Рассказы Даммерунг (обновление)

[Даммерунг >>>]

Если понравится, скажите Скофферу спасибо за идею.
Давно хотела что-то написать про древнейших людей.


СОН ЧУДОВИЩ

Сон разума рождает чудовищ. Сон чудовищ рождает разум.

Ах-Каач как можно тише ступал по жирной болотистой земле, раздвигая перед собой высокую – головы на две выше его – траву. Сердце у него колотилось быстро, как у маленькой птицы. Только что он обнаружил след огромных лап, след, который вел из темного леса и уходил в озеро, за которым виднелись скалы и пещеры его племени. Это был след зверя, которого знали и мужчины, и женщины, и называли коротким, боязливым звуком, похожим на плач. Имя это, выражавшее ужас, на современный язык могло быть переведено лишь примерно — Чудовище.
След был совсем свеж, значит, оно могло быть поблизости. Оно могло прятаться под водой, как крокодил, скрываться в тростнике, будто тигр, или даже зарыться в землю, как порой делали охотники, карауля зверей у водопоя. Могло напасть ночью или явиться средь белого дня. Чудовищ было много, и они никогда не спали.
Наконец прибрежные заросли кончились, и Ах-Каач едва успел оглядеться и потянуть носом воздух, как вдали раздался крик. Знакомый голос... Охотник рявкнул, будто его ударили, и что было сил побежал к пещерам, бросив на ходу копье.
Шкура, который был занавешен вход в его жилище, была располосована почти надвое, и он попросту сорвал ее и отбросил. Чудовище уже исчезло, а его женщина лежала мертвой, и кровь растекалась по каменному полу. Ах-Каач завыл, вонзая заточенный кремень в воздух, и заметался по пещере.
Слыша, что Ах-Каач жив, и поняв, что Чудовище ушло, внутрь опасливо вошли другие охотники, а за ними и несколько самых любопытных женщин. Впрочем, тех быстро прогнали – мертвое тело уже не было их товаркой, оно стало тем, с чем пристало иметь дело одним лишь мужчинам и их острым кремням.
Вечером племя ело, и один только Ах-Каач не притрагивался к аппетитному мясу. Он сидел и смотрел на другой берег озера, за которым чернел дремучий лес, и на его угрюмом лице запеклась кровь от порезов, которые он сам себе нанес от горя и ярости.
Ночью он спал плохо, ворочался на подстилке, и ему снились Чудовища, скачущие и корчащиеся вокруг него. Лица у них были, как у людей, однако кривились в самых жутких гримасах, какие он мог себе представить. Поэтому, проснувшись поутру, он удивился, что не проснулся от криков, когда незадолго до рассвета Чудовища утащили еще одного человека.
Говорили, будто старый Ук встал пораньше, чтобы доесть припрятанный с вечера кусок, и, чтоб не разбудить своих молодых, охочих до мяса сыновей, вышел с едой наружу. Верно, Чудовища унюхали мясо, увидели, что старик один, и набросились на него. Ука нашли в болоте избитым и израненным. Он еще дышал, но ничего уже не чувствовал, и вскоре после того умер.
Старик давно болел, рука у него гнила, и потому его завалили камнями там же, где нашли. Пройдет время, и болото поглотит и тело, и камни, и ничего не будет. Такой могла бы быть эпитафия Ука, если б только в обычае его племени было сочинять эпитафии.
Жизнь текла своим чередом, и, бросив последний камень, мужчины ушли на поиски подходящих целей для своих копий и камней — или, на худой конец, не слишком попорченной падали.
Ушел на охоту и Ах-Каач, которому больше нечего было сторожить от Чудовищ. Однако он отделился от остальных — те проводили его удивленными возгласами, но ушли своей дорогой — и свернул на тропу, где вчера днем увидел следы. Он кружил в тростниковых зарослях и вокруг них, пока не выбился из сил и не покрылся грязью, и наконец сел на замшелый камень отдышаться.
Ах-Каач устал и был голоден, и что-то словно выгорело в нем, что-то, что погнало его в бессмысленную погоню, что заставило резать себе кожу и выть от ярости. Он смотрел в небо, пока ему не начало напекать заросшее жестким волосом лицо, а потом перевел взгляд на темнеющую вдали стену деревьев. Лес. Чудовища приходят из темного леса. Должно быть, там они живут, думал Ах-Каач, там их логовища. Всякий зверь должен когда-то спать. Даже если он охотится и днем, и ночью, – однажды он приходит в свое логово и спит.
«Я убью их», – сказал себе охотник и решительно зашагал вперед.
Ах-Каач был из равнинного народа, из людей, которые всегда сторонились лесного полумрака. В них, как в животных, избегающих человека, жил спасительный страх перед неизвестным, но в Ах-Кааче его больше не было. Страх умер. Сухие листья шуршали под босыми, жесткими ступнями, и мелкие зверьки, шнырявшие по ветвям, удивленно цокали, останавливаясь и провожая его взглядом.
Наконец человек остановился и тут же припал к земле. Его чутких ноздрей коснулся тяжелый запах, какой бывает в жаркой, битком набитой пещере. Он подошел к холму, в склоне которого зияла черная дыра — впору пролезть человеку — а у нее, на куче недавно выброшенной наружу земли, виднелись отпечатки лап. Ах-Каач прокрался к норе так тихо, как никогда в жизни не крался, просунул внутрь голову и различил в глубине далекое, ровное дыхание. Чудовища спали, как он и предполагал.
С копьем в берлоге делать было нечего, поэтому он положил его у входа и, крепко зажав в руке кремень, потихоньку двинулся внутрь. Если когда-нибудь другой храбрый охотник найдет нору Чудовищ, то, быть может, копье попадет ему в руки и вернется домой, и люди узнают, как погиб Ах-Каач.
Постепенно коридор, прорытый в земле, превратился в тоннель с каменными стенами, как в тех скалах у озера, где жило его племя. Где-то впереди неведомые твари сопели и временами взрыкивали во сне, но никак не попадались на глаза, и Ах-Каач почувствовал, как в нем вновь просыпается гнев. Ему захотелось побежать вперед, стремглав ворваться в их логовище...
Совсем близко заворочалось и заурчало одно из Чудовищ, и охотника захлестнул страх. Другой зверь зевнул с протягом и громко захлопнул пасть. «Я должен убить их», - напомнил себе Ах-Каач и замер, прижавшись к стене тоннеля. Они здесь, за поворотом, и скоро они окончательно проснутся. Охотник сделал еще несколько шагов и, глубоко вдохнув, вышел в огромную пещеру, полную Чудовищ.
Они лежали вповалку, слабо шевелясь и подергиваясь во сне, – темные туши, разлегшиеся на мягких подстилках из мертвых листьев и обрывков шкур. Лежали, зажав в лапах кости, которые привычно глодали перед сном, свалив друг на друга многочисленные хвосты, головы и конечности, вздуваясь от съеденного и ворча, и только им было известно, что за сны они видели. Но Ах-Каач пришел сюда не смотреть на Чудовищ, а убивать их, и, резко выдохнув, он опустил свое оружие на голову ближайшего из них.
Кремень беспрепятственно прошел сквозь темный безволосый череп и чиркнул о каменный пол. Брызнули искры, зацепив руку охотника и попав на кучу сухих листьев, которые немедленно вспыхнули.
Ах-Каач, шипя, словно кот, отпрыгнул назад и в ошеломлении уставился на немыслимую картину. Пещеру объяло пламя, жадно пожиравшее вонючую подстилку. Ошалелые со сна Чудовища метались среди огненных языков, тонко и жалобно крича, бросались на стены, таяли на глазах. Некоторые начинали просвечивать изнутри, некоторые просто падали и сгорали. Ах-Каач понял, что стоит на единственном пути бегства Чудовищ и что было духу побежал к выходу, преследуемый многоголосым воем и топотом бесчисленных лап.

...Минули годы, и белобородый Ах-Каач, вождь большого народа, уже перестал рассказывать людям о своей победе над Чудовищами. Он был стар и редко показывался из своего дома, да и историю эту знали уже все, и сами передавали детям, сидя у костров и делясь друг с другом кусками кабанины. Ах-Каач лежал на шкурах и думал о том, что жизнь его была хорошей, достойной охотника. Он выходил против медведей и тигров и вешал ожерелья из их когтей на шею своей женщине. Он видел, как растут его внуки, старший из которых уже взял в руки каменный топор. Однако с той самой ночи, когда Чудовища заснули навеки, Ах-Каач ни разу не спал так глубоко и безмятежно, как когда-то в молодости.
Среди горящих и мечущихся призраков он увидел одного с двумя лицами — лицами сыновей-близнецов старого Ука. А у другого, что гнался за ним до самого устья норы, было лицо Ах-Каача.

Сообщение отредактировал Даммерунг - 10-06-2010, 14:04

[Rianna >>>]

СОН ЧУДОВИЩ

Он кружил в тростниковых зарослях и вокруг них, пока не выбился из сил и не покрылся грязью, и, наконец, сел на замшелый камень отдышаться.

Я не поняла немного... Это часть соседнего племени была? Или он газов надышался?

Сообщение отредактировал Rianna - 10-06-2010, 8:18

[Даммерунг >>>]

Я не поняла немного... Это часть соседнего племени была? Или он газов надышался?

В смысле? Он ушел от остальных охотников племени искать следы Чудовища, не нашел, устал, испачкался (болото все-таки) и решил отдохнуть.
Другого племени тут вообще нет. Ни одного представителя.

Сообщение отредактировал Даммерунг - 10-06-2010, 9:29

[Rianna >>>]

Даммерунг, чёт я вообще запуталась и ничего не понимаю. То есть чудовищ, пещер и лица у них он сам придумал и потом не спал?

[Даммерунг >>>]

Даммерунг, чёт я вообще запуталась и ничего не понимаю. То есть чудовищ, пещер и лица у них он сам придумал и потом не спал?

Ну это же метафора. Чудовища - это злоба, дикость и жестокость первобытного человека. Человек спускается в пещеру, побеждает их, становится разумным и ведет свое племя в светлое будущее. Только в пещере он помимо прочего понял, что сам был когда-то чудовищем, поэтому и мучался.

[Rianna >>>]

Да... Не для среднего это ума...

Сообщение отредактировал Rianna - 10-06-2010, 12:26

[Даммерунг >>>]

Да... Не для среднего это ума...

Ага, я в курсе, что слишком уж мутная метафора. Надо бы как-то облегчить, абзац с пояснением дописать, что ли.

[Rianna >>>]

Даммерунг, пусть ещё кто-нибудь почитает, с фантазией...
Надо бы проанализировать сумму нескольких незаинтересованных мнений.

[Гетсуга_Теншо >>>]

А мне все понятно было...
Но у меня вообще фантазия и мозг неконтролируемы свободный полет, так сказать

Очень понравилось, спасибо за приятные минуты чтения

[Эгильсдоттир >>>]

По-моему, слишком неожиданный переход от реальности Чудовищ - следы, голоса - к их не-реальности. Словно не хватает одной-двух связующих и объясняющих фраз. Но идея хороша. Исполнение - тоже замечательное.

[Даммерунг >>>]

Словно не хватает одной-двух связующих и объясняющих фраз.

Вот-вот.
Может, эпиграф поставить. "Сон разума рождает чудовищ. Сон чудовищ рождает разум". Собственно, фраза про сон чудовищ - и есть идея моего вдохновителя)

[Эгильсдоттир >>>]

Хм, а это мысль...

[Скоффер >>>]

Кстати, эпиграф - хорошая идея.

[Даммерунг >>>]

Тогда так и сделаю.

[Даммерунг >>>]

НАРОД ВЕЛИКОГО ДРЕВА
эльфам всех времен и народов посвящается

Сьюмма и ее семья жили на крисаг-ри, великом древе, так долго, что даже не знали, сколько раз звезды меняли свой рисунок над их головами. Да и вряд ли им было до того дело — в их племени не было принято кичиться пред другими древностью или плодовитостью своего рода, как это было принято у других, не столь мудрых рас. Древо вечно, а значит, и Народ вечен, и на золотых ветвях всегда будут спеть плоды — а чего же еще желать? И маленькая Сьюмма, прекрасная и легкая, словно яркие фьонни, резвящиеся среди цветов, не знала лучшей жизни, чем та, что била ключом вокруг нее.
Крисаг-ри дарил Народу все, в чем тот нуждался. На его мягкой чешуйчатой коре произрастали травы и грибы, питающие тело и исцеляющие недуги, из самой коры варился хмельной напиток, а сухие сучья шли на топливо для костров, нисколько не ранящих прочные ветви древа. В его могучем стволе были огромные полости, внутри которых, бывало, селились целые семьи, – эти дупла-пещеры были плодом работы серебристых змееподобных существ, которые когда-нибудь окутают себя белым шелком, чтобы вынырнуть из него в обличье крылатой фьонни. Стремительные, как кометы, однажды они станут добычей скрик-скорпиона, а тот, в свою очередь, накормит своим мясом мантиру, что парит, будто подхваченный ветром плащ, среди ветвей.
На мантиру охотились одни лишь сородичи Сьюммы, и то лишь когда те начинали чрезмерно плодиться и угрожать другим животным. Дети Народа благосклонно относились и к хищникам, и к добыче, зная, что их вечная игра есть одно из проявлений гармонии, управляющей миром и проявляющей себя во всем. Что Народ, как не гармония во плоти?
- Ты должна сознавать свою красоту, - поучала Сьюмму Клоранма, мать ее матери. - Ты так стесняешься и жмешься, так силишься ее скрыть, что ее и впрямь не замечают! А ведь ты уже вошла в самый чудный возраст, твои крылья готовы расправиться, чтоб привлекать взгляды ухажеров. Я видела, ты следишь за тем молоденьким, светлым парнишкой — он тебе нравится, ведь так? И живет совсем неподалеку...
- Нет, бабушка! - вспыхнула Сьюмма. - Неправда, я всего лишь раз столкнулась с ним, и то случайно. Мы просто собирали плоды на одной ветви, и...
- А как насчет того высокого мальчика, которого ты давеча приглашала на праздник? - Мать, как всегда, появилась совершенно бесшумно. Имя ей было Нилонна, и Сьюмма была одной из трех детей, которых та подарила мужу за всю свою долгую жизнь. Среди Народа, как известно, пары сходятся один раз на всю жизнь, но детей у них рождается немного — впрочем, старое поколение, к которому относилась Клоранма, этому правилу не следовало. Вокруг нее до сих пор вились десятки ухажеров, и Сьюмма уже и не помнила число своих теток и дядьев.
- Мама, я боюсь его, он слишком большой и сильный! - соврала Сьюмма, которой, пожалуй, первый кандидат нравился больше. - Он говорит, что хочет стать великим воином. Все мальчики только и говорят, что про какое-то оружие, драки, войну... Мне не о чем с ними болтать!
Нилонна усмехнулась и села, элегантно скрестив ноги. Клоранма немного помолчала, поняла, что от дочери подмоги не дождется, и снова принялась ворчать, что юная девица совершенно не умеет себя подать. За ее словами сквозила гордость за молодую, зеленую поросль семейства, которая обещала развиться в пышную цветущую ветвь.
- Не знаю, что и сказать тебе, дочь моя, - наконец подала голос Нилонна. - Не только мальчишки говорят о войне. Наши отцы и деды верят, что скоро она действительно наступит. И что даже нам, женщинам, придется принять в ней участие.
- Почему? - уже без прежней веселости спросила Сьюмма. На ее памяти никто не воевал, хотя еще до ее рождения отец получил тот страшный шрам, что пересекал его лицо. Он никогда не говорил о битвах, которые пережил, в ее присутствии.
- Нам нужно защищать Древо, - просто ответила мать. - Так что тебе следовало бы учиться не женским секретам, а владению оружием... Мужчины никогда не ошибаются в своих предчувствиях, когда дело касается войны.
Клоранма тяжело вздохнула, и по виду ее девочка легко прочитала: «Она права».
В тот день ей не хотелось играть, но она пошла на площадку, где часто собирались дети. Шумная возня привлекла ее внимание, и, взглянув на толпу мальчишек, что носились по поверхности огромного грибного нароста — собственно, он-то и представлял собой игровую площадку — она увидела, что те кидаются игрушечными стрелами друг в друга. Один залез другому на плечи и размахивал палкой, изображая могучего всадника с копьем. Другой напялил маску мантиру, как будто он был воином, сразившим свирепого зверя и накинувшим его шкуру. Несмотря на маску, Сьюмма не могла не узнать своего младшего брата. Она хотела было окликнуть его, сказать, чтоб не занимался чепухой... но вместо этого она подобрала ближайшую сухую ветку и бросилась к резвящейся детворе.
- Эй, отважные воины! Принцесса Сьюмма поведет вас в бой!
- Слава принцессе! - завопили мальчишки, как будто того и ждали, и потащили ее на своих плечах прямо в гущу «боя».
…
- Так мы будем сражаться?
- Несомненно. У корней Древа соберется множество зартаев, а ты знаешь, что им известны уязвимые места наших великих деревьев.
- Зартаи... Почему опять они? Почему мы должны снова чувствовать их грязное дыхание, видеть их мерзкие лица... ощущать на себе их липкую кровь?
- Я знаю, ты видела их раньше. Это было еще до того, как родилась наша дочь. Но все повторяется, рано или поздно. Мы живем слишком долго для того, чтобы не замечать этого.
- Просто зартаев стало слишком много. Они плодятся, как мантиру, когда приходится их убивать, чтобы они не пожрали все. Нет такого места, где корни крисаг-ри могли бы спокойно пить воду, чтобы тут же не появилась толпа этих негодяев.
- О да. Она появится снова. Это сказано в пророчестве, помнишь? «И тогда едкой кровью станет сок в зеленых плодах, и ядом напитаются ягоды, растущие на старых ветках...» Мы снова увидим их стальные машины и механизмы, изливающие огонь. Но никто из нас не боится их, пока за нами — наши женщины и дети.
- Это слова истинного воина, о муж мой. Да воспарит над тобой богиня победы.
- Нет никого надо мной, кроме тебя, о моя госпожа...
…

Корни дерева впились в землю, будто когти, намеренные сжимать ее целую вечность. Бесчисленные отростки, ветвясь и ныряя под дерн, расползлись от него на много миль вокруг— зелено-белая паутина, неустанно поглощающая воду, будь то влага в мокрой от дождя земле, слякоть осенних луж или чистые воды рек и озер. Среди желтых и красных, а местами и вовсе почерневших, голых рощ дерево возвышалось, словно гигантский лесной король в усеянном цветами одеянии. Казалось, что мелкие существа, неустанно подрубающие, тянущие из земли и бросающие в огонь его корни, докучали ему не больше, чем мошки слону. В воздухе висела отвратительная какофония механизмов, раздирающих древесину и с шипением обращающих ее в пепел.
Грохот, с которым разлетелся на части первый бульдозер, никто даже не услышал — однако рабочие увидели, как на полем поднимается шар из огня и обломков металла, а из него невредимым вылетает чудовище, какое можно представить только в кошмарных снах.
Приземлившись, тварь схватила поперек туловища ближайшего рабочего. Ей понадобилась секунда, чтобы с хрустом разорвать его пополам. Затем существо оглянулось и мгновенным прыжком настигло одного из сородичей своей жертвы.
Рев моторов затих, сменившись звуками выстрелов и тяжким стоном рвущейся древесной ткани. Корни дерева вздувались и лопались, и из разрывов появлялись новые твари — словно ярко окрашенные богомолы, они далеко выбрасывали вперед подобные лезвиям конечности, настигая бегущую добычу. Солдаты, до поры до времени скрывавшиеся в рощах и оврагах, накрыли чудовищ огнем — лучи и снаряды, изрыгаемые их оружием, вспарывали воздух и с сухим треском отлетали от хитиновой брони врага. Твари сыпались с дерева, будто блохи с огромного пса, и тут же бросались в бой. Одни из них метали пропитанные ядом иглы длиною в руку, другие пронзали людей костяными копьями, третьи скакали верхом на паукоподобных тварях, чьи пасти извергали нити, режущие и тело и сталь. Они с одинаковой легкостью уклонялись и от залпов артиллерии— словно знали, откуда они летят — и от выстрелов неповоротливых танков, которым отвечали органическими бомбами-плодами, чей сок разъедал броню. Мириады насекомых — или подобных им тварей — следовали за всадниками, будто переливающиеся облака кислотно-ярких цветов, и налетали на машины, забиваясь в самые узкие щели, чтобы добраться до экипажа и иссечь его насмерть бритвенно-острыми крыльями. Поле боя оглашал визг инопланетных тварей, падающих под лучами лазеров и сгорающих в пламени огнеметов, но продолжавших с фанатичным упорством крушить ненавистных врагов.
Однако люди упорствовали, силясь отвоевать у пришельцев свою землю... до тех пор, пока не появились новые твари. Другие. Они были больше, выше, и их хищно-грациозные тела были покрыты тонкими белыми узорами, а богомольи глаза были не безумны, как у меньших бойцов, но холодны, словно космос. Они быстро спускались по стволу дерева, перебирая множеством длинных тонких ног, и их сопровождало нарастающее пронзительное шипение, которое будто проникало в мозг раскаленной иглой.
Люди дрогнули. Те из них, кто помнил предыдущее вторжение, знали, что такое самки хелестр. Правящая каста, единственные, кто обладает личностью и, соответственно, именами — а что куда важнее, психическими силами.
Им повезло — самки дали время сбежать большинству, и всепоглощающая волна сводящих с ума образов настигла лишь наиболее медлительных. Их вопли преследовали убегающих, пока, наконец, не затихли вдали — и если кто-то и пошел назад, пытаясь спасти несчастных, то, скорее всего, сгинул вместе с ними. Позже, когда астралот выпростал свои корни из земли и улетел, трупов вокруг оставленной им ямы не было — только мертвая, сухая пыль. Много сухой пыли. Ветер перегонял ее с места на место, собирая в высокие барханы, и кто мог сказать, чем она была раньше — плодородной, напоенной водой землей или телами живых существ?...

- Папа, папа! Ты жив! - Сьюмма бросилась к отцу. Тот осторожно приобнял ее одной из уцелевших рук и нежно погладил по головке.
- Как видишь, принцесса моя.
- Тебя ранили, но это ничего. Целительница сказала, все быстро отрастет, лучше прежнего! - радостно затараторила девочка. Она была просто сама не своя с тех самых пор, как впервые в жизни приняла участие в Соборной Песне, сокрушающей умы низших существ. - Хорошо, что зеленые фрукты больше не ядовитые, и из них опять можно делать мазь!
- Какая ж ты у нас умница! - отец приподнял ее и закружил вокруг себя. Сьюмма громко зашипела от восторга. В ее голосе теперь слышались явственные психические обертоны, так что ее чувства мог бы ощутить даже зартай — если бы, конечно, в плен взяли хотя бы одного. Мама нахмурилась, уловив эту последнюю нотку.
- Ты что, хотела бы осквернить наше Древо присутствием одного из этих животных? - строго спросила она, пощелкивая клешней о твердую кору под ногами.
- А что, было бы весело держать такого в клетке, - неожиданно вмешался сын. На нем все так же была дурацкая деревянная маска. - Эй! Я герой! Вот я скачу верхом на скрике! - воскликнул он и запрыгнул на спину старшему брату, который стряхнул его одним движением могучих плеч.
Старая Клоранма наблюдала за веселым семейством из своей хижины-гнезда, зажатой меж двух старых ветвей. Она чувствовала, как в древнем стволе крисаг-ри, рассекающего космос, текут свежие соки, и думала о том, что, должно быть, пройдет еще не один десяток циклов, прежде чем дерево вновь захочет пить. К тому времени Сьюмма окончательно повзрослеет, и будет участвовать в Песне не как часть хора, а как одна из солисток... Но до этого еще далеко. Старушка прислонилась к ветви спиной и уставилась на звезды, а тихий голос Древа, уносящегося прочь от накормившей его планеты, звенел где-то внутри нее непрекращающейся музыкой, которую слышат лишь старые матки Народа.

Сообщение отредактировал Даммерунг - 25-08-2010, 11:40

[Скоффер >>>]

Отлично!

Есть одно стилистическое замечание:

В его могучем стволе были огромные полости, внутри которых, бывало, селились целые семьи, – эти дупла-пещеры были плодом работы серебристых змееподобных существ, которые когда-нибудь окутают себя белым шелком, чтобы вынырнуть из него в обличье крылатой фьонни. Стремительные, как кометы, однажды они станут добычей скрик-скорпиона, а тот, в свою очередь, накормит своим мясом мантиру, что парит, будто подхваченный ветром плащ, среди ветвей.

"Когда-нибудь окутают" - получается, что сейчас все змееподобные существа находятся в змееподобном состоянии и окутываться будут где-то в конкретном будущем. А по моим ощущениям, здесь речь идет не о конкретном будущем, а о непрерывном циклическом процессе: делают пещеры, окукливаются, становятся добычей скорпиона, скорпион становится добычей мантиру и так снова и снова. Соответственно правильно будет употребить форму настоящего времени: "однажды окутывает", "однажды становится" и т.д.

[Даммерунг >>>]

Спасибо за отзыв)

Соответственно правильно будет употребить форму настоящего времени: "однажды окутывает", "однажды становится" и т.д.

Хм, мне кажется, и так понятно, что это цикл. Хотя, действительно, дальше как-то внезапно идет фраза в настоящем времени, так что можно и переделать. Допустим:
"дупла-пещеры были плодом работы серебристых змееподобных существ, которые однажды окутывают себя белым шелком, чтобы вынырнуть из него в обличье крылатой фьонни. Стремительные, как кометы, рано или поздно они становятся добычей скрик-скорпиона, а тот, в свою очередь, кормит своим мясом мантиру, что парит, будто подхваченный ветром плащ, среди ветвей."
Пока что так оставлю.

[Скоффер >>>]

Даммерунг
Так гораздо лучше.
Просто это такой досадный ляп, об который спотыкаешься.

З.Ы. Сейчас набегут более компетентные в прозе люди, еще чего-нибудь накопают )

[Даммерунг >>>]

З.Ы. Сейчас набегут более компетентные в прозе люди, еще чего-нибудь накопают )

Было бы неплохо, если б таки набежали.)
А то я вторую часть писала довольно спешно, мне кажется, там много чего можно улучшить.

[Rianna >>>]

Прочитала "НАРОД ВЕЛИКОГО ДРЕВА". Как и всегда, не знаю, к чему придраться. Хороший подход и исполнение. Хороший рассказ.