магические силы на маскировку.
Сатул угрюмо кивнул.
- Есть старая охотничья тропа. Она ведет в пещеры, там может спрятаться целая армия.
- Веди, - велел Зарин Чоу.
Я никому не позволю помешать моим поискам. Никому. Даже тебе, Старуха.

[Kyona d'ril Chath >>>]

Привет : ) никак продолженийца дождались?

Вот тут чуть-чуть царапнуло:

- Кто? – прокаркал маг.
- Я же говорила – не надо меня перебивать! – взгляд Старухи потяжелел. – Теперь сам ищи ответ!
Ведьма стукнула по земле призрачным посохом – и исчезла.
Зарин Чоу перевел дух. Только сейчас он обнаружил, что костяшки пальцев побелели от страха.

1. Коротковато. Может, что-то добавить стоит? Нечто вроде:
"Враз севшим голосом почти прокаркал маг.."

2. Ммм.. скорее - он от страха так сжимал кулаки, что костяшки побелели.. как-то просто "побелели от страха" малость странно звучит : )

Воть.. а продолжение скоро планируется?
Удачи.. мряфк! ; ))

[Кайран >>>]

Его звали Реттамлас.
Он был Смешанным, созданием, в котором магия соединила человеческую и звериную сущности. Коротко стриженные волосы, слишком жесткие для обычного человека, разрез глаз, сила и быстрота – таким был жестокий подарок юноше, все преступление которого заключалось в излишней смелости. Его легко было принять за человека – тому, кто не знает, на что обращать внимание. Разумеется, Испытующие – маги, которые отвечали за Смешение в родном мире Реттамласа – никогда не совершили бы подобной ошибки.

Когда-то здесь был Летний Дворец. Сюда придворные и послы выезжали, чтобы отдохнуть от дел государственных и поохотиться. Третья Гражданская Война едва не превратила величественное здание в руины. Через восемь лет после ее окончания Верховный Правитель передал эти земли в ведомство Министерства Обороны. Бывший дворец, перестроенный с помощью магии, был переименован в Мандрус, «Место Превращений».
Здесь создавали новые яды и противоядия. Заклинали Пламенные Сердца, каждое из которых могло разрушить крепостную стену. Но главной задачей магов Мандруса было производство армейских Смешанных – Верховные Правители давно сочли войну с участием обычных солдат чересчур расточительной.
Здесь мальчик, лишенный имени, был отобран для особого опыта – маг-Испытующий решил вывести новый вид Смешанных. Из пяти десятков подопытных выжил только один...

Реттамлас глубоко вдохнул, потом выдохнул. Потом попытался очистить свое сознание, заполнив его Пустотой и Спокойствием.
Снова неудача. Обрывки кошмара крутились перед глазами послушника, не желая исчезать.
Это продолжалось уже неделю. Пропустив удар в голову во время учебного боя, Реттамлас потерял сознание. Он быстро пришел в себя и смог закончить тренировку. Но той же ночью проснулся от собственного крика.

«Никогда не забывай, что ты такое», говорит Испытующий Гор’илит’алт, равнодушно наблюдая, как корчится тело, закованное в Цепи Боли. Тени пляшут по его лицу, и кажется, что глаза мерцают. «Ты – оружие. Оружие, которое не может обратиться против владельца. Никогда не забывай об этом!»
Тощий маг не боялся крови. Вопли и проклятия он пропускал мимо ушей. Испытующий не страдал пороком, свойственным кое-кому из его коллег – он не причинял больше боли, чем было необходимо для обучения. Давление на разум и тело маг дозировал с алхимической точностью. И даже самые непокорные Смешанные, озлобленные полузвери-убийцы, после общения с ним становились послушными орудиями.

- Владыка Света, Исток всей жизни, молю, не оставь меня в час тягот… - в словах молитвы не было силы. Исток не услышал его. Или не пожелал ответить.
«А кто ты такой, чтобы удостоиться Его внимания? Извращение естества, созданное только с одной целью – убивать. Настоятельница смогла перебороть свою природу, и твои старшие товарищи – тоже. Разве они получают удовольствие, размахивая мечом, как ты? Будь честным хотя бы с самим собой!»
Такие мысли не приносили желанного спокойствия. И волей-неволей возвращали послушника в прошлое.

Безволосый не сильнее, чем другие Смешанные. Но он куда поворотливее. И, конечно, умнее.
Стаю ведет Клык. Серо-черный гигант с выступающими зубами. Новичок хорошо показывает себя в первом бою. Но он ранен – потому что вожака защищает стая. Клык знает, что новичок обязательно бросит ему вызов. Нужно убить его, пока он ранен и не может сражаться в полную силу. Но Безволосый умнее. Клык напарывается на спрятанный нож…
Поредевшая в боях Стая бредет по незнакомому лесу. Приказ – найти врагов и уничтожить их. Зверолюди принюхиваются, надеясь учуять чужие следы. Но эти люди знают, что против них выпустят Смешанных. Они приготовили ловушку. Стая ничего не подозревает – заклинание старого колдуна не дает им чувствовать запахи. Они видят мясо – и устремляются к нему. Безволосый догадывается о ловушке. Он останавливает стаю – с большим трудом. Смешанные хотят есть, они недовольны. Безволосый приказывает обыскать заросли. Костлявый первым замечает людей. Странные люди, которые совсем не пахнут. Они пытаются сражаться, но Смешанные слишком сильны и проворны. Старик швыряет огненный шар. Шерсть Рыжего загорается, он катается по земле, пытаясь сбить пламя. Длиннорукий убивает старика ударом в спину. Когда тот умирает, к людям возвращается их запах.
Бой закончен. Безволосый и его стая возвращается к мясу. Безволосый осторожен. Он находит спрятанную яму. Попытавшись взять мясо, они бы провалились – прямо на острые колья…

Смешанного по прозвищу Безволосый наградили, дав ему имя. Реттамлас. А затем отправили обратно в Мандрус. Он – единственный ключ к созданию нового вида Смешанных. Потерять его во время стычки с жалкими повстанцами – слишком рискованно.
Новые опыты, новая боль, по сравнению с которой прежняя кажется ничтожной. Гор’илит’алт терпит неудачу за неудачей. Он начинает подозревать, что в прежние опыты вкралась какая-то погрешность, повторить которую невозможно. Если так, Верховный Правитель будет очень недоволен.
Но у Реттамласа появляется друг. Скил. Мальчик, которого не стали Смешивать из-за обнаруженной чахотки. Обычно «бракованный материал» просто убивают, но Испытующий Ка’а’дакс решил заняться исследованием тяжелых болезней, поэтому мальчика оставили в живых. И отправляют в камеру к Смешанному.
Они много разговаривают. Вернее, говорит Скил, когда може побороть кашель, а Реттамлас слушает. Скил рассказывает о своей семье – Реттамлас может рассказать только о Стае, семью он забыл после Смешения.
Мальчик рассказывает Смешанному об Истоке и о том, как в одно мгновение был создан весь мир, с людьми, растениями и животными. Вспоминает сказки – старые сказки, о тех временах, когда еще не было Верховных Правителей, а в битву шли обычные солдаты, а не маги со зверолюдами.

«Тебе не понравилась сказка?» Скил изучающе смотрит на единственного слушателя. «Просто так не бывает. Нельзя отразить мечом две сотни стрел. Даже Смешанные на это не способны». «Ну это же сказка», Скил пытается смеяться, но кашель сгибает его вдвое. «В сказках Добро всегда побеждает. Ах да, ты же никак не поймешь, в чем разница. Прости». Реттамлас смотрит на мальчика немигающими глазами. «Я понял. Еще вчера ночью понял." "Так это же замечательно!" "Но я не был рад, когда понял». «Почему?» удивляется Скил. «Потому что я - Зло». «Неправда!» «Это так. Убивать женщин, детей и стариков, сжигать деревни, есть человеческое мясо. Я все это делал, Скил». «Это не одно и тоже! Они могли выбирать – и выбрали Зло. А ты никого не просил делать тебя Смешанным!» Новый приступ кашля. У мальчика больше нет сил говорить.

Скил умер через два дня. Ка’а’дакс решил магическим путем усилить симптомы чахотки – и ошибся. А Реттамлас обдумал слова мальчика – и решил, впервые в жизни, сделать выбор. Убить Гор’илит’алта, убить Ка’а’дакса и всех, кого сможет, прежде чем убьют его. Реттамлас не рассчитывал сбежать и укрыться в лесах – он знал, что беглые Смешанные долго не живут.
Реттамласу повезло. В тот самый день, когда он решился на противостояние, в Мандрус ворвалась колдунья-воительница. Он стал одним из немногих уцелевших – потому что не проявил слепого повиновения, в отличие от сородичей. Он отыскал Ка’а’дакса – с обонянием Смешанного это просто – и вырвал ему сердце. Потом прошелся по коридорам, с двумя мечами, отнятыми у стражников, убивая всех на своем пути. Они могли выбирать – и выбрали Зло, звучит в его ушах голос Скила.

Запах Гор’илит’алта, слабый, но отчетливый. Он мчится по коридору, сжимая в руках окровавленные мечи. Этого Испытующего трудно застать врасплох. Нужно убить его одним ударом.
Искореженный труп посреди лаборатории. Запах смерти. Незнакомая женщина в черной кольчуге, стоящая над трупом. Она вооружена - меч, перевязь с метательными ножами, но Реттамлас понимает, что не клинок убил ненавистного Испытующего.
Женщина смотрит ему прямо в глаза. «Ты хотел разделаться с ним сам? Понимаю. Но сейчас лучше убраться подальше. Тут скоро не останется камня на камне. Кто-то из здешних магов-недоучек активировал Пламенные Сердца. Весь запас, понимаешь? За мной!»
Ошеломленный Смешанный следует за женщиной. Двое Испытующих преграждают дорогу. Двойной удар молнии – два предсмертных вопля. Колдунья обходит обугленные останки, даже не замедлив шага…

Когда Мириэль рассказала, откуда она, молодой Смешанный почти не удивился. Слишком много чудес он уже повидал к тому времени, чтобы усомниться. Реттамлас лишь надеялся, что за Вратами найдется место для Смешанного, который устал воевать.

«Здесь нет ничего кроме неба и скал», говорит он темноволосой женщине. Он видел ее в бою, кожей чувствовал всесокрушающую силу, и до сих пор не может понять, почему столь могущественной волшебнице вздумалось спасать его. «Не будь таким нетерпеливым», отвечает Мириэль. «Чары скрывают это место от человеческих глаз. Нужно подождать, когда взойдет луна». «Примут ли они меня?» спрашивает Реттамлас. «Ведь я Смешанный». Мириэль загадочно улыбается…

Куанский Храм показался юноше Небесным Дворцом из сказок. Настоятельница Устарте приняла его очень радушно. Оказалось, что здесь тоже поклоняются Истоку, как на родине Скила. Едва научившись читать, Реттамлас отправился в храмовую библиотеку, решив разузнать о Боге Скила побольше. Когда же он узнал достаточно, чтобы принять послушание, а Мириэль покинула храм, отправившись в новое путешествие, Реттамлас начал надеяться, что нить, связывавшая его с темным прошлым, оборвалась.
Но зловещий кошмар, ткнувший его лицом в пролитую кровь, повторялся снова и снова. И ни созерцание, ни физические упражнение, ни молитвы не смогли его прогнать. Зловещие образы кружились в памяти юного Смешанного, играючи сокрушая ментальные преграды. Реттамлас знал, что стал невнимательным.
Смешавшись с отчаянием, страх стал еще сильнее.
Неужели мои надежды напрасны? Неужели мне никогда не стать частью Куанского Храма, как все остальные?
Рука, затянутая в перчатку, легла ему на плечо. Юноша вздрогнул.
- Расскажи мне обо всем, что тебя тревожит, юный Реттамлас, - в голосе Устарте не было и тени беспокойства.
Послушник почувствовал, как гармония и сила, исходящие от верховной жрицы, отгоняют кошмар прочь. Он ничего не забыл, но теперь хотя бы мог говорить об этом.

Сообщение отредактировал Кайран - 25-06-2007, 23:00

[Кайран >>>]

Эстин смотрел, как его солдаты разбивают лагерь. Место было выбрано удачно – с юга и востока неприступные скалы, на севере и западе лес был прорежен давним пожаром, так что незаметно не подберешься. И ничего, что ночь будет холодной – для этого и нужны палатки.
Но дурные предчувствия не оставляли старого вояку. Поход, который так скверно начался, просто не мог окончиться благополучно.
«Ну что? Уже готовитесь устроить попойку по случаю повышения?» - услышал он голос дуна Варгиса. – «Не задирайте носы раньше времени. Для меня ваши новенькие нашивки стоят не больше, чем ленточки, которые так любят дельнохские шлюхи. Столкнетесь пару раз с сатулами – может, чему-нибудь и научитесь. Если уцелеете. А сейчас просто запомните, что я скажу. Командир может быть ранен или убит. Битва – это не учения, всякое случается. Но если командир позволит себе раскиснуть – его отряд тут же окажется по горло в дерьме».
- Спасибо, дун, - сказал Эстин давно погибшему командиру. – Я постараюсь не падать духом. Очень-очень постараюсь. Хотя, видит Исток, это нелегко.
Причин для веселья действительно было немного. Из полусотни Эстина в живых осталось тридцать два человека – оба тяжелораненых скончались еще вчера. Что куда хуже - все его разведчики, кроме Хореба, погибли в той злополучной стычке. А Хореб честно признался, что в этой части Дельнохских гор раньше не бывал.
Возвращаться и доложить о провале карательного похода? И дать начальству законный предлог разжаловать его в кулы*? Или продолжать – и рисковать гибелью всего отряда? Скверный выбор, как не погляди.
Был и другой вариант. От которого старого вояку с души воротило.
… Та девушка, дочь офицера, выслужившего дворянство, была совсем не похожа на Карду. Ни внешностью, ни характером. Роскошная черная коса, изящные брови, глаза, в которых запросто можно утонуть. Любимица родителей, она обожала танцы, пение и езду верхом. В тот злополучный день она тоже уехала покататься… чтобы увидеть издали столб черного дыма, а вернувшись, обнаружить догорающий дом и полдюжины трупов.
Можно ли взглянуть на пепелище, в которое превратился родной дом, и не измениться? Одни просто сходит с ума, другие начинают бояться собственной тени, третьи топят свое горе в выпивке… пока сами не тонут в чаше с вином.
Она хотела одного. Убивать сатулов. Любых сатулов. Пусть они не участвовали в набеге, который отнял жизнь у родителей – они сатулы, и это главное. С боевым луком вместо охотничего, с новеньким мечом у пояса она ушла в Дельнохские горы.
Она искала сатулов – и нашла. Горцы всегда оказывают особые «почести» тем, кто повинен в смерти их соплеменников. Так что двоих или троих девушка убила наверняка.
Бар Эстин хорошо запомнил, как хоронил обезображенный труп – все, что осталось от черноволосой красавицы. И как пообещал себе, что не допустит повторения этого кошмара.
Судьба всегда найдет способ посмеяться. Она выбрала самый подходящий момент, чтобы подбросить эту… лучницу на путь Эстина.
Если бы он мог отправить глупую девчонку в Дельнох, даже ценой собственного разжалования, так и поступил бы. Но сейчас на кону был весь отряд. Трем десяткам усталых, павших духом солдат отчаянно нужно хоть какое-то преимущество перед сатулами. А Карда знает эти места как свои пять пальцев. Действительно знает – это место они бы вряд ли нашли без ее подсказки. Поэтому она может себе позволить такую роскошь, как игры в беспрекословное послушание.
А сама, небось, думает – «никуда ты от меня не денешься, старый дурак».
Окинув взглядом лагерь, Эстин обнаружил, что одна из палаток до сих пор не поставлена, и двинулся туда, чтобы выяснить причину задержки.
Он ничуть не удивился, когда увидел компанию, собравшуюся вокруг ненатянутой палатки. Варад, что почти с самого Дросс-Дельноха находился на неофициальной должности отрядного остряка, и троица таких же молодых оболтусов.
- …Идут надир, вентриец и дренай по лесу. А навстречу им – волшебник…, - похоже, Варад как раз начал очередную историю. Но разговорчивость мигом изменила ему, едва он увидел Эстина.
- Решили сегодня заночевать под открытым небом? – свирепо-ласковым тоном осведомился офицер. – Ночуйте. Хотите стоять, разинув рты, и слушать истории, которые считались старыми еще во времена моего прадеда – пожалуйста. Только вернитесь сначала в Дросс-Дельнох, где нет злобных сатулов, и некому пробраться мимо часовых, чтобы перерезать вам глотки. Не то, чтобы это были невосполнимые потери, - Эстин обвел четверку солдат презрительным взглядом, - но в этом рейде командую я. И пока я командую - никто не умрет из-за собственной глупости и неосторожности. Это вам ясно?
- Так точно!
Бар Эстин сурово вгляделся в лица кулов, словно пытался понять, подействовало ли внушение. Кое-кто, кажется, понял. А вот Варад хоть и стоял с поникшей головой, но в его глазах офицеру почудилась затаенная насмешка.
Эстин повернулся, чтобы уйти.
Он знал – когда палатка будет поставлена, Варад назло ему все равно доскажет свою байку.



* Кул – рядовой дренайской армии. Бар – младший офицер. Дун – старший офицер. Ган – военачальник.

[Кайран >>>]

В северо-западной части Дросс-Дельноха, недалеко от внешней стены города, стоял одноэтажный дом. Единственное, что отличало его от таких же хибар по соседству – искусно сделанные деревянные наличники.
Деревянное здание знало лучшие дни. Как и его хозяин.
Наступающий день только-только прогнал утренний туман с улиц, как дверь дома со скрипом отворилась и наружу выглянул заспанный рыжеволосый мужчина. Ему было за сорок, но он казался старше. Закатанные рукава позволяли видеть старые шрамы на руках. Также бросалось в глаза, что правая нога ниже колена отсутствовала.
Большую часть жизни Эриан был солдатом, а это неизбежно оставляет следы.
Подойдя к бочке с дождевой водой, хозяин дома тщательно умылся. Потом с досадой взглянул на серое небо.
«Солнцем и не пахнет, точь-в-точь как вчера. Благая Матерь Сирис, пусть хоть сегодня дождя не будет!»
Эриан вернулся в дом и тщательно запер дверь.
Подойдя к рабочему столу, он уселся (выругавшись, когда деревянная нога подогнулась) и критически осмотрел заготовку – фигурку вентрийского пехотинца.
«Все неплохо, только щит нужно чуть-чуть подправить…»
Эриан потянулся за ножом поменьше («или лучше взять надфиль?»), когда услышал стук в дверь. Как будто в ответ на стук, обрубок ноги заболел с новой силой.
- Кого еще демоны несут? – крикнул хозяин дома, не желая делать лишний рейс к двери и обратно.
- Я к вам по делу, почтенный, - ответил незнакомый молодой голос. - Можно войти?
Эриан хотел было сказать, куда именно незваный гость может отправиться, но потом передумал. Вдруг этот человек – заказчик, решивший обойтись без посредников. Редко, но такое случалось.
Лишаться возможного заработка солдату совершенно не хотелось.
Молодого щеголя, стоявшего в дверях, бывший солдат видел впервые.
«Ну и хлыщ!» Эриан неприязненно оглядел незваного гостя. «А камзольчик, небось, стоит столько, сколько мне и за год не заработать. И что ему от меня понадобилось?»
Если щеголь и понял, что ему не слишком рады, то не подал виду.
- Добрый день, почтенный Эриан, - нарушил он затянувшееся молчание. - Не уделите ли мне немного своего времени?
- Просто Эриан, - буркнул бывший солдат, - «Почтенным» я никогда не был – и вряд ли стану им теперь, когда обзавелся деревяшкой. И я не помню, чтобы встречался с тобой, парень, - боль в ноге не прекращалась, и он решил не церемониться с посетителем, - Заходи, раз уж пришел.
- Меня зовут Зибен, - сообщил щеголь, когда за ним закрылась дверь.
- Зибен-Сказитель? Тот самый? – Резчик поспешно сел, чтобы не перетруждать ногу, и смерил молодого человека недоверчивым взглядом. – И почему же знаменитый сказитель тратит время на разговоры с калекой, вместо того чтобы укладывать в постель очередную красотку? – Он скрыл недобрую усмешку, глядя на старания поэта найти подходящее сиденье.
«Готов поспорить, тебе никогда не приходилось спать на голой земле…».
Зибен с трудом отыскал в мастерской относительно чистый стул. Усевшись напротив хозяина дома, он без тени смущения ответил:
- Красотки обожают драгоценные безделушки. Да и самому на что-то жить надо. А лучший способ заработать для такого, как я – отыскать свежую историю...
- …и ты решил, что такая история есть у меня? – прервал сказителя Эриан. – С чего бы это? И главное – зачем мне тратить время на чье-то праздное любопытство? Я не богат, знаешь ли. Того, что я выручаю за эти фигурки, едва-едва хватает, чтобы держаться на плаву.
Золотоволосый поэт с любопытством покосился на полки с готовыми изделиями.
- Это ведь солдаты?
- Угу. Самые разные - от вентрийских Бессмертных до надирской легкой конницы. Это мой конек. Потому что я не делаю ошибок в оружии и доспехах. А то находятся дураки, которые вооружают сатулов прямыми мечами, - говоря о том, что было ему хорошо знакомо, Эриан снова почувствовал почву под ногами.
- Ты и сатулов тоже вырезаешь?
- Ты удивишься, но сейчас на них большой спрос. Само собой, не для того, чтобы поставить на комод. Их покупают, а потом торжественно сжигают.
- Символическая месть, - кивнул Зибен. – И мы еще обижаемся, когда вентрийцы или чиадзе называют нас варварами!
- Может, они и правы, - пожал плечами Эриан. – Ладно, поэт, мне надо работать. Если хочешь послушать историю о героических подвигах – походи по тавернам. Там число убитых врагов увеличивается с каждой кружкой.
- Поэтому я и пришел к тебе, - объявил Зибен. – Чтобы послушать рассказ Эриана Правдолюбца, а не чье-то пьяное хвастовство
Эриан поморщился. Поэт, сам того не ведая, снова задел болезненную струну в его душе. Прозвищем он был обязан друзьям-кулам. Беззлобная шутка над парнем с Сентранской равнины, никогда не пытавшимся увильнуть от нарядов и взысканий. Все люди, которые его так называли, уже мертвы.
– Я разговаривал с одним человеком в Дельнохе, и он упомянул, что в недавнем рейде случилось что-то необычное... – осторожно начал Зибен.
Эриан поморщился.
- Случилось то, что нас разгромили, сказитель. Больше ничего. Дали непобедимому дренайскому воинству по носу. Можешь спеть об этом, если хочешь – но вряд ли отыщешь благодарных слушателей. Потому что командовал тупой ублюдок с купленным званием, и в подчинении у него были такие же идиоты. А у старых вояк, которые понимали, что к чему, был паршивый выбор – или слушаться этих мартышек в мундирах, или попасть под трибунал за неподчинение.
- …а потом всю эту историю замяли, потому что у командующего была куча влиятельных родственников, - кивнул поэт. – Но меня сейчас интересует нечто другое. Я разговаривал с Кальваром Сином, врачом. Он сказал, что когда привезли раненых, тебя среди них не было.
- Кальвар Син слишком много болтает.
- Неужели тебя оставили на поле боя?.. – выпустил пробную стрелу поэт.
- Не смей! – глаза ветерана грозно сверкнули. – Дренаи своих не бросают! Меня просто посчитали за мертвеца. Да я и сам бы так решил на их месте – крови из меня вытекла целая лужа.
- Но как же случилось…
- Ты когда-нибудь слышал о Карде-Лучнице?
- Очень немного, - ответил Зибен. – Слухи о женщине, которая не боится ходить по сатулийским землям в одиночку. Дельнохские солдаты не очень-то ее любят. Так это была она?
- Она, - лицо Эриана помрачнело. – Когда сатулы погнались за отступающими, они оставили около десятка позади – позаботиться о своих раненых… и о чужих тоже. Я тогда как раз очнулся и все понял. Притворился, что без сознания – это было легко, я и так еле-еле соображал. И спрятал кинжал. Я знал, что горцы делают с нашими парнями, если удается захватить их живьем. Надеялся убить хоть кого-то – и умереть быстро. Тут на этих ублюдков стрелы и посыпались.
Эстин провел ладонью по шевелюре, уже начинающей редеть, и продолжил:
- Исток знает, как эта Карда умудрилась подобраться к сатулам. Троих она подстрелила, остальные унесли ноги. Решили, что попали в западню, ха! Верно говорят, у страха глаза велики.
Я тогда еще подивился – что за стрелок такой? Знал ведь, что никто из наших парней Серебряную Стрелу не выигрывал. А это оказалась женщина в мужской одежде.
Зибен молча ждал, чем закончится рассказ. За окном прогрохотала чья-то телега.
- Перетянула мне ногу жгутом. А потом стала шарить у мертвых сатулов по карманам. Мне это не слишком понравилось, ясное дело. Так ей и сказал.
- А она?
- Она ответила, что в регулярной армии не служит, Устав соблюдать не обязана, а значит, может поступать с трофеями как ей угодно, - Эстин скривился. - У меня к тому времени так разболелась нога, что спорить не было сил.
Но Карду мне обмануть не удалось. Она достала из своих запасов какие-то корешки и дала мне пожевать. Сказала, будет не так больно. Вкус у тех корешков… лучше и не вспомнинать, - солдат выразительно скривился. – Ну а следующие сутки я провел в полусне. Очнулся уже в госпитале. Кальвар Син мне потом объяснил, мы наткнулись на кавалерийский разъезд из Дельноха. Говорят, вид у меня тогда был – краше в гроб кладут. И Карда выглядела не лучше. Оказывается, все это время она тащила меня на себе. И откуда только силы взялись?.. Так вот, в госпиталь-то я попал, но правая нога уже порядком загноилась, и пришлось ее отрезать.
Вот и все, поэт. Сомневаюсь, что из этого удастся сделать героическую сказочку.
- Большое спасибо, что уделили мне время, - вежливо сказал Зибен. Он потянулся за кошельком. Резчик мотнул головой:
- Я же сказал – эта история ничего не стоит. А милостыню я не приму.
- Тогда разрешите хотя бы пожать вам руку, - глаза поэта весело блеснули.
Резчик неохотно протянул руку. Тонкая ладонь сказителя оказалась неожиданно крепкой.
- Да пребудет с тобой Исток!
- И с тобой, - неохотно ответил хозяин дома.
Эриан проводил уходящего Зибена взглядом и резко захлопнул дверь.
«Кажется, он и был-то у меня с полчаса, не больше. А я теперь уже и не вспомню, что было не так с фигуркой солдата».
Бывший солдат осторожно ощупал фигурку в поисках невидимых заусенцев, и довольно быстро обнаружил, что левый край щита слегка выдается вперед по сравнению с правым.
«Точно! Щит! Сейчас мы его подточим…»
Охлопав карманы фартука в поисках надфиля, Эриан неожиданно обнаружил плоский кругляш монеты, которого – он точно помнил – раньше там не было.
«Вот хитрец! Теперь понятно, зачем ему понадобилось рукопожатие. Повезло мне, что этот парень сказитель, а не карманник», усмехнулся в усы Эриан.
Когда ветеран поднес монету к глазам, она блеснула желтым.
«Хм, золотой раг? Неплохой заработок за час. Непонятно только, с чего такая щедрость», подумал Эриан. «Хотя если кто-то и может превратить этот кровавый кошмар в героическую сказку, то этот человек – Зибен-сказитель».
Запрятав монету, ветеран вернулся к незаконченной фигурке.

[Кайран >>>]

Переделал главу "от лица Ровены". Если есть критические замечания по исправленному варианту - буду рад их выслушать.

[Кайран >>>]

Устарте знала, что не могла выбрать лучшего места для беседы, чем искусственный водопад. Водопад был одним из маленьких чудес Куанского храма, над ним потрудились и человеческие руки, и волшебство. Голос падающей воды был подобен музыке, он успокаивал и дарил радость.
«Ничто не вечно» , подумала жрица. «Когда Мириэль перестанет подновлять заклинания, наложенные на это место, водопад иссякнет. Хвала Истоку, это произойдет еще очень, очень нескоро».
Послушник сидел рядом с ней и терпеливо ждал, что скажет настоятельница.
- И давно у тебя эти… «кошмары»? – прямо спросила она.
- С того самого дня, когда я ошибся на тренировке, госпожа, - тихо ответил Реттамлас.
- Три ночи подряд, - молодой Смешанный не мог понять, что звучит в голосе настоятельницы – одобрение или упрек. - И ты не обратился за помощью ни к старшим товарищам, ни ко мне. Почему?
- Я надеялся… я хотел справиться с этим сам. Мне хотелось одолеть своих демонов в одиночку, как Дардаллион когда-то… Я ошибался? Во мне говорила гордыня? - выдавил из себя послушник.
- Ты не понимаешь, Ретти. Стремление победить свои страхи – это похвально. Но прежде чем вступать в бой, нужно понять, с чем ты сражаешься. И на этом этапе, - Устарте улыбнулась, - совет наставника необходим. Вопрос в том, готов ли ты его услышать?
- Конечно, госпожа.
- То, с чем ты столкнулся – не кошмар. И не ложное видение, посланное Духом Хаоса, чтобы ослабить тебя. Это твой Дар.
- Но…
- Ты знаешь, что не похож на других Смешанных. Создавая тебя, Гор’илит’алт превзошел самого себя. Подобные нам обычно не обладают врожденным Даром.
- Но я думал, что если Дар есть с рождения,… он обязательно проявится сам.
Настоятельница вздохнула:
- Если только его намеренно не подавлять. Непросто, но для сильного мага вполне осуществимо. Такого мага, как твой создатель. Испытующие были отменными негодяями, но в мастерстве им не откажешь.
Реттамлас выглядел подавленным. В его голове сам собой возник вопрос:
– Госпожа, если он создал преграды, мешающие мне пользоваться Даром, разве ты не могла их устранить?
Устарте бросила на него взгляд, полный грусти и одобрения:
- Барьеры Испытующего были установлены слишком давно, и пустили прочные корни в твоем сознании. Попытавшись взломать их грубой силой, я рисковала уничтожить твой разум. Мириэль подтвердила мои догадки, и предложила действовать косвенными методами. И это сработало – даже лучше, чем я могла надеяться.
Глаза Реттамласа округлились.
Мои тренировки?..
- Верно, - прочитав мысли ученика, Устарте ласково улыбнулась. – Это было необходимо не столько для твоего тела, сколько для разума.
Сознание настоятельницы мягко прикоснулось к памяти Реттамласа, вызывая картины из недавнего прошлого. Его восхищение мастерством колдуньи-воительницы, которая даже в обители мира и исцеления не прекращала упражнений с мечом. Робкая просьба послушника обучать его – и неожиданное согласие Мириэль. А затем - ожесточенные ежедневные упражнения. До седьмого пота. И поединки с фантомными врагами. Чье иллюзорное оружие ранило по-настоящему.
Сам я захотел отточить боевые навыки – или меня к этому мягко подтолкнули? Послушник не был уверен, что хочет знать ответ на этот вопрос.
- Значит, госпожа Мириэль оставалась в храме только ради меня?
- Не только, - ответила жрица. – В Куанский храм приходят, чтобы исцелять не только больные тела, но и раненые души. А Мириэль… я понимаю, тебе она кажется выкованной из стали. Могущественная древняя волшебница, которая разве что с самим Анхаратом не сражалась. Я знаю ее подольше, и всегда чувствую, когда ей нужно отдохнуть от приключений… Но речь сейчас не об этом. Понял ты это или нет, Ретти, но тренировки с Мириэль постепенно изменили тебя. Блоки в твоем сознании истончились, и дремлющий Дар пробудился. Я не предполагала одного - что пробуждение будет столь скорым и болезненным.
- Кошмары…
- Не кошмары, - резко возразила Устарте. - Это - пророческие сновидения. А в кошмары их превращаешь ты сам. Вернее, твой страх и непонимание происходящего.
Послушнику показалось, что невидимая рука схватила его за горло. Изнурив себя бесплодными попытками овладеть Даром, Реттамлас чувствовал себя мухой, бесплодно бьющейся в оконное стекло.
А теперь стекло вдруг исчезло…
Ему следовало догадаться раньше. Гор’илит’алт даже после смерти нашел способ причинить Смешанному боль. Как это на него похоже!
Только успокаивающее журчание фонтана дало юному послушнику силы не вскочить и не убежать куда глаза глядят.
- Но что я должен делать? – беспомощно спросил Реттамлас.
- Мы продвинулись больше, чем я надеялась, - настоятельница едва заметно улыбнулась. – Ты перестал жалеть себя и начал задавать вопросы. Но ответить «что делать» я не могу. Любой мой совет ты воспримешь как приказ. Ты все время забываешь, что я тоже могу совершать ошибки – как ошиблась в отношении твоего Дара.
Лицо молодого послушника было настолько недоумевающим, что Устарте сжалилась над ним:
- Попробуй сформулировать вопрос по-другому, Ретти. Сосредоточься не на том, что ты «должен», а на том, чего хочешь.
Ответ пришел к послушнику почти мгновенно.
- Я хочу найти ее. Найти и удостовериться, что она в безопасности.
Устарте кивнула:
- Очень хорошо.
- И вы… позволите мне уйти?
- Почему бы и нет? Ретти, у нас храм, а не тюрьма, здесь никого силой не держат.
- Но я даже не знаю, где ее искать!
- Так уж случилось, - улыбка Устарте стала еще шире, - что сейчас в Куанском храме гостит колдунья, которая разбирается в магии поиска куда лучше меня.
Реттамлас благоговейно склонил голову перед настоятельницей. Та легонько прикоснулась губами к его лбу, благословляя.
- Иди, Ретти. Да пребудет с тобой Исток!
Когда юный Смешанный ушел, Устарте заставила себя подняться с сиденья. Суставам это не слишком понравилось, но ревматизм казался пчелиным укусом рядом с болью, терзавшей душу старой жрицы.
Как же я устала… Слишком много лет прошло. Слишком много лет – и слишком много смертей…
- Иди, - повторила Устарте, - иди, мальчик мой. Найди свою судьбу. Я знала, что этот момент настанет. Что однажды Куанский храм окажется для тебя тесным. Я лишь надеялась, что судьба даст тебе больше времени…

[amyki >>>]

Прочитала все заново, поскольку уже потеряла нить повествования. Впечатление очень даже не плохое, и если раньше достаточно много было ссылок на предысторию, многое было непонятно, и читать не разбираясь в сути было тяжело, то сейчас есть целостность, уже более или менее сформировано представление о героях, и нет какой-то перегруженности текста.
По поводу переделанной главы о Ровенне, сказать ничего не могу, потому что плохо помню предыдущую, но как уже говорила, в этот раз текст, на мой взгляд, не перегружен, и читаешь уже не как фанфик, а как целое произведение (тем более я - не читающая Геммела, к сожалению).
Все очень точно, верные описания, составляющие общую картину, и мне нравится стиль, в котором ты пишешь.

[Кайран >>>]

За тридцать четыре года Грэйг успел сменить много ролей. Внебрачный сын вельможи, беглый преступник, матрос, торговец, охранник караванов, солдат. Но в первую очередь Грэйг все-таки был воином.
Кому-то достаточно взглянуть на полустертые следы копыт, чтобы определить, сколько лет лошади. Кто-то может взять в руки драгоценный камень, и безошибочно назвать его вес, огранку и сколько можно за него выручить в Дренане или Машрапуре. Грэйг гордился тем, что безошибочно оценивал чужие воинские качества. И не мог отказать себе в удовольствии лишний раз проявить наблюдательность. Тем более когда ему попадался такой любопытный объект для изучения.
- Шевелись, Кайдорец! - окликнул его бар Эстин. – Ты что это – стихи на ходу сочинять вздумал? Плетешься как беременная черепаха!
- Да, сэр. Прошу прощения, сэр, - ответил Грэйг. Он шел замыкающим, и действительно немного приотстал.
Догнав колонну дренаев, он вернулся мыслями к девушке-лучнице, которая в этот момент вместе с Хоребом выискивала сатулийские патрули.
Грэйг знал, что даже нумерованные доспехи и шлемы могут кое-что рассказать о своих владельцах. А снаряжение Карды, никогда не служившей в армии, несло на себе неповторимый отпечаток ее личности.
Короткий меч, который кое-кто бы счел невзрачным из-за простой рукояти. Много повидавший, но все еще острый кинжал. Дорогой вагрийский лук. Вороненая кольчуга без единого пятнышка ржавчины. Стрелы с дорогими наконечниками вентрийской работы. Все это хорошо сочеталось с меткостью, хладнокровием и неприхотливостью, которые она продемонстрировала.
Лучница не была сопливой девчонкой или вертихвосткой, решившей поиграть с мечом. Нет. Вместе с ними путешествовала Женщина с большой буквы, сознательно избравшая путь воина. Кайдорец гадал, сколько еще людей в лагере понимали это.
До него донесся чей-то звонкий голос:
- А я слышал, что она приносит несчастье тем, кто с ней связывается. И что заключила союз с демонами, поэтому и выходит невредимой из любых передряг.
Новобранец, подумал Грэйг. Пережил свой первый настоящий бой, но вряд ли поумнел.
- Бабьи сказки, - несмотря на физиономию и коренастую фигуру типичного крестьянина, Риалл был сильным и опытным бойцом. Одним из лучших в отряде, не считая бара Эстина, Хореба и самого Грэйга. - Если бы ты пару десятков лет по три часа в день вгонял стрелы в деревья, то сейчас стрелял бы не хуже. Да только куда тебе! Лень – твое второе имя. И про невредимость – чушь собачья и бред. Ты шрамы у нее на руках видел?
Грэйг незаметно улыбнулся. Не только он сегодня думал о Карде-Лучнице.
Ее храбрость и воинское мастерство были не единственной причиной, по которой лже-кайдорец обратил на нее внимание. Были еще кое-какие мелочи. То, что Карда не пыталась усилить свою привлекательность с помощью обычных женских хитростей. Или тщательно скрываемое раздражение, если бар Эстин давал понять, что видит в ней не только еще один меч. Или то, что единственными мужчинами, которым она полностью доверяла, были Тридцать. Монахи-воины, давшие обет безбрачия. Да еще постаревший герой Шадак.
Детали, которые говорят о многом. Или ни о чем. Но Грэйг был уверен. По какой-то причине Карда стремилась вытравить из себя все женское, и полумеры ее не устраивали.
Бесполезная догадка. Грэйг думал, что знает о женском поле почти все, но сейчас его опыт ничего не стоил. Грэйг не сталкивался раньше с женщинами-воинами, и теперь просто не представлял, как вести себя с ней. Он не мог предсказать, что обрадует Карду, а что она воспримет как смертельное оскорбление.
- Эй, Кайдорец! – это был Варад. С лицом, невинным, как у младенца. Не иначе, задумал какую-то каверзу.
- Что?
- Скажи-ка, а что у вас в Кайдоре думают о женщинах-воительницах?
- У нас таких не бывало, - ответил Грэйг без запинки. – Ну, кроме госпожи Лалитии, но она не была настоящей воительницей.
- И чем она прославилась?
- Когда святой Шардин спал, отслужив молебен за души воинов, убитых згарнскими дикарями, на него набросился человек, одержимый демоном. Лалития спасла его, перерезав одержимому горло.
Варад хотел узнать подробности, но бар Эстин, возникший рядом с ними, как по волшебству, влепил чересчур любопытному солдату наряд вне очереди.
Дальше Грэйг шагал молча, снова позволив своим мыслям свободно блуждать.
Он не смог бы внятно ответить на вопрос, почему для него так важно сохранить хорошие отношения с Лучницей. Возможно, потому что он был такой же белой вороной в отряде, как и она. Или потому, что следующий бой может оказаться для дренаев последним.
Зан Цу в одном из своих трудов писал: Отряд должен быть единым целым, а не сборищем воинов-одиночек. И скрепляют его дисциплина и боевой дух. Командир, который думает, что достаточно только дисциплины, расплатится за свою ошибку жизнями воинов, которыми пренебрегал. Сейчас Грэйг чувствовал правоту древнего чиадзийского полководца, как никогда.
Обычно первый бой сплачивает солдат, даже если они до этого состояли в разных подразделениях. Этого не случилось. И Грэйг знал причину.
Девушка-лучница.
Ее стрелы переломили ход битвы, спасли Хореба – и тяжело ранили гордость остальных бойцов. Мы что же, ни на что не способны без помощи со стороны? Никто не произнесет этого вслух, но невысказанный вопрос будет витать в воздухе.
Другой командир смог бы обратить ее присутствие себе на пользу. Грэйг смог бы – если бы только ангел Истока спустился с небес и передал ему командование. Он в точности знал, что нужно сказать, чтобы глаза солдат повеселели, а поникшие плечи распрямились. Но бар Эстин сам был недоволен появлением Карды. И солдаты это чувствовали.
Вздумай Лучница ляпнуть какую-нибудь глупость вроде «без меня вы бы проиграли», усталые озлобленные солдаты не посмотрели бы, что она женщина. Но Карда молчала. Не жаловалась на трудности пути или стертые ноги. И выполняла все распоряжения Эстина без лишних вопросов и возражений. Формально придраться было не к чему. Но это не мешало той части солдат, у которой не хватало мозгов, злиться на нее.
Хорошо еще, что дренаи выиграли первую стычку, иначе боевой дух отряда, и без того невысокий, оказался бы совсем сломлен.
Когда Грэйг осознал это, он понял, почему хочет остаться в хороших отношениях с Лучницей. У нее есть Дар, или хотя бы зачатки Дара. И если на них обрушится смерть, у девушки больше всего шансов спастись. Как и у того, кто в нужную минуту окажется рядом с ней.
И лучше, чтобы это оказался он, Грэйг.

Сообщение отредактировал Кайран - 22-03-2009, 16:15

[Кайран >>>]

Фестиан знал что здесь, в неприметном подвале, окруженный самыми смертоносными личностями Машрапура, он был в большей безопасности, чем где бы то ни было.
И все равно ему было немного не по себе. Слишком много действующих лиц было в пьесе под названием «Переворот», слишком многое зависело от прихоти Судьбы.
Машрапур никогда не был тихим спокойным городком. Но сегодня он напоминал муравейник, который подожгли сразу с нескольких сторон.
Восстания здесь не были чем-то из ряда вон выходящим. Недовольных всегда хватает, заставить их взяться за оружие ничего не стоит. Другое дело, что история не знала еще ни одного случая успешного мятежа. Среди вожаков никогда не было профессиональных военных, а праведный гнев – плохая замена воинской выучке. Вооруженные толпы, увлекшись грабежами и кровопролитием, разбредались по городу, и личной гвардии регента ничего не стоило их раздавить.
Но в этот раз все должно было быть по-другому. Человек, которого Фестиан звал Солдатом, в свое время посвятил немало времени изучению истории, и твердо решил не повторять ошибки своих предшественников.
Освободительная Армия, как Солдат называл свое разношерстое воинство, помимо настоящих мятежников и присоединившегося по пути сброда, надеявшегося хорошенько пограбить, включала в себя ударный отряд из профессиональных наемников. Знаменитые Демоны Кельвы заломили за свои услуги столько, что дешевле было бы переправить через море еще один караван с оружием. Хорошо еще, что наемники не потребовали выплатить всю сумму сразу.
Еще один ход, довольно рискованный – это выход через контрабандистов на Принца Воров. Неизвестно, что ему пообещали, но тайный правитель Машрапура дал слово пустить в ход свои Шипы, чтобы ослабить оборону.
Переворот был просто обречен на успех.
Освободительная Армия ворвалась в город. Стража, не сразу понявшая, что происходит, отчаянно пыталась их сдержать.
Фестиан приказал Шипам вступить в игру.
Келидор, начальник городской стражи, представлял собой случай, почти неслыханный по машрапурским меркам. Он не был назначен сверху, а выбился из простых стражников. Неудивительно, что он испытывал почти болезненную зависть к дворянам, и от души ненавидел Принца Воров.
Сейчас глаза Келидора расширились от гнева, смешанного со страхом, обрюзгшее лицо побагровело, голос превратился в едва слышный хрип. Он проморгал мятеж. С кого первым делом спросят, когда с этими навозными мухами будет покончено? Единственный шанс – это схватить предводителей мятежа. Только так можно оправдаться перед регентом за промах таких масштабов. Иначе начальником стражи станет какой-нибудь худосочный дворянчик со связями – и это еще если ему, Келидору, повезет.
Келидор отчаянно выкрикивал приказы, когда ему угодила в пах шальная стрела. Наконечник оказался зазубренным, и начальник стражи истек кровью прямо на улице.
Желтоглазый с отвращением отбросил разряженный самострел. Оружие было дешевкой местного производства, ни один уважающий себя Шип не стал бы пользоваться таким. Но приказ есть приказ, а такому мастеру, как Желтоглазый, все равно из чего стрелять.
Кельва и его Демоны пробились через несколько импровизированных заграждений, не потеряв ни одного человека. Они не задерживались, чтобы набить карманы или поразвлечься с горожанками. У Кельвы ушло на это чертовски много времени, но он все-таки вдолбил своим людям – «сперва дело, потом удовольствие».
Кельва считал машрапурский контракт тем самым случаем, который выпадает наемнику раз в жизни. Когда-то он мог войти отправиться в Вентрию вместе с генералом Бодасеном. Но помешала нелепая случайность в лице бородатого дикаря-горца из Скодии. И теперь Кельва то и дело слышал невероятно раздутые россказни о так называемых подвигах Друсса, чувствуя себя при этом так, как будто проглотил что-то несвежее.
Но теперь Кельва собирался ухватить удачу за хвост, и никакой ублюдок с топором ему не помешает. Впервые его Демонам предстоит участвовать не в обычной пограничной стычке – им предстоит сменить власть в Машрапуре. У зачинщиков мятежа хватило ума понять, что это работенка для настоящих воинов, а не для мужичья с мечами.
- Вперед, Демоны! – рычал Кельва. – Не спать! Давите этих гадов! Прикончите их всех!
Гвардия регента, уже узнавшая от напуганных стражников, что происходит, готовилась выступить.
Командующий гвардией Араксис считал себя великим полководцем, а Солдат когда-то был его главным соперником в борьбе за высокий пост. Как обычно бывает в Машрапуре, вожделенная должность досталась Араксису - политические связи в данном случае значили куда больше, чем воинский опыт. Солдат счел это личным оскорблением, что и привело его в ряды повстанцев. Он даже отказался от своего имени «до тех пор, пока справедливость не будет восстановлена».
При всем своем самодовольстве, Араксис был далеко не глупцом. Сопоставив отрывочные сведения о мятежниках, поступившие во дворец, он узнал почерк человека, которого знал еще с тех пор, как оба учились в Военной Академии. И понял, что легкой победы ожидать не приходится. Солдат еще в Академии был мастером устраивать противнику неприятные сюрпризы.
- Выдвигаемся! – приказал он. – И запомните – они могут быть крестьянами, но их командир закончил Академию в Бодакасе с золотой медалью, так что вы не можете позволить себе презрение к врагу. Все поняли?
Если кто-то из офицеров и не понял, вслух об этом никто не говорил.
Ремесленные кварталы, были куда ближе к центру города, чем к городским воротам, так что мятежное войско сюда еще не добралось. Бунтовщиков опередил немолодой уже человек, известный как Парл-Насмешник. Сейчас он стоял на перевернутой бочке и говорил с толпой, то и дело взрывавшейся смехом. Хотя все знали, кому служит Парл, он все равно пользовался любовью и уважением среди простого народа, потому что его остроты частенько жалили министров и самого регента. Если кто-то и мог собрать из машрапурцев ополчение, этим «кто-то» был Парл.
Сейчас он напоминал мастеровым, чем кончались все предыдущие мятежи, и что бывает с теми, кто оказывается на проигравшей стороне. Парл едко высмеивал мятежников, сравнивая их с незадачливым охотником из сказки, поймавшим тигра за хвост.
Камень, выпущенный из пращи, оборвал речь Насмешника на полуслове.
Кто-то хватил шапкой об землю и отправился искать повстанцев, кто-то бросился ловить убийцу Парла, которого, понятное дело, уже не было.
Пращник был Шипом, и героическое самопожертвование в его планы не входило.
Демоны Кельвы расправлялись с группками городской стражи, когда впереди показались конники в форме гвардии регента.
- Наконец-то настоящий противник! – оскалился Кельва. – Эй, парни! Пора пустить кровь этим свиньям в мундирах! – наемники отозвались одобрительным ревом. – Мечи в ножны! Построение «дикобраз»! В атаку!
Ощетинившись копьями, Демоны Кельвы шагнули навстречу новому врагу.
У Солдата было мало конницы, и он выжидал подходящего момента, чтобы пустить ее в ход. И он дождался. Конные гвардейцы увязли в схватке с наемниками, и Солдат решил нанести боковой удар, пока гвардия не опомнилась и не распознала западню.
Гвардейцы регента оказались зажаты с двух сторон – или с трех, если считать отряд наемников, изрядно поубавившийся в численности после столкновения с лучшими в Машрапуре солдатами.
Араксис, понявший, что его провели, приказал развернуться, чтобы встретить нового противника как следует. Благодаря этому потери гвардии оказались меньше, чем надеялся Солдат. Атака захлебнулась. Меньшая численность машрапурцев с лихвой компенсировалась отменной выучкой, а Кельва, потерявший добрую половину своих Демонов, уже не мог воодушевить их нападать с прежней яростью.
Араксис пообещал себе добраться до Солдата, пусть даже это будет последним его деянием в этой жизни. Он не знал, что Солдат дал такую же клятву давным-давно.
Как не знал и о Шипе, притаившемся на одной из крыш с арбалетом наготове.

[Кайран >>>]

Чем дальше Мириэль продвигалась вглубь пещеры, тем сильнее в воздухе чувствовался запах плесени, сырого камня и помета летучих мышей. Она даже не поморщилась — годы, проведенные в обучении у Кеса-хана, начисто лишили ее брезгливости.
Эту пещеру нельзя было найти ни на одной карте. Только лихой люд и немногие контрабандисты, что осмеливались пересекать Намибскую пустыню, передавали знание о ней из уст в уста. Мириэль узнала о существовании пещеры только потому, что здесь когда-то останавливался ее отец, убийца Нездешний. В отличие от него, волшебница не нуждалась в убежище от палящего солнца. Негоже было осквернять стены Куанского храма тем, что ей предстояло сделать, потайная пещера для этого подходила куда лучше.
Как и рассчитывала волшебница, в пещере было пусто. Разбойники и контрабандисты не рисковали путешествовать по Намибской пустыне в это время года. Даже для хорошо снаряженного каравана это значило верную смерть.
Мириэль зажгла несколько факелов и стала вручную расчищать пол в центре пещеры. Потом заставила указательный палец засветиться и стала чертить сложную магическую фигуру. Получившуюся усложненную гексаграмму волшебница несколько раз перепроверила, убеждаясь в идеальной правильности линий и углов.
Достав из вещмешка свинцовую шкатулку, покрытую золотом, Мириэль установила ее в середине светящейся гексаграммы, потом вышла за пределы внешнего круга магической фигуры и уселась на пол, скрестив ноги. С губ женщины сорвалась магическая команда, и шкатулка раскрылась. На бархатной подушке лежал нож с серебряным лезвием.
Еще Древние установили, что золото и свинец — идеальный выбор, если приходится иметь дело с вредоносным магическим излучением. Когда шкатулка открылась, видимой стала и грязно-багровая аура, окружавшая нож, даже защитная магия гексаграммы была не в силах сдержать эманации зла полностью.
Серебряный кинжал не был принесен ею из другого мира, как многие другие вещицы, что сейчас пылились в музее Куанского храма. Мириэль обнаружила его, когда последний раз была в Чиадзе. В приграничном городке, где и кошельки-то срезали редко, она услышала об ужасном происшествии. Дочь купца, которой едва исполнилось семнадцать, зарезала служанку, убила своих родителей и смертельно ранила сержанта городской стражи, услышавшего крики о помощи. Городской судья заподозрил, что без колдовства не обошлось. Призванный жрец Сирис испробовал все известные ему заклинания для изгнания злых духов. Ни одно из них не подействовало, девушка продолжала, заливаясь слезами, твердить о своей невиновности. Впрочем, слезы не спасли ее от казни.
Мириэль хватило одного взгляда на орудие убийства, чтобы понять – бедная девушка говорила правду, она была не злодейкой, а всего лишь жертвой. Обладай жрец Сирис мистическим даром, он бы тоже все понял.
С заколдованным оружием Мириэль приходилось сталкиваться чаще, чем хотелось бы. Не с простыми заговорами остроты и прочности, как у ее собственного клинка, сейчас мирно лежащего поверх вещмешка, и не с магией, что заставляла мечи светиться, предупреждая об опасности, или придавала сил и выносливости владельцам. Темные маги, создавая волшебное оружие, шли гораздо дальше. Изделия, вышедшие из их рук, были способны отравлять людям жизнь и через сотни лет после смерти создателей.
Когда Мириэль сталкивалась с проклятым оружием, она не жалела сил и времени, чтобы его уничтожить. Пролетела тысячу лиг на спине крылатого ящера, чтобы швырнуть меч-кровопийцу в жерло вулкана. Трость, похищающую души, она разбила вдребезги священным молотом Миссаэля, еле-еле убедив Верховного жреца, что использовать их реликвию таким образом — богоугодное дело. Дважды сталкивалась с демонами, заключенными в сталь, и изгоняла их обратно в Гирагаст, противопоставив силу воли ярости адских созданий.
Когда Мириэль сплела заклинание, чтобы узнать больше о кинжале, что попал ей в руки, она поняла - на этот раз ей предстояло иметь дело не с демоном. Но дух, поселившийся в серебряном лезвии, мало чем уступал им в злобе и коварстве. Он был убийцей и насильником, приговоренным к смерти, но жестокость, живучесть и тем, что даже другие душегубы боялись его, как огня его, привлекли внимание чиадзийского мага. Старик с длинными седыми усами, бормоча заклинания под аккомпанемент воплей и яростной божбы, вонзил в сердце прикованного убийцы серебряный шип. Магия не позволила темной душе улететь в Пустоту, заперев ее в металле. Оружейник, не подозревавший об этом, превратил металл в оружие.
Благородный юноша, наследник императорского советника, которому через подставное лицо был подарен кинжал, через несколько лет стал картежником, развратником и пьяницей. Отец со скорбью в сердце лишил его наследства, чего колдун и добивался. Когда роковой кинжал был проигран в карты, маг не пытался его вернуть - золото, которым с ним расплатился младший сын советника, с лихвой покрывало расходы. Нож стал переходить из рук в руки, взывая к темным сторонам человеческого сердца, а дух-искуситель, благодаря внутренней злобе владельцев оружие, становился все сильнее и сильнее.
Проще всего было бы запечатать шкатулку и швырнуть ее на дно океана. Но кто может поручиться, что через несколько тысяч лет море не станет сушей, и проклятый кинжал снова не возьмется за губительную работу? Кто-то должен был разорвать порочный круг раз и навсегда, и если не она, то кто?
Отрешившись от всего, сосредоточив свою волю на кинжале, из которого продолжало сочиться зло, волшебница приготовила свой разум и душу к жестокой битве.

[Кайран >>>]

Араксис пришпорил коня, торопясь преградить дорогу старому врагу. Его гвардейцы уже скрестили сабли с наемниками Кельвы и немногочисленной конницей, которую успел обучить Солдат.
Солдат пробивался вперед. На вид он не сильно отличался от своих подчиненных - его шлем, кольчуга и рукоять сабли были до крайности просты.
Какой-то дурак попытался остановить Солдата, ухватив под уздцы коня. Серый ударил копытом, расколов неудачливому храбрецу череп.
- Молодец, Серый! – конь покосился на него огненным глазом и тряхнул роскошной гривой, принимая похвалу.
Солдат ранил в бедро попавшегося под руку гвардейца, взмахом сабли рассек от плеча до седла другого. И тут же перед ним возник Араксис – шлем лишился роскошного плюмажа, плащ превратился в лохмотья.
- Вот теперь, Ар, ты похож на воина, а не на хлыща! – крикнул Солдат.
- А ты как был похож на нищего, так и остался! – крикнул в ответ Араксис.
Сабля Солдата взмыла вверх и скрестилась с ловко подставленным клинком машрапурского военачальника. В Военной Академии они часто мерились силами в учебных поединках. Теперь у них была возможность раз и навсегда решить спор, кто сильнее.
Первую кровь пустил Араксис. Низкий выпад обошел защиту вождя повстанцев и легко ранил его в ногу. Потом повезло Солдату. Араксис поднял щит, отражая брошенный дротик, и тут же сабля Солдата полоснула по правой руке, оставив ощутимый порез. Развить успех не удалось – Араксис легко отразил щитом удар в голову, и тут же Солдату самому пришлось защищаться от града ударов. Его спас конь. Серый пустил в ход зубы, разорвав ухо вороному жеребцу Араксиса.
- Будь ты проклят! Он мне стоил целое состояние! – Араксис направил удар в голову офицера-мятежника. Солдат легко уклонился.
- Ты переплатил, Ар! – кольчуга машрапурского гвардейца выдержала удар, но на боку должен был остаться здоровенный синяк.
Чутье подсказало Солдату, что пора было заканчивать. Только в героических поэмах поединок может длиться целый день, и никто не станет в него вмешиваться. Он заблокировал клинок Араксиса, его собственная сабля зло свистнула, и Араксис вскрикнул, раненая рука не удержала щит. Потом удар по плечу сломал уже раненую руку. Еще один тычок в бок прорвал кольчугу, брызнула кровь. Солдат взглянул в расширенные от боли глаза врага и улыбнулся по-волчьи, отвечая контрвыпадом на последнюю отчаянную атаку. Сабля прорезала воздух, и Араксис ткнулся лицом в гриву своего скакуна. Вороной жеребец, не чувствуя больше управляющей руки, помчался куда глаза глядят, сбив с ног нескольких зазевавшихся ополченцев.
- Убили! – во весь голос завопил кто-то. Возглас с трудом донесся до Солдата сквозь гул крови в ушах.
- Командир убит!
- Араксис пал! Они убили господина Араксиса!
- Смерть золоченым ублюдкам!
- Смерть!!!
Солдат высоко воздел окровавленную саблю, хриплый боевой клич призвал всех, кто сражался на его стороне, нанести последний, решающий удар гвардейцам. Он чувствовал, что наступил решающий миг битвы. В такие моменты паника распространяется с быстротой молнии, а воины, что только что рвались вперед, отступают.
Но удача, только что благосклонно смотревшая с небес на предводителя повстанцев, отвернулась от него. В бок Серому вонзилось копье, боевой конь заржал, пытаясь сохранить равновесие - и не смог.
Солдат забарахтался, пытаясь освободить из стремени придавленную ногу. Рядом не было никого, чтобы помочь ему – все увязли по уши в битве с гвардейцами. Собрав все силы, чтобы не заорать от боли в ноге, Солдат заставил себя подняться на ноги, и увидел, что окружен стальным кольцом.
Вот и все…
Гвардейцы изрубили его на куски, даже не вспомнив о приказе регента «взять живым» – так велика была их ярость после потери Араксиса.
Шип, что притаился на крыше, убрал оружие. Ему придется докладывать, что на этот раз воля Принца Воров не была исполнена. Ее опередил слепой случай.
Обе враждующие стороны лишились своих военачальников. Но, битва, теперь уже больше похожая на свалку, продолжалась. Гвардейцы, охваченные лихорадкой боя, рубили направо и налево. Мятежники не оставались в долгу. Они орудовали копьями, осыпали всадников дротиками и камнями из пращей. Те, кто лишился коней, могли считать себя покойниками.
Единственным, кто в этой мясорубке сохранил подобие здравого рассудка, был Кельва. Командир Демонов наскоро подсчитал, что под его командованием осталось больше местного сброда, чем наемников. С таким воинством машрапурскую гвардию, даже похудевшую почти вдвое и обезглавленную, не одолеть.
Солдат погиб. Кельва искренне жалел об этом. Этот офицер был одним из немногих благородных, кого он не презирал.
Если бы он только выбрал более подходящее время, чтобы покинуть мир живых! На то, что его дружки закончат жизнь свиданием с палачом, мне плевать. Но то, что я положил своих людей ни за что, никуда не годится. Кто теперь заплатит вторую половину денег, что нам обещали? Ангел Истока?
По всему выходило, что в Машрапуре ему больше делать нечего, и Кельва передал своим сержантам приказ об отступлении.
Предстояла непростая задача - выбраться из города, не растеряв остатки отряда, потом - переправиться через Вентрийское море. А там можно предложить свой меч тантрийцам или датианам. Восточные королевства вечно воюют друг с другом, а теперь, когда Горбен расправился с мятежниками, а заодно разделал под орех наашанитов, отряд наемных воинов без работы не останется.
Он уже прикидывал, кто из контрабандистов сколько запросит за срочную доставку в Вентрию. Но никакие планы и расчеты не могли смыть досаду и горечь поражения. Дважды ему давался шанс стать чем-то большим, и оба раза все сорвалось из-за нелепой случайности.
Проклятье, неужели он слишком многого хотел от этой жизни? Ведь не о королевском же троне он мечтал! Набить кошель золотом так, чтобы хватило на собственный дом в Дренане, купить дворянское звание, чтобы его детям не пришлось ломать шапку, когда мимо проезжает какой-нибудь титулованный пустозвон. И еще - слава самого удачливого капитана наемников, чтобы песни сочиняли о нем, Кельве, а не о крестьянине с топором.
«И я еще добьюсь своего!» свирепо обещал себе Кельва. «Еще не знаю как, но обязательно добьюсь!»
На него кинулся гвардеец. Отразив удар кавалерийской сабли мечом, Кельва размозжил лицо врага ударом щита, потом полоснул его по ногам, добил точным ударом в горло и зашагал дальше. Звон оружия и крики повстанцев, слишком поздно обнаруживших, что задумали наемники, становились все тише, пока не остались позади.
Пусть умирают, как хотят. Их участь меня больше не касается, сказал он себе.
И все же Кельва не оборачивался назад, пока не оказался в порту.

[Кайран >>>]

Пламя, вспыхнувшее в городе, догорало. Улицы опустели, то здесь, то там валялись трупы – повстанцы, стража, немногие ополченцы, и множество простых машрапурцев, оказавшихся между молотом и наковальней. Солнце потихоньку закатывалось за горизонт, придавая небу зловеще-багровый окрас, длинные тени погребальным саваном скрыли последствия жестокой резни.
Волна кровавого хаоса, охватившая весь город, не затронула неприметный подвал, где, как паук в центре паутины, сидел Фестиан.
- Вернулся? – такими словами встретил он Шипа по прозвищу Желтоглазый. – Отлично. У Принца для тебя есть еще одно поручение.
- На этот раз я могу взять свой арбалет?
- Да хоть всю коллекцию! - Фестиан скрыл улыбку. Желтоглазый был готов сидеть на хлебе и воде, лишь бы не расставаться со своей коллекцией луков и дротиков. Это было его единственной слабостью, и Фестиан, как знаток старинного оружия, не мог не посочувствовать такому увлечению Шипа.
А тем временем на другом конце города немолодой вельможа торопил слуг, чтобы поскорее несли парадное облачение. Ему нужно было попасть во дворец, так чтобы главный казначей его не опередил.
Первый министр Машрапура был очень осторожным человеком. Он никогда не выходил из дома без вооруженного эскорта. Охране и доверенным слугам он платил полуторное жалование, но не потому, что был щедр; он просто не хотел, чтобы у кого-то из них появился повод желать ему безвременной кончины. Фестиану пришлось нелегко, прежде чем он нашел в окружении министра человека, который бы ненавидел его лютой ненавистью. Его жену Эвейорду.
Молодая аристократка, вышедшая замуж за человека вдвое старше, к тому же вечно находившегося в разъездах, изнывала от скуки, пока не повстречалась с поэтом Зибеном. У золотоволосого красавчика уже тогда была репутация повесы, но Эвейордой поэт увлекся всерьез. Настолько, что совсем утратил осторожность, и о его похождениях узнал весь город. Вернувшись из поездки в Вагрию и узнав о своем позоре, министр послал шайку наемников убить Зибена. Тому еле-еле удалось унести ноги. Прошло много лет, но женщина так и не простила мужу попытки убить своего любовника. Фестиан, дождавшись дня рождения Эвейорды, преподнес ей в дар шкатулку с изящной шпилькой-кинжалом, а потом сделал несколько осторожных намеков. Женщина поняла оружейника с полуслова, и теперь каждый вздох ее мужа немедленно становился известным Принцу Воров.
Первый министр дождался, пока ему сообщат о провале мятежа, собрался и отправился во дворец, дабы лично засвидетельствовать регенту свое почтение. По дороге вельможу подкараулили полсотни хорошо вооруженных оборванцев. Они смели конную охрану, вытащили министра из портшеза и забили его до смерти. Эвейорда, узнав об этом от чудом уцелевшего слуги, закрыла лицо руками и безмолвно удалилась в свои покои. Только оставшись одна и скрыв лицо под траурно-черным покрывалом, она позволила себе широко улыбнуться и шепотом поблагодарить Принца Воров за то, что он сдержал слово.
Первый министр был не единственным в списках, которые лежали на столе у Фестиана. Были и другие – дворяне, купцы, несколько богатых иностранцев. Шипы орудовали по всему Машрапуру. Вряд ли в ближайшие десять лет им представилась бы настолько благоприятная обстановка для «работы».
Глаза Фестиана лихорадочно блестели, когда он выслушал последние доклады Шипов. Бои уже практически прекратились, но порядок в городе еще не навели – гвардейцы слишком измождены.
«Осталось совсем немного. Еще чуть-чуть прибраться», подумал он, и усталым голосом отдал последние распоряжения:
- Желтоглазый, Паленый, Трехрукий, Болтун, Дикарь – за мной! Остальные — по домам!
Эскорт из пятерых Шипов оказался не лишним. Дважды их пытались остановить гвардейцы, один раз из переулка выскочил отряд мятежников.
Найдя знакомый дом, Фестиан подал Шипам знак «исчезните», а сам забарабанил в дверь, нарочито громко дыша, как будто ему пришлось бежать.
- Это я, господа! У меня скверные новости! Откройте скорее!
Он подождал, потом снова постучал.
- Откройте, господа, умоляю, это очень важно!
Дверь приоткрылась. Фестиан поспешно продемонстрировал солдату, стоявшему у входа, пустые руки.
- Это всего лишь оружейник. Впустите его, - приказал заговорщик. Фестиан перешагнул через порог.
- В чем дело, оружейник? – надменно спросил Камзол.
Вместо ответа Фестиан бросился на пол, а на солдат, не ожидавших подвоха, посыпались стрелы Шипов. Кто-то оказался осторожнее или опытнее других, и вскинул к плечу арбалет. Дротики Трехрукого пригвоздили охранника к стене.
Шипы ворвались в дом, и началась резня. Оставшись без охраны, ошеломленные и испуганные заговорщики стали легкой добычей. Только Камзол успел выхватить меч – такой же позолоченный и бесполезный, как и его владелец. Дикарь легко ушел от неуклюжего выпада дворянина и свалил его тычком в висок.
Чернильные Пятна, забившийся под стол, жалко скулил. Болтун резко ударил мечом сверху вниз.
- Все равно у этого гуся совсем не было вкуса, - высказался Паленый, и вытер окровавленное лезвие плащом убитого Камзола.
Раздав Шипам по мешочку с золотом, Фестиан велел:
- Теперь можете расходиться по домам. На сегодня все. Можете считать, что Принц вами доволен.
Он не испытывал жалости ни к кому из погибших. Заключать сделки с Принцем Воров было почти так же опасно, как с Князем Тьмы. Тот, кто на такое решался, должен был быть готов, что цена окажется выше, чем он ожидал.
Да, мятеж мог увенчаться успехом. Мог. Но в планы Принца это не входило. Поэтому, выполнив в точности все, о чем он договаривался с Солдатом, дальше ночной король Машрапура стал действовать по своему усмотрению.
А регент, если верить «глазам и ушам» во дворце, уже распорядился устроить грандиозный бал в честь победы над мятежниками. О черни тоже не забыли – для них выкатили на рыночную площадь бочки с дешевым вином. Пускай напьются как свиньи и думать забудут о мятеже.
Пусть регент радуется, пока может. Рано или поздно ему придется подсчитать свои потери, понять, что он лишился в пламени мятежа почти всех влиятельных друзей – и надолго оставить мысли о том, чтобы лезть в дела Принца Воров.

Сообщение отредактировал Кайран - 6-12-2010, 3:03

[Одиночка >>>]

Очень интерестно. Хотя я не читала Дэвида Геммела, многое из прочитанного поняла. Надеюсь, будет продолжение)))

[Дени де Сен-Дени >>>]

Почитай, Геммел - хороший писатель с очень живыми персонажами. Его книги - одни из немногих, где сочувствуешь борьбе и радуешься победе добра над злом. Однако всего персонажи идут по грани.

Из 2-х интервью:

Есть три вещи, которые повлияли на мое творчество. Ребенком я прочел «Властелина Колец» и написал Толкиену. Его ответ я помню до сих пор. Во-вторых, меня захватили работы Луиса Ламура. Его повествование затягивает, а его персонажи, особенно в ранних работах, просто потрясают. Он вводит персонажа, описывает его парой фраз, и ты чувствуешь, что знал этого человека всю жизнь. Друг мой называет таких персонажей «Люди из паба Рикка». Они выходят из паба и сразу появляются на страницах, достигая завершенности. Автору ничего не требуется, чтобы оживить их. Талант Ламура в этой области величественен. Третьим влиянием стал Стен Ли из «Марвел Комикс». Никогда не видел его, не говорил с ним, но люблю этого человека. Зрелость Марвела в 60-е – открытие. Герои и злодеи становятся рвными друг другу. Каждые совершают ошибки, каждые наделены героическими качествами. Это взрывает мозг.

Когда я начинал писать истории, Я представлял, что им требуется топливо. Я его брал из трех источников: Толкиен привил мне любовь к фэнтези, [Луис] Ламур обучил меня вдыхать жизнь в персонажи, а Стен Ли создавать потаенные связи между героями и злодеями.

Я списывал персонажей с реальных людей, и я доволен жизни за то, что в ней нашлось столько великолепных и интересных людей. Я родился в Восточном Лондоне, в жестоком месте, откуда вышли многие криминальные авторитеты. Немного воров, остальные – бандиты. Эту породу я знаю. Но независимо от этого, они также были людьми контраста. Жизнь никогда не была простой. Мы сажаем юношу в поезд и отправляем на войну. Мы учим его убивать без пощады. Затем он возвращается героем. Однако если «дома» он применит свои способности, которым его обучили, он перейдет в стан злодеев и станет опасен для общества. Это чистейший абсурд. Однажды я брал интервью у человека, который мотал срок за рэкет. Я спросил его, как он оправдывает свое поведение. Он улыбнулся и сказал: «Я не отличаюсь от политиков, сынок. Они говорят поделиться с ними процентами от дела, иначе тебя посадят в тюрьму. Что это, если не тот же самый рэкет?».

Герой фэнтези-романов не обязан быть красивым, добрым, заботливым или - прости Господи – политически корректным. Все, что ему нужно – это отвага, готовность сражаться со злом за меньшую цену, чем стоит сам. Его предубеждения, по большому счету, к делу не относятся.
...
Как-то ночью, когда в пятнадцать лет перечитал «Властелина Колец», я стоял на платформе метро. Подъехал поезд и я увидел, как трое мужчин избивают парня. Инстинкт говорил мне, держаться подальше, но в голове у меня был Толкиен. Держался бы в стороне Арагорн, или Боромир, или Сэм Гэмжи? Ответ – нет, так что я ввязался и остановил драку. В тот момент я узнал, что такое чувство самоуважения. Это был подарок Толкиена мне, и то же самое я стараюсь подарить остальным.
...
Великой вещи научила меня мать – ценности самоуважения. Когда смотришь в зеркало, ты должен гордиться тем, кого видишь. Поступая каждый раз трусливо, гнусно или мелочно, мы себя недооцениваем. Когда люди видят совершаемую несправедливость и, следуя страху, остаются безучастными, они от самоуважения приходят к самоунижению. Этот разрушительный эффект пронизывает каждую область их жизни. Но когда они борются со страхом, прыгают в проблему, они начинают чувствовать себя намного лучше, более уверенно в способности влиять на жизнь, решать проблемы.

Пару лет назад я получил письмо от фаната. Он писал, что гулял с собакой, когда заметил, что двое мужчин нападают на женщину. Он только что закончил читать мой роман, и подумал, что «герои» еще в нем; и он побежал на помощь женщине. Мужчины струсили. Он сказал, что почувствовал себя великаном, когда женщина поблагодарила его. Теперь он благодарил меня за поддержку решительности. Несколько лет назад я прочел, что женщинам, на которых нападают, советуют кричать «Пожар!» (Fire!), потому что это заставляет людей бежать. Если они кричат «Насилуют!» (Rape!), никто не двигается. Возможно, я старый романтик, но свято надеюсь, что один из моих поклонников все-таки окажется поблизости, когда женщина закричит «Пожар!».

[Одиночка >>>]

Дени де Сен-Дени, это ты мне, или как?

[Кайран >>>]

20.

Риалл добрался до палатки, когда заходящее солнце исчезло за деревьями, напоследок окрасив верхушки в красный цвет. Впервые за две недели он чувствовал приятную тяжесть в желудке после ужина.
Лишь одно угнетает новобранцев больше, чем бесконечная чистка доспехов и ходьба строем — это армейский паек. Хорошо, когда можно как-то разнообразить скудный рацион из вяленого мяса и овсяной каши, но в походе такая возможность выпадает нечасто, особенно если находишься на вражеской территории. Сегодня отряду повезло - на тропу выскочила испуганная косуля, и Карда тут же ее подстрелила. Ужин приготовил Хореб, который радовался любой возможности продемонстрировать свои поварские таланты. Его детство прошло в трактире. В отдаленном будущем ему грезилось такое же заведение, и он сам, стоящий за стойкой. Хореб уже и дом подходящий подыскал, и теперь старательно копил серебряные монеты, пренебрегая немудреными солдатскими развлечениями.
Риалл протянул руку к вещмешку, достал фляжку и в три глотка уничтожил остаток дневной порции воды. Вытерев рот рукавом и сыто рыгнув, солдат забросил пустую флягу обратно в мешок.
Петраса назначили в караул, Дегану досталось дежурство по кухне, так что до поры до времени палатка была в полном распоряжении Риалла. Забросив один сапог в угол палатки и с трудом избавившись от второго, солдат принялся растирать усталые ноги, как вдруг входной полог откинулся и в палатку просунулась взъерошенная голова Варада.
- Можно с тобой поговорить?
- Если это один из твоих розыгрышей… - густые брови Риалла сошлись на переносице.
В любом отряде непременно найдется человек, который думает, что у него есть чувство юмора. Варад был еще сравнительно безобидным. Риалл слышал об одном малом из Дросс-Пурдола, который решил, что верх остроумия — подрезать кому-нибудь подпругу. Увы, солдат, упавший с коня, не смог оценить шутку по достоинству – он сломал шею. Незадачливого остряка исполосовали плетьми и вышибли со службы, не заплатив жалования, и все считали, что он еще легко отделался.
- Нет-нет-нет, на сегодня больше никаких розыгрышей, - как-то слишком поспешно даже на неискушенный взгляд Риалла, запротестовал Варад.
- «Больше»? - Только теперь Риалл разглядел, что под правым глазом отрядного шутника наливался сочной синевой роскошный синяк. - Что, уже от кого-то досталось?
- У парней совсем нет чувства юмора, - пожаловался Варад.
- А ты как думал? Смерть смотрит в глаза, сатулы сидят за каждым кустом, а тебе все шуточки шутить? - уже беззлобно ответил бывший крестьянин. – Скажи спасибо, что отделался только синяком.
- Ох уж эти парни в доспехах и шлемах! – посетовал Варад. - У них даже слова утешения звучат, как угроза.
- «У них»? А ты тогда кто, чудо в перьях?
- Я не то имел в виду! – покраснел Варад.
- «Не то»! Эх, Варад, Варад, вечно с тобой беда – языком треплешь ловко, а мозги не поспевают, - сказал Риалл. – Ты не ходи вокруг да около, говори, зачем пришел. Или сразу проваливай. Потому как если я пойму, что тебе на ночь глядя нечем заняться... - Риалл недвусмысленным жестом взвесил на ладони только что снятый сапог.
Варад заторопился:
- Я вот о чем хотел спросить. Почему ты решил пойти в солдаты?
Риалл оцепенел от неожиданности.
«Почему ты решил пойти в солдаты, Ри?»
Всякий раз, когда какая-нибудь мелочь напоминала ему об отце, в голове назойливой мухой звучал этот вопрос.
Отец Риалла всю жизнь работал как вол. Будь мир устроен по справедливости, он непременно разбогател бы, но жизнь такова, что работают одни, а богатеют другие. Все, чем он располагал - это старый дом и небольшой клочок земли. Дохода с земли едва хватало, чтобы прокормить его самого с женой и двух сыновей, старший из которых уже успел жениться. Не помогало и то обстоятельство, что сыновья друг с другом не ладили. Риалл презирал старшего брата, при каждом удобном случае обзывая его слабаком. Тиллан отвечал полной взаимностью, видя в Риалле забияку, от которого только и жди неприятностей. Как отец не бился, пытаясь все исправить, заставить их помириться или хотя бы вызнать подноготную их давней ссоры, его старания были напрасны. Братья молчали, как немые.
А когда отцу было пятьдесят с лишним лет, жизнь нанесла ему еще один удар исподтишка — он тяжело заболел. Сначала показалось, что это обычная простуда, но с каждым днем становилось все хуже. Он исхудал и осунулся, щеки ввалились, вокруг глаз появились темные круги. Больно и страшно было смотреть на этого еще недавно сильного и крепкого человека, которому никто больше сорока пяти не давал. За каких-то две недели хворь изглодала его так, что он превратился в изможденную тень. Лекарь, приехавший из соседней деревни, осмотрев больного, только руками развел и сказал, что его познания здесь бессильны. Он даже не стал брать плату за визит.
Чувствуя приближение смерти, старый крестьянин позвал к себе сыновей, чтобы проститься с ними. Никто не слышал, о чем они говорили за закрытыми дверями, но после похорон соседи стали замечать перемены. Раньше братья часто ругались, орали друг на друга так, что на соседней улице было слышно, а теперь даже голос друг на друга никогда не повышали. Все восприняли это как должное – смерть близких примиряет даже врагов. Только их мать, разом постаревшая после ухода мужа, словно болезнь сказалась и на ней, знала правду. Она не была обманута напускным спокойствием братьев, кожей чувствуя волны враждебности, поднимавшиеся всякий раз, стоило Тиллану с Риаллом оказаться в одной комнате, понимала, чего им стоит общаться друг с другом, как ни в чем не бывало. Но сор из избы выносить не стала. Даже ее невестка, молодая жена Тиллана, оставалась в полном неведении.
Дела в хозяйстве при таком разладе в семье лучше не становились. А тут еще два года подряд были неурожайными, не иначе как сам враг рода человеческого удружил. Сначала посевы побило градом, а через год большую часть урожая уничтожила саранча. Перед деревенскими недвусмысленно замаячила угроза голода. И когда в селение приехал офицер-вербовщик из Дросс-Дельноха, объезжавший Скодию в поисках крепких парней. Риалл пришел в зал собраний и при свидетелях поставил крестик на листке пергамента.
Он был не единственным в селе, кто решил попытать счастья, записавшись в армию, но остальные, отслужив положенные два года, поспешили вернуться домой, а Риалл остался. Солдатское ремесло оказалось не хуже и не лучше других. С парнями из своего десятка он ладил куда лучше, чем со старшим братом, армейский паек, хоть и однообразный, оказался вполне сносным, а муштра – не тяжелее, чем ежедневный рабский труд на клочке земли.
- Риалл?
Голос Варада вернул его к настоящему.
- Извини, я просто задумался. Так о чем ты спрашивал?
- Почему ты решил стать солдатом?
Риалл уклончиво спросил:
- Зачем тебе это? – Объяснять ему совсем не хотелось.
Разве может мальчишка вроде Варада понять, что за груз лежит у тебя на душе? Где ему понять, что такое застарелая ненависть двадцатилетней выдержки? Или клятва, не позволяет выяснить отношения с братом раз и навсегда?
Варад снова покраснел – теперь он был совсем не похож на отрядного шутника. И стал сбивчиво объяснять. Как оказалось, Варад, выходец из зажиточной семьи, записался в армию, чтобы произвести впечатление на девушку.
- Она всегда считала, что у меня ветер в голове. А я хотел, чтобы она увидела, чего я стою на самом деле, без отцовских денег.
Риалл усмехнулся:
- И поэтому сбежал в армию?
- Теперь и ты надо мной смеешься, - обиделся Варад.
Риалл покачал головой:
- Вовсе нет. Солдатское ремесло выбирают по разным причинам, большинство – по куда менее веским, чем у тебя.
- Не знаю, стал я солдатом или еще нет, - вздохнул Варад. - На моем счету пока что нет ни одного сатула.
- Одного ты ранил, я сам видел.
- Ранил – не убил.
- Ты просто не успел, - утешил его Риалл. - Кайдорец оказался рядом с ним раньше.
- Ага, и перерезал ему горло, как курице. Вжик, и готово. Риалл, он что, ничего не чувствует?
- Все опытные вояки так могут. Они как бы отстраняются от битвы, их руки и ноги работают сами. Они не обращают внимания на боль и не замечают крови и ран. А после боя могут чертыхаться, порезавшись во время бритья. Так что никакие они не берсерки, а такие же люди, как я и ты.
- Я так никогда не смогу, правда?
- Когда я в первый раз убил, меня чуть наизнанку не вывернуло, - легко солгал бывший крестьянин. - Я привык, и ты привыкнешь. А на Кайдорца с Лучницей не оглядывайся. Они не такие, как мы. - Риалл положил руку на плечо молодому солдату: - Я знаю, ты не боишься смерти. Но, оставшись в деревне, от смерти не спрячешься. Бури, наводнения и чума не разбирают, крестьянин ты или солдат, они косят всех без разбора. И про разбойников не забудь – чем они лучше сатулов? Нет, если уж рисковать жизнью, лучше делать это, когда на тебе доспехи, а вокруг - товарищи, готовые прикрыть тебе спину.
Варад ушел, немного успокоившись, с благодарной улыбкой на лице, но Риаллу было неспокойно. Ему очень некстати вспомнился четвертый обитатель палатки, мальчишка, который был не старше Варада. Риалл помотал головой, как вол, отмахивающийся от мух, чтобы избавиться от непрошеного и неприятного воспоминания, и вознес короткую молитву, чтобы Вараду повезло больше.
Присмотри за этим молодым дуралеем, Исток. Не дай ему пропасть. Мир уж как-нибудь не рухнет от парочки плохих шуток.

[Кайран >>>]

21.

Гнилостно-зеленое свечение вокруг полупрозрачной фигуры злого духа соприкоснулось с сияющими линиями магической решетки, и немедленно отпрянуло. Лицо, искаженное от ненависти и боли, заколыхалось в воздухе.
- Я вырву тебе глаза, ведьма, и заставлю съесть их!
Мириэль знала, что пытается сделать ее противник. Испытывает защиту на прочность, ищет слабые точки, чтобы ударить по ним. Вот почему все наставления о магии твердят, что магические фигуры должны быть идеальными.
Волшебница произнесла несколько слов на языке давно исчезнувшего племени, и защитное поле уплотнилось, отбросив духа назад.
- Сначала доберись до меня!
- Ты не сможешь удерживать меня вечно, ведьма! - изрыгая проклятия, призрак снова врезался в магическую стену, но проломить защиту ему было не под силу.
- Что ты знаешь о власти, жалкая тень демона? Я сражалась со слугами Хаоса, когда ты еще не родился! – говорят, что неразумно вступать в спор с порождениями зла. Но Мириэль была слишком стара, чтобы такой пустяк мог нарушить ее концентрацию. - Не пытайся противостоять мне! Ты мертв, тебе нет места в этом мире!
Костлявые пальцы духа обратились в скрюченные когти. Призрак усилил нажим – и длинный коготь преодолел внешнюю границу защитного поля.
- Я говорил тебе, ведьма! У тебя нет власти надо мной! - Мириэль нахмурилась и снова усилила защиту.
Еще до ритуала она представляла, сколько времени может потребоваться, чтобы нащупать тонкие, но очень прочные магические нити, связавшие проклятое оружие и темного духа. Попробуешь просто уничтожить клинок – и призрак вырвется на свободу. Но Мириэль недооценила противника. Прощупывая кинжал заклятиями познания, она обнаружила, что узел чиадзийской магии был запутан до полной неразборчивости. Да и призрак оказался на удивление сильным и зловредным. Он продолжал тянуть к ней мертвенно-бледные пальцы, его когти вязли в защитном поле, но упрямо продвигались все дальше.
- Ты меня не остановишь! – зарычал призрак.
Мириэль испытывала одно заклинание за другим, словно подбирала ключ к замку. Метод проб и ошибок был долгим и утомительным, и все же он оказался более результативным, чем предыдущие. Мириэль удалось завершить анализ структуры заклинания. Впрочем, результат ее не слишком обрадовал. Основа заклинания, впечатанного в кинжал, была до гениальности проста и практически неуязвима для контрчар, как те узоры, которые использовали шаманы Вечного Льда, чтобы воздвигать снежные крепости. В тот раз ей пришлось обрушивать стены с помощью грубой силы. Теперь все будет еще сложнее – шаманы не прибегали к помощи темных духов.
Сгусток концентрированной воли обрушился на серебряный кинжал, как таран. За первым ударом последовал второй и третий; серебристое лезвие покрылось сеткой трещин, задымилась и вспыхнула рукоять. Вторым зрением Мириэль видела, как одна за другой лопаются нити, связывающие темный дух с кинжалом. Еще удар - и кинжал разбился на куски, как стеклянный, металлические осколки забарабанили по защитному полю. Последняя колдовская нить натянулась и лопнула, призрак вырвался на свободу, протягивая к Мириэль скрюченные пальцы. Но сработало скрытое заклинание-трамплин, и он с леденящим кровь воплем унесся в Пустоту.
Это — лишь половина победы. Мне предстоит еще одно сражение. На этот раз - на чужой территории.
Мириэль зажмурила глаза и позволила своей душе покинуть тело. Пещера, факелы и магическая фигура исчезли, сменившись свинцово-серым небом и безжизненными скалами Пустоты.

* * *

«Пустота негостеприимна к смертным», говорил Кеса-хан, первый наставник юной Мириэль в искусстве волшебства. «Это обитель пропащих душ. Груз грехов не позволяет им достичь рая, они полны бессильной ненависти и готовы разорвать любого, кто попадется им на серых тропах».
За пятьсот лет духовные путешествия стали для нее привычными, и какие бы опасности не ждали ее на этот раз, Мириэль была готова встретить их во всеоружии. Черные с проседью волосы скрылись под шлемом, на плечи легла серебряная кольчуга, на поясе материализовались обоюдоострый меч и кинжал.
У призрака хватило ума не дожидаться ее, а раствориться в сером тумане. Мириэль соткала поисковое заклинание, отправив его по астральному следу сбежавшего. И ждала, пока мягкая пульсация в висках не подсказала ей, что незримый соглядатай добился своего.
Странным было это преследование – Мириэль шла по дорогам, не нанесенным ни на одну карту, по следу, который существовал только у нее в голове. Во время пути на нее несколько раз нападали. Трое пустоглазых воинов с кривыми саблями, что при жизни были наашанскими пиратами, затаились у перекрестка двух бесконечных дорог. По пути через мертвый лес Мириэль пришлось уничтожить нескольких крыс-переростков и гигантских пауков, а у разрушенной башни она столкнулась с призраком палача.
Мириэль чувствовала, что дистанция между ней и бывшим узником кинжала сокращается, когда хлопки огромных крыльев возвестили о появлении куда более опасной твари. На тропинке, преградив ей дорогу, приземлился серый дракон.
Демон, порожденный пустотой. Проклятие магов и мистиков. Многоопытная Мириэль читала об этих созданиях, но встречаться с ними ей еще не приходилось.
От плевка темного пламени, выпущенного драконом Пустоты, Мириэль увернулась не без труда, пожертвовав затлевшим плащом. Ответный удар оставил на плече дракона лишь глубокую царапину. Он зарычал, хлестнув хвостом, и снова волшебница чудом успела пригнуться.
Короткое заклинание окутало меч голубым пламенем, и Мириэль скользнула вперед. Раз за разом она уворачивалась от острых, как серпы, когтей, готовых разорвать ее на части, а когда дракон Пустоты вновь выдохнул огонь, создала магический щит прямо у него в пасти, заставив монстра поперхнуться. Лапы и бока чудовища покрылись болезненными ранами, дракон лишился нескольких когтей и потерял кончик хвоста. Но и сама Мириэль была вымотана до предела. Дракон был очень, очень быстр, и первый же пропущенный удар мог стать для нее последним.
Пора изменить тактику…
Мириэль подбросила меч в воздух. Подчиняясь магической команде, он начал вращаться вокруг своей оси, а потом разделился на двадцать одинаковых клинков. Светящиеся мечи закрутились, как крылья мельницы, разрубая все на своем пути, пока хлопок гигантских крыльев не смел их, как рой назойливых насекомых. Мечи-двойники исчезли, а оригинал находился между драконьих лап, вне пределов досягаемости волшебницы.
Когда дракон присел для прыжка, чтобы покончить с дерзкой добычей, в левой руке Мириэль материализовалось копье с белым древком и наконечником из вороненой стали. Увернувшись от двойного удара передних лап, она вогнала копье прямо в открытую пасть дракона. Тут же с ее рук сорвалась белая молния, которая пробежала по древку и взорвалась. Во все стороны полетели кровавые ошметки, обломки черепа и выбитые зубы. С драконом Пустоты было покончено.
Отдышавшись и подобрав меч, Мириэль возобновила поисковое заклинание.
Даже если он спрячется в Аду, я до него доберусь!