Пролог:
Танец Мертвецов

I
«Не желаешь ли потанцевать?» - спросила она. 
В ту ночь я умер. Была морозная зима, однако внешний холод никогда нас не интересовал, а внутри террасы теплота, исходившая от жаровни, затмевала мысли о простуде.
Мы вальсировали. Моя рука легла на талию, впрочем, вела всё же она. Музыка… откуда она исходила? Скрипки. Пианино. Только звуки. Я не видел музыкантов, лишь слышал их игру. Это была слишком холодная мелодия, чтобы под нее танцевать: что-то в ней отдавало трауром, едва ли не звучал реквием.
Ветер волновал гардины. Мы танцевали cadence, будто им был поцелуй в шею. Нет, это не просто le baiser - сладчайшее проклятие! Она выпивала из меня жизнь, я чувствовал, как все живое льется из глотки с пьянящим ароматом крови. 
И всё же я живу…

II
Восемь лет я учился на врача. Окончив медицинский институт, я устроился на работу к другу семьи, также доктору. Целый год я был у него практикантом. Познакомились мы на вечере одного из его пациентов. Особенный пациент, сказал он: один из тех, кого всегда лечат на дому. Болезнь, своего рода, была формальностью, прием «в белых галстуках» посещали высшие слои общества.
Я изменился. После этого, я перестал быть тем юнцом, тем неискушенным хирургом; мог оставаться и невежей, и шарлатаном, однако общество мной заинтересовалось. Поначалу, да, нервничал, но однажды меня представили людям – нет, тем остальным, -  которые стали моими коллегами в бессмертном карнавале.
Я помню Леди Молтис, красавицу откуда-то из Европы с репутацией «черной вдовы» (только после смерти мне предстояло узнать значение этого прозвища). Мистер Авделия – чудак, который всегда прятал глаза, и чье тело извивалось в такт конечностям. А Мистер Беннетт казался простаком, но моя хозяйка уверила меня, что далеко за его простодушием скрываются власть и деньги. Мистер Максвелл прибыл из Чикаго, где, в зависимости от того, с кем я говорил, каждый бы сказал, что он - или восходящая звезда, или кто-то из увядших цветков индустрии развлечений. Женщина по имени Линдси была скандалисткой и холостячкой «при жизни»; одна из тех, кто порочит себя отсутствием морали, чтобы отдохнуть от борьбы за права женщин.
Вскоре я узнал, что это не настоящий прием, за пышностью и величавостью скрываются монстры. Даже воспоминания лгали мне, особенно в те бесценные моменты, которые я проводил в обществе мисс Линдси; я не мог припомнить ничего из того, что происходило, хотя сейчас я знаю, что наша связь была намного большей, нежели просто влечением (и что запонка, возможно, не имеет отношение к пятну на манжете).

III
Еще одна ночь, еще одна жертва; это еще как посмотреть. Ублюдки, они не хотят умирать, все они стараются удрать от меня! «Я не боюсь ходить через аллею теней смерти», - да, потому что я - мерзкий сукин сын, а вам не терпится здесь сдохнуть!
Я не различаю людей, любых. Я поубиваю свой род, если будет нужно мне. Какому паршивому «Сородичу» необходимо понимание того, что нет ничего важнее места, которое он объявил своим?! О, я уверен, они напридумывают слова и для меня, и для рода. Знаю я их титулы и офисы, и всю ту брехню, которою втирают те, ответственные за всё, те, желающие сохранить различия. И подобные мне подонки имеют на это право! Кто-нибудь придет, раздолбав дверь, как только опустятся сумерки; ты знаешь: тебе крышка. Заткнись, ты уже вовлечен во все это! Не я утверждал правила стада, когда чертов сир обратил меня. Дерьмо, на тех же правах я оторвал ему голову и выпил душу вместе с его кровью.
Уважение, вот что я говорю. Всё из уважения. Бог знает, миленькие Сородичи не прибегут, чтобы что-нибудь дать. Ты должен взять это сам!

IV
Вы не знаете, что такое страх, малыши. Об этой чепухе вы говорите? Это лишь начало боязни. Выросшие в безопасных пригородах, как каждый из вас может знать, что такое настоящая угроза? И сейчас власть Крови заставляет вас чувствовать себя непобедимыми. Ныне вы среди Проклятых, реальный страх найдет вас. Вы можете молиться, или нет, но он найдет. Он нашел меня. Ужас – реальный, первобытный страх – он здесь, в вашем любимом городе. Я не хочу испытать его вновь, но это лишь часть ужаса, не так ли? Я не могу совладать с ним. Все, что я могу – надеяться, что никогда более не увижу То.

I
Она назвалась le Prince. Я подумал, что, может быть, это культурный анахронизм или лингвистическая ошибка. У нас нет «принцев», даже если допустить, что принцем могла быть женщина.
«Раньше ты был не прав, ведь так?» - спросила она.
«У нас были разные догматы. Твой род прав, теперь». Невидимый оркестр заиграл sotto voce.
Позже, мы приняли гостя. Mia signora уселась в кресло на террасе, я же сказал, что подожду в спальне. Однако все происходившее видел и слышал из окна, которое выходило на patio.
Странного вида мужчина говорил один. У него была полупрозрачная кожа, казалось, я рассмотрел вены, однако выглядели они вельми мертвецки-бледными, и я воспринимал их, как плод воображения. Они были пусты, а если и находилась в них кровь, то не двигалась. Я не мог расслышать даже биение сердца. Он смотрел в мое окно; и его черные очи были совершенно лишены зрачков.
«Доброй ночи, мой Принц», - попрощался он, вновь повернувшись к убившей меня женщине.
Раньше я был не прав.
Невообразимо быстро, per secundum post, она появилась в спальне. Притянула меня к себе; губы соприкоснулись. Я был так не прав раньше, и паче буду вновь.

II
Однако не все монстры вели себя скромно, как подобает гостям. С тех пор, как я стал одним из Проклятых, мне приходилось встречать некоторых по-настоящему ужасных членов нашего братства. Я видел тех, кто могли вернуть мир к ночи королей и вассалов; тех, кто убежал ребенком из дома призрения и утолял жажду такими же, как они, или приносили их в огненную жертву богам; тех, чьи имена лучше умалчивать. Встречал ярых фанатиков, которые пожирали себя на крови именитых Библейских персонажей. Я говорил с членами культа Старого Мира, которые прыгали под перламутровыми лунами и верили, что «это состояние» единственное на пороге к… чему-нибудь еще.
Казалось, среди нас все представители братства, конечно, были души пациентов и сорвиголовы, скользкие аристократы и зловещие бунтари, безбожные негодяи и те, кто не признавал над собой учителей.
Действительно, Проклятый мир, эта полуночная процессия и богатая, и своенравная. Мы заточены в собственные темницы, боремся с кровожадным существом, сидящим внутри нас, но вновь и вновь выпускаем его на свободу. Всё в нас перемешалось. Я считаю себя одним из большинства замкнутых посреди Пляски Смерти, и я… хм, достаточно сказать, что я приверженец греха, от которого нет прощения даже для Господа. Я всё еще продолжаю вставать по ночам в сомнениях и печалях. Ничего не могу утверждать, но думаю, что во всем этом есть тайный смысл.

III
Я делаю то, что хочу и когда хочу. Наступает ночь – иду в бар. Назови меня в жопу пьяным придурком; но мне нравилось бухать, когда был жив, нравится и сейчас, хотя теперь я разбавляю виски в крови отличным Старым Красным. Бабы. Хотя… не так много девок пьют виски. Но некоторые из них настоящие стервы, прокуренные сигаретами, потные или обдолбанные наркотой, такие всегда косячок оставляют на вечер.
Итак, я выбрал одну из таких сук в баре и снял ее тупым вопросом. Те бестии любят, когда к ним клеятся. Мели чепуху о том, как кому-то запихнул в зад его же руку или как ты выдавил кому-то глаз, и бабы будут этой ночью с тобой. Далеко ходить не надо. Даже они не настолько припадочные, чтобы принять тебя за демона, убивающего людей и пьющего их кровь.
В любом случае, у стойки в баре я поимею эту сучку и некоторых заходящих недоумков, одних из тех, кто подлизывается к обкуренным Сородичам в городе и всегда разнюхивает о всяких делишках. Ты знаешь род – те, кто хочет заставить тебя жить по правилам, - не отказывайся иногда надрать им задницы.
Как я говорил, либо ты берешь уважение, либо создаешь его сам. Я встаю и, прихватив по пути бильярдный кий, направляюсь к этому сосунку. Он жмурится, замечая меня над собой, а потом отрывает рот, типа хочет что-то пролепетать… а тут ХРЯСЬ ему! Прямо в хлебало, от корпуса, со всей дури в мертвых мускулах. Челюсть в жопу! Зубы словно шахматная доска.
Хрен с ним! Возвращаюсь к стойке, где меня поджидает обед. Я чувствую, как она возбуждается. Грязная старая шлюха. А ты знаешь, что значит мое «возбуждается».

IV
Это было в погребе этнической части города, район был настолько старым, что первые жители давно переехали в более благополучные кварталы, продав фамильные дома заинтересованным лицам.
Этническое гетто включало в себя евреев, армян, чехов и тех, кого даже я не могу опознать. Над погребом находился дом, но мой проводник уведомил меня, что сам погреб с домом не соединяется, как это обычно принято, и что, на самом деле, домовладельцы не догадывались, что скрыто под фундаментом.
Мой гид был гулем, одним из тех, кто пробовал Витэ Сородичей, но сам Проклятым не являлся. Кто, в точности, его поил той кровью, мне было безразлично. Лишь он знал, в чем причина моих кошмаров, где находилось То, которое отравляет теперь мои сны. 
Иссохшаяся дверь вела в маленькую комнату замшелого склепа. Гид взял с собой всего одну чадящую свечу. Я с осторожностью отворил дверь, и меня обуло могильным холодом, отягощенным зловонием разлагающейся плоти. Слабый свечной свет едва рассеял темноту погреба, и через мгновение я смог увидеть то, что скрывалось внутри. Даже больше. Я помню амнион, слизкий покров и дюжину зловещих глаз, смотрящих на меня. Я застыл в оцепенелом изумлении, слышал собачий лай, однако из глубины раздавался более, чем просто звериный, - гортанный лай. Сверх того, этот звук доносился из меня.
Я проломился через хлипкую дверь, отпихнув проводника в сторону; и судорожно мотая руками, убегал, скрываясь в ночи, стараясь забыть то, что я… в действительности не видел, но почувствовал… Ба!
Сейчас, вы считаете меня слабаком? Слишком много отражений предрассудков пробежало по вашим лицам. Это говорит о том, что вы думаете. Прежде меня также вело любопытство, как сейчас вас, не так ли? Даже если я мудрствую, вы по-прежнему всего лишь боязливые.
Вы не знаете настоящего ужаса. Еще нет.