Над Ньюбери нависла тёплая полая ночь. Синее небо окутывало волнистые холмы с короткими полосками беловатых заборов. Сытая сопящая тишина тихо сочилась из круглых зашторенных окон и сочных дверей. Пушистые сады густо прижались к покатым холмам.
Ничто не нарушало безмолвной тишины. Только изредка шелестели цепями болонки в будках и хрустели под тонким лезвием лобзика черенки яблок в саду у Даймонд Дрыль-Пончикс. И ещё где-то далеко-далеко за густым шарфом леса упорно и мелко стучала колотушка.
Бинго Рытл, один из ведущих музыкантов Хоббитании, автор имевшей огромную популярность песни «Дворники идут» (из его первого и единственного альбома «Кальцирированный фосфор»), высунул голову в ночной сад и огляделся. Покорный тёплый свет луны падал сквозь просветы листвы на серебристую землю. Бинго серьёзно положил в рот редиску из тяжёлой коричневой миски и захлопнул тусклое окно. Плотно защёлкнув щеколду, он схватил миску и потопал по округлым комнатам.
Рытл миновал тяжёлую прихожую и начал плутать по норе. Он решил написать в эту ночь песню про то, как группа провинциалов проехала в Хоббитон и даже придумал первую строку — «Однажды мы поехали в столицу» — но не знал, куда закинул гитару. Сначала он зашёл в чью-то спальню и начал шарить шваброй под кроватью, поставив гулкую миску на гладкий навощенный пол. Но вместо гитары оттуда выскользнул обрывок газеты «Подземные новости» с куском статьи Ангелики Бэггинс «Едят ли гномы картошку?».
Рытл мрачно сжевал ещё одну редиску, затолкал газету под кровать и, взяв миску, потопал из комнаты. Немного поплутав по норке, он направился в дальний чулан. Одну руку тянула тяжёлую миску, а в другой качался плотный фонарь на тонкой проволоке.
Ночь молчала, и колотушка звякала уже совсем недалеко.
Тяжёлая круглая дверь, обитая зеленоватой медью, медленно отворилась. По желтоватому полу проползла круглая тень. Бинго почесал нос острым низом фонаря и повесил его на торчащую из стены железную морду кабана с закрученными в спираль клыками.
По тёмной комнате мотался жёлтый круг света.
Вся эта комната (как и другие в доме Рытла) была забита малопонятными предметами. Левая стена виднелась только около полукруглого потолка — всю её перегородила огромная односпальная кровать, поставленная на ребро, так, что простыни, одеяла и подушки свалились в огромную гору на полу. Прямо перед ней стояла остро-гладкая гранитная плита с аккуратно выбитой рунами гномов надписью «За освобождение Мории от гнома Дорвина Платиноуха», обмотанная покрывалом с синими разводами. Около его подножья торчала плотная деревянная клетка, в которой замерла бронзовая бородатая голова. Откуда-то сверху смотрели круглые лакированные ножки и свисали деревянные шары на хрустящих цепочках. Всюду сквозили контуры странных перепутанных предметов, со всех сторон выглядывали тумбочки, комоды, потушенные лампы, фонари, флаконы, полки, бюсты, плащи с непонятными рисунками, копья, цилиндры, мешки с чем-то сыпучим, свитки, колокольчики, ложки, трофейные эльфийские парашюты, конусы, лёгкие гробы, маски, чертёжные треугольники, книги, подушки, ножи, тиары и лобзики.
Бинго сделал шаг и тут же ему в правый бок воткнулся ребристый гриф гитары. Хоббит вскрикнул и чуть не выронил миску с редиской.
Рытл вскарабкался на низкую баллисту, стоявшую посередине комнаты и поставил редиску в её небольшой округлый черпак. Потом оглянулся и тронул струны.
Колотушка за толстой стеной медленно удалялась.
Бинго прислушался и начал играть. За время поисков его замысел изменился:

Белый снег, серый лёд
Среди белых и серых холмов.
Одеялом из пашен на ней
Город из заборов-венков.
Над садами нависнул туман
На яблоках — серый лёд.
Каждый день в Хоббитоне седом
По улицам ездит гроб.

Рытл вдумался в сюжет своей песни, и ему стало не по себе. Он опасливо отложил гитару и спрыгнул с баллисты. Почему-то внимание Бинго привлекла тонкая, едва заметная трещинка на белой вогнутой глади стены. Трещинка тонко змеилась позади густых мешочков с какой-то пунцово пахнущей травой.
Хоббит отодвинул мешочки и с ужасом увидел, что трещинка медленно движется. Её правый краешек тихо полз вдоль полки. Из трещинки на шершавое дерево сыпались тонкие струйки прозрачного песка.
Бинг, не опуская выпученных толстых глаз от тонкого ужаса, загремел под полкой крышкой кастрюли. Потом отступил на шаг, упруго выставив тяжёлый топорик, исполосованный витыми узорами.
Трещинка замерла. Её правый конец начал медленно набухать. Стена треснула звездой, щели расширялись.
— Ирь!— гулко хрястнул в стену тяжёлый топор. Бугристая побелка щёлкнула и раздалась глубоким пухлым чернозёмным ртом. Где-то внутри что-то метнулось вверх. Хоббит икнул и отступил, часто дыша. Его испуганный взгляд скакал по тяжёлой полке, засыпанной землёй и кусочками побелки.
Всё стихло.
Бинго потрогал по-острому неподвижную ручку топора и не смог её сдвинуть. Она чётко торчала из густой бугристой белой стены. Рытл поднял гитару и в неуверенности остановился посередине комнаты.
Слабый усталый свет потёк из маленького окошка в тесную комнату и озарил мутным сиянием длинную ручку топора. Где-то стукнула калитка, и рухнуло что-то скользкое.
Бинго засунул в сухой рот три редиски и начал упорно жевать.

* * *
Жирная скользкая почва чесала справа и слева и уходила густой слоистой воронкой назад. Густой чернозём проносился мимо непрерывной землистой стеной, его жирные струи скользили по лоснящейся спине. Они ввинчивались в почву с огромной скоростью, уходя всё дальше и глубже. Ничто не могло остановить их чёрные смолистые тела-стрелы, ничто не могло сдержать этот стремительный подземный полёт. Их лапы взмахивали ровно, упорно и чёрная масса почвы задавалась в стороны, вжималась в стенки тоннеля.
Они были рядом. Они приближались к норе Бинго и на глади холма уже вспухали земляные шрамы.

* * *
Бинго попробовал суп и позади языка разлился островатый плоский привкус. Какие-то тонкие кусочки захрустели на зубах. Неприятный неживой привкус заполнил горло и почти весь язык. Только на самом кончике остался сытный оттенок.
Бинго помешал суп и увидел там какие-то крупные ноздреватые комки. Хоббит опасливо положил ложку и опрокинул стакан воды. Сытный жир супа исчез, а неприятный островатый по краям привкус остался. Казалось, что в рот насыпали мела.
Рытл поднял глаза и увидел трещину, змеившуюся по потолку. Трещина — широкая, глубокая, чёткая — пересекала весь потолок и уходила в стену над дверью спальни, как раз там, где качалась тонкая нить паутины.
Бинго отодвинул тарелку подальше и встал из-за стола. Только сейчас он заметил, что столешница присыпана пылью из побелки вперемешку с мелкими кусочками штукатурки. Рытл пару раз ударил по белым полосам на рукаве и потопал к выходу из столовой, размышляя о вкусной пище.
— Это гондорцы нарочно поставляют нам плохой цемент,— бормотал он,— вечно у них имперские замыслы. Они нас завоевать хотят, но сначала ослабят нашу крышу!
Бинго бросил взгляд в круглое окошко и замер. Что-то спуталось в густой зелени. Хоббит испуганно прижался носом к выпуклому стеклу.
Косоватые ряды грядок посыпались, остро-зелёные хвостики редиски опрокинулись в низкую крапиву. Среди тонких белых стеблей виднелась чёрная жирная земля.

* * *
Шёл холодный дождь. Густое чёрное небо покачивалось наверху. Только на юго-западе тучи разорвались, и выглядывал острый жёлтый серп луны. Огород шевелился под чёрными полусонными каплями. Бинго крался по огороду, сжимая в пухлых руках тяпку. Холодные заросли цеплялись за ноги. Рытл хищно вращал глазами.
Снизу зашипело. Бинго замер, вглядываясь в сумятицу белёсых листьев. Шипение приближалось, переходя в шорох. Рытл сглотнул и сжал шатающиеся челюсти. Он внимательно всматривался в отчётливую траву.
Легонько качнулись верхушки, и вспучилась крапива. Раздался тонкий писк, по белому ковру крапивы мелькнула лощёная чёрная тень, и в нос Бинго впился крот.
— А-а-а!— заорал хоббит и выронил тяпку. В тот же миг со всех сторон зазвенели тонкие булькающие голоски. Кроты выскакивали из зарослей и впивались в сочное тело Рытла, грызли его одежду, пили его молочную кровь. Дикая боль рвала Бинго, закручивалась в нём, свисала с него. Всё тело выло и крутилось. Хищные зубы вписались всё глубже и глубже в жирную кожу. Кровь толстыми струями лилась из тела тяжёлые мешки кротов. Её густые струи отхлынули от головы, всё вокруг начало медленно опрокидываться.
Бинго рухнул в траву, и кроты бросились на него со всех сторон. Ещё две минуты из сорняков доносились вой и шорохи, а потом всё стихло. Так настигла неумолимая смерть мирного двадцативосьмилетнего хоббита, пренебрегавшего своевременной прополкой огорода.