Здравствуйте Гость ( Вход | Регистрация )

Ответить | Новая тема | Создать опрос

> Записки кролика-зануды

Тореас >>>
post #121, отправлено 29-05-2008, 12:58


Кавайный терминатор
*****

Сообщений: 576
Откуда: Третья столица
Пол:мужской

Любимых женщин: 1186
Замечаний: 2

Ко-сказка
(За три минуты до полудня)


XXII век.
Без трёх минут Полдень.
Мировое сообщество переварило остатки коммунизма и социализма и, за неимением другой пищи, пожирает само себя.
Во главе угла находится моментальная выгода. Люди – лишь средство. Такое же, как раритетный «Domestos» для борьбы с неприятными запахами в туалете.
Деньги – не пахнут, если ими в буквальном смысле не подтираться.
Нет больше «взрослой жизни». Есть расписание дня.
У детей больше нет детства. Нет игр в «прятки», «казаки-разбойники», «штандр-штандр», «цепи-закованы» и «съедобное-несъедобное». «Войнушка» отошла в иной мир. А для «игр в доктора» сначала нужно достичь половой зрелости.
Нет сказок на ночь про Ивана-царевича или Финиста-Ясного Сокола. Или же про аленький цветочек…
Илья-Муромец спит летаргическим сном на печи.
Спящая красавица ворочается в хрустальном гробу, но поцеловать её некому.
Руслан променял Людмилу на девку из придорожного кафе на окраине столицы нашей необъятной Родины.
А дядька Черномор получил пожизненный срок за проявление «дедовщины» среди роты богатырей особого назначения.
Всё изменилось. Даже сказки, и те…

***


Итак. Где-то в пределах столичного мегалополиса…

***


Солнечный ко-заяц весело перескочил с пластикового подоконника на спинку виброкровати. Распушив хвост парашютом, приземлился на постель. Запушил всё обратно и скачком добрался до торчащего из-под одеяла ко-носа. Подёргал за торчащие из ко-ноздрей ко-волосики, игриво отвесил волшебного щелбана по самому кончику дыхательного аппарата и исчез.
- Аапчхи-и! – Колексей добротно чихнул. Да так, что одеяло сдуло на пол.
В ответ виброкровать сделала то, что и положено делать настоящей, качественной виброкровати, стоит хозяину проснуться – начала вибрировать. Приятная дрожь пробежала по всему телу Колексея, пробуждая затекшие за время сна туловище и члены.
Молодой ко-человек потянулся, зевнул, прислушиваясь к работе режима «С добрым утром!», и настороженно замер.
Точка вибрации остановилась где-то в районе ко-ягодиц, настойчиво разминая уже пришедшую в себя после ночного одеревенения ко-задницу. Та волей-неволей, но начала возбуждаться.
«Опять умник-близнец врубил гей-режим. Шутник-стимулятор!» - рассерженный ко-юноша шарахнул верхним левым членом по спинке виброкровати. Туда, где помаргивал диодами пульт управления.
Вибрации прекратились. Ко-задница тотчас же прекратила процесс возбуждения и вернулась в нормальное состояние.
- Сынок, ты чего там буянишь? – донесся с кухни голос родительского организма, - спускайся! Завтрак ждёт!
- Завтрак… - насупленный Колексей напряг мышцы брюшной части ко-организма и заставил ко-туловище принять вертикальное положение. Два нижних члена громыхнули босыми ко-пятками по полу, - Опять, поди, отварная арматура? Ко-глаза мои её бы не видели. Железа мне, видите ли, не хватает… Можно, наконец-то попробовать этот, как его… Гуляш! Или пирожки!? - уныло бубнил он всю дорогу до столовой.
- Что, на кулинарных форумах пересидел? Пирожки ему… Ещё манную кашу попросил бы! Умойся для начала, - намекнул родительский организм, копаясь у алхимической плиты и гремя ретортами, - с немытыми верхними членами не получишь ничего. И давай быстрее, у меня уже слюнки бегут. Фаршированные гантели – объедение. Ко-пальчики оближешь.
- А Косашка где? – после непродолжительного плескания водой в ко-лицо и протирания ко-глаз подал голос Колексей, - я тут ему всыпать хотел…
Договорить, чего же и куда он хотел всыпать своему организму-близнецу, Колексей не смог – ко-рот самопроизвольно наполнился кислотными выделениями.
Фаршированные гантели в соляном соусе, украшенные металлической стружкой и пучками облезлой проводки, распространяли такой аромат, что дух захватывало и хотелось проглотить всё и сразу.
- Косашка уже в сети. Как проснулся, даже есть не стал – подключился к Сети, вкалывает на Корпорацию, - бросил через ко-плечо родительский организм, раскладывая гарнир из толчёных удобрений по тарелкам, - позови его, кстати.
- Ещё чего. Кто не успел, тот опоздал! – обиженному поведением близнеца Колексею пламенно захотелось умять и Косашкину порцию удобрений с гантелями в придачу. Поэтому идти звать брата к столу он не собирался. - Сам виноват! Пусть теперь до обеда терпит. С рабочего места отлучаться строго по расписанию.
- Ладно, не гуди, - буркнул родительский организм, - Садись, ешь. И в кого Косашка такой трудоголик? Ведь Корпорация редко доплачивает за часы переработки.
- Может, он энтузиаст? – жуя проволоку, прочамкал Колексей, - Я читал, что есть такие. Хуже трудоголиков. Гораздо.
- Ешь, не умничай! – родительский организм с наслаждением надкусил фаршированную гантелю. Брызнул сок, оросив ему ко-подбородок, - На энтузиастах Корпорация держится.
Колексей ответил не сразу. Он упоённо и с наслаждением поглощал навоз с подливой. Вприкуску с гантелями.
- Да ну их к чертям, этих энтузиастов-держателей. Я добавки хочу! – провозгласил он после того, как вылизал тарелку дочиста и начал косить ко-глазом на предназначавшуюся Косашке порцию.
- Хватит с тебя. Иди, работай! И Косашку гони сюда. Пусть оторвётся минут на десять, это разрешено. Нельзя, чтоб ко-тело без минералов просиживало, а то совсем в овощ превратится.
- А добавка? – всё еще надеясь на благоприятный для себя исход, спросил Колексей.
- Обойдешься! Давай, шевели нижними членами! – родительский организм был непреклонен, - Сеть и Корпорация ждать не будут.
И ведь не поспоришь. Родительский организм – он такой. Чуть что, может и верхним членом так по ко-голове приложить, что мало не покажется. Тем более опасно искушать судьбу, когда неподалеку лежат нечищеные пудовые гири. Хоть и весьма вкусный при должной обработке продукт, но если такой прилетит промеж ко-глаз – ко-черепу мало не покажется.
Косашка как-то жаловался, что ему прилетело. Так он неделю нормально работать не мог. Терял концентрацию, и коннект с Сетью рвался непрестанно. Пару выговоров даже заработал.
Колексей помнил те чудные мгновения, когда Босс, имевший привычку постоянно жевать поливинилхлорид, брызгая крошками изо рта, отчитывал Косашку. Грозился забанить его, от Сети отключить. Чтоб никакого контакта. Даже через проксик.
А для ко-человека это означает смертный приговор. Или, используя корпоративный лексикон, списание по акту непригодности.
Люди с приставкой «ко-» – наполовину овощи. Эти мутировавшие порождения Корпорации с атрофированными конечностями и измененной структурой организма появляются на свет и существуют только с одной целью – увеличивать благосостояние своих создателей. Перестаёшь приносить доход – отправляешься в расход.
Кончилась эйфория от кучи лайков, пинга нет, бан, учёная запись удалена - и у большого пальца Босса-императора наступает эректильная дисфункция. Далее следуют списание и утилизация.
И вынужденно или, как в случае с энтузиастами, по убеждениям ко-люди подсаживают на Сеть население планеты. Что Корпорации, собственно, и надо. Делай деньги, наплевав на мораль – вот её девиз. А ко-люди – инструмент для претворения его в жизнь.
Где достаточно нескольких слов, а где требуются продолжительный флирт или прикармливание троллей. Мы для вас – кажущаяся свобода и вседозволенность в Сети, вы в ответ отдаёте нам кошелёк и душу.
Сеть затянула многих, если не сказать – всех. Правда ходят слухи, что есть ещё те, кто не утонул. Барахтаются.
- Чего застыл, как овощ замороженный? Кому сказано – двигай членами! – родительский организм, не церемонясь, отвесил правой рукой задумавшемуся на мгновение Колексею крепкий подзатыльник.
«Верхним членом», – тут же поправил себя ко-юноша.
В ко-голове загудело.
Потирая ушибленное место, Колексей хмуро поплёлся в предназначавшееся для работы помещение – пластиковый бокс без окон. Вернее, окна там были, но только в раззявленных пастях мониторов, через которые в реальный мир смотрела Сеть. Смотрела кучей мелких вкладок из оболочки браузера.
Из дверного проёма доносился методичный стук Косашкиных ко-пальцев по клавиатуре. Организм-близнец маньячил с раннего утра. Интересно, скольких уже заарканил и посадил на сетевой кукан?
Стараясь двигаться неслышно, Колексей всё ещё на негнущихся после тумака родительского организма нижних членах подкрался к сидящему в виброкресле близнецу. Заглянул в монитор.
«Уголок Тверской». Приват-чат.

[Дива]: Милый, я так хочу тебя. Не представляешь, как я пылаю!
[Бармалей]: Детка, ты так меня заводишь!
[Дива]: Возьми меня прямо сейчас…


Нет нужды объяснять, что сексуально неудовлетворённой гетерой был Косашка. Колексей ухмыльнулся и потянулся к тумблеру на виброкресле близнеца. Пусть и он ощутит, что такое гей-режим. Тем более, что ситуация вполне располагала.
Однако тумблер и без вмешательства Колексея был включен.
- Ммм… - томно простонал Косашка.
«О-о-о», - подумал Колексей, - «вот и причина энтузиазма выяснилась. Организм-близнец, оказывается, самый настоящий вибро-онанист!»
- Слышь, дрочила, хорош ко-анус нежить. Завтракать иди. А то мне из-за тебя родительский организм уже отвесил горячих.
Косашка подскочил в виброкресле, как кислотой ошпаренный.
- Ты чего здесь?
- Завтракать, говорю, топай. Хоть раз на время посмотрел бы, дрочила…
Вмиг понурившийся Косашка заблокировал доступ к своей «ОСи» и, щёлкнув тумблером, натужно приподнялся с отключившегося виброкресла.
«Еще бы...» - Колексей с ехидной ухмылкой представил степень возбуждения ко-задницы близнеца.
- Иди-иди. И скажи спасибо родительскому организму, что я не слопал твою порцию фаршированных гантелей.
Близнец ушёл расстроенным, еле волоча нижние члены. Видно было, что очень не хотел покидать насиженное место, где было так тепло и приятно.
Колексей фыркнул и уселся в предназначенное ему виброкресло. Включил режим «релакс».
RJ-45 нашел привычное место во встроенной в подлокотник розетке – физикал коннект есть. Поднимаем сессию.
Верхние члены оттарабанили доменные логин и пароль. Монитор раззявил пасть приветствием: «Добро пожаловать в Сеть!»
«Что ж, посмотрим, на чём мы вчера остановились…»
Список новостей и обсуждений нехотя обновился.

Форум «Песочница.Да?!» Здравствуйте, Арматуро! Ваше последнее возвращение было Вчера, 21:30. С момента Вашего отсутствия появилось 107 сообщений в 32 темах.

«Негусто. И скучно. Наигрался в куличики. Позже гляну».
ЖЖшечки, борды, дайрики и соцсети выглядели не менее уныло. Всё та же политота и самолюбование. Всё те же маты, лайки, няши и косплей. И прочая галиматья.
Минут тридцать Колексей потратил на то, чтобы прикормить троллей. Пока те ожесточённо жевали, промониторил список читателей. Те же лица. И плюс, и минус одновременно. Оттока нет, но и прирост отсутствует.
Пока он сёрфил и подбрасывал еды в кормушки, вернулся сытый и довольный близнец, устроился в соседнем кресле.
«Кошмар! В чат залезть, что ли? Или, на худой конец, на сайт знакомств. А то еще премиальных лишат по итогам месяца за невыполнение плана. Чем я, в конце концов, хуже Косашки?»
На «Уголок Тверской» решил не ходить, чтоб не портить близнецу показатели. Да и не нравилось ему изображать из себя девочку или мальчика по вызову.
Путешествие по «комнатам» было недолгим. Куда не зайди – никого нет. Или люди ещё не проснулись для знакомств, или на сегодняшний день судьба окончательно решила повернуться к ко-юноше задним проходом.
Он уже было собирался вернуться в свой уголок в «Песочнице», но обратил внимание на чат-комнату с трагичным названием «Любовь и одиночество в Сети». Обычно там всегда был стабильный онлайн, но сейчас болталась всего одна особь, по всей видимости, женского пола.
«На безрыбье и малёк – щука…».
Колексей вбил ник и щёлкнул «Войти».

[Пупсятинка]: Привет…

***


С этого «привета» всё и началось. Колексей сам не осознал, что подсел на работу.
Ко-юноша потерял аппетит. Даже любимые гири не доставляли ему никакой радости и удовольствия. Часто вместо завтрака, обеда и ужина он предпочитал побыть в Сети.
Родительский организм подозрительно косился на него при встрече и на пару с Косашкой за глаза называл «энтузиастом». А иногда не стеснялся и прикладывал тумака верхним членом.

***


[Пупсятинка]: Почему ты не идёшь есть?
[Арматуро]: Не хочу оставлять тебя в одиночестве.
[Пупсятинка]: Может, пойдем вместе? Я с голоду умираю.
[Арматуро]: Ладно, давай!))) За это время успею соскучиться! wub.gif
[Пупсятинка]: Я тоже буду думать о тебе. Ты такой необыкновенный… happy.gif


Колексей перечитал последнюю фразу несколько раз и смачно сплюнул. От досады.
Ко-робот-уборщик, вереща сигнализацией, немедленно принялся вытирать кислоту, и за пару секунд вернул полу девственную чистоту.
- Ублюдок! - ко-юноша выдохнул и разорвал сессию, ругая себя последними словами. Знала бы ко-собеседница, насколько близка была к истине. Действительно, он необыкновенный по сравнению с ней.
От нахлынувшей злости Колексей стиснул ко-кулаки, отчего левый подлокотник его виброкресла треснул и сломался. Ко-юноша недоумённо уставился на пластмассовые остатки и обрывки проводки в верхнем члене – придётся тикет в техподдержку открывать, чтоб розетку починили в спешном порядке.
Может, решить проблему самому будет быстрее?
Верхние члены тряслись. Разорванные витые пары никак не хотели скручиваться. Вместо нужного кросса получалась спутанная паутина.
- Ты чего возишься? – бормотнул над ко-плечом Косашка, - Помочь?
- Уйди, дрочила! Без тебя справлюсь, - зло бросил Колексей, считай что прорычал. Сейчас он был готов проклинать всё и вся: Корпорацию, Сеть, Косашку, родительский организм, весь мир и себя…
- Не хочешь, как хочешь! – близнец вернулся в собственное кресло, в котором гей-режим уже давно не отключался. Через минуту раздалось всегдашнее страстное постанывание.
Колексей провозился еще полчаса, прежде чем восстановил кроссировку.
Коннектор сухо щелкнул в заждавшемся гнезде.

[Пупсятинка]: Где ты так долго был? Я заждалась
[Арматуро]: Прости. Так получилось…
[Пупсятинка]: Главное, что теперь ты здесь, со мной!
[Пупсятинка]: Мне кажется, мы созданы друг для друга


Второй подлокотник угрожающе затрещал.

[Арматуро]: Я понял это с самого начала
[Пупсятинка]: Муррр))) Какое ты, всё-таки, солнце)))
[Арматуро]: Да?
[Пупсятинка]: Дя… Люблю тебя!
[Арматуро]: А я тебя!
[Пупсятинка]: Может, мы, наконец, сможем увидеться?
[Арматуро]: …
[Пупсятинка]: Это означает «нет»?


«LAN-cable disable!» - сообщила бесчувственная система. Колексей ещё раз сплюнул, вызвав верещание ко-робота. В сжатой ко-ладони остались обрывки UTP-шки и пластиковые крошки от розетки RJ-45.
Что он мог ей ответить? Сказать правду?
Тем самым он убил бы не только себя, но и её. Разглашение Корпоративной коммерческой тайны карается самым строгим образом – списанием по акту непригодности. Обоих в расход. И нерадивого сотрудника, и того, с кем он разоткровенничался.
Назначить ей свидание? Выйти в свет?
С учетом того, что выбраться из Корпоративных боксов прежде не удавалось никому – безнадежное предприятие. Да и невозможно повторение сказки о красавице и чудовище. Видела бы Пупся его… Настоящее ко-лицо, а не ту фальшивку, что он подсунул ей вместо фото.
Или просто сказать «нет»?
К чертям такую ко-жизнь! Обман на каждом шагу. Враньё. И в первую очередь – самому себе. Нужно уйти в отпуск. Поваляться всласть на виброкровати. Вволю налюбоваться потолком. Главное – подальше от Сети. А там – стерпится-забудется.
- Косашка, слышь, можешь от моего имени заявление на отпуск накатать? А то я себе Сеть сломал, - нарушил он постанывание близнеца.
- Попроси родительский организм. Я сейчас занят!
Колексей пространно махнул верхним членом в сторону близнеца. Дрочила, что с него взять.
Ко-юноша направился в гостиную, где трудился родитель.
Аппаратуры на рабочем месте у старшего ко-человека было не в пример больше, чем у его потомков. Зато процесс автоматизирован. В большинстве своем вместо родителя общались программы-«долдоны» с стандартным набором фраз на все случаи жизни.
Оставалось только сидеть и следить, чтоб программа невзначай не сбилась.
- Ты чего не на рабочем месте? - родительский организм подозрительно нахмурил ко-брови.
- Я в отпуск решил пойти.
- А… - понимающе протянул организм, - пиши заявление. Тебе как раз премия пришла, энтузиаст.
- У меня Сеть померла. Можешь за меня набить? – известие о нежданной премии не прибавило Колексею настроения.
- Ладно, чёрт с тобой. Набью, отошлю. Иди тогда, обедай. Там эспандер жареный на столе.
Колексей благодарно ретировался.
- Кстати, тебе вместе с премиальными флаер в Ко-бар приложили. Сходишь, развеешься. А то совсем закис, энтузиаст! – долетели вслед слова родительского организма.
«Почему бы и нет… Выпить сейчас точно не помешает».

***


В Ко-баре было пусто. Одинокая барменша сиротливо ютилась за мультикассовым аппаратом – компьютером с подключенными раритетными приблудами. Увидев Колексея, она заметно оживилась:
- Чего изволите?
Колексей пробежался ко-глазами по барной карте. Выбор был богатым.
Хочешь напиться вдрызг? Легко!
«Что ж, пойдём по порядку…»
- Двойную фосфорную, пожалуйста! – и протянул ко-девушке флаер. Та несколько разочарованно вздохнула. Видимо, о несбыточных чаевых. Потому как флаер – универсальное средство оплаты. Действует только один день с момента первого заказа, но денежный лимит – внушительная сумма. Сдача, которую обычно оставляют на чай при расчёте, с флаером не предусматривается.
- А вы что будете? – поинтересовался Колексей у ко-девушки, когда его заказ оказался перед ним, и он сделал внушительный глоток.
- Я ж на работе, - слабо возразила та.
Фосфорная подействовала безотказно. Глоток крепкого напитка и живая собеседница вмиг отодвинули образ Пупси на задний план. И барменша уже казалась чрезвычайно привлекательной.
История права, женщины и алкоголь – отличное средство спасения от сердечных травм.
- Сейчас все на работе. И мы никому не скажем, - подмигнул он ей. Определенно, ко-девушка была мила. Даже с учётом того, что она – «ко-».
- Тогда, можно я немного ашенотри возьму? – скромно поинтересовалась официантка, опустив ко-глаза.
- Что угодно! – ко-юноша вновь протянул ей флаер, - меня Колексеем зовут.
- Спасибо. Я – Конастасия.
- Приятно.
Флаер коротко чирикнул в ридере. Конастя что-то быстро отстучала по клавиатуре мультикассы, нырнула под барную стойку и вернулась оттуда уже с бокалом кислотного коктейля в верхнем члене.
- За знакомство!

… - А давайте еще выпьем?
- Мне уже хватит, - она улыбнулась, скашивая ко-глаза в монитор.
- Жаль. В одиночку я не хочу. Может, всё-таки, по капельке? Чуть-чуть… - Колексей хитро облокотился на ко-барную стойку.
- Но вдруг кто-то придёт?
- Чего опасаться? Ты же говорила, что я у тебя первый посетитель за неделю. Ведь так?
- Да.
- Значит, бояться нечего. Снаряд два раза подряд в одну воронку не падает. Или ты так спешишь избавиться от единственного клиента?
- Хорошо… Только по чуть-чуть!
- А можно, я сам чек пробью? – Колексей чувствовал необъяснимую легкость в ко-теле, какой еще ни разу не ощущал, и разом перемахнул через стойку к Конастасии.
Та в удивлении отпрянула, не успев свернуть одну из вкладок.

[Пупсятинка]: Это означает «нет»?
[Пупсятинка]: Прости, я не хотела давить
, – безропотно сообщил монитор…

***


Такова она, жизнь ко-людей – рабов трудового распорядка. Сеть-еда-виброкровать. Фосфорная по выходным. Запланированное и согласованное с руководством Корпорации размножение по окончании пубертатного периода.
И квартирный вопрос их не портит…
Пусть нет ухаживаний, этого канувшего в лету конфетно-букетного периода. Нет свиданий под звёздами. И ко-люди справедливо не верят в старые сказки про красавицу и чудовище.
Но за две минуты до Полудня пара родительских организмов: Колексей и Конастасия – обязательно расскажут новорождённому ко-малышу свою ко-сказку на ночь. Гротескную историю о чудовище и чудовище.
И, как и встарь, в их ко-сказке героев ждёт счастливый ко-нец.

Сообщение отредактировал Тореас - 13-04-2015, 10:24


--------------------
Приходит время вечных шутов. Время для нас!
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Тореас >>>
post #122, отправлено 25-03-2015, 8:50


Кавайный терминатор
*****

Сообщений: 576
Откуда: Третья столица
Пол:мужской

Любимых женщин: 1186
Замечаний: 2

Гранитное сердце



Не течёт вода под лежачий камень. Он одиноко замер в разлоге гор, укутавшись туманом. Один-одинешенек. Лишь капли дождя изредка омывают его лицо…
Или это всего лишь слёзы?


Сбросив с плеч вязанку хвороста, Эрзах по старой привычке отёр лоб в напрасной надежде смахнуть трудовой пот. Куда там… Но привычку не избыть.
На неестественно бледной для жителя гор коже не проступило ни капли влаги. Путь в другой конец долины за топливом для очага и обратно к затерянному в изломах ущелий домику у обычного человека отнял бы изрядное количество сил. Но, к сожалению, Эрзах не был обычным человеком. Больше не был.
Стоило ему вспомнить об этом, и силы вмиг покинули его не знающее физической усталости тело. Тяжело вздохнув, как заблудившийся в горах измотанный тур, он опустился на кривую скамью, которая тревожно скрипнула в ответ.
Тяжёлые воспоминания истощают сильнее любого труда.
Эрзах закрыл глаза, пытаясь отогнать наваждение. Но оно отнюдь не жаждало, чтоб его спровадили. Напротив, оно затягивало в глубины воспоминаний. В те далекие годы, когда сердце в груди ещё билось гулко и горячо, а не висело каменным грузом, как ныне.
Скамейка под Эрзахом вновь скрипнула, на сей раз тоскливо и протяжно, будто бы прося избавить её от мучителя – рассевшегося хозяина. И наваждение сгинуло. Исчезло, затаилось на время. Но Эрзах знал, что вскоре оно вновь возвратится, чтобы терзать его душу.
Он встал со скамьи и с благодарностью посмотрел на плод своих давних трудов. Иссохшее за долгие годы дерево доживало последние дни. Порой, глядя на потрёпанную временем скамейку, Эрзах всё чаще задумывался о том, чтобы несколько обновить убранство дома и двора.
В отличие от него, ничто не вечно под звёздами.
За домом, этой нелепой кособокой мазанкой, голодно завыл Пастух. Вспомнив, что не кормил пса со вчерашнего вечера, Эрзах хлопнул себя по лбу за забывчивость и скорым шагом направился на кухню. К ларю, где лежал последний кус вяленого козьего мяса. Отрезал большую часть, оставив себе лишь толику для скромного обеда. Хватит для лёгкого перекуса, дотерпеть до ужина – Эрзах не прихотлив.
Пастух радостно завилял хвостом, совсем по-щенячьи – почуял запах пищи. Улыбнувшись, Эрзах отдал мясо псу. Тот, радостно повизгивая, точь-в-точь, как в детстве, принялся уплетать долгожданное лакомство.
- Приятного аппетита, старина, – Эрзах наклонился, чтобы потрепать Пастуха по седому загривку. Пятнадцать лет прошло с той поры, как он подобрал еще слепого щенка – единственного друга за столетие одиночества, неизвестно как оказавшегося на его пороге, - сейчас попить тебе налью.
Колодец – неровно выложенная камнями глубокая яма, был до половины полон. Заскрипел не менее рассохшийся, чем скамья, ворот. Зажурчала цепь. Эрзах вытянул из гранитной пасти измятое ведро, в котором весело плескалась кристальной чистоты вода. Налил в уже опустошенную проголодавшимся Пастухом миску. Стосковавшись не только по еде, но и воде, тот принялся жадно лакать.
Эрзах ещё раз погладил пса, с сожалением улыбнулся.
Увы, время неумолимо. Вскоре наступит момент, когда Пастуха не станет, и он опять останется наедине с одиночеством. Вновь начнёт медленно сходить с ума от безысходности. Один против мира, вопреки времени.
И поговорить-то будет не с кем. Стадо коз – не в счёт. Тупые животные – слушать не умеют, не говоря уж о понимании.
- Эх, Пастух… - во рту у Эрзаха внезапно пересохло, а глаза предательски защипало.
Он наклонился к ведру и, сложив ладони лодочкой, зачерпнул студеной. Смочил губы, плеснул на лицо. Накатившее наваждение исчезло так же быстро, как и появилось. Но Эрзах, на всякий случай, для надежности, несколько раз погрузил лицо в ведро с водой. Холод окончательно отрезвил его.
Фыркнув, он мотнул головой, стряхивая жгучие капли. На глаза упали тёмные пряди – волосы Эрзаха давно забыли, что такое стрижка. Сам-то Эрзах помнил это слово, но только в отношении овец.
Отражение – молодое лицо с пронзительными голубыми глазами, так же намекнуло, что неплохо было бы вспомнить такое слово, как бритва.
Эрзах ухмыльнулся и подмигнул отражению, и юноша в ведре ответил ему тем же.
- Как думаешь, Пастух, стричься, бриться? Или не стоит? В большой кишлак надо идти, на базар. Продать пух, да продуктов купить: той же муки, да масла солнечного. А то в ларе и погребе шаром покати – одна вяленая козлятина. Кто захочет купить пух у неопрятного торговца, а, Пастух?
Пёс, устроившийся в тени мазанки на заслуженный отдых, послеобеденную сиесту, безразлично зевнул. Ему-то что, мясо есть, и ладно.
- Ну ты, пройдоха! - юноша отбросил непослушные волосы со лба, - ладно, отдохни с часок, потом на базар пойдём. Ты же не хочешь, чтоб хозяин голодал? А вернемся, коз подоим, я тебе молока парного налью.
Ответом было сопение Пастуха.

Тропинка незримым клубком разматывалась под ногами. На спине болтался большой тюк козьего пуха. А рядом трусил верный Пастух, довольный прогулкой.
Путь до большого кишлака неблизкий – несколько часов плутать по закоулкам ущелий. Пусть Эрзах не столь часто отправлялся в люди, но за многие годы запомнил дорогу назубок. Случающиеся землетрясения, сходы каменных лавин не затронули узенькой тропки, не оборвали тонкой нити, связывающей его с людьми.
- Что, Пастух, давненько мы с тобой не бывали на базаре? – юноша на мгновение остановился поправить сползающий со спины тюк, подтянуть ременную петлю.
Пёс радостно осклабился и несколько раз гавкнул, соглашаясь с хозяином – последний раз они с Эрзахом отправлялись в кишлак две полных луны назад. Эхо лая, заметавшееся меж каменных стен, затихнув, утонуло в глубине ущелий.
- Тише, дружище, тише. Разбудишь старушку-гору, она нам вмиг царские курганы соорудит – засыплет камнями, и помянуть будет некому, - юноша вздохнул собственной лжи. Хорошо, что его друг не умеет читать мыслей.
Могила могла бы быть только одна – Пастуха. Эрзаха смерть в очередной раз обошла бы стороной. Поначалу, едва узнав о своём проклятии – гранитном осколке, в которое превратилось горячее молодое сердце – Эрзах пытался покончить с собой. Всё без толку. Проклятье колдуньи, чьей близости безуспешно добивался молодой царевич, оказалось сильнее смерти.
Как сейчас юноша помнил разгневанный взгляд Джанайи в тот момент, когда он произносил пустые признания в любви – ярче пылает только кузнечный горн. И её слова…
«Пусть же камнем станет твоё сердце, которое не знает жара любви. И пусть камнем тот обратится, кто тебя полюбит».
Она ещё что-то забормотала себе под нос, но Эрзах не слушал. Он тогда лишь громко рассмеялся в лицо разгневанной женщине – подумаешь, недотрога. Сама потом будет жалеть, что отказала царевичу. Могла бы в злате-серебре купаться, а ей, видишь ли, любовь истинную подавай.
Напрасны были смех и презрение – дома, вместо привычного тепла, ждали только холодные каменные статуи родителей, младших братьев и сестер Эрзаха. И укор в их потухших глазах.
Дальше был только бег. Бег прочь от прошлого, от людей, от себя самого…
Сквозь нахлынувший поток горьких воспоминаний пробился оглушительный лай встревоженного Пастуха, вновь, на какое-то время рассеяв в душе юноши набежавшие густые тучи.

Козий пух на базаре пользовался постоянным спросом. И Эрзах не боялся несколько завысить цену: десять монет вместо восьми. Его товар был много лучше прочих, так что покупатели находились сразу. Ничего удивительного, ведь у Эрзаха за плечами вековой опыт.
После необходимых покупок: муки, масла – от выручки ещё кое-что оставалось: пара монет, которые Эрзах решил было приберечь. Он уже направлялся к выходу с базара, когда его внимание привлекла лавка с украшениями. Вернее, ноги сами понесли его к прилавку.
Молодая торговка, предлагавшая обывателям драгоценные товары, оказалась девушкой ослепительной красоты. Она приветливо улыбнулась новому покупателю.
- Что ж вы, юноша, так поздно подошли. У меня почти всё разобрали, - показно извиняясь, она развела руками, - осталась разве что сущая безделица.
На прилавке одиноко лежал кулон на тонкой цепочке – сердце, вытесанное из красного гранита. Взгляд юноши словно приковало к багровому камню.
- Нравится? – спросила девушка, заметив, как Эрзах уставился на украшение, - Берите, не прогадаете. Всего пара монет. Подарите девушке сердце, - она кивнула на кулон и хитро подмигнула юноше, - девушка взамен подарит вам свою любовь.
Эрзах, наконец, смог оторвать взгляд от кусочка гранита, поднял глаза и улыбнулся торговке.
- Беру, - на прилавок легло два железных кругляша.
- Вот и ладно. Берите, и пусть вам улыбнется счастье. После свадьбы ещё «спасибо» скажете Джанайе…
- Джанайя? – голос Эрзаха задрожал.
Рядом неистово и протяжно взвыл Пастух…

Эрзах не знал, сколько он бежал и куда. Он спотыкался несчётное количество раз, поскальзывался на камнях и падал. Руки, колени и лицо были разбиты в кровь – но, как обычно, юноша не чувствовал боли. Он не чувствовал тяжести мешка на плечах. Не слышал за спиной истошного лая Пастуха.
Позади не было ничего, кроме настигшего прошлого. И Эрзах боялся обернуться, чтобы столкнуться с ним лицом к лицу. Боялся снова увидеть укор в каменных глазах родных.
А неотступно в мыслях билось имя: «Джанайя!»
- Джанайя! – хриплый крик раз за разом рвал пересохшее горло. Эрзах бежал и не замечал, что вопит, будто в приступе падучей, - будь ты проклята, Джанайя!
Он еще раз упал и едва сумел подняться. Силы оставили его. Стоя среди гор, под набежавшими тучами, Эрзах зарыдал от бессилия. Так плачет заблудившийся в горах ребенок, который в отчаянии не может найти дорогу домой. Так плакал и бессмертный юноша с гранитным сердцем в груди. Плакал от бессилия обрести самого себя. Стать таким, как прежде.
Проливной дождь с жестокого неба лишь добавлял слёз на его лице…

- Эй! Вы слышите меня? Очнитесь!
Эрзах почувствовал, как его небритой щеки коснулось что-то шершавое, и открыл глаза.
Рядом заскулил верный Пастух, прекратив вылизывать хозяину лицо. А над самим Эрзахом склонилась та самая девушка, у которой он, чуть было, не купил проклятое ожерелье.
Юноша задрожал и стиснул кулаки, пытаясь отогнать вновь подступившее наваждение.
- Вы помните меня? Я – Джанайя, - девушка улыбнулась.
- Уходите, оставьте меня, - Эрзах поднялся, - я не хочу знать ни кто вы, ни почему пошли за мной.
- А на базаре вы не казались таким грубияном, - девушка притворно нахмурилась и стрельнула в Эрзаха чёрными глазками, - зачем вы убежали так внезапно? Монеты бросили, а кулон почему-то оставили. Я, между прочим, девушка честная. Мне чужого даром не надо!
- Я повторяю, что не хочу знать ни кто вы, ни почему пошли за мной, - стараясь не обращать внимания на девушку, Эрзах наскоро приводил себя в порядок. Но первым делом проверил – не отсырела ли мука в заплечнике во время дождя, и не порвались ли бурдюки с маслом.
- Не хотите, как хотите. Из-за вас и вашего кулона, я здесь. Заберите покупку и проводите меня до кишлака, сама я дороги не найду, - Джанайя обиженно надула губки, - что за мужчины пошли!
- Забирайте ваш кулон. Считайте, что я вам его дарю.
- Нет, так не пойдёт!
- Послушайте, Дж… - Эрзах, наконец, собрался с силами и посмотрел на девушку. Но стоило ему произнести первые буквы её имени, он сбился и застыл, как истукан, с открытым ртом. Отчасти от того, что боялся произнести её имя, отчасти – сраженный её ослепительной красотой. Конечно, и там, на рынке, он обратил внимание, но сейчас в свете заходящего солнца она была ещё более прекрасна.
У ноги ехидно фыркнул старый Пастух…

Забил родник рядом с одиноким гранитным осколком. Густые, как кисель, воды приняли и ласково обняли отшельника, оказавшегося поневоле на дне ручья – нарушили молчаливое уединение. Пролетели годы, проснулся камушек, задрожал – точит его нещадная вода…

Эрзах до сих пор не понимал себя, почему позволил девушке пойти с ним, а не проводил её до кишлака. Может, слишком просящий взгляд был у Пастуха?
Таким же мучительным был вопрос: что же заставило Джанайю пойти с ним?
Каким из её слов верить? Тем, что ей по сути негде ночевать, поскольку постоялый двор в кишлаке забит? Или тем, невзначай оброненным у торгового прилавка, о кулоне в подарок и о подаренной в ответ любви?
Так или иначе, но в его кособоком и тесном домике стало ещё теснее.
Эрзах, конечно же, уступил девушке свой топчан и одеяло из козлиных шкур. Сам же приютился в противоположном углу на тонкой циновке. Ему было неважно, на чём спать. Топчан и одеяло были лишь данью привычкам.
- Спокойной ночи! – пробурчал он Джанайе.
А наутро ни он сам, ни девушка так и не смогли объяснить друг другу, как оказались под одним одеялом. Как и не смогли посмотреть в глаза друг другу за весь день.
Но наступила ночь… И гранитное сердце на цепочке вновь мирно заснуло в объятиях козьих шкур.

…Двое застыли на пороге. За дверью ждала дорога и верный проводник – старый пёс.
- Эрзах, ты же понимаешь, что я не смогу так просто уйти, - слова давались девушке с огромным трудом, она едва сдерживала слёзы. На её шее висел подаренный юношей гранитный кулон.
- Нет, Джая, это ты не понимаешь. Ты должна! Иначе… - Эрзах запнулся.
- Что иначе? – она в отчаянии смотрела на него. В уголках глаз дрожали солёные хрусталики, но так и не решались сорваться.
- Ничего! – Эрзах отвернулся.
- Не молчи! – слёзы всё-таки нашли выход наружу, - Только не молчи, я прошу тебя!
- Джанайя, я – чудовище, меня нельзя любить!
- Не ври мне, слышишь! Никогда не ври! Лучше сразу скажи, что не любишь меня. Подлец! – девушка зарыдала навзрыд, слёзы градом покатились из её чёрных глаз.
- Джая, ведь я всё рассказал тебе. Я проклят! - Эрзах взял руки девушки в свои, слегка сжал, - Полюбивший меня станет камнем. Таким же холодным и безжизненным, как моё сердце. Я не могу любить, не могу быть любимым. Прошу тебя, уходи… Я не хочу, чтобы с тобой случилось то же самое, что и моими родными.
- Нет, я не верю!
- Уходи! – он вытолкнул её за порог, запер дверь и опустошенно выдохнул.
Пусть так. Дорога и слёзы лучше, чем дождь и мёртвый камень. Или…
Эрзах распахнул двери настежь. Джанайя, не оборачиваясь, в сопровождении верного Пастуха шла по направлению к кишлаку.
- Прощай, Джанайя, - шёпот обескровленных губ юноши был едва слышен, - я люблю тебя!
Грянул гром. В небе и в груди Эрзаха одновременно. Но он ничего не почувствовал. Раскатистый рёв небес раздался еще раз, и юноша, схватившись за сердце, в бессилии упал на колени.
Взгляд Эрзаха, затуманенный слезами разлуки, застыл, глядя на оставленный Джанайей предмет: на пороге лежал треснувший гранитный кулон.

Из забытья Эрзаха вырвало поскуливание Пастуха. Верное животное свернулось клубком возле его ног.
- Вернулся, старина? – юноша привычно потрепал пса по загривку, - проводил Джанайю?
При звуке имени девушки Пастух перестал скулить и радостно подскочил.
- Что, обрадовался? Рад, что она ушла? – протянул Эрзах в задумчивости, - А я теперь вот не знаю, радоваться за неё или плакать, что отпустил. Кстати, чем это пахнет? – с кухни доносился аппетитный запах жареного мяса.
- Вот ведь мужчины пошли… - донесся голос Джанайи.

- Ты не ушла! – в промежутках между поцелуями только и мог выговорить Эрзах.
- Конечно, не ушла, - Джанайя тщетно пыталась высвободиться из объятий юноши, - попробуй тут уйди, всю дорогу завалило. Пришлось возвращаться. А теперь, мой милый, отпусти-ка меня. Если у нас обед пригорит…
Оставив любимую, Эрзах вышел на залитый солнцем двор. Горячие лучи обожгли его. А на лбу моментально выступил пот.
У порога, рядом с брошенным кулоном, лежало его треснувшее гранитное сердце…




--------------------
Приходит время вечных шутов. Время для нас!
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Тореас >>>
post #123, отправлено 25-03-2015, 8:57


Кавайный терминатор
*****

Сообщений: 576
Откуда: Третья столица
Пол:мужской

Любимых женщин: 1186
Замечаний: 2

Последний трамвай в сегодня

Порывисто дунул ветер, бросил в лицо пригоршню колючего снега - будто ледяные иголки вонзились в кожу. Сергей прищурил глаза, вглядываясь в метель. Но, к сожалению для себя, не обнаружил ничего и вновь повернулся спиной к холодным, злым порывам.
Уже битый час он с ёлкой наперевес ждал транспорт – единственный трамвай, который ходил отсюда, с северной окраины города. Угораздило же поверить напевам тёщи, что в канун Нового Года здесь продавцы не задрали вдвое цены на необходимый вечнозелёный атрибут праздника. А денег – в обрез, до следующей зарплаты. Если бы не умоляющие глаза дочери, в которые Сергей смотрел в тот момент, когда жена сетовала, что живую ель, скорее всего, на праздник они ставить не будут и обойдутся искусственной – он, может быть, и не поехал бы за тридевять земель.
Да и сейчас Сергей уже жалел, что отправился к чёрту на кулички. Лучше бы залез в долг, занял денег у соседей, но купил бы колючее, пахнущее Новым Годом деревце в магазине рядом с домом. Пусть дороже. Зато здоровью дешевле бы обошлось.
Ноги почти оледенели. Под полы потёртого временем пальто задувало. Не спасало даже традиционное для мёрзнущего на остановке человека приплясывание на месте. Сергей чувствовал, что ещё немного, и он перестанет ощущать пальцы в своих ботиночках на легкой подошве. А после и сам превратится в сосульку.
Скорее бы в тепло. И чёрт с ним, с грозящим насморком. Главное – не схватить славное обморожение. Сам, конечно, тоже молодец – додумался одеться по-осеннему. Впрочем, и погода-то с утра не предвещала светопредставления, которое сейчас явилось окрестностям во всей красе. Было около ноля, лёгкий юго-восточный ветер, дышащий оттепелью.
А сейчас что? Растудыть чёртову метеорологию в хвост и в гриву! По-другому и не вышепчешь.
Лучше бы клятый Новый Год, вообще, никогда не наступал. Взять бы, да выкинуть дату из календаря…
Сергей судорожно чихнул.
Ну вот. Значит, точно. Раз «чихало» согласилось с ним.
Сквозь завывания метели донёсся трезвон приближающегося трамвая…

- Это «тройка»? - на всякий пожарный случай переспросил Сергей, обращаясь неизвестно к кому.
Никто и не ответил. Естественно, вопрос был риторическим. Другого трамвая здесь и быть не могло.
- Осторожно! Двери закрываются! – доложил голос из репродуктора.
Сергей послушно отошёл подальше от подножек, едва не задев еловой веткой пассажира в чёрном осеннем плаще и старомодной шляпе. Тот неприязненно покосился на неуклюжего человека с ёлкой и демонстративно отвернулся к окну. Мол, что на тебя время тратить, невежа.
- Извините, - Сергею стало неловко.
Пассажир в чёрном на мгновение оторвался от созерцания пейзажей за окном. Безразлично махнул рукой, в духе того, чтобы Сергей не беспокоился и отстал от него. После чего благородно вернулся к оставленному занятию.
Сергей как раз раздумывал над тем, как бы поудобнее устроиться вместе с грузом, когда за его спиной раздалось недовольное рычание и нетерпеливый перезвон колокольчиков.
- Оплачиваем проезд! – проскрипел следом старушечий голос.
- У меня проездной, - буркнул мужчина, поворачиваясь к кондукторше, не успев даже задуматься, кто или что могло рычать и звенеть, - а за багаж сейчас расплачусь.
Повернулся и замер с открытым ртом.
Рядом с кривой, сгорбленной старушонкой тщедушного вида (ни дать, ни взять – Баба-Яга) стояла медвежья туша, осклабившись во все свои сорок два зуба. Косолапый, на чьей голове красовался разноцветный колпак с целой гроздью бубенчиков, приветливо закивал. По трамваю разнёсся радостный перезвон.
- Проездные недействительны, - тем временем безапелляционно заявила кондукторша, - а с ёлки твоей чего взять, кроме иголок…
Мишка рыкнул, словно соглашаясь с женщиной. Колокольчики на его колпаке коротко звякнули.
- Ну-ка, не буянь, Топтыгин, - прикрикнула на медведя кривая горбунья, - нечего мне пассажиров распугивать! Чеши вальсом отседова!
Бубенцы печально тренькнули и смолкли. Медведь понурил голову и поплёлся в хвост вагона.
- Так, я жду оплаты, - заявила старушка, снова обращаясь к незадачливому покупателю ёлки.
Делать нечего – опешивший Сергей полез за кошельком. Ссаживаться он был не намерен. И так намёрзся вдосталь, а дома жена с дочкой, наверное, уже по папе все жданки съели.
- На кой чёрт мне ваши бумажки? - кондукторшу передёрнуло от омерзения, - Оплачиваем или выходим!
Изумленно взглянув в нахмуренное лицо старушки, Сергей задумался, чего она хочет от него.
- Натурой что ли взять хотите? – попытка отшутиться была не слишком удачной.
- Остряк нашёлся, - старушенция многозначительно хмыкнула, дернула щекой, - сдались мне твои чресла сто лет как.
- Так что же… - начал было Сергей, но странная кондукторша жестом заставила его умолкнуть.
- Душа мне твоя нужна, - протянула она, - душа-душоночка… Имеется в наличии? Берём в качестве арендной платы на время проезда.
Мужчина в очередной раз опешил. Нет, конечно, в жизни Сергею многое доводилось видать. Но чтоб сумасшедших допускали до работы в общественном транспорте – никогда. Да, ещё и с медведем в придачу.
В хвосте трамвая затренькали бубенцы, рыкнул Топтыгин, словно почувствовав, что Сергей подумал о нём.
- Вы в своём уме, бабуля? – мужчина постарался отгородиться от психически нездоровой старухи купленной елью. Мало ли, что ей в голову взбредёт.
- Не устраивает что-то? На выход! – поза, которую приняла странная кондукторша, была красноречивым дополнением к её словам. Кривой палец недвусмысленно указывал на дверь, - Нет души на оплату или не хотите платить – значит, никуда не едете. Зайцев не возим.
- Это что, розыгрыш? Или где-то скрытая камера? Идите вы к чёрту вместе со своими шутками! – взорвался Сергей.
Сначала он чуть не промёрз насквозь. Теперь ещё или с психической, или ещё чёрт пойми с кем объясняться приходится. Наконец пристроив ель и демонстративно развернувшись, он, ища поддержки, присел рядом с пассажиром в чёрном плаще, который, не обращая внимания на перепалку, продолжал пялиться в окно.
Кондукторша, запричитав на весь вагон что-то невнятное, бросилась к кабине водителя – жаловаться. Зазвенели бубенчики – косолапый в шутовском колпаке, устроившийся на одном из сидений, казалось, смеялся.
- Вот хохма! - Сергей через силу заставил себя улыбнуться.
- Зря улыбаетесь, молодой человек, - пассажир в шляпе, наконец-то, соизволил отвернуться от окна и произнести пару слов, - ведь, действительно, ссадят. А оно вам надо?
- Нет, конечно, - Сергей смутился, - мне домой надо, чем скорее – тем лучше. Жена с дочкой ждут… Новый Год, всё-таки!
- Тогда зачем вы сели в трамвай? – незнакомец сделал недоумённую мину.
- Как зачем… - Сергей сразу же пришёл к выводу, что столкнулся ещё с одним сумасшедшим. Второй вывод, который напрашивался сам собой – нормальных в трамвае двое: он и медведь, - Я домой тороплюсь, да ещё и замёрз на остановке, как собака. Чёрт бы побрал такой «праздник».
- А… Тогда всё понятно, - пассажир в чёрном лениво зевнул, - вы по ошибке, а не по убеждениям.
- В смысле?
- Ну вот, смотрите, - незнакомец пожевал губами, - я здесь оказался, потому что стал искренне ненавидеть Новый Год. Не хочу, чтобы завтра наступало. Эти ёлки, гирлянды, пьяные рожи, мордобой под бой Курантов… Фу, мерзость! А здесь – тихо, спокойно. Тишь да благодать. Вечное сегодня без завтрашнего дня. Да, отдал душу, и что?
«Дочертыхался», - подумалось Сергею. Почему-то, история показалась ему довольно-таки правдоподобной. Тем более в канун Нового Года – поры чудес, - «Душу, значит, в аренду, и катайся, сколько влезет. Сам же желал, чтобы праздник не наступал», - машинально он перекрестился.
- Вон, и Топтыгин здесь по той же причине катается, - продолжал попутчик в чёрном, - Завела его как-то в трамвай группа циркачей. Тоже ошиблись, как и ты. Они на новогоднее выступление торопились, не знаю уж, какое по счёту. А медведь уже был измотан празднествами и ссаживаться вместе с остальной труппой не пожелал. Что ему, души, по-твоему, жалко за толику отдыха? Ничуть! Подумаешь, душу в аренду сдал на время проезда. При выходе – вернут.
- Сколько вы уже так катаетесь? – рассеянно спросил Сергей. Мысли его были сейчас не с ним – уплыли к жене с дочерью. А взгляд блуждал в поисках стоп-крана – остановить проклятый вагон.
- Не знаю, - пассажир в шляпе наморщил лоб, погрузившись в раздумья, - сложно сказать, ведь здесь вечное сегодня. Когда вы вошли, я как раз раздумывал над тем, как течёт время в трамвае и за окном. Но так и не смог прийти к однозначному выводу.
- И за всё время, что вы здесь, ненависть так и не прошла? Не хотелось сойти? – на волне поднимающейся паники Сергей и забыл, что он до сих пор не оплатил проезд. Стоп-кран, ожидаемо, отсутствовал. На выход, когда пожелаете? Ну-ну!
- Может быть, когда-нибудь мне и захочется… - незнакомец пожал плечами, - но, наверное, это произойдёт не раньше, чем Топтыгин заговорит.
- А семья? Родные, близкие? – недоумённо спросил Сергей, - о них вы подумали?
- У меня только мама… - пассажир неожиданно умолк и отвернулся.
Трамвай остановился.
- Выходите! Живо! – Сергея рванула за плечо чья-то сильная рука. Видимо, водителя, которому успела нажаловаться старушка-кондуктор, чёрт её дери, - Тоже мне, заяц-безбилетник нашёлся.
Сергей даже не успел что-то сказать в собственную защиту, как его, в прямом смысле, за шкирку выкинули в открывшиеся двери трамвая вместе с елью.

Он сидел в снегу на той же самой остановке. Рядом лежала злополучная ёлка.
Из окна набирающего ход загадочного трамвая улыбалась морда Топтыгина. Медведь махал лапой на прощание. Весело звенели бубенцы…
Внезапно трамвай остановился, будто кто-то нажал отсутствующий стоп-кран. Из раскрывшихся дверей выскочил пассажир в чёрном плаще. Улыбнулся сидящему в снегу мужчине, на прощание махнул старомодной шляпой.
Сквозь метель до Сергея донеслось:
- Спасибо…
И голос растворился в морозном воздухе вместе с его обладателем, который в этот момент, наверняка, нашёл подтверждение одной своих из теорий о течении времени в трамвае.

Сергей встал и отряхнулся. Облегченно вздохнув, поднял ёлку.
Видимо, ему всё-таки придётся идти домой пешком. Но теперь путь по заметенным сугробами улицам не казался чем-то пугающим. Тем более что холод не чувствовался, по телу странным образом разлилось тепло.
За спиной раздался трезвон приближающегося трамвая…


--------------------
Приходит время вечных шутов. Время для нас!
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Тореас >>>
post #124, отправлено 25-03-2015, 9:03


Кавайный терминатор
*****

Сообщений: 576
Откуда: Третья столица
Пол:мужской

Любимых женщин: 1186
Замечаний: 2

Снегопад когда-нибудь кончится

Улицы Гронингена накрыла противная ноябрьская морось. Зашедшие со стороны моря тучи обрекали вечер не только на серость и скуку, но также на дождь и промозглую сырость.
Маленькому Йосу, сжимавшему в руках потёртый скрипичный футляр, было холодно, и хотелось есть. Но дверь дома была прочно заперта изнутри на засов. И, несмотря на то, что в прорези занавесок окон второго этажа пробивался лучик света, мальчик знал, что он попадёт домой не раньше, чем уйдёт герр Кюрш. Этот богатый прагматичный мужчина с прошлого года столовался в доме Йоса, чья матушка готовила вкусно, а подавала обед всего лишь за четверть гульдена. Но последние несколько месяцев герр Кюрш, в отличие от прочих посетителей, начал подолгу задерживаться после трапезы. Порой бывало так, что ужин у Йоса начинался после того, как фонарщик зажигал фонари не только на центральной площади города, но и на прилегающей к ней узенькой улочке, где в ветшающем доме жили Йос с матерью.
В свои десять лет мальчик не знал, отчего герр Кюрш так допоздна гостит у них в доме и для чего мама запирает дверь изнутри. Однако после того как богатый посетитель уходил, мать всегда с особой заботой справлялась у Йоса о том, как прошли занятия в школе. Или кормила самыми вкусными оставшимися кусочками. И иногда, укладывая мальчика спать, незаметно клала ему в карман школьной куртки несколько стюверов. Так что в иной вечер Йос был бы и не против скоротать время на крыльце у двери или играя с приятелями на площади, но сегодня ему уже очень хотелось к тёплому камельку. А бурчащий живот всё настойчивей вспоминал вкуснейшее рагу с кусочками каплуна – любимое блюдо мальчика.
Чтобы не промокнуть и согреться, Йос уселся на крыльцо, прижался спиной к тёплому дереву двери и обнял скрипичный футляр. Капли дождя судорожно скребли по небольшому козырьку над входом, силясь достать мальчика, но морось всё-таки не могла дотянуться до него, как не старалась.
Сегодня Йос задержался на уроке музыки. Уже начинало темнеть, и вскоре должен был появиться фонарщик. Герр Кюрш всё не уходил, и чтобы скоротать время мальчик достал скрипку. Старую, потёртую – какую только и могла купить ему мама на скудные средства.
Учитель Ян сегодня рассказывал об импровизации, но как Йос не старался, ничего путного на уроке у него не получилось.
«Закрой глаза и дай музыке плыть через тебя. Ты – это мир, а мир – это музыка.
Шелест капель дождя, шум прибоя и даже проснувшийся рано петух на заднем дворе – часть океана гармонии. Нужно лишь скользить по его волнам…»
Но Йосу ещё только предстояло учиться «плавать». Пока лишь он сразу шёл ко дну, как брошенный за борт якорь. В конце концов учитель Ян махнул рукой, предложив мальчику для начала хотя бы научиться правильно тонуть.
Тонуть. В холодной, как снег, воде. Когда волны накрывают тебя с головой, и жгучие ледяные иглы безжалостны, как вставшая стеной метель непроглядной зимней ночью.
И только горит молчаливый маяк вдалеке. Или фонарь на заметённой снегом площади…

Йос подул на озябшие пальцы и, закрыв глаза, сделал первое движение смычком.
Проходивший мимо старый фонарщик на мгновение остановился у крыльца, бережно поставив рядом с мальчиком светящийся хрустальный шар, в котором бушевала метель. Зажёг висящий рядом фонарь…


Пошёл снег.
Густой пух закружил по скромному скверику, укутывая в белое вечнозелёные деревья, усталые скамьи, озябший фонтан и одинокий разгорающийся фонарь.
На пустых парковых подмостках, словно и не замечая налетевшей вьюги, танцевала изящная балерина. Закрыв глаза, не видя ничего вокруг, она кружилась и кружилась под одну ей слышимую мелодию, изгибаясь в невообразимых позах.
Перед сценой стояли двое: бородатый гном в колпаке с бубенцом и запряженный в расписные сани олень – единственные зрители странного немого танца.
- Как думаешь, - гном почесал спутанную седую бороду, - она когда-нибудь остановится?
Олень тряхнул головой, пытаясь сбросить с холки нападавшие снежинки, пожевал губами:
- Не раньше, чем кончится снегопад…

* * *
За окном резвилась мартовская капель. Воробьи купались в лужах, и детвора пускала по ручьям кораблики из старых деревянных башмаков.
Всё позже зажигались фонари после коротких зимних дней.
Йос – молодой человек в поношенном студенческом камзоле, сидел подле постели матери, стискивая кулаки. Стискивал так, что костяшки белели пуще снега, а ногти впивались в ладони. Мама кашляла, кашляла с надрывом, давясь при вдохе, прижимая к губам окровавленную тряпицу.
Герр Кюрш умер под Рождество – чахотка оказалась сильнее. Его жена и дети не плакали на похоронах. Для того чтобы делить наследство, слёзы не нужны.
Теперь наступала очередь матери Йоса, что ухаживала за оставленным родными Кюршем, не ведая того, что сама больна. Порошки, мази для втирания, которые юноша покупал на последние сбережения – всё без толку. Ни одна микстура не могла победить болезнь. Лекарства лишь оттягивали неизбежное.
Спускался вечер, и в комнате становилось темно. Больная перестала кашлять и на время забылась сном.
Юноша ещё какое-то время обождал, прислушиваясь к дыханию матери – но оно было на удивление ровным и умиротворённым, словно тяжёлая болезнь и не наступала.
Йос поцеловал маму в лоб и вышел. За последние недели он измотался, как скакун, загнанный стремительным почтовым курьером, и ему совершенно необходимо было поспать хотя бы несколько часов. Однако стоило ему прилечь и утонуть в перине, долгожданный сон ушёл.
За приоткрытым окном противно скрипел раскачивающийся на ветру фонарь, и доносились гулкие шаги приближающегося фонарщика. Старик на мгновение остановился у старого столба возле дома Йоса.
Стало светлее.
И тут на Йоса, помимо лютой бессонницы, накатила безудержная тоска. Он чувствовал себя как выброшенный на необитаемый остров матрос: разбита шлюпка, нет припасов – сплошное голое отчаяние. Один, совсем один.
На стенах плясали тени. В окнах мелькали блики от зажегшегося уличного фонаря. В такт мерцал хрустальный шар, его счастливый талисман из детства.
Порывисто поднявшись с кровати, Йос подошёл к столу. Заглянул в бесконечную метель.


Движения отточены, стройны и изящны. Па, ещё па. Одна в одной только ей слышимой гармонии. Под хмурыми взглядами гнома, кутающегося в куртку, и оленя в упряжке, притопывающего на месте.
- Знаешь, иногда я начинаю сожалеть, что мы с тобой не можем так же, на сцене, - буркнул гном, - хоть согрелись бы.
- Дурак ты! – беззлобно протянул олень. - Где ты видел, чтоб зрители на сцену лезли? Наше дело стоять, раскрыв рты, и восхищаться. Ты, бездельник, к слову, хоть поаплодировать можешь…


Скрипит перо, заглушая доносящийся из соседней спальни кашель проснувшейся матери. Капают негаданные слезы на бумагу, мешаясь с чернилами в хитросплетениях нот…
…К утру мать Йоса умерла.

* * *
Август – месяц невест. Месяц урожая, спелых фруктов, наливных лоз и ароматных цветов. Месяц счастья.
Йос Энкельфауд, молодой талантливый композитор, ученик Старого Яна, пребывал в радостном волнении. Его молодая супруга была на сносях. И со дня на день должна была разрешиться от бремени.
Повивальные старухи, все как одна твердили, что чета Энкельфаудов ждёт наследника. Не сопливую девчонку, которой нужны будут куклы, платья и кружева. А мальчугана – бойкого и смелого. Как моряк, каким когда-то хотел стать сам Йос.
В это утро он по обычаю проснулся пораньше, для того чтобы приготовить завтрак. Последние несколько месяцев он каждый день баловал супругу, принося угощение ей в постель.
Мурлыча под нос что-то торжественное, он мыл фрукты, выкладывал их на поднос, стараясь не шуметь, чтобы раньше времени не разбудить жену.
Главное – после не забыть перенести мелодию на бумагу. Йос нутром чувствовал, что из этого мог родиться его новый шедевр.
- Милый… - тревожный оклик супруги заставил его резко обернуться. Лике стояла на лестнице, растерянно прижимая ладони к животу. Подол её ночной рубашки был мокрым, - милый, мне страшно. Кажется, схватки начались.
- Но… - Йос замер с подносом.
- Быстрее беги за Мартой, прошу тебя, - голос Лике задрожал.
Проводив жену обратно в постель, Йос стремглав бросился за старой повитухой, которая в своё время принимала роды у его матери.
Торжественная мелодия, не выходящая из его головы, стала тревожной…
…Битый час он сидел подле двери спальной, слушая страшные крики и попутные слёзные всхлипывания в промежутках между потугами у супруги, которая всё никак не могла разрешиться.
Тревога неумолимо переросла в страх. Страх, граничащий с ужасом, окутал его липкой паутиной. Как паук пеленает жертву.
Дрожа, будто в лихорадке, Йос ушёл к себе в кабинет на первом этаже, но и там его преследовали стенания жены, превращая комнату в пыточную. Он сел в кресло и принялся покачиваться, обхватив голову руками, пытаясь ладонями зажать уши, чтобы не слышать криков боли. Но отзвуки мук Лике набатным крещендо отдавались в его голове.
Внезапно всё стихло.
Плечи Йоса напряглись так, как будто на него всей тяжестью рухнул сам небесный свод – ноша под силу лишь мифическому Атланту. Если молчание обессиленной родами супруги было понятно, то почему не кричал новорожденный?
- Герр Энкельфауд, ваша жена… и ребёнок… - повитуха, без стука открывшая дверь и застывшая на пороге его кабинета, давилась слезами, - они… они…
Боль потери воспламенила разум, подобно искре, от которой вспыхивает порох. Вспыхивает, чтобы мгновенно сгореть.
Хрустальный шар на подоконнике нестерпимо полыхнул.


Пурга. Ледяная круговерть с пробивающимися каплями дождя.
Две солёных полосы – два ручья, прочерченных сквозь слои грима. От глаз до подбородка.
Неистовая кода в снежном вихре.
- Мне кажется или она плачет? – олень с грустной мордой повернулся к гному.
Тот ничего не ответил. Только пристально во все глаза смотрел на балерину, утирая собственные слёзы.


Дальнейшее происходило словно в тумане. Как из-под земли появился коронер, забрал тела Лике и их с Йосом мертворожденного сына. Пообещал, что похороны и все заботы с ними связанные возьмёт на себя община.
Потом были ещё какие-то люди, высказывали соболезнования, перешептывались, глядя на побелевшую в одночасье голову герра Энкельфауда. Йос что-то им отвечал, часто невпопад и равнодушно, как будто случившееся горе его не касалось.
…Близился вечер. Сочувствующие разошлись по домам, пообещав непременно быть на похоронах. Йос запер за ними дверь и вернулся в кабинет. Было душно, и он отворил окно.
Гармония, по чьим волнам он скользил, пронзила его. Пронзила и выбросила на рифы, как беспомощный перед властью шторма корабль. Получив смертельную пробоину, он шёл ко дну.
Хрустальный шар всё так же горел нестерпимым белым светом…


Кружились в вихре последние снежинки. Завершался казавшийся бесконечным танец под гаснущую мелодию.
Балерина торжественно и печально сложила руки и опустилась в финальном реверансе.


…Смолкало крещендо, стучавшее кузнечными молотами в виски. Уходила прочь мелодия, вслед за чернилами на острие пера, ласкающего бумагу.
Йос бросил последний росчерк пера, поставив подпись. Гармония сохранена. Её история не утеряна. Она расскажет о трагической гибели «корабля» Энкельфауда каждому заинтересованному слушателю. Сам же «корабль»…
Скрипнул верхний ящик стола. На мгновение дрогнули руки, заряжая пистолет.
Щелчок.
Искра иглой коснулась пороха.
Раздался выстрел.
…Ветер, пробравшийся в открытое окно через занавески, трепал седые волосы и ворошил исписанные вереницей нот страницы с каплями чернил и крови.


Успокоившись, замерли снежные вихри, мучавшие сквер. Отряхнулся олень, переступил с ноги на ногу. И гном оправил бороду, печально динькнув бубенчиком на колпаке.
Оба с грустью смотрели на заплаканное лицо застывшей в реверансе балерины.
Снегопад закончился.


Проходивший мимо старый фонарщик на мгновение остановился у открытого окна, бережно взял с подоконника ярко горящий хрустальный шар и неторопливо пошёл дальше, неся людям его свет, зажигая по дороге новые огни…


--------------------
Приходит время вечных шутов. Время для нас!
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Тореас >>>
post #125, отправлено 5-06-2015, 19:38


Кавайный терминатор
*****

Сообщений: 576
Откуда: Третья столица
Пол:мужской

Любимых женщин: 1186
Замечаний: 2

Братство заплатки

На планёрке объявили день повышенной нагрузки. Мол, самое время поправить худые производственные планы. Поэтому, не время отлынивать, марш-марш работать!
Все разлетелись по отделам с улыбкой. Нет, не с глупой, мы ж не идиоты. Просто мы все, можно так сказать, энтузиасты. Взять хотя бы меня.
Я люблю свою работу и, как бы кому это ни казалось странным, получаю от неё удовольствие. И даже сегодня, когда у нас ожидается дополнительная нагрузка, я не унываю. Хотя и знаю, что никто мне не заплатит.
Но я не меркантилен. Мне деньги-то особо ни к чему. Ведь здесь, в кафе, где я работаю, завсегда и без того нальют, да накормят. Бесплатное обслуживание за счёт «заведения».
Да, кафе «Заплатка» - замечательное место. Всегда уютная и доброжелательная атмосфера. Здесь почти всегда тихо и не бывает лишних посетителей. И не только потому что название малопривлекательно.
Мы – небольшая и нераспиаренная фирма, маленькое братство, которое не может себе позволить аренду крупных помещений в центре города, чтоб отстроить популярные ныне клуб, стрип-бар или яркое кабаре. Но у нас свой контингент посетителей. Да, их немного. И поэтому им обеспечиваются индивидуальный подход и гарантированная помощь.

Стою у дверей, разглядываю приближающихся парня и девушку. Идут «под ручку». Свободной рукой девушка прижимает к груди шикарный букет. Если б счастье было солнцем, я бы вмиг ослеп.
Явно, не наши клиенты. А идут прямиком в «Заплатку». Придётся отваживать. А я в этом деле не ахти мастак.
- Здравствуйте! Меня зовут Михаил. Чего изволите? В кафе пройти? Простите, никак нельзя. - Вижу недоумение в глазах влюблённой парочки. - Поверьте моему опыту, вам лучше найти другое заведение.
Девушка надула губки. Парень насупился, глядит исподлобья.
Ох, уж эта современная молодежь. Сейчас, как пить дать, упрямиться, ругаться начнут…
- Так вот, зовут меня Михаилом, - повторяю сурово и делаю предупреждающий жест, останавливающий оскорбления, готовые сорваться с губ ребят, - И у меня очень нужная профессия. Я – строитель-каменщик. Замешать раствор, поправить кладку, укрепить швы и замазать трещины – это ко мне.
Замерли. Растерялись. Хлопают глазами.
Можно продолжать, пока недоумение не сошло с лиц. Мне то, что с того, что они не понимают, как строитель-каменщик может работать в кафе и почему не хочет пускать их внутрь.
- Прошу, не удивляйтесь! – Продолжаю. Обстоятельно. Обо всём по порядку. Лишь бы слушали и не перебивали. – Сотрудники нашей фирмы имеют самые неожиданные и разнообразные профессии.
Неопределённо машу рукой. Сейчас я им понарасскажу…
- Вот, например, у нас работает великолепная швея Ирина. Взглянешь на её крепкие и ровные стежки, и глаз радуется. И вмиг веришь, что не все дела шьются белыми нитками. Она обычно сидит в дальнем углу, незаметно, но эффективно выполняет свою работу, за что изредка получает от «шефа» дополнительные премиальные дни к отпуску.
В центре зала обычно орудуют Макс и Димон - кузнец и сварщик. Довольно шумная, но очень продуктивная парочка. Экстренно забить скрепы или заварить чего наглухо – всегда пожалуйста. Быстро и качественно.
А у барной стойки стоит ведро с раствором и лежит небольшой мастерок. Это мной облюбованное местечко.
За стойкой же располагается очаровательная барменша Оленька - шикарная блондинка с жемчужной улыбкой и идеальной грудью. Мы за глаза называем её «болеутолитель». Всегда знает чего и кому предложить.

От моей короткой лекции в понимании у молодёжи лучше не стало. По-прежнему всё сложно. Так и норовят протиснуться туда, где их не ждут. Девушка меня уже и психом окрестила.
Ну да, слишком уж издалека я зашёл в своих объяснениях. Но «Заплатка» - не стройка же, а культурное заведение, матом нельзя…
Что ж, выпрошу ещё каплю терпения. Хотя парень начинает злиться. Желваки на скулах так и играют.
А, вот и посетитель. Идёт стремительным решительным шагом. Наконец-то!
Пропускаю его внутрь, останавливаю рванувшуюся следом парочку:
- Да, вам – нельзя, ему – можно. И даже нужно.
Первый же клиент с утра – и сразу непростой случай. И терпения выпрашивать не пришлось.
- Простите, короткий перерыв на экстренное обслуживание. – Запираю дверь перед носом у влюблённых, бросаюсь в зал.
Они остаются глазеть снаружи. Ладно, чего уж, пусть смотрят, коли уходить не хотят. Правда, не знаю, что уж они там увидят…

Ситуация, действительно, сложная. В одиночку не справиться.
Молодой парень с отсутствующим взглядом. Одиночка с богатым внутренним миром, в котором, не зайди он к нам, вряд ли наступит завтра.
Идёт напрямую к стойке. Напиться храбрости, подготовиться к армагеддону личности.
Безответная любовь, что ж ты делаешь, сука!
Ладно. Схема отработана. Прорвёмся.
Киваю «болеутолителю», и та без слов наливает парню водки. И тут же включается вся наша дружная команда. Кузнец яростно работает молотом, вбивая скрепы в разбитое сердце, останавливая увеличивающиеся трещины. Сварщик опускает забрало и даёт работу своему аппарату - укрепляет скрепы полосами металла. Швея уверенными стежками стягивает края душевных ран.
И пока летят искры, застывает металл и мелькает игла, а улыбчивая Оля, подмигивая, подливает парню в рюмку, я беру в руки ведро с раствором и мастерок.
- Третью, Оленька, ему налей! Чтоб за здравие, а не две за упокой.
Тяп-ляп, и сердечко будет как новенькое. Были раны и трещины, и нет их больше.
Ещё минутка. Ну, вот и всё…

- Живи, парень! Иди домой. Всё будет хорошо. – Отпираю дверь, и молодчик с просветлевшими глазами, улыбаясь, горячо жмёт мне руку на прощание.
А эти влюблённые всё стоят у входа. И взгляд у них оторопелый, потерянный. Парень бледный, как привидение. Девушка не краше. Букет того и гляди из рук выпадет. Ну и,спрашивается, кто виноват, кроме их собственного упрямства?
- Ффух… - выдыхаю, пытаясь разрядить атмосферу, вернуть парочку в здесь и сейчас. - Видите, какая непростая работёнка. А ещё это ваше четырнадцатое февраля – дополнительная нагрузка в делах сердечных.
И тут то ли оторопь сама отошла, то ли «шеф» подсуетился, но в глазах девушки промелькнула искра понимания, взгляд стал осмысленным. И она, что-то пробормотав, торопливо увела очнувшегося благоверного за собой.
Хвала тебе, «Шеф»!
У кого праздник, а у кого и непростой рабочий день. Уверен, молодые останутся не в обиде за то, что я не пропустил их в «Заплатку». Им счастье и без ремонта на сердце дано.
Хоть в «Небесной канцелярии» этого и не одобряют, достаю сигарету. По старой памяти, когда ещё на стройке работал. Никак не могу избавиться от грешной привычки. Закуриваю и стою, втягивая седой дым, вслушиваюсь в звучание гармонии сердец. На третьей затяжке ловлю мощный приближающийся диссонанс.
Наш клиент.
Пора возвращаться к работе. Тем более что вновь потребуется мой мастерок…

Добавлено:
Вещъ

В некотором технократическом царстве, в некотором информационно развитом государстве жил-был КУПЕЦ – Кибернетическая Унифицированная Персонификация Естества Цифрового. Или же, говоря по-русски, робот обычный, гуманоидного образца. Андроид, во всём с людьми схожий.
И была у КУПЕЦа дочь любимая. Ну как дочь – приёмный организм-хозяйка. Та, кто его от рабства складского избавила. Хвала распродаже великой, что звалась «Биороботы за полцены».
Но возлюбил он её, как родную (по крайней мере, ему так казалось).
И хозяйка не скупилась на любовь. Не каждому КУПЕЦу дано имя обрести. Многие так и ходят до скончания сроков гарантийного с постгарантийным – безымянными. А тут с первого же дня нарекли.
Вещъ – прозвала его хозяйка Настенька.
Что это могло означать, КУПЕЦ не понимал. Но принял, торжественно кланяясь в пояс владелице и роняя масляные слёзы умиления в подставленные ладони. Ведь испортить ковры в хоромах отдельных, что квартирой зовутся, никак нельзя.
И что не просила дочурка, так Вещъ стремглав бежал исполнять. То по дому убраться, то за биомассой для питания сходить и трапезу вечернюю Настеньке приготовить.
Ведь некогда ей самой заниматься подобными мелочами. Бизнес-леди. Вся в трудах, аки пчела. Бывает, так сердечная умается на работе, что придёт, упадёт на простыни белые, и не есть, ни пить не изволит. Только сказки на ночь и помогали, чтобы хозяйка сбрасывала дневной груз проблем с плеч и засыпала, как младенчик в люльке.
Хотя, бывало и такое, что приходилось всю ночь напролёт «сказки рассказывать» без устали, когда в Настеньку словно бес вселялся. Тогда она была готова сказки слушать одну за другой. И все разные.
То «конька-горбунка», то «сивку-бурку», то «лихо одноглазое», а то ещё чего. И про Буратино, что любил совать свой нос, куда не попадя – очень уж ей сказка нравилась. Бывало, по нескольку раз за ночь просила перечитать.
Но не было большей радости для световых рецепторов КУПЕЦа, кроме как видеть дочурку удовлетворённой. И не было больше радости для Настеньки, как открывать что-то новое в книге, что хранила в себе мудрость веков, и именовалась «Инструкцией по эксплуатации»…
***
Пролетали дни за днями, за неделями месяца. А из тех и годы складывались.
Грустил КУПЕЦ, глядя на возлюбленную дочь. Тоскливо ему было лицезреть, как краса хозяйки увядает нетронутой, и годы берут своё.
Нет, конечно, ему по-прежнему нравилось читать ей сказки на ночь. И в эти моменты давление, что нагнетал его сердечный поршень, зашкаливало, а имитация нервной системы захлёбывалась псевдоэндорфинами.
Но оперативное запоминающее устройство изредка намекало, что сказки на ночь, по идее, должен читать не он.
А замуж Настенька всё не торопилась и даже не собиралась. Женихов в своё время отваживала одного за другим, а ныне те и вовсе перестали ходить.
Вот и сегодня, вернулась дочка домой к полуночи. С работы. Во хмелю.
Глядя на хлеб-соль, сморщилась:
- Убери. Завтра съедим. Сегодня уже некуда. Прости, Вещъ. Корпоратив был.
Спрашивать о подробностях КУПЕЦу не пристало. Видел он уже, и не раз, последствия таких гуляний.
- Какую сказку сегодня ты хотела бы услышать? – Вопросил традиционно. И поклонился в пояс: мол, чего вашей душе угодно?
- Да какие сказки, твою мать! – Со стола полетели горшочки с жарким. Обои расписных стен дополнились картофелем, мясом и подливкой.
Случалось, КУПЕЦ видывал дочь не в настроении. Срывы нервные тоже случались. И Вещъ уже знал, какую модель поведения выбрать. И какую сказку прочитать.

Пара часов пролетели на одном дыхании. Под шелест механических лёгких и вздохов Настасьи.
За прелюдией из любимого Буратино последовали несколько коротких, ёмких историй из списка Шахразады. После них Настя окончательно успокоилась и откинулась на подушки, глубоко дыша.
КУПЕЦ достал припрятанные возле кровати коробок самовоспламеняющихся лучин и заморские курительные палочки. Чиркнул лучиной по коробушке. Поднёс появившийся огонёк к кончику «сигареты». Раскурил. Протянул «сигарету» Настеньке.
- Спасибо, Вещъ. - Дочка приняла курительную палочку, сделала глубокую затяжку. И ещё одну. Провела пальцами по слегка невыбритой щеке биоробота. – Хороший ты. Жаль, что не настоящий.
И тут плечи Настеньки затряслись, а сама она зашлась в рыданиях. Бросила недокуренную сигарету в открытое окно опочивальни, и прижалась к груди КУПЕЦа.
- Что стряслось-то? - КУПЕЦ растерялся. И поршень его сердечный на мгновение приостановился из-за переживаний за любимую дочь.
- Ничего-ничего, Вещъ. Всё в порядке. – Через всхлипывания отвечала Настасья. Подняла вдруг заплаканные очи свои, посмотрела пристально в световые рецепторы КУПЕЦа. – Просто тыква не превратится в карету. А Пиноккио не повстречается с феей. Понимаешь?
Ничего не понял КУПЕЦ. Объём памяти оперативной и операционная система, снятая с поддержки у отца-производителя, не позволили.
***
Улетела Настенька в земли заморские на несколько дней в командировку. А КУПЕЦ давай голову ломать, процессор загружать, о чём же горюет его ненаглядная.
День думал он. Два. А скрипты размышлений всё не компилировались.
Тыква. Фея. Превращение. Карета. Пиноккио. Не настоящий.
Фея и Тыква. Пиноккио и Карета. Понимаешь?
Превращение. Не настоящий.
Пиноккио. Тыква.
Go to…

И если б не алармы программные, то не озарило бы КУПЕЦа, что не стоит продолжать гонять скрипты по бесконечному циклу. Не то перегрузит он свою память оперативную, и рухнет система. Без возможности восстановления. И не увидит он больше дочери любимой, ненаглядной Настеньки.
Вздохнул он и остановил компиляцию.
Перегретый процессор выдохнул ему благодарное кремниевое «спасибо».
Взглянул КУПЕЦ на календарь. Ба! Дочка же завтра возвращается! А дома не убрано, не стирано. Продуктов свежих нет.
Прибрался он так, что заблестели хоромы, как золочёные. Загрузил бельё в машину стиральную и отправился в дорогу. Не ближнюю и не дальнюю. Туда, куда ещё не добралась урбанизация. Туда, где нет ни лесов каменных, ни дорог железных. И продукты питания рождаются не на конвейере.
На деревенский рынок. За продуктами особыми, что ГМО не содержат.
Добрался скоро, как в сапогах-скороходах. Хвала трансгрессионным маршрутам дальнего следования.
Набил авоськи полиэтиленовые овощами, мясом, зеленью да фруктами – всё по бросовым ценам.
И столько авосек набрал он, да таких тяжёлых, что не будь КУПЕЦ КУПЕЦом – не унёс бы. А так – подхватил снедь и лёгким шагом, будто и не тяжела ноша, домой отправился. К трансгрессионной остановке.
Только коротка дорожка оказалась, что твоя стёжка. Услыхал он при выходе с площади рыночной такое, что процессор закоротило.
- Ох, Фая. И сдалась тебе эта тыква…
Компилятор аж щёлкнул.
Фея и Тыква!
КУПЕЦ повернулся.
Неказистого вида старушка пыталась справиться оранжевым монстром, сделать из него колобка. Но тот упирался и катиться никак не желал.
- Пособить тебе, матушка?
- Спасибо, конечно. Но куда тебе, милок. - Старушка сощурилась. – У самого руки, вона, как заняты.
- Это ничего. - КУПЕЦ перенёс все авоськи в левую руку, а правой, наклонившись, подхватил тыкву. – Говори, куда несть?
- Экий ты богатырь. А по виду и не скажешь. – Удивилась старушка. – Ну, давай, левей бери, тут недалеко, пару кварталов. Как звать-то тебя, милок?
- Вещъ.
- Что за имена пошли… - Старушка сокрушённо покачала седой головой. – Хотя, чему удивляться. Сейчас Ивана-то и не встретишь. А я – Фаина Карловна.
- Куда ж тебе, Фаина Карловна, тыква такая громадная? Карету с неё делать будешь? – Начал выспрашивать КУПЕЦ под давлением компилятора.
- Скажешь тоже. - Старушка хихикнула. – Я ж не Золушка. Язва у меня. Вот доктор и прописал диету тыквенную. Тыква у меня на огороде ещё не созрела, пришлось на рынок идти. А там все громадины, как на подбор.
И тут Вещъ так сокрушённо вздохнул, услыхав это, что Фаина Карловна суетливо осведомилась:
- Куда ты так бежишь? Устал поди? Ты отдохни, милок, отдохни. Нет, прёт, как танк. Вот повезло же кому-то с мужиком!
КУПЕЦ на мгновение остановился и в недоумении посмотрел на старушку.
- Что? Не женат, что ли?
КУПЕЦ помотал головой. В его операционную систему не было заложено функции участия в социальных институтах.
- Куда девки глядят! И не живёшь ни с кем?
И тут Вещъ всё как на духу выложил. И про стирку-уборку-готовку, и про сказки на ночь. И про Настенькины слёзы. Но про то, что он андроид – смолчал.
Старушка посмотрела на него пристально, но только головой покачала. Мол, вон оно что.
Дошли.
- Спасибо тебе, сынок, за помощь твою. – Фаина Карловна улыбнулась. Тепло, открыто. – Доброе у тебя сердце. А за девку свою не тревожься. Коли, не бросает она тебя, верно, любит сильно. А раз любит… Значит, у тебя ещё есть время то, чтобы стать нормальным мужиком.
И только захотел КУПЕЦ возразить, что не сердце у него, а поршень, но тут последовательность скриптов выстроилась в логическую цепочку.
Любит. Настенька любит Вещъ.
- Пиноккио. Не настоящий. Понимаешь? – Компилятор перескочил go to.
Наверное, он произнёс это вслух.
- Ты, часом не надорвался, пока нёс? – Нахмурилась старушка. – На-ка вот, молочка выпей. Парное! Совсем другим человеком себя почувствуешь…

Обратный путь до трансгрессионной остановки полиэтиленовые авоськи нещадно тянули руки к земле. И ручки резали пальцы. А в операционной системе царил хаос.
Вещъ опустил жетон в прорезь турникета. Зашёл, выбрал пункт назначения и, спустя мгновение, вышел из трансгрессора. До родных пенат было рукой подать. Но он, хоть и почувствовал усталость, свернул к цветочному бутику.
Пиноккио. Совсем другим человеком себя почувствуешь. Понимаешь? – напоследок выдал компилятор.
- Девушка. Заказ на завтра примите. – Вспоминая деревенскую фею Фаю, отрапортовал как на духу. - Букет полевых цветов. Большой и красивый. И открыточку вложите. - КУПЕЦ… нет, уже совсем не КУПЕЦ приветливо улыбнулся скучавшей торговке.
- А что написать? – молоденькая цветочница, схватив блокнот и ручку, захлопала глазами.
- С любовью! Вещъ.

Сообщение отредактировал Тореас - 5-06-2015, 19:37


--------------------
Приходит время вечных шутов. Время для нас!
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Тореас >>>
post #126, отправлено 29-08-2015, 9:01


Кавайный терминатор
*****

Сообщений: 576
Откуда: Третья столица
Пол:мужской

Любимых женщин: 1186
Замечаний: 2

Сильная и справедливая

Жили-были Кощей с Бабой-Ягою. В тёмном дремучем лесу, в избушке на куриных ножках жили они, не тужили, нечисть всякую плодили и растили, да богатства копили.
Кощей всю свою сознательную жизнь занимался промыслом: то на охоту соберётся и умотает за тридевять земель, то рыбачить за дальний кордон. А потом по тамошним лесам да рекам чудища лесные с чудо-юдами морскими разбредались. И за их отлов и отстрел ведьмак Коша брал приличные отступные с местного населения.
Кто его, бессмертного, надоумил на всё это, или же он своим умом дошёл, история не помнит. Как не помнит и имён его родителей.
Вырос Кощей сиротой. И жену себе такую же подобрал – сиротинушку детдомовскую, в то время ещё девку-Ягу, красавицу расписную.
Одни злые языки поговаривали, что приворожила его Ягуся, позарившись на доходы. И не пройдёт и года, как гулять она начнёт от такого урода, а то и вовсе бросит. Другие судачили о том, что красавица у худощавого анорексика в штанах могла найти такое, что он до поры до времени от прочих женщин прячет. Но так и ветер тоже попусту дует. А слова, как известно – ветер.
Не послушали влюблённые никого. Сыграли свадебку, да через годок-другой съехали подальше от наветов да кривотолков. Не то уже успевшая обабиться Яга пунцовой ходила от вопросов про мужнино яйцо и иглу в нём. Самого Кащея открыто прозывали содомитом и сторонились. Да и дитя им от посторонних глаз прятать приходилось.
Уехали в тогдашнюю глухомань. И так облагородили местечко, что любо-дорого посмотреть.
Змей Горыныч – первенец у молодой семьи, родившийся до срока, дунул с трёх сопел и выжег посреди леса уютную полянку. На ней Коша избу и срубил. Да поставил сначала не по фэн-шую. Так Яга, улыбнувшись любимому, наколдовала избушке ноги, чтобы дом и поляна смогли достичь гармонии.
Людские, что выросли поначалу, вместе с доступным взгляду срамом смотрелись чудовищно, и пришлось проводить ампутацию. А вот куриные вышли в самый раз.
И зажили они счастливо и припеваючи.
Летели дни за днями, за неделями месяца. А те в годы складывались.
Кощей всё промышлял по ближним и дальним округам, а Баба-Яга корпела по хозяйству. Спорилось в её руках любое дело. И гуси-лебеди всегда откормлены были, и реки молочные с кисельными берегами не пересыхали, и стада коньков-горбунков паслись на близлежащих пастбищах, нагуливая бока. Ну и торговля пирожками приносила немалый доход семейному бюджету.
Так что в сфере капиталистического фермерского хозяйства, двор их, что таился на лесных заимках, считался зажиточным. А семья уверенно карабкалась вверх по лестнице Forbes.
Но хоть зоркий пастух тучных стад Змей Горыныч, что кружил в синем небе, и следил в шесть глаз, чтоб даже мышь незаметно не проскочила; хоть чудо-юдо болотное караулило все близлежащие хляби, да ручьи с озерами, чтоб не прошлёпал по ним никто – всё равно беда пришла. Оттуда, откуда никто не ждал.
Стремление пополнить мошну заработками на почве киднеппинга принесло несчастье благополучной семье…
***
- М-м-м! – Обворожительная блондинка с кляпом во рту и помятым кокошником на голове очнулась связанной на лавке у печи. Из глаз её покатились крупные слёзы. Доигралась.
- Чего ты там мычишь? – дородная женщина предбальзаковского возраста, одного взгляда на которую достаточно, чтобы понять насколько беспощадным бывает время, подошла к пленнице и сорвала с неё головной убор. – Дай сюда, всё равно он тебе не идёт.
- М-м-м?! – взгляд блондинки был умоляющим.
- Да не жуй ты кляп, он несъедобный. – Растягивая слова, сказала толстушка невольнице, встав перед свет-мой-зеркальцем, чтобы примерить кокошник. – Эх, не в цвет к сарафану, зараза. И мятый, как в заднице побывал... Может, у тебя другой есть?
- М-м-м!
- А другие слова ты, вообще, знаешь? – Колыхнув необъятными бёдрами, женщина в кокошнике развернулась и в два шага оказалась возле связанной блондинки. Рывком выдернула кляп у неё изо рта. – Говори!
- Василиса! Ну, прости меня! – Голос пленницы сорвался. – Давай, я тебе золота дам. На ступе обратно отвезу. Прошу.
- Чего-о-о? А ну-ка, заткнись! Вот не надо было меня воровать! Лучше покажи, где у тебя тут нитки-иголки-булавки лежат. А то Горыныч ваш кусаться полез, сарафан вот испоганил клыками. – Василиса взмахнула истрёпанным подолом, всплеснула могучими руками, демонстрируя разорванные рукава. – Пока я ему одну голову не открутила, не понял, что это не он меня похитил по твоему наущению, а я согласилась с ним на экскурсию проехать чисто из интереса к сельскому быту и красотам природы. И в кого он у вас такой дурной…
Повисло молчание.
- Он хоть живой? – Произнесла, наконец, отошедшая от шока Яга. От мыслей, что сын отбросил коньки не от меча богатырского, а от женской руки, в её сознании помутилось.
- Да что с ним станется, у него ж ещё две башки. Лежит, вон, за избой. Скулит. – Утробно хохотнула Василиса. – Ничего, не кручинься, бабка. Может третья ещё обратно отрастёт. Змей, всё-таки.
- Какая я тебе бабка? Я же моложе тебя выгляжу.
- Поговори мне ещё. – Василиса замахнулась мясистым кулаком, чей размер мог поспорить с крупным молодильным яблоком, и Баба-Яга тотчас прикусила язык, невинно захлопав пушистыми ресницами. – Осмелела больно. Или кляп на место вернуть?
Яга судорожно закрутила головой из стороны в сторону, всем видом показывая, что без кляпа ей гораздо лучше.
- То-то же! - Нашедшая всё, что ей было необходимо – длинную цыганскую игру и клубок ниток, Василиса принялась заштопывать платье. - А вы, я как погляжу, богато живёте.
- Не бедствуем. – Яга шевельнулась, попытавшись ослабить путы. – Слушай, может, развяжешь меня? Мне поесть приготовить надо. Муж скоро с охоты вернётся, кормить нечем. Да и сама, поди, проголодалась за время полёта?
- Может, и развяжу. – Возведя очи горе, Василиса беззвучно зашевелила толстыми губами, видимо, взывая к своему внутреннему голосу. – А что готовить будешь? – Поинтересовалась она, наконец.
- Времени немного, солнце на закат, так что скатерть-самобранку раскинем. Обещаю, не хуже чем в ресторане оттрапезничаешь. Закажешь всё, что захочешь. – В глазах Яги появилась надежда, что монстра в женском обличье можно задобрить.
Василиса вновь призадумалась. Видимо, перебирала в уме всё то, что она давно хотела попробовать, но не решалась. Молчание продолжалось около минуты. После чего она утвердительно кивнула, соглашаясь сама с собой:
- Да, точно развяжу.
С минуту она возилась веревками, которыми была опутана её пленница, распутывая морские узлы.
- Накрывай на стол, бабка. Проголодалась я.
Упрашивать Ягу не пришлось. Она пулей заметалась по избе, шебурша по сундукам в поисках заветной скатерти, скребя по сусекам и закромам, и гремя горшками с кастрюлями. Василиса продолжала стоически штопать разодранный сарафан.
- Слушай, Яга, - промолвила она через какое-то время. – Я вот одно понять не могу, вот живёте богато, в достатке. Неужели, всё своими руками? Или воровать людей настолько выгодно?
- Ну, есть несколько схем. Барщину как оброк провести. Киднеппинг опять же. – Неожиданно разоткровенничалась ведьма-блондинка. – За сестрицу-Алёнушку мы от братца-Иванушки неплохие барыши получили.
- Ох, семейка… - Василиса сокрушённо покачала головой. – Жаль, что вы мне раньше не попались. Ну, или я вам… - И громко расхохоталась. Почесала живот. – Скоро жрать-то готово будет?

- Василиса, можно вопрос? – Пригубив медовухи из берестяного кубка, осмелела Яга.
- Валяй! – Промычала бесцеремонная гостья, на миг оторвавшись от пожирания бараньей ноги под чесночным соусом.
- Я вот понять всё не могу. Ты Василиса Прекрасная или Премудрая?
Баранья нога выпала из жирных пальцев.
- Знаешь, я и сама не уверена. – Василиса встала, обтерев соус с рук о скатерть-самобранку. Одним присестом опростала полбурдюка с вином. – Но мы это сейчас легко выясним.
- Это как же? – Баба-Яга выразительно изогнула брови в недоумении, отхлебнув ещё медовухи.
Василиса, ухмыльнувшись, подошла к висящему на стене голосу правды.
- Свет-мой-зеркальце, скажи! Да всю правду доложи! Я ль на свете всех милее, всех прекрасней и мудрее?
- Дура ты. Старая и страшная. Потому не замужем. Похудеть бы тебе, да к пластическому хирургу сходить. – Вынесло вердикт бесстрастное зеркало. И тут же разлетелось по полу на тысячи осколков. Укатилась под лавку осиротевшая металлическая оправа.
- Зато сильная и справедливая! – Резюмировала Василиса. Плюнула на смолкшее навсегда стекло. – И этим я прекрасна. – После чего под полным ужаса взглядом Бабы-Яги вернулась к ужину.

- Да, хозяйка ты что надо. – Глубоко вздохнув после окончания трапезы, объевшаяся Василиса откинулась на лавке, прислонившись к тёплому печному боку. – Так вкусно и сытно меня давно не кормили.
- Спасибо. – Пришедшая в себя после уничтожения свет-мой-зеркальца Баба-Яга слабо улыбнулась. – Так, может, тебя домой теперь отвезти?
- С ума сошла что ли? – взбеленилась Василиса. - Послушай, Яга. Ты до сих пор ничего не понимаешь?
- Признаться, нет.
- Ты меня украла?
- Украла… - Сокрушённо ответила ведьмачка, опустив глаза.
- Я – Василиса Прекрасная?
- Даже свет-мой-зеркальце…
- Что?! – Полные щёки всколыхнулись от гнева. Василиса угрожающе занесла кулак.
- Прекрасная-прекрасная! – Испуганная Яга отпрянула от нависшей угрозы.
- То-то же! – Сильная и справедливая уселась обратно на скамью. - Кто меня спасти должен? - В её голосе зазвучали восторженные нотки. - Иван-царевич! Прискачет на коне белом или на волке сером, а потом женится на мне. Усекла? – Тон под конец тирады стал угрожающим.
- Да… - Смиренно пробормотала ведьма.
- Какие вопросы? Сидим, ждём, когда приедет и спасёт. – И Василиса вновь принялась доштопывать подол.
Баба-Яга в бессилии села на скамью. Но тут же встрепенулась, услышав за порогом избы знакомые звуки шагов. Дверь избушки отворилась, и вошёл усталый, измождённый Кощей с ружьём на плече и кругами под глазами.
- Любимый! – бросилась к нему ведьмачка.
- Ой, напугал, чертяка страшный! – Воскликнула Василиса, при виде Кощея подпрыгнув на месте, отчего скамья коротко скрипнула, прося о помощи. – А-а-ай, иголки эти ваши. Сломалась, зараза! Я из-за вас палец уколола.
- Ненавижу! – всхлипнул вмиг побледневший Кощей, тухнущим взглядом уставившись на остатки иглы в руке Василисы, и замертво осел на пол.
За порогом взвыл от горя контуженый двухголовый Горыныч. И упала, рыдая, над бездыханным телом Баба-Яга.

- Да не печалься ты, бабка! – Василиса правила низколетящей, перегруженной ступой. Напротив судорожно всхлипывала безутешная Яга. – Ну, правда, не хотела я. Сама пострадала – царевича не дождалась. Ничего... Купишь живой воды, окропишь суженого, иголку новую купишь, и будет твой Кощей – как новенький. Зато урок на всю жизнь запомнится.
Мотор ступы чихнул, как бы подтверждая слова сильной и справедливой.
- А вообще, ты смотри. Было бы чего жалеть. Плюнь на своё захолустье. Мужа-страшилу похороним. Продадим твоё хозяйство – ручаюсь, хорошие деньги выручишь. Первое время можешь у меня пожить, пока квартиру и работу не найдёшь. Тридевятое Нерезиновое – царство больших возможностей. Вот на шоу экстрасенсов, хочешь, устрою? Деньги рекой потекут!
Баба-Яга, не слушая, утирала безудержные слёзы…


--------------------
Приходит время вечных шутов. Время для нас!
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Тореас >>>
post #127, отправлено 25-01-2016, 13:02


Кавайный терминатор
*****

Сообщений: 576
Откуда: Третья столица
Пол:мужской

Любимых женщин: 1186
Замечаний: 2

Артемон

- Смотри, Мартин! Какой милый пёсик! - молодая мамаша, что шла, подметая широкими юбками мостовую, остановилась возле крыльца, на котором я терпеливо ожидал их прихода. - Интересно, чей он, кто нам его оставил?
- Сейчас взгляну, дорогая, - дородный бюргер в праздничном камзоле, видимо, отец семейства, наклонился ко мне. Пробежался пальцами по шее. - Ошейника нет.
Карапуз, прятавшийся у пышных грудей родительницы, сказал: "АГУ!" - и оторвался от естественных подушек. Уставился на меня любопытными глазёнками. Голубыми, как цветущие незабудки в садах.
Я высунул язык, изображая приветливую улыбку. Качнул курчавой головой направо, налево. Вильнул хвостом.
Ничей я. Свой собственный.
- Глянь-ка, сынок, ты понравился этому пуделю-добряку, - улыбнулась и мамаша, поцеловала мальчугана в макушку. - А тебе он нравится?
Малыш смотрел, не моргая, утонув своими незабудками в темной ониксовой глубине моего правого глаза и нефритовом сверкании левого.
Я подмигнул ему, и он ответил мне, заливисто рассмеявшись, потянул ручки.
Да, у меня талант, умею нравиться людям.
- Тогда, лохматый, ты можешь остаться, - проговорила мамаша, сюсюкаясь с развеселившимся чадом. - Но жить будешь у порога!
Я умильно завертел хвостом и заливисто залаял, показывая, насколько доволен хозяйской милостью бюргера и его супруги.

В доме Мартина и жены его Кристианы было очень уютно. Хоть он и был мал по сравнению с соседскими - домами более зажиточных горожан. Но был он чист, ухожен, а на кухне всегда вкусно пахло.
Его закрома никогда не пустовали: водились там и жирные каплуны, и пулярки; и бобы никогда не лёживали меньше, чем мешком. И добрый кус говядины бывал там нередким гостем, ютясь подле большой крынки масла. А бурдюки с добрым рейнским нередко братались, забывая об одиночестве, и так же по-братски отправлялись в жертву чревоугодию на выходные или по праздникам.
Маленький Валентайн - обладатель незабудковых глаз, не знал, что такое слёзы горя и боли. Всё, от чего он мог реветь - это едкий солнечный луч, что забирался к нему в кроватку и будил его или, напротив, не давал заснуть. Или в минуты, когда Кристиана запрещала ему играть с Артемоном, весёлым пуделем с разноцветными глазами - то есть со мной. Ну, или когда Артемона просто не было рядом - я, всё-таки, взрослый пёс в самом расцвете сил (или кажусь таким), и не всегда могу равнодушно пройти мимо надушенных и начёсанных соседских фиф, особенно когда они так крутят хвостами и стреляют глазками.
А в остальном - мы были неразлучны. Просыпались и отходили ко сну вместе: он в кроватке, я подле. Что такое коврик у порога, я забыл через несколько дней. Малыш не ложился, если меня не было рядом.
Трапезничали, гуляли, играли - тоже вместе, под строгим присмотром Кристианы.

Валентайн рос, как сорняк на грядках - быстрее всяких овощей. Ему не было интереса в играх со сверстниками - он постоянно выходил победителем. А при играх в прятки или догонялки со мной дух соперничества был силён.
Он побеждал, благодаря уму и смекалке, а я... Принято на веру, что благодаря нюху и тому, что у меня на две ноги больше.
Раньше прочих Валентайна определили в приходскую школу.
И тут нам волей-неволей, но пришлось расставаться. Настоятель храма, завидев стройного мальчика с четвероногим спутником, моментально указал за порог. Либо идёшь учиться, слушать глас Божий, либо слушай собачий лай вне церковных стен.
Мартин с Кристианой указали сыну на дверь храма. А мне - место у паперти.
Я и сам, завидев святошу, отбежал куда подальше. Уж больно падре мне не понравился. Так и зазыркал, так и забуровил взглядом, стоило заглянуть в мои разноцветные глаза.
Не на что тебе там засматриваться, любезный!
День ото дня сидел я, мёл хвостом мостовую, ожидая окончания занятий. Чтобы потом обсудить с Валентайном всё то, что он узнал в школе.
- Идём, Артемон! - как команда к началу беседы. - Нас сегодня такому учили...
Каждый раз неспешно мы шли домой. Он рассказывал, задавал вопросы. Я подгавкивал, подталкивая его к ответам. Чем не учитель и его ученик!?

***
- Знаете, герр Анхель, у меня есть подозрение, что, определённо, что-то не так, - долговязый мужчина с лёгкими залысинами, кривой улыбкой и высоким любом сморщился, что увядший помидор, смачно плюнул на пол трактира. - За последний век, что мы с вами тут провели, мне порядком осточертели эти бюргеры, эти колбасы, это льющееся рекой рейнское. Впав в чревоугодие, мы так и не достигли цели. Ещё немного, и я заделаюсь мизантропом, - и сделал добрый глоток светлого пива.
- Герр Хангель, Богом клянусь, он где-то здесь! Только затаился, - плотного сложения спутник долговязого, совершенно лысый и лопоухий, был ростом ему по плечо. А умом - и того ниже. Но пиво любил не меньше старшего по должности.
- Знаете что! - высоколобый побагровел. Занёс руку, чтобы отвесить товарищу затрещину, но сдержался. - Клянитесь чем-нибудь иным. А то я сейчас так же поклянусь именем Божьим, и у нас с вами возникнет неразрешимое противоречие: клятвы одним и тем же, но за противоположные точки зрения.
- Коллега, давайте обойдёмся без противоречий, - лопоухий, не обратив внимание на вспышку ярости товарища, сделал ещё один добротный глоток. Донёс до рта шмат гентской колбасы - на закуску. Пожевал в раздумьях. Залил пинтой светлого из Брюгге. - Продолжим поиски. Может, стоит инквизицию привлечь или ещё чего? Объявим какое-нибудь учение еретическим - по струнке все ходить начнут, лишь бы в живых остаться. А прячущийся среди святош выдаст себя рано или поздно.
- Герр Анхель, - вздохнул долговязый, - вот почему у вас идеи появляются только во хмелю? А иначе кузнечными щипцами не вытянуть. И когда в вас меньше, чем пара пинт, разговаривать, вообще, нет смысла.
- Во славу Божию! - лысый поднял дубовую кружку с пенной шапкой. Хангель сделал тоже самое.

***
- Артемон... - мой повзрослевший друг, которому вот-вот должно было исполниться восемнадцать зим, был сам не свой. Весь прошедший месяц ходил и молчал. Я весь язык излаял, пытаясь его разговорить - тщетно.
За прошедшие годы, я ещё не видел Валентайна таким. Ну и решил, придёт время, сам расскажет. И вот, дождался.
- Славный Артемон... Старый славный Артемон...
Нет, конечно, он подмигнул моему зелёному лукавому глазу. Привычно потрепал за ухом. Но во взгляде Валентайна читалась растерянность. Ветер сомнения трепал лепестки незабудок.
- Р-рр-гав!? - думаю, наконец, я имел право спросить, что же случилось.
- В смятении я, дружок, - Валентайн уселся на бортик фонтана, что на площади у прихода, где он учился. Подол рясы лёг в пыль. Рядом с моим хвостом.
- Р-р-р! - я догадался, о чём говорит мой друг. Прочёл по глазам. Но он должен излить душу. Иначе диалога не будет, и я не смогу помочь, не смогу направить.
- Церковь, Артемон. Отец с матерью рассказывают одно. Но пастор учит иному. Что идёт вразрез с Писанием - ересь. А еретикам сейчас только один путь. И индульгенции не спасут. Мне страшно, Артемон! И молитвы не помогают.
- Вуффф!
- Я на распутье, дружок. Что мне делать?! - юноша вздохнул. Потёр красные от недосыпа глаза. - Или попасть на костёр за покрывание еретиков и сгореть вместе с ними? Или донести, предав родителей? Но жить.
На секунду наши взгляды столкнулись. И я подмигнул Валентайну ониксовым глазом. В этот момент молодому человеку могло показаться, что в чернильной глубине колышутся языки пламени.
Ничего. Посчитает, что показалось - перекрестится.
Юноша резко поднялся, одёрнул рясу. Креститься не стал. По незабудкам глаз пробежали сполохи огня.
- Если не донесу я, донесут за меня и на меня.
Я залаял, соглашаясь.
Так или иначе, Валентайн увидит на эшафоте дорогих сердцу людей. Выбрать жизнь - всяко лучше, чем сгореть. А чтоб не слышать криков отца и матери, не видеть их мучений на костре - так это можно заткнуть уши и отвернуться.

***
- Кто на сей раз, герр Анхель? - долговязый инквизитор обратился к помощнику, копошащемуся над пергаментами делопроизводства.
- Еретики, как обычно, - лысина осталась в прежнем положении. Не останавливаясь, скрипело перо. - Впрочем, занятный случай. Лютеране. Муж с женой. Доносчик - их сын.
- Да уж... - протянул Хангель. - Отправить родителей на эшафот. Иуда, не иначе!
- Смиренный отрок. Богословию учится. В науках прилежен.
- Видно, в тихом омуте, герр Анхель, черти водятся, - протянул долговязый. И застыл, осознав, что он только что сказал.
- Всегда считал вас гением, герр Хангель, - забормотал лысый крепыш, оторвавшись от пергамента. - Навестим юношу? Чую, это тот, кого мы ищем! Вселился, бес!
- Нет, - Хангель сощурился, - выждем. Сейчас главное - не вспугнуть. Будем осторожны. Пусть сделает ещё один шаг, и тогда будем брать. Не для того ждали веками, чтобы второпях потерпеть фиаско.

***
Узнав, кто донёс на Мартина с Кристианой, добрые бюргеры избили юношу, добро и приветливо повстречав его в тёмном переулке. Ни свидетелей, ни стражи, что могла бы услышать крики о помощи.
Я не вмешивался.
Выживет - продолжим обучение. Нет - значит, воздалось по делам его.
Так или иначе, он - мой.

Две недели Валентайн не мог встать с кровати. И если бы не Бине, то и не встал бы -выходила, подняла на ноги.
Да, Бине - сирота, выросшая при храме. Белокурая девчушка лет пятнадцати с ясно-васильковыми глазами и очаровательной улыбкой. Глухонемая.
Ещё от Валентайна я слышал о ней. Корзинку с новорождённой подбросили к дверям церкви. Настоятель вырастил Бине и воспитал, как мог. И вырос совершенно Божий человечек. В её присутствии у меня даже челюсти сводило - так он от неё веяло святостью и добродетелью.
Впрочем, если бы обеспокоенный отсутствием Валентайна на утренней службе настоятель не послал Бине узнать, куда юноша запропастился, то... То ещё на одну душу в Преисподней стало бы больше.

Бине провела мокрой тряпицей по горячему лбу Валентайна. Всю ночь у него был жар. Он горел, словно грешник в Чистилище. Бормотал, попеременно звал то отца, то мать.
И я спал беспокойно, как с распятием под боком. Мешало близкое чувство вины, бессознательное раскаяние.
Губы девчушки неслышно шевелились. Наверное, молилась, как могла.
- Мама... - прошептал Валентайн, и открыл глаза.
Проснулся и я, глухо рыкнув. Покосился на сиделку, наморщил нос и чихнул.
Дико воняло святостью.
Раскаяние и молитвы - это плохо. Могут простить. А я не люблю тратить время попусту.
- Артемон, фу! - голос юноши был слаб. В рассветной мгле он, как не силился, не мог разглядеть лицо спасительницы, что избавила его от кошмаров, вернула к жизни. - Кто ты? - Вымолвил, наконец.
Бине, конечно, не ответила. При всём желании не смогла бы. Она и вопроса не слышала. Только при виде очнувшегося Валентайна сложила ладони вместе и поднесла кончики пальцев к губам. Глаза её засветились восторгом.
- Артемон... - позвал Валентайн.
И я залаял, подтверждая, что его верный пудель здесь, рядом.
Наши взгляды встретились. И незабудки в очередной раз утонули в ониксе и обожглись о нефрит.
Срочно был нужен ещё один грех. Незамаливаемый. Чтоб и раскаяние не помогло.
- Кто ты?! - повторил Валентайн, поднимаясь с кровати. В его тоне звучала неприкрытая угроза. - Добить меня пришла?!
Глухонемая лишь слабо улыбалась, непонимающе глядя на юношу яркими васильками глаз...

***
- Герр Анхель, вы чувствуете? - плечи долговязого инквизитора напряглись. Слетела красная мантия, обнажая сталь доспехов. - Пора!
- Я целиком и полностью в вашем распоряжении, мой друг! - ещё одна мантия отправилась вслед товарке. Прошелестели расправляемые крылья. - Ведите, герр Хангель. На этот раз ему не уйти!

***
Признаться, такого от Валентайна я не ожидал. Думал, просто задушит.
А тут смертный грех с отягчающими.
- Идём, Артемон! - мой великий грешник утёр перепачканное кровью лицо, взвалил на плечи мешок с телом Бине. Откуда только силы взялись.
Жаль, что нет возможности перетасовать колоду событий и растянуть игру ещё месяцев на девять, когда Бине подошёл бы срок рожать. Поторопился, ученик. Или я переборщил с советом.
- Идём! - повторяет Валентайн.
Незабудки подёрнуты пламенем. С лёгким налётом безумия.
Эх, моё любимое! Не могу пропустить продолжение.

- Остановись, Сатанаил! Игра в прятки окончена, - в пустом проулке, которым Валентайн пробирался к реке, неожиданно стало тесно.
- Что, позвольте? - юноша сделал шаг назад, смерив сухим взглядом перекрывших ему дорогу мужчин в доспехах и крыльями за спиной. Опустил на мостовую промокший от крови мешок.
- Герр Хангель, - тот, что был пониже ростом, выступил вперёд, кладя ладонь на эфес меча, - предлагаю не разводить демагогию. Пленим. И на Суд.
- Категорически поддерживаю, герр Анхель!

Я наблюдал за развернувшейся борьбой из ближайшей подворотни. Ожидаемо, она была недолгой.
Ещё за квартал до встречи я почувствовал приближение посланцев Небес. Пришлось отстать от Валентайна, погрузившегося в раздумья. Он и не обратил внимания, что идёт один, с мешком за плечами, без сопровождения "верного пса".
Я уверен, Суд будет скорым. И над моим великим грешником. И над незадачливыми сыщиками, что в очередной раз опростоволосились, приняв смертного за первого из Падших.
Мы скоро встретимся, Валентайн. И встреча наша, поверь, будет тёплой. Даже жаркой.
А сейчас настала пора найти себе новое пристанище. Во Франции, по слухам, сейчас самое раздолье.
Найду себе доброго гугенота. Буду мести хвостом, радостно лаять и подмигивать разноцветными глазами. И ждать того момента, когда он или какой иной хозяин, мнящий себя святошей, скажет мне:
- Идём домой, Артемон!
А я заливисто пролаю ему в ответ: идём домой, грешник! Каким бы долгим не был наш путь...


--------------------
Приходит время вечных шутов. Время для нас!
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Тореас >>>
post #128, отправлено 2-08-2017, 22:05


Кавайный терминатор
*****

Сообщений: 576
Откуда: Третья столица
Пол:мужской

Любимых женщин: 1186
Замечаний: 2

Словом, мы все больны хейтболом

"СШЭР N13" - гласила потрёпанная временем и московскими кислотными осадками вывеска. Само здание напоминало пострадавший от пульпита зуб - ремонт был жизненно необходим.
Значит, ГИС-траспортёр не ошибся, доставил по адресу. Хотя, по опыту знаю, с этой дрянью и не такое бывает. Моя разработка. И как разработчик я знаю, что стоит не обновить ландшафтно-адресное пространство, и здравствуйте. Так, например, коллегу из отдела тестирования Серёгу Беспричинных пару раз вместо Посадской улицы, где он проживает, уносило в Сергиев Посад.
К слову, сам Сергей и посоветовал мне обратиться в СШЭР. Мол, Санёк, дружище, надо смотреть правде в глаза: твой жизненный цикл работа-дом-жена превращает тебя в урода. Нервы ни к чёрту, общительность на нуле, доброжелательность захлебнулась, показатели эффективности стремятся к критическим значениям. Но есть одно местечко. Сам пробовал. Рекомендую. И улыбается, сволочь.
Что делать... Нельзя не согласиться. Со стороны оно всегда виднее. Для того и нужны настоящие друзья - чтобы говорить тебе правду о тебе самом, когда ты сам её не видишь.
И вот стою я перед осколком прошлого. На выщербленных серых ступенях.
"Скажи слово, тварь, и войдёшь!" - привлекает взгляд объявление, прикрепленное раритетными кнопками к обшарпанной входной двери. Ламинированный листок формата А4 - привет из далёкой эпохи.
- Дивнюки вы эльфийские! - несмотря на дрянное настроение, я нашёл в себе силы улыбнуться.
Вспомнилась школа, уроки литературы. Эх, сейчас бы чарочку гномояда, да трубочку эльфийским листом набить, раскуриться.
Отбросив несбыточные мечты, я дёрнул ручку двери. Тщетно. Обшарпанный дубовый монолит не шелохнулся. Пришлось толкнуть плечом - ноль реакции. Кроме запротестовавшего от такого обращения плеча.
- Тварь! - с чувством ругнулся я, покопавшись в памяти и выудив ответ на эльфийскую загадку.
Дверь, всё такая же неприступная, провернула меня на посохе Гэндальфа вместе неверным паролем.
- Да твою ж maman! - я начал судорожно искать взглядом табличку с расписанием работы заведения. Неужели, попал на выходной день? Что такое "не везёт", и как с этим бороться... Подвели меня Серёгины ГИС-данные?
Табличка отсутствовала.
Я ещё раз потеребил дверную ручку - хоть бы хны.
- Скажи слово, тварь, - прокряхтел чей-то голос за дубовым препятствием, делая особое ударение на слове "тварь". Будто ко мне обратился. - И войдёшь.
- Открывайте уже! - рявкнул я, чувствуя как краснеют щёки и кончики ушей. Затаившаяся ярость рванулась наружу. - Что за шутки. Мальчика нашли!?
- Скажи слово, тварь! - настойчиво повторил голос неизвестного. Спокойно так. Как будто его вовсе не волновало эмоциональное состояние посетителя.
- Какое ещё слово? - в это мгновение я твёрдо решил, что если дверь всё-таки откроется, то я нанесу этому вахтёру травмы. И тут, скрипнув на проржавевших петлях, дубовые створки разошлись. - Сука...
- Слово, тварь. Слово! - заросший пегой бородой старик схватил меня за ворот пальто и потащил вглубь здания. Я хотел было посопротивляться, нанести вахтёру обещанные травмы, но... неожиданно для самого себя перехотел. Ушло желание. Или затаилось. Я не понял.
Не знаю, сколько мы прошли по тёмному коридору, я сбился на сотне шагов. Но тут мой нечаянный проводник открыл какую-то дверь, и свет наотмашь ударил по уже привыкшим к темноте глазам.
Бородач бросил меня в кресло у резного стола. Сам сел напротив. И я, проморгавшись, наконец-то, смог его рассмотреть.
Напротив меня восседал гриб-сморчок с зелёным свистком на шее. Человек лишь отдалённо напоминающий человека. Исходя из логики свистка - тренер. Его неопрятная борода скорее представлялась мне кособоким муравейником - кучей пепельного цвета, с торчащими в разные стороны палочками и иголками.
Брррр, мерзость. С детства не люблю муравьёв.
- Фамилия? - бородач поморщился, всем своим видом выражая неприязнь к моему присутствию.
- Кокорин! - бросаю в ответ как плевок. Хмурюсь. Уверенность в Серёгиных рекомендациях существенно падает. Раздражение растёт, как давление пара в закипающем чайнике.
- Имя?
- Александр.
- Тебе с такими данными не к нам, а в футбол надо было идти, паря, - существо в "абибосе" ухмыльнулось. - Поди, потомок?
Шутник. И ретро-форму, явно, спецом надел. Быдляк кривобородый. Зачаток амёбы.
- Внучатый племянник, - отвечаю, сдерживаясь, чтобы не выругаться или не залепить кулаком вход в муравейник.
Понятное дело, гордиться нечем. Родословная с гнилыми корнями. Впрочем, и родство-то сомнительное - хоть какое-то оправдание.
- И что вам, ваше высокородие, господин Александр Кокорин, - слово "господин" сморчок произнёс с особым нажимом, - понадобилось в нашей спортивной школе эмоциональной разгрузки? Деяния предков тяжким грузом давят на плечи?
Для себя я решил называть его Муравейником, потому как он не представился. А оставлять безымянным объект для лучей ненависти - не комильфо.
- Я именно что за эмоциональной разгрузкой шёл. Но, похоже, у вас тут с этим туго, - демонстративно поворачиваюсь, собираясь уходить. Злость внутри так и клокочет. Уйма времени потеряна впустую. Завтра Серёге выскажу всё, что о нём думаю. Причина выматерить Беспричинных - самая, что ни на есть. Берите, не обожгитесь.
- У нас здесь спортивная школа, а не приёмная психотерапевта, - старик схватил меня за плечо. Крепко. Рванул, повернув лицом к себе.
Всё-таки, чайник закипел. Я занёс кулак.

И очнулся, сидя на коротко стриженой жухлой траве.
Пейзаж - что-то отдалённо напоминающее футбольное поле. Этакий вытянутый прямоугольник. И даже ворота в наличии.
Вокруг - толпа человек двадцать. Кто битой покачивает, кто семечки лузгает, сидя на кортах, кто чётки перебирает с таким выражением на лицах, что сразу видно - набожные люди, сподвижники. И тренер с муравейником на лице - мессия этой гоп-команды с задворков прошлого.
Да и на мне вместо рабочего костюма и стильного пальто -- "абибосовские" треники.
- Вставай, золотко! - мне протянул руку улыбающийся в тридцать два зуба парень - резкий контраст с окружившими меня угрюмышами.
Воспользовавшись его помощью, я поднялся.
- Ну что, Кокорин, - старый бородач швырнул мне что-то похожее на футбольный мяч. - Знаешь, что это?
- И знать не хочу! - я презрительно сплюнул. В гробу я вас видел в майке на босу грудь, любезнейшие.
- Отлично, - каркнул Муравейник. И обратился к улыбчивому, - Ромашка, дуй в ворота. Сейчас мы испытаем новичка. И тебя заодно проверим, не начал ли ты хоть немного ненавидеть этот мир.
Добродушно улыбаясь тот, кого тренер назвал Ромашкой, трусцой побежал в ближайшую штрафную. Встал в рамку.
Тренер, тряхнув муравейником, потянул меня за собой. Поставил мяч на одиннадцатиметровую точку. Пенальти меня бить заставит?
- Так вот, Кокорин. Это не мяч, это - хейт. И играем мы вовсе не в футбол. Сам понимаешь, играть в футбол для эмоциональной разгрузки -- не самое лучшее занятие. Взгляни на команду, - седобородый сделал широкий жест рукой, заставляя ещё раз взглянуть на толпу гопников в трениках. - Ну, какой им футбол, сам посуди.
Честно говоря, я не понимал ни черта. Кроме того, что будь у меня бита, как у некоторых из гоп-команды, я бы с радостью навешал дедуле горячих.
- Короче, - продолжил Муравейник. - Даю первый свисток - готовность вратаря. Второй свисток - готов ли ты. После третьего свистка - бей. Бей так, как будто меня ударить хочешь. От всей души, со всей ненавистью. А дальше поглядим. Понял?
Сигнал к атаке - три зелёных свистка. Смешно.
Я кивнул. С прищуром поглядел на "хейт". Цыкнул меж передних зубов.
От души и с ненавистью, говорите? Мне не жалко.
Дождался третьего свистка. И после короткого разбега пробил.
Удар получился дерьмовым, скажем прямо. Поневоле двоюродного деда припомнишь. Точнёхонько по центру. В грудь улыбающемуся "Ромашке".
И того вместе с хейтом со всей силы отбросило в сетку ворот.
- Гол, однако... - в растерянности протянул гриб-сморчок и задумчиво начал жевать кончик бороды.
Признаться, я и сам оторопел.
- Ты что мне, тварь, вратаря угробил? - заорал тренер спустя мгновение, поняв, что "Ромашка", лежащий в обнимку с хейтом, не шевелится.
Мы бросились упавшему. Я с испуга, что действительно сделал что-то плохое, замер над бледным голкипером. А Муравейник, опустившись на колени, делал какие-то невнятные пассы руками. То ли грудь массировал, то ли крестил. Наконец, наклонился и поцеловал в лоб.
"Ромашка", открыл глаза и захлопал пушистыми ресницами. Одуванчик, прям, а не ромашка:
- Михаил Ефстафьевич, что это было?
- Эх, Ромашин... - Муравейник устало сел рядом с пришедшим в себя вратарём. Рукавом "абибоса" вытер проступивший на лбу пот. - Понимаешь, Дима, за любовь тоже иногда бьют. Давай, приходи в себя, да разъясни новичку, что у нас тут да как. А я в контору. Надо успеть подать Кокорина в заявку. Такого пенальтиста ещё поискать надо. Первым же ударом тебя в нокаут отправил, мда...

Через два часа я с моим новым знакомым Дмитрием Ромашиным сидел в пабе.
Отошедший после выстрела хейтом в грудь голкипер сдул пенную шапку с кружки и сделал добрый глоток.
- Благодать... - протянул он, и белозубая улыбка снова заиграла на его лице.
Везёт же парню. Так мало надо для хорошего настроения.
Впрочем, после тренировки и у меня настроение было на удивление приподнятым. Давно себя так не ощущал. А всего-то делов - по заданию Муравейника попрактиковался в исполнении штрафных ударов: обстучал хейтом и искусственные стенки, и каркас ворот, и даже сетку порвал несколько раз. Ромашку в ворота после первого удара больше не ставили.
- Слушай, - я тоже сделал основательный глоток, оценив пряный вкус эля. - Я так, честно говоря, ничего и не понял. Давай рассказывай.
- А ведь на тугодума ты не похож, Кокорин, - протянул Ромашин. Со вторым глотком его улыбка стала ещё приветливей и шире. - Запустил в меня конденсатом ненависти, а теперь невиновного строит. А если бы я кони двинул?
- Послушай, я не знал! Хейт этот на вид - обычный футбольный мяч.
- Да ладно тебе, - миролюбиво протянул Дмитрий. - Сейчас всё разъясню.
- Валяй, я весь внимание! Твоё здоровье! - мы звонко столкнули кружки.
- Удивительное дело эти СШЭР. Непонятно, почему так мало людей пользуется. Наверное, реклама плохая, - Ромашин говорил не торопливо, в перерывах между предложения пригубляя пенный напиток. - Берёшь толпу людей с накопившимся грузом проблем, из которых буквально сочатся отрицательные эмоции. И выпускаешь на поле. В футбол-то все в детстве играли. Только тут вместе мяча - хейт. Так называется этот конденсатор отрицательных эмоций. Пнёшь его, и на душе легчает. Вот и играем в хейтбол.
- Не слишком ты похож на человека, измученного бытом, - заметил я. - Улыбка на пол лица.
- А вратари все такие. Излишне позитивные и доброжелательные. Поверь, это тоже проблема, потому нам поймать немного ненависти не помешает, - Дмитрий подмигнул мне и поднял руку, подзывая официантку. - Красавица, повтори нам с товарищем.
- Так чего ж тебя вырубило? - Я позволил официантке забрать пустую кружку и уставился на несчастного счастливого голкипера.
- Заряд был слишком сильный. Ты, часом, не мизантроп? Или просто накопилось?
- Накопилось... - я выдохнул. - Работа, и дома жена пилит -- хуже напильника.
Нам принесли эль. Мы молча чокнулись.
- Ты это, за неделю только не расплескайся. А то у нас в следующую субботу финал с Питером. Исполнитель с таким зарядом конденсата - бесценное усиление, - Ромашин ещё раз мне подмигнул. - Уверен, тренер тебя поставит на матч. Так что советую дополнительную накачку. Особенно рекомендую семейную ссору. Беспроигрышный вариант.
- Финал? У вас ещё и турнир есть? - моему изумлению не было предела. И слова про семейную ссору я предпочёл пропустить.
- Любительский, - Дмитрий потёр нос. - До профессионалов, к счастью, не дотягиваем. Там одни мизантропы с ксенофобами под психотропными веществами играют, да филантропы с ксенофилами на антидепрессантах в воротах стоят. Так там и деньги, что от игры, что от фармакологии текут. А мы всего лишь любители-гастролёры. Бывает, кто-то всего на пару тренировок или матчей приходит, и ему хватает. Так и живём.
- А зачем все эти "скажи слово, тварь" и треники? Вот этого я совсем не догнал.
- Метод Ефстафьевича, его и спрашивай. Может, так проще дать выход ненависти...

В понедельник я шёл на работу, как на праздник. Настроение с пятницы никто не испортил. Жены дома не было. Оставила в пятницу короткую видеозаписку: "Уехала на неделю к маме". Так что после тренировки в СШЭР и эля в пабе, я разделся и плюхнулся в постель, и от души выспался. И все выходные был предоставлен сам себе.
- Санёк, привет! - в коридоре навстречу попался Беспричинных. - Ну как?
- Ничего! - я улыбнулся и хлопнул его по плечу. - Спасибо, Серёга, выручил. Как говорится: то, что доктор прописал.
- Ну, бывай! С тебя пузырь!
- И тебе не хворать, - я нырнул в кабинет, на прощание махнув другу рукой. Рассусоливать некогда. В голове крутилась одна идея...

- Вы понимаете, что вы предлагаете, Кокорин? - начальник департамента ИТ Невструев, смотрел на меня исподлобья.
- Конечно, Семён Семёнович, - я старался остаться спокойным. Хотя его тон мне не нравился. Как есть зарубит идею, гад. - Рацпредложение, на мой взгляд, выгодное. Вместо существующего алгоритма работы ГИС-транспортёров с необходимостью "ручного" ежемесячного обновления баз данных, делаем обновление динамическим - по мере поступления и ввода информации. Оптимизация процесса. Снижение трудозатрат. Я уже скелет скриптов набросал.
- Ты мне что, - Невструев аж привстал в кресле, - людей после этого предлагаешь сокращать?
- Не сокращать, а переориентировать. И оптимизировать численность.
- Пошёл вон!
Чего, я и ожидал. Гнида, она и есть гнида. Знаю я его, сейчас сам вприпрыжку поскачет к техдиру на ковёр, продвигать "свою идею". Зачем я, вообще, к нему пошёл, идиот, покрасоваться захотел? Но ничего, Кокорин не лыком штопан. Лети, Невструев, а мы тебе крылышки подрежем.
- Семён Семёнович, я хочу предупредить, что рацпредложение уже направлено на рассмотрение техническому.
- Ты меня что, перед фактом пришёл поставить?! - глаза Невструева, казалось, были готовы вылезти из орбит.
- Уже поставил, Семён Семёнович, - я вежливо откланялся и закрыл за собой дверь. Жаль, что нельзя хоть одним глазком взглянуть, как он сейчас беситься будет.

- Так. На сегодня от тренировки ты отстранён. Терпишь до субботы, - Муравейник был непреклонен. - Мне сейчас на твою головную боль, согласования документов и козла-начальника - покласть хер такой же длины, как от Земли до Плутона. Матч с питерскими через два дня, кубок на кону, а он конденсат расходовать вздумал. Хейт ему подавай.
- А если я там убью кого? Да, даже если как тогда Ромашку приложу, что откачивать придётся? - я сжал зубы. И кулаки. - Под монастырь подвести хотите?
- Не твоя это головная боль, понял!? Я тебя на игру ставлю, я и отвечать буду. И откачивать... Ладно, - Евстафьевич внезапно сжалился, - иди, сделай пару ударов. Но не больше! И чтоб в субботу был заряжен, как перед первой тренировкой. На стадион не пущу, не то что в раздевалку, если психологическое состояние будет не в точке экстремума.
- Даю слово!
- Слово он даёт, - Муравеник прищурился. - Смотри, как бы потом за твоё Слово не спросили с тебя...
А где играем хоть, дома или на выезде? - жонглируя хейтом, поинтересовался я, пропустив замечание мимо ушей.
- Ни там, ни тут. Финал же! Ни нашим, ни вашим - в Раменском.
- Что ж сразу не в Химках?
- Там нельзя. Арена для профессионалов.
Настроение наутро было лучше некуда. Но я надеялся, что, как и в любую пятницу, день будет трудным. Тем более, что нужно было идти на ковёр к техдиру. А я был уверен, что Невструев уже напел обо мне дифирамб, и моё рацпредложение зарубят или разобьют в пух и прах.
Даже накрутил себя до известной степени.
И каково же было удивление, когда технический, несмотря на все протесты Невструева, рацпредложение утвердил. И назначил меня ответственным за весь проект в целом.
Весь конденсат ушёл и растворился, будто и не было.
Сходил на тренировку, попинал хейт, ничего не скажешь. И как завтра играть? Подвести Муравейника я не мог. Иначе грош цена моему слову.
С такими неутешительными мыслями я ГИС-портнулся домой.
К счастью, из недельного отъезда вернулась жена. И воспользоваться одним из первых советов, полученных в СШЭР, для хорошей игры устроить семейную ссору -- было делом техники.
Тем более, что после визитов к матери, Анюта всегда возвращалась в таком настроении, что семейные ссоры были сами собой разумеющимися атрибутами возвращения в родные пенаты. Даже особых усилий прилагать не требовалось.
Сейчас начнёт петь про то, что пора заводить детей. Про отсутствие внимание к её проблемам. Про бесчувственного, бессердечного, глухого кнопкодава.
Ну вот, поехали!

Поле в Раменском было не в пример хуже нашего тренировочного. Всё в рытвинах и проплёшинах, каким и должно быть поле для игры в хейтбол. Как заметил Муравейник: условия максимально приближенные к профессиональному уровню.
Зрителей не было. Хоть и матч любителей. Но финал, и две лучшие команды. Так что от случайного хейта никто не застрахован.
Наша команда, как и на тренировках, вышла в "абибосовских" трениках. Традиции СШЭР. Выездная форма.
Противник, как и положено жителям культурной столицы, вышел при параде. Наследники Петра Великого, в расшитых камзолах и париках. Со стороны могло показаться, что кто-то всё-таки разрешил в России марш "западных ценностей".
- Цыпа-цыпа, ко-ко-ко! Петушары намалёванные! - раздались глухие восклицания в рядах нашей команды.
Я сказал проще и короче, но ёмко:
- Педерасты!
- Довольно мило, - резюмировал улыбающийся Ромашин.
- Играем в прессинг. Прессуем на всех участках поля. Защите не спать! - Муравейник давал последние установки и размахивал заявочным листком стартового состава.
Приглядевшись, я обнаружил свою фамилию в списке запасных.
- Кокорин, ты сидишь. Я сам знаю, когда тебя выпустить. Потому никаких вопросов, усёк?

Матч начался без раскачки.
Напомаженные петербуржцы игры в тотальный хейтбол. По схеме всеобщего презрения с жестким контролем хейта.
Я не понимал, что это могло значить, но кивал Ефстафьевичу, озвучивающему каждое действие на поле.
- Бровку крой! Жестче в подкате! Кто так выносит, сучий ты потрох! Да вы будете в атаку бегать, инвалиды?! Выдавливай, дави-дави-дави! - по Муравейнику можно было составлять краткий словарь идиоматических выражений.
Но в целом, первый тайм прошёл в борьбе и без опасных моментов. Преимуществом владели питерцы. Их модель игры была отточена. Они не взвинчивали скорости и не форсировали события, но методично осаждали подступы к нашей штрафной.
Впрочем, дело до прицельного удара по воротам так и не дошло. Хейт ни разу не долетел до голкипера. И Ромашка откровенно скучал.
Его долговязый коллега, вообще, время от времени посылал в поле воздушные поцелуи и приветливо махал рукой. Непонятно, своим или чужим. В общем, являл собой образ типичного заднеприводного развальцованного, у которого наступил брачный период.
Убил бы.

Второй тайм начался не в пример бойче. И Ромашке пришлось попотеть, вытаскивая хейт то из-под перекладины, то из нижних углов.
Казалось, ещё немного, и нас дожмут, сомнут и выбросят в помойное ведро.
Шла семьдесят пятая минута. И Муравейник, барражирующий у бровки, сделал замену:
- Кокорин, Жнецов - на поле! Делайте, что хотите, но мне нужен штрафной. Не до пенальти. Но так, чтобы у него, - мне в грудь воткнулся зеленый свисток, - была возможность на один удар. Один хороший удар. Хоть ёжика рожайте, хоть дикобраза. Вперёд!
Легко сказать. Питер продолжал наседать.
Основное время игры подходило к концу, когда Ромашка вытащил, казалось бы, неберущийся хейт после навеса с правого фланга. И было видно, что он дотянулся из последних сил. Улыбка погасла, и в глазах притаился недобрый огонёк. Ещё немного, пару сейвов, и его вместе с хейтом затолкают в ворота.
- Выноси, твою мать! - надрывался у бровки Муравейник. - Выноси!
И Дмитрий, вложив в удар весь накопленный конденсат, запустил мяч далеко за центр поля. Прям на ногу рванувшемуся Жнецову.
Обработать - дело техники. И она не подвела.
Контратака.
Шанс.
Я бросился в широкую брешь меж опешивших защитников. Один разрезающий пас, и выход один на один. А там я вколочу хейт в сетку вместе с заднеприводным.
- Дай!
И Жнецов вырезал мне пас-конфетку. Шведой. Как доктор прописал.
Передо мной остались только хейт, ворота и вратарь. Позади - топот оставшихся не у дел питерских.
Линия штрафной. Одиннадцати метровая точка. Занесённая для удара нога.
И тут земля рванулась мне навстречу. И катящийся по ней хейт, вобравший мой конденсат.
Видимо, один из защитников успел в последний момент сделать подсечку, - подумалось напоследок. Перед тем как хейт и земля подарили мне шикарный поцелуй.

Я лежал навзничь. И ничего не видел перед собой, кроме неба над Раменским. Осколка неба, если быть точным. Всё остальное пространство занимал пегий муравейник - борода Михаила Ефставьевича.
- Кокорин? Живой, скотина?
- Живой... - взгляд сфокусировался. Я попытался встать, опершись на подставленное плечо тренера. - Как игра завершилась?
- Уфффф! - Муравейник облегчённо выдохнул. И тут же взорвался. - Какое завершилась! А кто пенальти бить будет? Жгрумбамдумбайло из деревни Хрумбумбом?! Время на последний удар есть. Снеси этому петуху яйца, Саня! - шепнул он напоследок, убегая за бровку.
Ноги не гнулись. Коленки дрожали. Под ложечкой засосало.
Учитывая, количество прилетевшего мне в голову конденсата, напомаженный вратарь из Питера минимум получит хейт-нокаут. А если максимум?
Но не успел я его пожалеть, как заднеприводный послал мне воздушный поцелуй...

- Ура! Ура! Урааа! Качай его, ребята!
Не скажу, что летать под потолком раздевалки в Раменском мне не понравилось. Благо, что потолки были достаточно высокими.
И шампанское из кубка было сладким, как и вкус победы.
Но едва схлынула эйфория, я понял, чего сейчас хочу больше всего - домой. К Анютке. Просить прощения за вчерашнюю ссору.
Не знаю, получится ли. Вчера я, пожалуй, перестарался. Отправленный в реанимацию после хейт-нокаута питерский вратарь может подтвердить.
Впрочем...
- Михаил Ефставьевич, можно просьбу? - я умудрился выдернуть тренера из кучи-малы беснующихся победителей.
- Тебе - хоть сто! - захмелевший Муравейник по-отечески обнял меня.
- Я возьму хейт на выходные? Дома погонять.
- Валяй! Хоть навсегда забирай, СШЭР не обеднеет!

Я шагнул из ГИС-транспортёра прямо на порог дома, чувствуя, что Анюта готовит мне горячую встречу.
И не просчитался.
Не успел раздеться, как почувствовал на себе сверлящий взгляд.
Ноги на ширине плеч. Руки упёрты в бока. Гимнастика? Как бы не так!
Глаза метают молнии. Поставь Аню сейчас бить пенальти, боюсь, гомосека из северной столицы пришлось бы хоронить.
- Где ты был, сволочь? Пил?
- Шампанское из кубка, - я нагнулся, чтобы расстегнуть спортивную сумку.
- Какого ещё кубка? Ты меня совсем за дуру держишь?! - люблю эти истерические нотки.
Под ноги Анютке покатился хейт.
Лишь бы в меня не попала.
- Да пошёл ты, Кокорин! - они летят почти одновременно: хейт в прихожую после хлёсткого, но неточного удара и звонкая пощёчина с правой. - И ты, и твой футбол!
И в тот момент, когда я заключил Анюту в объятия и поцеловал, до ушей донесся грохот из несчастной прихожей. Что-то рухнуло. То ли шкаф, то ли потолок...


Мы лежали на скомканных простынях. И я бездумно глядел в окно. На проплывающие перины облаков.
А они, я уверен, в ответ глядели на нас. На наши скомканные полотна простыней, изломанные горы подушек и одеял. На спящую на моей груди Аню.
От её прижавшегося ко мне тела в меня лились приятная истома и тепло.
Вот только прихожую придётся восстанавливать. И детскую обустраивать...


--------------------
Приходит время вечных шутов. Время для нас!
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Тореас >>>
post #129, отправлено 21-08-2017, 8:07


Кавайный терминатор
*****

Сообщений: 576
Откуда: Третья столица
Пол:мужской

Любимых женщин: 1186
Замечаний: 2

Крутись, волчок!

Нужно долепить куличики. Они, конечно, несъедобные. Но такие красивые, что даже мама завидует. Её куличики, что она готовит на кухне, получаются не в пример хуже. Зато вкусные-вкусные, сладкие-сладкие.
- Сынок, обед готов, пошли кушать! - донёсся с веранды голос мамы. Тёплый и обволакивающий, как запах супа с лапшой и курицей.
- Ма-ам, я чичас! Иг-ушки только собе-у! - я отбросил лопатку и формочки и выглянул из-под грибка. Посмотрел на солнце.
Пока я буду лопать суп, солнце и жара как раз приготовят куличики, и можно будет накормить мою армию.
Строгим взглядом я оглядел парад оловянных солдатиков, оловянного генерала на оловянном коне с оловянной саблей в руке. Загонял я их с утра. Объявляю привал.
- Ждите, я ско-о! И не вздумайте сбежать! - я погрозил пальцем моему воинству. И те послушно дали под козырёк.
Машинки, танки и волчок я сложил в углу, в "гараж". Ставить в "гараж" юлу - оно, конечно, неправильно. Но это был не просто волчок-юла, это была летающая тарелка инопланетных захватчиков, с которыми боролась моя доблестная армия. Пришельцы притаились, их кораблю был нужен ремонт. Он получил пробоину в борту во время боя - небольшую трещину.
- Ты где там? - голос мамы был настойчивым. - Суп стынет!
- Бегу!

После обеда моё оловянное войско осталось голодным. Мама не разрешила мне идти играть в самое пекло, и заставила лечь в кровать - на тихий час.
Но сон не шёл. Я переживал, что армия, оставшись без поддержки главнокомандующего, подвергнется коварной атаке затаившихся в "гараже" пришельцев. На генерала надежды нет.
Выскользнув из кровати, я на цыпочках прокрался в сени, мимо задремавшей на диване у телевизора мамы. Половицы предательски скрипнули, и я замер. Но всё обошлось, и я неслышимо устремился на линию фронта.
Неслышной тенью я скользил в тени акаций, надеясь застать врага врасплох.
Однако в изумлении замер сам, обнаружив на поле боя постороннего. В песочнице, присев на бортик, вращал инопланетный корабль незнакомый мальчик.
- Крутись, волчок! Крутись! - приговаривал он для чего-то.
В ход межпланетной битвы решила вмешаться третья сила?
Я сжал кулаки.
- Кто тебе аз-ешал б-ать мои иг-ушки? - я знал, что выгляжу грозно. Мне даже показалось, что незнакомец стал меньше ростом, как будто сжался от страха. Что ж, ведь я - Повелитель Земель и Владыка Песка. Враги должны дрожать перед моей силой и мощью!
- Ой, привет! - мальчишка уронил юлу и обернулся. - Я твои игрушки не трогал, это моя, - он отодвинулся, чтобы я увидел, что "гараж" по-прежнему полон. - А как тебя звать?
- Анд-ей! - я смягчился. Повелитель может быть благосклонным.
- А я - Шурка! - он совсем по-взрослому протянул мне руку.
И я, беря пример с папы, а он всегда так делает, когда к нам в гости приезжают его друзья - пожал протянутую ладонь. А ещё - позавидовал, как он "рэкает". Мне б так научиться рычать.
- Можно с тобой поиграть? - немного стесняясь, спросил мой новый знакомый.
Я важно кивнул. Моей непобедимой армии не страшен никакой корабль пришельцев: ни заблудившийся на галактических тропах, ни спрятавшийся в "гараже" меж моих машинок и танков.

Мы заигрались до вечера.
Я успел назначить Шурку губернатором Песчаных Дюн и Генералом танковых войск.
Пришельцы отступали. Мы выбили их из "гаража" и почти очистили пустынный плацдарм. Но нам жизненно не хватало ресурсов.
- Вынеси попить, - попросил мой новый друг.
Я насупился. Повелитель может гневаться.
Что это? Планируется переворот?
- Не могу.
На счастье вышла мама.
- Андрюшка, это - твой новый друг? Ну, вы - просто молодцы, всю песочницу перепахали.
- Мам, это - Шу-а. - Повелитель Земель должен быть официальным.
- Александр, - официально и по-взрослому отрекомендовался мой Генерал.
- Ужинать будете? - мама улыбнулась. - Бросайте ваши игры. Папа с работы приехал. Стол накрыт. Идите умываться.
Но я заметил, что губернатор Песчаных Дюн свой инопланетный корабль отложил в сторону. Инопланетяне подкупили его и не хотят сдаваться?
После ужина папа с мамой добродушно разрешили нам доиграть. Опасность вторжения должна быть устранена.

- П-отивник запе-т. Атакуем! - я отдал приказ. Но никто не захотел ему подчиняться.
Губернатор и отданные ему в подчинение войска остались на месте.
- Извини, друг, - Шурка взглянул на часы на руке, которых я раньше не замечал. Взял в руки волчок, что-то перещёлкнул в нём, - но мне пора домой.
Что это? Предательство? Измена?
- Но это папины часы! - я узнал знакомый металлический браслет.
- Я просто взял их поносить, - Шурка оттолкнул меня. Раскрутил юлу, - Крутись, волчок! Крутись! - и как будто стал выше ростом, и постарел. - Брысь, мелюзга!
- Во-юга! - я бросился на обидчика, размахивая кулаками. И через мгновение мы с Шуркой барахтались в песочнице, устроив кучу-малу.
- Я же сказал, отстань! - генерал грозно сверкнул подбитым глазом, а я шмыгнул разбитым носом. - Спасибо, было познавательно. - Он залез в карман шорт, достав из него ключи.
Я узнал брелок.
Ключи от папиной машины.
- И не вздумай кричать, они всё равно спят, не разбудишь, - предупредил незнакомец, чьё повзрослевшее лицо теперь лишь отдалённо напоминало губернатора Песчаных Дюн Шурку. Он схватил валяющуюся на песке юлу. И побежал к припаркованной у ограды папиной "Волге".
Сквозь слёзы я посмотрел на изломанную линию фронта. Перевёрнутые танки. Тела стойких, но павших оловянных солдат. Инопланетный корабль без пробоины...
Без пробоины?!
Я схватил юлу, понимая, что губернатор захватил не тот корабль и не тех пришельцев.
Слёзы высохли.
- К-утись, волчок! - К-утись! - припомнил я приговорку Шурки, которую он бормотал под нос минутой ранее и когда я незаметно подкрался к нему днём. Запустил юлу, но ничего не произошло.
Вор уже открывал отцовыми ключами дверь машины.
- Р-р-р-р!!! - я сам не заметил, как зарычал сквозь сжатые зубы. - К-р-р-рутись, волчок! Кр-р-рутись!
И ускорил вращение инопланетного корабля, подняв в песочнице новую бурю.

Я стянул отцовские часы с холодной дряхлой старческой руки мёртвого губернатора Песчаных Дюн. Повернул ключ в двери, запирая машину.
С презрением посмотрел на тело того, кто был Шуркой. На бледное лицо в обрамлении седых волос. На борозды морщин, застывший взгляд.
Не хотел бы я стать таким, когда вырасту. Никогда.
Мама говорила, что брать чужое - нельзя. А мама не может врать.
Я прижал волчок к груди.
Когда повзрослею и начну стариться, я обязательно перещёлкну тумблер. И скажу:
- Крутись, волчок! Крутись!
Чтобы снова стать Повелителем Земель и Владыкой Песка. Пока не надоест.


--------------------
Приходит время вечных шутов. Время для нас!
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
2 чел. читают эту тему (2 Гостей и 0 Скрытых Пользователей)
0 Пользователей:

Ответить | Опции | Новая тема
 




Текстовая версия Сейчас: 11-04-2024, 1:12
© 2002-2024. Автор сайта: Тсарь. Директор форума: Alaric.