Ноблесс не оближ

Она шла по ночному городу.
Шла стремительно – но ветер бил в лицо, развевал огненную гриву, пытался сорвать и унести прочь платье. Издевательски свистел и улюлюкал: захочу - верну.
Шла не оглядываясь – но прошлое не нуждалось в подсказках. Скалилось из черных арок, бросалось тенью на асфальт. Напоминало – ты в моей власти. Никуда не денешься.
А она шла. Шла, преодолевая боль, страх и слабость. Если б истинно зрящий увязался за ней… Но тот не спешил показываться – иди, мол, на все четыре стороны. Или на восемь. Или сколько их там у света…

Новый Орлеан.
Среда, 12 июля
Миссис Лэнгли? – спокойный уверенный голос. Открытое лицо. Нет, Кайл положительно несносен! Опять решил устроить дурацкий сюрприз, прислал шофера - и хорошо, если задуман «малый выход», то есть ужин на двоих. А если «большой»? Весь вечер поддерживать светский разговор с партнером дорогого супруга – не всякие нервы выдержат.
Карин Лэнгли была красивой женщиной. Красивой и умной. Чертовски обаятельной. Аристократически воспитанной. Таких не бывает? Верно. В природе данный вид не встречается. Такими женщины делают себя сами.
Именно поэтому миссис Лэнгли мысленно послала куда подальше зарождающееся раздражение и приветливо улыбнулась визитеру.
- Да. Вас прислал Кай… мистер Лэнгли? – муж тщательно следил за собственным статусом и был так забавен в своем снобизме.
- В некоторой степени, - последовал ответ. – Я могу войти?
Не водитель. Тот не стал бы так уклончиво. И в доме ему делать нечего…
- Кто вы? – улыбка осталась на губах, но во взгляде мелькнула тревога. Мелькнула – и пропала. Миссис Лэнгли не станет тревожиться по пустякам – ноблесс оближ.*
- Доктор Шнитке, - отрекомендовался посетитель. – Мадам, боюсь, у меня дурные вести. Я бы не хотел с порога. И вам лучше присесть.

Четверг, 13 июля
Вот так и кончается жизнь. В кресле у окна с видом на внутренний дворик. Ты знаешь – со вчерашнего дня знаешь! – Кайл больше не придет. (Мадам, примите мои соболезнования. Автомобиль вашего супруга попал в аварию на углу Труа-Мускетер и Армистис. Мистер Лэнгли погиб сразу, черепно-мозговая. Шофер был доставлен в травматологию, где и скончался от внутреннего кровоизлияния.) Отвратительные подробности отвратительной мизансцены. Хотелось плакать, но ноблесс, дьявол ее забери, оближ. Она ограничилась сигаретой и стаканом ледяной воды. Поблагодарила «доброго доктора», позвонила родителям Кайла, своей матери (отец был на конгрессе в Стокгольме, и звонить ему во время работы запрещалось категорически – это она помнила всегда), партнеру мужа, выслушала соболезнования и обещания «позаботиться о предстоящих хлопотах».
От сигарет мутило. Волосы и одежда пропахли дымом. Она добрела до душа, постояла под ледяными струями… и обнаружила себя в кресле в малой гостиной. Том самом, где просидела всю ночь. Прямо и неподвижно. Отстраненно наблюдая, как темнеет и вновь светлеет окно.

Понедельник, 17 июля
- Вы хотите его вернуть?
- Вы сумасшедший. Не звоните мне больше.
- Вы позвоните сами. Визитка на журнальном столике.
Короткие гудки. Прерывистое дыхание. Ее дыхание. Какая, к черту, ноблесс с психами?!
Хочет ли она вернуть Кайла? Карин рассмеялась. Коротко. Зло. Она бы все отдала, вот только Кайл не вернется – «мадам, примите мои соболезнования, автомобиль вашего мужа…» Какой сволочью надо быть, чтобы обещать невозможное сходящей с ума от горя женщине. И откуда у нее визитка?!
Раненой тигрицей Карин метнулась в холл. Взгляд зацепился за серебристый квадратик плотной бумаги, где витиеватым шрифтом значилось: «Д-р Раймонд Шнитке. Охотник». Непослушные пальцы не сразу ухватили добычу. Визитка змеей вывернулась из рук и осенним листом упала на ковер. На обратной стороне от руки было написано: «Я не сволочь. Всё – возможно».

Вторник, 18 июля
- Возможно все, если очень сильно захотеть, - серьезно сказал давешний «шофер». Карин ожидала чего угодно – но не прописных истин, сошедших со страниц детского издания Библии. Материнская школа**, подготовительный курс…
Ей понадобилась ночь, чтобы решиться. Ночь в кресле у окна, выходящего во внутренний дворик. В два часа пополудни доктор Шнитке ждал ее в кафе против здания мэрии.
Карин собрала волю в кулак и улыбнулась сжатыми губами:
- Я хочу. А чего хотите вы? Душу? Давайте договор и иголку.
- Зачем иголку? Острый кончик пера вполне подойдет, - Шнитке вернул ей улыбку. – Мадам, за кого вы меня принимаете? Я не Сатана – и даже не его посланник. Я охотник. Истинно зрящий, если вам по нраву архаизмы. И для меня действительно нет ничего невозможного. Впрочем для вас тоже. Вам стало нечего терять.

Среда, 12 июля
- Миссис Лэнгли? – спокойный уверенный голос. Господи, что это – день сурка? Зачем, зачем, зачем возвращать ее в кошмар, едва подарив надежду? Нарождающаяся паника надежно заперта намертво приклеенной к лицу маской – ноблесс, которая оближ.
- Да.
- Мистер Лэнгли поручил мне… Мадам, что с вами? Мадам!
- Все порядке, - просто маска оказалась не такой и прочной, как она ожидала… треснула и расползлась. – Голова кружится. Погода, наверное.
- Если вам нехорошо, может, стоит позвонить мистеру Лэнгли и…
- Нет. Мне хорошо. Вы даже не представляете, как мне хорошо. Я сейчас.

Она шла по ночному городу. Она уходила. Ни ветер, ни прошлое, ни истинно зрящий, окажись он здесь, не смогли бы ее задержать. У нее больше не было имени – и ноблесс уже не оближ.
С того самого момента, когда она с ужасом поняла, что никогда не простит – не сможет простить – Кайлу его ухода. Своего измученного спокойствия. Высаженной за час пачки «Данхилла». Обитого синей кожей кресла и теплого пледа с оскаленной тигриной мордой. Апельсиновых деревьев внутреннего дворика, медленно тающих во мраке и выступающих из него с рассветом. Всех деталей той кошмарной недели, что терзали ее сны. Своего отчаяния. Его – своей – смерти.
Однажды ночью к ней пришло понимание – истинно зрящий лгал. Возможно не все.
И тогда она не выдержала – ушла.
Ветер принес шторм. Молнии скалились из разорванных туч, в серой пелене дождя таяли билдинги делового центра. Но разбушевавшейся стихии не было дела до хрупкой фигурки идущей. Уходящей. Не принадлежавшей уже этому городу. Иди, мол, на все четыре стороны. Или на восемь. Или сколько их там у света…

Истинно зрящий горько усмехнулся. Вот так и становятся охотниками. Не поверив до конца в чудо. Отравив себе жизнь страхом и сомнениями. И тогда действительно нечего терять.
Становятся охотниками – и безнадежно ищут того, кто вернет им веру в чудеса.
Ноблесс не оближ – просто очень хочется.
Верить.



* фр. положение обязывает.
** детский сад