Об Аркенстоне и Сильмариллях, Большое эссе, бесконечная тема (ок. 90%)

[Cordaf >>>]

Я тут несколько дней назад решил проверить гипотезу о том, почему Аркенстон может быть Сильмариллем, в условиях приближенных к боевым и довольно приятно побеседовал на эту тему. В итоге пришлось расписать всю толкиновкую магию, как я ее понимаю, природу света, и вообще сформулировать большинство проблем с происхождением камня, так что получилось довольно интересно. Возможно, через какое-то время оформлю свои реплики в статью сюда или хотя бы ЧаВо.

А пока вот ссылка на разговор в тентаклике, вдруг кому-то будет любопытно.

Очень много букаф, имейте в виду.

[Cordaf >>>]

Итак, начну понемногу систематизировать сказанное. Что же вообще позволяет говорить о том, что Аркенстон - это Сильмариль, и какая между ними вообще может быть связь? Начнем ab ovo.

Об истоках образа Сильмариллей

Мне известно как минимум о двух источниках образа: в английском и финском эпосе, "Беовульфе" и "Калевале", не считая разумеется Библии. Считается, что сама идея Сильмариллей родилась у Толкина опоследованно через легенды об Эарендиле, моряке (чье имя Толкин в свою очередь подсмотрел в староанглийской поэме и оно произвело на него огромное впечатление), ставшем звездой, и Берене и Лютиэнь, где камень присутствовал уже с самой ранней версии. В то же время, в этих легендах Сильмариль был еще один и роль его была номинальной: он просто исполнял роль драгоценного клада, цели путешествия. Более привычный образ камней и даже некоторые основные сюжетные повороты с ним связанные списаны с финского Сампо: рукотворного волшебного предмета, волшебного дерева или волшебной мельницы, аналога "рога изобилия", дававшего благополучие владельцу, которая была украдена, чем послужила причиной начала войны в результате которой сама мельницы была разбита и брошена в море.

Что действительно напоминает об истории Сильмариллей во многом, кроме одного: Сампо-мельница не очень-то похожа на три волшебных драгоценных камня. Сампо как дерево подходит несколько больше, потому что позволяет провести параллель с Двумя Древами, но о прямом визуальном сходстве говорить не приходится и здесь. Становится понятно, что должно быть что-то еще. Что-то, что определило бы образ Сильмариллей в том виде, в котором мы с ними знакомы.

[Cordaf >>>]

Говорит и переводит Ælfwine

Дальше перенесемся на десять лет: начало тридцатых годов, корпус основных мифов легендариума уже почти сформирован, Сильмарилли названы так как мы привыкли и стали тем, чем мы их знаем: драгоценными камнями, сделанными Феанором. Что именно привело Толкина к решению о драгоценных камнях не очень понятно: возможно, это просто следовало из логики легенд, частью которых они были, но точно так же возможно, что дело было в чем-то еще.

И теперь Толкин приступает к новой части работы, начиная создавать Анналы от имени нового персонажа: Эльфвайна, "друга эльфов". Англичанин десятого века и отдаленный потомок Эарендила, он с детства грезил морем, а однажды уже взрослым попал в передрягу и каким-то чудом нашел дорогу на Истинный Запад, оказавшись случайно выброшен на берег Тол-Эрессеа. Удивительным результатом этой идеи стал перевод текстов Айнуниндале, Квента Сильмариллион, Анналов Амана и некоторых других на староанглийский (он же англосаксонский), потому что именно староанглийский должны были использовали как лингву франка сам Эльфвайн и эльфы Тол-Эрессеа, включая самого Пенголода, который делился с ним знанием. Возвратившись, Эльфвайн передал рукописи дальше, сделавшись таким образом по этой версии основным источником знаний о Первой эпохе, сохранившим эльфийские тексты для мира людей.

"Перевод Эльфвайна" - и это очень важный момент - содержал в себе помимо всего прочего переводы важнейших терминов с языка эльфов Тол-Эрэссеа на англосаксонский. Перевод примечателен тем, в нем Сильмарилли были впервые названы Eorclanstánas, титулование в буквальном переводе означающее "драгоценные" или "священные камни".

Оригинал: "Hér þurh searucræftas aþóhton and beworhton þá Nold-ielfe gimmas missenlice, & Féanor Noldena hláford worhte þá Silmarillas, þæt wæron Eorclanstánas."
(J.R.R.Tolkien, HoME, IV, "The Shaping of Middle-Earth")
Перевод: "Here through cunning craft/artistic skill the Noldor elves devised (‘a-thought’) and created (‘be-worked’) many gems, & Fëanor the Noldor lord wrought the Silmarils, that were precious/holy stones [Eorclanstánas or ‘Arkenstones’]."
(J.R.R.Tolkien, John D. Rateliff (ed), "The History of the Hobbit")

Но это не просто титулование: Эоркланстанас было буквальным переводом слова "Сильмариллы" на староанглийский, соответствующим собственным именем в этом языке и использовалось с ним совершенно взаимозаменяемо, вот например Моргот похищает не что-то, а Эоркланстаны.

Оригинал: "Morgoþ . . . genóm þá eorclanstánas Féanóres . . . ond þá eorclanstánas sette he on his isernan helme".
Перевод: "Morgoth . . . stole the silmarils of Fëanor . . . and the silmarils he set in his iron crown".

Почему это интересно? Потому что Эоркланстанас, Эоркланстаны - это староанглийская запись другого, более привычного слова: Аркенстон.

[Cordaf >>>]

И еще немного об истоках образа Сильмариллей

Интересно, что Толкин не изобретал слова Eorclanstánas, оно встречается в текстах на староанглийском, в том числе и тех, с которыми Толкин был совершенно точно знаком. Например, в "Беовульфе", где так было названо не что-то, а чудесное драгоценное ожерелье из золота и драгоценных камней, которое Беовульфу дала королева Вальхиов.

Здесь имеет смысл остановиться и отметить, что ожерелье из золота и драгоценных камней уже гораздо ближе к привычному образу Сильмариллей, чем мельница-Сампо. Слово только впервые прозвучало, а уже отчетливо тяготеет к известному нам виду Сильмариллей через гномий Наугламир. Но на этом сходства не заканчиваются, потому что еще раз "священный камень" в немного более поздней вариации earcnanstan встречается в поэме Кюневульфа "Христос", той самой, где Толкин и столкнулся со знаменитым Eala Earendel, подтолкнувшим его к созданию легендариума вообще. У Кюневульфа earcnanstan (‘precious/holy stone’) использовался как метафора для Христа. Таким образом, слово появляется в двух важнейших в толкиновском творчестве текстах, в одном обозначая ожерелье из золота и драгоценных камней, а в другом - божественную святость.

Но удивительным образом даже это еще не все параллели, которые возможно провести. Далее будут пространное включение из "Истории Хоббита" Джона Рэклифа, которая для "Хоббита" является тем же самым, чем "История Средиземья" для Сильмариллиона. Включение даю без кавычек, потому что это в определенной степени пересказ.

Как указывал Якоб Гримм в 1844 году, в тевтонской мифологии встречалось мало легенд о камнях, однако самым важным среди того, что ему удалось найти, он считал "прославленный в веках миф" о святых iarkna-steinn из Старшей Эдды, указывая на староанглийский эквивалент eorcan-stân, и предполагая форму на готском (áirkna-stáins) и древневерхненемецком (erchan-stein). Более того, внутри Эдды этот термин однажды применяется к рукотворному, а не естественному драгоценному камню. Еще одной заслуживающей упоминания деталью, приближающей Аркенстон к Сильмариллям, оказывается использование в имени элемента eorcan. Несмотря на то, что обычно это переводится просто как "драгоценный", "очень дорогой" и используется по отношению к любым драгоценным камням, будь то топаз, опал или жемчуг, Гримм подчеркивал, что готский эквивалент airkna скорее означал "святой" и именно в таком значении использовался в готском переводе Нового завета.

С этим соглашается и Кристофер Толкин в примечаниях к тексту, которые даны в четвертом томе "Истории Средиземья": "The Silmarils are Eorclanstanas (also treated as an Old English noun with plural Silmarillas). There are several different forms of this Old English word: eorclan-, eorcnan-, earcnan-, and eorcan- from which is derived the 'Arkenstone' of the Lonely Mountain. The first element may be related to Gothic "airkns" 'holy'.

Итак, есть все основания считать, что слово Eorclanstanas не просто использовалось для передачи эльфийского "Сильмариллы" на староанглийском, а серьезно повлияло на сам образ Сильмариллей, как мы их знаем: драгоценных камней, святых и священных, встречающихся в том числе и как часть чудесного ожерелья. Повлияло, чтобы не сказать больше. А "Аркенстон" как англицизация с готского и вовсе означало не что-то, а "святой камень", имея под этим в виду именно божественную святость.

Таким образом, на этом этапе, Аркенстон - это Сильмариль. Вернее: Сильмарилли - это Аркенстоны.

[Cordaf >>>]

Аркенстон в девичестве

Но откуда Аркенстон вообще взялся в повествовании Хоббита? То, что впоследствие станет Аркенстоном, родилось как итог размышлений Толкина о том, какую же награду мог бы получить Бильбо за свой труд взломщика. В одной из первоначальной версий, Смауг высмеивал Бильбо, говоря, что гномы обманули его, потому что причитающуюся ему четырнадцатую часть сокровищ невозможно даже поднять, не то, что взять с собой в Шир. Гномы тогда успокаивали вернувшегося Бильбо словами, что он может взять себе Драгоценный камень Гириона, правителя Дэйла, которым тот когда-то заплатил гномам за работу над доспехами для его сыновей. Стоимость этого камня и должна была составлять плюс-минус долю Бильбо -- но сперва тот должен его заработать. Зарабатывал же его Бильбо убивая Смауга копьем или мечом. После чего возвращался вместе с Драгоценностью домой где, после многих лет, под старость, отдавал ее гномам назад.

Что в общем-то и позволяет говорить, что сравнивать Аркенстон и Сильмарилли нельзя, потому что иначе Сильмариль достается какому-то взломщику непонятно за что. И это было бы верно, иди речь именно о Драгоценности Гириона, или если бы камень так и остался предназначен в награду Бильбо. Но его роль, описание и даже название серьезно менялись, и к тому моменту, когда предмет наконец-то получил название Аркенстон, его уже никто бы и не подумал отдавать Бильбо в награду. Наоборот, теперь Торин говорит об Аркенстоне так: "the Arkenstone of my father . . . is worth more than a river of gold . . . I will be avenged on anyone who finds it and withholds it", и очень интересно как это перекликается с текстом клятвы феанорингов: "vowing to pursue with vengeance and hatred [...] any creature, great or small, good or evil [...] whoso should hold or take or keep a Silmaril from their possession".

[Cordaf >>>]

О драконах и ожерельях

Впервые слово "Аркенстон" возникает в черновиках довольно поздно, и уже как составная часть другого, большего предмета: ожерелья Гириона, в таком виде и попадает в финальную версию:

Оригинал: "the necklace of Girion, Lord of Dale, made of five hundred emeralds green as grass, which he gave for the arming of his eldest son in a coat of dwarflinked rings the like of which had never been made before, for it was wrought of pure silver to the power and strength of triple steel. But fairest of all was the great white gem, which the dwarves had found beneath the roots of the Mountain, the Heart of the Mountain, the Arkenstone of Thrain".
Перевод: "ожерелье Гириона, Лорда Дэйла, сделанное из пяти сотен изумрудов зеленых как трава, отданное им в уплату за кольчужный доспех его старшего сына, сделанного из гномовязанных колец подобных которым не делалось ранее, ведь он был из чистейшего серебра, выкованного до силы и прочности утроенной стали. Но чистейшим из всех был великий белый камень, который гномы нашли под корнями Горы, Сердце Горы, Аркенстон Трайна".

Интересно, что Аркенстон получает свое новое имя в то же самое время, когда написаны переводы на староанглийский, где впервые звучит слово Eorclanstanas. Еще более интересно, что он появляется не сам по себе как отдельный камень, а составе ожерелья, что лишний раз сближает сюжет с Беовульфом. И, наконец, видно, что образ Камня Гириона, как предмета, которым тот расплатился за доспехи, эволюционирует в ожерелье Гириона, а вовсе не Аркенстон. Точнее сказать, образ значительно перерастает изначальную функцию и делится надвое: на человеческую часть, полученную в оплату, и драгоценную, слишком важную, чтобы ей можно было расплатиться за какие бы то ни было услуги.

Здесь будет уместно сделать шаг назад и осмотреть ситуацию в целом: итак, на руинах древнего города сидит, ожидая прихода драконоборца, дракон, охраняющий несчетное множество сокровищ, самое важное из которых - ожерелье из множества камней и одного величайшего, предназначенное эльфийскому королю.

И если формулировка оставляет ощущение, что мы уже говорим о чем-то большем, чем "Хоббит", то это только потому, что это действительно так: внезапно оказывается, что эта часть "Хоббита" - ничто иное, как вариация другого важного толкиновского сюжета: о Турине Турамбаре, драконе Глаурунге и сокровищах Нарготронда, главным из которых был Наугламир. А точнее, во время написания "Хоббита", Науглафринг.

Даже описание Науглафринга, взятое из современного "Хоббиту" перечисления сокровищ Глаурунга, выглядит знакомо:
Оригинал: "Gems uncounted were there in that carcanet of gold, yet only as a setting that did prepare for its great central glory, and led the eye thereto, for amidmost hung like a little lamp of limpid fire the Silmaril of Fëanor, jewel of the Gods".
Перевод: "Бесчисленно камений было в этом золотом колье, но они лишь только выступали фоном, подготавливая глаз к его величайшему, основному сокровищу, подводя его туда, где в самом центре висел, подобно лампе с прозрачным огнем, Сильмариль Феанора, драгоценность Богов".

Известно, что и сам образ Науглафринга был к моменту создания "Хоббита" давно разработан, как известно и то, что история "давней ссоры" и последующей вражды эльфов и гномов из-за него включена в текст "Хоббита" практически дословно тому, как это описано в "Книге потерянных историй". При этом, несмотря на все упоминания и отсылки к сюжету, в черновиках "Хоббита" и готовом тексте, Науглафринг нигде не называется по имени. Зато интересно другое: Эльфийской король претендовал на некоторую особую награду, и в результате получал ее за помощь в битве с гоблинами, и наградой этой было именно ожерелье, только ожерелье Гириона: "To the Elven king for his aid many jewels such as he loved were given, and <?among them> the emeralds of Girion".

Этот сюжет сохранился до финальной версии с единственным отличием: здесь изумруды Гириона больше не указываются отдельно от остальных камней, которые король так любил, а приравниваются к ним: "To the Elvenking he gave the emeralds of Girion, such jewels as he most loved".

Сходства сюжетов и описаний можно перечислять долго, тем более что на это обращали внимание кажется абсолютно все исследователи, рассуждавшие о Хоббите в контексте Сильмариллиона, я же еще раз сошлюсь на Рэклифа и его "Историю Хоббита", где этот мотив проанализирован во всех подробностях.

[Cordaf >>>]

Квест как основа сюжета, или Вагон и маленькая тележка самоцитат

Сходства в образах - это не единственное, что сближает две книги. Рандел Хэлмс доходил до того, что называл Хоббита "Сильмариллионом попроще".

"apparently he [Tolkien] never recognized the extent to which The Silmarillion served as a source of The Hobbit. Tolkien's Foreword to The Lord of the Rings indicates only that The Hobbit contains "some references to the older matter" of The Silmarillion, such as Elrond, the orcs, and the Necromancer. He has forgotten, or more likely never understood, that more than merely containing references to the world of The Silmarillion, The Hobbit is in fact a retelling of parts of its story; in his desire, that is, to stress the relationship between the Rings and The Silmarillion, he greatly underplays the relationship between the "older matter" and his children's story. An evil power has stolen a great treasure from a good and creative being, whose presence and powers have until his loss enriched those about him. The stolen treasure's physical essence is compressed and crystallized carbon - diamond - but the physical loss appears puny beside the moral devastation wrought by the theft. The former owner's son (or sons) grow pathetically grasping and vindictive, willing to destroy even friends or kinsmen who might hinder their efforts to regain the treasure, forgetting that treasure is as nothing compared to loyalty and love. A bald summary of part of The Silmarillion - but look again, a bald summary of part of The Hobbit as well! The Hobbit could be called The Silmarillion writ small.

Not only the larger plot line of The Hobbit, but lesser elements as well, found their origin in the earlier work. Beren and Finrod (hero and king) set out from Nargothrond with their ten companions on a quest to regain a stolen treasure, the Silmaril, just as Bilbo and Thorin (hero and king) set out from Hobbiton with their thirteen companions to regain a stolen treasure. "Beneath the Shadowy Mountains they [Beren and Finrod] came upon a company of Orcs, and slew them all in their camp by night", as Bilbo and his friends encounter a group of goblins under the Misty Mountains, slaying many of them, not least their king. Later, "Sauron, being filled with suspicion, sent forth many wolves into the Elf-lands" to investigate Beren and his companions, just as the area east of the Misty Mountains becomes filled with wolves after the slaying of the Great Goblin. Beren and Lúthien encounter Sauron's wolves and must be rescued from the scene by a pair of giant eagles, just as Bilbo and his friends must be rescued from the wolves who have them treed and scorching, a rescue again accomplished by eagles. Not only must Tolkien's heroes in the two works both face ores, wolves, and eagles, they must also get through an enchanted forest guarded by giant spiders (Mirkwood, Doriath), face imprisonment by a very unsympathetic ruler (King of the Wood-elves, Sauron), and be rescued by an invisible helper (Lúthien, enshrouded by her hair; Tolkien changes this in The Hobbit, where the hero himself becomes invisible, rescuing his friends instead of being himself rescued). Then the hero and his companions must penetrate the center of evil, steal the treasure (Silmaril, Arkenstone), and flee. In both cases the hero, in an act of supreme generosity, but in the service of a greater good, gives away the precious jewel. And in both cases lust for that jewel is related to the death of the king who desires it (Thorin, Thingol)".
[Randel Helms, "Tolkien and the Silmarils"]

(Кажется, переводов на русский этой книги не существует, так что возможно когда-нибудь я сделаю хотя бы перевод этого отрывка, но скорее всего это будет нескоро)

Итак, и с точки зрения роли в сюжете Сильмариль и Аркенстон оказываются тождественны.

[Cordaf >>>]

Про свет - и свет

Самое удивительное начинается при сопоставлении описаний того и другого камня. Во-первых, описания не просто похожи, между ними есть совпадения с точностью до слова, а структура предложения одинакова настолько, что одинаковые по смыслу блоки даже не меняют мест. Я выделил такие блоки цветом.

Аркенстон: "The great jewel shone before his feet of its own inner light, and yet, cut and fashioned by the dwarves, who had dug it from the heart of the mountain long ago, it took all light that fell upon it and-changes it into ten thousand sparks of white radiance shot with glints of the rainbow".
Сильмарилли: "even in the darkness of the deepest treasury the Silmarils of their own radiance shone like the stars of Varda; and yet, as were they indeed living things, they rejoiced in light and received it and gave it back in hues more marvellous than before".

Удивительно, как в этих цитатах перекликается все: говорится, что Сильмарилли светились бы "of their own radiance" даже в самой глубокой сокровищнице - и Аркенстон светится в логове дракона "of its own inner light" так, что Бильбо различает его в горе драгоценностей. Говорится, что Сильмарилли радовались свету, получали его и отдавали назад прекраснее, "received it and gave it back in hues more marvellous than before" - и Аркенстон делает то же самое "it took all light that fell upon it and-changes it into ten thousand sparks of white radiance", совпадение вплоть до предваряющего "and yet". И если естественная светимость в легендариуме уже само по себе из ряда вон выходящее явление, то улучшение света - это абсолютно уникальное свойство, встречающееся только и исключительно у Аркенстона и Сильмариллей.

Во-вторых, при виде таких совпадений естественно подумать, что раз уж Толкин осознанно ли, подсознательно ли, заимствовал так много из существовавшего на тот момент Сильмариллиона, то и это описание еще одна такая самоцитата. И тем удивительнее, что хронология была совершенно обратной: Толкин использовал описание Аркенстона из Хоббита для более поздних описаний Сильмариллей, а не наоборот.

Впервые этот отрывок встречается еще в качестве описания Камня Гириона:
Оригинал: Ever as he climbed forward the same [pale >] white gleam had shone before him like a small globe of pallid light; now as he approached it was tinged with [a] flickering sparkle of red [>splintering beams] reflected from his torch. At last he looked down upon it, and caught his breath. It held his eyes and he gazed in wonder. It was a great white gem, that shone of its own light within, and yet cut and fashioned by the dwarves to whom Girion had given it, it caught and splintered all light that it received into a thousand sparkles of dazzling white.
Перевод: "Все то время, пока он взбирался вперед все то же [бледное>] белое сияние светило ему подобно маленькому шару бледного света; теперь же, когда он приблизился, в нем появились оттенки мерцающих искорок красного от [>расщепленных лучей] отраженного свет его факела. Наконец он посмотрел вниз, переводя дыхание. Камень притягивал взгляд, и он глядел, очарованный. То был большой белый самоцвет, сиявший собственным светом изнутри, но так же, ограненный получившими его от Гириона гномами, он улавливал и расщеплял весь падавший свет на тысячи всполохов ослепительной белизны".

Затем он попадает в финальную версию в виде уже известной цитаты про Аркенстон и лишь затем, через год Толкин описывает то же свойство, но уже приминительно к Сильмариллям в версии Квента Сильмариллион 1937го года:
Оригинал: "all lights that fell upon them . . . they took and reflected in marvellous hues to which their own inner fire gave a surpassing loveliness".
Перевод: "любой свет, падающий на них ... они принимали и отражали в чудесных тонах, которые их собственный внутренний огонь наделял еще большей красотой".

Так и получается, что самая важная и даже определяющая черта облика Сильмариллей: то, как он усиливает входящий свет, расщепляя его подобно великолепной призме, получена Толкином совсем не как естественный результат развития образа собственно Сильмариллей (от "Книги утраченных сказаний" к Квента Сильмариллион 1930го года и ранним Анналам, затем к Квента Сильмариллион 1937го года и поздним Анналам и наконец к позднему Квента Сильмариллиона и окончательным Анналам). Вовсе нет: Толкин наделяет Сильмарилли свойством, которое он впервые придумал, говоря об Аркенстоне.

Так что, по всей видимости, как во время написания "Хоббита", так и еще как минимум некоторое время после публикации, Сильмарилли и Аркенстон были для Толкина равноценны настолько, что он спокойно передавал одному черты другого. А поскольку описание Сильмариллей благополучно дотянуло в неизменном виде до самого первого издания Сильмариллиона, то даже если мы и принимаем для себя, что в какой-то момент он начал их различать (чему правда нет особенных доказательств), то явно не до конца.

[Cordaf >>>]

Поэтическое отступление

Но совпадение описаний ценно не только совпадением как таковым, но и предметом. Итак, Сильмарилли и Аркенстон улучшают свет, украшают его. Причем Сильмарилли получают это свойство от Аркенстона, а на наоборот. Почему это важно - и важно ли вообще?

По-видимому, всему виной хронология и еще одно совершенно удивительное совпадение во времени. В 1931ом году, всего за год до написания черновика “Хоббита” в котором впервые появляется уже известное описание камня Гириона, Толкин и Льюис оказываются вовлечены в эпохальный спор про значение и роль мифологии, в результате которого Толкин пишет довольно насмешливую поэму, я заранее приношу извинения за ужасный перевод, “Мифотворение, или От мифолюба к мифобою”, где формулирует то, что наверное правильнее всего будет назвать нормами его эстетики. Поэма сама по себе замечательная, но для этого рассуждения важнее одна конкретная ее часть, которую сам автор считал настолько важной, что еще дополнительно обращал на нее внимание в своем эссе “On Fairy-Stories”, цитируя в следующем виде:

The heart of man is not compound of lies,
but draws some wisdom from the only Wise,
and still recalls him. Though now long estranged,
man is not wholly lost nor wholly changed.
Disgraced he may be, yet is not dethroned,
and keeps the rags of lordship one he owned,
his world-dominion by creative act:
not his to worship the great Artefact,
man, sub-creator, the refracted light
through whom is splintered from a single White
to many hues, and endlessly combined
in living shapes that move from mind to mind.
Though all the crannies of the world we filled
with elves and goblins, though we dared to build
gods and their houses out of dark and light,
and sow the seed of dragons, 'twas our right
(used or misused). The right has not decayed.
We make still by the law in which we're made.

И тут неожиданно выясняется, что украшающая свет призма - это ничто иное, как метафора творчества вообще. Причем тождественным оказывается не только сам образ, нетрудно заметить, как Толкин использует ту же лексику, говоря об Аркенстоне и Сильмариллях, что и говоря о человеке-творце:

Со-Творец: “man, sub-creator, the refracted light // through whom is splintered from a single White // to many hues”;
Камень Гириона: “it caught and splintered all light that it received into a thousand sparkles of dazzling white”;
Аркенстон: “it took all light that fell upon it and-changes it into ten thousand sparks of white radiance shot with glints of the rainbow”;
Сильмарилли (в QS 1937): “all lights that fell upon them . . . they took and reflected in marvellous hues to which their own inner fire gave a surpassing loveliness”;
Сильмарилли (конечный вариант): "as were they indeed living things, they rejoiced in light and received it and gave it back in hues more marvellous than before".

Трудно сказать, задумывал ли Толкин такую самоцитату изначально или обнаружил уже в процессе работы над камнем Гириона и решил развить (можно было бы даже предположить, что именно это и стало причиной разделения образа Самоцвета Гириона на ожерелье и Аркенстон), хотя нельзя и отбрасывать вероятность того, что все это - удивительная череда удачных совпадений. Несомненно одно: образ призмы, расщепляющей свет - это очень важный символ, воплощение со-творения, аллегория человека как со-Творца. Что-то, что Сильмарилли делали потому, что были живыми и любили свет.

Случайное ли это совпадение или действительно самое раннее упоминанию того, что потом станет неотъемлемым свойством Аркенстона и Сильмариллей, сказать непросто, но совпадение во времени и перекликающаяся лексика говорят в пользу такого предположения. Интересно, что на эту поэму Толкин так или иначе ссылался не раз: например образ "the Iron Crown", Железной короны как выражения отвратительного Толкину торжества рукотворности, подавляющей воли над материей и естественностью по всей видимости восходит к ней же. И упомянутый Артефакт, которому противопоставляется “призма со-творения” - это тоже она, Железная корона вульгарного прогресса и банальности, перед которой Толкин отказывался склоняться.

Итак, Аркенстон и Сильмарилли в толкиновском легендариуме не только абсолютно уникальны в своем "улучшении света", но и, по всей видимости, оказываются еще и аллегорией со-творения как такового.

Сообщение отредактировал Cordaf - 27-01-2014, 10:42

[Cordaf >>>]

Еще один прекрасный миф

Так почему же мы не можем отбросить ложную скромность и смело заявить, что Аркенстон - это Сильмариль? Главная причина в том, что, как бы нам ни хотелось обратного, в деле понимания творчества мы обязаны следовать за автором, а сам Толкин в какой-то момент отказался считать "Хоббит" частью своего легендариума.

Оригинал: "…by the time The Hobbit appeared (1937) this 'matter of the Elder Days' [i.e., The Silmarillion] was in coherent form. The Hobbit was not intended to have anything to do with it … It had no necessary connexion with the 'mythology', but naturally became attracted towards this dominant construction in my mind, causing the tale to become larger and more heroic as it proceeded. Even so it could really stand quite apart, except for the references (unnecessary, though they give an impression of historical depth) to the Fall of Gondolin … the branches of the Elfkin … and the quarrel of King Thingol, Lúthien's father, with the Dwarves".
Перевод: "ко времени появления "Хоббита" (1937) эта "рукопись Древних дней" уже имелась в связной форме. Хоббит не должен был (не задумывался) иметь к тому какое-либо отношение ... Он не имел никаких обязательных связей с "мифологией", но оказался естественно притянут к этим доминантам моей мысли, делаясь больше и героичнее по мере этого. Но даже так он остается вполне самостоятельным за исключением отсылок (необязательных, но придающих ощущение исторической глубины) к Падению Гондолина... эльфийским народам... и ссоре короля Тингола, отца Лютиэнь, с гномами".

Был ли прав сам Толкин, утверждая это, сказать непросто: с одной стороны, "не имеет никаких обязательных связей с мифологией" выглядит как минимум странно уже даже на фоне всего перечисленного выше, а ведь это только самая макушка айсберга. Тем не менее, мы обязаны за ним следовать, и в частности насколько мне известно именно по этой причине Кристофер Толкин когда-то решил не включать "Хоббита" в "Сильмариллион" и "Историю Средиземья", даже не собирался уделять ему время и лишь после значительных усилий Таума Сантоски согласился перепоручить этот труд хотя бы тому, а после смерти последнего - Джону Рэклифу.

Однако, не имея возможности спорить, мы можем по крайней мере попробовать понять. На мой взгляд, основная причина в том, что "Хоббит" в толкиновской мифологии оказался совершенной белой вороной - и дело вовсе не только в "детском" стиле:

Оригинал: "As the high Legends of the beginning are supposed to look at things through Elvish minds, so the middle tale of the Hobbit takes a virtually human point of view – and the last tale blends them".
Перевод: "Так же как высокие Легенды о начале времен задуманы показывать события эльфийскими глазами, так история Хоббита занимает в сущности человеческую точку зрения - а последняя легенда объединяет их".

Тогда, раз "Сильмариллион" - это "высокий" эльфийский миф, а "Властелин колец" - синтез эльфийского мифа и человеческого, творчество кого-то, знакомого с эльфийской традицией, то Хоббит - это миф исключительно человеческий и уже поэтому стоит особняком. Если принять описанную в "On Fairy-Stories" систематизацию на миф "высокий" - и не очень, то с такой точки зрения "Хоббит" действительно оказывается мифом не самого высокого полета, историей "of simple ordinary man, neither artistic nor noble and heroic (but not without the undeveloped seeds of these things) against a high setting", ценной самой по себе, но в то же время без установленного места в сложившемся корпусе "высокой" мифологии.

Известно, что Толкин несколько раз собирался переписать "Хоббита" от начала и до конца "в стиле Властелина Колец" (что скорее всего и подразумевало дотягивание его до "эльфийской" традиции), но так никогда и не закончил этого, ограничиваясь незначительными правками. Тем не менее, в его бумагах остался и манускрипт нового, полностью переписанного "Хоббита", который к сожалению обрывается на сцене приезда в Ривенделл. Дальше - неизвестность, и чем в такой системе мифологии оказался бы Аркенстон мы никогда не узнаем.

Поэтому если ставить вопрос прямо: "верно ли, что Аркенстон - это Сильмариль?" То ответом будет: "Нет, неверно, потому что "Хоббит" не является частью корпуса "высокой" мифологии внутри которой Сильмарилли существуют". Это, и я цитирую, деформированный осколок, искаженная версия, предназначавшаяся для детей, но не более того. С другой стороны, именно благодаря тому Аркенстон оказывается эдаким "Сильмариллом человеческими глазами", показанным через призму человеческой же мифологической традиции, что и делает его интересным.

Правда, это работает в обе стороны: точно так же как мы не имеем права однозначно отождествлять Аркенстон с Сильмариллем, абсолютно некорректны и попытки привлекать (в основном довольно незначительные) текстовые противоречия с финальной версией для обоснованию обратного: коль скоро Аркенстон вообще не часть легендариума, бесконечная полемика на тему возможности и невозможности физического воздействия на него или того, должен ли бы он обжигать смертную плоть, изначально бессмысленна, потому что основывается на доводах, происходящих из текста, откуда сам "Хоббит" уже исключен. Не говоря уже о том, что большинства этих противоречий на момент публикации "Хоббита" еще просто не существовало.

Однако с любой другой точки зрения Аркенстон - это безусловно Сильмариль, вернее Сильмариль-lite: он подобен ему в любом смысле, который только можно вообразить, но все-таки так и остается подобием. Но как часть "легендариума в широком смысле", как литературный образ, Аркенстон - это ничуть не менее знакомый нам Сильмариль, чем, скажем, "Некромант" - это знакомый нам Саурон, или чем Берен и Лютиэнь из "Книги утраченных сказаний" - это знакомые нам Берен и Лютиэнь. Образы Сильмарилля и Аркенстона не просто неразрывны, они тождественны и отличаются только и исключительно местом в системе мифологии.

И если мы по каким-то причинам решаем перестать принимать мнение Толкина в расчет и начинаем рассматривать "Хоббита" как часть легендариума, то эти образы неизбежно сливаются воедино.

Сообщение отредактировал Cordaf - 23-01-2014, 13:25

[Cordaf >>>]

Записываю больше для себя: поскольку у меня закончилось свободное время, концовку я скомкал, пропустив несколько больших кусков:
- про "мифологические традиции" и почему это важно (оно же: "Что случилось с Эльфвайном?");
- про то, почему Хоббит - это именно человеческий миф, оно же "А не слишком ли глубоко я вчитываюсь?", оно же *барабанная дробь* "Бильбо и Грааль";
- про Суп Историй и другую кулинарию;
- про то, почему Хоббит - это все-таки часть легендариума, потомушто а чего же еще, оно же "Неправ Профессор, не так все было";
- как минимум несколько больших цитат из Кюневульфа, оно же "Про растущие ноги и торчащие уши";
- хит-парад самых надоевших доводов во всей этой полемике с ответами.

Возможно допишу, когда появится время.

В любом случае, основные выводы сделаны и если кто-то хочет их оспорить, be my guest.

[Cordaf >>>]

[продолжаю эссе, этот и все последующие постинги должны предшествовать заключительному "Еще один прекрасный миф"]

Язык до Дейла доведет
Использование слова Аркенстон в таком виде и в таком контексте имеет и еще одну интересную особенность, на сей раз лингвистическую. Слово занимает совершенно особую позицию в системе языков Средиземья.

Языки Средиземья, искусственные и настоящие - это непочатый край початков, забираться в эти дебри просто страшно, но что-то сказать необходимо, потому что без этого нить доводов с этимологией выглядит неполной. Но начать придется даже с другого: почему имена толкиновских гномов взяты из Валуспы? Балин, Двалин, Бифур, Бофур и даже Гэндальф - все это имена гномов, перечисленные в "Старшей Эдде", как они оказались в тексте? Потому что Толкин поленился придумывать свои и не подумал о последствиях? Ну, на самом деле по-видимому да. Но он придумал этому настолько элегантное обоснование, что говорить так теперь просто преступление.

Как известно, есть авторская легенда, что текст - это не более чем перевод на английский с некоторого оригинала, и по "легенде" известный нам текст "Хоббита" и "Властелина Колец" - это перевод манускрипта "Красная Книга Вестфольда", написанного на адунаик. Адунаик, он же "общий", был при переводе заменен на современный автору английский, а раз так, то слова их других языков Средиземья, которые были бы немного другими, но все еще близки и понятны говорившим на адунаик хоббитам, пришлось переводить как слова из языков, близких английскому. При переводе топонимам, именам и терминам подобранны англоязычные аналоги, которые бы сохраняли взаимосвязь между языками, очевидную летописцу-хоббиту, для англоязычного читателя.

Таким образом, Толкин отразил "настоящие" языки людей и хоббитов Третьей эпохи Средиземья, превратив реально звучавшие слова, которые были бы читателю совершенно незнакомы, в аналогичные по своей этимологии английские, староанглийские и старонорвежские.

"Language of Shire = modern English
Language of Dale = Norse (used by Dwarves of that region)
Language of Rohan = Old English"
(HoME, XII, Peoples of Middle-Earth)

Почему же выбор языков был именно таким? И вот здесь все становится довольно непросто, уже хотя бы потому, что сам автор приходил к окончательному решению очень долго, как минимум полтора десятка лет, которые отделяли Хоббита от Властелина колец.

"since the language of Rohann and of Dale were akin, that of Rohann closely akin in origin to the Common Speech, it seemed plain that having converted all C.S. into English the more northerly (archaic and less blended) tongues must be represented in the same way. The language of Men in Dale has thus been given (so far as its names show) a Norse cast; and since as has been said the Dwarves adapt their names and speech to those of Men among whom they live, all the Dwarves of the North have names of this Northern type."
[поскольку языки Рохана и Дейла были похожи, причем язык Рохана очень близок по происхождению к "общей речи", казалось очевидным, что при превращении всей "общей речи" в английский, более северные (архаичные и менее изменившиеся) языки должны быть представлены соответственно. Таким образом язык людей из Дейла был (насколько это видно из имен) сделан норвежского видакак оттиск с норвежского. И, поскольку было сказано, что гномы адаптируют свои имена и речь к языку людей, среди которых живут, все гномы Севера получили имена на северный манер. -- Здесь и далее после текста в квадратных скобках идет мой перевод]
(HoME, XII, Peoples of Middle-Earth)

Это одна из сравнительно ранний вариаций, здесь Толкин еще говорит, что древний язык рохирримов был очень близок по происхождению к "общему", дальше он от этого откажется, решив, что адунаик происходит в первую очередь от языка нуменорцев и только потом людей Средиземья, тем самым ослабив их родство, но во всех своих размышлениях он так или иначе возвращается к тому как, почему и насколько они близки:

"The spread of the Westron had been at first due largely to the Dunedain themselves; for in the Dark Years they had often visited again the shores of Middle-earth, and in the days of their great voyages before the Downfall they had made many fortresses and havens for the help of their ships. One of the greatest of these had been at Pelargir above the Mouths of Anduin, and it is said that it was the language of that region (which was afterwards called Gondor) that was the foundation of the Common Speech."
[Вначале Вестрон распространялся в основном самими Дунедаин, часто посещавшими в Темные времена берега Средиземья, и основавшими в годы великих путешествий перед Падением множество крепостей и гаваней для своих кораблей. Одним из величайших таких городов был Пелагир выше устья Андуина, и, говорят, что именно язык того региона, что впоследствие станет называться Гондор, и послужил основой "общей речи".]
(HoME, XII, Peoples of Middle-Earth)

"The Eorlings, or the Rohirrim as they were called in Gondor, still used their own northern tongue; for the Riders of Rohan had come out of Eotheod near the sources of Anduin only some five hundred years before the days here spoken of."
[Эорлинги или Рохирримы, как их называли в Гондоре, до сих пор говорили на своем северном языке, и было это оттого, что Всадники Рохана пришли из Эотеода возле истоков Андуина лишь только за пятьсот лет до тех дней, о которых мы ведем разговор]
(HoME, XII, Peoples of Middle-Earth)

"the tongue of the Mark of Rohan was derived from a northern speech which, belonging at first to the Middle Anduin, had later moved north to the upper waters of that river, before coming south in the days of Eorl. It was thus nearly akin to the language of the lower Anduin, the basis of the C.S., but isolated in the North it had changed far less and had remained little mingled with alien words."
[язык Роханской Марки получен из северной речи народа который, обретаясь изначально в среднем течении Андуина, позднее двинулся на север вверх по течению этой реки, прежде чем повернуть на юг во времена Эорла. Он был таким образом очень похож на язык нижнего Андуина, основы "общей речи", но изолировавшись на севере, накопил гораздо меньше изменений и содержал меньше заимствований]
(HoME, XII, Peoples of Middle-Earth)

"... before their crossing of the Mountains the Hobbits spoke the same language as Men in the higher vales of the Anduin ... Now that language was nearly the same as the language of the ancestors of the Rohirrim."
[прежде чем пересечь Горы хоббиты говорили на том же языке, что и люди верхнего течения Андуина... Этот язык был практически тем же, что и язык предков рохиррим]
(HoME, XII, Peoples of Middle-Earth)

Все это очень важно, потому что даже само самоназвание "хоббит" происходит из языка рохиррим, а не откуда-то еще. Еще очень важно, что "общая речь" - это не просто развившийся, условно, "англосаксонский" рохиррим, это как если бы "англосаксов" научили говорить на языке Нуменора, и обогатили лексикон множеством слов из квенья. Процесс, наверное, можно сопоставить только тому воздействию, которое на настоящий современный английский оказали французский (в колоссальной степени) и латынь.

Итак, вот какая получается картина: если основной язык, "общая речь" - это английский, то более архаическую его версию - речь рохиррим, представляет староанглийский, он же англосаксонский. Есть еще более архаичный язык - это язык погонщиков севера. На нем говорили те люди, которые когда-то, за тысячу лет до событий Хоббита жили возле Эребора, а за какое-то время до того - ниже по течению Андуина. Этот язык в корпусе представляет более архаичный англосаксонский. Затем табунщики, будущие рохирримы, уйдут на юг, где их язык станет "староанглийским". Но родственные им люди, говорящие на языке Эотеода или близком к нему останутся возле Эребора и в Эсгароте. И за тысячу лет их язык разовьется в родственную, происходящую от общего корня, но иную речь. Как раз этот язык и представляет в тексте старонорвежский, который отстоит от староанглийского примерно как предполагаемый язык "современного" Эсгарота отстоял бы от языка "современных" рохиррим.

А теперь возвращаемся наконец к нашим камням. Аркенстон был найден задолго до событий Хоббита, когда в Дейле и Эсгароте еще говорили на языке предков рохиррим, а значит, что если бы гномы Эребора по каким-то причинам решили бы назвать найденные в горе камень в честь Сильмариллей "священным камнем", использовав для этого человеческую речь, они бы использовали именно слово Eorclanstan.

Но время течет, и вот уже с момента открытия камня прошла тысяча лет. Люди давно не говорят языке, из которого взято слово Eorclanstan, его форма измелилась так, чтобы слово Eorclanstan было комфортно произносить людям, использующим такие имена как "Бифур", "Бофур", "Торин" и "Гэндальф". И в языке, где нормальны "Бифур" и "Бофур", Eorclanstan будет звучать именно как Аркенстон.

Вернее, не совсем, поскольку "Arkenstone" будет разумеется англицизацией с iarkna-steinn, примерно как Oakenshield будет англицизацией с Eikinskialdi.

О чем же это позволяет нам говорить? Как минимум, это мост от старой мифологии новой, доказательство, что "The Silmarils are Eorclanstanas" - это не что-то однажды придуманное и забытое. Но можно пойти и дальше: Кристофер Толкин рассуждая о языках, выражался так:

"It may not be too far-fetched, I think, to suppose that (together with the idea of the Common Speech) those Dwarf-names in The Hobbit provided the starting-point for the whole structure of the Mannish languages in Middle-earth, as expounded in the present text."
[Не будет надуманным, я считаю, предположить, что (вместе с самой идеей об "общей речи") гномьи имена в Хоббите послужили отправной точкой для всей той структуры человеческих языков Средиземья, которая представлена в современном тексте]
(Кристофер Толкин, HoME, XII, Peoples of Middle-Earth)

И хотя он, упоминая о том, что толчком к оформлению системы языков при "переводе" послужили именно имена собственные из Хоббита, не останавливается отдельно на Аркенстоне, такое совпадение вряд ли может быть случайным: обыгрывание слова Eorclanstanas как "Аркенстон" образует совершенно удивительную связь: мы видим архаичное староанглийское слово перешедшее в старонорвежский и используемое людьми Дейла и гномами. Таким образом, Аркенстон в тексте Хоббита встречается ровно в той самой форме, которую мы должны бы были увидеть при переходе слова Eorclanstanas, "Сильмарилли" на язык "современных" людей Дейла и гномов Эребора.

То есть Аркенстон занимает ровно ту позицию, которую от него и следовало бы ожидать по описанной системе - вот только предшествует ей на полтора десятка лет.

Зная щепетильность Толкина к языку, это конечно не может быть совпадением. И тогда предположение Кристофера можно было бы даже усилить, допустив, что если имена из Волуспы послужили толчком к созданию всей этой стройной картины с заменой родственных языков Средиземья кластером родственных германских языков, то превращение Eorclanstanas в Аркенстон подтолкнуло Толкина к тому, чтобы поместить в основание всей конструкции именно архаичный староанглийский. И, однажды решив, никогда не отказываться от этой идеи.

Тот самый, на минуту, язык, на который уже было частично переведено "Квента Сильмариллион".

Сообщение отредактировал Cordaf - 10-06-2017, 14:11