Версия для печати темы

Автор: DiVert 8-05-2006, 0:55

Это очень сложно - переключиться с большой прозы на маленькие рассказики.
А я всегда писала большие книги, с масштабной задумкой, с проработкой целого мира... И тут решила, что краткость не зря считается сестрой таланта.
Как вы считаете, у меня получается "малая проза"?!?!?

Совсем свеженький рассказик...

Человек
Я встретила этого человека несколько лет назад… на кладбище. Я хорошо помню, как это было. Помню своё настроение, когда я брела по палой листве между могил, не разбирая пути и не уступая дороги идущим навстречу людям. Тогда я только приехала в город, в котором не была шесть лет. Вернулась почти без денег, в давно заброшенную квартиру, которую даже никто не снимал, в заросшую пылью комнату, маленькую кухоньку с разбитым окном… В город, который был для меня родным так долго, но который я покинула в погоне за обещанной прибыльной работой. Проторчав в Москве полтора года на хорошем заработке, я вдруг лишилась всего. Фирма, в которой я работала, оказалась левой, отмывающей деньги, начались таскания по судам, безумные траты, какие-то угрозы, потом проблемы с милицией… Я хотела вернуться домой уже давно. Но Москва оказалась местом, из которого очень трудно уехать. Я постоянно размышляла: а найду ли я хорошую работу дома? В конце концов, я жила в Москве в коммуналке, подрабатывала где придётся, но ведь – жила. А на что ехать обратно? Поднимать квартиру? Начинать с нуля жизнь?
Год за годом, Москва мне опостылела. Плюнув, я получила последнюю зарплату и на первом же поезде вернулась домой. Едва только приведя в порядок квартиру. Выбросив старую мебель и купив еды на первый срок, я решила наведаться на могилу родителей, на Восточное кладбище.
Взяла с собой пакет, положила туда лопатку, маленький веник, несколько тряпок, средство для чистки металла, сунула в карман куртки кошелёк и минут сорок тряслась на электричке…
Я хотела привести в порядок могилу родителей, на которой меня не было уже столько лет, но меня на кладбище ждал новый удар.
Я никогда не думала, что всего за шесть лет может произойти такое изменение. Некоторые могилы десятилетиями стоят нетронутыми, постепенно порастая травой, или даже деревьями, но почему-то именно ко мне судьба оказалась неблагосклонной.
Могила моих родителей стояла на склоне, внизу, где-то в метре, уже текла мелкая речка… Оказалось, кому-то в голову пришло засыпать речку – видимо, чтобы потом можно было делать там новые захоронения, потому что места на кладбище не хватало. Судя по всему, работали неаккуратно, машины, двигавшиеся вдоль оврага, подвозившие песок, своротили, раскололи памятник с могилки родителей, смяли тонкий железный паребрик. Земля встала дыбом, и на ней ясно виднелись засохшие следы шин, так и нетронутые ни дождём, которым нынешний год не радовал, ни ветром.
Вокруг было ещё несколько повреждённых могил, но они меня не волновали. Я стояла, выронив пакет на землю, прямо на перекрёстке, глядя на этот мрачный пейзаж, и не знала, что мне больше хочется – плакать или рвать и метать.
Жаловаться? Подавать в суд? Всё равно, восстанавливать могилу нет денег!.. А ведь меня не было в городе всего шесть лет!
Как завороженная, ничего и никого не замечая и совершенно ни о чём не думая, выжатая до конца, я пошла прочь от своего участка, не по широкой дороге, а по узким тропкам между крестов и памятников…
Так я шла долго, и углубилась в совсем старый участок кладбища. Могилы здесь были такие старые, что многие из них давно провалились. Пожалуй, дети этих людей успели уже умереть, или забыть напрочь своих родственников… Перешагивая через втоптанные в землю полусгнившие искусственные цветы, я безразличным взглядов всматривалась в истёршиеся надписи на могилах, зацветшие портреты на камнях…
Тогда я и встретила этого человека. Он сидел на одной из покосившихся скамеечек, локтём опираясь на железный столик. На столике стояла бутылка, пластиковая, без этикетки, с жидкостью невнятного цвета, рядом лежали несколько одноразовых стаканчиков, и ещё один, полный, человек держал в руках.
Он был одет в синюю куртку, плотную, хотя было вполне тепло, джинсы и кроссовки, не новые, с налипшими хвойными иголками и запутавшейся в шнурках веточкой. Он заметил меня, когда я остановилась напротив – сама не знаю, почему остановилась, – сдвинул кепку за козырёк подальше на затылок, и я увидела его лицо.
Это было самое обыкновенное лицо. Такие редко остаются в памяти надолго – только у меня осталось. Лицо изображало настороженность, постоянную, он изучал меня тёмными, очень глубоко посаженными глазами, отчего они были в тени, и не улыбался, хотя и не казался неприветливым. Он казался старше, чем был – по фигуре, глазам он был моложе меня, а лицо с ярко выраженными скулами, будто бы морщинами у подбородка, делало его взрослее.
- Хотите пить? – спросил он, свободной рукой ставя на донышко лежащий белый стакан.
Он угадал мои мысли. Я кивнула и подошла ближе, бросив пакет, в котором лежали ещё гвоздики и саженцы анютиных глазок, которые я хотела посадить родителям, на траву.
- Что это? – спросила я. – Пиво?
- Сок, - ответил он, не улыбаясь. – Виноградный. Любите?
- Да не очень, - я осушила стакан и рассеянно посмотрела на него. Он осторожно улыбнулся и подвинулся. – Садитесь.
- Спасибо, - я подумала, что стоит пойти дальше… Я вдруг вспомнила о квартире, о доме, о поисках работы… Но всё-таки села рядом с ним.
Солнце сюда не проникало. Здесь рос мощный, частый ельник. Могила, перед которой мы сидели, остро напомнила мне о родительской. Крест хотя и стоял ровно, овальная фотография на нём висела вверх ногами, буквы и цифры стёрлись, и даже прочесть фамилию было сложно… Чернов Алексей Дмитриевич. Хотя я и смотрела на перевёрнутое, пожелтевшее фото, мне понравились глаза лежащего здесь человека. Они были добрыми, только чуть-чуть укоряющими, и правый немного прищурен, а улыбка – неширокая, но приятная, доброжелательная, с лёгкой морщинкой у рта… В сердце остро кольнула мысль, что я так и не сделала родителям на памятник фотографии. Только заплатила за то, чтобы буквы выкрасили белой краской… и крестик нарисованный позолотили.
Внизу креста на старой-старой чёрной ленте, местами выцветшей до светло-серого, можно было различить слова: "любим, помним, скорбим"… На могиле густо рос бурьян, мох. Оградку оплетал вьющийся сорняк, она была чёрной от налипшей грязи, паутины. Упавшее когда-то от сильного ветра дерево лежало поперёк могилы, оттого в одном месте ограда прогнулась.
- Будете ещё сок? – спросил меня мой сосед.
- Не жалко? – поинтересовалась я и не отказалась от сока. Он налил мне ещё, сок был кисловатый, пожалуй, не совсем свежий… - А что вы в таком состоянии могилу содержите? – спросила я его, набравшись смелости. – Трудно ли убрать?
- Да как-то,… - замялся он, глядя на меня с возросшей осторожностью. – У меня нет с собой ничего…
Я вздохнула.
- Жалко… Хороший человек лежит, - я была уверена, что Чернов Алексей Дмитриевич был хорошим человеком. Плохой не смог бы так улыбаться. – Давайте, я вам помогу. Я вот… Вроде как у меня всё есть.
- Хорошо, - мне показалось, что он удивлён. – Спасибо,… - он поднял мой пакет, заглянул туда и спросил. – А у вас тут цветы лежат…
- Мне больше не надо, - с надрывом проговорила я. – У вас посадим.
Я не понимала, почему он так на меня смотрит. У него был весьма тяжёлый взгляд, будто он всю жизнь никому не доверял и жил один, и вдруг встретил человека, который не бросился на него с камнем.
Почти два часа мы провозились с ним на могиле Алексея Чернова. Он сдвинул дерево, с трудом, и мы положили его между соседними, не менее заброшенными могилами. Я отчищала ограду, он выдирал колючие кусты и соскабливал мох, снимал паутину с креста. Чёрной тушью – моей, мне она была не нужна и не слишком подходила для этой цели, но большего мы пока сделать не могли – я обновила буквы. Он разрезал чёрную ленту карманным ножичком на узкие полоски и одной из них подвязал фотографию, чтобы она стояла ровно. Я обмолвилась, что нужно будет приклеить её, и он согласился…
Мы смели с могилы весь мусор и листья, оставили только ростки травы. Я взрыхлила землю, посадила туда свои саженцы, а он сбегал за водой, принёс её в опустевшей бутылке из-под сока, чтобы смочить землю. Обломав концы гвоздики и бросив рядом, мы воткнули цветы в землю у подножия креста…
Время шло к вечеру. Запоздало бросив взгляд на часы, я стащила перчатки и бросила их в пакет.
- Мне домой пора, - сказала я.
- Да мне тоже, - пожал он плечами, одевая куртку. Он скинул её, пока мы приводили в порядок могилу. – Мне к южному выходу, а вам?
- К северному, - только сейчас я поняла, что даже не знаю его имени. Но спрашивать было как-то уже неудобно.
- Ну, тогда до свидания, - он бросил ещё один взгляд на преобразившуюся могилу и уже собрался идти, когда я, сложив инструменты обратно в пакет, вдруг поймала взглядом совершенно непохожий на лицо моего случайного знакомого портрет Чернова и спросила ему вслед:
- А кто он вам?
Человек обернулся, рукой касаясь ствола ели, улыбнулся – впервые за это время, без осторожности, и громко ответил:
- Мне? Никто. Я просто сел здесь на скамейку попить сок. Прощайте, удачи вам, - он коснулся пальцем козырька кепки, отвернулся и исчез за крестами…
В тот день я вернулась домой растерянная, но уже не такая отчаявшаяся. У меня было такое ощущение, что весь день я билась не над чужой могилой незнакомого человека, а над местом упокоения моих родителей. Я думала, что все дела будут валиться у меня из рук, что я буду мучиться совестью… Но в ту ночь я спала, как убитая, а потом дела неожиданно пошли в гору.
Мне удалось найти хорошую работу, очень быстро, я даже удивилась. Я сделала в квартире ремонт, не евро, но зато трубы больше не визжали, и отопление работало исправно. Я восстановила могилу родителей, выиграла судебный процесс с руководством кладбища…
Два раза в год я бываю на Восточном кладбище. Но навещаю там не только могилу родителей, но и ту, что мы так долго восстанавливали. Бывает, что я сижу перед крестом Чернова дольше, чем у родителей… Я покрасила заново крест, обновила фотографию, только ограду так и не поменяла – она осталась смятой с одного боку. На его могиле я всегда сажала анютины глазки… Мне хотелось ещё раз встретить здесь того человека, с которым мы пили сок. Но он больше сюда не приходил.
Кто-то рассказал мне старую-старую, давно забытую легенду о призраке, который бродит по заброшенным могилам. Говорят, когда-то при строительстве часовни его могилу повредили, и никто её так и не восстановил, и с тех пор он постоянно бродит по самым бесхозным участкам, пытаясь привлечь к брошенным могилам внимание.
Я не верю, что это был призрак. В конце концов, вместе с тем человеком мы пили виноградный сок, сажали цветы… Но больше я не видела его на кладбище. Должно быть, тогда он и вправду забрёл туда так же случайно, как и я.


Как вам?

Автор: sinobi 8-05-2006, 1:17

Мне понравилось. Немного грустно - приятный такой мягкий оттенок. Придраться не к чему, да и не хочется. Идея и ее воплощение очень удачны. Детали, атмосфера... Даже не знаю, что можно сказать. Все хорошо. Попытка в "малой прозе" прошла на "ура".

Автор: DiVert 8-05-2006, 23:33

Вот, тоже сравнительно недавно написано... Эту сказку мне кто-то рассказал... А я записала.

Сказка о том, как все люди были прозрачными
Давным-давно все люди были прозрачными. И жилось им хорошо и приятно, все друг друга любили и никогда не ссорились. Если вдруг возникала какая-то проблема, она решалась мирно и быстро, и никто никогда не обижался надолго.
Да, люди были прозрачными, и все их мысли тоже были прозрачными. В прозрачных головах прозрачных людей была видна каждая мысль, которая появлялась у них. Им не нужно было ничего друг от друга скрывать, и они никогда не задумывались о том, что любой встречный легко читает их светлые и красивые мысли.
Но однажды один из людей затаил на другого обиду. Тот совершил какой-то пустяк и конечно же тут же извинился, а человек его не простил. Шло время, и человек замечал, что другие почему-то его сторонятся. Он оказался одинок и затаил на всех людей злобу.
С тех пор он жил один, отдельно от людей, и никто не приходил к нему, не заботился о нём, не спрашивал, как ему живётся. А однажды он, купаясь в озере, увидел, что его отражение не такое уж прозрачное. В голове вместо обычных ярких и прозрачных мыслей крутится чёрный-чёрный комок – его злые и тёмные мысли.
"Так вот почему они все избегают меня, - подумал он, глядя на себя, - они же видят меня насквозь!"
И тогда человек решил стать непрозрачным, чтобы никто не знал его мыслей и чтобы он не был отрезан от людей. Ему пришлось непросто, но он сумел достичь успехов. Чтобы от него не отшатывались, он решил сделать себя красивым и светлым. Кожа стала розоватой, бледной, глаза – тёмными, синими, волосы – оттенка сгнившего дерева…
Он понравился самому себе и отправился показаться людям. Люди не узнали в этом новом, ярком и красивом человеке своего изгнанного прозрачного собрата. Им восхищались, вокруг него было всегда множество поклонников, желавших тоже научиться стать красивыми и непрозрачными. Зародилось жестокое соперничество, и чёрные, злые мысли были часто заметны в прозрачных головах людей. А человек учил их скрывать злость и недоверие за красивой и непрозрачной оболочкой…
Так люди потеряли свою прозрачность, и вместе с непрозрачным телом к ним пришли многие черты, которых раньше не существовало. Они стали реже улыбаться друг другу, перестали быть откровенными, строили коварные планы и начинали войны ради собственной прихоти. И даже те, кто хотел сохранить прежнюю, славную жизнь, не сумели противиться этой непрозрачной заразе…

Автор: sinobi 9-05-2006, 0:10

Головы...

Темными ...

"а ЭТОТ человек" звучло бы лучше.

Слишком близко стоят два "перестали".

А вообще сказки я люблю. Особенно такие. Здорово!

Автор: DiVert 9-05-2006, 0:41

Спасибо! А я не заметила!

Вот, теперь отредактировала! Посмотри - так тебе больше нравится?
А вот "этот" человек я ставить не буду. Понимаешь, до этого люди были не совсем люди... А стали человеки.

Ещё одна благодарность!

Мне тоже понравилась эта сказка...

Вот ещё одна маленькая история:

Жизнь
Всего на несколько секунд он взлетел. Там, внизу, ветра не было. Только движения воздуха, создаваемые бегущими людьми. А здесь, наверху, ветер был. Прохладный, ласковый, упругий, приятный…
Отсюда, сверху, был прекрасный вид. Тёмно-серое небо сливалось с крышами зданий, и вечерние сумерки разрезались только яркими фарами проезжающих машин и тусклыми прямоугольниками окон. Он ещё никогда не видел ничего подобного. Он вообще был совсем новенький в этом деле, и успел повидать только зелёную истоптанную траву и разноцветные толпы людей, и всё.
Здесь, наверху, было гораздо тише. Кроме свиста ветерка и едва доносящегося шума снизу он ничего не слышал. А там, внизу, были постоянный гул, который он успел возненавидеть, и резкие окрики…
В небе он почувствовал себя свободным. Эта свобода ему так понравилась, что ему расхотелось вниз. Там им все управляют. Там он зависит от других…
Там ему постоянно больно. Всё кружится Почти никогда не удаётся передохнуть. Здесь его никто не трогает и никто не обижает. Здесь так хорошо!
Всего на несколько секунд он взлетел над полем. А потом упал обратно, вниз. Последовал сильный удар, от которого внутри всё перевернулось. Это было больнее, чем все предыдущие удары, и показалось, что его разорвало на части…
Он упал на холодное твёрдое искусственное покрытие. Всё вокруг слилось в один бело-зелёно-красный водоворот. Потом кто-то подобрал его и отнёс в сторону, в темноту.
Через какое-то время он очутился в душном, мерзком месте в окружении ужасных, неприветливых, грязных вещей. Там никто не сочувствовал ему, никто не понимал его, и никому не было до него дела. В принципе, как и тогда, когда он не валялся на помойке. Как выяснилось, жизнь не слишком отличается от смерти…
* * *
После сильного удара нападающего мяч деформировался и был уже непригоден для игры. Пришлось его выкинуть.

Ой, какое у меня красивое число сообщений! 222!

Автор: sinobi 10-05-2006, 0:29

Не знаю, но, вроде, без первого "и" лучше? А то оно так разделяет предложение, что о второе "и" спотыкаешься... пардон, -юсь!

Раз свистит, то не такой уж это и "ветерок" ))) Тут что-то посильнее.

Получилось два "удара" подряд. Какой-то из них лучше заменить.

Сначала пошла ассоциация с "Чайкой Джонатан" Баха - начиталась, называется. Но потом я сбилась и гадала, что же это... Мяч!!! Перечитала - и правда! Поздравляю, еще одна удачная история!

Автор: DiVert 10-05-2006, 16:56

Свист ветерка... Понимаешь ли, мячу там нравится... Почему бы ему не сказать "ветерок"?







Свидание
А не придуман ещё мой мир,
Оттого голова легка,
Нет звезды ещё в небе и
Нет закона пока.
Пикник, "Говорит и показывает"

Мы открыли эти двери,
Но закрыть их не сумели.
Оказалось: жили, пели
Про другие параллели.
Кукрыниксы, "Параллели"
В мой кабинет проникал зеленоватый свет луны. Июньская ночь была чуть прохладной, и я оделась потеплее. Тонкий тюль шевелился от ветра, проникавшего через форточку, но не мешал мне любоваться невесёлой картинкой: залитая бетоном дорожка, с другой стороны от неё – маленькая клумба с помятыми цветочками и следами собачьих лап, за клумбой – кусты смородины с поеденными листьями и сетка забора.
Пейзаж не способствовал вдохновению, и я редко отрывала от монитора глаза, чтобы посмотреть туда. Интересовала меня за окном только луна, сегодня почему-то не жёлтая, а зеленоватая. Давно я такого не видела…
Лунная дорожка пролегала через мои колени прямо к двери, закрытой на два оборота ключа – чтобы посреди ночи родичи не вздумали ломиться ко мне и заставлять ложиться спать. Я работаю.
В углах собрались в серые пучки тени от немногочисленной мебели. Пол был ровным слоем покрыт пылью и моими следами – в свой кабинет, святую святых, я никого кроме себя не пускала. Мои следы иногда пересекались, видимо, я топталась перед книжными полками, но так ничего оттуда не достала – журнальный столик был пуст, только стопка тонких тетрадок лежала рядом со мной на кресле.
Шумно тикали часы, вызывая у меня раздражение. Вечно они напоминают мне о течении времени, которое я часто провожу так бездарно и бесполезно. Я даже потянулась рукой в сторону валявшегося в стороне диска, чтобы тишину хоть немного разнообразить музыкой, но в тот же миг заметила, что произошло что-то не то…
Тиканье прекратилось. Я хмуро поглядела в зеркало – там, за моей головой, отражались часы. Секундная стрелка стояла, даже не подрагивая. Моё собственное выражение лица мне не понравилось.
А я не ждала его сегодня… Стремительно расширялись стены кабинета. Дурацкие жёлтые обои в цветочек исчезли, чуть задрожал пол. Я закрыла глаза, ощущая, как меняется вокруг пространство. Положила ноутбук на кресло и встала на ноги. Под моими ногами были больше не деревянные доски, а холодные каменные плиты – босые ноги ощущали мёртвую шероховатость камня.
Вспыхнули под потолком тысячи свечей – да, я всегда любила свет… Как можно больше света, чтобы изгнать тени из каждого зала, каждого закутка… Жёлтый свет свечей уничтожил зелёную полоску лунной дорожки, и она только чуть дрожала на краешке подоконника, пока тот тоже не исчез.
Я растерянно провела руками по джинсам. Да уж, вот что значит позволить застать себя врасплох.
Узкие стрельчатые окна в большинстве были занавешены тяжёлыми шторами, только несколько, с лунной стороны, были открыты. Когда-то в этой зале мы с ним устраивали прекрасные балы, на которые съезжался высший свет почти со всех миров… Но с тех пор, как он избрал себе другой путь, я редко бывала здесь. Я почти уже забыла эти по моей инициативе раскрашенные в разные цвета плиты, узкие столы вдоль стен и множество зеркал…
Когда-то эти столы ломились от угощений и напитков из самых разных уголков Вселенной. Сегодня здесь был не бал, а всего лишь встреча старых друзей, и они были пусты. Два кресла, жёстких, с высокими спинками, были предназначены именно для этих двоих.
Я ещё раз посмотрела в окно. Какая большая луна, словно я совсем к ней близко. Такая большая и такая невероятно-зелёная… И огромные звёзды вокруг. Те звёзды, которые я так любила. Особенно вон ту, которая мигает так часто и весело.
Вокруг нет сейчас ничего, кроме этой луны или звёзд. Зачем твёрдая опора тому, что создано в ином мире и перемещено в этот лишь в нашем с ним воображении?
Огромные двери в залу отворились бесшумно, и я получила возможность увидеть своего гостя, не удосужившегося предупредить меня о своём приходе. Как он изменился… Ещё сильнее, чем с того раза.
Он мне не улыбнулся и даже не поприветствовал, просто изучал меня, тщательно и молчаливо. Я удивилась его мрачности и неприветливости, но решила не подавать виду. Пошла навстречу, делая вил, что не замечаю, как желчно он цепляется взглядом за мои самые простые голубые джинсы и футболку с котёнком. Пусть смотрит, как хочет. Я не обязана встречать его в парадном платье или трауре.
- Здравствуй, а я уже и не ждала тебя, - я улыбнулась, надеясь вызвать у него что-нибудь иное, чем неприветливое молчание. Он так и остановился на пороге. – Проходи, ты, должно быть, устал. Не так-то просто добраться до меня…
- Не так уж сложно, - возразил он, и это были первые его слова. Голос был бесстрастный и пустой, и я вдруг ощутила острую жалость при воспоминаниях о тех временах, когда он умел так же весело и заразительно смеяться, так же печалиться, как я. – Здравствуй, - он взял мою руку и поцеловал. Длинные волосы моего гостя, голубоватые, как иней, и чуть сияющие, как снег на солнце, защекотали руку. Я едва сдержалась, чтобы не обнять его – теперь, он уже этого не поймёт.
Я высвободила руку и нарочито беспечно заговорила:
- А я уже думала, ты не придёшь никогда… Садись, восход ещё не скоро, успеем наговориться… Расскажешь, что ты видел, должно быть, много интересного… Скучал по мне, а? Признайся? – я опустилась в кресло и снова обратила на него взгляд.
Он сел напротив, неестественно выпрямив спину и опять не улыбнувшись. Я не узнавала его лица – оно было совсем чужим и даже отталкивающим. Будто бы не его я знала давным-давно.
Глаза, тёмные, синие, упрямые поблёкли. Это были не глаза человека, повидавшего сотни миров, хотя он и был им… Мёртвые, чужие глаза. У меня появились нехорошие ощущения, я передёрнула плечами, и он это заметил. Поднял брови и спросил:
- Ты мне не рада?
- Рада, - быстро ответила я. – Ты же знаешь, я всегда тебе рада… Просто я не ждала тебя сегодня, чтобы устроить в твою честь пир… Я прикажу подать вина… Надеюсь, ты не будешь сидеть, как истукан, и расскажешь мне что-нибудь?
Через несколько минут перед нами оказался поднос с бокалами вина. Он наклонился вперёд, взял один, но пить не стал.
- Что же ты пришёл, если мрачен и не говоришь со мной? – спросила я. – Неужели, ты уже настолько изменился?! Ты не веришь, что я тебе рада? Ты же знаешь, что ты всегда был мне дорог…
- Я пытаюсь понять, как ты могла остаться такой же живой, как раньше, - он крутил бокал аккуратными бледными пальцами и только сейчас отвёл глаза, - живя там. Я каждый раз прихожу и вижу тебя прежней, даже если ты не в тех роскошных платьях…
- Время кутежа прошло, ты бросился изучать Вечность, я осталась здесь, в этом милом, но неприветливом мире… Здесь слишком скучно, чтобы я могла потерять и свою радость. Растворись я здесь, ты бы меня сейчас не увидел бы. Я бы разуверилась в существовании этого нашего дворца, я бы в твоём существовании разуверилась!..
- Ты и так изменила тем чудесам, в которые мы оба верили, - возразил он. – Зачем ты осталась здесь?
- Когда-то я здесь родилась… Помнишь, как мы с тобой встретились?.. – я пыталась хоть как-то разбудить у него улыбку. – Почему я должна бросить его?
- А мой мир помнишь? – переспросил он. – Почему наш дворец мы переместили сюда? Потому что я ненавидел свою темницу, и избавился от неё. А ты не нашла в себе сил разорвать свою связь, вот и сетуешь мне сейчас на скуку и отсутствие чудес…
Я хотела его перебить, но он продолжал. Пожалуй, я этого и добивалась – разговорить его, такого неожиданно-молчаливого. Но то, что он говорил, меня не радовало. Всё это было каким-то чужим, пустым, непохожим на него.
- Я предлагал тебе пойти со мной, помнишь? Здесь, после очередного маскарада… У тебя была ещё такая грустная синяя маска, - он закрыл на миг глаза. – Ведь мы вместе открывали миры, перекидывали мосты… Но ты не любила путешествовать. Ты любила свой душный, застойный мирок! – он поставил бокал на стол обратно и руками опёрся о колени. – Ты побоялась броситься со мной в эти дебри, чтобы открывать те тайны и чудеса, которых не побоялся я… И теперь жалуешься мне…
- Я не жалуюсь! – возразила я, хватая его за руку. Он вздрогнул, как будто моё прикосновение было ему неприятным. – Ты сам заметил, что я счастлива! Я его люблю таким, какой он есть, мне хорошо жить здесь, я привыкла и к пыли, и к серости… Когда я хочу, я прихожу сюда, вижусь со старыми друзьями…
- Когда последний раз ты была здесь, признайся! – перебил он меня. – Где твои музыканты, знатоки ветра и воды, управлявшие природной музыкой так, как виртуозы твоего мира не умеют играть на своих мёртвых инструментах? Они переманены другими за большие деньги, чем им платила ты. И потом, кому им играть, если ты здесь – раз в столетие? Где твои цветы, множество цветов, обвивавших стены и зеркала? Мы вместе выискивали семена в самых невероятных уголках… Они завяли и умерли, потому что слуги, ухаживающие за ними, обленились. Ради кого им поддерживать эти цветы? Ради хозяйки, которой тут нет?..
Он был так неожиданно прав, что я даже не поверила в это. Оторвала свою руку и помотала головой:
- У меня есть свои дела…
- Дела, приниженные до суеты обычных людей.
- Я делаю всё это, потому что…
- Потому что мир этот тобой завладел.
- Я его люблю!
- Потому что боишься любить другие!
- Мне там нравится!
- Потому что как только я тебя бросил, у тебя не хватило энергии существовать, как раньше. Как это делали мы вдвоём. Как только я ушёл, ты потеряла прежнюю свою жизнь…
- Эстер! – не выдержала я и повысила голос. Он впервые улыбнулся, но так, что мне захотелось отшатнуться. – Эстер, ты ничего не понял. Да, я не захотела участи вечной скиталицы по чужим мирам, - я заставила себя успокоиться. – Ты не способен разделить мою обиду и мою любовь. Да, мой мир угрюм, но он – мой дом.
- Посмотри на него, на этот свой дом. Жёлтое солнце, тусклые души… Неужели, он стоит мелькания пёстрых миров?
Я поднялась и отошла к окну. Мне не нравился этот разговор. Он слишком хорошо меня знал, но в то же время слишком заблуждался. Сейчас он следил за мной глазами, и я чувствовала себя неуютно.
- Стоит ли спорить, Эстер? Не будем. Будет рассвет, и ты опять исчезнешь, уйдёшь в чужую жизнь, оденешь чужую маску… Кому ты мстишь? Мне? За что? Может, это тебе не нравится твоя новая судьба? Помнишь, что ты сказал мне тогда? – я села на край окна, не глядя вниз, в заманчивую черноту. – Одиночество – сказка… Так и сказал… Могла ли я пойти с тобой, услышав такие твои слова?
- Мы могли бы испытать одиночество вместе.
- Вместе? Ты смешной, Эстер, - я поймала его взгляд и поняла, что он уже сбит немного с толку. – Вместе! Мы вместе исходили много миров.
- Совсем не так, как это теперь делаю я, - отозвался он.
- Мы сплетали их вместе, мы дружили с ними со всеми, гуляли по их структурам и узнавали их тайны… Но мне всегда было это тяжело. Вечность меня не любила, она тебя любила… Пустись я с тобой в странствия, я нашла бы там только грусть для себя. А тебе это нравилось. Ты хотел изучать Вселенную глубоко и со всей отдачей… Зачем мы сейчас ругаемся? Просто расскажи мне сегодня что-нибудь чудесное и приятное, - я опёрлась спиной на стену и закрыла глаза. – А то опять уйдёшь, и когда мы ещё увидимся…
Он поджал губы, осклабившись. Ему не понравилось, что я перевела тему.
- Я многое видел, да. Я один бросался в любой уголок Вселенной, только услышав о неразгаданной тайне там. Я был знаком с бесконечностью лиц, которые таяли потом в моей памяти, едва они становились мне не нужны. Я пережил множество вечностей лет, тысячи тысяч чужих приключений. Я пересёк миллионы тропинок в чьих-то мирах или между мирами, я узнавал, что каждая песчинка – это то же, что и капля воды, что каждую секунду можно измерить на вес… Я научился сочетать в себе крайности, - воодушевился он, - а ты заснула куколкой в своей колыбельке, лишённой вообще тайн! Ты свою душу вложила в мир, так похожий на ад! Зачем тебе мои тайны?
Я вздрогнула, открывая глаза. Почему он так ранит словами моё сердце? Разве мы не любили друг друга? Разве мы не стали потом самыми близкими друзьями? Разве я не пожертвовала своей судьбой ради его счастья? Каково ему было бы странствовать со мной, зная, что я страдаю? Раньше он заботился обо мне так, как я о себе не заботилась…
- Эстер…
- Не говори ничего, - он вскинул руку, останавливая меня. – Я помню нашу с тобой дружбу, пускай она будто бы была вечность назад. Я очень ей дорожу. Но если сейчас я открою тебе эти тайны, как же ты будешь дальше жить здесь? Я ведь уйду обратно…
- Всё ясно, Эстер, - я соскочила с окна и стремительно подошла к нему. – Прости, но ты, вероятно, сам не заметил кое-чего в своей жизни… Тайны Вселенной тебе доступны, а самого себя ты так и не раскрыл, - я потянула его за руку, заставляя встать. Он был выше меня почти на голову и смотрел спокойно, даже не удивлённо. – Ты видел себя со стороны, Эстер? Сколько времени ты живёшь чужими судьбами, что уже забыл о своей? Ты потерял свой светлый, живой взгляд, в котором бились страсти, ты разучился улыбаться ласково и искренне, ты отказался от быстрого ветра мыслей, избрав холодность рассудка! Ради всезнания ты свой дух, свою душу сжёг, Эстер!
Он снисходительно усмехнулся и пожал плечами, желая освободить свои руки, но я не отпускала.
- Где в тебе прежняя жизнь? Почему я её не вижу? Потому что её нет! Нет ни жизни, ни строптивости, ни чувства! Ты умираешь, Эстер, хотя ты и хранитель тысяч чужих тайн и сотен миров! Скоро от тебя ничего не останется.
- Это твоё видение, - он высвободил-таки руки. – Ты судишь, как простой человек своего мира.
- Посмотри, - я протянула руку к зеркалу прямо перед нами. – Посмотри туда. Там мы с тобой, там наши души отражаются, а не тела… Помнишь, как мы делали с тобой эти зеркала?
- Да, - угрюмо отозвался он. – Чтобы каждый, кто приходил сюда, видел не себя со стороны, а себя изнутри…
- Ну так почему ты отрицаешь мои слова! Почему вместо тебя там безликая тень? Почему на моём месте хотя и маленький, и печальный, но всё-таки теплящийся сгусток зелёного света?
- Это твои заблуждения, - он резко отошёл в сторону. – Эта тень – мудрость миров, которая заключена во мне.
- Нет, Эстер, это ты! – горячо ответила я. – Ты пойман в ловушку, а не я! Наивное счастье – я так рада была тебя видеть, хотя ты и пришёл неожиданно! Но от тебя прежнего ничего не осталось,… - я махнула рукой. – Скоро утро, - коротко добавила я, - давай потанцуем, как тогда, и ты пойдёшь?
Он усмехнулся криво, подошёл и взял меня за талию, рука у него была тяжёлой и холодной даже через футболку. Я заставила себя, как ни в чём ни бывало, одну руку положить ему на плечо а второй коснуться его ладони. Когда-то мы любили танцевать вдвоём. Мы могли танцевать часами…
Я закрыла глаза, положив ему на плечо голову, и представила, будто бы это действительно происходит много лет назад. Играет музыка, приятная, но не совсем медленная, и мы не обидели только что друг друга колкими и правдивыми словами…
Пускай он улыбается. Загадочно, но дружески… Пускай он – такой, как раньше. Пускай я – не в джинсах и футболке, а в одном из тех нарядов, которые я так любила приносить в этот дворец из других миров. Пускай музыка – не в моей памяти. Пускай свечи – не жалкие огарки… Пускай вокруг нас старая, любимая жизнь, которую нельзя вернуть…
- Ну, хватит, - оборвал он мои мысли и остановился. – Не хочу дразнить твои воспоминания.
- Но для тебя это тоже – только воспоминания, - я скрестила руки на груди, отвернулась и сухо промолвила. – Прощай.
- Прощай, если хочешь. Но я ещё загляну к тебе, пока не разрушился этот бесхозный дворец, - он насмешливо поклонился и направился к дверях.
У меня в глазах дрожали слёзы. Почему он так со мной? Почему он не видит? Почему не понимает, что он не прав!
В дверях он не обернулся. Взял руками за ручки створ и захлопнул их за собой так, что задрожали мои всевидящие зеркала. То, рядом с которым стояла я, мгновенно треснуло и разлетелось на осколки.
Почему ты была к нему жестока, Вселенная? Мы были с ним самыми близкими друзьями, насколько могут быть близки двое бессмертных, которые никогда не умрут, и у которых – вечности для познавания себя и других. Но он выбрал других, а я – себя… Кто бы мог подумать, какими разными мы от этого стали!
Ветер подул мне в спину из окна. Я обернулась и торопливо захлопнула форточку, защемив между ней и рамой кусок тюля. Раздражённо дёрнув за тонкую ткань, я прорвала в ней прореху и махнула рукой, не в силах даже выругаться.
Небо занималось с краю розоватым цветом. От зелёной луны остался тусклый краешек. Скоро родичи начнут барабанить в дверь и выяснять, почему я так и не ложилась спать…
Я выключила ноутбук, выдернула из сети зарядку и бросила его на журнальный столик. Краем глаза отметила, что по зеркалу пробежала трещина, а на пыльном полу появились новые, совсем не мои следы. Потом упала в кресло и зажмурилась, заставляя себя не обращать внимания на равномерное тиканье ненавистных часов.

Автор: DiVert 18-05-2006, 16:12

Этот пост относился к тому, что уже удалено, Gorac. Конечно, оно предназначается лично мне, но, бывает, люди не догадываются заглянуть в личку, как я, например...

Старенькое нашла... Давайте, пишите чего-нибудь, а то как-то скучно мне просто выкладывать... Надеюсь, хоть читает кто!

Прощение.
Он бежал, задыхаясь, спотыкаясь на трещинах в асфальте. Ему не давали сойти с дороги, улюлюкая и свища позади, эта безумная охота на него истощила его силы, но он боялся остановиться, потому что понимал: его догонят, и тогда ничто не спасёт его от безумной толпы, жаждущей его крови. Толпы, которой всё равно, кто он, куда шёл сегодня. Которой всё равно, может он или нет хотя бы попытаться защититься… Толпа была силой, а он был один. Толпу забавляла эта гонка, только кровь нужна была ей. Зачем ей было задумываться над чем-то? Их жадный до жестокости аппетит раздразнила его одинокая фигурка, торопящаяся домой после долгого рабочего дня. Они не знали иного развлечения, кроме избиения, никакого удовольствия, кроме жестокости и убийств. И ничто не волновало их… Он попался им на дороге, и какая разница, что он ничего не сделал им? Как стая голодных волков, бросились они на него, а ему оставалось только бежать…
Толпа знала, что он устанет. Что он упадёт без сил, и тогда они, уже вкусившие сегодня вкус чужой крови, накинутся на него, как дикие звери на загнанную жертву. Их не разжалобят ни стенания, ни мольбы, ни крики, они будут слепы и глухи. Сильная ли доза наркотика, лишняя ли бутылка алкоголя собрали их вместе – не важно. Толпа хочет крови. Толпа жестока. Она играет с ним сейчас…
Но он так не хотел умирать! Тёмные улицы не выпускали его из своих тисков, загоняя в пустынные и незнакомые кварталы. Он падал, вставал, снова бежал, пот заливал глаза. Толпа продолжала гнать его, она понимала: он обречён. Скоро он сам остановится, потому что в нём больше не будет сил бежать.
Какие же жестокие люди! Особенно те, что в толпе, и что не видят ничего, кроме затылка идущего впереди. В таких людях развивается только ненависть и жестокость. Каждый выживает, как умеет, в этом мире.
Улица сворачивала. Это был последний его шанс, он чувствовал это, потому что вслед уже летели камни и бутылки. Одна попала ему по руке, но он словно не заметил этого…
Он замер, обречённо глядя вперёд. Стена. Тупик.
Слёзы высохли на глазах. Они не спасут, эти слёзы. Их даже не заметят.
Толпе нет дела до того, кто он. Она хочет его смерти, хочет убить его… За что?! За то, что он поздно возвращался с работы?!
Он обернулся. Толпа окружала его, гвалт, хохот, запах перегара… Налитые кровью глаза, оскаленные зубы, тянущиеся к нему руки, хватающие его, толкающие…
Он извивался, пытаясь защитить хотя бы лицо, словно это могло спасти его.
Удары обрушивались со всех сторон, он не успевал даже вдохнуть, чтобы крикнуть, а толпа хохотала, хохотала над ним, над его болью, над его страданиями…
- Господи, ну за что?! – отчаянно вскричал он, невероятным усилием протягивая руки вверх, к чёрному-чёрному, как души этих людей, небу.
Крик замер где-то высоко-высоко, но лишь смехом отозвалась страшная толпа…
Смех смолк. Он лежал, закрыв руками лицо, но отчего-то больше не опускались на него тяжёлые ботинки и обломки железных труб.
Дрожа, он отнял руки от лица.
Зверская толпа словно замерла, застыла, будто бы время остановилось.
Он боялся шевельнуться.
Он умер? Тогда всё кончилось для него. Всё кончилось…
Какая-то светлая фигура стояла над ним. Огромная фигура, окутанная сиянием, тёплым и ласкающим. Светлый человек наклонился к нему. За его плечами можно было различить белоснежные перистые крылья.
Он с благоговением смотрел на фигуру. Голос отказывал ему, да и нечего было говорить, хотелось только, чтобы Светлый человек не уходил, чтобы продолжал согревать своим теплом, исходящим от него самого…
Мягким, ласковым прикосновением ангел стёр кровь и грязь с его лица.
- За что?... – выдавил он. – Меня – за что?...
Ангел печально улыбнулся. Глаза его тоже ласково светились, грусть в них была так велика, он скорбел о всём мире, о том, что преследует жизни всех людей.
- Не бойся смерти, - голос ангела был негромким, проникнутым теплотой и горечью. – Она лишь приближает тебя к Богу. Ваша жизнь преисполнена грехами, но главное – последние минуты её.
- Но я не хочу умирать! – воскликнул он.
- Смерть неизбежна. Не печалься о своей семье. Господь не оставит их.
- Но я так много не сделал! Я хочу жить!
- Там будет совсем другая жизнь. Господь прощает грехи, слишком изменилась мирская жизнь. Не бойся смерти.
- Но почему я?! – прикосновение ангела дало ему силы спорить. – Почему я, я ничего не сделал им! Почему они наслаждаются моими криками, но не страдают сами?! – в голосе послышалась ненависть к толпе. – Пусть они тоже страдают!
Ангел отпрянул. Его чистое лицо исказилось болью и горечью.
- Как вы можете прийти в Рай, если в вас нет прощения! – прошептал он. В голосе смешивались сострадание и грусть. – Как можно спасти ваши души, если вы никого не можете простить? Даже пытаясь указать вам на путь истинный, мы не способны спасти вас… Куда исчезло всё светлое в этом мире? Куда пропали свет, добро, сострадание, вера? Почему вы разучились даже прощать? – он таял в воздухе.
- Не уходи! – он потянулся к ангелу. – Не покидай меня! Мне страшно умирать! Не уходи, прошу!
Яркая вспышка, и серебристой пушинкой свет рванул куда-то ввысь. Он пытался протянуть руки следом, но толпа ожила в этот миг.
Всё новые удары сыпались на него, он всё ещё пытался защититься от них, пытаясь удержать в памяти светлый образ посланца Божия, но он ускользал от него, вытесняясь ненавистью и злобой к своим убийцам.
- Будьте вы все прокляты! – вскричал он. – Все прокляты!!!

Автор: sinobi 18-05-2006, 21:52

Вроде не отписывалась, что "Свидание" понравилось... Исправляюсь! Это действительно здорово!

А вот "Прощение" немного суховато. Схвачено вроде верно, но... чего-то не хватает. Просто по своему восприятию говорю...

"на него" можно опустить?

Чересчур много повторений "он", "его" и "толпа". И правильно, вроде, применяется, но на слух тяжело, когда несколько раз подряд идут одни и те же слова без вариаций. Наверно, нужно как-то разбавить.

Автор: DiVert 18-05-2006, 21:58

Да, сразу все ошибочки становятся заметны!!!
И сразу заметно, что рассказик старенький...
Хотя, он должен оставлять ощущение тяжести. Может быть, даже неприятное ощущение...
А причина повторения местоимения "он" всегда лежит в безликости персонажей... Я часто не даю им имён...
Рада, что "Свидание" понравилось! Мне тоже оно нравится (так скромненько о себе, ну я вообще скромная!!! )
Наверное, тяжесть оттого, что большой разброс между длиной предложений, sinobi, как думаешь? Они то длинные, с нагромождением трудно читающихся слов, то короткие... Хм... Перекраивать всё, что ли?

Автор: sinobi 18-05-2006, 22:31

Думаю, достаточно добавить между существующими предложениями еще - с красками (разбавить повторы). Пусть темными, мрачными, но ... "атмосферными". Они вроде и присутствуют, но как-то сероваты. Повторюсь: вроде все правильно, все на местах... Но наверно СЛИШКОМ правильно. Да, чувствуется, что задумывался рассказик как оставляющий... не тяжесть, но горькую печаль... Правильно?
Но перекраивать не стоит. Только прочувствовать еще раз.
И снова повторюсь, что "Свидание" - это просто потрясающе! Вот там атмосфера выдержана наилучшим образом. Ну и тема мне понравилась, конечно... Давай исчо!

Автор: DiVert 21-05-2006, 22:08

Итак, исчо.
Это нечто невнятное, новое, неотработанное и совершенно не в моём стиле. Что с этим делать, ума не приложу. Переругались с второй половиной моего сознания, но так и не пришли к консенсусу.
Просьба высказать конструктивные упрёки либо сказать, что это бред!

Вокруг шумно.
…Что ты о нём думаешь?..
…Я? О нём? Думаю?..
…Ну да, конечно же! Ты только о нём и думаешь… Он замечательный, правда? Действительно замечательный……
Я не думаю о том, что ты думаешь, что я думаю… Ой! В общем, ты же знаешь, я такая осторожная…
…Зачем его бояться? Ты же чувствуешь, он добрый. Может быть, действительно не светлый, но ведь тёплый, уютный…
…Проклятье! А как он называет себя? Зря, что ли?..
…Но тебе не страшно рядом с ним. Пора уже обрести какое-то постоянство. Разве он – не лучшая кандидатура?..
…Нет, ну тебя! Ты же знаешь – я одиночка…
…Нельзя вечно быть одиночкой. Тебе разве не кажется, что он похож на твой идеал?..
…У меня нет никакого идеала! Ты прекрасно знаешь – его нет, и он мне не нужен…
…Значит, он тебе не нужен?..
…Не нужен!..
…Отдашь его мне?..
…
…Так отдашь?..
…Я подумаю…
…Он всё-таки тебе нравится? Я так и знала!..
…Мне никто не нравится…
…Но тебе приятно, что сейчас ты чувствуешь его рядом…
…Отстань!..
Вокруг шумно.
…Ты решила?..
…Заткнись!..
…Ты ему нравишься…
…Это невозможно. Я никому и никогда не нравлюсь…
…Я чувствую, что ты ему нравишься. Это всё не зря. Ты же знаешь, я чувствую всё то, что чувствуешь ты…
…Это вынужденно! Это закончится!..
…Но сейчас – он тебе нужен!..
…У меня есть ты. Ты, если что, защитишь меня ещё надёжнее…
…Значит, не нужен?..
…Свет, да исчезни же!..
Вокруг шумно.
…Я же чувствую, что тебе уютно…
…Да не влюблена я в него! Исчезни! Ты мне мешаешь!..
…Что мешаю? Наслаждаться тем, что всё так гармонично?..
…Нет, ты мешаешь мне слушать…
…Ты не слушаешь. Я ведь разделяю каждую твою мысль…
…Да что ты привязалась? Будто мы в первый раз беседуем! Ты же знаешь, что даже если он в меня влюблён, мне до этого нет никакого дела!..
…Ты ему нравишься…
…Ты повторяешься, Ночь тебя забери! Я не могу нравиться!..
…Почему? Ведь я могу!..
…Вот ты и нравишься!..
…Так ты отдашь его мне?..
…Нет! Знаю я тебя!..
…Так ты заботишься о нём, верно? О его судьбе?..
…Отвали, чудовище!..
Вокруг шумно.
…Так ты решила или нет?..
…Почему я должна решать его судьбу?..
…Ну, потому что мне лично он нравится! Даже очень!..
…Слушай, исчезни!..
…Ну что тебя так беспокоит? Ну дай мне поиграть!..
…Пока ты сидишь в моём теле, никаких "поиграть"!..
…Тебе так его жалко? Неужели, ты действительно не чувствуешь, что ты ему нравишься?..
…Так я же, а не ты!..
…О! Так всё-таки ты признаёшь…
…Свет, ты кого угодно выведешь из себя! Да, я чувствую! Но я плохо разбираюсь в людях! Я не уверена!..
…А я уверена. Оглянись на него!..
…Не хочу! Я занята!..
…Чем? Смешно!..
…Что ты пристала ко мне? Не смей его трогать! Оставь человека в покое! Это из-за тебя он…
…А если бы меня не было, и его бы не было…
…Ну и пусть!..
…Ты врёшь себе и не замечаешь! Если тебе хорошо, когда он рядом…
…Дело не в нём!..
…В нём!..
…Нет, не в нём!..
…Ты хочешь, чтобы он не исчез так быстро, как исчезали остальные…
…Они все были выдуманы тобой, эти остальные! Ты никогда не давала мне жить! Я уверена, и он выдуман тобой!..
…Нет, он сам тебя нашёл…
…Я тебе не верю…
…Он почти такой же сильный, как я! Он выдумал и себя, и думает, что выдумал тебя. Он мне нравится. Пусть он и тебе понравится…
…Исчезни!..
…Тогда зачем же ты привязываешь его к себе, если он ни тебе не нужен, ни мне ты его не отдашь?..
…Я не привязываю…
…И не прогоняешь…
…Он расстроится…
…Ты хочешь, чтобы он был!..
…Не хочу!..
…Какая капризная! От меня научилась! Ты хочешь, хочешь, я знаю! Просто ты не желаешь, чтобы мне было хорошо!..
…Ах, значит, главное, чтобы тебе было хорошо?!..
…Успокойся! Так отдашь мне его или нет?..
…Нет!..
…Тогда я всё-таки сделаю, чтобы он тебя полюбил! Именно тебя!..
…Любовь – это всё ерунда. Он же не идиот. И я не идиотка…
…А ты его полюбишь! Или не я столько лет живу с тобой в одном теле!..
…Я больше не хочу тебя слушать!..
…Я сделаю, будь уверена!..
…Мне плевать!..
…На него?..
…На тебя!..
…Я тебе припомню!..
…Да хоть вывернись наизнанку!..
Вокруг шумно. Но даже если бы было тихо, никто бы не услышал нашей перебранки…
- Что-то ты погрустнела… Случилось чего?
- Нет, - я всё равно не оборачиваюсь, только чуть-чуть наклоняю голову, - всё в порядке.


Воть...

Автор: Аурелика де Тунрида 21-05-2006, 22:40

Это похоже на стихотворение, не знаю...по-моему даже ритм есть. Весьма интересный "рассказик", немного не в моем "вкусе", но читается легко и приятно. Остается "послевкусие", а это здорово!

пссс....Ура шизофрении!

Автор: Enshantress 24-05-2006, 22:28

Мы есть... А еще иногда и пить, причем чрезмерно.
Прочитала запоем, на одном дыхании. Ближе всего мне по духу и стилю - Свидание. Первый рассказ - просто и коротко: задевает за душу, читается на одном дыхании, запоминается в деталях. Выше похвалы от меня еще никто не слышал, честно
Если такие маленькие рассказы, то каковы же крупные произведения?

Автор: DiVert 25-05-2006, 21:35

А вот это... Это тоже бред, только куда более продожительный! По крайней мере, он уже точно не философский. На самом деле, это конечно не рассказ, но по размерам, в сравнении с моей обычной прозой, просто "тьфу". К тому же, я в таком стиле пишу редко - это написано после того, как мне много-много ночей подряд снился один и тот же сон - вот этот. Я решила, что если запишу его, он исчезнет. Сработало!


Итак, начало:

День из моей жизни

Ты мечтал родиться
Сотни лет назад,
Биться на турнирах
В блеске чёрных лат,
Закат багровой краской
Твой бы красил щит,
И враги бы знали:
Ты лишён души.
Ты так мечтал
С утра и до утра…
1
После концерта "Арии" мы выползали из "Юбилейного" , возбуждённо перекрикиваясь, потому что иначе расслышать что-либо было невозможно – в ушах выли гитары. Моя компания собиралась идти гулять всю ночь по городу, у меня были более скромные планы. Я предполагала дождаться отца и пойти домой.
Попрощавшись со всеми, я отправилась в сторону остановки, куда должен был подъехать папа. Где-то в мозгу всё ещё звучало тяжёлое гитарное рубилово, и я плохо слышала даже, как проносятся мимо редкие машины. Было уже около одиннадцати вечера, и темно – ноябрь, всё-таки. На следующий день я должна была пойти в школу, потому что мне, круглой отличнице и вообще паиньке, не положено гулять школу из-за того, что предыдущим вечером был концерт "Арии".
Усиленно зевая и морщась, я разглядывала дорогу. Отец пока что не торопился появляться, и я решила ему позвонить. Мобильник, сообщавший мне, что я и так забыла его зарядить, и он сейчас выключиться, всё-таки согласился соединить меня с папой. Выяснилось, что он задерживается минут на двадцать. Мне так хотелось спать, что я подумала, что за эти двадцать минут засну прямо на остановке. Чтобы не уснуть, я решила прогуляться туда-сюда по тротуару, и таким образом забрела на небольшую площадку с фонтаном, похожим на большой одуванчик. Присев на край фонтана, который хотя бы был освещён, я принялась смотреть на дорогу. Вокруг не было ни души, народ уже вытек из "Юбилейного" и расползся по домам или по кабакам – это как кому хотелось.
Мобильник пиликнул и выключился. Браво. Класс.
Я откинулась немножко назад, так, что на голову мне падали капельки воды, и закрыла глаза. Надо бы вернуться на остановку. Тут меня папа вряд ли увидит.
Однако когда я открыла глаза, я поняла, что не могу пошевелиться. Зрелище предстало мне совершенно непередаваемое, и сначала я вообще подумала, что у меня галлюцинации. Огненно-красная вспышка, как огромный цветок, распустилась прямо над одной из скамеечек. Моргая, я сдвинулась немного вбок. В вспышке появился какой-то странный силуэт, но потом свет померк – заодно со всеми фонарями в округе. Мне очень захотелось сказать что-нибудь нехорошее. Неожиданно наступившая темнота совершенно добила мои нервы, и когда в этой темноте послышался металлический скрежет, я едва не шмякнулась назад себя в фонтан.
Кто-то громко и тяжело ступил со скамейки на асфальт. Очень захотелось завизжать.
Замигал и включился один из фонарей. Спиной ко мне стоял какой-то… мужчина, наверное. А хотя, фиг его знает. Всё, что я видела, это груду металлолома. Когда я с опаской отодвинулась ещё дальше, груда металлолома стала поворачиваться.
Я вообще-то очень нервная. Бывает, могу заорать просто так. Ну, без особой причины. Комара там увижу, например. Но к галлюцинациям я отношусь очень осторожно. Я точно знаю, что их у меня не бывает, и потому не боюсь, что они появятся. И, увидев вышедшую из огненной вспышки человекообразную фигуру, я точно поняла, что глюком это быть не может. Может быть, думай я, что это глюк, я бы и не закричала, а, может, даже пообщалась бы с ним. Но раз уж это был не глюк, я заорала, чем привлекла его внимание.
Можно, конечно, сказать, что я поступила глупо. Но я не знаю, смогли бы вы молчать, если бы после двух с половиной часов концерта "Арии" увидели мужика в средневековых доспехах, в шлеме и с здоровенным мечом на поясе. Честно признаюсь, у меня была мысль, что мне он кажется. Но я закричала всё равно – глюки не могут быть такими воинственными. Это не по моей натуре. Глюки ведь – создания воображения. А чтобы мне вообразилось такое нечто?..
В общем, кажется, мужику не понравилось, что я тут ору. А может, я просто ему не понравилась. Поэтому он решительно направился в мою сторону, громко топая ногами по асфальту.
Собственно говоря, любопытство во мне проснулось, конечно, но инстинкт самосохранения оказался сильнее. И когда под шлемом сверкнули красные глаза, я рванулась с места прочь, в сторону безлюдной улицы. Существо в доспехах развернулось опять и последовало за мной. Не очень торопилось, кстати, однако как я ни бежала (а я и так бегаю не очень быстро, особенно после стольки часов концерта, билет-то у меня был входной), он всё равно оставался где-то недалеко.
Почему он не оставил меня в покое сразу, мне думать не хотелось. Мог бы и наплевать на рокершу под фонтаном, однако взялся меня преследовать. Только на мосту я остановилась, переводя дух. Закололо в боку. Я с опаской обернулась, однако никого там не было.
- Неужто, всё-таки глюк? – вздохнула я. – Неужели, стойкий запах пива и курева способен так на меня подействовать?
Качая головой и ругая себя на все корки, я оперлась руками на перила. Надо привести себя в порядок и вернуться, а то папа меня не найдёт…
К тому же, было уже холодно. На мне был простой "арийский" балахон да джинсы, по идее, должна была быть ещё куртка, но я, кажется, оставила её у фонтана. А конец ноября – это не лето.
Заставляя себя смеяться странному событию, я развернулась, и подавилась воздухом. Чёрная фигура выросла передо мной почти мгновенно. Кричать я уже не стала, хотя, раз вернулся, значит, точно не глюк. Не может же два раза за день быть один и тот же глюк…
В узкой прорези шлема сверкали красные глаза. Я очень старательно прижалась к перилам и попыталась сдвинуться в сторону. Однако он не дал мне этого сделать.
Так как перчатки у него были железные, а стиснул он мне плечи сильно, я не могу сказать, что это было не больно. Это было больно.
- Что вам от меня надо?! – когда меня подняли над мостом на приличное расстояние, мне не очень это понравилось. – Поставьте меня обратно! Эй!
Мужик в доспехах оказался неразговорчивым. Он просто поднял меня ещё выше и со всей дури швырнул с моста.
Честно говоря, я ведь совсем не умею плавать. Вернее, на воде-то я держусь. Но если мне надо куда-то доплыть – то я утюг утюгом. Однако, падая, я сумела как-то вывернуться и войти в воду сначала руками, а потом головой, ну а затем уже целиком. Где-то я слышала, что нехорошо плюхаться о воду сдуру спиной.
Одежда мгновенно прилипла ко мне, к тому же, вода оказалась ледяной. Наглотавшись её, я едва вынырнула и от греха подальше забила руками по воде. Один раз я уловила, что фигура всё равно возвышается на мосту.
"Нет уж, это не галлюцинация, - я заметила ступенчатую опору моста и изо всех сил попыталась достичь её. – Я же не сама прыгнула в реку? Я же не дура!"
Вцепившись скрюченными пальцами в опору, я сделала самый великий подвиг в своей жизни – подтянулась – и вылезла на неё. С меня стекала вода, меня всю трясло, и я чудом вообще не утонула. Фигура на мосту, кажется, потеряла меня из вида, решила, что я утонула, и исчезла.
Я схватила свой мобильник и тут же обозвала себя дурой. Он побывал в воде, к тому же, всё равно батарейка у него уже села. В общем, я осталась на опоре моста, мокрая и без связи. И до утра меня явно никто не найдёт.
Ворочая головой по сторонам, я увидела недалеко на набережной спуск. Если бы доплыть дотуда, может быть, удастся выйти на набережную. А уж там как-нибудь найти отца.
Я перевела дух и ещё раз глянула в сторону спуска. Эх, что за фигня такая? Что это за спектакль такой со средневековым рыцарем-альбиносом? Не может быть, чтобы я после концерта съехала с катушек.
Плаваю я вообще хреново. Хорошо ещё, что течение было в сторону спуска. Кроссовки совсем размокли, джинсы стесняли движения, хоть раздевайся. А раздеваться было не по погоде.
Меня, собственно, спасло то, что невысоко над водой вдоль набережной был протянут какой-то канат, река-то судоходная. Вот я, цепляясь за него, и добралась до спуска, мокрая, замёрзшая и напуганная. Видимо, мозг в зависимости от холода окружающей среды тормозит, потому что в голове не было совершенно никаких мыслей. Только тупое желание попить чего-нибудь горячего.
Сев на грязный спуск, я обхватила руками колени и попыталась немного успокоиться. Долго сидеть на одном месте не стоило, а то можно потерять сознание – обрывочные сведения про то, что холод – это нехорошо, скользили где-то на заднем плане моего сознания.


Добавлено:
- А ты живучая, - вдруг раздалось сзади. Голос был абсолютно бесстрастным. Я подскочила на одном месте и, разворачиваясь, попятилась. Как это я не услышала грохота его доспехов? Или всё-таки галлюцинация?
- Вы мне кажетесь, - заявила я. – Уходите. Вы – глюк. Вас нет. Оставьте меня в покое!
Шаги у него теперь действительно были бесшумными – хотя иногда что-то из того, что было на нём навешено, брякало. Он спускался, а я очень хотела подниматься, но у меня сводило конечности и кружилась голова.
- Мне не хочется, чтобы обо мне знали, пока я не найду, откуда начать, - заявило существо с красными глазами. Мне показалось, что на нём нет уже шлема, однако было так темно, что быть в этом уверенной я не могла.
- Я никому не скажу, - быстро пообещала я. Кажется, он не поверил, потому что я поняла, что меня опять подняли в воздух. Я отчаянно задёргала ногами и вцепилась руками в холодное железо перчаток. – Ой, поставьте меня на землю!
Судя по тому, что я уже видела не край воды, а дома на набережной, меня развернули. Может быть, я даже уже над водой.
Кажется, существо в доспехах, говорившее по-русски совершенно без акцента, о чём-то задумалось.
- Поставьте меня, пожалуйста, - повторила я. Соображать, что я говорю, было некогда. Вообще-то обычно я не такая неуравновешенная. Всегда думаю, о чём говорю. Но тогда думать было как-то не с руки. Я висела над водой, а ведь он мог меня утопить. – Я что, дура, что ли? Если я кому-то о вас скажу, меня посадят в психушку! Вы ведь – галлюцинация, - мне было странно называть свой глюк на "вы", но он внушал какое-то опасливое уважение. – Расскажи я об этом, за это буду в четырёх стенах всю жизнь сидеть!
Это вряд ли произвело на него большое впечатление. Меня вообще пугало то, что я не вижу его лицо, когда на нём точно нет шлема. Глаза-то красные я видела. Они изучали меня со скучающим выражением. И ему совершенно не составляло труда держать меня на весу.
- Мне не нужны свидетели, - повторил он. – Я должен найти, откуда начать, и только потом открывать себя, - вообще-то потом он разжал руки, но я так крепко вцепилась в них своими, а от мороза пальцы ещё и застыли в таком положении, что ему пришлось встряхнуть ими. Я полетела совсем даже не в воду, а обратно на спуск. Больно ударилась спиной о ступеньки и слабо застонала.
- Ой-ой… Я же не игрушечная… Нельзя же меня так бросать,… - мне показалось, что он сморщился. Видимо, я отнимала у него время. – Ай, идите по своим делам, только меня не трогайте, - я даже умудрилась сесть. – Я вообще вас не видела… Честное слово.
- Ты всё равно умрёшь, - заявила груда металлолома с красными глазами.
- Ну да, мы все когда-нибудь умрём, - философски заметила я.
- Вы – да, - ответил он. – Этот мир будет уничтожен.
"Что за бред?" – подумала я.
- Что за бред? – спросила я вслух. Меня опять схватили за воротник и подняли. Это был определённо не мой день.
- Я пришёл, чтобы уничтожить его.
- Зачем? – меня очень волновало то, что я опять не достаю ногами до земли. – Что мы такого сделали? Почему наш мир надо уничтожать?
"Не фига себе глюки! А может, всё-таки не глюки? Не помню, чтобы к кому-то приходили такие монстры!"
- Я так решил, - ответило существо. Чем-то он напоминал человека, наверное. Я только сейчас сумела понять, что у него человеческое лицо, мужское, только красные глаза казались необычными, к тому же, у него были огненно-красные волосы, короткие, этаким длинным ёжиком.
- Но это же очень хороший мир, - "кажется, я спятила. Я не ослышалась? Он хочет уничтожить мир?" – Не надо уничтожать мой мир…
Кто надоумил меня сказать два слова "мой мир"? Не знаю, я ведь плохо соображала. Но, может быть, то, что я сказала эти слова, спасло и меня, и не только.
- Твой мир? – переспросило существо в доспехах, кажется, заинтересованно. У него была неестественно-белая кожа, как у призрака. Я, конечно, не видела призраков, но мне пришло на ум именно это сравнение
- Ну… Ну да, мой мир… В смысле, - заметив интерес в красных глазах, я попыталась задуматься, что можно вытянуть из этого интереса. Но соображать было трудно. – Не то, чтобы мой, совсем мой… Но, как бы,… - я совсем запуталась. Мой мир, или не мой? – Мой, - наконец, уверенно сказала я. Уверенно настолько, насколько могла, болтая в воздухе ногами.
- Твой мир! – хмыкнул воин. Как назвать его по-другому, я не знаю. Мужик в средневековых доспехах – чем не воин? – Ты не похожа на хозяйку этого мира. Я видел многих, кто владел мирами. Они могли хотя бы попытаться защитить его. А что можешь ты?
"Кажется, он не так меня понял", - дошло до меня.
- Нет, вы не так,… - попыталась сказать я, однако он резко тряхнул меня.
- Ты – хозяйка этого мира? Если нет – кто хозяин?
"Вот я попала, - подумала я, и даже умудрилась почесать нос, по-прежнему вися в воздухе. – Сейчас скажу, что не я хозяйка, он и выкинет меня в реку… А вдруг, если я скажу, что я – хозяйка, он решит меня первой кокнуть? Вот незадача…"
- Что-то ты надолго задумалась, - мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что меня окунули в ледяную воду и выдернули обратно.
- Мамочки! – завопила я, отплёвываясь. – Мне надо домой! Я не разговариваю с глюками, которые хотят уничтожить мир!
Потом я провела пару секунд в воде, и когда воин вытащил меня обратно, я уже была склонна к сотрудничеству.
- Вы не так меня поняли, - быстро заговорила я, стараясь уловить в красных глазах хотя бы намёк на доброжелательность. – Я ведь тут не одна. Нас тут много. И у нас у всех завышенная самооценка. Каждый уверен, что это – его мир. Поймайте любого, каждый так скажет! – я старалась говорить убедительно. – Так что можете меня отпустить…
- У мира может быть один хозяин, - прервал меня воин. Господи, только бы у него руки не устали держать меня на весу! А то вдруг я ему надоем? – Это действительно ты?
- Чёрт возьми,… - выругалась я. – Если это я, я обязана помешать вам его уничтожить. Я не желаю иметь с вами никаких дел. Так что это не я!
Он рассмеялся. Его смех мне совсем не понравился.
- Так ты просто боишься меня? – меня всю колотило, и ещё больше захотелось, как ни странно, спать. – Боишься признать, что ты – хозяйка, потому что осознаёшь свою ничтожность в сравнении со мной! Да уж, уничтожить этот мир будет просто, если его хозяйка – такое бесполезное и ничтожное существо.
- А вы – большое чмо в доспехах! – не осталась я в долгу. – Ни фига я вас не боюсь!
- Это похоже на оскорбление, - задумчиво произнёс воин. У меня по спине побежали мурашки. То ли от страха, то ли от холода. – Меня оскорбляли многие, но я впервые слышу нечто подобное. Как ты сказала?
- Чмо в доспехах, - повторила я. – Поставьте меня немедленно! Я хочу чувствовать под ногами что-нибудь твёрдое!
Честно говоря, я думала, что он меня бросит в реку, не задумываясь, чтобы я ногами дно почувствовала твёрдое. Однако он поставил меня обратно и разжал железную хватку. Потирая уставшую от такого положения шею и постанывая, я сделала вид, что его совсем нет. В конце концов, я слышала, именно так надо поступать с особо воинственными галлюцинациями.
- Ты пойдёшь со мной, - грохотнул у меня над ухом голос. – И не смей перечить мне, иначе ты умрёшь первой.
Я крепко зажмурилась. Никогда раньше – что вполне нормально – не попадала в такое положение.
- Мне надо позвонить домой, - вздохнула я. – Иначе мне нельзя идти.
Мне совсем не понравилось, как он на меня смотрит. Постепенно ко мне возвращалась способность думать логично. Откуда он мог такой взяться, в доспехах, с мечом, и такой добрый? Из какого-то мрачного средневековья. Наверное, надо изъясняться с ним на его языке.
- Это такое проклятье, - заявила я. – Сначала я должна позвонить домой.
- Позвонить? – переспросил он.
- Ну… По телефону. Телефон – такая вот штука, - я выудила из кармана свой мокрый мобильник и сделал вид, будто тыкаю пальцами по кнопкам. – Надо позвонить.
- Звони. С первого взгляда, ты не похожа на способную перейти дорогу кому-нибудь, кто может наложить проклятье. Ну? – явно поторопил он.
- У меня телефон сломался. Вы его вымочили в воде, - я очень хотела как-нибудь обвести его вокруг пальца, но пока не знала, что сделать для этого. – Мне надо найти другой телефон.
- Найди.
Я вздохнула и поднялась. Я была вся грязная и мокрая, и вообще перестала походить на приличную одиннадцатиклассницу.
- Я не знаю, где на улице есть телефонные будки. То есть, на какой улице они есть…
- Меня это мало волнует, - кажется, он почувствовал, что я пытаюсь его обдурить. – Ты идёшь за мной прямо сейчас или я просто отрублю тебе голову, - он совершенно неуловимым движением выхватил меч. У меня появилось очень гадкое ощущение.
- Ладно… Но мне всё равно очень нужен телефон, - боком, прижимаясь к стенке, я поднялась на набережную, осторожно пройдя мимо воина, пришедшего неизвестно откуда. Со звоном меч скользнул обратно в ножны, что вызвало у меня приступ облегчения.
Следующие полчаса мне пришлось идти следом за большой тёмной фигурой в доспехах, которая на меня не оборачивалась, но убегать от которой я не решалась. Догонит – убьёт ведь… Спрятаться бы…
Я вертела головой, размышляя, куда бы смыться. Иногда воин поворачивал голову в мою сторону. У меня было ощущение, что я – добровольная пленница.
У меня сильно кружилась голова, я стучала зубами, как ненормальная, и мечтала, чтобы кто-нибудь попался нам на пути. В конце концов, как можно столько идти и никого не встретить!
Краем глаза я заметила телефонную будку.
- Э… Простите, - воин недовольно посмотрел в мою сторону. – Телефон, - я ткнула пальцем в сторону. – Можно мне пойти позвонить?
- Иди. И знай, что я не спускаю с тебя глаз.
- Да ладно вам,… - я отвернулась и быстро пошагала к будке. Рискнуть? Убежать?
Звонила я, само собой, в милицию. Но когда я сказала, что за мной гонится мужчина в доспехах с красными глазами, мне сказали, чтобы я пошла и поспала. Я позвонила второй раз и заявила, чтобы они приезжали и посмотрели сами, но там совсем положили трубку. Вздохнув, я собралась звонить домой, но в этот момент меня насильно вытащили из будки.
- Я думаю, ты уже позвонила.
- Как бы… Не совсем,… - попыталась я выкрутиться из рук воина. – Мне надо бы ещё…
- Тебе хватит. Не зли меня.
- Так вы же всё равно хотите меня убить! – возмутилась я. Ну почему никого нет! Господи, чтобы я ещё хоть раз сходила на концерт "Арии"! Интересно, после каждого такого концерта в наш мир приходит злой дядька с мечом?
- Тебе же есть разница, как, правда? – хмыкнул он.
- Послушайте… Вам не кажется, что это неправильно? – он наконец-то перестал удерживать меня в каком-то полугоризонтальном положении. – В смысле, вы пришли в этот мир, неважно, зачем, видите его в первый раз, но при этом вы ведёте меня, жительницу этого мира, а не наоборот. Вот вы знаете, куда идти?
- Это не имеет значения, - воин отпустил мою кисть, и я принялась тереть её.
- Неужели, вы не предполагаете, что если будете идти неизвестно куда, вы можете встретить что-нибудь нехорошее? – я прекрасно понимала, что воспаление лёгких мне уже обеспечено. Но спать-то как хочется…
- Что бы это ни было, оно не убьёт меня. Меня нельзя убить.
- То есть вы – бессмертный? – пискнула я. Это совсем не входило в мои планы. Не то, чтобы я собиралась его убивать, но бессмертный и злой вояка, который хочет уничтожить весь мир, не нравился мне ещё больше, чем просто злой вояка. – Ладно, если вам не нравится вопрос, можете на него не отвечать… Но неужели нет ничего, что бы могло вам повредить?
- Я лучший воин в сотнях миров, - заявил альбинос.
- Но у нас не дерутся на мечах. У нас стреляют из всяких пистолетов, автоматов, базук и ракетниц, - я никогда не видела, чтобы на улицах Питера кто-то стрелял из ракетницы, но решила, что небольшое преувеличение подойдёт. – Того, в кого стреляют, разрывает на маленькие кровавые кусочки, - у меня в глазах было темно-темно, и я едва сдерживала позывы зевнуть.
- Я найду способ бороться против этого. Не пытайся напугать меня.
- И в мыслях нет, - всё-таки зевнула я. – Просто я предупреждаю. Я очень ярковыраженная гуманистка. Мне не хочется, чтобы вас разорвало на клочки. Я очень кровь не люблю. Честное слово…
- Если ты пытаешься меня обмануть…
- Ничего подобного… Я совсем не люблю врать. Это очень хороший мир, но тут очень любят коцать друг друга.
- Почему же ты не остановишь это, если тебе не нравится?
"Вот чёрт, я совсем забыла, я же – хозяйка этого мира…"
- Ну а вы как полагаете, я им буду разглагольствовать про человеколюбие, а они будут на меня прицел наводить? Лучше сюда вообще не соваться, - воодушевилась я. – Вашу броню пуля как нечего делать пробьёт.
- Ты хочешь, чтобы я тебе поверил?
- Я хочу… Я не хочу, чтобы меня посчитали за сумасшедшую… Честное слово, если я вернусь домой, я никому про вас не скажу…
Так, ко мне опять потянулась рука в железной перчатке. Я не успела увернуться, потому что руки с ногами очень плохо меня слушались, и снова оказалась поднята над землёй. Это определённо стало мне надоедать.
- Я хочу объявить всему твоему миру, кто я и зачем я пришёл. Ты должна знать, как это сделать.
- И-и,… - вырвалось у меня. Он так схватил меня, что я начала задыхаться.
- Отвечай!
- Ы-ы,… - он чуть-чуть ослабил хватку, и я закашлялась. – Как я буду вам отвечать, если вы меня душите?.. Если хотите поговорить с миром, вам надо на телевидение.
- Куда? – переспросил он, щуря красные глаза.
- На телевидение…
- Это магия? – спросил он, подумав.
- Нет… Это техника… У нас тут нет магии…
На его лице появилась ухмылка.
- А твоё проклятье? – он отпустил меня, и я благополучно плюхнулась на асфальт. Джинсы мои переживали не лучшее время. Рука в железной перчатке лежала на рукояти меча. – Ты запуталась в своей лжи. Я начинаю сомневаться, что ты – хозяйка этого мира.
- Ну, мне не хотелось с вами идти, - заявила я, сидя на земле и упираясь руками в бока. – Знаете ли, это не очень приятно, когда тебя полощут в воде, а потом говорят, что сейчас отрубят голову. Тут не только про проклятье придумаешь, тут сама в него поверишь. А на телевидение вас всё равно в таком виде не пустят, - на меня накатило усталое нахальство. – Во-первых, сейчас ночь. Во-вторых, они попытаются вас выкинуть, а вы их перебьёте. А если вы всех перебьёте, то никто не сможет наладить трансляцию.
- Значит, ты пойдёшь со мной, - равнодушно произнёс альбинос.
- И что я буду делать? – подняла я брови. Чёрт возьми, нельзя столько сидеть на холодном асфальте, предварительно выкупавшись в реке поздней осенью.
- Ты же хозяйка этого мира. Или они тоже этого не знают?
- У нас демократия, - заявила я. – Все равны. А раньше был ещё и социализм – всё общее. Они все думают, что это они – хозяева мира. Так что я буду совершенно там бесполезна…
- Может, ты вообще бесполезна? – воин вытащил меч где-то на ладонь.
- Может быть, - вздохнула я обречённо. – Но мой мир всё равно не надо уничтожать…
- Дождёмся утра, - заявило существо из каких-то других миров, похожее на человека. – Потом я решу, что с тобой делать.
Я с трудом соскребла себя с асфальта.
- Лучше не посреди улицы ждать, - пробормотала я. – Надо найти парк какой-нибудь,… - я интенсивно тёрла руками плечи. – Где людей поменьше…
Он отвернулся, отпуская свой меч. Я, стиснув зубы, сделала несколько шагов назад. Воин стал разворачиваться, недовольный тем, что какая-то пузатая мелочь, называющая себя хозяйкой этого мира, не хочет его слушать. Но меня уже меньше всего волновало, что будет дальше. Я никогда не бежала так быстро. Мокрая и уставшая, совершенно сонная, я даже не думала о том, что обычно после полутора километров бега в школе падаю в обморок. Я также не знала, гонится ли за мной мой настоящий глюк или не гонится. Мимо мелькали какие-то дома и кучи мусора. Я видела одного человека – какой-то бомж спал, кутаясь в рваную куртку. Ему было теплее, чем мне.
Поворачивая в один из переулков, я споткнулась о лежащий посреди тротуара кирпич и пролетела вперёд, проехавшись по асфальту. Что было через мгновение после того, как я соприкоснулась с тротуаром, я уже не помню.

Автор: sinobi 27-05-2006, 2:33

Действительно, по языку повествования больше похоже на пересказ сна.

Как знакомо

оригинальная формулировка ))) Я как-то слышала подобную, но она не показалась мне очень уж граммотной

Не люблю я слово "уже"...

А слово "вообще" хочется переставить на одно назад. Что думает гениальный автор? )))

Вспомнился мультфильм про кота, который пробовал на телевидение прорваться "А вот это вы видели?!" Как же он назывался-то...

Их ведь и так нет. Гость не мог не заметить данный факт.

А что дальше? Или на этом сон заканчивается?

Автор: DiVert 27-05-2006, 12:24

Нет, по тому, какие были в тот момент в голове мысли, я именно "шмякнула назад себя в фонтан" и "чудом вообще не утонула". Это разговорные формулировки, не рассчитанные на суровых критиков вроде тебя!
Ну а то, что она дурит этого гостя... Это ж ёжику понятно!

Всё меняет время
В мировой сети,
Ты – бессмертный воин
Лучше не найти.
"Найти и уничтожить" –
Твой девиз такой.
Трупы и руины,
Кровь течёт рекой.
Идёт игра
С утра и до утра…
Не знает боли и прощальных горьких слов
Этот самый новый из миров…
2
Первое, что я почувствовала, когда проснулась, это то, что я с трудом дышу, и что у меня почти высохла одежда. Второе – что я лежу на чём-то твёрдом.
"Так. Он меня не догнал! – эта мысль меня воодушевила. Я зашевелилась, чувствуя, что с руками что-то неладно. – А может, его и не было? Может, кто-нибудь там, на концерте, травку курил, а я надышалась?"
С такой обнадёживающей мыслью я открыла глаза.
Надо мной было дерево. Голое чёрное дерево на фоне серого неба. Очень мрачно.
Я села. Мой взгляд упал сначала на разодранные рукава балахона, сквозь которые были видны ссадины с запёкшейся кровью – вероятнее всего, последствия моего вчерашнего последнего падения. Потом я поняла, что сижу в парке, на скамейке, и уже прилично времени. Потянувшись затёкшей рукой к телефону, я вспомнила, что он теперь безнадёжно ненужная штука.
- Блин, - шмыгнула я носом. Ой, я, небось, вчера порядочно выкупалась. Подхватила воспаление лёгких, по такой-то погоде. – Как мне влетит, - я размяла плечи. – И ведь не пила же! – грустно сказала я себе.
Потирая глаза, я зевнула. Надо срочно добраться до дома, чтобы получить по башке. Вот чёрт, я же пропустила школу! А, всё равно, мне сейчас на больничные каникулы, отлёживаться…
Тут я заметила, что недалеко от моей скамейки стоит ещё одна, и на ней сидит какой-то парень. Парень на меня не смотрел, любовался гнилыми листьями под скамейкой. Я ещё какое-то время разглядывала его: самый обычный парень, тёмненький, с восточными чертами, ничего интересного. Я блондинов больше люблю.
Забыв про парня, я решила подумать на другую тему. Как оказалось, что я в парке, а не на той улице, на которой проехалась по тротуару? Ладно хоть, лицо не разбила… А хотя, кто знает, что у меня сейчас с лицом? Размышляя об этом, я вытащила из влажного кармана кошелёк. Ну, то, что десятки размокли, было неудивительно, но обычная мелочь, кажется, была в порядке. Вытащив все пятёрки и двушки, которые у меня были, я решила срочно поехать домой.
Проблема была только в том, что меня в таком виде не пустят ни в один приличный трамвай. Так что придётся идти пешком… Где я, интересно? Что это за район?
- Ни фига себе. Кому сказать – не поверят. Такие глюки! – пробормотала я, опуская ноги со скамейки и чувствуя, что не вся вода ещё покинула кроссовки – в них что-то хлюпнуло.
Руки шевелились очень неохотно. Попытавшись пальцами расчесать волосы, я потом бросила это неблагодарное занятие.
А, всё-таки, неужели правда привиделось? Но кто-то же меня купал в Неве, я же не могла сама туда нырнуть, даже если бы напилась! Во-первых, я не пила, а во-вторых, если бы я пила, я бы не выплыла.
У меня всё всегда было в порядке с логикой, и на этот раз она ясно говорила мне: я не могла на один вечер сойти с ума, выкупаться в Неве, измазаться в грязи, а на следующее утро не чувствовать никакого помутнения.
"Но это надо же – воин, который хочет уничтожить мир! А может, это после впечатления от концерта? Да вряд ли… Но ведь такой реальный был… в доспехах…"
На всякий случай я приказала себе никогда не рассказывать никому об этом глюке, а сейчас найти способ позвонить Ксюхе или ещё кому-нибудь. Она обязана пустить меня домой, я у неё помоюсь, приведу себя в порядок, а потом скажу, что переночевала у друзей, телефона не было, а мой сел…
- Бред, - сказала я сама себе. – Не поверят.
Я поднялась со скамейки, попрыгала, закашлялась и окончательно расчихалась. Что ж, кажется, я раскисла совсем. Продолжая чихать, я направилась в сторону, откуда слышался рёв машин.
- Я тебе не разрешал никуда идти, - донеслось мне в спину.
Я остановилась, не оборачиваясь. Никого больше я не услышала. Замотав головой, я решительно шагнула ещё раз, и…
- Я не разрешил тебе идти, - повторил голос.
Я резко обернулась. Парень, сидевший на соседней скамейке, оторвался от созерцания умирающих листьев и повернул ко мне своё немного азиатское лицо.
Собственно говоря, главное, что мне не понравилось в этом парне, это горящие красные глаза.
Я вымученно сморщилась, опуская руки. Парень не шевелился. На мой предыдущий глюк он был не похож, но красные глаза явно придавали сходство, хотя доспехов на нём не было – джинсы и вельветовая куртка.
- Так ты всё-таки настоящий? – уточнила я.
- Ты в этом сомневаешься? – спросил он. – Садись обратно.
- Спасибо, я постою, - огрызнулась я. Его просто не может быть! Вернее, это не может быть он! Может, это – не тот мой глюк? Я попыталась мыслить логически. Бывают же люди-альбиносы? Может, этот парень меня нашёл и, предположим, притащил сюда? Предположим…
Однако взгляд красных глаз успел за вчерашний вечер стать мне знакомым. Растерянно переминаясь с ноги на ногу, я принялась гадать, сошла я всё-таки с ума или не сошла? Я ведь определённо не сумасшедшая… Хотя, ведь сумасшедший никогда не признается в том, что он сумасшедший. Но ведь внутри-то он наверняка должен это понимать!
- А что это с тобой такое стало? – спросила я, передёргивая плечами. Когда на нём не стало доспехов, да и вообще его внешность стала более обыденной, называть его на "вы" мне расхотелось. Какое право имеет галлюцинация называться уважительно? Может, мне ещё и отчество у него спросить?
- Я решил, что мой истинный облик пока не подходит для этого мира.
- Ты умеешь менять облик? – поинтересовалась я. Офигенно.
- Я могу выбрать себе тело из тех, кого вижу, - парень-азиат с красными глазами закинул ногу на ногу.
- А что при этом случается с тем, кто мирно жил в своём теле? – осторожно спросила я.
Он только поднял одну бровь, и мне расхотелось знать это. Но на этот раз я мыслила вполне разумно, и решила не показывать, что мне жутко. Поэтому я ещё раз попыталась разобраться со своими волосами, а заодно как бы ненароком спросила:
- А меч твой где?
- Здесь, - ответил он. Что-то звякнуло, но я так ничего и не увидела.
- М-м… Невидимый?
- Но всё такой же острый, - он высокомерно улыбнулся.
- Ладно. А почему ты меня так и не убил? Я же ясно дала понять, что не хочу иметь с тобой дел, - я присела, чтобы завязать шнурок, но на самом деле, чтобы просто на него не смотреть.
- Раньше я убивал хозяев миров сразу. Сам мир не может защитить себя от вторжения извне. Ему нужен хозяин, и я, убивая хозяина, становился абсолютно свободен в чужом мире, чтобы уничтожать его, - что-то мне не очень нравился ход его мыслей. – Но есть особое удовольствие в том, чтобы дать потерявшему свой мир понаблюдать за его уничтожением. Поэтому ты пока будешь жива.
- Офигеть, - я чихнула. – А можно я буду жива у себя дома? – невозможно было бесконечно завязывать шнурок.
- Нет.
- М-м… Но ты же не хочешь меня пока убивать, а оставаться с тобой я не собираюсь, - я выпрямилась, всем своим видом показывая, что я ухожу.
- Иногда я делаю исключения, - кровожадный воин из другого мира дал мне ещё один повод порадоваться. Я всё-таки не ненормальная. Раз он опять вернулся, то я в своём уме определённо. А значит, он вправду хочет уничтожить наш мир.
- Кошмар, - негромко сказала я сама себе, но он принял это на свой счёт и довольно ухмыльнулся. – А если я найду способ выгнать тебя отсюда? – Я очень постаралась, чтобы в моих же словах не слышалось сарказма. Сама я в них бы никогда не поверила.
- Вряд ли ты можешь быть мне противником. Я видел много тех, кто владел мирами. Это были воины и купцы, дворяне, короли, нищие, путешественники, это были лжецы и люди чести, трусы и смельчаки, подлые и благородные. Миром не всегда владеет тот, кто обладает в нём формальной и даже реальной властью. Хозяином мира может быть маленький ребёнок.
- А я, значит, даже на ребёнка не тяну, - обиделась я, вытирая рукавом сопли. Надо же было так простудиться! – Ладно, я, значит, ничего не могу? А если я вытолкну тебя из этого мира взашей? – поинтересовалась я. – Ну, предположим, у меня получится?
Он рассмеялся, и смеялся довольно долго. Я сама понимала, что это смешно, но делала серьёзный вид.
- Ну что ж, тогда я буду вынужден уйти, - сказал, наконец, он.
- Такое уже бывало?
- Нет, - он качнул головой. Что ж, кажется, я, по крайней мере, не воспринимаюсь им всерьёз. Хорошо. Можно попытаться обхитрить его и всё-таки удрать. Сейчас день, всё-таки. Не станет же он гнаться за мной прямо через толпу…
Правда, если вспомнить, зачем он вообще пришёл, он может даже не гнаться, а прорубаться через толпу…
И потом, какое право я умею удирать, когда он хочет всё здесь уничтожить.
- Ну тогда понятно, - я покивала головой. – Я буду думать на эту тему, если ты не против.
- Ты отведёшь меня на своё телевидение, - мгновенно переменил тему альбинос. Я очень-очень расстроилась, что он вспомнил про него. Надо было не говорить ему ничего подобного. Ну ладно, я вчера плохо соображала, вот и заварила эту кашу. Исправляться всё равно надо самой.
- Э-э… Сейчас, как бы… Рано, рано совсем, - заявила я и вдруг так закашлялась, что сама испугалась.
- Ничего, я думаю, мы долго будем туда идти, - он поднялся на ноги. Да уж, а он подозревает, что я хочу водить его за нос.
- Знаешь, если мне сейчас не зайти в аптеку, я умру до того, как ты сможешь сделать своё дело, - я ещё раз оглушительно чихнула. – От воспаления лёгких. Поэтому мне срочно надо купить лекарства.
- Ты тоже не знаешь, где это находится?
- Нет, я не знаю, где находится телевидение, - призналась я. – А аптек повсюду натыкано.
- Идём, - кивнул он. – Я не люблю начинать уничтожать мир, не предупредив его. Делать это, когда нет паники, совсем неинтересно.
- Знаешь, мне кажется, это вообще неинтересно. Разрушить может каждый дурак, - я сунула руки в мокрые карманы. Воин пристроился за моей спиной. – А вот созидать может далеко не каждый, - пафосно заявила я.
- Вот и попробуй создать что-нибудь, что остановит меня.
- Но мне же нельзя от тебя шагу в сторону ступить! – возмутилась я. – Это же нечестно!
"Не может быть, чтобы он остался жив, если бросить в него маленькую бомбу, даже если он очень бессмертный… Ой, о чём это я? У меня ведь нет маленькой бомбы. И большой тоже. Ох, что же мне делать с ним?!"
- Бывало, когда мне пытались противостоять захваченные в плен. Это тоже очень забавно.
- Это тебе не зоопарк, а я – не антилопа гну, - сказала я. – Забавляться будешь потом.
Я старалась идти как можно медленнее, останавливалась, чихала, кашляла, завязывала шнурки. Воин из другого мира, кажется, не очень пока злился. Я очень старалась не замечать, какие взгляды на меня – грязную и лохматую – направлены, но мечтала встретить какого-нибудь знакомого. Однако район этот был мне совершенно не знаком, и я никого тут не встретила.
Наконец, я увидела аптеку. Поразмыслив, пустят ли меня в таком нестерильном виде в это заведение, я решила рискнуть.
- Можно мне туда пойти? – я ткнула пальцем в большую зелёными буквами написанную вывеску. Альбинос, подобно мне, шедший, засунув руки в карманы джинсов – видимо, решив, что так положено, ведь вряд ли раньше он сталкивался с джинсами – кивнул и пошёл следом. – Эй, тебе лучше туда не ходить! – воспротивилась я. – У нас почти не бывает людей с красными глазами. Тобой сильно заинтересуются, - им и так сильно интересовались все прохожие. Говорила я шёпотом.
- Это не страшно.
- Тьфу, - я ещё разок чихнула и на красный свет перебежала дорогу, оставив альбиноса по ту сторону потока машин. На самом деле, у меня был реальный шанс унести от него ноги. Вряд ли он сумел бы найти меня в такой толпе, в чужом мире, о котором он ничего не знает. Но меня очень сильно смущало, что он хочет уничтожить мир. Помимо всего прочего, завтра "Зенит" должен играть с "ЦСКА". Пока мы не порвём "коней" на клочки, никаких концов света быть не должно. "Зенит" всё равно должен взять кубок УЕФА!
Под такие патриотичные мысли я вошла в аптеку. Женщина в окошечке очень странно на меня посмотрела. Я почти подпрыгнула к ней и лихорадочно затараторила:
- Пожалуйста, позвоните в милицию! За мной идёт страшный преступник! – я обернулась на дверь. Никого там не было.
- Преступник? – фыркнула продавщица.
- Вы что, не чувствуете, что я трезвая? – обиделась я. – Я от него бежала, вот поэтому в таком виде… Пожалуйста, позвоните! Я буду водить его по этому району! – я ещё раз повернула голову. Вряд ли, конечно, менты что-то смогут сделать, если он бессмертен, однако есть хоть какая-то надежда. А если удастся засунуть его за решётку?
- Как выглядит этот твой преступник? – продолжала не верить мне женщина.
Звякнул висящий над дверью колокольчик. Продавщица подняла голову и, заметив парня с красными глазами, малость побелела.
- Вот-вот, это он, - одними губами сказала я. Интересно, он успел догадаться, зачем я оторвалась от него? – Да, и можно мне чего-нибудь от простуды… И насморка. Я подхватила что-то вчера, - громко попросила я. Продавщица – благо, за уставленными лекарствами полочками нежданный гость этого мира не мог видеть её лица – начала что-то выставлять передо мной. Я высыпала всю свою мелочь на подставку и вздохнула. – Хватит?
- Да, - не глядя, она сунула деньги в кассу.
- Спасибо, - кивнула ей я, подхватила лекарства и, не останавливаясь рядом с противно улыбающимся альбиносом, вышла на улицу.
Он появился через минуту. Я всерьёз заволновалась: зачем он задержался в аптеке? Однако возвращаться туда под каким бы то ни было предлогом, было слишком подозрительно.
- Итак, когда начинает работать телевидение, и где оно находится? – тут я поняла, что что-то такое холодное и острое тыкается мне в спину. Я нервно повернула голову, однако ничего не было видно. Альбинос шёл позади, однако одна его рука была так повёрнута, будто он что-то в ней держал…
"А меч-то у него ведь невидимый! – встревожилась я. – Чёрт, он что, хочет проверить, не придёт ли мне чего в голову?"
- Я понятия не имею, - буркнула я. – Говорю же, рано ещё.
Ощущение стало совсем неприятным. Я пошла быстрее, однако эта острая штука всё равно касалась моей спины. Воин меня догнал и пошёл рядом, но я всё равно чувствовала его меч. Теперь альбинос как бы обхватил меня за талию, и мы походили на что-то вроде влюблённой парочки, если бы у меня не было такого выражения лица, а его меч не касался плашмя моей щеки, отчего та ещё больше похолодела.
- Руки убери, - процедила я.
- По крайней мере, ты теперь никуда не денешься. А если ты попытаешься, очень пожалеешь.
- Ну меч-то ты можешь убрать? – вздохнула я. От одного присутствия рядом ненормального воина с дурными намерениями становилось дурно.
- Нет, мне нравится так.
Дальше мы шли в полном молчании, я чувствовала потребность причесаться и чем-то смазать больные руки. Совсем забыла попросить в аптеке хотя бы пластырь.
Через какое-то время я поняла, что у меня разболелись ноги, а голова в отклонённом положении – я пыталась как можно меньше соприкасаться щекой с мечом – и вовсе затекла. Шею покалывало.
- Слушай, я устала, - пожаловалась я. – Убери меч, пожалуйста… Я хочу где-нибудь посидеть.
Он внимательно посмотрел на меня, ухмыльнулся.
- Посидишь потом.
- Послушай, тогда я не поведу тебя на телевидение, - я резко остановилась. Меч царапнул меня по щеке, я вздрогнула и, машинально оттолкнув парня рукой в грудь, схватилась за щёку. Ладонь стала красной. – Ну ты зараза! – не выдержала я. Мы стояли посреди тротуара, и на нас оборачивались люди.
Воин прищурил глаза и, схватив меня за руку, потянул куда-то в сторону, пробиваясь через толпу. Я едва успевала уворачиваться, чтобы не сбивать с ног людей.
- Куда ты меня тянешь?! – пыталась я вырваться. Он не отвечал, и хватка у него была стальной. Воин затянул меня в одну из арок и почти швырнул в сторону покосившейся скамейки. Я больно ударилась, но промолчала.
- Сиди, - рыкнул он. – У тебя есть несколько минут. После этого тебе лучше сделать то, что я хочу.
Опираясь локтями о колени, я обхватила себя за голову и крепко задумалась. Пришелец из другого мира стоял прямо передо мной, и даже несмотря на то, что он был сейчас всего лишь парнем с азиатскими чертами лица, он внушал жутковатое чувство страха.
Я не люблю признавать, что чего-то боюсь. Вообще люди никогда не любят в этом признаваться, даже себе. Но я, например, могу сказать, что боюсь людей. Других людей. Тех, которые по улице ходят, смотрят на меня. Тех, которые за прилавками в магазинах, когда я прихожу туда, мне надо говорить с ними, смотреть на них, а они смотрят на меня, и чего-то думают… Обо мне, может быть. Например: "А зачем эта приличная девочка купила банку джин-тоника? Вот, наверное, она пьёт тайком от родителей…" А я вовсе даже не пью джин-тоник. Я покупала его Ксюхе, потому что была моя очередь покупать. И Ксюха выпьет этот джин-тоник, а я выпью колу, с чистой совестью, потому что буду знать, что ничего плохого не сделала… Но у меня останется ощущение, что эта женщина, или, там, этот мужчина, подумали, что я пью тайком… Скажем, краду деньги у родителей… А деньги-то вообще были Ксюхины. Просто была моя очередь… Поэтому я и боюсь людей. Никогда не знаешь, что у них в голове, у этих огромных масс, которые прутся по улицам мимо… Кроме людей я боюсь ещё метро. Нет, я его люблю: меня не смущает, что оно глубоко под землёй, может, даже под водой, или рядом с водой. Мне нравится запах метро, ветер метро, все эти жетончики, эскалаторы… Я боюсь только в тот момент, когда подходит поезд метро. Вот он мчится: свет, ветер, народ толпится рядом с самым краем… Я боюсь, что высунется из ниоткуда злая рука и столкнёт меня туда, под шумящие колёса…
Да. Я боюсь людей и боюсь поездов метро. Но в тот день я поняла, что боюсь ещё пришельцев из других миров. Красноглазых пришельцев. Потому что я не знаю, что с ними делать.
Я обнаружила, что у меня по щекам текут слёзы. Разозлившись на себя, я постаралась незаметно размазать их по лицу.
"Ладно, Дашка… Ты же не дура. Ты книжки пишешь. Обрабатываешь всякие ситуации… Твои герои из таких… выбирались… А ты сама мир не можешь спасти?" – подумала я и заставила себя очень рассердиться на красноглазого пришельца.
Он меня испугал! Он истрепал мне мои несчастные нервы! Он заставил меня подхватить нехилый насморк, и ещё неизвестно, какие будут последствия! Он скинул меня в Неву! Он меня поцарапал своим мечом! Нельзя же оставить всё это просто так?
Можно просто попытаться от него удрать. В конце концов, это тоже будет реальной местью. Я обведу его вокруг пальца, он будет очень зол. Но мир при этом никто не спасёт.
- А откуда ты взялся? – подняла я голову.
Кажется, он немного удивился вопросу. Это было маленькой победой.
- Из другого мира.
- Это и пню ясно, - вздохнула я. По-прежнему я руками закрывала лицо, чтобы он не видел, что я плакала. – Ещё бы ты был из нашего мира… И ты всегда уничтожаешь миры, в которые приходишь?
- Да. Я покоряю миры себе и уничтожаю их.
- Зачем? Это же бессмысленно! Зачем много мёртвых миров?
Красные глаза воина засветились:
- Ты ничего не знаешь о других мирах. Как правило, все более-менее развитые миры знают, что есть и другие. Они знают о своих хозяевах, и знают обо мне. Обо мне слышали во всех мирах.
- Мы никогда не слышали ничего о тебе, - по крайней мере, он спокойно говорит. Есть смысл кое-что разъяснить для себя. – И о других мирах…
- Когда я прихожу в новый мир, чтобы покорить его, никто не удивляется моему приходу. Миры попадаются мне случайно, и их очень много. Но когда-нибудь я уничтожу все.
- И что будет дальше? Ну, уничтожишь ты все миры, и что? Что останется?
- Ничего не будет, - он улыбнулся и чуть наклонил набок голову. – Буду только я.
- И тысячи разрушенных миров, так? – уточнила я.
- Да.
- И это – твоя мечта? – спросила я. – Всё разнести в пух и прах? Всех переубивать – и остаться одному? Что же ты будешь делать, когда всё уничтожишь?
Он очень внимательно посмотрел на меня. Я впервые поняла, что у него не просто красные глаза. У него белый зрачок. Совсем белый – и потому за красным свечением не заметен, и кажется, что глаза просто красные. А в них такой подвох… Белые зрачки сузились, стали немножко вытянутыми, как у кошки.
- Это будут мои миры. Такие, как я хочу.
- Мёртвые миры? Но это же нелепо! – я искренне не понимала, в чём кайф всё уничтожить. Конечно, мне знакомо чувство, когда, например, хочешь, чтобы чего-то не было. Там, например: "Чтоб эта школа провалилась!" Или: "Не было бы этих ужасных дождей". Но чтобы хотелось взять и уничтожить много-много миров… - С какой целью их надо уничтожать? Потому что тебе больше нравится, когда ничего нет?
- Неужели, ты, хозяйка этого мира, настолько некомпетентна, - фыркнул он. – Мир нельзя захватить. Нельзя просто стать хозяином целого мира, придя туда и, скажем, убив его прежнего хозяина. Это ничего не будет значить. Мир не станет моим. Мир можно приобрести себе только одним способом: уничтожив его. У меня уже больше сотни миров, и я не остановлюсь, пока не получу все.
- Дайте мне таблеток от жадности, - пробормотала я, - да побольше, побольше… Тебе они для галочки нужны, миры эти? Большой такой список, и напротив каждого мира – галочка. Мол, мой. Тупо, - я пожала плечами. – Один большой список… И никакого смысла.
- Это было моей мечтой, когда я ещё не был тем, кто я есть, - он наклонился ко мне, потому что я продолжала сидеть, наклонив голову почти к самым коленям и обращаясь больше к потрескавшемуся асфальту, чем к этому альбиносу.
- То есть, ты кем-то был? – заинтересовалась я. – Слушай, что ты стоишь? – вдруг накатило на меня. – В конце концов, ты припёрся в мой мир, хоть я тебя и не звала, и стоишь. Садись. Чувствуй себя, как дома, - я качнула на скамейку головой. – В конце концов, тебе ведь не запрещается поболтать немного?
Он фыркнул ещё раз, помедлил немного, но сел рядом. Невидимый меч звякнул о скамейку.
- Зачем тебе надо знать что-то обо мне?
- Ну ведь, все знают, сам сказал. Во всех мирах все знают. Значит, и я имею право знать…
Он засмеялся, чему-то своему, видимо, смешному. Потом снизошёл до пояснения:
- Там знают, что я есть. Что я могу прийти в любой момент, уничтожить мир, и ничто не остановит меня. Вряд ли кому-то известно, кто я на самом деле.
- И кто ты?
- Я – бессмертен. И у меня нет души – я отдал её.
- Отдал? – переспросила я. Окинула его взглядом. Ну нет, он вначале пришёл такой большой горой мускулов в доспехах. Может, у него и не было души. А так – не похоже…
Интересно, как выглядит человек без души? Он чем-то отличается от других? Ведь без души – это ведь вроде как без ноги или там без руки… Хотя, почему? Руки и ноги мы ощущаем. Вот она, рука, вот она, нога… А душу мы не ощущаем. Знаем, что она есть… И всё. И знаем, что вроде как она должна быть, без неё – мы все попадаем в ад.
Но что такое тогда ад? С точки зрения сотворения мира, с точки зрения христианства, есть наш мир, поганенький, ад, ещё поганее, и рай, самое классное место. Только три, так сказать, мира. А вот он говорит – сотни. Так что тогда думать о душе? Раз он её отдал, значит, она у него была. Значит, по идее, и у меня она должна быть… Я как-то непроизвольно потрогала свой живот, будто там и должна быть душа. Успокоившись, вроде как, что душа на месте, сидит себе где-то на уровне груди, может быть, даже не подозревает, как я мучаюсь, я продолжила думать дальше.
- Отдал? – он не ответил. – Ты, типа, хвастаешься? Отдал свою душу – это типа круто? – я даже разгорячилась. – Кому ты её отдал?
- Я не знаю, - он поджал губы. – Но взамен на это они исполнили мою мечту.
- Сделали тебя бессмертным воином, и ты стал всё крушить? – я вдруг стала задумываться на тему, не связан ли всё-таки приход этакого феномена с концертом моей любимой рок группы.
- Можешь назвать это так, - кивнул он, откидываясь на спинку скамейки. Скамейка была грязная – я сидела на самом краешке. Ему же, видимо, было всё равно.
- Пф… Тяжело с тобой разговаривать, - призналась я. – То есть, ты отдал свою душу взамен на то, чтобы получить возможность исполнить свою мечту? Порубать всех на колбасу?
- Это было не так. Просто однажды я понял, что у меня нет души. Больше нет, - он усмехнулся уголками губ. – И то, что я очнулся в каком-то ином мире. Я стал, как ты сказала, бессмертным воином. Да, именно им. И больше ничто не может остановить меня.
- То есть, тебя никто не предупреждал? Просто забрали твою душу?
- И я доволен, - кивнул он. – Я благодарен тем, кто это сделал. Хотя, может, я уже уничтожил их мир…
- Чёрт возьми, мир – это тебе не гнездо тараканов! Чтобы уничтожить его, нужна причина! Такая эгоистичная причина, как его завоевание, совсем не считается! – обиженно воскликнула я. – Это же нечестно! Я про тебя и твои миры ничего не слышала! А ты появился и хочешь всё уничтожить! Какие у тебя аргументы? Что тебе не нравится?
- То, что это – не мой мир. Не мой, а твой, - он ткнул в меня пальцем. Больно.
- Ну так я тебе его так отдам. И тебе не надо будет ничего уничтожать. У тебя будет один живой мир – а ты пойдёшь себе дальше… А?
Не знаю, чем я его так веселила, но он опять расхохотался. Я плюнула. На самом деле, я, как приличный человек, не люблю делать такие противные вещи. Но мне было так гадко во рту, что я просто не выдержала. Вот… футболисты. Я очень люблю футболистов. Особенно зенитовцев. Но они все плюются на поле – потому что у них после полутора часов бега во рту просто горько. Вот если я вижу просто на улице парня, который плюётся, мне противно. Но если я вижу футболиста, который плюётся, я отвращения не чувствую. Мне его жалко, он устал. Вот и я тоже устала, мне было себя жалко, и я не чувствовала никаких угрызений совести, что я избавилась от едкой горечи во рту.
Кроме горечи во рту у меня был сильный насморк, и я говорила в нос. Периодически я кашляла, но уже перестала обращать на это внимание.
- Ну, должен же быть способ, чтобы ты не уничтожал мой мир, - я решила рассуждать логически и вслух. – Поставь себя на моё место. Я стараюсь найти способ спасти мир, а ты всё знаешь и молчишь. Дай мне какую-нибудь подсказку. Ведь нечестно, что ты свалился на меня тогда, когда я совсем ничего не понимаю, - я вздохнула. – Ну, согласись?
- Я в любом случае уничтожу его. Ничто не остановит меня. Ничто не заставит уйти, - появилось ощущение, будто он опять взял в руки меч. По крайней мере, что-то звякнуло.
- Но… Ты когда-нибудь задумался, в каком случае не стал бы уничтожать мир? Ну, были у тебя такие мысли?
- Хм… Ты начинаешь вести себе слишком раскованно для пленницы.
- Тебе трудно ответить? – обиделась я.
- Нет, не трудно. Я бы, наверное, не стал уничтожать мир, который бы вскоре уничтожил себя сам. Тогда я не стал бы тратить время на него, и пошёл бы дальше. Потом, когда мир уничтожит сам себя, он станет моим. Я не стал бы уничтожать мир, который уничтожил своего хозяина. Это – плохое качество мира. Такой мир даже мёртвым сможет уничтожить меня.
- Бессмертного? – переспросила я.
- Бессмертного, - кивнул он. Я задумалась.
Вся эта информация пока никак мне не помогала. Я, поджав губы, раскачивалась из стороны в сторону. У меня болела голова и живот. Опять на глаза наворачивались слёзы бессилия.
- Это нечестно! Нечестно! – воскликнула я, ударяя кулаками о колени. – Какой же ты всё-таки подлец! – я отвернулась от внимательно разглядывавшего меня альбиноса и уставилась в дерево.
Дерево. Большое дерево. Голое дерево. Большое, голое дерево. Беззащитное. Его могут срубить. Придут такие мужики с пилами, и срубят большое, голое дерево… Вот наш мир – мой мир – такой же беззащитный, как это дерево. Вот пришёл воин с большим мечом, он хочет срубить мой мир. Что бы я сделала с мужиками, которые пришли меня рубить, будь я деревом?
Ну, я ничего не смогла бы сделать. Дерево не может двигаться, разговаривать… Но ведь у дерева есть дух. У каждого дерева свой дух. В это ещё древние народы верили. Дух дерева – он может что-то сделать. Значит, я должна себе представить, что я – дух этого мира. Я должна спасать мир, напугать мужиков с пилами…
Я затрясла головой. Схожу я с ума, или нет?
- А ты помнишь свой мир? – обернулась я опять. Всё-таки было любопытно. – Тот, в котором ты жил… ещё с душой?
- Нет.
- Что, совсем? – я подняла брови, удивляясь.
- Да, совсем. Зачем мне его помнить?
- А если бы ты попал туда, в очередной раз, если бы ты узнал его… Ты бы его тоже уничтожил?
Он посмотрел куда-то в сторону.
- Мне не было причин думать об этом. Наверное, я не пойму, что это мой мир. Я ничего не помню о нём. Только момент, когда у меня не стало души. Меня мало интересует мой настоящий мир.
- Неужели, ты его уничтожил бы? – я уставилась на него широко раскрытыми глазами. – Свой родной мир? Да ты псих! – до этого момента у меня было ощущение, что психичка тут я. Нет, и он тоже.
- Может быть, - ледяным тоном произнёс он, поднимаясь. – Хватит сидеть. Поднимайся.
- Знаешь… Сегодня же воскресенье, - соврала я, надеясь, что он не успел обзавестись информацией, какой сегодня день. – Телевидение сегодня не работает… Выходной, и…
Мгновенно я ощутила крепкую хватку на горле. У него не убавилось силы даже в теле какого-то бедняги. Я поняла, что вот-вот задохнусь, потому что едва доставала носками кроссовок до асфальта. У него мгновенно стали злые-злые глаза, они даже светились кровавее.
- Тебе не стоит шутить со мной, - процедил он.
Я крепко зажмурилась и с размаху пнула его в живот. Он ослабил хватку – видимо, привык, что в доспехах ему на всё плевать – и я грохнулась на асфальт. Пока он был в согнутом положении, я поторопилась подняться на ноги и выскочить из арки.
Я видела, как он выпрямляется, как зло смотрит в мою сторону и делает несколько шагов. Я перебежала дорогу, а он выходил на проезжую часть, когда я увидела, как в него врезается на огромной скорости машина. "Газель", маршрутка, сбила его, он будто бы переломился, прокатился по покатому капоту, отлетел далеко вперёд и с хрустом упал на асфальт. Я коротко вскрикнула, закрывая руками лицо. Вокруг поднялся шум, у тела образовалась толпа. Водитель "Газели" выскочил и что-то запричитал. Вырулившая из-за угла милицейская машина с визгом тормозов остановилась рядом, оттуда выскочили два гаишника.
Я отвернулась и поторопилась уйти. Мне не хотелось подходить и смотреть на измятое машиной тело, удостоверяться, жив ли бессмертный…
Я уже вышла на знакомый Московский, сторонясь людей, озираясь, и ещё не сравняв дыхание. Страшное ощущение пустоты было где-то там, где раньше, по моим представлениям, была душа. Я едва не ударялась о столбы, и наверняка люди думали, что я пьяная… У решётки парка и присела на каменную основу. До дома осталось совсем немного. Но я ведь не могу появиться там в таком виде!
К этому времени у меня, кажется, поднялась температура. Глаза закрывались на ходу, я просто засыпала, голова кружилась и болела, дрожали руки, и хотелось просто лечь и забить на то, кто что про меня думает.
Я видела, как его сбивает маршрутка. Видела, как в воздухе переворачивалось его тело, видела, как он упал, видела лужу крови и людей вокруг. Но я ещё знала, что это было не его тело. Где он сейчас бродит? Где? Вдруг, он ищет меня? Ну, вдруг?
Я с усилием поднялась и побрела вдоль решётки, цепляясь за неё. Горло рвал кашель.
Вдруг я на кого-то наткнулась. Есть такой приём в фильмах: когда человек идёт, понурив голову, а навстречу ему другой, тоже думает о своём, смотрит себе под ноги… И они сталкиваются… Потом бывают разные продолжения… У меня было весьма банальное продолжение, снимай я по этому сюжету фильм.
Когда я подняла голову, чтобы извиниться, меня встретили пылающие красные глаза.
- Это опять ты? – обречённо прошептала я. На нас никто не обращал внимания.
Сейчас это был уже он. На нём не было доспехов – какая-то странная одежда, вроде как осенний плащ, такой серый, с пуговицами… Странная – потому, что я не представляла его в таком плаще. У него было прежнее лицо – такое, какое я едва видела в темноте ночью. Короткие красные волосы уже никого не удивляли – и его внешность никого не смущало. А в глаза люди друг другу сейчас редко смотрят. Особенно на улице…
- Знаешь, я подумал, - он оттолкнул меня к решётке. – Я сначала не верил, что ты – хозяйка этого мира. Я ведь много видел хозяев миров. Ты совсем не была на них похожа. Ты не скрывала, что боишься меня, не храбрилась, и будто бы смирилась с тем, зачем я здесь, - я очень плохо его понимала. – Я подумал, что ты, должно быть, просто пытаешься спасти свою шкуру. Это было очень забавно: смотреть на тебя. Я собирался убить тебя там, во дворе, потому что раскрыл тебя. Однако теперь ты меня переубедила. Да, ты – хозяйка этого мира. Поэтому ты не умрёшь, пока я так не решу, и потому ты никуда не денешься.
- Отстань от меня. Я – не хозяйка никакая, - я вяло отмахнулась от него. – Отстань… Я тебе наврала…
- Не пытайся меня перехитрить, - он опять схватил меня за локоть и потянул за собой. Я шла, спотыкаясь, налетая на людей.
- Оставьте меня в покое… Я сейчас отключусь… Ой, я домой хочу, - голова у меня совсем не работала.
Мимо проехала машина милиции. Я с надеждой проводила её глазами. Она затормозила… на красный свет. Никто не обращал на нас внимания.
- Эй! – крикнула я. – Помогите! – такой крик посреди улицы привлёк внимание мгновенно. Мент высунулся из машины.
Меня тряхнули за локоть и потащили в сторону.
- Помогите! – заорала я благим матом. – Он меня убьёт! Он маньяк!
Потом я поняла, что меня стукнули по голове, и я наконец-то получила возможность отдохнуть…

Автор: Аурелика де Тунрида 27-05-2006, 22:30

Признаюсь честно, дочитала до половины! ( значит будет 2 отзыва!). Неплохо, ярко! Но единственное, что уж очень меня смутило - это обилие "глюков" и "фигней" . Как-то многовато, не находишь? Но это ИМХО! Просто лично мне глаз и слух резануло!
Насчет сюжета...Хм, сюжет интересный, но не новый. Очень интересно узнать, что будет дальше. Надеюсь на оригинальность, потому что в последнее время уж очень популярной стала тема про то, как "наш человек, туда попал" и наоборот... Но я в тебя верю!

псссс. Ты Ангел? Да? Так не бранись, как старый слесарь!

Автор: DiVert 27-05-2006, 22:55

Глюки и фигня - это ж сон, верно? И потом, настрой соответствующий - задолбало всё!!!


Прости... "та Ангел" - это ты что имела в виду? Где?

Автор: sinobi 27-05-2006, 23:21

Я суровый критик? Докатилась... Я всего-то указываю, на что обратила внимание как читатель, потому что сама не занимаюсь писательством всерьез.

Вот поправьте меня, если я не права, но разве одни только красные глаза делают альбиносом?

Автор: DiVert 27-05-2006, 23:22

Не знаю. Но альбинос обязательно с красными глазами!!!

Автор: Аурелика де Тунрида 27-05-2006, 23:27

Не правда! Как раз таки наиболее распространенный цвет глаз у альбиносов - бледно голубой! А вот "красноглазые" альбиносы - это редкость! А вообще альбиносов характеризуют: белый ( самый что ни есть белый!) цвет волос, голубые глаза, всетлая кожа и крайне слабое зрение! Красные глаза чаще всего встречаются у животных-альбиносов, но не у людей. Такая я вредная! ха!

Автор: DiVert 27-05-2006, 23:36

Ну тогда я альбинос. Потому что у меня голубые глаза, светлые волосы и кожа. Только вижу я замечательно.
И с красными глазами тоже альбиносы. Я помню. По крайней мере, их именно так обзывают.

Автор: Аурелика де Тунрида 27-05-2006, 23:50

Альбинос (albino) - человек, страдающий врожденным дефицитом или отсутствием пигмента (меланина) в организме. У альбиносов обычно бывают белые волосы, розовая кожа и светло голубые, реже розовые глаза. Розовый цвет кожи связан с тем, что кровь просвечивает через кровеносные сосуды, тогда как обычно цветовой пигмент маскирует ее.
Общий словарь
Медицинский словарь
Вот определение! С кожей я маленько ошиблась, но все-таки!
Повторюсь, я вредная!

Автор: DiVert 27-05-2006, 23:55

Гы... Я по сказкам детским помню, что людей с красными глазами называют альбиносами...





Короче, конец сего приключения:

Всё меняет время,
Залпы батарей,
Под огнём идёшь ты
По чужой земле.
Земля пропахла кровью
Снайпер метко бьёт,
Падаешь, убитый, –
Небо всё твоё.
Идёт война
С утра и до утра…
3
Я пришла в себя… Нет, неправильно. Я в себя не пришла. Вплоть до тех пор, пока не проснулась в больнице, я ни разу не пришла в себя. Я была… не в себе.
Я открыла глаза и увидела чёрную фигуру в доспехах. Кажется, он упражнялся с мечом, видимо, развлекал себя, пока я была в отключке. Первой моей мыслью было, что он всё-таки живой. Потом я поняла, что я тоже вроде как пока живая, да и мир ещё пока он не принялся уничтожать. Значит, время ещё есть.
- Я тебя не боюсь! – заявила я, еле ворочая языком и изо всех сил пытаясь дышать носом. Не получалось. – Ты не можешь уничтожить целый мир! Едва станет понятно, что ты хочешь делать, ты встретишься с ракетами и тысячами вооружённых людей!
- Это только забавно. Ведь каждый мир пытается защититься, - он вложил меч в ножны. – Ты поймёшь это. Ты увидишь это, - он выглядел очень довольным.
- Свинство, - пробормотала я. – Какая злая галлюцинация,… - я поднялась на ноги, пошатываясь. Голова кружилась. Был уже вечер, мы были в парке, но я его не узнавала. Он следил за мной своими красными глазами. На тот момент у меня не было никаких идей, только одна: он всё-таки глюк. А раз глюк, то он должен исчезнуть. – Уже поздно… Я хочу домой… У меня много дел… А ты мне мерещишься,… - обернувшись, я только в этом удостоверилась. Воинов становилось то двое, то трое, то даже четверо. – Ты – мираж. Глюк. Тебя нет, - я засмеялась, потому что мне стало просто очень смешно. Ведь раз я ненормальная, то я могу смеяться, когда хочу, и как хочу. Такие глюки ведь бывают только у сумасшедших… - Ну а раз тебя нет, то и пошёл ты на фиг, - я замотала головой, закашлялась.
- Потому меня и смущало то, что ты хозяйка этого мира. Ты слишком слабая.
- Ты – глюк…
- Был один мир, в котором хозяином был младенец. Но чтобы победить этого младенца, мне понадобилась вся моя сила. Не все миры такие, как твой. Но ты – идеальная хозяйка для своего мира. Как раз такая, какая его устраивает – смирная.
- Слушай! Ты же галлюцинация! Ты не умеешь разговаривать! – обозлилась я. – Плевать мне на тебя! И на твои миры! И на этот мир! Я пошла на концерт! – я дёрнула себя за разодранный балахон. – На концерт своей любимой группы! И после этого концерта ты всё испортил! Кто тебя просил появляться рядом с "Юбилейным"? Почему ты не мог прийти к кому-нибудь другому? Кроме меня на концерте были сотни народу! Но ты заявился ко мне! – красные глаза меня уже не смущали. – А я всего-то села под фонтан! Отдохнуть! – я по натуре очень хорошая истеричка. Истерики мне всегда удавались, я ими кучу людей доводила до исступления. Но сейчас у меня была истерика без определённой цели. Просто истерика, и всё. От температуры, наверное. – А ты скинул меня в речку! Потом ещё несколько раз меня туда мокнул! Потом я из-за тебя разбила себе руки! Потом ты ещё и дал мне по голове! Нет уж, мне такая компания не нравится! – я вдруг обнаружила, что у меня не завязаны шнурки, это меня очень смутило, и я села и стала их завязывать. – Нашёл дуру, - продолжала я, а он внимательно меня слушал. – Ты, говорит, хозяйка этого мира! Я тебе лапши понавешала, а ты поверил! Да если был у этого мира хозяин, сдох он уже! Давно! – я переставила ноги и принялась завязывать второй шнурок, и он вдруг порвался у меня в руках. – Ну вот! – разозлилась я ещё сильнее.
- Я не люблю, когда кричат слишком много и не по делу. А у тебя ещё нет повода.
- Повода нет? – подняла я глаза. – На меня напала галлюцинация! Должно быть, ты чужая галлюцинация! А?
Он не ответил мне, потому что совсем рядом взвыла милицейская сирена. Послышались звуки останавливающихся машин, в парке замелькали тени. На лице воина появилась презрительная усмешка.
- Бросьте оружие! Вы окружены! – закричал кто-то сбоку.
- Мне нравится это, - пробормотал воин, проходя мимо меня. Я провожала его глазами, приоткрыв рот. Вернее, так и не сумев его закрыть – челюсть как-то неудобно заскочила.
- Бросьте оружие! – неуверенно повторил голос. Воин выхватил меч и покрутил им. Я подобрала камень с земли и прицелилась ему в голову, но он не долетел. А альбинос не обратил на это никакого внимания.
Я отчётливо видела, вернее, слышала, как по нему открыли стрельбу. Да, пули пробили его доспехи, он покачнулся, но всё-таки не упал. Кто-то выругался, кто-то бросил пистолет и бросился прочь. Ещё несколько людей, когда он приблизился, продолжали стрелять по нему. Он взмахнул мечом…
- Вот проклятье! – воскликнула я. А менты ведь ничего не могут с ним ничего сделать! Я схватила ещё один камень, побольше, и поднялась на ноги. Вот ведь забавно… Битва за спасение мира. Человек десять ментов и я, с камнем… Офигеть.
Я очень старалась не смотреть на лежащие тела. Это ведь вам не кино, где всех убьют, а они потом встанут и пойдут домой гулять на те деньги, за которые перед плёнкой их грохнули. Тут никто не оживёт.
Он оборачивался в мою сторону, когда я замахнулась и со всей силы, что у меня осталась, зашпендюрила ему в лоб камнем. Он вздрогнул и инстинктивно отпрянул в сторону. В этот момент прозвучал выстрел.
Совсем даже не громкий. Просто выстрел. Пух. Хлоп…
Я остановилась. У воина изменилось выражение лица, на котором была кровь и даже одна дырка от пули во лбу. Потом он сморщился.
Я почувствовала сильное жжение где-то в боку, схватилась за него рукой, и поняла, что ладонь мгновенно покрылась чем-то мокрым и немного липким.
Конечно, мент совсем не хотел меня убивать. Он лежал и из последних сил, теряя сознание, целился в спину воина. Собственно говоря, он даже не знал, что это воин. Он вряд ли что-то вообще понимал. Но он очень хотел убить этого гада, совсем не потому, что он пришёл уничтожить мир, а потому… потому что очень хотел. Но я швырнула в него камнем, воин отдвинулся, а я оказалась на пути пули.
Всё это было ещё более нелепо, чем такие глюки в моём возрасте. Я не упала – я села. На грязную мокрую дорожку. Села и уставилась на покрытую чем-то красным руку.
- Блин, - только и сказала я.
Воин раздражённо махнул рукой, убирая меч, и что-то сказал, чего я не поняла. Потом сделал странное движение, будто открывал что-то, но боялся, что оттуда что-нибудь вылезет – знаете, как открываешь кладовку, а оттуда на тебя велосипед падает. Вот, он так сделал – и в воздухе появилось такое огненное пятно. Большое, как тогда. На фоне этого огненного шара, от которого совсем не исходило тепла, он казался ещё темнее.
- Так ты уходишь? – спросила я.
- Ты можешь быть довольна. Тебе удалось защитить свой мир от меня, - альбинос тряхнул головой. – Мир, который убивает своего хозяина, слишком опасен…
- Я же ещё не умерла! – прошептала я.
- Вряд ли тебе повезёт, - хмыкнул он. – А мне не нужен такой мир. Тебя убил не этот бедняга, а случайность. Тебя убил этот мир, и я не хочу потерять своё бессмертие.
- Когда-нибудь и тебе не повезёт…
- Это будет не твой мир – тот, что убьёт меня, - огненное пятно увеличивалось. Наверное, это был какой-то портал… Вот сейчас в другой мир, уничтожать, придёт этот воин. Может быть, уничтожит, а потом уничтожит другие… А этот – нет. Этот мир оказался ему не по зубам… Но вот фиг я при этом помру.
- Я – не хозяйка этого мира, - пробормотала я. – Это совершенно точно. Нет никаких вариантов, понимаешь, ты?
Он только усмехнулся с видом, мол, ничего ты не понимаешь. У меня было ощущение чего-то лишнего в теле. Чего-то такого очень-очень лишнего… И голова закружилась ещё сильнее.
- Может быть, тебе удалось невозможное. Ты спасла свой мир, - он повернулся ко мне спиной, готовясь войти в огненный портал.
- Ладно, я – хозяйка… А если я выживу? – спросила я. – Ну, если я выживу? В конце концов, почему я должна сейчас умереть? – я закашлялась.
- Если ты выживешь, тогда я вернусь, - заявил он. – Я вернусь, но, может быть, тогда, когда других миров уже не останется. Может быть, я оставлю тебя и твой мир на потом. Но если ты выживешь, я непременно не упущу момент повидать тебя снова.
- А… Тогда до встречи, - я откинулась на спину. Было не очень больно, а может, я уже ничего не чувствовала. Говорят, так бывает.
Он опять хмыкнул и шагнул в огненный шар. Портал закрылся, и стало совсем темно… Неприлично темно для ноябрьского вечера. Конечно, не лето, но ведь и времени не полночь! Наверное…

- Так что он ушёл, - я поёрзала на подушке, устраиваясь поудобнее. – Вот такая охрененная галлюцинация… Только ты, Ксю, никому не рассказывай, а то ещё подумают… что я рехнулась совсем.
- То-то ты не рехнулась? – с сомнением покосилась на меня Ксюха. Я уже три недели лежала в больнице, вся такая перевязанная, а она приехала меня навестить. Собственно говоря, это она, а не врачи и не родители, сказала, что меня нашли среди кучи трупов с пулевым ранением, вывезли, вылечили… От того, что они меня лечили, становилось только больнее. Потом именно Ксюха рассказала мне про то, что якобы менты ловили маньяка…
Я всегда соглашалась, что меня похитил маньяк. Ведь он и был маньяк… Да и кто знает, был ли он на самом деле? Может, у меня после ранения чего с памятью стало?
Я хихикнула:
- Не… Вряд ли… Я его хорошо помню. И как он меня в речке купал, и как я… Как я удирала от него…
- Это, Дашка, ненормально, - тоже хихикнула она. – Такие глюки… Всё это от ваших рок концертов. Делать больше нечего…
- Ты чё? – обиделась я. – Я ни капли не пила в тот вечер, за кого ты меня принимаешь?.. Ну вот, я уже оправдываюсь, как самый заядлый алкоголик, - я засмеялась. – Меня в этой ситуации бесит, если честно, только одно.
- Ну?
- Мне всё равно, был ли это маньяк или воин из другого мира, как-то по барабану даже, что он теперь делает в других мирах, если он всё-таки был… Мне совсем не жалко себя, прикинь? Мне жалко, что меня больше никогда не отпустят на "Арию"… Да и вообще не отпустят… Прикинь, ещё долго я не смогу сходить на нормальный человеческий рок концерт…
- Э-эх, - вздохнула Ксюха. – Надо тебе парня найти. Некогда будет думать про глюки и про "Арию"… А вообще-то… Знаешь, ты только никому не говори… И Пашке, - это её брат, Пашка, - тоже. Но… Один его приятель, знаешь ли… Он тоже был на той "Арии", - Ксю наклонилась ко мне. – Он утверждал, что видел после концерта в воздухе большую огненную хреновину, из которой вышел человек. Кто-то, похожий на человека…
- Издеваешься?! – обиделась я.
- Да клянусь! – воскликнула Ксю. – Мы ещё ржали над ним офигенно, мол, глюки, набухался…
- Да? – с сомнением посмотрела я на Ксюху. – Так что, он был, что ли? А маньяк?
- Нет, ну они что, по-твоему, признаются, что был какой-то непонятный неуязвимый пришелец? О нём же никто и не знал ничего. Был мужик, которого не сумели убить, а он порешал всех, а потом исчез. Что они должны сказать? Маньяк. А ты согласилась. И им хорошо, и тебе неплохо.
- М-да, - протянула я. – Ты мне теперь ещё больше настроение испортила, - я даже обиделась. – Он, значит, был? Этот подлец, который так меня изукрасил? – у меня до сих пор была перевязана голова, да и руки ещё не прошли. – И теперь он пошёл делать гадости в других мирах? Ну, знаешь, лучше бы это был маньяк!
- На тебя не угодишь! – тоже обиделась Ксюха.
Минуты хватило, чтобы мы помирились и продолжили какую-то болтовню, не обременённую смыслом. Потом Ксю ушла, а я осталась в палате. Лежала я тут одна, мне было невыразимо скучно, и я не понимала, что такого прекрасного видит в больницах Мишка, не раз в них лежавший.
Вошёл молодой парень в халате – местный типа санитар, я знала только, что его зовут то ли Вася, то ли Ваня. Вот Вася (или Ваня) буркнул что-то типа:
- Сейчас укол пора делать, (Щауколпрадлать) - и стал шуршать какой-то гадостью.
Я всю жизнь боялась уколов. Метро, людей и уколов, как-то тогда я про уколы совсем забыла. Но за время, которое я провела тут, я к ним даже привыкла. Ваня (или Вася) колол, не глядя, и было больнее, чем обычно. Я нарочно громко вскрикнула, правда, он уже вытирал это дело ваткой.
- Слышишь, пускай мне больше не делают уколов! Я уже здоровая! – пуля ничего не задела, да и вообще, по-моему, вылетела с другой стороны. В общем, мне сильно повезло. Заодно меня вылечили от воспаления лёгких, которое я чуть не заработала.
- Тут без тебя разберутся, - ответил он мне хриплым прокуренным голосом. Я, оскорблённая до глубины души, собралась было ответить, но Вася (или Ваня) был уже у самых дверей. Я только открыла рот, но в этот момент он в первый раз за всё это время обернулся в мою сторону, и…
На какую-то секунду на мне остановились огненно-красные глаза. Они скользнули по моему лицу, а потом дверь за Васей (или Ваней, или фиг знает кем) захлопнулась, и я опять осталась в палате одна.


Пуля ставит точку в знак прощения и любви,
Новый мир останется твоим…

Автор: sinobi 30-05-2006, 14:44

Как правильнее выразить впечатления от рассказа? Понравился - это точно. Но концовку не могу уловить. Не могу, понять, что это было: "глюк" вернулся? попрощаться? И приписка "Пуля ставит точку в знак прощения и любви, новый мир останется твоим… - с толку сбила. Можно еще раз, для совершенно бестолковых пояснить? А то даже предполагать что-либо боюсь...

Вот так вот сразу говоришь, чем все заканчивается? Впрочем, тоже можно.

Ага. Или утюх весом с хорошую гантель...

В общем, весело было. =)

Автор: DiVert 30-05-2006, 14:51

Весь стихотворный текст - песня группы "Ария" "Твой новый мир".
Последняя строчка - ну... так получилось... Просто эта песня подошла под текст. Рассказ был написан ещё до концерта - а на концерте так её и не сыграли.

Претензию по поводу

уже я не поняла.

Спасибо!

Автор: sinobi 30-05-2006, 14:56

Смотрим:

Ну, поскольку она "очнулась" сначала все-таки в парке, значит, больница должна быть дальше по сюжету - я так поняла.
И это не претензия. Просто, прочитав замечание (первая цитата) о больнице, сразу начинаешь ее ожидать.

Автор: DiVert 6-06-2006, 19:54

Это начало рассказа... Выставляю на суд общественности. Он совершенно свеженький.


Она была влюблена в этот мир…
Она просыпалась с визгом сирен и засыпала под пиликание телефона…
Она писала стихи о звёздах и песках и рисовала только на бумаге от принтера…
Она радовалась каждому душному и пыльному утру и плакала, наглотавшись таблеток, вечером…
Она делала то, что ей говорили, и ходила туда, куда никто не ходил…




Ветер на третьем уровне города свистел так, что, казалось, какой-то попавший в огромный капкан гигантский волк воет, подняв морду в чёрные полосы четвёртых и пятых уровней… Дарети стояла, прижавшись к стеклянному бортику дороги, и любовалась мельканием красных, жёлтых и синих огней внизу. Транспортные и технические зоны… Простым горожанам вход туда запрещён – и наказание сурово… Да и считается – что там красивого? Все заводы, фабрики, стройки, транспортные грузовые пути – всё находится там, внизу, или же берёт начало оттуда. Но в этом тёмном, мрачном скоплении железных труб, рельс и накренённых зданий было для Дарети совершенно неясное очарование…
Девушка отошла в сторону от бортика, бывшего выше неё почти на голову, и побрела вдоль белой полосы дороги вверх, к четвёртому уровню гиганта-города. Мимо пронеслось несколько каров и даже одно такси. Таксит успел даже высунуться из окна, чтобы с удивлением на лице посмотреть на девушку, в одиночестве бродившую по почти ненаселённому району третьего уровня. Пожалуй, такие места действительно слишком опасны. А Дарети и не выглядела внушительно, напротив.
Такси притормозило, но Дарети махнула рукой: мол, не надо, я хочу прогуляться… Подышать душным воздухом, наполненным поднимающейся сверху мелкой крошкой промышленных отходов… Здесь, на третьем уровне, не было жилых квартир. Это было пространство для такси и магазинов – да и то, лучшие торговые точки всё равно перемещались выше.
Шоссе плавно поднималось. Асфальт под ногами периодически вздрагивал – там, внизу, что-то происходило. Сильный ветер рвал полы плаща и сдирал с шеи тонкий шарф. До лифта на четвёртый уровень ещё километра два…
Дома она будет очень, очень поздно.
Вдруг ей показалось, что рядом кто-то есть. Дарети замерла, прислушиваясь, но кроме грохота внизу и свиста ветра ничего не было слышно. Обернувшись, она пробежала глазами по округе. Широкая дорога, окружённая высокими бортиками, на некотором расстоянии от которых были уже покрытые какой-то накипью и грязью стены зданий. В этот проём не хотелось бы упасть…
Пожав плечами, она продолжила идти, хмурясь от сознания, что её кто-то преследует. Конечно, расслышать шаги в таком шуме было невозможно, но ощущение, что какие-то злые и внимательные глаза изучают её, не пропадало. Дарети ещё раз остановилась и резко обернулась. Ветер ударил в лицо, шарф заслонил глаза и запутался вокруг шеи…
Мелькнула тень. Не совсем близко, но всё же…
Дарети попятилась назад, пытаясь понять, что это за неясное ощущение, преследующее её сейчас. Наткнулась на что-то и не сдержала вскрика – нервы были напряжены до предела. Обернулась и с облегчением выдохнула – столб… фонарный столб… немного покосившийся, зато дарящий свет…
Она усмехнулась своим страхам и побрела дальше, косясь то на свою всё удлиняющуюся тень, то на яркие вспышки внизу, где-то на первом уровне…
Почему её тянет сюда? В эти самые отвратительные места города? Почему хочется опуститься всё ниже и ниже, когда кажется, что за спиной вот-вот раскроются крылья? Дарети невольно улыбнулась… Ветер как нигде силён здесь. Несмотря на темноту, безлюдность и замкнутость этого мрачного мира – третьего уровня города – здесь свободно… Здесь себя можно ощутить свободной…
На плечо легла тяжёлая рука, и Дарети почувствовала холод крепко вцепившихся в неё пальцев. Кожа покрылась мурашками ещё прежде, чем она испуганно обернулась. Вот теперь она расслышала и дыхание – нервное, тяжёлое. Дарети втянула в лёгкие воздух, желая закричать, но даже кричать не получилось…
Сначала бросилось в глаза лицо – бледное, даже болезненно-бледное, глаза – тёмные, впавшие, и улыбка… кривая, тонкогубая, заставляющая вздрагивать. Дарети отшатнулась, пытаясь освободиться из неожиданной хватки.
- Что вам надо? – вырвалось как-то тонко, испуганно.
Человек не отвечал, явно не собираясь отпускать девушку. Он был одет во что-то невнятное, тёмное, не особенно чистое… Удивляли волосы – аккуратно причёсанные, лежащие словно после старательной укладки.
- Пустите меня! – возмутилась Дарети, направляя взгляд за спину незнакомца. Пусть бы такси! Хотя бы грузовое! Чтобы не быть одной с этим странным человеком на безлюдной дороге! – Кто вы такой?..
Глаза блеснули зло и самодовольно. Пальцы, сжимавшие плечо, дрожали, словно в невероятном напряжении… Дарети заметила только движение другой его руки из кармана одежды, и внутренний голос внутри неё взвыл почти сиреной. Она свободной рукой ударила по лицу, не метясь, но зато звонко и с силой. Хватка разжалась, буквально на мгновение, но Дарети этого хватило – вырвавшись на свободу, она сделала ещё несколько небольших шажков в сторону, но, поймав страшный взгляд случайного незнакомца, почти сумасшедший, со сдавленным вскриком бросилась прочь.
Он выругался, негромко и хрипло, огляделся по сторонам, бросил обратно в карман то, что так и не успел вытащить, и направился за ней следом. Дарети несколько раз оборачивалась – он не торопился. Кажется, даже ухмылялся – издали не было видно. Дарети тяжело дышала, на бегу судорожно разматывая шарф, туго затянувшийся на шее… Порыв ветра – и тонкая ткань была вырвана прямо из её рук. Дарети запоздало махнула рукой, пытаясь поймать его, но не успела. Серебристая змейка, уносимая ветром, сначала взвилась высоко с потоком воздуха, а потом опустилась прямо в руки мужчины. Человек смял его в руке, не сводя глаз с Дарети, стоявшей где-то в трёхстах метрах от него, потом намотал на запястье и продолжил свой небыстрый шаг в её направлении.
И тут Дарети поняла, почему он не торопится… Ветер! Он должен бить ей в спину – а он бьёт в лицо.
Она бежит не в ту сторону… Там нет выхода на четвёртый уровень… Только вниз, туда, куда не положено идти… Туда, где только тупик…
"Такси! – воскликнул внутренний голос. – Почему ты в такси не села? Зря оно, что ли, остановилось, специально для тебя?"
Дарети простонала что-то невнятное. Ей стало страшно и горько, а самое главное – она невероятно обозлилась сейчас на себя. Вот только шипеть проклятья самой себе – нет толку… Кто это такой? Да, честное слово, каких только психов не заносит на третий уровень! Половина убийств в городе приходится на эти места…
"А ты, идиотка,… - мстительно заявил внутренний голос, - а тебя всё сюда несёт!"
Дарети развернулась и побежала по встречной полосе… Ну, ездят же кары в такое время! Ездят ведь! И такси… Ещё ведь не ночь… Не так поздно…
Человек неторопливо шёл за ней следом. Шаги у него были широкие, но всё равно нервные. Дарети боялась оборачиваться назад.
Впереди вспыхнули два огня, и сердце Дарети радостно забилась. Вот, наконец-то! Хоть какая-то живая душа! Дарети замахала руками навстречу кару, но тот даже не притормозил, промчавшись мимо. Кажется, человек рассмеялся там, далеко, за спиной…
Дарети устала бежать. Сердце колотилось уже где-то в горле, кололо в боку, ноги подламывались… Ветер мешал видеть дорогу, заставлял её путаться в плаще, спотыкаться… Нервными, резкими движениями она сорвала плащ, оставшись в одной светлой футболке, и бросила его на асфальт. Бежать стало легче – зато холод пробирался под кожу. Дарети видела, как человек наклонился к плащу, пальцами прощупал холодную кожу, ухмыльнулся и выпрямился, продолжая свой путь.
Зубы отбивали мелкую дробь. На очередном повороте, чтобы не упасть, Дарети пришлось схватиться за фонарь. Сердце отчётливо давало понять, что долго оно не выдержит…
Оборачиваться было страшно. Зато впереди… Та огромная махина, внешне неповоротливая, но зато стремительная… Лифт между уровнями. Лифт вниз.
Дарети стиснула зубы и, уже не бегом, согнувшись наполовину от боли в боку, двинулась в его сторону. В глазах ещё совсем недавно стояли слёзы – высохли от ветра. Дарети схватилась за крышку пульта в стене, выдирая её, и пальцами нервно прощупала кнопки. Ведь обычно всегда есть дежурный-управляющий! Куда все вечно деваются, когда так нужны?
Кажется, мужчина разгадал её мысль. Он сорвался на бег так быстро, словно не шёл только что мерной походкой по проезжей части… Дарети взвизгнула, вскочила в лифт и опустила первый попавшийся рычаг, вжимаясь в противоположную стенку. Лифт был огромный, метров шесть в длину и где-то три в ширину, в такие даже кары заезжали для перемещения с уровня на уровень… Но сейчас она была в этом лифте одна.
Лифт понёсся вниз, быстро, но не настолько, чтобы она не заметила искажённого злобой и бессилием лица маньяка. Дарети опустилась, прислоняясь к холодной стенке лифта спиной и закрывая глаза. Лифт вздрогнул, останавливаясь…
Дарети где-то полминуты сидела на корточках, потом с трудом поднялась и, тяжело передвигая уставшие ноги, выбралась наружу.

Автор: Аурелика де Тунрида 6-06-2006, 20:03

Хм...неплохо, но пока ничего путного не скажу....Единственное, что вот это :

Я уже где-то видела! Нет, конечно не слово в слово, но...стойкая ассоциация с чем-то есть...
А вообще я так поняла, что теперь ты перебросилась на НФ?

Автор: DiVert 6-06-2006, 20:07

Я не перебрасывалась. С этого я начинала. У меня много вещей НФ... Всё, касаемое фэнтези - это вещи, написанные не раньше года назад.
У меня в списке любимых жанров сначала фантастика, потом фэнтези... Именно так.

Автор: Аурелика де Тунрида 6-06-2006, 20:13

И все-таки где-то я видела нечто подобное . А НФ - это здорово! Особенно классика, такая как Азимов...

Автор: DiVert 6-06-2006, 20:14

Так многие пишут... Этакий рефрен...




Продолжение рассказа...


Она говорила о ерунде и думала о своём…
Она не боялась тяжестей и стеснялась себя…
Она никогда не любила, хотя её любили…
Она часто болела и никогда не ходила по врачам…

На втором уровне она была впервые, но всё здесь было так, как она себе представляла. Здесь было душно и неожиданно безветренно после третьего. Бесконечный шум оглушил её моментально, она, покачиваясь, побрела вдоль искрящегося бортика дороги, из-за этих голубых огоньков опасаясь прикасаться к нему, но и не останавливаясь.
Подниматься наверх этим лифтом нельзя… Он наверняка будет её ждать там… Есть другие. Где-то обязательно есть… Хорошо, что ночь… А то её могут задержать здесь, без прав на нахождение в технической зоне города…
Мысли путались в голове. Дарети хотелось связаться с кем-нибудь, но мобильный остался в кармане плаща, который она скинула ещё там, наверху. Оставленная без связи и замерзающая, она продолжала идти, не разбирая дороги. Глаза закрывались от усталости.
- Эй! – раздался крик. – Эй, эй! Ты, девушка! – в тумане замаячила какая-то фигура. – Эй! Ты чего здесь делаешь?
Дарети не хватило сил отреагировать на зов. Она повернула голову, сквозь ресницы пытаясь разглядеть того, кто к ней обращался. В тот миг, когда она собралась сказать хоть слово, координация движений ей изменила. Покачнувшись, она поняла, что падает куда-то в чёрную-чёрную бездну…
Она оказалась подхвачена в воздухе. Кто-то удержал её от падения, попытался привести в чувство… Дарети слышала, что ей что-то говорят, но кто и что – не могла разобрать. Всё кружилось в безумном и тёмном танце.
Дежурный разглядывал оказавшуюся на его руках девушку. Право, только сумасшедшая в таком виде появится на улице в такое время года… Тоненькая футболка, джинсы… Кожа девушки от холода была голубоватой, она дышала медленно, будто бы с трудом. Дежурный потянулся к рации, но потом передумал. Сейчас он доложит начальству, начнутся разборки…
Он вытащил фонарик и посветил на лицо девушки. Она не отреагировала на яркий свет, даже не попыталась отвернуться… Орудуя только одной рукой, он стащил с себя форменную куртку и, закутав в неё девушку, легко поднял её на руки. Она оказалась совсем лёгкой. До поста было идти недалеко, и вскоре Дарети уже лежала на не слишком мягком диванчике, укрытая пледом.
Дарети пришла в себя сразу, оказавшись в тепле. Сначала ей даже показалось, что она дома, и всё, что происходило – только страшный сон. Но, открыв глаза, она увидела совершенно незнакомого молодого человека в форме, сидевшего напротив и барабанившего по столу пальцами, и поняла, что это место – точно не её дом.
Он заметил, что она очнулась, обернулся почему-то на дверь, улыбнулся как-то кривовато и снова посерьёзнел. Дарети не знала, что полагается говорить в таком случае, поэтому промолчала, выжидающе глядя на него. Периодически взгляд Дарети перебегал в сторону, на хаотический беспорядок вещей и мигающие экраны.
- Хм, - начал дежурный. – Вы знаете ли, у вас документов нет…
- Наверху остались, - выдавила Дарети, кутаясь в плед, хотя в голосе дежурного звучало не обвинение, а скорее укор.
Дежурный поднял брови, касаясь рукой подбородка.
- Ну, предположим, я-то вам верю, но… Вы знаете, что сейчас ночь, а сюда… Вообще… не положено… заходить?
Дарети вздохнула, отводя глаза. Даже если она начнёт сейчас говорит правду, про этого маньяка, про сброшенный плащ… Будто бы это похоже на правду!
- Чай тёплый будете? – спросил дежурный, поворачиваясь на стуле и снимая с полки стеклянный бокал. – Вы замёрзли, пожалуй…
- Замёрзла! – призналась Дарети, вздрагивая. – Простите… Как вас зовут?
- Энтель, - не особенно охотно ответил дежурный. – Вот, пейте, - от жидкости поднимался серебристый пар. Дарети сделала несколько жадных глотков, обжигая губы, но зато согрелись пальцы…
- Спасибо, - от внезапной теплоты она разомлела.
- Мне из-за вас знаете как влетит? – спросил Энтель, ставя на место термос. – Нам нельзя кого попало на пост приводить… Вот сейчас мой сменщик придёт, а тут вы лежите… Как ваше имя?
- Дарети, - она подняла брови. – Я не хотела вас беспокоить… Я выход искала… Лифт…
- Простите, но вы шли в другую сторону от лифта… Более того, я и с поста-то вскочил, потому что вы привели этот самый лифт в действие. Что-то случилось наверху? – спросил он, заметив тревогу в её глазах.
- Меня преследовал кто-то, - она поёжилась. – Я испугалась и побежала… Я хотела спрятаться… Я совсем не хотела нарушать что-то… Правда…
Лицо дежурного вовсе не казалось ей неприятным, более того, оно располагало к откровению. Дарети молчала ещё несколько секунд, нервно теребя холодными пальцами тёплую от кипятка кружку, а потом на одном дыхании выложила всё, что произошло с ней совсем недавно. Энтель слушал внимательно, подперев подбородок кулаком и о чём-то сосредоточенно думая.
- И далеко вы живёте? – спросил он, когда она закончила.
- Далеко… На другом конце города…
- Хм… Да, - он покачал головой. – Вам дотуда сейчас не добраться…
Они замолчали. Дарети поставила бокал на стол и робко взглянула в глаза Энтелю. Он о чём-то думал…
- Что ж, - поднялся он и отодвинул дверцу шкафа. – К сожалению, я мало чем могу вам помочь, Дарети… Будет плохо, если вас заметят здесь. И мне, и вам. Поэтому… Вот вам куртка, - он вытащил из шкафа такую же форменную куртку, какая была на нём. – Одевайтесь…
"Он что, меня выгонит?" – мелькнула в голове мысль, пока Дарети выпутывалась из пледа.
- Подождёте меня снаружи. Я сейчас договорюсь со сменщиком, что уйду раньше, пускай бежит сюда. А вас, если не возражаете, я пока отведу к себе. Сейчас бесполезно вызывать полицию, тем более, вам только хуже от этого будет. Завтра с утра я помогу вам добраться домой.
- Правда? – засветилась Дарети, застёгивая грубую молнию куртки.
- Ждите меня, - он приоткрыл дверь. – Я должен тут… дела закончить.
Энтель узкими кривыми проулками отвёл её на местную остановку. Подъехал кар, огромный, без водителя – Дарети только потом разглядела, что он двигался по рельсам. Она на всё смотрела, будто во сне, даже шаги давались ей тяжело, она спотыкалась, и часто только благодаря Энтелю не утыкалась носом в асфальт.
- Садитесь, - Энтель открыл дверь. – Нам ехать минут двадцать-тридцать. Смотря как с переездами повезёт…
Дарети забралась внутрь, опуская лицо в воротник куртки. До сих пор её колотила дрожь, не оттого, что она замёрзла, а от нервов. Энтель захлопнул дверь и что-то нажал на панельке сбоку.
- Вам не холодно? – спросил он.
- Да нет, - отозвалась Дарети, чувствуя, как трогается с места кар. – Всё хорошо…
- Смотрите, а то обогрев можно включить, - заметил он, поворачивая лицо к запотевшему окну. Девушка рядом сидела напряженно прямо, и дышала медленно и тихо. В стекле окна отражался её профиль. – А что ж вы делали на третьем уровне?
- Мне нравится там гулять, - она наклонила голову набок, - и смотреть вниз…
- К нам, что ли? – усмехнулся Энтель. – Забавно… Что же интересного – смотреть вниз?
- А я всегда хотела тут побывать, - вздохнула она. – Только, конечно… Не таким вот способом…
- Поверь, тут нет ничего интересного…
- Может быть, кому-то и нет… А мне нравится гулять и смотреть… Нравилось, по крайней мере. Вот ты тут часто бываешь, а я – никогда! – на самом деле, говорила она негромко, только иногда повышая голос.
Энтель заметил, что они перешли на ты… Даже хорошо, что безо всяких просьб и предложений. Дарети, кажется, тоже заметила, улыбнулась, немножко кисло, засунула кисти рук в рукава куртки и попросила:
- Включи всё-таки… обогрев.

Автор: DiVert 11-06-2006, 21:36

Вот и конец...

Она слышала шорохи летающих в воздухе пылинок и легко забывала знакомых…
Она хотела одиночества и всегда тянулась к людям…
Она смеялась редко и улыбалась случайным прохожим…
Она никогда не бросала и отражала любые мысли…
Она читала всё и писала только для себя…

Энтель пропустил Дарети в квартиру вперёд себя, потом включил свет и захлопнул дверь. Мгновенно тишина в небольшой прихожей была нарушена шумом передвигаемого стула и шуршанием снимаемых курток.
- А я и не думала, что на втором уровне есть жилые квартиры! – Дарети засыпала буквально на ходу, руки с трудом слушались… Ночь уже была в самом разгаре.
- Считается, что на втором никто не живёт… Тут вредно жить. Но здесь живём мы, - Энтель забрал из её рук куртку и бросил на стул. – В целях экономии времени – близко до работы. Проходи… В комнату, - он толкнул ближайшую дверь.
За спиной Энтель воевал с мебелью, которой было многовато для такого маленького помещения. Дарети прошла по комнате к окну и оперлась на подоконник. По ту сторону стекла сверкали на приличном расстоянии от жилого дома огни, и мелькала в узком просвете между бетонными колоннами гигантская тень. Картина была величественная и жутковатая, но Дарети было не до неё… Кто бы знал…
Голова гудела. Дарети обернулась и нашарила взглядом что-нибудь, на что можно бы сесть… Комнатка была небольшой, причём, половину её занимала кровать, на ней лежали какие-то вещи, словно здесь уже давно никто не спал, книги… Дарети присела на краешек, но даже в таком положении долго не выдержала. Когда Энтель вошёл в комнату, девушка уже лежала на кровати, свернувшись калачиком.
- Спишь? – спросил он немного растерянно.
Дарети что-то промычала, но уже совершенно несвязно. Энтель скинул вещи с кровати на пол и частично на стол, положил у изголовья подушку и потряс девушку за плечо.
- Ложись нормально… по-человечески…
- Стыдно,… - пробормотала Дарети сквозь сон, рукой нашаривая подушку, - в гостях спать…
Энтель фыркнул, сдерживая смех. В гостях спать ей стыдно… Бывает же! Странно вообще, почему после такого приключения у неё нет нервной истерики. На самом деле, неизвестно, что случилось бы, не решись она спуститься на лифте на второй уровень, или если в эту смену дежурил кто-нибудь другой. Так и до суда недалеко… Ощущать себя спасителем было вполне приятно.
Дарети лежала, отвернувшись лицом к стенке, отдавшись своим мыслям целиком и полностью. До этого у неё не было шанса даже задуматься… Все события сегодняшнего сумасшедшего вечера вновь и вновь проносились в голове, а излишне яркое воображение рисовало все возможные варианты окончания этой неприятной истории… В какую-то минуту она вздрогнула и нервным движением натянула на себя одеяло. Судя по всему, при этом она всхлипнула, потому что секунду спустя хозяин квартиры наклонился над ней, положив руку на плечо, и спросил:
- Может, тебе успокоительного? Ну или…
- Нет, спасибо… Я просто… Мне, - Дарети вздохнула. Тяжело признаваться в своих слабостях. – Мне только сейчас по-настоящему стало страшно!
- Поверь, в мой дом никакие маньяки не проберутся, - кровать прогнулась, будто кто-то сел рядом…
- Я думаю, - согласилась Дарети, чувствуя подступающие к горлу слёзы.
- Честное слово, ты в полной безопасности здесь, - пообещал Энтель. – Если ты не против, я лягу рядом… Мне тоже хочется спать.
- Разумеется, - Дарети повернула голову, внимательнее разглядывая его лицо, - это же… твоя кровать…
- Да уж, - согласился Энтель, - моя. И половину я тебе уступаю.
Дарети тревожно прислушалась к тому, как стало близко и громко чужое, совершенно незнакомое дыхание. Какое-то время она сама почти не дышала, и в равной степени пугала её тяжёлая и незнакомая рука на плече.
- Ты дрожишь вся, - сказал Энтель. – Ты уверена, что всё в порядке?
- Нет, - прошептала Дарети, - не уверена…
- Всё из-за того маньяка? – помолчав, продолжил он.
- Не знаю…
- Но ведь всё так удачно кончилось, не находишь? – спросил он.
- Может быть…
- Да что ж с тобой такое? – вздохнул Энтель. – Уже бояться нечего, а ты боишься…
Он чувствовал, что она мучается, но в то же время не знал, как ему теперь себя вести. Сейчас она боялась всего… Даже его, пожалуй, боялась. Но как именно её успокоить? Без раздумий – он ей чужой человек… Причём, совершенно чужой.
- Я вот лежу и думаю,… - начала она вновь. – А если бы он меня догнал?
- Нашла чего думать! – негромко воскликнул Энтель. – Можешь подумать о чём-нибудь приятном…
- Не выходит, - Дарети уткнулась носом в подушку. – У меня только он на уме,… - она повернулась на другой бок. Энтель оказался в ещё более странной ситуации – девушка сейчас плакала… По крайней мере, он краем сознания надеялся, что обойдётся всё-таки без этого. Пусть она хотя бы просто заснула спокойно. Можно уж и отрубиться после такого приключения!
"Она же девочка совсем, - мелькнуло в голове Энтеля. – И как это её занесло бродить на третий уровень!"
- Эх, - вздохнул он. – Ты его никогда больше в жизни не увидишь… Ну его, психа этого…
- А если бы поймал! – слабо воскликнула она, и Энтель не успел даже глазом моргнуть, как Дарети уже рыдала, доверчиво уткнувшись в его плечо. – Мне даже… Даже думать страшно…
- Вот и не думай, - он растерянно погладил её по волосам. – Бывает… По-моему, всё замечательно закончилось… Уже бояться нечего, верно?
- Верно, - всхлипнула она.
- Вот и спи, - вздохнул Энтель. Дарети прижалась щекой к его руке и зажмурила глаза… Энтель нашарил свободной рукой на полу рацию и снизил звук до минимума… А то ещё придёт в голову какому-нибудь не особенно умному человеку вызвонить его на пост!
За всю ночь он так и не заснул. Дарети мирно сопела, доверчиво устроив голову у него на груди. Он даже дышать старался не так глубоко, чтобы не потревожить спящую… Уже под утро, когда он поднялся, чтобы сообщить, что на дежурство сегодня опоздает всенепременно, он бережно переложил её на подушку и поднялся, разминая затёкшие руки. Он собрался выйти из комнаты, чтобы пообщаться со сменщиком в коридоре, когда заметил, что Дарети что-то нервно сжимает в кулаке. Осторожно, чтобы не разбудить её, он разжал пальцы…
На ладони девушки лежал миниатюрный складной ножик, его рукоятка как раз умещалась в кулак… Большой палец лежал ровно на кнопке, после нажатия на которую должно выскочить тонкое лезвие. Энтель какое-то время, хмурясь, разглядывал эту опасную безделушку, потом вынул из рук Дарети и спрятал к себе в карман.
В голове крутились разные мысли…
Она проснулась много позже, чем он ожидал – тем не менее, будить её он не решался. Кажется, она совершенно не помнила о ноже… Заметила маячившую в коридоре тень Энтеля, торопливо села, провела рукой по спутавшимся волосам… Вздохнула.
- Доброе утро…
- Проснулась уже? – последовал ответ из-за двери. – Ну ты и спать!
- Я… У тебя телефон есть? Мне бы маме позвонить…
- Есть, разумеется, - Энтель вошёл в комнату и бросил ей трубку. – Лови.
Дарети от трубки увернулась, она упала на кровать, робко звякнув. Мгновенно покраснев, она схватила её и несколько раз ткнула пальцами в кнопки… Энтель ушёл, чтобы не слушать её разговора, хотя пожеланий об одиночестве она не высказывала. Он слышал только, что Дарети не рассказывала про маньяка. Что-то плела про праздник у подруги…
Да уж… Праздничек…
- Да, мам, я скоро буду… Всё в порядке… Не волнуйся… Ну, пока… Пока…
Затем усталый вздох. Молчание и снова вздох.
"Сейчас начнётся", - подумал Энтель с некоторым недовольством.
- Ты… Извини, что я так на тебя свалилась вчера,… - начала Дарети не слишком воодушевлённо.
- Пойдём, я покажу, как отсюда добраться до четвёртого уровня, - не стал выслушивать её Энтель.
К его радости, Дарети такой выход из положения поддержала.
- А что, прямо на четвёртый можно?
- Если знать, где, можно… Или ты сначала чаю может попьёшь?
Она почему-то поёжилась:
- Я лучше домой…
Он снял куртку с вешалки и помог ей одеться.
- Домой так домой…
Воздух дрожал от напряжения. Они вышли из квартиры, спустились вниз, какое-то время Энтель возился с дверью подъезда…
Теперь Дарети смогла разглядеть, что же такое второй уровень города… Краем глаза, конечно… Всё вокруг было в дыму, видимо, это было нормально. В воздухе витала мелкая и колючая пыль, может быть, крошка… Чувствовался неприятный и острый запах. Эти улочки даже улочками нельзя назвать. Туда едва можно было протиснуться двум людям… Солнечный свет сюда не проникал, только иногда можно было увидеть маленькие просветы далеко-далеко наверху. Свет на потолках и сводах над улочками горел едва-едва, будто бы имитируя время суток, но его всё равно затмевали яркие вспышки каких-то сигнальных фонарей, меток, бегущих стрелок и надписей… Людей вокруг не было, судя по всему, рабочий день на втором уровне давно начался.
Прогулка была недолгой, но на улице было так свежо, что Дарети даже говорить не хотелось. Энтель тоже молчал.
- Остановка, - провозгласил он, когда они вышли из лабиринта узких улочек. – Подождём тут… Скоро по расписанию и кар будет. Он ходит на верхние уровни.
- Здорово, - пробормотала Дарети, наблюдая, как поднимается вверх облачко пара. Ей было ужасно неловко.
- Да, кстати… Ты кое-что… У меня оставила… Держи, - он вытащил из кармана куртки складной ножик.
Секунду Дарети смотрела на ножик, в его ладони он казался ещё меньше, потом мгновенно вспыхнула, отводя глаза.
- Держи, держи, это твоё, - Энтель улыбнулся ободряюще.
- Извини, - прошептала она. – Я не хотела тебя обидеть… Я только…
- Ты имела полное право считать меня опасным.
- Нет, всё равно извини… Ты меня спас, а я… Я просто…
- Бери, бери, и… И поверь, я не обиделся… Я прекрасно тебя понимаю. Лежать рядом с совершенно незнакомым человеком и думать, что всё в порядке – это по крайней мере наивно…
Дарети сморгнула слезу, вздыхая. Она действительно вчера подумала об этом человеке не так уж хорошо… Только она не хотела, чтобы он это узнал. Очень не хотела. Что-то наверху звякнуло, и кар с огромной скоростью подъехал к остановке.
- Ну… Садись, что ли… Дарети…
Он приоткрыл ей дверь кара, она уже хотела забраться, но тут же отскочила в сторону.
- Я тебе куртку должна отдать, погоди,… - она принялась бороться с молнией.
- Потом отдашь, - махнул он рукой. – Иначе ты просто замёрзнешь. Ну, удачи тебе…
Дарети устроилась на сидении кара. Вздохнула и ещё раз посмотрела на своего спасителя. Кар возмущённо загудел – что за беспорядок, задерживать движение? Почему дверь не закрыта?..
Дарети моргнула и отвела глаза.
- Проводить тебя, что ли… Чтобы с тобой ничего точно не случилось? – улыбнулся Энтель.

Она сияла только для тех, кто пытался раскрыть её тайну, и гасла сразу, как тайна оказывалась раскрыта…
Она знала, что её не поймут…
Она и не хотела быть понятой…
Она хотела показать другим то, что они не видели…

Автор: Аурелика де Тунрида 12-06-2006, 2:04

Во мне проснулась злоба и тяга к критике! Начнем...

Как-то много "жить" и "тут"...Можен заменить чем-нибудь?


Во-первых, много "комнат" (помещение?), во вторых "большая часть небольшой комнаты"...мммм...ну как-то некрасиво...
Если рукоять ножа помещалась (как раз) в кулак - значит, не такой уж он и маленький, ИМХО...
Больше придераться не буду! А в основном....Мне нравится, особенно вот это:

ДиВерт стала романтиком! (без обид))))

Автор: DiVert 12-06-2006, 2:12

ДиВерт довела количество убитых романтиков где-то до пары десятков и решила, что можно поиграться с приобретённым опытом в написании вот таких романтических бредней. =)
В последнее время вообще настрой какой-то странный. Тянет меня на нечто подобное.
Касательно критики: спасибо. Я рассказ тёпленьким выложила... Ща подумаем, что тут можно возразить...

2 комнаты я насчитала, Аурелика... Только 2... бОльшая часть есть даже у маленькой дольки апельсина...

Ну, она сжимала его в руке так, что это не было заметно. По-моему, это маленький... Хотя, у меня никогда не было складного ножика, и я никогда не попадала в такие ситуации...
(это я болтаю, сейчас пойду исправлять)

Автор: Аурелика де Тунрида 12-06-2006, 2:15

Я имела ввиду не то, что у маленькой комнаты не может быть большей части, а тафталогию: небольшой - большой!

Автор: sinobi 12-06-2006, 2:24

Так-с , вот и я!
[QUOTE]Она писала стихи о звёздах и песках и рисовала только на бумаге от принтера…[/QUOTE]
А я наоборот: для принтера использую бумагу такую же, на какой рисую... Это так, замечание ни о чем. (Во флудерстве практикуюсь...)
[QUOTE]...было для Дарети совершенно неясное очарование…
Дарети отошла в сторону от бортика...[/QUOTE]
Этот повтор имени желательно избежать.
[QUOTE]Мимо пронеслось несколько каров и даже одно такси. Водитель такси успел даже высунуться из окна...[/QUOTE]
Одно из "даже" лишнее, а второе "такси" можно заменить на "последнего" ))) Но я не настаиваю =))
[QUOTE]Это было пространство для такси и магазинов [/QUOTE]
А в каком смысле "пространство для такси"? Парковки? Или они только здесь ездили? А кому они нужны на этом почти безлюдном уровне?
[QUOTE]Ну, что, умею я придираться?? [/QUOTE]
[QUOTE]Наткнулась на что-то...Обернулась и с облегчением выдохнула – столб…немного покосившийся...[/QUOTE]
Хорошо наткнулась... (ох, и вредная же я - не обращай внимания, от экзаменов голова кругом)
[QUOTE]третьего уровня городу[/QUOTE]
очепяточка с городом!
[QUOTE]На плечо легла тяжёлая рука, и чужие пальцы крепко вцепились в неё.[/QUOTE]
Вот здесь не очень понятно с пальцами: во что они вцепились? Я, конечно, интуитивно догадываюсь )))... но рядом в женском роде стоит только слово "рука" .
[QUOTE]холод пробирался под кожу[/QUOTE]

[QUOTE]Орудуя одной только рукой[/QUOTE]
"Только" и "одной" лучше поменять местами.

По третьей части только одна опечатка:
[QUOTE]Лежать в рядом [/QUOTE]

Теперь в целом :
Мне рассказ очень понравился. Отличное начало, ко второй части по наполненности претензий тоже нет - картина "затехниченного" ( ) города создана отлично! Атмосферы слегка не хватает только в последней части - не очень выделен этот уровень. Ночью-то понятно, что особо не разглядишь, но утром... добавь каких-нибудь отличительных особенностей, пожалуйста , и будет просто замечательно!!
А за строки, подобные этим, отдельные слова восторга:
[QUOTE]Она слышала шорохи летающих в воздухе пылинок и легко забывала знакомых…
Она хотела одиночества и всегда тянулась к людям…
Она смеялась редко и улыбалась случайным прохожим…
Она никогда не бросала и отражала любые мысли…
Она читала всё и писала только для себя…[/QUOTE]

Автор: DiVert 12-06-2006, 2:30

Погляжу...
Имя вообще хочу заменить. Оно нахально свистнуто из другой моей повести, мне было лень придумывать новое. =)

А в этом ли суть:
У меня не менее кругом и тоже от экзаменов... Вот и пишется такое нечто!

Вижу... усекла... думаю...


Спасибо тебе тёплое и мнямное!

Добавлено:

Оно там всего было одно!
А "даже" - в смысле, так поздно такси там не ездят...

Автор: sinobi 12-06-2006, 2:35

я имела ввиду повторы в двух предложениях подряд одинаковых слов!

Автор: DiVert 12-06-2006, 2:38

Может, тогда лучше убрать "водитель такси", а оставить просто "водитель"?

Автор: sinobi 12-06-2006, 2:46

Тогда будет непонятно, который из водителей!

Автор: DiVert 12-06-2006, 2:47

А по-моему, упор всё равно делается на такси... Ну, например, сделать "водителя такси" "таксистом"!.. Прокатит?

Автор: sinobi 12-06-2006, 2:50

Хм... Вполне! Тоже вариант хороший.

Автор: DiVert 13-06-2006, 1:44

В общем...
Это один из моих любимых моих рассказов...
Долго не решалась вывешивать...

Называется "Отпуск"

Он сидел на подоконнике, сложив за спиной чёрные кожистые крылья, свесив ноги в окно и изредка поглядывая в мою сторону. У него были оранжевые глаза, светившиеся мягко и немного удивлённо, отчего во всём его удлинённом лице и во всей его нескладной фигуре было воплощено недоумение. Одной рукой он опирался на стопку книг, которая лежала под табличкой с надписью "понедельник" и припиской розовым карандашом: "и пятница". Неестественно длинные пальцы заканчивались острыми звериными когтями, и изредка я напоминала ему, что он может порвать мне учебники, а мне на днях возвращать их в школьную библиотеку. Он ненадолго убирал руку, но потом снова начинал на них опираться. У него были длинные волосы, заплетённые в множество косичек, отчего иногда казалось, что на голове у него целый клубок змей. Когда я зевала и с силой ударяла по клавишам клавиатуры, злясь на какую-нибудь фразу, которая у меня никак не выходила, он улыбался синеватыми тонкими губами и сверкал своими оранжевыми глазами. Он уверял меня, что на самом деле глаза у него огненные, и он ими может что-то поджечь. Я сказала, что когда у меня сломается зажигалка, которой я пользуюсь, чтобы зажечь газ на плите, я его непременно позову, и он, обидевшись, что я ему не верю, отвернулся и долго смотрел в окно.
Прохожие его совсем не замечали. Думаю, он сам это устроил. Иногда он делал попытку забраться на подоконник с ногами, но я каждый раз громко шикала на него. На его лице появлялось недовольное выражение, и он заявлял, что одной мыслью может выбросить меня в это самое окно. Я сообщила ему, что со второго этажа падать не страшно, и что потом я непременно поднимусь и заставлю его мыть подоконник. Я не слышала, чтобы падшие ангелы мыли подоконники, выяснилось, что он тоже об этом не слышал. Я предложила ему сесть на кресло – подоконник всё-таки белый и почти не пыльный, а ковёр на полу не жалко. Я сама по нему порой в сапогах брожу. Но он отказался. Я вообще не понимала, почему у него такие грязные сапоги. Сапоги у него были какие-то средневековые, мягкие, со шнуровкой, из коричневой кожи.
Он сидел на моём подоконнике и мешал мне работать. Я и так сдвинула стопку учебников "вторник" в сторону, чтобы освободить ему место. Вообще-то гостей вроде него я не ждала, и подоконник у меня всегда был вторым книжным шкафом. Из-за его присутствия у меня взорвалась лампочка в люстре, и я печатала без света, правда, был день, хотя и пасмурный, и я, изредка бросая взгляды на клавиши, могла отличить кнопку с буквой "в" от кнопки с буквой "е", если вдруг возникала такая трудность. Он вообще-то удивился, что я не испугалась, а только попросила его посидеть тихо.
На самом деле, я сначала подумала, что он мне кажется, и что я немножко спятила. Глюки у творческих людей – я слышала – бывают. И он не очень-то походил на ангела. Тем более, на падшего. Я всегда думала, что даже у падшего ангела крылья не как у летучей мыши. Я всего один раз, правда, видела живую летучую мышь. Это было ночью, мы играли с Женькой в бадминтон, а так как воланчик не всегда был заметен, то когда в очередной раз на меня полетело что-то чёрное, я со всей дури шарахнула по нему ракеткой, не удостоверившись, что это воланчик. Это оказалась всего-навсего летучая мышка с соседней башни, она испуганно полетала из стороны в сторону и скрылась. А воланчик мы тогда с Женькой так и не нашли. Но тот, что сидел на подоконнике между "понедельником" и "вторником", не был летучей мышью. Иногда он расправлял крылья, загораживая мне свет, и я недовольно ворчала.
Но он разрешил мне себя потрогать. Я потрогала – он был горячий и настоящий. Успокоившись, что он не галлюцинация, я решила, что волноваться не о чем. Но я предупредила его на всякий случай о бабушке, которая может войти в любой момент. Он пообещал, что в тот же миг исчезнет. И даже закроет окно – чтобы она вдруг не заругалась, что я в такую прохладную погоду сижу на самом сквозняке.
Явился он в самый ответственный момент – я, отложив в сторону темы по французскому, которые мне надо было готовить к экзамену, пыталась придумать достойный финал очередному опусу. Повествовала вся эта книжка, что стандартно, про борьбу Света и Тьмы, и я всё ещё колебалась, кто же победит. От этого зависело, буду ли я писать второй том. Второй том мне писать катастрофически некогда, потому что у меня экзамены на носу, так что я больше склонялась к Свету. Правда, мой нежданный гость мне сильно помешал. Теперь у меня выходило, что главный герой умирает в жутких мучениях, и я, разозлившись, решила, что это нехорошее влияние падшего ангела. На мой компьютер – потому что я вряд ли бы сделала такую пакость в конце книги.
Назвался он почему-то Серёжей. Чёрный ангел по имени Серёжа напоминал мне одного вампира из какой-то книжки, которую я скачала с Интернета, хотя у него не было клыков, и улыбался он иногда очень даже дружелюбно, пытаясь заглянуть мне в монитор. Я поворачивала монитор до упора, а потом просто выключила его. Печатать можно и вслепую, а к соблюдению тайны, что я пишу, я относилась очень серьёзно.
Когда я поняла, что он всё-таки не мой глюк, мне, конечно, стало страшновато, но он не казался мне очень опасным, и искушать меня тоже не торопился.
Одет он был во что-то бесформенное и тёмное, правда, порой, поднимая глаза, я замечала на Серёже – ха! – джинсы. Джинсы, впрочем, таяли в воздухе у меня на глазах.
- Слушай, - я сморщилась и скрестила руки на груди. – Что ты вообще припёрся?
- У меня отпуск, - сообщил мне Серёжа. – По крайней мере, по-твоему это будет называться так.
- А почему бы тебе не махнуть куда-нибудь в Тунис? Или, на худой конец, в Болгарию? – я деловито передвинула стопку "четверг" ближе к портфелю – завтра всё-таки в школу. А у меня главный герой помирает.
- А мне и у тебя неплохо, - сообщил Серёжа.
Он казался мне лет двадцати, хотя, наверное, был намного старше. Я не вдавалась в подробности – в конце концов, он явился наверняка из какого-нибудь мерзкого места.
- А-а,… - протянула я. – А бутербродики тебе не сделать?
Когти постучали по учебнику алгебры и быстро убрались оттуда, когда я уставилась на его тонкую руку, нахмурив брови. Оранжевые глаза изучали меня с любопытством.
- Я не ем бутерброды, - сообщил, наконец, падший ангел по имени Серёжа. Вообще-то, когда он заявил мне, что он – падший ангел, и что, даже если я буду возражать, он посидит на моём подоконнике, я только подняла на него глаза от монитора и молча кивнула. Так что то, что он назвался Серёжей, меня уже ни капли не покоробило. Пусть хоть Пушкин.
- А что же ты ешь? – я обернулась на дверь. Она у меня была со стёклами, и хотя они и были матовыми, бабушка из коридора могла бы заметить вторую человеческую фигуру на подоконнике.
- Всякую мерзость, - серьёзно сказал Серёжа, - с твоей стороны, разумеется, мерзость. С моей – очень даже ничего.
- Ну ты тогда и гад, - заключила я. Когтистые пальцы снова забарабанили по несчастному учебнику. Бледное сухое лицо неестественно обратилось ко мне так, что голова повернулась почти на сто восемьдесят градусов. С такой классной шеей, должно быть, удобно списывать на экзамене. – А летать ты умеешь? – поинтересовалась я, садясь на край стола. Он угрожающе накренился.
- Умею, - пробормотал Серёжа.
- А святая вода на тебя как?
Он скривился и отвернулся. Шея даже не хрустнула. Класс!
- Я не хотела тебя обижать, - я, правда, мало смутилась. Гораздо больше меня волновало, что помимо книжек на подоконнике стоит горшок с цветком, и цветок этот почему-то малость побурел. Почему-то мне снова страшно захотелось зевнуть. – Что ж, если ты не хочешь бутербродиков, то я хочу, - выключив компьютер, я повернулась к двери, но потом спохватилась и спросила. – А к чаю ты как относишься?
- Хочешь угостить меня чаем? – уточнил он. На этот раз он не стал пугать меня неестественно изгибающейся шеей, а повернулся просто, задев крыльями одну из стопок. "Понедельник" поехал в сторону, он поймал его свободной рукой и водрузил на место.
- Откуда я знаю, что ты пьёшь. А ты всё-таки в гости пришёл, нехорошо гостей морить голодом, - заключила я. – У меня есть тушёное мясо. Очень даже мерзость, с моей стороны, - я, как старательная вегетарианка, мясо терпеть не могла. – А?
- Тушёным я мясо не ем, - заявил мне Серёжа. Его сапоги грозили задеть белый подоконник. Мне показалось, что он специально не делает их чистыми, хотя может.
- Жареным, что ли? – спросила я, но потом, сообразив, что он имел в виду, скривилась и, сдерживая тошноту, пробурчала. – Я тебе редиски принесу, - и выскочила раньше, чем он успел что-то сказать. Из-за двери я услышала негромкий ехидный смех.


(это не конец и даже не середина...)

Автор: sinobi 13-06-2006, 19:37

В хорошем произведении даже мелочи должны быть идеально продуманы )))

А рассказик "Отпуск" - просто прелесть! И "ангел" тоже прелесть!

Ага, а ты фильм "Пророчество" видела? Я с табуретки упала, когда увидела представление режиссера об ангелах.

Моих родственников терроризируешь?

Хм, хоть и ругают меня за длинные предложения, но эти два я бы на твоем месте соединила, опустив, таким образом, "я" во втором из них... А то разъЯкалась, понимаешь...)))

Вот просто огромнейший респект за такие метания

Сережа - это хорошо.

А мне на экзамен... и та же нехорошая вещь получается .

Вот не очень удачная фраза. Мысль, конечно, понятна, но как-то нескладно вышла. Может, "Да хоть Пушкин"... не знаю.

Уря, давай дальше, этот рассказ я обязательно прочитаю до конца! Даже про предстоящую сдачу МатАна как-то забыла...

Автор: DiVert 13-06-2006, 19:55

Sinobi, твоего родственника обидела по чистой случайности! *каюсь*

продолжаем...


Когда я вернулась, с чашкой чая в одной руке и большой редиской в другой, он с интересом читал учебник физики. Сапоги свешивались теперь уже с этой стороны, и под батарею натекло грязной воды.
- Такие интересные вещи пишут, - сказал он мне. – Ну у вас и век, я скажу. Есть, где разгуляться…
- Ну да, - я решила не обращать внимания на лужу. Фиг с ней. – Держи редиску. Уверена, что редиски ты никогда не ел.
- Редиску? – уточнил Серёжа. Он взял у меня из рук редиску, как будто это была страшная отрава, и долго её разглядывал. – Её сырой едят?
Я прыснула в кулак, ставя на стол чашку.
- Не бойся, не помрёшь…
- Я никогда не помру, - мрачно заявил мне Серёжа. – Я знаю, что такое редиска.
- Да ты что? – чай я, оказалось, забыла разбавить холодной водой. Из-за этого Серёжи всё с ног на голову встало! Тяжело дыша и махая рукой на чашку, я молча ругалась. Вслух я вообще редко ругаюсь, только наедине с собой и глядя в зеркало. А при таких странных гостях лучше вообще не ругаться. Чтобы язык перестал гореть, я целиком засунула в рот бутерброд с сыром.
Серёжа положил редиску себе на колени и принялся опять смотреть на меня. Стало немного неуютно.
- Господи, ну что ты уставился?! – рассердилась я. – Или ешь редиску, или найди кого-нибудь менее нервного!
На первое моё заявление он отреагировал вяло, скривился, а глаза коротко сверкнули. На второе ответил:
- Первый, к кому я пришёл, был пьян в доску. Я, конечно, люблю пьяных, они делают много всяких полезных дел, но смотреть на них неприятно. Ещё одна женщина начала креститься и пытаться ткнуть в меня чем попало. С ней разговаривать было бесполезно. Какой-то странный парень с символикой из черепов да шестёрок уставился на меня, как будто я уж не знаю кто, и поклялся, что больше никогда не будет сатанистом, потому что ему стал мерещиться… Представляешь, за кого он меня принял? – усмехнулся Серёжа. Голос на последней фразе у него совсем упал. – Конечно, можно было поискать других сатанистов, кто покрепче, но у тебя окно было открыто.
- Чтоб я когда-нибудь окно открытым оставила, - чай остывать не желал, а от разговоров Серёжи мне стало немного дурно. Единственный мой знакомый сатанист говорил мне, что я вся из себя светлая, и что меня это вряд ли тронет. Что от меня все нечистые шугаться будут. Этот мой знакомый очень хороший человек… был бы, если бы не пытался завести со мной все эти жуткие разговоры. Но этот мой знакомый сильно ошибался в том, что меня нечистая сила не будет трогать. Кто мне скажет, зачем вообще ко мне заявился этот Серёжа, и почему он до сих пор на меня смотрит? Это у них отпуска такие?
- Люди-то от нас совсем отвыкли, - продолжал Серёжа. – Я думал, ты завизжишь или ещё чего. Я видал ваших девчонок. Смех, да и только.
- Я думала, что ты мне кажешься. У меня никогда глюков не было, но я иногда думаю, что они появиться могут в любой момент…
- Все вы странные, вам, творческим, всегда интересно, даже если к вам бес явится – всё равно с ним поболтаете. Чаем вот напоите, редиской угостите, - он усмехнулся. Он всё время норовил сесть, поджав ноги под себя, но каждый раз я успевала уставиться на него с недовольством. Вряд ли его это могло бы остановить, если бы он действительно хотел запачкать мне подоконник.
- А что, бесы тоже есть? – поинтересовалась я.
- И бесы есть, - кивнул он. – Они чаю, может, и попьют когда. Они – народ занятый, им всё людей пугать надо, но иногда есть свободная минутка. У нас другая работа.
- И какая у тебя работа? – я подула в чашку и осторожно глотнула. Горячий чай жёг язык.
- Сманивать светлые чистые души, - признался мне Серёжа честно. – Поганить их, как только можно. А дальше по выбору: или бросить, пусть мучается и бредёт обратно к свету, себя спасать, или довести до конца и бросить уже там.
Меня передёрнуло, я ещё раз взглянула на бескровное удлинённое лицо Серёжи, на оранжевые глаза и изогнутые синеватые губы, на чёрные крылья, и мне захотелось выплюнуть чай обратно.
- И как? – сипло спросила я. – Как у тебя со… стажем?
- Средненько, - Серёжа снова расправил крылья, и в комнате стало значительно темнее. – Главное, не гонят. А так я работать не люблю. Так, иногда, чтобы показать, что я не нахлебник какой-нибудь… Отрабатываю хлеб, так сказать, - складывать крылья он не собирался. Мне впервые захотелось, чтобы странный гость исчез.
- И что ты им говоришь?
- Кому? – переспросил Серёжа. От ветра мелкие косички шевелились, отчего казалось, что это шевелятся змеи.
- Ну… этим… светлым…
- Много чего… Если у них какая-то проблема – что я могу её решить. Это иногда не срабатывает, тогда я подстраиваю что-нибудь ещё гадкое… В общем, надо сделать так, чтобы ему идти было некуда, - делился он со мной профессиональными тайнами. – Чистые-то эти не всегда верующие. Если не верующий – смутить просто. Испугать просто. Если верующий – лучше не трогать, - сообщил он. – Знаешь ли, в ваш век всё очень странно. Или человек атеист страшный, или в нём так вера сильна, что лучше к нему и не приближаться. Знаешь, наверное…
- Откуда уж мне знать, - я сделала ещё один глоток чая.
- Знаешь, знаешь, - махнул тонкой рукой падший ангел. – Светлые да чистые они везде встречаются. Бывает, смотришь на человека и видишь, что напрямую ему нельзя являться. Тогда исподтишка надо, тогда он сам тебя найдёт. А там – только на дорожку нужную столкнуть, - мне совсем не понравилось, как он на меня смотрит.
- Ясненько, - протянула я. – Нехороший ты.
- Само собой, - довольно ухмыльнулся Серёжа. – У меня работа такая. Я вот тоже был светлым… Только мне не понравилось там.
- Что ж там,… - мне показалось, что разговор продолжать не надо. Разговор-то вообще мне не нравился. Чёрный ангел разглядывал меня ещё какое-то время.
- Забавная ты, Дарья, - заявил он, наконец. – Мне вообще-то влетит страшно, когда узнают, что я у тебя сидел… и ел редиску, - добавил он, смеясь. – Я теперь, понимаешь, обязан тебя затянуть. И душу твою забрать.
- Ты обязан вымыть пол и вкрутить лампочку, - отрезала я. Потолки в квартире были высокие, больше трёх метров, а лезть на стремянку у меня не было никакого желания.
- Это можно, - кивнул он. – Пол и лампочку. И книжку свою дай почитать.
Я закашлялась, поперхнувшись чаем.
- Типа ты меня шантажируешь? – требовательно спросила я.
- Ну да. Или ты мне душу, или книжку. Мне уж больно любопытно стало, что ты там пишешь, - Серёжа протянул руку, пальцы на которой из-за когтей казались ещё длиннее. Осколки лампочки поднялись в воздух и вылетели в окно. Потом сделал странное движение кистью, и я заметила появившийся в его руке чёрный кожаный бумажник. Он усмехнулся, раскрыл его, вынул оттуда две десятки и сунул их мне.
- Это за лампочку. Купишь себе новую.
- Это твоё? – с сомнением спросила я. Мне не казалось нормальным наличие у падшего ангела бумажника.
- Теперь да, - рассудительно заметил он, и мне не стоило труда понять, что кто-то сегодня остался без кошелька. – Найду, куда употребить… Вина, например, куплю хорошего. Красного.
"Так он вино пьёт?" – мелькнуло в моей голове. Спорить с падшим ангелом, чтобы он вернул деньги тому, от кого их отобрал, было бесполезно, равно как и устыжать его тем, что он опустился до мелкого воровства.
- Вино нужно не мне, - прочёл, а может быть, угадал он мои мысли. – Оно мне абсолютно безвкусно. Просто все сделки с дьяволом должны происходить в приличной обстановке, и иногда рюмочка вина совсем не помешает, - объяснил он мне. – А я, как приличный гражданин, лучше куплю вино, чем лишний раз засвечусь.
- Ты же в отпуске? – булькнула я каким-то странным голосом.
- Ну да. Так отпуск когда-то кончается, - он говорил мне таким тоном, словно втолковывал азбучные истины. – Иногда мне забавно почувствовать себя человеком. В магазин сходить. В театр…
"Чтоб ему провалиться… В театр! В магазин! А ко мне зачем? Что, ко мне надо заходить, чтобы почувствовать себя человеком?!"
Эту мысль Серёжа оставил без внимания. Десятки он брать обратно отказался, сунул их мне в учебник алгебры, веселясь ещё больше.
- И долго у тебя отпуск будет длиться? – со вздохом спросила я.
- Я тебе уже надоел? – спросил Серёжа.
- Нет, что ты, - я изобразила милую улыбку. – Но ты меня обидел. Ты отказался съесть редиску.
Он рассмеялся, закидывая назад голову, причём, так далеко, что мне стало не по себе. Кожистые крылья тоже дрожали от смеха. Я плюхнулась обратно на стул и схватила тетрадку с темами.
Серёжа с видом мученика сунул в рот редиску и принялся жевать. Хруст редиски на его зубах почему-то многократно отдавался у меня в ушах.
- И что вы, люди, находите в редиске? – подумал он вслух.
- Отсутствие мяса, - почти прорычала я.
"Le Luvre c'est… Он что, не понимает, что мне мешает? Я занята! C'est une vaste palais… Я учу французский! Я вообще занята! На моём подоконнике нет никаких чёрных ангелов! …situé entre… Я просто слишком перенапрягаюсь, пишу много…"
- Я обижаюсь, когда меня называют глюком и заявляют, что меня нет, - произнёс Серёжа. Лужа с пола уже исчезла. Надеюсь, он не сделал так, что она стекла на соседей снизу.
- У меня экзамен на носу, - решительно сказала я. – С тобой очень здорово болтать, но у меня время не резиновое…
- У тебя может быть сколько угодно времени, если ты захочешь, - как бы между прочим заявил Серёжа, и я, шмякнув тетрадку на стол, с раздражением воззрилась на него. – Я ничуть не пытаюсь тебя искушать, - он снова усмехнулся. – Просто ты не можешь делать вид, что меня нет.
- Ты же не собираешься у меня ночевать?!
- Почему бы нет, - совершенно обнаглев, Серёжа спрыгнул на пол. Движения его были по-кошачьи мягкими.
- Я тебе в ванне раскладушку поставлю, - огрызнулась я.
- Ты начинаешь меня бояться, - разочарованно протянул гость. – А сначала ты не боялась… Жаль.
- И ничего я тебя не боюсь! – процедила я, глядя на него исподлобья.
- Зато волнуешься, - он был высокий, а я ещё и сидела, так что мне приходилось задирать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. В его руке что-то вспыхнуло, и он протянул мне сигарету. – Куришь?
- Нет, - скривилась я.
Сигарета пробежала по его пальцам и исчезла.
- Удивительно, - заметил он. – Я знаю, что люди всегда курят, когда волнуются. Это вас якобы успокаивает.
- Я не курю, - спокойно ответила я.

Автор: sinobi 14-06-2006, 0:54

Я почему-то решила, что он так и сидел с самого начала.

Я просто улыбнулась этой фразе

Однообразненько: "знакомый", "знакомый"...

Хм. Да, надо будет редиской запастись на случай, если родственники обо мне таки вспомнят. А то решат еще, что я негостеприимная…

Вот сколько знаю Дарий - все одинаковые

А почему принципиально красное? Как же выбор типа " Какое, Фауст, ты предпочитаешь?"

Ну, ФСЕ! Мне не страшно идти сдавать экзамен, когда тут такое веселье! Надеюсь прийти и поднять настроение продолжением .

Автор: DiVert 14-06-2006, 1:15

С чего бы? Он сидел, свесив ноги в окно.

*заинтересованно* Много Дарий знаете?..

Лично я предпочитаю белое. А Серёжа красное. Я забыла у него спросить, почему именно... =))

Насчёт "знакомых" подумаю всенепременно. Может, исправлю.
Насчёт продолжения даже думать нечего - выложу скоро!

Автор: DiVert 14-06-2006, 2:10

пожалуй, специально для sinobi, чтобы пришла с экзамена и обрадовалась:



Он пожал плечами и сел на диван. Сапог на нём не было, вместо них были чёрные "адидасовские" кроссовки. Шнурок на одной из них был развязан. И ещё он опять оказался в джинсах. Я снова уткнулась взглядом в тетрадку.
"…entre la rue de Rivoli et la Seine… Ну почему он на меня смотрит? On a commençait… sa…"
- Успокойся ты, - в голосе падшего ангела Серёжи слышалась смесь приказа и укора. – Тебе эта тема на экзамене не попадётся. Будет у тебя вопрос, почему чтение важно для человека и как прививать любовь к нему с детства. И текст про макет Статуи Свободы…
Я закрыла тетрадку, вздыхая. Смотреть в его сторону мне не хотелось.
- Откуда ты-то знаешь? – спросила я негромко.
- Жалко на тебя смотреть, - пояснил он. – Решил узнать.
- А на географии что за билет мне достанется? – поинтересовалась я.
Он поднял длинный палец и покачал им из стороны в сторону:
- Ай-ай-ай. Если ты хочешь прибегнуть к помощи нечистого, надо заплатить…
- Тьфу на тебя, - обиделась я. – Я тебя вообще-то в свой дом пустила.
- Ещё бы ты меня не пустила, - глаза Серёжи полыхнули оранжевым. Я вздохнула… Значит, вопрос о том, как прививать чтение с детства?.. Может, и не готовить тогда всё остальное? А вдруг, он соврал мне тут? Меня затерзали сомнения.
Серёжа молчал. Он больше не разглядывал меня, как интересный и необычный подопытный экземпляр, а смотрел на плакат на стене. Плакат был с изображением Шавы и с расписанием всех игр "Зенита" на год. Я потянулась к радио и включила. Там крутили сейчас "Алису", что-то из старого. Серёжа покачивал головой под музыку и продолжал рассматривать Аршавина. Аршавин на плакате обводил какого-то "коня", армейца. Я знаю, что он его удачно обвёл и зафигачил мяч в ворота, положив вратаря за секунду до этого.
- Так ты болельщица? – спросил он вдруг. Я промолчала. "Алиса" кончилась, и гады ди-джеи поставили Лагутенко, отчего я мгновенно вырубила радио. – Хорошо поёт, - вдруг сказал Серёжа.
- Кто?! – возмутилась я.
- Кинчев, - спокойно ответил Серёжа. – А ты что подумала?
Я вздохнула. Ладно. Кинчев – это ещё ничего. Но если бы он сказал это о Лагутенко, я выперла бы его из квартиры, даже будь он очень агрессивно настроенным падшим ангелом.
- И "Арию" ты слушаешь, - продолжал он, глядя на диски на моём столе. – А называешь себя приличным человеком.
- А что, те, кто слушает "Арию" – люди неприличные?
Серёжа посмотрел на меня насмешливо.
- Не знаю. Я видел этот логотип на футболке того бедного сатаниста, которого так напугал, - хмыкнул он.
- "Ария" – это вовсе даже не сатанинская группа, - я осторожно включила радио. Земфира. Хорошо хоть, не Лагутенко.
- Верю, - кивнул Серёжа. – Охотно верю. Что там они поют? – он бесцеремонно взял с моего стола диск, провёл подушечкой пальца по поверхности, потом провёл ещё раз…
- Не поцарапай, - не удержалась я.
- А слова кто писал? – вдруг поинтересовался Серёжа. Я уставилась на его палец, поглаживающий переливающуюся поверхность диска.
- Ты что… Ты как… Слушаешь… Пальцем?! – изумилась я.
На этот раз он не рассмеялся.
- Слова-то не их? – повторил он вопрос.
- Не… Маргарита Пушкина…
- Так и знал, что женщина, - вздохнул он. – Много вы, женщины, стали творить… Стишки там… Песенки… А с техникой мы не в ладах, - объяснил он. – Но приноровились к кое-каким особенностям вашего мира… Я даже попытался пользоваться мобильным телефоном, - признался он, положив диск на место. – По телефону иногда полезнее звонить, чем говорить напрямую. Когда я начинаю человечку все его проблемы выкладывать и говорить, что могу их решить легко и быстро, у него поджилки трястись начинают. А по телефону ещё угрожать здорово, - он прищурился. Обе руки он закинул за голову, кажется, крылья ему не мешали. – Когда человек не видит опасности, но слышит о ней, он представляет себе гораздо больше, чем даже я вообразить могу… Мне только не нравится, что за мобильный телефон потом потребовалось платить, потому что иначе они его отключают. Пришлось бросить это неблагодарное дело, действовать по старинке… - он заметил мой взгляд и поднял бровь. – А у тебя нет никаких хороших знакомых?
- Хочешь ещё редиски? – постаралась я спросить ледяным тоном.
- Понял, - фыркнул Серёжа. – Тебе неприятно говорить на эту тему. Так как я в отпуске, я могу позволить себе не продолжать… А ты как, верующая? – поинтересовался он.
Я промолчала.
- Забавная ты, Дарья, - повторил он. – Интересно, что бы из тебя получилось…
- Я бы истрепала тебе нервы и заставила есть редиску и даже просить меня дать тебе ещё, - не знаю, какое было у меня выражение лица, но он опять не засмеялся.
- Ты всё-таки не понимаешь, кто я такой, - он закинул ногу на ногу. – Ты мне книжечки-то свои дай, - добавил он. – А то я передумаю и выйду из отпуска.
- Зачем они тебе? – я заметила тень бабушки за дверью и понизила голос.
- Просто я не понимаю, что могло так занять тебя, что ты не испугалась меня. Ты шикала на меня ежеминутно, грозилась скинуть меня в окно, если я буду продолжать дышать так же шумно… Что могло быть причиной такого поведения, так это то, что ты не желала отвлекаться ни на что, даже на демона.
- Ты сказал, что ты не демон, - вздохнула я. – И потом, я всё равно в тебя не верю.
Он, кажется, развеселился. Я поджала губы.
- Я никому не даю читать свои книги, потому что это очень личное.
- Я – тоже очень личное. Я буду твой личный демон-искуситель, - серьёзно сообщил мне Серёжа. – Меня всегда занимало, чем люди занимаются тогда, когда не думают о своих проблемах и не спят.
- Когда я сплю, я думаю о своих проблемах, - кажется, я огрызнулась. – Моей проблемой является написание книжки до экзамена!
- Да не переживай ты насчёт экзамена, - проворчал он. – Тебе ещё повезло, что я очень приличный падший ангел. Я вежливый, аккуратный и ничего не поджёг ещё…
- Только подожги ещё что-нибудь, - вздохнула я. – Не поджёг! А если я начну, как та женщина, креститься и бросаться стульями?
- Я тебя всё равно не оставлю в покое, пока ты не дашь мне посмотреть, чем ты там занималась на этой штуке, - он ткнул пальцем в компьютер. Я заметила, что крышка процессора начала плавиться.
- Испортишь! – возмутилась я, отталкивая его руку. Она оказалась ещё горячее, чем была в первый раз. Он, дёрнувшись, вонзил в меня горящие оранжевые глаза. Тонкие ноздри странно раздулись, когда он вдохнул. Стараясь не обращать на него внимания, я любовно погладила компьютер.
Чувствуя, что обстановка накаляется, я всерьёз начала размышлять, что нужно делать, чтобы всякая нечисть убиралась подальше. В этот момент зазвенел телефон, и я с радостью схватилась за трубку.
- Здравствуй, Ангел, - донеслось оттуда, - мяу.
- Мяу, - поприветствовала я Кошку. Катя на том конце мяукнула ещё раз. – Ну как дела?
- Отлично, - заявила я бодро. – Просто класс!
- А я тут была на тусовке, - сообщила она. – Мне один мой знакомый, милый такой сатанистик, заявил, что вживую видел дьявола, представляешь? И он был абсолютно трезв! И не под кайфом!
Я тяжело вздохнула, не оборачиваясь на Серёжу. В том, что он слышал болтовню Кошки, я не сомневалась.
- Его, конечно, засмеяли. Но он клялся и божился, что никогда больше не прикоснётся пальцем к пентаграмме и даже взгляда не кинет в сторону перевёрнутого креста. Так ему и надо, - продолжала Кошка. – Он просто так носил, типа чтобы выпендриться мол. Какого фига человек носит то, в чём ничего не смыслит? Вот Химерка…
- Химерке никакой… демон не являлся? – осторожно спросила я. Серёжа за спиной пошевелился.
- Нет, а что? – Кошка вкрадчиво засмеялась на том конце. – А что, ты видела?
- Нет, конечно, блин, - быстро соврала я. Не говорить же ей, что причина стремительного изменения "милого сатанистика" сидит за моей спиной! – Знаешь, я тут занята… Вроде как к экзаменам готовлюсь… Я тебе завтра позвоню, хорошо?
- Ладно, Ангел, - согласилась Кошка. – Пока. Мяу.
- Мяу, - сказала я бибикающим гудкам. – Мяу.



и остался только ма-аленький кусочек...

Автор: sinobi 14-06-2006, 23:57

Два "и" в этом предложении - тяжеловато.
"Еще" - пугает . И, может быть, стоит перенести это до "ничего"?
...Бедный компьютер!

Вот! И давай окончание! Гулять, так гулять!

Автор: DiVert 15-06-2006, 0:00

Финал... погуляем...



- Так ты у нас – Ангел? – переспросил Серёжа. Я не поворачивалась к падшему ангелу, а упорно смотрела в окно.
- Да. Так что лучше исчезни. А то я примусь обращать тебя в Свет,… - я замолчала, опираясь локтями на стол.
- Книжку жалко, что ли? – после некоторого молчания спросил меня Серёжа. Я не ответила. Началось всё очень даже интересно. Он сидел тихо на подоконнике и молчал, я тоже сидела, работала, молчала… Я едва не заплакала от обиды. Что я такого плохого сделала, что он заявился ко мне? Окно открыла? – Да ладно уж, - пробормотал падший ангел. – Я же в отпуске… Не буду я больше тебя трогать…
Своим ушам я сначала не поверила.
- Приятно было пообщаться, - Серёжа поднялся, я услышала шелест раскрывающихся крыльев. – Приятно встретить человека, которого нельзя укусить так, чтобы он закричал, - он отодвинул меня, держа за плечо. На бледном лице бродила усмешка, но какая-то неестественная. – Привык я к лёгким заданиям…
Я чувствовала жар его руки на своём плече, и мне было не по себе.
- Нет, я действительно в отпуске, - добавил он. – Отпуском у нас называется найти чистую душу и не отдать её хозяину, а забрать себе, - оранжевые глаза сверкнули. Он ловко вскочил на подоконник. – Захочешь хлебнуть новых ощущений, что-нибудь там для книжки, можешь обращаться ко мне.
У меня появилось жуткое желание куда-нибудь убежать… Отпуск! Не фига себе отпуск!
Падший ангел по имени Серёжа встал на подоконнике во весь рост. Чёрные крылья совсем закрыли свет. Кроссовки и джинсы исчезли. Что-то мрачное и зловещее окружило его.
- Погоди! – пискнула я, шаря рукой по полке вслепую, потому что почти ничего не было видно. Наконец, пальцы наткнулись на дискету. – Держи, чёрт с тобой, - вырвалось у меня. Вообще-то я не ругаюсь. Но как-то само собой получилось.
Длинные пальцы с чёрными кривыми когтями осторожно сжали дискету.
- Бразилия тебе попадётся. И МГРТ, - чёрный ангел в отпуске усмехнулся, подмигнув мне оранжевым глазом, и меня обдало ветром. Крылья хлопнули в воздухе, я взобралась на подоконник, глядя на скрывшуюся за крышей тёмную фигуру…
- Даша! Сколько спать можно?! Тридцать пять минут девятого!
Я глухо охнула и резко села в кровати. Часы показывали без двадцати пяти.
- Блин!
Бабушка скрылась за дверью. Наверное, будильник не сработал…
Я торопливо потянулась за школьной формой, пытаясь выкинуть из головы странный сон. Подскочив к столу, я уставилась на стопки учебников. Они были передвинуты, а "четверга" не было вовсе… А, вот он! У портфеля…
Быстро покидав всё в портфель, я вытащила его в коридор и схватила с полки булочку.
- Ты ничего не трогала в моей комнате? – уточнила я у неё. – У меня все дни смешались!
- Надо мне? Я когда-нибудь что-нибудь трогаю у тебя? – обиделась она. – Мне вообще больше всего надо… И цветок ты не поливаешь… Он завял совсем…
Махнув рукой, я натянула курточку и, подхватив портфель, выскочила, одновременно хватаясь за мобильный телефон.
- Алло! Ксю? Ксю! Я опоздаю!..
Через неделю был первый экзамен. На французском мне попался вопрос о том, почему необходимо прививать детям любовь к чтению с детства и текст про макет Статуи Свободы. А ещё через неделю на экзамене по географии я рассказывала о Международном Географическом Разделении Труда и Бразилии…
И дискета одна моя как сквозь землю провалилась.


Рассказ в сумме написан ровно за 4 часа прямо в том виде, в котором он предстал...

Автор: sinobi 15-06-2006, 0:12

Дважды "ангел"! Вот здесь-то как раз после "падшего" можно опустить .
Еще раз скажу, что Сережка - прелесть! И рассказик мне понравился. Действительно настроение понднял! )))

Автор: DiVert 15-06-2006, 0:17

Ну... Тут про разных ангелов... Но я учту



Самой нравится! Именем особенно... Кстати, он совершенно случайно получился Сергеем. Писала ночью, утром проснулась в обнимку с ноутбуком, на диване сидя, а ангел у меня Серёжей назван...


Спасибо... Поначалу это вообще грозило быть стихом. Правда, хорошо, что я не выполнила угрозу? =)

Автор: sinobi 15-06-2006, 0:22

Сам "добил"!!! Выбрал имя и подправил!
Да, а то переросло бы во что-то сатирическое, мне кажется.

Автор: DiVert 15-06-2006, 0:31

Нет, это был мрачный стих...

Автор: Genevieve 15-06-2006, 0:54

Да не то слово, как хорошо. С трудом воспринимаю стихи. А тут такая история... Прелесть. В стихах бы совсем не смотрелась.

Автор: DiVert 19-06-2006, 2:07

sinobi, я по твоему совету добавила описания города в финальную часть предпоследнего рассказа.

Автор: sinobi 19-06-2006, 2:22

Здорово, то, что надо. Так я и представляла себе, но...

и вдруг

Так и было задумано? Просто интересуюсь, потому что принять такое описание могу с чистой совестью: когда выхожу рано утром в городе, вроде и гарью пахнет, и свежо в то же время...

Автор: DiVert 19-06-2006, 2:32

Свежо - это прохладно! Пыль, крошка и запах к температуре воздуха отношения не имеют!!!

Автор: DiVert 20-06-2006, 1:32

А вот сие... Пожалуй, сие - "непонятно-что"! Оно было задумано почти полгода назад, но получило завершение вчера ночью!..


Начало же было таково:

Mademoiselle Смерть
* * *
У меня ужасная работа. Я работаю ночами, и поэтому с утра имею огромные мешки под глазами и взъерошенные волосы. Более того, у меня работа тяжёлая, и хотя никаких физических неудобств она не приносит, она делает меня морально неустойчивой. Поэтому я легко срываюсь по мелочам. Но что самое нехорошее, мне ещё и за неё не платят! Я ещё пережила бы, если бы знала, что все мои мучения не зря, но так как я понятия не имею, что ждёт меня в будущем, мне это всё чаще кажется наказанием.
Мудрый создатель Вселенной, пожалуй, предвидел, что живущему себе спокойно существу не будет нравиться такая работа, и поэтому он создал меня не запоминающей сны. И я благополучно жила на свете, не подозревая о зловещем даре. Но когда я вышла из домашнего круга и пообщалась с другими детьми, они стали рассказывать мне про сны. До этого вопросов о снах как-то не стояло. Родители всё как-то ссылались на чёрные ночи, а я кроме чёрных ночей ничего и не помнила.
И вот, оказалось, что все другие дети видят сны, а я нет! И тогда я стала очень чутко спать, пытаясь поймать сон. Но почему-то мне всё равно не удавалось запомнить сны. В один момент я отчётливо поняла, что я их вижу! Вижу, но совершенно не помню ничего, кроме разноцветного тумана.
Если бы мне встретился тогда кто-нибудь великий и мудрый, который бы сказал: дура, что ж ты делаешь! Но никто не появился и не остановил меня, а я всерьёз решила научиться запоминать сны.
Сначала я запоминала только места. Самые разные – от картин города до звёздного пространства, от дна ямы до просторов моря, от мрачной комнатушки до огромного зала. В общем, я была заинтригована донельзя. Сны оказались прикольной штукой! Через какое-то время я научилась запоминать лица – в основном, незнакомые. Вернее, только незнакомые. За исключением меня самой – я всегда была во сне, иногда я себя не видела, иногда видела. Зато другие личности были мне незнакомы. Поэтому мне не были понятны рассказы подружек о том, как им снились мамы, папы, дедушки, бабушки, подруги, зверюшки и прочие…
Я жалею, что никто не остановил меня. Вскоре я запоминала каждый свой сон, каждую мелочь. А потом пришло понимание истинного смысла этих слов.
Однажды я рассказала один из своих снов подружке. "Какой кошмар!" – воскликнула она. И тогда я действительно задумалась: ведь и вправду, настоящий кошмар. Под описание подходит… А мне никогда не было страшно.
Природу своих снов я стала понимать, только несколько лет промучившись с ними. Они по-прежнему меня не пугали, только уже не радовали, а надоедали. Они, конечно, были разными, и редко повторялись, но, во-первых, в чём развлечение всю ночь общаться с чужими людьми, даже и попадая в какие-то приключения, а, во-вторых, каждый сон всё равно кончался одинаково. Тот, кого угораздило забраться в мой сон, непременно умирал.
Я долго не обращала на это внимания. Умирает и ладно, и фиг с ним. Мне от этого не было ни тепло, ни холодно. Мелькавшие в моих снах лица никогда не повторялись… Но это всё равно было скучновато.
Подлая штука выяснилась потом. Каждое утро я видела одного и того же человека, кажется, он жил в соседнем доме. Когда я выползала на трамвайную остановку, чтобы ехать в школу, он выходил на работу. Однажды во сне он, порядочно изменённый на мой собственный вкус и в соответствии с моими склонностями к фэнтезийно-фантастическим снам, погиб в каком-то воздушном бою с большим механическим драконом. Всё было весьма обычно, я даже не обратила внимания на то, что то лицо во сне было лицом того самого соседа, которого я постоянно наблюдала. Наутро я вышла из дома, но на остановке его не встретила. И на следующий день тоже… Зато я видела странную машину, а мои большие уши услышали страшную историю про то, что он умер в своей квартире, а узнали об этом только через два дня. В общем, эта жуткая история так меня напугала, что я вспомнила о его смерти в своём сне.
Было это, пожалуй, классе в седьмом. Если бы я тогда получила какое-то подтверждение связи смертей в моих снах и смертей на самом деле, я бы непременно спятила. Но я побоялась-побоялась немного, да и позабыла об этом. Года через два, к тому времени, когда я свыклась с яркими и кошмарными смертями в снах, мне приснился какой-то полный лысый мужчина, который свалился в пропасть в каких-то непонятных горах. Сон был совсем не про него, а про меня и какого-то парня, с которым мы на те самые горы взбирались, и я со скукой знающего человека ожидала, когда же он умрёт, он вдруг указал мне рукой на того мужика… Мужик слетел в пропасть, не удержавшись на краю.
А потом я смотрела телик, и в новостях сказали, что скончался какой-то депутат… Показали фотографию, и я едва не свалилась со стула. У меня не было никаких сомнений – тот самый мужик, что не сумел удержать равновесие в моём сне!
Кошмарное открытие заставило меня вспомнить о прочих мелких совпадениях, что не слишком-то занимали тогда моё девятиклассно-окончательное настроение. У меня на уме было одно безобразие, то есть грядущее окончание девятого класса.
С тех пор я окончательно поняла, что с моими снами что-то не так. Увы, я до сих пор с трудом понимаю, каков принцип этой мировой несправедливости. Мои дурные сны только отмечают факт смерти неких незнакомых мне людей. Эти люди умирают и в реальном мире, но, слава богу, я с ними ни разу не была близко знакома. Неведомый творец нашего мира возложил на меня маленькую обязанность: только выбрать жертву. Причина смерти в моих снах никак не отражается, а то это были бы ночи сердечных приступов, бытовых убийств и дорожных аварий, и я бы не выдержала. Да и то, от меня даже не зависит, кто это будет! Случайное лицо, сформированное моей фантазией, и ничего иного.
Пожалуй, тот, кто подложил мне такую свинью, всё-таки больше заботился о моём душевном равновесии, чем я сама. Не зря я никогда не запоминала свои сны! Но теперь мне уже никуда не деться. Да я и не очень-то обращаю внимания на эти сны. Они довольно скучные, а страх от того, что они несут кому-то смерть, перестал преследовать меня уже давно. По большому счёту, я не виновата, что они мне снятся!
Мне всегда было неприятно, когда в моём присутствии кто-нибудь катит на смерть бочку. Мол, дура, не того нашла, не того взяла, злая стерва, и вообще зачем нужна. В представлении большинства, смерть – это такая костлявая баба с косой, которая только и думает, как кого-нибудь забрать. Я бы с радостью сложила с себя эти жутковатые полномочия, если бы меня кто-то спрашивал.
Иногда мне казалось, что я не одна. Я просто не могу быть такая одна – которой снятся чужие смерти. Множество смертей происходит, к которым я не имею никакого отношения! Поэтому я была более чем уверена, что я не одна. Кто-то взял и распределил на сотню-тысячу людей в мире ответственность за смерти, и, наверное, нас много. Мы – такие маленькие Смерти… Я всегда помню, что могло бы быть и хуже. А может быть, кому-нибудь действительно хуже, чем мне, потому что его терзает совесть, от которой я отказалась… А может, эти неизвестные другие никогда не учились запоминать сны, и ничего не знают…
Но я всегда верила, что я – не одна, чьё подсознание выбирает, кому умереть. Я всегда заглядываю малознакомым собеседникам в глаза, желая понять, нет ли у него такой же тайны, как у меня? Я не знаю, кому в голову пришло бы сообщать об этом во всеуслышание. Я дала себе слово скрывать от остальных свою принадлежность к тому, чего большинство из них страшно боится. Вряд ли они захотят тесно общаться с мадмуазель Смертью. Зато я знаю настоящее лицо смерти – простой человек, в голове которого крутится столько неоконченных дел и проблем, что даже ночью он не может расслабиться; и её настоящую суть – яркий, но похожий на другие, утренний сон. С тех пор я не боюсь и своей смерти – как бы это ни случилось в реальной жизни, на самом деле я просто приснюсь какому-нибудь другому человеку. Это вполне мило и даже гуманно.
Правда, я никогда не думала, что умру рано. Вряд ли таких, как я, маленьких Смертей, действительно много, в любом случае, на весь наш огромный мир наверняка хватает с натягом, а значит, моя работа будет востребована всегда. Я должна видеть сны, и в этом есть основное моё предназначение.
Наверное, не самое худшее. Моя жизнь складывается весьма удачно, словно кто-то заботится о том, чтобы я могла продолжать по-прежнему видеть сны, довольно симпатичные. Они не внушают мне отвращения. Любой человек, как я считаю, должен любить свою работу, своё призвание. Что ж я могу поделать, если моё призвание – гадать на лицах?
Всё, что меня пугает, это что со мной случится, если когда-нибудь мне приснится смерть кого-нибудь из близких. Я, пожалуй, сойду с ума. А если моя собственная смерть? Это будет как-то слишком удивительно… и несправедливо. Повесить на мои хрупкие плечи такую тяжкую ношу, а потом ещё и никак не отблагодарить меня за редкую выносливость.

Автор: Аурелика де Тунрида 20-06-2006, 11:31

Последний рассказ мне понравился! Язык хороший, придраться (мне, а у меня, ты знаешь, странный вкус) не к чему...Так что поздравляю - удалось... Особенно вот это :

Знакомо!

Автор: DiVert 21-06-2006, 23:36

продолжение выложенного отрывка... ещё не конец, пока только продолжение...





* * *
То событие произошло очередной ночью. Я почитала немного на ночь и легла спать. Не то, чтобы я избавилась от многочисленных предрассудков, связанных с моими снами, но у меня нет никакого особого чувства перед сном. Я просто засыпаю, вижу сон, просыпаюсь и иду по своим делам… Никаких особенных эмоций.
Но очередной сон я запомнила очень хорошо. Особенно последнюю часть. Мне снился какой-то мальчик, ему вряд ли было больше тринадцати лет. Мне даже стало его так жалко, что я всерьёз надулась на моё подсознание, выбравшее именно его лицо. Но к тому времени я научилась прощать себя за всё, что мне сниться. К чему обвинять себя в том, в чём всё равно не виновата.
Я уже хорошо ориентировалась в своих снах и понимала, что скоро уже придёт пора просыпаться. Но за несколько минут до пробуждения в моём сне появился какой-то человек. Он пришёл из ниоткуда, просто возник, как часто бывает в снах. В лучших традициях моих снов, он казался выдранным со страниц какой-нибудь фантастической книжки. Такими главных героев рисуют на обложках…
- Привет, - заявил он мне, едва перестав быть полупрозрачным, как туман.
- Привет, - вежливо ответила я, радуясь его появлению. Теперь был шанс, что умрёт не маленький мальчик, а какой-то взрослый смазливый дядька. Почему-то его мне было жалко куда меньше.
- Пойдём? – спросил он.
- Ну пойдём, - согласилась я. Не то, чтобы я управляла своими снами, но всегда хорошо понимала, что единственное событие во сне, которого мне не избежать, это смерть одного из участников. А всё остальное я могу изменять так, как нравится мне. Вернее, моему бодрствующему во сне подсознанию.
Он взял меня под руку, и мы вышли из одного сна в другой. Такое раньше случалось редко, я вряд ли хорошо помнила хоть один такой случай. Теперь события продолжали развиваться в Питере, судя по всему, где-то на Васильевском. Он завёл меня в какую-то кафешку, мы мило посидели, пожевали, попили кофе, поболтали о чём-то не особо напрягающем, потом он поднялся и попрощался.
- До свидания, - сказал он.
- Пока, - я поставила чашку на стол и уставилась на его спину. Теперь он непременно должен умереть…
Но его спина растаяла где-то в толпе, и он так и не умер. Я проснулась, удивлённая донельзя. Никогда раньше не было, чтобы в моём сне никто не умирал. Я, конечно, порадовалась за всех, кого видела той ночью, но удивление не исчезло.
Весь день я проползала, как пьяная амёба после карусели. Давно мне не было так ужасно хреново, болело всё: голова, живот, даже ноги. Я едва дожила до вечера и была невероятно рада, когда доползла до кровати. К тому времени я почти уже не помнила о предыдущем необычном сне.
Очередной сон был довольно забавной историей про то, как я влюбилась. Парень походил на Леголаса из фильма "Властелин колец". В общем, не то, чтобы сильно в моём вкусе, но симпатичный. Но привязалась я к нему несильно, так что когда дело подходило к концу, и он должен был благополучно отдать концы (на нас наехали какие-то жлобы, он взялся меня защищать, ну и все вытекающие подробности, когда на твоей стороне хрупкий парень, а на другой – мужики с ножами), появился мой старый знакомый из прошлого сна.
- Здорово, - гораздо развязнее поприветствовал он меня.
- Привет, - я отвернулась от драки. – А ты чего тут делаешь?
- Я тебе снюсь, - пояснил он (вот умник!). – Пойдём?
- Опять? – спросила я.
- В другое место пойдём.
- Ну пойдём, - согласилась я, позабыв о бедняге "Леголасе".
Мы с этим неизвестным мужиком пошарахались по какому-то парку, опять поболтали, он сказал, что зовут его Денис, в общем, я-то только и ждала, когда же он сдохнет.
Правда, параллельно с этим я начинала понимать, что он мне нравится, и что наши прогулки во сне можно разнообразить чем-нибудь более весёлым. Сон всё-таки – безопасность… Но ни его смерти, ни предложения руки, сердца или чего попроще, я не дождалась. Он опять мило попрощался, улыбнулся мне, сел на трамвай и уехал.
Наутро я чувствовала себя так плохо, что едва шевелилась. Доползла до школы, прожила там три урока, и медсестра отпустила меня домой. Вернее, выгнала меня из школы пинками: мол, ты, чудачка, больная! Я добралась до дома, завалилась в кровать, полежала, но лучше не стало. Потом нажралась таблеток и, наконец-то, заснула.
Мне ничего не снилось вплоть до самого вечера. Я проснулась часов в семь вечера, села за комп, побарахталась в море слов, которые он мне выдавал с каждой новой вордовской страницей независимо от моих мыслей (в смысле, дописала ту главу, которую не успела закончить позапрошлым вечером), и поужинала вместе с родителями. Вернее, с матерью. Она померила мне температуру, напоила молоком и засунула обратно в постель.
Дальнейшие события в моей памяти остались исключительно как обрывки снов, потому что моя дневная жизнь была совершенной паутиной, в которой жил мерзкий паук, сосавший из меня жизненные соки. Это было очень болезненно и печально. Сны по-прежнему оставались яркими и многообещающими, в смысле, обещающими смерть тем, кто мне снится. Однако в них никто не умирал. К концу сна появлялся тот самый Денис, уводил меня из этого сна, водил во всякие приятные места, болтал со мной, я всё сильнее к нему привыкала, он бывал порою весьма симпатичный (менял внешность, не совсем кардинально, но подстраивался под моё настроение и вкус), говорил милые вещи… В общем, делал всё, отчего в жизни любая дура сразу начинает виснуть на шею. Я на его шею не торопилась, но того, что он мне нравится, не скрывала. А с утра я чувствовала себя так, словно меня прокрутили в стиральной машине, отжали, высушили, выгладили и опять изгадили.
Так прошло больше недели. Мать едва не впала в панику, я просто таяла, по её словам, на глазах. Я далеко не сразу связала моё ужасное состояние с таинственным бессмертным Денисом, неизменным участником моих последних снов.
Чтобы убедить мать, что со мной всё в порядке, я выбралась в очередную среду в школу. Правда, я так до неё и не дошла. У меня подкосились ноги, я потеряла сознание прямо посреди улицы…
Очнулась я в теплоте, правда, в не слишком удобной позе. Я лежала на сидении машины.
Мне всё ещё было очень плохо, я с трудом соображала, что что-то не так.
- Наконец-то ты очнулась, - заговорил кто-то с переднего сидения. Кажется, мы ехали. Он вёл машину. – Я уже подумал, что этот страдатель совсем уморил тебя.
- Чего? – спросила я, умудряясь сесть. – Вы кто? Куда мы едем?
- Сразу в панику, - хмыкнул он. – Мы едем ко мне домой.
- Зачем?! – изумилась я. Этот вопрос сформировался в моей гудящей башке первым из многочисленных, что появились потом.
- Чтобы ты привела себя в порядок. Вернее, чтобы я привёл тебя в порядок, - спокойно ответил мужчина. Я увидела в зеркальце его глаза. Он разглядывал моё отражение.
- Что вам от меня надо?! – возмутилась я. – Выпустите меня немедленно!
- Я, конечно, могу тебя выпустить, но ты подохнешь через пару недель. Растаешь, будто тебя не было, Леди Смерть. Это не ты нужна мне, а я – тебе, - заявил он. У него были такие глаза… глубокие. Холодные и глубокие, тёмно-лиловые, как перезрелые сливы, но в них не было блеска.
Когда он назвал меня "Леди Смерть", я совсем упала духом. Но быстро оживилась: должно быть, это всё не зря… Если уж он знает, кто я на самом деле, может быть, он может мне помочь.
- Вижу, ты уже сообразила. Молодец. Мы скоро приедем. Хорошо, что я успел подобрать тебя…
- Спасибо, - решила я сказать что-нибудь вежливое.
- Да уж, хоть спасибо сказала, - хмыкнул он.
Я всё ещё чувствовала себя ужасно, но немного полегче, чем раньше.
Потом мы остановились, он помог мне выйти из машины, дотащил наверх на несколько пролётов. Я буквально висела у него на руках, правда, мне было совершенно не стыдно. Он открыл дверь, впихнул меня внутрь, почти уронил на какое-то кресло и завозился с замком.
- Мама меня ждёт, - пробормотала я.
- Если ты хочешь, чтобы недели через две мать не плакала над твоей могилой, не выпендривайся. Я не желаю тебе зла, как это ни странно.
- А вы кто? – спросила я.
- Я – твой шеф, Леди Смерть. Сиди тихо, мне нужно ещё поставить чайник. Лично я хочу чего-нибудь горяченького…
- Я тоже, - мечтательно проговорила я.
- Ишь ты, - фыркнул он. – Так и быть. Поползли на кухню, - он подхватил меня, донёс до кухни и посадил на стул.
Я наблюдала за ним вяло, он шваркнул чайник на плиту, чиркнул зажигалкой, вытащил две кружки с полки и поставил на стол.
- Что происходило с тобой в последнее время? – спросил он. – Только учти, от этого твоя жизнь зависит, а не моя.
- Было плохо, - призналась я.
- В снах! – прикрикнул он. Он совсем не походил на обычного холостяка, живущего одиноко в своей квартирке. – Только не говори, что ты их не запоминаешь! Я вас всех в Питере наперечёт знаю!
Я вжала голову в плечи:
- Был Денис…
- Ага. Денис, - его улыбка напоминала оскал. – Дальше…
- Он мне снился…
- В конце сна? – поторопил он.
- Да… Он меня всё время куда-то уводил… И мы там… общались… Вот, - выговорила я. – И потом никто не умирал, - вспомнила я. – Вот и всё.
- Хорошо, - кивнул он. – Я так и думал. Твой замечательный Денис, который таскает тебя по своим снам, настоящий страдатель. Я думала, я уже выжил их из Питера всех, а они лезут сюда, проклятые, - он выругался.
- А кто такой страдатель?
- Тот, кто хочет тебя убить, - рыкнул он.
- Правда? – удивилась я. – Но он такой хороший… Довольно милый…
- Это его призвание – быть с тобой милым. И очень тебе нравиться, чтобы ты втюрилась в него по уши. Но, признайся, тебе казалось, что всё это не просто так, - заметил он. – Тебя он смущал, верно?
- Ну… Да, но…
- Страдатели лезут из всех дыр, мешая таким, как ты, исполнять свои обязанности.
- А какие у меня обязанности? – пользуясь случаем, спросила я.
- Убивать, - коротко сказал он. – Вернее, забирать жизнь, - поправился он, заметив мои широко раскрытые глаза. – Ты совершенно правильно опознала свою "работу": твоё подсознание выбирает, кому пришла пора умереть. Это намного приятнее, чем выполнять волю твоего подсознания, согласись…
- А откуда вы про меня знаете? – спросила я удивлённо.
- Я должен знать про всех Леди в Петербурге. Это моя территория.
- Так вы всё-таки кто?
- Стиратель, - он определённо любил короткие фразы. Заметив, что я опять сделала удивлённые глаза, он раздражённо стащил чайник с плиты, плеснул кипяток в чашки и продолжил. – Кто-то же должен приводить в исполнение ваши фантазии!
- Так вы…
- Я отбираю жизни тех людей, кого выбирает твоё подсознание, - кивнул он. – Но не раскатывай губы, заправляешь этим процессом не ты. Ты – вроде машины, чтобы мне меньше думать, - я немного обиделась, но обстановка не располагала дуться долго. – Чтобы забирать жизнь, нужно быть помогущественнее, чем ты, Леди…
- А почему Леди? – опять удивилась я.
- Хм, - он пожал плечами. – Кто-то решил, что женщина справится с заданием еженощно любоваться чужой смертью лучше, чем мужчина. В конце концов, только немногие так и не учатся запоминать сны.
- Кто-то? – переспросила я.
- Кто его знает, - он хлебнул чаю из кружки. – Я с ним не встречался, не приходилось. Ты ведь тоже не знала о стирателях, пока не встретилась со мной?
- Я и сейчас о вас ничего не знаю, - справедливо заметила я.
- И не обязательно. Я – не добрый дядечка. Просто я не хочу, чтобы ещё одна Леди Смерть скончалась. В последнее время умирают слишком многие. Этот, как ты сказала, Денис, очень профессионально работает. Противиться ему никто не может без особой подготовки, а убивает он буквально за месяц.
- А зачем он убивает? – я приготовилась хныкать.
- Страдатели вбили себе в голову, что мы – мировое зло, и наша работа – план по уничтожению всего мира, - презрительно скривился он. – Мы ведь отвечаем за насильственную смерть, редко когда – за смерть от болезни. Те люди, которые доживают до старости, умирают и без нашей помощи. А страдатели – те, кто берётся неизвестно откуда и истребляет Леди.
- Зачем?
- Чтобы они не видели снов о смерти, и у стирателей не было возможности забирать жизни! – торопливо пояснил он. – Для тебя не это важно. Этот твой Денис решил тебя убить, вот в чём дело…
- Но как он собирается это сделать? Мы же с ним никогда не встречались!..
- Не строй из себя дуру. Ты же сама знаешь, что чтобы забрать жизнь, совершенно не надо встречаться один на один. Он просто не даёт тебе делать твою работу. Что ты так на меня смотришь? Видеть во сне смерти – это твоя физическая потребность. Он проникает в твои сны, уводит тебя из них в свои, в результате, ты не выполняешь своего предназначения и чахнешь. И умираешь. Так что тебя может ждать очень печальная судьба, глупая маленькая Леди Смерть.
- Кошмар какой, - выпучила я глаза. – И что же мне делать?
- Не дать ему увести себя в его сон. А вернее – привести его в мой.
- В ваш сон? – тупо переспросила я.
- Да. Там я смогу убить его, и очередной страдатель перестанет мешать Смерти делать своё дело.
- И как мне это сделать? – растерялась я.
- А вот для этого я тебя и подобрал. Я легко дам тебе это знание. Научишься ты мгновенно. Тебе останется только суметь противостоять ему и навязать своё место перемещения. А я легко его уничтожу.
- Кошмар какой, - повторила я. – А он человек?
- Конечно. Как ты и я. Поэтому будет просто.
- Зачем же он нас убивает? – вздохнула я. – Мы ж не виноваты.
- Зато вы "служите силам зла", - хмыкнул он. – Фанатики, что с них взять!
- А почему "страдатель"? Он что, страдает?
- Ну вроде того, - стиратель, как он назвался, откинулся назад, держа в руках кружку. – Он принимает страдания того человека, который должен в твоём сне умереть. Но они считают это подвигом… В общем, хватит болтать! – он поставил кружку на стол и поднялся. – Постарайся сосредоточиться на чём-нибудь не слишком неприятном.
- Постараюсь, - поёжилась я. Он подошёл, положил мне руку на голову, больно сдавив виски.
- Смотри мне в глаза, - приказал он. – Ты увидишь, как надо всё делать.
- Увижу? – я смутно себе это представляла.
- Не спорь, делай, - велел он. – Я уже устал разжёвывать тебе то, чего тебе вообще лучше не знать.
- Ладно, ладно, - быстро согласилась я.
Потом происходило то, что я вряд ли умею описать. У него и без того были такие огромные, лиловые глаза, что жуть брала, а тут они стали ещё… шире. Больше. Огромней. Они буквально проглотили меня всю.
Я получила очень качественную инструкцию. Вернее – очень качественной инструкцией "по мозгам". Когда я пришла в себя, у меня в гораздо большей степени кружилась голова, чем раньше. Зато мне немножко посвежело.
- А теперь я отвезу тебя домой, - сказал мой благодетель. – Твоя школьная сумка лежит у меня в машине, - предугадал он мой вопрос. – И запомни, сегодня ночью я жду этого придурочного страдателя.
- Я помню, - согласилась я. – Я всё хорошо помню… Я сделаю, как вы сказали.
- Надеюсь. Тебе ведь не хочется умереть.
Мне действительно не слишком хотелось умирать. Я дала посадить меня в машину, довести до самого дома и бросить у парадной.
- Встретимся во сне, - кивнул мне анонимный благодетель и укатил.

Автор: DiVert 23-06-2006, 19:07

* * *
Мне уже не терпелось улечься спать, но всё никак не получалось. То кто-то позвонит, то мать начнёт расспрашивать, где я была, то ещё что-то… В общем, поздней ночью я наконец-то опустила голову на подушку.
Сон был какой-то египетский. Такой традиционный египетский кошмар, которых мне иногда порядочно сниться. Я даже знала, кто должен умереть в этом сне, та нервная девушка с растрёпанными волосами. Но ещё я знала, что она обязательно должна умереть, иначе умру я. Очень скоро.
Я впервые почувствовала к себе что-то вроде отвращения, но мысль свою развить не успела. Как ни в чём не бывало, из ниоткуда в мой сон шагнул Денис.
- Опять ты, - вздохнула я. – Тебе не надоело сниться мне каждый день?
- Мне? Совсем нет, - он улыбнулся. – Снится тебе – одно удовольствие… Ну что, пойдём?
Я обернулась на разворачивавшиеся за моей спиной события, как-то связанные с древнеегипетским ритуалом хеб-сед. Зверский праздник первой-второй династии, когда фараона съедали его многочисленные подданные. Только съедать они собирались не фараона, а ту самую девушку с шухером на башке.
- Нет, я хочу досмотреть, - с злорадной ухмылкой сообщила я, чувствуя, как трудно ему противиться.
- Да чего ты не видела, - махнул он рукой. – Пойдём. Тебе ведь всегда нравились мои сны.
- А сегодня мне нравится мой, - я должна была дождаться, когда он подойдёт ближе. Сегодня не он должен взять меня под локоть, а я его. – Досмотрим и пойдём.
- Нет, - резко сказал он. – Потом ты проснёшься…
- Значит, мы увидимся завтра, - заметила я. Он нахмурился и направился ко мне. Я схватила его за руку раньше, чем он мне помешал. На лице Дениса появилось недоумение. – Посмотрим и пойдём, - повторила я. Мне не совсем не хотелось с ним ругаться, более того, я не перестала чувствовать то идиотское чувство влюблённости, которое испытывала. Не знаю, как это выглядит в реальном мире, я никогда не влюблялась по-настоящему, но во сне это как будто ты превращаешься в мыльный пузырь и переливаешься всеми цветами радуги, при это получаешь от этого кучу удовольствия, и лёгкость в теле невероятная… Но что-то я разболталась.
- Только сегодня мы пойдём, куда хочу я, - твёрдо сказала ему я.
Кажется, он понял, о чём я говорю. Несмотря на то, что он был во много раз сильнее меня, сейчас мы были в моём сне, и я пользовалась этим, чтобы он не мог сопротивляться. Чем больше было изумления и даже обиды в его глазах, тем хуже я о себе думала. Вот, мне даже людей не жалко, пусть умирают, лишь бы я была жива…
Но мне именно так и хотелось. Я совсем не желала однажды не проснуться после прогулки с этим милым человеком.
- Послушай, ты всё не так поняла, - заговорил он. – Тебя используют…
- Кто меня использует? – спросила я, перекрикивая ритуальное пение жрецов.
- Злые силы, - заявил этот потрясающий парень, приобретая выражение лица прожжённого фанатика. – Только я могу освободить тебя от обязанности видеть смерти…
- Ты меня уже освободил, - фыркнула я. – Я теперь кроме снов ничего не могу!
- Это временно, - попытался он переубедить меня. – Я всего лишь учу тебя видеть приятные, живые сны. Пока тебе трудно, но ты привыкнешь. А потом я уйду, и больше тебе не будут сниться смерти… Ты будешь жить, как все люди…
- Не лги мне! Я умру, я знаю!
- Но иначе каждый день будут умирать другие люди!
- Что ж, и так бывает. Мир большой, там каждую секунду кто-нибудь умирает… Не без этого, - заявила я.
- Каждый должен прожить тот век, который дал ему Творец. А вы прерываете его жизнь!
Жертвенный нож вспорол девушке грудь. Я даже почувствовала что-то вроде кровожадного облегчения и воспрянула духом.
- Я – тоже человек, жизнь мне тоже кто-то дал. И дар мой мне тоже кто-то дал. Всё очень органично, - я поглядела на его несчастное лицо. – Послушай, Денис, больше не мешай мне, ладно? Я хочу жить, как все…
- Ты убиваешь других людей!
- Не я, а моё глупое подсознание. Уж поверь мне, я совсем не хочу их убивать…
- Ты хотела, чтобы эта девушка умерла, - печально возразил он. – Стиратель, это зло во плоти, смутившее тебя, чтобы не дать мне спасти её, уже отправился туда, где она жила, чтобы забрать её жизнь… Она жила в Бельгии, в небольшом городке. У неё была дочь…
- Замолчи! – крикнула я. Мне никогда не нравилось думать, что у тех людей, что умирают в моих снах, была какая-то жизнь. Я продолжала держать его руку. – Не мешай мне жить! Стиратель, о котором ты говоришь, спас мне жизнь! Он велел мне привести тебя в его сон, чтобы он тебя убил… Но я не буду этого делать, - вздохнула я. – Чтобы ты мне поверил, что я совсем не… не такая Смерть, какой должна быть. Пожалуйста, уходи и больше не лезь в мои сновидения.
- Зло совсем смутило твоё сознание, - тяжело вздохнул он. Он уже давно перестал казаться супергероем с обложки книги. Он будто съёжился, стал похож, возможно, на себя в реальной жизни. Он стал моложе, лицо оказалось чуть глупее и печальнее, чем раньше. – Я хочу тебя спасти. И тебя, и их тоже, - он обвёл рукой мой тающий сон.
- Прощай, - отрезала я. – Больше у меня с тобой нет ничего общего, понял?
- Я не оставлю это так! – крикнул он, когда я отпустила его руку. – Я не оставлю твои зловещие сны, Леди Смерть!
- Тогда я отведу тебя к стирателю, и ты ему расскажешь о своей спасительной миссии.
Денис вырвал свою руку и мгновенно исчез из моего сна. Я осталась в окружении древнеегипетских жрецов, суетящихся вокруг костра, чтобы приготовить останки девушки в соответствии со своими ритуалами. Он испарился так быстро, что я даже растерялась, и его последние слова как-то смутили меня.
Я проснулась в прекрасном расположении духа, свежая, как никогда. И с тех пор он мне больше не снился.



...и опять это не конец!.. да что ж такое?..

Автор: Genevieve 23-06-2006, 19:16

DiVert
Ня, наконец, продолжение . А героиня поступила очень благородно - честно говоря, я не ожидала.

Автор: Kyona d'ril Chath 26-06-2006, 3:16

Пожалуй, я все-таки напишу, хотя и не совсем представляю, что писать ))
Очень понравился первый рассказ о встрече на кладбище. Не имея возможности побывать на могиле дорогого мне человека... хм... в общем - здорово зацепило...
Зарисовка о мяче. Мне очень нравятся подобные вещи. Почему-то заставило вспомнить мой кусочек о человеке и собаке...
Эстер... напомнил мне кое-кого... очень близко...
Про Темного Ангела Сережу очень понравилось. У меня подобные мистическо-бытовые зарисовки не получаются. Да и вообще - с прозой совершенно неоднозначные отношения ))
То же касается "Альбиноса", стремящегося разрушить все миры, пытаясь обрести над ними власть. Было очень интересно читать.
Про сны Леди Смерть очень интересно, но, как я поняла, рассказ еще не окончен. Подожду чем закончится ))
В общем - мне очень нравится тебя читать. У тебя легкий для восприятия слог.
Мурк, дорогая. Удачи и вдохновения тебе...

Автор: DiVert 26-06-2006, 13:05

Спасибо солнечное, Кена, Genevieve, Аурелика, sinobi... Я так рада, что вы не забываете сюда заглядывать!


Последний, самый большой кусочек, вернее, 2 кусочка... =)
* * *
Я волновалась, что стиратель будет недоволен, и что он вдруг заявится в моей жизни, этак возникнет из пустоты, чтобы меня наказать, однако ничего подобного не случилось, и я стёрла пот со лба. Я была уверена, что ему не нравится, что я не выполнила его указаний, но раз он не пришёл, чтобы ткнуть меня носом в наглый проступок, я решила, что всё правильно.
Мучения мои – как я думала – кончились. Дениса больше не было, и я уже забыла, что была в него влюблена, и что он оказался каким-то страдателем, я даже не помнила больше, что он считал меня убийцей: это всё само по себе стало страшным сном.
Зато встреча со стирателем научила меня управлять своими снами. Я начала пристальнее вглядываться в лица, даже менять их усилием воли, я стала управлять сюжетом, но всё-таки не осмелилась взять на себя ответственность выбирать жертв, сложив обязанность эту на своё подсознание. Мне казалось, что если я буду делать это сама, я действительно стану убийцей.
Потом, когда завертелось дело с поступлением в институт, стало не до того. Сны я даже почти перестала запоминать, только бессчётное количество дат, имён и формул в одну кучу… Денис стал призраком, который в моей памяти появлялся иногда, и только наяву. Он не вспоминался мне таким, каким я увидела его в первый раз. В моих воспоминаниях, это был юноша, хрупкий, с неестественно-тонкими руками и глазами, грустными и испуганными разом. Я даже думала иногда: настиг ли его стиратель?
В общем, моя жизнь только-только стала такой же, как до первого свидания с Денисом, когда случилось кое-что, что перевернуло всё моё понятие о мире и справедливости.
На одной из лекций я заметила, что сидящей впереди меня девушке определённо нехорошо. Она была вялая и бледная, с посиневшими губами и закрывающимися глазами, словно ей страшно хотелось спать, и она заставляла себя невероятным усилием оставаться бодрствующей.
Сначала моё волнение за неё было простым человеческим участием. На следующий день она вновь еле дышала и мутным ничего не понимающим взглядом оглядывала профессора, и я с удивлением и волнением узнала симптомы.
Как подойти ей и сказать, что я всё знаю, я не могла решить. Всё-таки, это очень личное дело – быть Леди Смертью. Я на своём опыте знала, как страшно думать, что кто-то раскроет твой секрет…
После лекции она пошла домой, и я решила пройти за ней – и не зря. Она едва упала в обморок прямо на автобусной остановке, и я оказалась там очень кстати. На остановке никого не было, и мы могли спокойно перекинуться парой слов, как только она придёт в себя. Я растрясла её за плечи, приводя в себя.
Она меня не сразу узнала, но я заговорила сразу, не давая ей ничего сказать:
- Ленусь, послушай меня внимательно! Я всё понимаю, Ленусь. То, что с тобой происходит… И кто ты, я тоже знаю, - она подняла брови и попыталась что-то мне сказать, но я опять её перебила. – Я сама… Я сама – Леди Смерть… Тебе снится человек, который не даёт тебе досмотреть сны, правда? Скажи! Да? – я так разволновалась, что сама вспотела.
Она кивнула, приходя в себя и пытаясь сесть прямо. Я помогла ей и плюхнулась рядом на скамейку:
- Как ты?
- Я?.. Я ничего… Это бывает… Часто… А ты? Ты… тоже?
- Я тоже, - кивнула я торопливо. – Послушай, Лена, то, что с тобой творится, это очень опасно… Ты должна выслушать меня, потому что это угрожает твоей жизни!
- Я заболела, - пробормотала Лена, отворачиваясь.
- Тебя заболели, я бы сказала. Это… страдатель.
- Стра… Слушай, всё хорошо…
- Парень тебе снится? Мужчина? Я не знаю, кто, но он не даёт тебе досматривать сны! Это так? – потребовала я ответа.
- Да, - негромко отозвалась она со странными нотками в голосе. Я тяжело вздохнула. Она влюбилась в этого своего парня… Я вдруг испытала невероятную благодарность по отношению к стирателю, который так давно не появлялся в моей жизни.
- И это плохо, - поучительно сказала я. – Пойдём ко мне, Лен…
- Что ты привязалось? – сердито отмахнулась она.
Я начала чувствовать себя на месте стирателя, понимая, что мне нужно сейчас объяснить Лене то, чего сама в первый раз не поняла.
- Ты – Леди Смерть, - решительно ответила я. – Но ты многого не знаешь. А я знаю хоть и немного, но больше тебя… Пойдём ко мне, или к тебе, как хочешь, но ты должна меня выслушать…
Мы пошли к ней. По дороге она молчала, волоча сумку едва ли не по асфальту, а я пыталась придумать те слова, которыми буду беседовать с ней… Мелькнула мысль попытаться отыскать стирателя. Наверное, это надо сделать. Если он ещё сам не просёк, что кто-то проникает в сны Лены, то надо ему об этом сообщить…
Мы сидели в её комнате, она на кровати, поджав под себя ноги, я на подоконнике, глядя в сторону. Сначала я молчала – пока она сама не задала первый вопрос:
- Ну так… Что ты там… про страдателя?..
- Я сама попала однажды в такую ситуацию, - начала я медленно. – Мне снился парень… Он уводил меня из снов, пресекая смерти. А днём мне было просто ужасно… Я долго так существовала, под конец еле-еле могла передвигаться…
- Но почему? – негромко спросила меня Лена.
- Он – страдатель. Он считает, что то, что нам снятся чужие смерти, которые другие воплощают в жизнь, это плохо. Он уверен, что мы – это зло, которое надо искоренить. Не давая тебе видеть смерти во сне, он высасывает из тебя жизненные соки. Постепенно это приводит к смерти.
- Но я же не виновата! – с претензией воскликнула Лена.
- Я тоже, - не выдержала и огрызнулась я. – Я тоже ни в чём не виновата! Но, тем не менее, отчего-то страдатели считают, что нам необходимо умереть!.. Нужно избавиться от него… срочно.
Лена сидела, закусив губу и изредка моргая. Потом спросила шёпотом:
- Но как? Ведь я… Я не могу ему сопротивляться, он уводит меня сам, и… И нам в общем-то хорошо, - она чуть покраснела.
- Ты должна ему сопротивляться. Ты должна не пойти с ним в его сон… Это будет очень сложно сделать…
- А ты сделала, да? – спросила Лена. – А кто тебя надоумил? Как ты поняла, что он…
- Я встретила стирателя, - я почесала затылок, пытаясь объяснить суть. – Он – тот, кто отвечает за смерть тех, кто нам снится. Вот он-то мне и сказал…
Мы ещё какое-то время разговаривали. Лена мне как раньше не очень нравилась, так и сейчас не симпатизировала, но я чувствовала с ней невольное родство – она была наделена тем же, чем и я, она тоже долгое время жила, не в силах поделиться с кем-то своей особенностью…
Я не рассказала ей, что не убила страдателя по приказу стирателя. Я почему-то подумала, что ей должно хватить сил просто прогнать его – чтобы обойтись без смертей… Ещё раз проинструктировала её, и мы расстались на ночь…
Наутро она не пришла на пару. Бросив всю учёбу, я поехала к ней – с нехорошими ощущениями. Оказалось, она с утра чувствовала себя так ужасно, что даже не смогла встать с постели… Лена посетовала мне, что она не сумела справиться с ним… Что он всё-таки уговорил её прийти в его сон… И ещё она назвала его Денисом.
Я почувствовала что-то странное, вроде смеси ревности и негодования. После того, как я прогнала его из своих снов, он отправился в чужие!.. Убивать девушек и женщин, которым всего лишь судьбой выпало видеть смерти!.. И ещё я ощутила вину – если бы я выполнила тогда задание стирателя, Лене, а может быть, и кому-нибудь другому не пришлось бы испытать таких страданий…
Но я ничего об этом ей не сказала. Я ещё не решила, что делать… Вернее, я решила, но пока не знала, как буду претворять свой план в жизнь. Лена смотрела на меня с надеждой – она думала, что я понимаю больше, чем я понимала на самом деле.
- Я попытаюсь рассказать тебе, что делать точно, - я села рядом с ней на кровать. – Я думаю, что его надо убить, Лена…
- Убить? – переспросила она жалобно и встревоженно. – Ты же сказала – прогнать.
- Прогнать – значит отправить его мучить другую Леди Смерть, - твёрдо сказала я, хотя внутри что-то дрожало. – Его надо уничтожить… Надо было сделать это сразу, ещё мне, ещё тогда… Я не решилась, он казался мне таким хорошим… Я его пожалела, а его нельзя было жалеть.
- Но я не властна над моими снами! – растерялась она. – И потом, я не могу его убить! Мне его жаль, очень жаль…
- Мне тоже жаль, - оборвала я её, и почему-то в горле стало горько. – Я – не стиратель, и не могу точно сказать, как тот собирался убить его… Но зато я давно уже умею управлять снами, по крайней мере, своими. Приведи его в мой сон. Я расскажу тебе, как. Ты должна собраться, Лен. Собраться и сделать это…
У меня голос звенел от напряжения. Стирателя нет. Я вряд ли отыщу его. Я не знаю, как заставить его обратить, наконец, внимание на Лену… Значит, убить Дениса должна я.
Но мне было тяжело думать об этом. Я отвлеклась сначала на то, чтобы попытаться научить Лену справляться со сном, потом по дороге домой усиленно слушала плеер, напрягая мысли только процессом повторения слов исполнителя… Дома я долго не ложилась спать, пытаясь оттянуть необходимое действие… Мне всё время вспоминался Денис. Я думала, как буду убивать его… Я знала, что могу это сделать. Пару раз во снах мне даже приходилось убивать самой – я опять же не чувствовала за это ответственность. Я всегда давала сну течь так, как ему хочется, не напрягаясь сама, чтобы что-то менять… Но если сегодня ночью я его убью – я действительно стану убийцей. Именно я – потому что его выбрало не моё подсознание, а мой разум. И я буду руководствоваться разумом, изменяя ткань сна, заставляя его быть таким, каким мне надо…
* * *
Сон был красивый, но красота была нарушена тревожным ожиданием Лены и Дениса.
В этом сне я была принцессой знатного рода в каком-то не прорисованном чётко, но зато красивом королевстве. Правда, что-то не то творилось в королевской чете этого волшебного места, и мне приходилось постоянно существовать одетой в простую не стеснявшую движений одежду с парочкой ножей в рукавах, ибо мои мифические братцы, папаша и мамаша желали моей смерти. В общем, мрачность сценария этого сна не мешала ему быть красивым. Даже обстановочки вроде солдатских казарм, которые, кажется, поддерживали меня в этой семейной войне, или тёмных кабаков, мне нравились…
В одно такое не слишком приятное место, домишко, затерявшийся в глубине парка, величественно-ужасного, с сплетёнными кронами деревьев, высокой травой и колючими кустарниками, я кралась для встречи с одним из своих братцев… Младшенький, кажется, братец, симпатичный, но с неприятным подленьким характером, чувствовал, вероятно, что вскоре я перебью всё его (по совместительству – своё собственное) семейство, и решил заключить со мной мир. Мысли меня/моей героини были направлены на то, что я его убью после того, как он сообщит мне особенности планов моей старшей сестрички, которая не так давно с успехом грохнула старшенького братца.
Милые отношения в снящейся мне семейке меня не пугали. Я чувствовала, что выхожу на какой-то более высокий уровень снов, несущих смерть… Я имела власть выбрать, кто именно из двух претендентов на смерть умрёт… В этом сне – как я чувствовала – это будет либо тот же младшенький, либо сестричка. У меня не было власти сохранить жизнь обоим, но мне давали право выбрать, кто же… Это было довольно тяжело, если об этом задумываться, ведь я точно знала, что эти люди по характеру совсем не такие отвратительные, как в моём сне. Может быть, эта моя "сестричка" – женщина, живущая счастливо со своим мужем, работающая где-нибудь в салоне парикмахером и воспитывающая сына, а этот "братец" – просто студент первого или второго курса, который живёт в общежитии в компании своих приятелей… И никаких коварных мыслей не крутится в головах этих людей – а я должна выбрать, кто из них умрёт.
Да, кажется, что ответственность больше. На самом деле выход прост – надо всего лишь принять правила игры этого сна. Правила, по которым непременно умирает кто-то один. Или даже не один. И я прекрасно осознавала, что не смотря ни на что, моей вины в их смертях всё равно нет. Я даже не отвечаю за то, как они умирают. Я играю по навязанным мне правилам, но я играю так, чтобы самой не страдать от этого… Не знаю, можно ли сказать, что я была жестока?
В домишке не было никакого младшенького брата. Я устроилась так, чтобы меня нельзя было подстрелить из арбалета или лука из окна, и стала ждать, пристально глядя на дверь…
Дверь открылась… Там была Лена, в мягкой кожаной одежде, с короткой мальчишеской стрижкой, почти неузнаваемая. Она была печальной, даже очень, и крепко держала за руку того самого человека, которого я когда-то так легкомысленно пожалела…
У меня дрогнуло сердце, когда я увидела Дениса. Он, кажется, всё уже понял. Его привели в чужой сон, более того, в сон человека, над которым он совершенно не властен. Сейчас всем происходящим здесь управляю я. Я оказалась сильнее этого страдателя, сильнее всех Леди Смертей, которых он свёл в могилу… Я ненавидела его. Такого несчастного, хрупкого, жалобно и обречённо смотревшего на меня. Такого светлого.
- Значит, мы – зло? – тихо спросила я, сжимая в руке кинжал. Рука у меня дрожала, даже ходила ходуном. Метались в голове безумные мысли. Я должна убить! Убить – но не по законам сна, а по своему решению! Это совсем другое! Будь здесь младшенький "братец" – я бы прикончила его, не задумываясь, потому что это должно было случиться. А Денис… В этом сне его вообще не должно быть. Убить его – это сугубо моё решение… Принятое, правда, не ради меня самой, а ради других, но всё-таки это – убийство. Вроде тех преступлений, за которые обычно сажают в тюрьму.
- И ты подтверждаешь это поступком, который хочешь совершить, - ответил он, и Лена отпустила его руку, отходя назад. Ей было страшно… И жалко его… Я боялась, что она бросится в последний миг спасти его – всё-таки, она влюблённая.
- Нет, ты ошибаешься! – воскликнула я. – Я простила тебе те мучения, на которые ты меня обрёк, не отвела тебя к стирателю! Ты же… Ты же… Вот она – твоя благодарность! – я перевела взгляд на Лену. – Ты её захотел убить!..
- Я не убиваю! – воспротивился Денис. – Убиваете вы! Я учу вас жить и видеть нормальные сны! Я борюсь против насильственных смертей! – он возбуждённо порозовел. – Кто же виноват, что вы не справляетесь? Что у вас это потребность – убивать во сне!..
- Лена никогда не убивала во сне, - возразила я, поражаясь тому, как моя рука привычно держит кинжал. В этом сне я была профессиональной убийцей – и это накладывало отпечаток и на мои мысли, и на мои действия. Не сомневаюсь, что если бы это был другой сон, и я в нём была бы ангелом, я бы вновь отпустила Дениса на все четыре стороны. Но всё случилось иначе. – И я, когда появился ты, никогда не убивала… Ты должен понимать, что всё это – череда случайностей! Лица во сне, смерти наяву – никак не связаны с нашим желанием или нежеланием!
Денис скептически поджал губы, помолчал и сказал:
- Но ты же меня хочешь убить!..
Мне очень хотелось сказать ему, что он не оставляет мне выбора, что он сам виноват, но… Он бы мне всё равно не поверил. Он действительно был фанатиком, он верил в то, что мы – "силы зла"… Я не чувствовала в себе сил разубеждать его. Я помнила, что была в него влюблена. Я знала, что этому хрупкому на вид созданию удалось почти убить Лену, а может быть, ещё много других Леди.
Я знала, что он многолик. Что только сейчас он кажется таким несчастным… На самом деле, он принимал любые облики, чтобы исполнить своё дело. Пускай он верил в это самое дело, в то, что оно правое, но ведь он ошибался! И не готов признать свою ошибку.
Он боролся за то, чтобы не было насильственных смертей? Это придумали не мы. Это не мы захотели… Не я и не Лена! И даже не стиратели, которые причастны к смерти куда больше. И даже не другие ступени Пирамиды Смерти, которые мне неизвестны. Кто там ещё выше, после стирателей?.. И если такие, как Денис, будут убивать нас и их – разве не нарушатся некие призрачные и неизвестные нам законы Вселенной?..
- Да, хочу, - ответила я и ударила его кинжалом. Он вошёл в грудь Дениса мягко, легко. Страдатель удивлённо посмотрел на меня, словно до последнего не верил, что я так поступлю, и осел на пол. Лена взвизгнула коротко, но не сдвинулась с места, только закрыла лицо руками.
Я выдохнула, вытирая со лба выступившие капли пота.
- В реальной жизни он умрёт, - подвела я итог, но каким-то чужим, глухим голосом.
- Мне его жалко, - прошептала Лена.
- Если мы будем жалеть всех, кто умирает в наших снах, у нас не будет времени на жизнь, - я отвернулась в сторону, чтобы не видеть тела страдателя. – Тебе лучше вернуться в свой сон… Тут есть ещё двое, один из которых должен умереть. А у тебя есть твой сон, который тебе лучше увидеть до конца.
Она нервно закивала головой. Я подошла к ней и потрепала по плечу: в этом сне я была её и старше, и мудрее. Не знаю, как в жизни – мы мало с ней общались после того сна. Она была мне благодарна, она была мне обязана жизнью, мы обе с ней были Леди Смерть, однако… Мы не смогли жить бок о бок, мы никогда не стали подругами.
- Спасибо, - шепнула она.
- Не за что, - ответила я. – Мне было это… не так сложно.
Она исчезла из моего сна неожиданно и быстро. Как и тело Дениса. Всё стало так, как было до их прихода – а вскоре в комнатке этого домишки оказался и "младшенький" – мерзавец с лицом человека, которого я никогда не знала и никогда не узнаю…
* * *
Может быть, кто-то и может меня осудить… Может быть, кто-то и может назвать меня убийцей… Но это будет человек, который не представляет себе, каково быть Смертью…
Вчера я всю ночь убивала… Я убила больше сотни человек… Может быть, где-то началась война?



Вот так злобно Сама от себя не ожидала...

Автор: Kyona d'ril Chath 26-06-2006, 18:07

Не так уж и злобно. Просто обычный закон выживания.
Возможно, это даже нечто вроде испытания для перехода на следующий уровень.
Она выжила, решила проблему сама, не прибегая к помощи Стирателя. Просто стала старше и мудрее.
Возможно, со временем ей придется пройти следующее испытание, кто знает? )))
Я тут нашла пару очепяток:

Здорово. Мне очень понравилось. Ты потрясающе пишешь.
Мурк, дорогая. Удачи и вдохновения...

Автор: DiVert 26-06-2006, 23:59

На самом деле, рассказ этот во многом автобиографичен Без той мишуры, что связана здесь со стирателями и страдателями, без мудрых смыслов... Мне снятся примерно такие вот сны, и обязательно кто-нибудь в них умирает... Рассказ этот - чуть преображённое видение сей уже не очень прискорбной для меня проблемы. Мне было почему-то приятно попытаться записать это и переосмыслить.

Очепяточки исправила. Спасибо. Не заметила.

Автор: DiVert 13-07-2006, 2:07

"Совершенно неожиданная зарисовка!.. Написана сию минуту - даже не знаю, что на меня нашло. Абсолютно сырая..."

Уже не совсем сырая... По крайней мере, появилось рабочее название "Небо". И изменились пара мелочей...

На краю неба стояли двое. Они любили это небо до безумия – оба любили, и оба слишком страстно…
Одним был мужчина лет тридцати на вид, с благородной осанкой, в яркой просторной одежде. Со стороны он мог показаться языком пламени, случайно сбежавшим из материнского костра… Рыжие короткие волосы были зачёсаны назад и закреплены тонким золотым обручем. Цветные, в красно-оранжевых тонах, одежды трепал ветер, создававший иллюзию маленькой огненной волны. Но иллюзию беспечной и живой яркости нарушало выражение его лица – не мрачное и не светлое, не грустное и не радостное… Абсолютное спокойствие – зловещий признак безумного огня. Жаркий характер, сочетающийся с безразличием к окружающему. Карие глаза смотрели без эмоций, и казалось, что огонь, воплощённый в облике этого человека, горит только из скуки его носителя…
Вторым был юноша, высокий и хрупкий, с узкими плечами и тонкими руками. Он был одет куртку тёмно-синего цвета, застёгнутую так, что воротник почти касался подбородка, и чёрные чуть блестящие брюки, заправленные в сапоги из мягкой тёмно-коричневой кожи. Из-под серого с синим берета выбивались пряди светлых волос. Он стоял, напряжённый и недвижимый, словно часть тёмной, потрёпанной ветром скалы, вознёсшаяся в небо. Руки он сложил на груди, вцепившись тонкими пальцами в предплечья. Весь облик его представлял собой мертвенное спокойствие, так поразительно контрастировавшее с молодостью. И только бесшабашно-весёлый взгляд серых глаз пробуждал удивление: если в нём таится столько энергии и сил, сколько выражает этот взгляд, как же ему удаётся так долго стоять, дыша глубоко и мерно, не шевелиться и слушать шёпот неба…
Первый любил небо испокон веков, создавая его и изучая созданное… Сплетая утончённо-красивую и холодную паутину неба над миром, до которого не было ему никакого дела. Он восхищался красотой своего создания, его совершенством и неповторимостью. Но в конце концов восхищение переросло в привычку. Он не мог существовать больше без своего неба, и привязал его к себе, пользуясь им только для того, чтобы тешить свой взгляд, свой уникально утончённый вкус красоты, постоянной близостью неба… Такая любовь была этому небу в тягость…
Но он продолжать любить, мертвея душой к самому чувству, превращая его в простую привычку… Привычка убивала небо – а ему казалось, что всё по-прежнему…
Второй любил небо так, как любят сыновья своих матерей. Созданный небом, он был благодарен и восхищён… Рождённый, чтобы защитить небо, он был полной противоположностью своему более древнему, чем небо, предку. Чувство его к небу было более бережным, более послушным воле самого неба. По силе обе эти любви были равны – но они были такими же разными, как и их носители…
Первый чувствовал опасность от своего неожиданно обретённого внука. Но он слишком был уверен в том, что небо подчиняется только ему, чтобы обращать внимание на сына неба… Он не верил, что небо может оказаться неблагодарным… Ему было невдомёк, как тяжело было небу отправить рождённого и выращенного им бороться против создателя…
Второй был готов на любые деяния ради своего неба… Ему были невдомёк ни опасения, ни горести неба, ни странные чувства создателя этого великолепного чуда… Их противостояние стало противостоянием воли – уже ничего не решало небо. Что будет сильнее, привязанность или благодарность? Какой оттенок Великой Любви победит в споре за судьбу неба?..
Жителям мира далеко внизу было неизвестно, от чего зависит и их дальнейшая жизнь… Они умели только любоваться небом – да и то не все, далеко не все…
На краю неба стояли двое. Стояли и любовались небом, так любимым ими… Не надо было никаких действий. Никаких слов. Только сила их столь разных чувств… Что будет сильнее – любовь… или любовь?

Автор: DiVert 7-08-2006, 5:38

В общем, за время, проведённое на военном аэродроме, родилось нечто подобное... Длинное-не длинное, но повесть. Пока без названия - не могу придумать ничего достойного.
Конец повести лично для меня был неожиданным. Я всё хотела сделать иначе. Но меня опередили...

Итак, начало...

1
Темно и душновато. Я лежу, закрыв глаза, затылком упираясь во что-то не слишком мягкое, но и не совсем уж невыносимо твёрдое… Дышу редко и неглубоко. Предполагается – сплю…
Слышится звук чиркающей спички… Кто-то теребит меня за плечо… Непривычный для городского жителя, запах потухших свечей неожиданно врывается мне в ноздри…
- Четыре миллиарда жалких огрызков счастья! – длинно ругаюсь я.
- Пароль? – спрашивает вкрадчивый голос.
- Я засуну тебе твой пароль в глотку вместе с кулаком!..
- Да не кипятись ты… Я же шутя,… - тёплое чужое дыхание бьётся в висок.
- Ты дошутишься,… - предупреждаю я, не открывая глаза. Слышу приглушённый шорох, и снова чирканье спички. – И истратишь весь огонь. Дай сюда, - протягиваю в сторону руку.
"Забытые мысли, - думаю я раздражённо, - кто это такой тут?.."
- Это мои спички, - слышу ответ.
- Это может стать последним, что ты держал в руках в своей жалкой и ничтожной жизни.
Чужой голос – мужской, чуть-чуть басоватый, но не дающий о его обладателе представления, как о человеке физически сильном – мне не понравился сразу. В нём были и владельческие, и заискивающие нотки разом.
- Как пожелаете… Но вы мне их вернёте? – мгновенный переход на "вы". Уловил опасность?..
Я чувствую, как в руку ложится маленький картонный коробок. Я не тороплюсь открывать глаза, чтобы чужая реальность не посмела попытаться стать моей.
- Где я?..
Смешок – не мерзкий, но вызвавший у меня омерзение.
- В плену у Единственной, разумеется… Где ещё мы бы могли с вами встретиться, Алгрей…
Прозвучавшее имя было мне не знакомо, но существо это обращалось ко мне. Он меня знал. Он меня боялся, судя по всему, некогда не раз получал от меня втык… Странно. Сколько я себя помню, никогда не приводил подобные угрозы в действие… И никогда не назывался Алгреем, куда бы меня ни заносила судьба.
"Какая, к забытым мыслям, Единственная?" – думаю я. Понимаю, что глаза открыть придётся – открываю, надо мной довольно низкий каменный свод, оплетённые паутиной камни…
Сажусь – не торопясь, и чувствую, как отодвигается в сторону мой собеседник. Тереблю в руке спички – мне не терпится разглядеть его… Судя по звуку, в коробке почти пусто.
Спрашивать, кто он, я не тороплюсь. Он меня знает – а мысль, что я знаю его, даёт ему куда меньше власти в данной ситуации.
- И как давно я здесь?
- Ты появился пару часов назад,… - не знаю поймал ли он мой недовольный взгляд в этой темноте, или просто сообразил, но тут же исправился. – Вы…
- А ты уже успел истратить половину коробка, пытаясь разглядеть мою физиономию. Каковы планы у Единственной на мой счёт?..
- Кто же может знать планы Единственной? – слышится встречный вопрос.
"Да, кажется, разговор не обещает быть информативным," – думаю я.
- Я собираюсь уходить, - поднимаюсь на ноги. Или мне кажется, или мой собеседник уставился на меня с ужасом.
- Ты с ума сошёл, Алгрей!..
- Ты идёшь со мной? – спрашиваю я нетерпеливо, стискивая в ладони коробок спичек. Какие-то чужие ладони… Странный, чужой воздух…
- Куда ты собрался идти? – мой собеседник вскакивает, хватает меня за руку. – Только разозлим Единственную…
- К забытым мыслям Единственную! – рявкаю я. Он испуганно съёживается.
- Ты вечно шалишь, Алгрей… Нельзя так играть с Единственной…
- Получается, ты остаёшься? – я чувствую, что улыбаюсь во весь рот. Жаль, не вижу собеседника и не знаю, кто он… Пока моего сокамерника раздирают сомнения, я всё-таки зажигаю спичку… Человек как человек… Высокий, крепкий, только голова вжата в плечи, а глаза беспокойно бегают. Он отворачивается от света и бормочет:
- Куда же я без вас… Я с вами…
- Ты уж как-нибудь определись насчёт того, как ко мне обращаться, - я успеваю окинуть маленькое помещение взглядом, и спичка тухнет. – В прошлый раз ты тоже был со мной, да? – повинуясь внутреннему побуждению, спрашиваю я.
- Алгрей, но я думал, ты мне простил тогда… Единственная… Она ведь…
- Пойдёшь впереди, - говорю я коротко и ударяю о стену кулаком… Моими действиями руководит какая-то странная привычка, доселе незнакомая. Стена вздрагивает от удара.
- Ты людей Таррна навлечёшь! – шипит мой сокамерник.
- Ничего, - продолжаю я бить стену. Рука не болит ни капли. Мне это нравится невероятно. – Иди вперёд, - я кивнул головой в образовавшийся проём. – И не юли.
Мне нужен кто-то, кто понимает, что происходит… Очень нужен… А пока этим "кем-то" является вот этот незнакомый мне типчик.


Добавлено:
Вернулась к стилю написания, как было в "Тёмном мастере" - в настоящем времени. Сложно, однако!

Автор: sinobi 8-08-2006, 3:39

"вО что-то"?

Поскольку в первом предложении тоже использовано слово "меня", во втором желательно не просто оставить одно из "меня/мне", но и предпочтительно именно последнее.
"Непривычный для городского человека/жителя, запах потухших свечей врывается мне в ноздри"? В общем, как-то выкрутиться надо. ))

это я долго буду переваривать... ))) Итак, мир, в котором эта фраза - ругательство и, похоже, довольно грязное...

Дважды "это". Хм... так это не человек?

М? =) "торопясь"-"торопливо"

Со "спичками" что-то не так. Может, в последнем предложении заменить конец: "в коробке почти пусто"?

Второе "здесь" можно опустить...

Вот "я"колка-то! Непорядок )))

Пуф. Это начало? Давай дальше, потому как пока мненьице составить трудно, а хочется =)

Автор: DiVert 8-08-2006, 3:46

*бьётся лбом об пол (благодарно)*


Не самое основное ругательство, но это тоже есть... Дело в том, что оно получилось у меня само по себе. Вырвалось. Я бы даже сказала "вылетело"!


Понимаешь, дело в том, что "я" не уверен, что это человек. Он пока ни в чём не уверен.


Отрицательный эффект написания в настоящем времени. Надо выкручиваться, а кроме "я" сложно что-то сказать...

Да-да, это самое начало. Но дело в том, что события не имеют особенного смысла - повесть построена на одних воспоминаниях...

Автор: DiVert 8-08-2006, 3:54

Итак, я кое-что отредактировала и вывесила поверх прежнего варианта.

А мне-то как хочется!!!


2
Выяснилось, что его зовут Слейж… Я смеялся над именем – не уверен, что могу точно сказать, что показалось мне в нём смешным. Он думал, что я и так знаю его, так что причины моего смеха не понял… Я и сам не понял. Смешное сочетание звуков.
Сейчас мы только-только выбрались на свежий воздух… Мне здесь сразу не понравилось. Пейзаж напомнил мне результат неудачного опыта начинающего художника… Любуясь излишне ярко-розовой травой, раздражающей глаза невероятно, вдруг осознаю, что с трудом понимаю, что на ум приходят какие-то странные и незнакомые, смешные слова в моей памяти… Вроде бы трава должна быть… другого цвета?
Слейж теребит меня за руку.
- Пойдёмте, Алгрей… Таррну уже наверняка доложили, что мы сбежали…
Повинуясь невнятному внутреннему зову, отвечаю:
- Я никогда не убегаю, я только иду туда, куда мне хочется…
- Не время, не время…
Я внимательно смотрю ему в лицо… Он ещё сильнее ёжится – странно, на вид он хотя и не силач, но не такой уж трус… А на деле?
"А на каком деле вообще можно на него положиться? – спрашиваю себя я, понимая, что мои глаза привыкли к розовой траве, светло-зелёному небу и ломаным чёрным ветвям деревьев. Всю дорогу по тёмным катакомбам я размышлял, делиться ли с ним своей небольшой проблемой, что я ничего не помню… Ни кто я, ни где я, ни кто он такой, ни кто такая Единственная… - Не стоит, - говорю я себе. – Он – не тот, на кого можно положиться…"
- Куда? – я задаю вопрос так, что нельзя понять, какие сомнения меня терзают.
"Кто такой Таррн? – думаю тем временем. – И не продаст ли этот ему мою шкуру взамен за свою жизнь, если придёт дело на меру?"
- В Эллейер, разумеется… Крупное местечко, много народу, легко можно спрятаться, - он тянет меня за рукав, что меня сильно раздражает. Я чувствую, как кулак сжимается, и замечаю, что Слейж меня отпускает. Ну да, я сам вспоминаю убийственную силу своей руки и ухмыляюсь.
- Крупное местечко?.. Ты про эту деревушку?.. – задаю я вопрос, и удивляюсь невероятно, что понимаю, о чём речь! Да, перед моими глазами так и стояло небольшое, хиленькое поселение.
- Алгрей,… - начинает Слейж осторожно. – Тебя, конечно, давно не было, но… Эллейер уже года четыре как обнесли городской стеной… Это второй город по значимости после Круга Единственной,… - он так смотрит на меня, что я соображаю постепенно: кое-что изменилось… Очень значимо.
Слова Круг Единственной пробуждают у меня странные воспоминания, внутреннюю дрожь. Глаза затуманиваются, я вижу горящие, как костры, здания, за ними, сквозь дым, белые стены и золотистые руки, протянутые будто бы через всё небо к высоким башням городских стен…
- Да, давненько я тут не был, - я заметил, что он опять перешёл на ты, но чтобы понять, что исправиться ему сложно, и он будет упорно отказывать мне в уважении, мне не понадобилось много времени.
- А где же ты был? – задаёт он вопрос. Я предпочитаю отмолчаться. Стою у серой стены, всё равно не помня, в какой стороне находится Эллейер… Он смотрит мне в лицо только до тех пор, пока я не перевожу на него взгляд. Я чувствую, что он меня боится. – Ладно тебе, Рыжий, - называет он меня каким-то странным, далёко-знакомым, но в то же время чужим прозвищем. Созвучно этому имени в моей памяти звон оружия и чьи-то крики. И смех. Мой. Хриплый. Это имя должно вызвать у меня что-то особенное, я это понимаю и делаю вид, что меняю настрой.
- Отлично, Слейж. Теперь пойдём в Эллейер, - я смотрю на него так, что он понимает – первые шаги делать ему. Его это смущает, скорее всего, потому, что он не знает, зачем мне это надо. Потому ли, что я хочу видеть его на всякий случай впереди, или потому, что не хочу видеть позади?.. Или потому что я просто… не помню?



В общем, это была последняя короткая глава. Дальше на меня накатило нечто, похожее на вдохновение.

Автор: DiVert 14-08-2006, 18:04

Продолжение...


3
Да, действительно, я другим помню это место… В моей памяти упорно всплывает одна-единственная прямая улица, по обе стороны которой ютятся домишки… В них не очень-то уютно жить, но в условиях, что иного выхода нет, приходится довольствоваться этим.
Теперь это действительно город… Большой и шумный… Я иду следом за Слейжем, а он упорно пытается расспрашивать меня о чём-то. Об одежде, например… Во что я одет? Сам не понимаю. Довольно удобно, но как-то непривычно. Все вокруг наряжены в явно неудобные костюмчики, с широкими рукавами и капюшонами, судя по всему, чтобы прятать лицо было удобнее. Поразительно единодушное желание слиться с толпой – даже расцветочка их тряпья была одинаково песочно-серая. Даже у тех, кто выглядел посостоятельней и поприличней.
Слейж обряжён в нечто также же, только более грязное, местами порванное и… довольно сильно пахнущее, кстати. Морщусь. Из-под невзрачной одёжки выглядывают с каждым шагом удивительно любовно налакированные чёрные сапоги с металлическими бляхами. Да ты модник, приятель?..
Я иду широким шагом, периодически подгоняя своего спутника – заметно, что он привык подчиняться. Может быть, даже мне… Хотя он чаще называет меня на ты, чем на вы, иногда в нём что-то проскальзывает низкое, скорее даже приниженное.
Я замечаю, что люди остерегаются меня, прячутся в дома, просто отворачиваются…
- В чём дело? – как бы невзначай спрашиваю я Слейжа.
- Ну, как же, - отвечает он, лукаво усмехаясь. – Они помнят тебя, Рыжий, до сих пор… И только единицы из них знают, что Круг Единственной спалил ты.
"Боятся, - думаю я. – Кем же я был?.. Рыжий… Рыжий… Смешное прозвище… Но не похоже, чтобы этим людям особенно смешно меня видеть".
- Нас будут искать, - начинает Слейж вновь. – Таррн так этого не оставит. Мы… Ты разнёс темницу…
- Я думаю, что мне позволили её разнести, - говорю я. – Или среди них процветает безалаберность, раз они позволяют сажать пленников вроде меня в помещения, откуда так легко уйти.
Слейж замедляет шаг, чтобы оказаться ближе ко мне, и я невольно настораживаюсь.
- Слушай, - шёпотом говорит он. Он почти что выше меня, но идёт так, что я иногда даже смотрю на него сверху вниз. – Алгрей… Зачем ты вернулся?
- В каком смысле? – переспрашиваю я.
- После того, как ты спалил Круг Единственной, ты исчез. Я хорошо помню, - он интенсивно кивает головой. – Единственная заставила перерыть весь континент, но тебя так и не отыскали… Вместо тебя она назначила Таррна – и он, подлец, - ругательство прозвучало осторожно и даже мягко, словно Слейж боится, что его поймают на этом слове, - неплохо справляется… Держит в кулаке большинство земель. Остальные боятся бунтовать, только изредка шумят, но не больше. Таррн в фаворе у Единственной, но она, по слухам, велела ему хоть с другого мира достать тебя… Я и подумал было, что ты бросил континент и смылся.
Я слушаю внимательно. Любая крупинка информации может быть мне полезна. Одновременно Слейж ведёт меня в дом, напоминающий таверну. Моя рука невольно шарит по поясу, словно пытаясь отыскать оружие… Я понимаю, что если за мной охотятся, моему новоявленному дружку ничего не будет стоить сплавить меня прямо в руки этому Таррну. Слейж замечает этот жест и улыбается так широко, как может, но в глазах загорается осторожность… Он тоже видит, что доверия между нами нет. И быть не может.
- Брось, Рыжий…
- Зови меня Алгрей, - обрываю его я. – Рыжим я был довольно давно.
Ему приходится согласиться на мои условия. Что-то подсказывает мне, что имя "Алгрей" знает меньшее количество людей, чем кличку, которой меня называли в Чёрной Гвардии…
"Чёрная Гвардия!" – я становлюсь, как вкопанный, прямо на пороге таверны. Слейж замирает, не сводя с меня глаз.
Меня одолевают обрывочные воспоминания. Холодные казармы, по которым гуляет ветер. Вдоль стен развешано оружие. Мои собственные шаги – я двигаюсь по центру, руки скрещены на груди. Со мной ещё двое… Один рядом – невысокий, худенький паренёк с бесконечно широкой белозубой улыбкой. Он в таком же чёрном плаще, что и я, и тоже вооружён, но смотрится как-то несерьёзно. Что-то бормочет под нос – я его не слушаю. Позади ещё один – я знаю, что это Слейж. Я узнаю его по шагам. Он немного шаркает, когда ходит, хотя в форме Чёрной Гвардии он смотрится куда опаснее и серьёзнее, чем обычно…
Привезли пленников, - громко провозглашает идущий справа юноша. – Можно поразвлечься, а?
Слышу свой голос, хотя с трудом его узнаю:
У тебя на уме только одно. В Круге Единственной, возможно, прячется Менч, а тебя ничего не занимает, кроме пленников.
Ты скучен, Рыжий, хотя и командир,… - заявляет он мне.
Бью его по лицу, наотмашь, но не сильно. Он не обижается – я толком не могу сказать, оттого ли, что привык, или оттого, что это нормально.
Отдай моим людям приказ прошарить Большой Круг, - чуть поворачиваю я голову к Слейжу. – И ещё, Актёр… Не забудь, что ты мне должен.
Я помню, - вздыхает он. – Будет выполнено…
"Странные воспоминания", - размышляю я. Что ж, теперь ясно, что я был в Чёрной Гвардии. Со Слейжем… Отлично. Осталась мелочь – узнать, что такое Чёрная Гвардия, Круг Единственной и прочая чепуха.
- Иди вперёд, Актёр, - говорю я довольно громко, и он вздрагивает от последнего слова.
- Давай договоримся, - испуганно шепчет он. – Не надо… Актёра ещё здесь кое-кто помнит…
Вот и отлично. Наверное, он когда-то в этой Чёрной Гвардии хорошо постарался… и теперь боится. Что же, забытые мысли, случилось такое?.. Почему я не понимаю, что тут творится?..
- Продолжай рассказывать, - бросаю я ему в спину, когда он заходит. Мы садимся за дальний стол, я лицом к окну, чтобы видеть, если кто захочет зайти… От кого именно ждать опасности, я не знал, но что-то подсказывало мне, что это должны быть ребята в чёрных плащах…
- Ты спалил Круг и как растворился, - он опасливо стреляет глазами по сторонам. Подбегает официантка – ну хоть на этой нет безразмерной накидки, и то хлеб с маслом. Слейж коротко распоряжается что-то принести, причём, у меня не спрашивает, хотя заказывает на двоих. – Единственная была в ярости. Командир Чёрной Гвардии – и вдруг предал… Тогда она поймала Менча, а он выдал быстренько всех нас с нашими целями, - он ждет, пока официантка отойдёт подальше, и пододвигает ко мне принесённую кружку с пенящейся жидкостью. – Пей, ты же это любишь…
- Не останавливайся, - советую я. Мне не нравилось, что кроме нас в таверне только один посетитель, и тот, кажется, собирается уходить.
Слейж хорошо улавливал командные нотки в моём голосе. Ага, я был командиром Чёрной Гвардии… Служил Единственной… Спалил её Круг… Что дальше?
- Ну… Нас поймали, пытали, но недолго… Никто ведь не знал, куда ты делся… Не смотри на меня так! – он поводит плечами. – Естественно, мы бы тебя сдали!.. Ты же сам неоднократно ломал пленников!.. С нашими методами, - он ухмыляется, - это никогда не было так уж сложно… Но ты исчез… Вместо тебя назначили Таррна, а за твою голову обещают до сих пор дать хорошее вознаграждение и личную благодарность Единственной…
- Когда меня успели схватить? – спрашиваю я.
- Не знаю, - он разводит руками, потом отхлёбывает из кружки. – Я попал в темницу за то, что много разглагольствовал против Таррна… Он не прощает.
- Тебя выгнали из Гвардии? – спрашиваю я с видом, что хорошо понимаю, о чём говорю.
- А ты думаешь? – хмыкает он. – Всё-таки, я с тобой водился… Таррна терпеть не могу… Его все ненавидят.
- Я был лучше? – спрашиваю с живым интересом, мне действительно становится любопытно его слушать. Слейж прыскает, утыкаясь лицом в рукав собственной рубахи.
- Лучше! Если сравнивать ваши поступки, Таррн – воплощение доброты и снисхождения!.. Просто ты был прямой, резкий, но иногда от тебя откровенно попахивало справедливостью… А этот увёртливый, как мысль…
Вздыхаю. Ничего не прояснилось.
- Отчего же его ненавидят?
- Не знаю… Да и тебя не шибко любили. Просто… Говорят, что он знает пару-тройку заклятий,… - он ещё сильнее понижает голос.
Краем глаза я вижу, как посетитель покидает таверну, потом вижу трактирщика, он очень внимательно смотрит на меня из-за стойки. Делаю вид, что не замечаю…
- Нехорошо, - бормочу я, хотя не знаю, что именно нехорошо.
- На себе не испытывал, утверждать не берусь, - на всякий случай предупреждает Слейж. Но я и так знаю, что он может приврать… из любви к искусству.
- Значит, ты не знаешь, как я тут оказался? – напрямую спрашиваю я.
- Нет, - быстро отвечает Слейж. – Хм… А ты что, сам не…
- Не знаю, - перебиваю его я. – Я не собирался сюда. Сам должен понимать… Что я здесь забыл? Свою голову?..
- Тебе бы саблю – и от Таррна осталась бы одна кровавая каша, - уверенно заявляет Слейж. Трактирщик слышит эти слова, определённо… Ещё внимательнее смотрит мне в затылок. Я же обращаю внимание на стекло окна. Оно желтоватое, мутное, но в нём я вижу своё отражение. Лицо грубое, не очень широкое, но с ярко очерченными скулами. Волосы короткие, но сильно вьются… Скорее всего, они действительно рыжего цвета. Подбородок и часть щёк густо заросли щетиной. Давно не брился…
- Такой плохой фехтовальщик?
- Он плут, - как приговор, сказал Слейж.
- А ты?.. – поднимаю бровь.
- А я – закоренелый плут. Ты же знаешь, Алгрей!..
Мои глаза замечают, что трактирщика в поле зрения больше нет. Чувствую яркую потребность в оружии… Исключительно ради собственной безопасности.
Слейж глядит к себе в кружку. Я-то сделал только пару глотков, понял, что это действительно мне нравится, но больше пить не стал. Я не помню, что это такое и как действует.
В тот же миг, как в голове появляется подозрение о чьём-то присутствии сзади, у горла появляется кривое лезвие.
- Я тебя узнал, Рыжий…
Гляжу в стекло. Ну разумеется, трактирщик… Как же я не почуял его раньше? И куда подевалась моя сноровка?
- Я был о тебе лучшего мнения, - подтверждает тот. Он не очень-то молодой, но вполне крепок на вид, и рука его не дрожит… Коже на шее холодно от прикосновения стали. Слейж давится жидкостью в своей кружке и опасливо смотрит на человека за моей спиной. Потом на меня.
Да, я знаю, что нужно делать. Трактирщик глуповат – если он хочет убить меня, он должен сразу перерезать мне глотку, а не любоваться моментом. Однако он медлит – мне сейчас ничего не стоит вывернуть ему руку, а потом убить. Старые, но не забытые навыки шевелятся где-то в глубине меня. Пальцы руки начинают барабанить по столу, и кружки на нём трясутся, хотя я не прилагаю к тому никаких усилий.
- Опусти нож.
- За твою голову дают много денег.
- Ты думаешь, что можешь меня убить? – спрашиваю я, ловя у его отражения в стекле взгляд. Но он следит за моей рукой. Какой предусмотрительный…
Нож чуть дрогнул. Верно, он уже понял, что ошибся.
- Если ты уберёшь его сам, я тебя не убью, - обещаю я. Слейж не шевелится, а следит за нами.
- Какой ты стал разговорчивый, Рыжий, - бормочет он. Я вновь шевелю бровями – Актёр, молчи-ка…
- А твой приятель кто? – рука его дрогнула сильнее. Мои пальцы исчезли со стола, но я демонстративно спокойно сложил их на коленях. Даже при желании, он не успеет вспороть мне глотку.
- Можешь попытаться его убить, если тебя смущают свидетели, - спокойно отвечаю я. Слейж косится на меня зло и медленно поднимается из-за стола.
- Сиди, - говорю ему я. – Твои спички – не то, чем ты от меня теперь откупишься. Уймись.
Он злится, но садится обратно.
- Забытые мысли, - бормочет трактирщик и быстро отдёргивает руку с ножом. Пару секунд проходит в ожидании – Слейж и незадачливый охотник за гонораром за мою голову ждут, когда я расправлюсь с последним. Не дожидаются.
- Садись, - говорю я и киваю на стул, стоящий недалеко. – И ты сиди, - напоминаю я Слейжу. Значит, за мою голову много платят? – спрашиваю я у трактирщика. Он бледен, причём, я прекрасно его понимаю. Интересно, много ли шансов имел бы он получить свой гонорар, когда рядом был Актёр? Вполне в духе моего бывшего подчинённого было бы грохнуть его и забрать вознаграждение себе.
- Прилично, - выдавливает трактирщик. Кажется, он думает, что я всё равно его убью. Ну, пусть пока думает… Кто знает, чем ещё всё это закончится. – Но я с радостью убил бы тебя, даже если бы за это ничего не давали.
- Думаю, не ты один… Нож можешь положить на стол, - замечаю я. – Что насчёт Таррна? – спрашиваю. – Он в Эллейере?..
- Был недавно… Уехал в Круг, - быстро ответил трактирщик.
- Много здесь его людей?..
- Пруд пруди, - вздыхает трактирщик. – В ваши времена, Рыжий, всё было совсем не так, - добавляет он. Я пытаюсь понять, заискивает он передо мной, пытаясь выторговать жизнь, или нет. В любом случае, переход на вы меня не порадовал и не огорчил, и трактирщик это заметил.
- Как тебя звать?
- Юке, - ответил он. – Юке Канре.
- Отлично, Юке, - киваю я. – Таррн когда в следующий раз собирается появиться?..
- Он объезжает раз в месяц ближайшие к Кругу города.
Ничего это мне не даёт! Ровным счётом ничего! Я хмурюсь, делаю вид, что разозлён…
- Мне нужно оружие. Как ты заметил, у меня его нет. Его можно добыть инкогнито?..
- Вас узнают… Думаю, уже узнали. И быстро донесут людям Таррна.
- Вопрос в том, найдут ли меня люди Таррна, - я бросаю взгляд на Слейжа. – У тебя есть оружие?
- Нет, - отвечает он.
- Отвратительно, - бросаю я. – Нам нужно два комплекта оружия. У тебя есть шанс найти нам их, и я забуду твой забавный проступок, - я поднимаюсь и собираюсь уходить.
- Гвардейцы скоро узнают, что я просто так дал вам уйти, и мне не жить, - бормочет Юке. – И вы требуете, чтобы я вам помог.
- Ну разумеется, требую, - я беру нож со стола. Боевой нож, надо же! – Ты же знаешь, я делаю то, что мне больше нравится. Мне понравится, если будет оружие. Если не будет – не понравится. А теперь, я ухожу, и надеюсь через пару дней стать обладателем хорошего клинка.
Юке смотрит на меня исподлобья, периодически поглядывая на нож.
- А на всякий случай – скажи, что сопротивлялся, но со мной не совладал, - я взмахнул ножом перед его лицом, аккуратно вспарывая кожу на щеке, но не позволяя себе поранить его сильно или попасть в глаз. Он коротко вскрикивает, хватаясь за лицо. – Болеть будет, но это – твоё алиби, - я выхожу из таверны, Слейж семенит за мной.
- Как ты можешь ему доверять, Алгрей?..
- А как я могу доверять тебе? – спрашиваю я. – Если все с такой скоростью узнают во мне Рыжего… Мне нужно место, где я дождусь своего оружия.
- Канре тебя обманет.
- Значит, умрём мы с тобой оба, - ухмыляюсь я, с Слейж понимает, что отвязаться от меня уже не получится. Он хотел спрятаться за мной во время побега, на случай, если нас догонят гвардейцы, коими когда-то были мы сами. Теперь ему очень хочется уйти… Но я такого шанса ему не даю. Пусть вспомнит времена, когда я был его командиром.
- Я знаю одно убежище, - бурчит он. – Нам придётся выйти из Эллейера…
Забавно… Мы засветились в городе – чтобы уйти?.. Обо мне донесут людям этого Таррна, обязательно скажут, что я был в таверне. Юке в лучшем случае побьют, если он не расколется сразу… Он быстро скажет, что я заказал ему оружие.
Нет, неправильно это. Неправильно.
- Ну, веди, Актёр, - шиплю я раздражённо. Слейж вздрагивает и почти срывается с места. Я иду следом за ним, чувствуя одновременно желание спрятать лицо и поднять его навстречу такому родному и одновременно чужому салатному небу.

Автор: DiVert 17-08-2006, 1:15

4
Два дня, как и обещал Канре, провожу в убежище, указанном мне Слейжем. Слейжу не верю, глаз с него не спускаю. Один раз даже врезал – он посмотрел на меня зло, но перечить не стал.
Мне кажется, он ещё попытается продать мою шкуру… Но насчёт того, что будет, если придётся с ним драться, я спокоен. Куда ему против меня.
Он несколько раз за это время просился отпустить его "на разведку" – я запретил. Пусть маячит перед глазами.
Теперь, спустя эти два дня, прогулка по Эллейеру кажется мне менее безоблачной. Но я по-прежнему не вижу никакой опасности, никаких людей в чёрных плащах – только обывателей, которые продолжают избегать столкновения со мной на одной дороге.
"Если они меня узнают так легко, - думаю я. – То и донести на меня могли успеть… То, что не пытаются напасть, в погоне за наградой, это ясно… О моей силе они ещё помнят… Но где же эти легендарные люди Таррна?.."
У меня полное ощущение, что Слейж тоже удивлён происходящим. Нож, забранный мною у Юке, был единственным оружием, но я помню отлично, что с ним надо сделать, чтобы он обратился в смертоносное оружие… Не хуже верной сабли.
Иду прямиком в таверну, но у дверей останавливаюсь.
- Иди внутрь и поговори с Юке, - приказываю Слейжу. Из таверны выходит какой-то мужчина, проходит мимо нас – многозначно и опасливо косится на меня, сторонится. – Никакого шума и резни, - добавляю я и, чувствуя, что он что-то замыслил, достаточно громким шёпотом добавляю. – Актёр,… - мой голос вполне может слышать прошедший мимо человек. А Слейж опасается, что его вспомнят, как Актёра. Мне даже мысленно сложно напялить на него чёрный плащ – в нём он становится совершенно иным человеком, доспехи Чёрной Гвардии поднимают его ступени на три выше того положения и вида, в котором он предстаёт сейчас. К тому же, с тех пор он значительно погрузнел.
Слейж впивается мне в лицо взглядом. Да уж, я играю с огнём. Хотя… Он-то мне не опасен. Мне опасны – и то не факт – те, кого он способен на меня натравить… И ещё мне опасна Единственная. Это я знаю точно. Вероятно, Таррн тоже…
- Я скоро вернусь, - кивает Слейж и хлопает дверью таверны. Я прислоняюсь к крыльцу, ожидая его, и внимательно слежу за медленно ползущей жизнью того, что до сих пор в моей памяти является маленькой деревушкой. И эта улица… Когда-то была уже и грязнее…
… Небо низкое, тёмно-зелёное, даже с бурым оттенком. Дует ветер, и накрапывает противный дождь. Ни души на грязной, кривой улочке… В домах даже не горят огни.
Отвратительная деревушка…
Существо подо мной… Разум подсовывает какое-то странное слово "конь", но он же подсказывает, что это не похоже на коня… Ну, по крайней мере, есть лишняя пара ног… И хвост оканчивается острым шипом. Существо передвигается неспешно, но я знаю, что может скакать и очень быстро. Морда, с ороговевшими пластинами на челюстях, зато с роскошной шерстью, поворачивается из стороны в сторону. Существо принюхивается.
Таких сотни на наших землях… Пора бы давно стереть половину из них к забытым мыслям, - делится со мной всё тот же юный спутник. – Командир, ну позвольте…
Цыц, - прикрикиваю я на него. – Если таким, как ты, позволять рушить всё подряд, у Единственной вовсе не останется земель!
Но какая от этих тунеядцев польза?.. Только бунтуют да прячут мятежников!..
С нами Слейж, но, как всегда, он отстал и едет сзади.
Хочешь оспорить?..
Нет, командир… Но ты скучен… Очень скучен,… - он вздыхает. А ведь если бы я не заставлял его скучать, жителей на континенте стало бы куда меньше. Ему надо было девать куда-то бушующую в нём энергию.
Я уже более чётко помню, кто этот паренёк. Один из заклинателей – такие в Гвардии редко. Единственная предпочитает избавляться от любых колдунов, как только у тех проявляется интерес к магии. И только редкие доживают до более-менее взрослых лет. И единицы попадают к ней на службу – только самые самоотверженные решатся предложить Единственной услуги заклинателя, зная, что шансов прожить долго у них всё равно нет…
Я даже вспоминаю теперь его судьбу. Он умер ещё до того, как мы нашли-таки Менча… ("Кто такой Менч? – вспыхивает в голове. – Не помню!") Единственная и так позволила ему долго жить и служить ей – ну а потом его постигла участь всех остальных колдунов. Обещанного ей снисхождения он не дождался – сошёл с ума раньше, значительно раньше.
Ещё я вспоминаю, что юноша мне нравился, как гвардеец и как человек, что он казался мне идеальным к службе, если бы не его причастность к заклинателям… Мне было жаль, когда ему пришлось умереть.
"Да, - понимаю я, - воспоминания полезны…"
Теперь я знаю кое-что ещё. Что быть заклинателем при власти Единственной – занятие опасное и неблагодарное. В Гвардии всегда есть только один заклинатель – и то он всегда в полном подчинении, практически рабстве, у командира.
Мгновенно исчезли все левые мысли по поводу Таррна. Вот что меня смутило! Он заклинатель – но при этом сам является командиром Чёрной Гвардии… Неслыханно! Что же, над ним – только Единственная? Кто же следит за тем, когда настанет пора убить его, чтобы энергия в нём не поработила разум?..
Я усмиряю бег собственных мыслей. Они сами мне в большинстве непонятны, и я не могу точно сказать, почему именно опасно давать долго жить колдунам и отчего меня так беспокоит нынешнее положение Таррна.
"Почему меня вообще должен беспокоить этот человек? – задаю я себе вопрос. – Мне надо бы убраться отсюда подальше… Как я понимаю, здесь на меня охота. Это плохо".
Слейжа что-то долго нет… Я взглядом скольжу по чистым белым каменным стенам одноэтажных домов и подумываю ненароком, что этого места могло бы и не существовать, если бы не я. Эта мысль мне приятна.
Ждать надоело. Решительно поднимаюсь по ступеням и распахиваю дверь в таверну.
Несколько довольно пожилых личностей кучно сидят в углу, опасливо косясь на барную стойку. За ней стоит какая-то девушка… Я узнаю в ней прежнюю официантку – у меня хорошая память на лица – однако сегодня она не в белой блузке и передничке, а в алой рубашке и с платком на плечах – так она кажется намного старше. И, судя по всему, сегодня она – за хозяйку таверны.
Рядом с девушкой Слейж. Он уже по ту сторону стойки, прижал девушку к самой стене и низко наклонился к её лицу. Она, красная от возмущения, пытается справиться с ним, но мало что может поделать.
- Слейж! – свистящим шёпотом говорю я от самых дверей, но меня слышат все присутствующие. – Ты нашёл время развлечься!
Он нервно вздрагивает и оборачивается, почти отскакивая от девушки. Она начинает деловито отряхивать рубашку и юбку, но руки её дрожат. Она боится даже глядеть на меня.
Зато старикам в углу, кажется, легко было узнать меня. Я услышал отзвуки из общего приглушённого шума: "Рыжий"… "Рыжий"…
- Она утверждает, что этого проходимца нет!..
- Почему меня не позвал? – сердито осведомляюсь я.
- Ваш приятель – отъявленный нарушитель спокойствия! – восклицает девушка, опираясь руками на стойку бара. Судя по всему, она-то понятия не имеет, кто я. Ей просто не хватает лет, чтобы действительно меня узнать.
- Я тоже, - киваю я головой. – Но не беспокойтесь, сегодня я не собираюсь его нарушать… Меня очень интересует Юке Канре.
- Его нет, - отрезает она, глядя мне в глаза. Но недолго глядит – быстро смущается и отводит взгляд. Я помню, что никто долго мой взгляд не выдерживал…
- Где же он? – я подхожу ближе к стойке, - налей мне простой воды, - на Актёра не обращаю внимания, только знаком велю ему заплатить за мой заказ. Ему ничего иного и не остаётся.
- Зачем вам? – спрашивает она, поворачиваясь ко мне спиной.
По её лицу, движениям, голосу, понимаю, что она – его дочь. И не медлю с тем, чтобы сообщить ей о своей догадке:
- Он – твой отец.
Она едва не уронила стакан.
- Это всем известно. Да, он мой отец.
- Расскажи-ка мне, куда именно он делся, - я перегнулся через стойку, якобы чтобы забрать стакан, но на самом деле лишь создал иллюзию давления.
- Кто вы такой и зачем вам это надо? – спрашивает она с волнением.
- Предположим, я из Круга, - говорю я негромко, она бледнеет и нервно бросает монеты Слейжа на полочку под стойкой.
- Его забрали гвардейцы… Вы должны знать, - говорит она, теряя решительность моментально.
- Я покинул Круг по иному наставлению, и к Гвардии отношения не имею. Почему Юке Канре забрали?
В этот момент в таверну входит шумная толпа молодых людей. Слейж отворачивается от двери с достаточной прытью, чтобы его не заметили, а мне и не надо пытаться спрятаться. Не так давно я обжился такой же хламидой, в которой тут принято ходить. Со спины меня вряд ли можно узнать так же легко, как по лицу.
- Давайте поговорим не здесь, - просит она. – Пройдите в комнату, - девушка протягивает руку в направлении двери, занавешенной простым серым полотном. – Я обслужу посетителей и вернусь, - смотрит на меня пытливо. Если я из Круга – я могу и возмутиться, что она медлит… Я знаю, что могу. Но не хочу.
- Слейж, зайди вместе с ней, - я решаю, что так поступить лучше, и ухожу в указанную комнатку, провожаемый взглядами стариков.

Автор: sinobi 17-08-2006, 4:07

Вернулась и прочитала на одном дыхании. Здорово! Ровно, легко и интересно.
Единственный ляп на две главы:

"ею"?

Автор: DiVert 18-08-2006, 18:27

Сразу две главы перед отъездом...

5
Эта комнатка даже похожа на жилую. Застеленная и покрытая выцветшим гобеленом кровать, столик и зеркало с ветвящейся трещиной, лежащая на невысокой трёхногой табуретке одежда, тяжёлый подсвечник на полу. Свет проникает сюда через занавешенное окно. Я, руководствуясь одним только любопытством, чиркаю спичкой, одной из тех, что были отобраны у Слейжа, и зажигаю свечу. Она горит небольшим сине-лиловым огоньком. Это свечение одновременно и привычно, и непривычно мне. Пальцами зажимаю фитиль и прячу оставшиеся спички обратно в карман.
Входит девушка, за ней Слейж. Я киваю Актёру, чтобы встал у двери и никого не пускал.
- Как тебя зовут? – спрашиваю я.
- Бенти Канре, - она складывает руки на животе, не зная, что ей делать дальше.
- Садись, Бенти, - я указываю ей на кровать. Она замечает мимоходом, что я зажигал свечу, и удивлённо косится на меня. – И расскажи теперь, как забрали твоего отца.
- Он с утра встречал посетителей, когда вслед за постояльцами сюда зашли гвардейцы, - она говорит, избегая смотреть мне в глаза. Я стою напротив неё, держу в поле зрения Актёра и пытаюсь придумать наиболее полезные для меня вопросы. – Обвинили его в измене Единственной и увели. Я даже не успела с ним поговорить.
- Из-за Рыжего? – спрашиваю я прямо. Бенти смотрит на меня сначала непонимающе, потом её глаза перемещаются на мою примечательную шевелюру, на скрещенные сильные руки, на нож её отца в голенище сапога…
- Вы?.. – негромко переспрашивает она.
- Из-за Рыжего? – повторяю я вопрос. – Ты слышала, что они ему сказали?
- Нет, - шепчет она. – Но кто-то говорил, что видел…
- Меня, - заканчиваю я и недовольно морщусь.
- Если Юке схватили – то будут пытать, - равнодушно замечает Слейж. – Хотя, я думаю, он и так быстро рассказал всё, что о тебе успел узнать.
Девушка дрожит. Хотя сидит по-прежнему прямо и не прячет лица, любому ясно, что она боится. А слова Актёра ещё больше усугубили её страх – к нему примешалась боязнь за отца.
- Значит, его увезли в Круг, - думаю я вслух.
- Нет, в местное представительство, - отвечает она неуверенно.
- Если так, значит, Таррн скоро тоже будет здесь. Ему слишком уж хочется поймать тебя, - смотрит на меня Слейж, ожидая, какое я приму решение.
- Что ты хочешь этим сказать? – я поворачиваю к нему голову.
- Да убей ты его, Рыжий, - вздыхает Актёр.
- Не имею желания, - отрезаю я. С одной стороны, мне плевать и на Актёра, и на Таррна, и на Единственную… С другой стороны, каким-то образом это странное место, которое Слейж почему-то называет то континентом, то миром, является мне родным. И это я тоже чувствую. И знаю, что у меня есть какие-то счёты и с Таррном, и с Единственной… Больше с ним, чем с ней. – Хочу убраться отсюда.
Слейж смотрит на меня так, словно впервые видит. Девушка – я улыбаюсь при мысли об этом – внимательно слушает нашу болтовню. Вот уж в чём я уверен, так это в том, что и она способна сдать нас обоих тому же Таррну. Его не любят, это я успел понять, но ведь и боятся… Она пытается запомнить как можно больше… Как предусмотрительно.
"Что за мирок? – думаю я. – Все так и норовят друг друга продать…"
- Рыжий,… - она обращается ко мне неуверенно, да и моя кличка смешит меня самого. Надо же – а ведь так ко мне обращались все, и лишь немногие знали истинное имя командира Чёрной Гвардии. – Отец в ночь перед тем, как его задержали, принёс домой большой свёрток… Тяжёлый…
"Оружие!" – мелькает в голове. Я заинтересованно киваю головой и внимательно смотрю в глаза Бенти, пытаясь понять, о чём же она думает.
- Этот свёрток – мой, - не задумываясь, говорю я. – Принеси его сюда.
- Но сейчас у меня посетителей целая таверна! – восклицает она. Я наклоняюсь к ней и повторяю свои слова. Она ёжится и торопливо кивает головой:
- Конечно…
- Я схожу с тобой, на всякий случай, - улыбаюсь я, не очень приветливо. – Слейж, ты останешься в этой комнатке, пока я не вернусь.
- Но,… - начинает он. Девушка тем временем берёт с табуретки серо-песочную накидку и заворачивается в неё, накидывая капюшон.
- И если ты выйдешь отсюда, - завершаю я, - тебе не поздоровится. Ты сомневаешься в моём умении узнавать правду?
- Нет, командир, - вздыхает он.
- Так что сиди тут и не высовывайся. Если что – твои проблемы решать уже будет не надо, потому что тебя тоже не будет, - я выхожу первый, и мой взгляд первым делом отыскивает новые лица среди посетителей. Я твёрдо уверен, что должен кинуть Слейжа. Довольно таскал его за собой, осторожничал, следил за каждым его жестом. Пускай попытается меня сдать Таррну – он ничего обо мне не знает, к тому же, понятия не имеет, что я сам не помню практически ничего из этой моей жизни.
Бенти торопливо пересекает зал таверны и выскакивает на улицу. Я преодолеваю этот путь куда медленнее… За мной следят глаза многих посетителей – и верно, когда ещё они увидят практически живую легенду?..
Думаю, что следовало бы забрать деньги у Актёра, но уже возвращаться поздно. Пойду следом за Бенти в её дом, если только она не наврала и не приведёт меня в лапы Чёрных Гвардейцев… Впрочем, это ещё вопрос, кто от этого пострадает!

6
Она первая поднимается в свой дом, но я не отстаю от неё ни на шаг. Даже в такой ситуации меня может ждать подвох.
"Я становлюсь параноиком, - шепчу себе. – Это плохо… - спустя секунду задумываюсь. – А что такое параноик?"
Бенти молчит, я тоже не желаю болтать. Она поворачивается, чтобы закрыть дверь, но я сам легко разбираюсь с тем, как работает этот нехитрый засов.
- Давай сюда свёрток своего отца.
Она будто бы колеблется. Потом спрашивает, косясь на меня опасливо:
- Вы не будете сражаться с Таррном?
- За что вы так невзлюбили этого бедолагу? – хмыкаю я. Кроме того, что он заклинатель и командир Чёрной Гвардии, я ничего не знаю.
- Как за что? – вспыхнула она. Я поднимаю брови, и Бенти мгновенно смущается. Секунда – и я понимаю, в чём тут дело. Эти местные жители не любят слуг Единственной, и Гвардию тоже, а значит, они больше всех не любят командира Гвардии. Но она всё время забывает то, чего не забывал её папаша – я-то тоже был командиром Гвардии. И вряд ли Бенти известно, что я сжёг Круг Единственной…
Какой-то, к забытым мыслям, Круг Единственной…
- Простите, - бормочет она. – Сейчас принесу…
Я не ожидаю её, а иду следом. Что она там принесёт, ещё пока неизвестно. Кажется, Бенти раздражает то, что я неусыпно слежу за ней.
- Вы думаете, я могу что-то вам сделать?! – негромко и даже обиженно спрашивает она.
- Надеюсь, что нет, потому что я-то могу, - заявляю я.
Она поднимает крышку стоящего в углу сундука и извлекает явно тяжёлый свёрток – что-то, обмотанное серой весьма пыльной тряпкой. Вернее, пытается извлечь, потому что без моей помощи у неё ничего не получается. В результате этих нехитрых манипуляций, я оказался сидящим на полу со свёртком на коленях. Бенти замерла рядом, косясь на него с большим интересом.
Я разворачиваю тряпку и, взяв в руки ножны, извлекаю из них чуть искривлённую тонкую саблю. Моя рука словно давно привыкла к такому оружию. Я поднимаюсь и делаю несколько пробных взмахов. Закрываю глаза – когда-то я любил именно такое оружие… подобное этому… Моя сабля была богаче украшена, и сталь была более дорогой… Но, сейчас взяв в руки эту, я понимаю, что именно её мне и вправду не хватало, чтобы быть спокойным.
В полном молчании нагибаюсь, извлекаю из свёртка два боевых кинжала. Машинально проверяю баланс. Не слишком. Но сойдёт. Ещё одна сабля – для Слейжа.
"Но он её не получит", - думаю я.
Не слишком ли это похоже на предательство?.. Да, это оно и есть. Но я всё равно спокоен – Слейж сам готов предавать кого угодно, и от моего поступка ему не убудет. А если донесёт про меня Таррну – так только то, что я ушёл, и он не знает, куда.
- Я могу вернуться в таверну? – спрашивает она нерешительно. Я вздрагиваю, вспоминая, что Бенти здесь ещё до сих пор. Хочется сказать "да", но потом я задумываюсь. Эта задумчивость, по всей видимости, была воспринята ей по-другому.
- Я никому ничего не скажу!
- Сомневаюсь, - хмыкаю я. – Потому что тут все только и живут тем, что пытаются выслужиться перед Гвардией, тайно ненавидя её.
- Таррн большой мерзавец, - робко замечает она. – Да, мы его ненавидим…
- А когда-то здесь ненавидели меня. Вы ненавидите не за личные качества, а за чёрный плащ, - я прикрепил ножны к поясу, но кинжалы держал в руках. – Я ещё не решил, что с тобой сделать.
Она так сердито смотрит на меня, что мне становится смешно.
Я всё больше думаю о Таррне. Что-то в нём смущает меня – не то, что он заклинатель на службе у Единственной… По сути, мне плевать на эту Единственную, я даже не знаю, кто она. Мне плевать, что заклинатель, который не раб, опасен втрое, вчетверо больше, чем тот, который находится под контролем… Не плевать мне только на собственную шкуру.
Но сначала Слейж, теперь Бенти… Все хотят, чтобы я почему-то убил этого Таррна. Ради чего? Что мне это даст? Разве не лучше просто исчезнуть?
Тем не менее, я чувствую, что не против убить Таррна. Почему же?
Стою и размышляю. Бенти терпеливо ждёт – а куда ей ещё деваться. Видимо, она слишком хорошо обо мне наслышана – или ещё помнит немного из событий пятилетней давности, когда я якобы тут бывал – и знает, что я могу и убить её.
Опять ни к месту воспоминания. Всё о том же пареньке-заклинателе. Почему он так часто лезет мне в память?.. Забытые мысли, наверное, это не зря…
…Это было как раз в Эллейере. Нас уже не трое, а куда больше… Я, со мной неразлучно заклинатель, Актёра нет, но есть, я знаю, что он тоже здесь, но я его не вижу поблизости. Ещё гвардейцы…
Менча здесь нет, командир, - шепчет юноша. Я всё никак не могу вспомнить, как же его зовут. У него ведь должно быть имя!.. наверное… - Зато я чувствую…
Что ты чувствуешь? – настораживаюсь я.
Мы движемся по той же грязной улочке. Кто такой Менч?.. Я не могу сказать точно. Я просто не знаю, кто он. Но кто-то очень важный… Почему-то… И очень связан со мной…
Вон, погляди, - он делает рукой резкое движение, указывая в сторону. Там, во дворе перед ветхим домишкой, из-за покосившейся собачьей (собачьей ли?) будки выглядывает мальчишка. Ему лет одиннадцать-двенадцать, не больше.
И что? – фыркаю я. – Думаешь, Менч умеет маскироваться под детей? Или это он и есть?
Не иронизируй, - обижается он. – Он заклинатель… Будущий.
Что, правда? – я рассматриваю мальчика с высоты своего… животного. Заклинатель – это опасно. Я это знаю. Но мой подчинённый не потому так быстро обличил мальчика, что заботится о безопасности Единственной. Он заботится о своей безопасности. Этот мальчик внезапно может стать его соперником – ведь только один заклинатель имеет право жить. И считается, что чем он моложе – тем лучше.
Из дома выбегает его мать, бросается к сыну и пытается утащить его в дом. Знает ли она? Понимает ли причину нашего внимания к её ребёнку? Наверное, нет… Иначе давно бы перебралась жить в местечко подальше от Круга.
Поехали отсюда, - приказываю я громко. – Менча здесь нет, нам надо проверить ещё другие места. Он не мог далеко уйти.
Но командир! – восклицает мой заклинатель. – Мальчик…
Ты хочешь пообсуждать мои приказы? – ударяю его не очень сильно в грудь. Впрочем, это как сказать – несильно. Рука-то у меня, как я хорошо знаю, не то слово, что крепкая…
Да! – упрямо продолжает он. – Вы не правы!
Пока мы с ним препираемся, уловившие суть спора гвардейцы на всякий случай спешиваются. Мать кричит что-то – я её не слушаю – и пытается затолкнуть сына в дверь. Я замечаю, как высовывается из окон других домов люди.
Мальчик плачет, но не в голос, а сдавленно, испуганно.
Пожалуйста, не трогайте его! – доходит до меня женский голос. – Командир Рыжий, пожалуйста!..
Сейчас я чувствую какую-то неловкость от сочетания этих двух слов. Что за анекдот? Командир Рыжий… Но эти слова раньше произносились со страхом… С большим страхом. И волей-неволей с уважением. А тогда – ещё и с мольбой.
Я вижу кровожадную улыбку на лице своего заклинателя. А ведь он и вправду молод, очень молод, – только в чёрном плаще, и с амбициями единственного колдуна в Чёрной Гвардии.
Ну, командир? – спрашивает он. – Вы позволите?
Чем, по-твоему, он пока опасен? – недовольно ворчу я. – Сосунок ещё.
Вырастет – узнаете! – бормочет он.
Не желая растягивать спор, бросаю:
Делай, что хочешь. Главное, найти Менча.
Потом я разворачиваюсь и быстро уезжаю прочь. Позади слышу крик – детский, потом женский…
Вздрагиваю и понимаю, что на самом деле стою в жилой комнате, с невысоким потолком и занавешенными окнами, а передо мной по-прежнему Бенти.
Я торопливо отворачиваюсь, прерывисто дышу, пытаясь совладать с собой.
"Какой же я, однако, был бездушной сволочью! – мелькает мысль, которая вытесняется другими, будто бы чужими. – Я делал всё это ради блага Единственной… Но кто она, забытые мысли?!?! Кто?"
- С вами всё в порядке? – раздаётся голосок Бенти.
- Как трогательно! – восклицаю я, засовывая кинжалы за пояс. Неудобно. Непривычно. Странно…
- Я просто спросила,… - кажется, она недовольна. Надо же!
- Я не могу убить Таррна сейчас, - говорю я. – Но потом – вполне вероятно. Сейчас мне надо скрыться.
Она смотрит на меня так, словно не понимает, о чём я. Я недовольно хмурю брови, сам на себя злясь. Почему я это сказал?.. На что я надеюсь?.. Надо убраться отсюда, а я при этом чувствую, что должен остаться… И что-то сделать… Здесь, поблизости от Круга, у меня есть какие-то дела…
Пока я не знаю, какие. Но они есть. И я должен их выполнить. Что-то подсказывает мне, что спасение моей шкуры придётся проводить, атакуя.
- Я готов убить Таррна, только позднее. Но у меня есть к тебе требования, - говорю я.
Кажется, она даже жалеет, что попросила меня об этом. Какая жестокая всё-таки юная девушка!
- Что? – спрашивает она, вздыхая так тяжело, будто я долго её упрашивал.
- Первое – поуважительнее ко мне обращаться. Второе – мне надо где-то пересидеть какое-то время. Без того моего спутника… Но зато, пожалуй, с тобой.
Она непонимающе смотрит на меня. Я чувствую, что в голове её крутятся не те мысли.
- Я тебе не очень-то верю, чем ближе ко мне ты будешь крутиться, тем лучше, - поясняю я. – Если ты хочешь, чтобы я выполнил твоё кровожадное пожелание и желание всех местных жителей – слушайся меня.
- Я отведу вас в безопасное место, - кивает она. – Только… У меня таверна…
- Боюсь, её у тебя уже нет. Даже ребёнок в Эллейере знает, что ты ушла с Рыжим. Так что тебе позволено не возвращаться – если сама не хочешь в руки к этому Таррну. Веди меня туда, куда хочешь, но я буду за тобой следить.
Она слушает внимательно, сама притихла и смотрит куда-то в сторону.
- Ты чем-то недовольна? – я растягиваю губы в улыбке.
- Нет… Пойдёмте…
- Правильно, - киваю я головой. – Давно пора. Пойдём. Возьми саблю, - киваю головой на ту, что осталась в свёртке. – Может быть, пригодится, - я более чем уверен, что она не является для меня опасной.
- Я не умею сражаться! – робко возражает Бенти.
Мне ни на секунду её не жалко.
- В бою научишься, - обещаю я.

Автор: sinobi 19-08-2006, 0:44

Не расслабляться! Или это я сегодня дотошнее?))) В общем:

С одеждой лучше перефразировать, а то читается сложно из-за длины предложения. (Мдя, кто бы говорил, сама их обожаю ) Или хотя бы так: "..., одежда на низенькой трехногой табуретке..."?
И с подсвечником на полу как-то странно. Если он маленький - лучше на стол, а то толку... Если он длинный, в полстены высотой, то это напольным канделябром, кажется, обозвать лучше.

Если от свечи еще поднимается струйка дыма, лучше это указать. Если девушка ощутила аромат горевшей свечки - то же самое. А то не очень понятно, как она догадалась. Воск под фитилем, по идее, оплавиться не успел.

Что-то мне не так в этих предложениях. До этого она разве за отца не боялась? Когда его увели с формулировкой "за измену Единственной"? Разговоры о пытках, конечно, должны были усилить эффект, но очень хочется что-то переформулировать.

"первый" - "первым"

Думаю, не понравившийся мне повтор ты и сама теперь заметила. ))) "Накидку"-"накидывая"

Слишком много "что", сбивает.

Еще бы, в таком-то окружении!

Лучше на "сверток" и закончить. "Краткость..." ))) А во-вторых, в обращении к человеку "своего отца" звучит странно. Тогда уж "твоего", но - как я уже предлагала - эта часть лишняя.

Ее вопрос немного привел меня в замешательство. Не могла решить, как его воспринимать. Что она хотела выразить? Почему она решила, что он не будет? Или это уточнение? Подкрась ее интонацию, пожалуйста.

Ой, сплошные Гвардии! )))

Добавлено:

Раздражает или пугает? Получатся разные эмоциональные оттенки. Раздражение наводит нам мысль, что она действительно что-то задумала. Если же ей просто неуютно...
Все-таки изогнутую, думаю.

Корявоенько.

"заклинатель, не будучи рабом"?

У меня голова закружилась ))) Можно тоже перефразировать?

Кручение мыслей проявляется и на физическом уровне? )))

"Этому" - излишне.

Пуф... Кажется, все выловила? ))) Отсеивать и прикладывать - тебе

Хотя сюжет еще не успел развернуться в должной мере, можно уже сказать, что читается рассказ очень даже. По замашкам, правда, больше похоже на задуманную книгу страниц в триста... Больше можно будет сказать только когда герой (и читатель вместе с ним) в полной мере сориентируется в законах мира и правилах игры. Пока известно ровно столько, сколько нужно при его состоянии.
Главное: желания бросить чтение пока не возникает.
*мечтательно:* Увидеть бы "Эшли", подтянутую до того же уровня.

Автор: DiVert 20-08-2006, 21:45

Итак!Как всегда, спасибо и низкий поклон, а теперь поехали...
1.Насчёт одежды я подумаю и приму к сведению.
2.

*сердито хмурится* В моём абстрактно-сумасшедшем мире, который в моём представлении выглядит так же нелепо, как графика в "Хероисах-4" подсвечники стоят на полу!
3.
Да, имелся в виду дымок.
4.
Гхм... Ну то есть, она на какой-то момент была "сосредоточена" на присутствии Рыжего в своей комнате. А тут этот встрял и напомнил, что отец вообще-то тоже не шикует...
5.
6.Раздражает. Меня бы раздражало.
Я не мастак разбираться в саблях... Предпочитаю старый добрый меч.
7.
Мысли у него не слишком литературные, м-дям-с... Мне не нравится "не будучи". Покатит "тот заклинатель, который не раб"? Просто у него мысли должны быть как раз сумбурные и реалистичные. Я, например,не думаю словами "не будучи..."
И напоследок!
Сейчас рассказ примерно на середине. Никто (в смысле, я) не собирается вводить читателя в курс законов мира и правил игры.

Как люблю разрушать чужие мечты, а!!! На очереди в "реанимацию" "Эшли" стоит номером шестым...

Автор: sinobi 20-08-2006, 22:33

Покатит, что ж делать =)

Вдвойне любопытно! Посмотрим, как же это будет... А пока остается только ждать продолжнения.)))

Автор: DiVert 20-08-2006, 22:43

Понимаешь ли, я пытаюсь достичь ощущения, что это просто сон, снящийся главному герою. Он в нём ничего не понимает, сам не знает никаких правил...

P.S.К слову, это на самом деле всего лишь сон... Только мой...

Автор: DiVert 22-08-2006, 23:54

7
Живу где-то в лесу в трёх часах ходьбы от Эллейера.
Притащила меня сюда, естественно, Бенти. Тому, что я бросил своего "товарища", она не удивилась – вероятно, в этом мире, называемом Актёром "континент" – это было вполне нормально.
Сабля, бившаяся о бедро при ходьбе, придавала некоторую уверенность и спокойствие. Поэтому даже входя в лес, не слишком уж приветливо выглядевший, я не держал руку у эфеса. Успею выхватить – это моё родное оружие…
"Родное – только почему?" – невольно возникал вопрос.
И даже когда вокруг начались недвусмысленные шорохи, и я заметил несколько движений вдоль тропинки, на которую мы свернули с более широкой дороги, я не стал выхватывать оружие… Хотя до этого уже пришлось нам с Бенти подвергнуться нападению.
Только тогда на нас напали гвардейцы… Я впервые видел их – этих людей в чёрных плащах, совершенно разных, но объединённых единой целью служения Единственной. Пришлось их убить… Бенти пряталась в стороне, пока я разбирался с ними. Они меня узнали, один даже назвал меня по моему имени – Алгреем.
Мне некогда было думать, кем они когда-то мне приходились, подчинёнными или даже друзьями. Одному отрубил руку по плечо и добил в сердце, другому вспорол горло. Третьего обезоружил и только спросил:
- Таррн заклинатель?
- Тебе всё равно не жить, Рыжий, - ответил мне он. – Единственная хочет твоей смерти.
- Таррн заклинатель? – переспросил я вновь.
Гвардеец попытался ударить меня ножом, который он умудрился спрятать. Пришлось его убить и велеть Бенти продолжать путь, только какими-нибудь менее людными путями.
Тени в лесу гвардейцами не были. Хотя я узнавал в шорохе трав шаги опытных умельцев скрываться, и даже слышал дыхание людей, определённо привыкших затаивать его, готовясь к атаке. Тем не менее, те люди не были для меня опасны.
Я правильно чувствовал. Бенти сразу, заметив их (что случилось намного позже), крикнула:
- Всё в порядке! Выходите!..
И эти люди выбрались из своих укрытий… Человек десять воинов… хотя… Воинов из них было ну трое – максимум. Другие просто держали в руках оружие, да и то, не слишком умело.
- Этому человеку надо спрятаться, - начала Бенти торопливо, но её, кажется, даже не стали слушать. Мужчина лет сорока, вооружённый саблей и длинным кинжалом, одним движением руки заставил её запнуться и замолчать. Какое-то время мы мерились взглядами.
- Ты – Рыжий, - утвердительно произнёс он.
- Да вроде как не блондин, - фыркаю я.
- Ты знаешь, кто он? – спросил мужчина у Бенти.
- Он хочет убить Таррна, - пискнула Бенти, на всякий случай пятясь в сторону. Мало ли мы устроим драку?.. – Ему нужно время…
- Так я и поверил, - огрызнулся мужчина, взмахивая мечом. Моя рука потянулась к сабле, но я быстро справился с собой – надо было показать им, что я не собираюсь драться.
- Сам подумай, - заметил я. – Вам прекрасно известно, что за мной охота. Я не переоцениваю свои силы – мне нужно время, чтобы подготовиться к убийству Таррна.
- Если за тобой охотятся – то почему же ты не бежишь? – ухмыльнулся тот. – Ты врёшь, Рыжий! Как всегда, искусно!
"Как всегда? – обиделся тогда я. – Ну-ну… Если бы я знал, куда бежать!"
- Зато ни один из вас не в силах убить его, - улыбнулся я как можно более доброжелательней. – Можешь убрать оружие. В любом случае, я мог бы убить тебя за долю секунды.
- Чем ты докажешь, что не лжёшь, Рыжий?..
- Я проклят самой Единственной, - сказал я, медленным шагом приближаясь к нему, не отрывая глаз от его лица. – Я сжёг Круг пять лет назад и притаился. Но стоило мне появиться – как она спустила на меня Таррна. Это удовлетворяющий вас ответ?
Кажется, они все были поражены моими словами.
- Так это ты… сжёг Круг? Не Менч?.. Не может быть! Ты лжёшь!
- Если Менч – то почему меня объявили предателем?.. Только ли за то, что я не успел его вовремя выследить? За такие провинности Единственная не стала бы выгонять половину Гвардии, что меня поддерживала. Хватит уже болтать, я не лгу, и ты можешь быть в этом уверен.
Вероятно, я его не слишком убедил.
- Как можно быть в чём-то уверенным, когда речь идёт о тебе?.. Убирайся-ка ты прочь и жди возможности убить Таррна где-нибудь в другом месте, если тебе так хочется это сделать…
- В таком случае, - я уже стоял совсем близко к нему. Могу даже выбить оружие из его руки, если что, - сами разбирайтесь с ним. А я исчезну вновь – и реального убийцы для заклинателя вы не найдёте… Думаю, из вас только у меня есть опыт, - я закинул голову назад.
Мужчина нервно переглянулся с кем-то из остальных людей. Бенти что-то забормотала – она, пожалуй, как никто на моей стороне.
В итоге, они мне поверили. Я даже поразился этому – всё-таки, с их стороны такое доверие было действительно наивным. Но я уже довольно долго околачиваюсь в их компании в этом лесу. Бенти приходится жить тут же. В город она боится возвращаться – туда ходок только один, самый молодой из них, ещё не успевший примелькаться гвардейцам. Он приносит все новости из Эллейера.
Я постепенно вспоминаю новые эпизоды из моего прошлого. Никто мне в этом не помощник, меня здесь все сторонятся. И правильно делают. Они боятся – для них, я всё ещё верный гвардеец Единственной, их не волнует, что она зла на меня за Круг. Ну и пусть – если я что-то говорю, они меня слушают. Из них я – единственный воин, действительно опытный и хорошо знающий мелочи образа мыслей гвардейцев. Я сказал им сразу, что готов помогать в бою, если на них нападут, но пусть меня не трогают, пока я не пойму по тем или иным признакам, что Таррну пора лишиться жизни. Я чего-то жду, находясь здесь, но чего – пока сам не знаю…
Все мои воспоминания связаны так или иначе с юношей… часто в них звучат какие-то фразы о Менче. Забытые мысли, этот Менч уже сидит у меня в печёнках! Скорей бы уже понять, что он такое!
За это время я кое-что успел вспомнить. Я большинство времени сижу неподвижно, с довольно зловещей мордой лица, смотрю в зелёное небо или в какую-нибудь другую точку, не особенно занимательную. И все меня обходят стороной, конечно же. Не далее, чем вчера, вспомнил ещё одну забавную вещь…
Юноша умер ещё раньше, чем я спалил Круг Единственной. Более того, я вспомнил, что он умер по приказу Единственной… Вернее, по её воле, изъявленной через другого заклинателя…
Этот самый "другой заклинатель" очень напомнил мне этого самого юношу тогда, когда появился в Круге. Он пришёл ко мне – сразу, без обиняков, сказал, кто он такой… И что хочет служить Единственной. Мой вечный спутник, юноша, которого я не отпускал от себя далеко, присутствовал на нашей встрече – надо было видеть его лицо! Столько ненависти и жажды крови было написано на нём! Но я не был тогда поражён этим – всё было ясно. Этот человек пришёл отбирать у него не просто хлеб насущный – а саму жизнь.
Зачем ты пришёл? – спрашиваю у пришедшего заклинателя, одновременно изучая его взглядом. – Ты же знаешь, что тебя может ждать смерть?
Знаю, - отвечает он, и единственные опасения вызываю у него никак не я, а мой юноша. – Я хочу служить Единственной. Я многое умею…
Тем хуже для тебя! – перебиваю я его. – Ты нарушил волю Единственной одним своим существованием. Тебе следовало умереть ещё в детстве, либо прятаться до скончания веков, а ты посмел прийти в Круг.
Юноша нетерпеливо переводит взгляд с него на меня. Он ждёт, когда я позволю ему убить смельчака.
Я могу пригодиться Единственной…
У неё уже есть один заклинатель. Он моложе тебя, он уже долго здесь, в Круге, и ты – худшая кандидатура, чем он, - замечаю я. – Глупо было с твоей стороны на что-то надеяться.
Я слышал о твоей мудрости, командир Рыжий, - говорит заклинатель, улыбаясь так спокойно, будто ему ничего не грозит. – Но ты не можешь кое-чего чувствовать… Я могу сделать для Единственной больше, чем этот мальчик.
Я не настроен выбирать, - сердито прерываю его я. – И так слишком много вас развелось. Ты, он, Менч, - да, да, я вспомнил, что Менч был заклинателем! – Из вас двоих я несомненно выберу того, кто мне лучше знаком. Ты сам виноват, - подвожу я итог и уже хочу приказать юноше убить его, когда в наш разговор вмешивается Единственная. Из нас троих, безусловно, слышу её только я, командир её Чёрной Гвардии. Её голос велит мне не убивать пришедшего заклинателя, а представить его ей.
Я внимательно выслушиваю её приказ. Юноша мой уже понимает, в чём дело – мой контакт с Единственной был им замечен. Он волнуется – мало ли, что это для него может значить!
Единственная хочет тебя видеть, - говорю я заклинателю. – У тебя есть маленький шанс, - я зову гвардейцев, и те уводят его.
Надо было сразу велеть его убить, а не выслушивать, - нервно шепчет юноша.
Ты осуждаешь решение Единственной? – интересуюсь я ледяным тоном.
Я не смею, - вздыхает он. – Хотя мне это грозит смертью… Я чувствую, что он не менее опасен, чем Менч. Поверь моему нюху, командир…
Я верю, - киваю я. – Ты знаешь, я всегда тебе верю. Но на всё воля Единственной…
Самое поразительное – я не мог вспомнить черты лица пришедшего тогда заклинателя. И не могу до сих пор – в памяти только размытое пятно. Но я помню итог той беседы с Единственной – вернувшись ко мне, заклинатель с низким поклоном сообщил, что имеет честь служить в Гвардии под моим началом…
Мне было тогда безумно жаль юношу, который до этого был единственным колдуном в Гвардии. Теперь его ждала смерть… Но я слишком привык к законам этого мира, чтобы подавать вид, что мне доступна жалость. Я ловлю взгляд юноши – он теперь действительно безумен. Вот почему так опасны заклинатели – рано или поздно, ими овладевает безумие… Этот удар оказался для него слишком сильным – я тоже попал под его заклятья. Два заклинателя прямо в моём кабинете устроили такую разборку, что дрожали все здания в округе…В результате, у меня появился новый колдун… Но вопреки закону, я не хотел таскать его за собой, ибо чувствовал к нему неприязнь. Я передал его гвардейцу, которому сильнее всего доверял, а сам с кучкой других гвардейцев занялся поисками Менча без привычного для меня нюха уже мёртвого мальчишки-заклинателя.
Всё, на этом пока воспоминания заканчиваются. Я всё чаще думаю о Единственной. Никак не могу понять, каков же тембр её голоса. Вроде бы в моей памяти он хорошо сохранился – но я не могу заставить себя услышать его как наяву. И это удивительно.

Автор: sinobi 23-08-2006, 1:04

Все же, если это действительно название, может, с заглавной пустить?

"моему" - лишнее

Может, более мягкое действие? "Вскинул голову"? Или он аж небеса увидел? =)

"мой юноша"... Странновато звучит, если честно. =) До этого - нормально воспринимается, после - тоже, но здесь как-то...

По-прежнему интересно. Глава на мой взгляд удачная =)

Автор: DiVert 23-08-2006, 1:12

мы слово "мир" не пишем с большой, а он его "континентом" сам по себе называет... именно в таком контексте... вроде бы... Хотя я подумаю...

"Мой юноша"... Ох, да... Но он как бы имел в виду отношения хозяин/раб...

Автор: sinobi 23-08-2006, 1:15

Не сомневаюсь в этом, но слишком выделенно получилось. Если заменить на "спутник" - даже не заметно будет. =)

Автор: DiVert 23-08-2006, 1:18

Учту.... А я даже не заметила, как получилось "мой юноша"

Автор: DiVert 25-08-2006, 23:42

И ещё немножко...

8
Появился новичок. Молодой, симпатичный такой парень. Принёс вести, что Юке Канре после допроса Тарреном был отпущен, и теперь он вновь вернулся в свою таверну. Бенти была счастлива, услышав, эти новости, она пыталась и до сих пор пытается убедить меня отпустить её в город, но я запрещаю. Мне не хочется, чтобы её вдруг арестовали и выведали моё местоположение. Вряд ли Чёрной Гвардии приходит в голову, что их бывший командир скрывается вместе с какими-то жалкими бунтовщиками. Поэтому тут меня даже не пытались искать. Люди, с которыми я живу, говорят, что раньше здесь порой устраивали облавы гвардейцы. Теперь же, судя по всему, все они занимаются только моими поисками…
Я не перестаю наблюдать за новичком. С тех пор, как он появился, он пробудил во мне не одно воспоминание… Он как-то положительно воздействует на мою память, и я не перестаю держать его в поле зрения. Он – зовут его Абори – боится этого моего внимания, вероятно, потому что просто боится меня. Самого по себе. Я – бывший командир Рыжий… Сейчас уже не командир, но никто не смеет меня ослушаться, если я говорю. Даже местные воины хотя и сторонятся меня, всё равно иногда спрашивают совета – их любимое занятие по одному отлавливать гвардейцев, но я кое в чём натренировал их, и не так давно трофеями стали сразу два чёрных плаща.
Абори хотя и был паренёк весьма хрупкий, имеет кое-какие навыки во владении саблей. Это стало ясно, когда я велел ему взять ту, что отдал Бенти, и показать мне, что он умеет. На самом деле, тогда я хотел только попытаться воспользоваться его присутствием для получения новых воспоминаний.
В тот вечер, когда тёмно-зелёный закат уже был завершён, и лазутчики привели торопящегося объяснить как можно больше разом Абори, говорившего, что он – житель Эллейера, меня настигло очень важное для меня воспоминания.
Как сейчас помню свою встречу с Менчем. Буквально под стенами Круга, среди скалистых уступов, этот практически немощный старик нашёл неплохое убежище. Здесь, слишком близко к необычным силам Круга (каким силам, я едва ли могу пока вспомнить), его нельзя было учуять на расстоянии…
Но тогда я его и не пытался учуять. Со мной не было нового заклинателя, того не особенно молодого колдуна, которого выбрала Единственная взамен почти ставшего родным мне паренька. Я не могу вспомнить, как звали того заклинателя… Пока я помню только, что отослал его прочь сразу, боясь, что искушение убить его тоже будет слишком большим, и не представлял его даже ближайшим мне гвардейцам – отправил с надёжным человеком как можно дальше от Круга. Довольна ли была Единственная, я не знаю, но заклинатель точно был недоволен…
Оказавшись без сверхъестественных сил в союзниках, я стал мыслить, как просто воин. И однажды ночью меня посетила идея, что искать стоит не в населённых пунктах, где о Менче, безусловно, ходят легенды как о жаждущем освободить мир от власти Единственной и подарить ему свободу (чем им не угодила Единственная?), но где его ни разу ещё не удалось поймать, а в местах, где он один. Так лучше всего пережидать – в уединении. К тому же, мне не было известно, как он выглядит. Все слухи говорили по-разному.
Реальность я узнал, когда, захватив с собой Актёра и ещё пару гвардейцев, отправился ранним утром обследовать окружающие Круг неприспособленные для жизни стены-скалы…
По-моему, мы зря здесь, командир…
Я считаю, что нет, - коротко отвечаю и даю понять, что возражения не принимаются. Гвардеец отворачивается.
Если Менч прячется здесь, - осторожничает Слейж, - нам следовало бы взять с собой… Ну, побольше людей. Он же колдун… Или этого нового заклинателя, как там его?..
Не смей говорить про заклинателя, если не хочешь, чтобы я раскроил тебе голову, - я вполне однозначно показываю ему кулак. Разрушительную силу моего удара он знает.
Я понял, Рыжий, - он отстраняется, нервно и испуганно поглядывая на моё безразличное лицо. – Я всегда понимаю с первого раза…
Менч не только не напал на нас, когда мы вошли в его пещерку, не просто не попытался даже направить на нас парочку заклятий… Он сидел около костра, не дававшего ни дыма, ни специфического запаха, и когда моя фигура появилась в проёме, только повернул голову…
Абори мне даже нравится. Я часто отвлечённо думаю, что взял бы его в свою Гвардию, если бы был по-прежнему её командиром. Но… Забытые мысли! Это подозрительно, что он возбуждает во мне столько воспоминаний!
Хотя он и красив, его внешность вполне обычна. Обычный деревенский красавчик – только глаза необыкновенно-внимательные, чёрные, хитрые… Иначе хитрые, чем у Актёра. Тот боится и потому хитрит – этот будто бы плетёт интриги от рождения. Таких взглядов нельзя встретить в поселениях вокруг Круга, здесь люди живут безо всяких интриг, им это чуждо. Они умеют только быть честными – или предавать своих соседей Чёрной Гвардии, но без особенных заморочек.
Однако, даже с таким взглядом, он вполне внушал доверие всем в этой компании, пытающейся бороться с Чёрной Гвардией. Я чувствую, что моё отношение к этому предприятию снисходительное – вряд ли у них получится. Уж я-то хорошо представляю себе силы их врагов.
Водится Абори в основном с Бенти. Она влюблена в него до полуобморока, часто утверждает, что никогда не видела его в Эллейере. Это никому не кажется странным – Эллейер стал довольно большим городом, к тому же, они могли не встречаться раньше по тысячам других причин. Но мне это почему-то не нравится…
Может быть, я зря его подозреваю?

Автор: DiVert 26-08-2006, 22:24

Самая сложная с точки зрения перенесения на форум глава. Столько курсива...


9
Сейчас ночь. Бенти и Абори убежали куда-то в лес, ясное дело, им нравится быть наедине. А я не могу уснуть – мне кажется, что вот-вот я обрету какую-то истину. Что-то пойму… Очень важное.
Иногда ночами я тренируюсь с саблей и кинжалом, не столько вспоминая приёмы, сколько обретая старую форму. Я ухожу из лагеря в лес – никто не смеет протестовать.
Уже больше двух десятков дней Чёрная Гвардия не делает попыток отыскать меня здесь, в лесах рядом с Эллейером. Что ж, значит, они поглупели за последнее время, или глуп этот их командир, Таррн.
Решаю размяться, беру саблю, кинжал и скрываюсь в лесу. Тут прохладно, розовая трава кажется тёмно-серой, меня почти невозможно отличить от многочисленных теней леса. Я умею красться незаметно…
Минут тридцать дерусь с воображаемым противником. Никто из местных даже чуть-чуть не способен поддержать мою тренировку – но моего воображения хватает, чтобы представить своего врага. Я даже хорошо вижу его наяву – он чуть прозрачен, и только это напоминает мне о том, что он придуман мной. Он обладает хорошей силой – иногда я отрабатываю и защиту. Он идеальный воин, у которого нет тех изъянов, что есть даже у меня…
Я вижу его лицо. С резкими чертами, острым подбородком, глубоко сидящими чёрными глазами. Тёмные слегка вьющиеся волосы подхвачены сзади в хвост. Он постоянно улыбается, чтобы злить меня. Злость необходима для битвы.
Я двигаюсь бесшумно. Под моими ногами даже не шелестит трава. Надо быть быстрее мысли, чтобы сражаться достойно – это правило я помню со времён своего воспитания.
Мои мысли занимает только мой выдуманный противник. Когда я задеваю его концом сабли или кинжала, зажатого в левой руке, в этом месте из призрака вырывается клочок тумана, а лицо искажает ярость. Но скоро мы вновь продолжаем, и несколько раз призрачный холодный клинок прочерчивает царапины на моём лице. Лицо горит, словно раны настоящие, и вопреки ощущениям я уже знаю – их даже не видно.
Но я слышу всё происходящее. Не только собственное дыхание, которое ничуть не сбито, потому что я дышу в такт с каждым своим действием. Я слышу, если рядом пробежит зверёк или ухнет ночная птица…
Я делаю очередной выпад, кинжалом бью в ногу противника в районе бедра, саблю поворачиваю остриём вниз, чтобы остановить удар врага, и вдруг слышу шёпот. Мгновенно прогоняю воинственное видение. Замираю и прислушиваюсь.
Облегчённо вздыхаю. Бенти. Это она и Абори возвращаются в лагерь, проходят совсем рядом со мной, и совсем меня не видят. Их шёпот – простая беседа влюблённых.
- Я скоро должен буду уйти, - негромко говорит Абори.
- Зачем? Куда?
У меня в голове такой же вопрос. Я крадусь рядом с ними. Может быть, конечно, это и не особенно хорошо, но это меня меньше всего волнует.
- Я должен кое-что сказать тебе, Бенти, - Абори отворачивается от неё, но вместо скорбной мины, какая подошла бы ему отлично к этим словам, я вижу лёгкую улыбку.
В тот же миг в моей памяти что-то заклинивает. Я слышу, как сейчас, слабый старческий голос…
Я должен кое-что сказать тебе, Алгрей. Я так долго ждал, чтобы ты нашёл меня.
Я всё время тебя искал, - я достаю саблю, но моё желание ударить сразу не сбывается. Рука замирает, когда лезвие уже в нескольких сантиметрах от шеи старика. Мгновенно за моей спиной ощетинивается оружием моя команда. Слейж стоит в стороне, конечно же. – Уберите, - приказываю я. – Твоё колдовство тебе не поможет.
Я сильный заклинатель, - кивает старик. – И долго уже живу, сдерживая безумие. Тая его для одного момента, когда ему придёт пора… Но пока оно сгодится, чтобы задержать или даже убить твоих спутников. Мне нужно поговорить с тобой одним, Алгрей.
Командир Рыжий, - поправляю я. – Иначе ты не смеешь меня называть.
Реши судьбу своих подчинённых, - у него поразительно ясный взгляд для заклинателя. Я никогда не встречал таких. И то, что он дожил до преклонных лет, просто поразительно. Этого не случалось ещё ни с кем. – Или я их сейчас убью, или они уберут оружие и выйдут.
В ножны, - коротко приказал я. – Я, - добавляю, - сам его убью.
Менч отпускает и мою руку. Сейчас я могу ударить – и он не спасётся. Но мне уже слишком любопытно. Гвардейцы ждут моего решения.
Говори при них, Менч, а потом я тебя убью.
Он не протестует.
Садись, Алгрей. Я кое-что должен сказать тебе. О Мысли.
Теперь он имеет в виду не наше распространённое ругательство. А ту самую силу, воплощением которой является Единственная в этом мире. О Мысли, создавшей наш континент. О смертельно опасной силе, безумной, и на наше счастье ушедшей из мира прочь.
Что ты можешь о ней знать?
Ты ведь знаешь судьбу заклинателей… Сойти с ума. Почему? Потому что они непосредственно связаны с Мыслью. Каждый из них.
Мысль ушла с континента.
О, да. Но нити связи с ней остались у тех, кого ты называешь колдунами и заклинателями. Мы называем себя Сынами Мысли.
Сколько вас ни было при мне, - хмыкаю я, - никто так не назывался.
Он смеётся кашляющим смехом:
При тебе? При тебе заклинатели – или рабы, у которых ты просто об этом не спрашивал, или хладные тела – тоже без особых разговоров. Каждый заклинатель осознаёт себя Сыном Мысли. Знает о своей связи с ней. Но человеку, не знающему, что такое "колдовство", он никогда не откроет тайны. Эта тайна – секрет контакта с Мыслью при каждом заклятии – известна только заклинателям и Единственной.
Но ты говоришь об этом мне. И им, - киваю головой назад себя. Там двое гвардейцев и Актёр. Слейж как всегда нервничает, ему хочется, чтобы я раскроил череп колдуну как можно быстрее.
Ты сам пожелал, чтобы они слушали. А ты… ты должен знать. Ты – командир Чёрной Гвардии, и ищешь меня потому, что я хочу уничтожить Круг… Верно? Такие слухи обо мне ходят?
Да. Именно. И я намерен избавиться от тебя.
После. Для начала ты должен выслушать меня. Мы связаны с Мыслью – вот почему мы опасны, и вот почему Единственная ненавидит и боится нас. Но это даёт ещё одно преимущество – если нам удаётся справиться с безумием, мы знаем куда больше, чем даже Единственная…
Как ты смеешь? – моя рука смыкается на тощем жилистом горле старика. Оскорблений Единственной я не желал ему спускать.
Убери руку и слушай, - спокойно говорит он. – Я имею с Мыслью куда более прямой и полный контакт, чем она. Я знаю о безумии Мысли больше, чем вы. И я знаю то, что произойдёт, если ничего не изменится.
Что ты плетёшь? – бросает Актёр. – Рыжий, да убей ты его и вернёмся к Единственной за обещанной наградой!
Заткнись! – рычу я. Вечно он раздражает меня и торопит события. – Выйдите все отсюда и ждите меня снаружи!
Они уходят.
Мысль хочет вернуться, - произносит Менч, и я чувствую, как меня охватывает ужас. Я хотя и не заклинатель, но я знаю могущество Мысли. У меня опыта больше, чем у всех моих подчинённых. Я напрямую знаком с Единственной, с её происхождением от Мысли, с её властью, с её действием… Только она далеко не безумна, хотя и могущественна. – Вижу в твоих глазах страх, Алгрей, смелый командир Чёрной Гвардии…
С чего ты взял, что Мысль хочет вернуться? – спрашиваю я с дрожью в голосе.
Ей нравится Круг.
О чём ты?..
Мысль полюбила Круг. Она видела его издалека и хочет увидеть вблизи. Ты согласишься с ней – Круг прекрасен. Великолепен. Остановить Мысль нельзя – она могущественна, она создала всех нас, и, скорее всего, уничтожит в порыве безумия. Точно так же она уничтожит нас и если всё-таки придёт на континент.
По… почему?
Она не контролирует себя, - глаза Менча спокойно блестят. – Любовь Мысли – это долгая и мучительная смерть… Мы все погибнем, если она придёт.
Почему ты не говорил раньше?
Никто не стал бы слушать. Я копил силы, чтобы справиться самому с этой проблемой. Я жил и боролся с безумием. Ты бы убил меня на месте, Единственная – тоже.
Почему Единственной ничего неизвестно?
Она не чувствует… Не верит, не чувствует этого так, как мы… Потому что её контакт с Мыслью не духовный, а родственный. Это разное.
Вы же – Сыны Мысли! – мне упорно кажется, что меня водят за нос.
Но мы стали ими, а не родились… ты не поймёшь. Ты просто человек, Алгрей…
Ты тоже! – рявкаю я. – Огрызки счастья!.. – поминать мысли в ругательствах сейчас мне не хотелось. – Что ты можешь сделать? Зачем ты берёг безумие, как ты сказал, для определённого мига? Какого? – я почти кричал на него.
Он улыбался:
Я знаю время, когда нужно сделать то, что отвратит Мысль от нас. Она разлюбит Круг.
Ты… Ты хочешь уничтожить его! – я взглянул на него удивлённо. Старик кивнул.
Хотел, Алгрей. Круг бы исчез, силы моего безумия на это хватило бы. Единственная, возможно, погибла бы с ним, и так же вероятно, спаслась бы. Но Мысль уже не пришла бы сюда.
Это похоже на страшный, нет, на жуткий, кошмарный сон. Я не верю собственным ушам.
Я должен сказать об этом Единственной. Возможно, она позволит тебе… уничтожить… Круг…
Не будь наивным мальчишкой, командир Чёрной Гвардии! – рассмеялся старик. – Я пытался связаться с ней через Мысль. Я пытался предупредить её! Она посмеялась надо мной, а тебе велела искать заклинателя Менча. И ты искал. Она сказала, что не даст прикоснуться к её Кругу.
Может быть, ты врёшь? – нахмурился я.
Нет, Алгрей. Я не вру. Мне нужна твоя помощь… День, когда Круг должен быть уничтожен, уже вот-вот настанет. Но я ещё не ступил в Круг ногой – и не смогу.
Я должен провести тебя, старик? – я всё ещё не слишком верил ему.
Да… В таком случае… я смог бы перестать сдерживать безумие и уничтожить Круг.Это было гиблым делом. Это невозможно. Даже я не могу провести в Круг заклинателя, если это запрещено. У меня нет полномочий. Единственная непременно узнает и будет в ярости. Я буду объявлен предателем.
Я знаю, что творится в твоей голове, - говорит Менч. – Но есть ещё кое-что.
Что? Что ещё?..
Я смог бы… Но не смогу.
Я вскакиваю на ноги. Ещё секунда – и угли из догоравшего костра летят в сторону заклинателя, я хватаю его, вскинувшего для защиты от них руки, за воротник и поднимаю над полом пещерки. Я хочу убить его. Я в ярости.
Не сможешь?! Хватит водить меня за нос!!!
Это сможешь сделать ты, Алгрей, командир Рыжий, - он не боится меня. Должно быть, не понимает, что находится на волосок от гибели.
Я?
Да. Слушай меня, Алгрей… Не торопись действовать…
…Я трясу головой. Этот диалог в моей голове унёс меня далеко в прошлое. Сейчас я уже совсем не чувствую никакого страха при звуке слова "Мысль". Я не понимаю половины из того, о чём шёл тот разговор.
Я оставляю осмысление его на потом.
Потому что я слышу кое-что другое…






меня больше всего волнует описание драки с призраком. Я не сильна в этих делах...

Автор: Enshantress 27-08-2006, 23:28

Лапочка, вот и я осилила... Талантливо, красиво, захватывающе. Лично у меня только требование - еще!!!
Никаких пожеланий по стилю - для этого как минимум надо засесть и прочесть еще раз, а то и два... А на это времени нет, прости
Только, мелкое мое... кхм... в общем, мой глюк. Ассоциации - Алгрей, апгрейд *Смущенно*

Автор: sinobi 28-08-2006, 1:21

А вот я еще немножко со своим уставом влезу =)

Хочется либо удалить "он", поскольку оно в общем-то не нужно. Либо, для улучшения звучания добавить "что" перед "теперь". Просто мне на слух как-то побольше нравится.

Ммм... не знаю. Сбилась. Наверно, из-за формулировки: словно у гвардейцев одна голова на всех. В общем-то оно, конечно, так: куда командир скажет... но все же... Хотя, возможно, это как с "моим юношей", личная извращенная интерпретация... =))

Имеет ли смысл заменить "не перестаю" на "стараюсь"? Опять же на свой слух меряю ))) В этом случае не настаиваю, вполне можно оставить как есть.

Ох... вот не нравится мне фраза "закат был завершен" =( Вроде как "наконец, доделали, а то уже устали над ним работать".

"вокруг"-"круга"... Вариант: "близ Круга"

Аналогично. Мягче, но все же... "Обступившие"? Хотя тоже не очень...

К девятой главе:

Немножко нелогично, мне кажется. Во-первых, вместо "и", наверно, лучше "но". Во-вторых "уже" - лишнее.

Тяжко эти две "я" смотрятся. Лучше уж тогда переставить: "...коротко приказываю я и добавляю: - Я сам его убью".

Какие у них там философские изощренные ругательства!

Тут все отлично, без моего недовольства =) Очень живо и грамотно. И интересно!

Автор: DiVert 28-08-2006, 15:31

Enshantress
Рада тебя видеть, солнце!
sinobi
Как всегда, преклоняю колено перед человеком, способным увидеть такие мелочи!

Смысла их я сама не знаю... Но мне нравится. "Забытые мысли!"



Трепещите! ФИНАЛ!

10
- Я должен кое-что сказать тебе, Бенти… Тебе это не понравится, но я всё равно хочу поговорить. Было бы жестоко скрывать это от тебя.
Она смотрит на него влюблёнными и встревоженными глазами.
- Вы все здесь, - он указал рукой на лагерь. – Ненавидите Чёрную Гвардию. Боретесь с ней. А я,… - томительная, выверенная до секунды пауза. – Я принадлежу ей, - он оборачивается к ней, и я перестаю видеть его лицо. Только её. Полное ужаса и отвращения.
- Абори! Ты шутишь, да?! Правда? – шепчет она. – Правда ведь, - хватает его за руки.
Моя рука бесшумно извлекает саблю из ножен. Кажется, близко кое-какое весьма странное событие…
Небо чёрное, звёзды россыпью алых мелких драгоценных камней робко мигают вверху, луна скрыта облаком где-то над нами. Воздух тягучий и сладковатый.
- Я не шучу, - почти ласково отвечает он, рукой гладит по волосам. – Я сюда прислан командиром Таррном. На поиски Рыжего.
- Нет! – восклицает она, отталкивая его и пытаясь вырваться, но он её удерживает.
- Тише, Бенти! Тише!.. Таррн всё равно знает о вас, он только не обращает внимания! Я не для того, чтобы причинить вам зло! Я должен был только всё узнать о Рыжем… Я должен был тебе сказать! Мы же любим друг друга, Бенти!..
Она дёргает руку, но выскользнуть из его крепких объятий у неё не получается. Я затаиваю дыхание.
- Ты… Ты предатель!.. Ты мне всё время лгал!.. – шепчет она лихорадочно. – Пусти меня! Я закричу!..
- Не надо, Бенти!.. Я обещаю, что ничего не произойдёт! Я только хотел…
Что-то мне в этом не нравится. Не похоже, чтобы он искренне извинялся и оправдывался.
- Ты меня хотел отыскать, - выступаю я из тени дерева. Бенти всё-таки вскрикивает, но рука Абори зажимает ей рот. Я замечаю – что не очень грубо. В его глазах мелькает тревога, но она слишком наигранная…
Он знал всегда, что я рядом.
- Да, - отвечает он и улыбается.
- Ты думаешь, что можешь выжить, встретившись со мной?.. – хмыкаю я.
Бенти пытается что-то сказать, и хотя Абори не даёт ей вымолвить ни слова, в её глазах мольба, обращённая ко мне. Я умею различать разные просьбы по взгляду – эта просьба не освободить её и уничтожить молодого гвардейца, а напротив, не убивать его.
Какое мне дело до её просьб?
Абори выглядит крайне довольным.
- Хотел убедиться, что ты меня не помнишь…
- Ты – мальчишка. Ты был сопляком, когда я сжёг Круг, - я взмахиваю саблей. – Я вижу, у тебя оружие с собой. Ну так доставай и сражайся.
- Мне не надо оружие, я сам – оружие, - Абори отворачивается, целует Бенти в щёку, и она, слабо вздохнув, закрывает глаза. Не умирает – засыпает. Чтобы освободить ему руки.
Засыпает. После заклятия.
Заклинатель.
Я уже готовлюсь атаковать, но вдруг перед глазами возникает лицо моего призрачного противника. Голова призрака болтается в воздухе передо мной, ухмыляясь. Мой противник не видит её – зато я вижу, как она ползёт по воздуху назад, касается его лица, и я как никогда понимаю, что их черты – одни и те же. Только моя выдумка значительно старше на вид…
- Забытые мысли, - бормочу я.
- Что случилось, Рыжий? – смеётся он. – Узнал меня?..
- Почти, - хриплю я в ответ. Призрак не сживается с лицом Абори, проходит сквозь него назад, за его спину. И обретает краски.
…Вы действительно хотите отослать меня прочь? Командир Рыжий, я мог бы помочь вам отыскать Менча.
Прежний не помог, и ты тоже не поможешь. Не обсуждай мои приказы, иначе я разозлюсь. Ты отправишься с Хищником туда, куда я тебя отправил. Не смей мне перечить.
В ответ на эти слова мой новый заклинатель низко кланяется, но когда он выпрямляется, я вижу на его лице довольную улыбку, которая ясно говорит: "Неужели, вы боитесь меня, командир Рыжий? Или вы склонны привязываться к малолетним едва соображающим в колдовстве рабам?"
На его лице…
Точно таком же, как моё видение.
Таррн. Я поражён. Как так могло случиться, что мой давний заклинатель… Сейчас… Этот парень… Командир Гвардии…
- Актёр быстро сознался, что подозревает тебя в потере памяти. Мне пришлось поколдовать со своей внешностью – я оставил лишь некоторые черты… Как странно, что ты раньше не догадался. Ты ведь славился своей сообразительностью, предатель Алгрей, - он взрослеет прямо на моих глазах. Я понимаю, что каждое заклинание – контакт с Мыслью, и мне не нравится думать, что над ним нет командира. Что он сам – командир.
- Я спас ваши шкуры пять лет назад, - оскаливаюсь я, принимая боевую позицию. – Но своими заклинаниями ты меня не напугаешь. Ты не способен призвать их много – ты мгновенно спятишь, мой раб, - то, что бывший, я решаю не упоминать.
- Я не твой раб, и не был им, что бы ты ни думал, - встряхивает он головой, извлекая из ножен ту самую саблю, что взял у Бенти по моему собственному наставлению. – Я – командир Гвардии, преданный слуга Единственной и только её.
- Ты безумец, - продолжаю я. – Больное ничтожество. Надо убрать тебя с континента, чтобы ты не натворил дел…
- Тебе ли заботиться о континенте? – он проводит несколько атак… Быстрых и немного знакомых. Он хорошо дерётся, я скоро это понимаю. Так, как не умел драться на моей памяти ни один заклинатель. Слейж переоценил меня, считая, что я способен легко и непринуждённо порубать его в капусту. – Единственная даровала мне защиту от…
- От безумия Мысли? – я замечаю, что вот-вот рассмеюсь. Я не понимаю половины смысла нашей беседы, но продолжаю говорить. – Ты скоро умрёшь в муках… Хотя, пожалуй, я тебя лишу такой возможности. Можешь поблагодарить меня… Или напомнить тебе, кто кому подчиняется? – я усмехнулся.
Я понимаю, что он дерётся точно так же, как мой призрак, с которым я тренировался. Это меня и радует, и огорчает. Я знал многие атаки моего призрачного противника, но ещё знал, что он практически непобедим… Я ещё ни разу не справлялся с ним!..
- Ты идиот, - говорю я. – Я спалил Круг, чтобы спасти весь континент!..
- Не лги, - смеётся он. Как призрак, он лёгок и быстр. Сабля в его руках – настоящая стальная змея, которая находит дыры в моей защите с такой скоростью, с какой я едва успеваю обороняться. – Менч раскололся быстро. Твои приятели привели его в город прямо к Единственной, они тебя предали…
- Мы так и договаривались! – возражаю я. Мне тяжело говорить в бою, я не в той форме, чтобы мне был просто противостоять такому противнику. И это меня раздражает. – Это был отвлекающий манёвр.
- Менч был безумен уже тогда, когда вступил во дворец Единственной. Она легко выяснила, что ты задумал спалить Круг, чтобы убить её. Менч раскрыл ей и то, что ты собираешься стать преемником Мысли вместо неё.
- Я?! – восклицаю. – Я и эта мерзость, Мысль? Ненормальная сила?..
- Не пытайся меня обмануть, - этот танец с клинками сильно выматывает меня. Да и он дерётся уже не с той лёгкостью, как вначале. – Ты задумал переворот. А свихнувшийся Менч сдал тебя… И твои дружки, которые сначала были с тобой, тоже… Актёр и остальные…
- Это был спектакль, - смеюсь я. – Единственная занималась Менчем. Я и верные мне гвардейцы подожгли Круг.
- Мы убили Менча! – почти рычит он, у него на лице появляется маска безудержной ярости. Он там был, значит… Избежал моего приказа…
- В последний момент он крупицы безумия, что были ему послушны, направил, чтобы разогреть пожар, который изуродовал Круг и спас всех вас от смерти! – я думаю, что можно ничего ему не объяснять, а просто вспороть кинжалом живот, но почему-то продолжаю. – На континент собиралась прийти Мысль! Прийти прямо в Круг – и уничтожить его! Я только спас ваши шкуры!..
"Что было потом, я не помню…" Да и эти-то слова я восстановил по тем отрывкам, кружившимся в моей голове, которые никто не мог подтвердить, как и опровергнуть.
Но этого я ему не сказал. Таррн умерил пыл, с которым мы дрались. Унял скорость. Его взгляд был сейчас полон любопытства:
- Мысль? Прийти?..
- Не верь мне, - скалюсь я. – Я всё равно снесу тебе голову, не будет иметь значения, веришь ты мне или нет.
Я едва не выполняю своё обещание. Таррн отталкивает меня мощным заклинанием, у меня вылетает из руки кинжал, я переворачиваюсь в воздухе и больно падаю на лопатки. Поднимаюсь с значительным трудом – Таррн в стороне, ухмыляясь, разводит руками, и между его ладонями я вижу настоящий огонь.
- Возможно, ты и не врёшь… Ты ведь всегда был так верен Единственной. Но это не имеет значения. Сейчас ты – мой соперник. Единственная, к тому же, хочет твоей смерти.
- Твоей жаждет куда большее количество людей. А главное – я, - я уклоняюсь от летящей в меня синеватой огненной стрелы, мне удаётся даже удержать в руке саблю и сделать ей несколько выпадов. Таррн легко отражает их, и вдруг достаёт меня рукой. Я получаю оплеуху и замираю. Щека горит, я возмущён, даже взбешён. Таррн смеётся.
- Великий боец… Ты разучился драться там, где прятался пять лет…
- Я не разучился убивать, - я провожу рукой по щеке. Внутри меня всё дрожит. Проходит совсем немного времени, прежде чем Таррн получает несколько болезненных уколов.
Я не сразу замечаю, что земля под нами начинает дрожать. Вокруг бешено свистит ветер, совсем рядом упало огромное чёрное дерево. От немыслимого шума проснулась Бенти – но ни я, ни Таррн этого не замечаем. Бенти ещё не видит изменения, произошедшего с Абори изменения. Она кричит – в её крике паника.
Я вспоминаю о своей невиданной силе, и в ущерб тактике боя просто бью, едва заметив свободное пространство между танцующим клинком и моим противником. Он глухо охнул и отлетел далеко назад.
"Не хуже заклятья…"
Вокруг так светло, что уже совсем не похоже на ночь. Нам с Таррном на это откровенно плевать. Между нами началось то противостояние, которое должно было родиться ещё пять лет назад. Мне было всё равно, что он заклинатель. Его колдовство уже несколько раз ударило по мне, едва не убив. Он был ранен. Мы оба упивались боем, не обращая внимания на то, что ночь закончилась так неожиданно…
Пока Таррн не замирает, глядя мне за спину. Из его взгляда пропадает всё, что было там раньше. Остаётся только благоговейный ужас.
Я уже собираюсь пронзить его, когда в воздухе звучит жуткий, душу леденящий стон. Ветром меня едва не валит с ног. Таррн падает на колени, и я всё-таки оборачиваюсь…
И слепну от немыслимо яркого пульсирующего света.
"Вот тебе и Армагеддон", - думается мне отрешённо.
- Что это, забытые мысли?!? – возмущаюсь я.
Бенти плачет, зажимая уши руками. Я едва слышу собственный голос – но улавливаю ответ Таррна.
- Мысль…
Заклинатель кажется мне поражённым на месте, близким к безумию, но ещё в своём уме. Он раскачивается, стоя на коленях.
- Она хочет тебя, Рыжий.
- Что?! – я отступаю назад. Свет медленно-медленно ползёт ко мне. Он ещё довольно далеко, но такой яркий… Разрушающе яркий. Я вижу, как лес рушится вокруг. Чёрные стволы вспыхивают.
- Ты ей нравишься, - шепчет он, но я уже довольно близко, чтобы понимать его. – Она пришла за тобой…
- Зачем? – внутри меня сжимается неприятный комок. В горле ощущение, будто я проглотил ежа.
…Любовь Мысли – это долгая и мучительная смерть…
- Почём я знаю, - он шокирован. Он напуган. Он видит настоящее падение мира. То же, что и я… - Иди к ней, Рыжий! – кричит он, голос срывается на фальцет. Он вскакивает на ноги, вырываясь из оцепенения, хватает меня за руку.
Я отталкиваю его локтём, и сабля вспарывает на его руке кожу, оставляя красный взбухающий след. Я бросаю уже не нужное оружие, отступая всё дальше назад.
…Любовь Мысли – это долгая и мучительная смерть…
- Ты ей нравишься! Она пришла за тобой! – Таррн сжимает виски. – Я слышу её! – глаза постепенно загораются безумием. – Иди, пока здесь всё не погибло!
Мысль движется ко мне. Огромная, беспощадно-безумная. Я? Она – за мной?.. Она идёт за мной уже через почти весь континент – сюда, к Кругу! Скоро здесь всё будет уничтожено. Я уже чувствую запах, как тот, что шёл от спичек, отобранных у Слейжа, только сильнее.
- Иди! – вопит он, бросаясь на меня.
- Не раньше, чем ты сдохнешь! – возражаю я. Мне страшно. Мне хочется бежать прочь.
- Не смей!..
- Пусть этот мир рушится к забытым мыслям! – кричу я. – Мне плевать на него и на вас! Я не знаю, что я здесь делаю! – мне не составляет труда крепко держать его. Он пытается вырваться, но от сверхъестественного ужаса потерял способность мыслить связно и холодно. Он больше не смотрится так величественно, словно он – могущественный заклинатель и командир Чёрной Гвардии.
…Любовь Мысли – это долгая и мучительная смерть…
Земля дрожит и раскалывается под ногами. Сияние уже совсем близко. Бенти вскакивает и бросается прочь – но я понимаю, что бежать бессмысленно. Мысль вернулась на континент всё равно – то, чего так боялся Менч. И вернулась за мной… Помешавшим ей пять лет назад полюбоваться вблизи на Круг Единственной.
Но она была на меня не зла. Я нравился ей… своей предприимчивостью, пожалуй.
Таррн вырывается из моих рук и срывается с места следом за Бенти. Я поворачиваюсь, запоздало хватая руками воздух. Свет распространяется по краям далеко вперёд меня. Я оборачиваюсь, вижу, как в огне исчезают две бегущие фигурки, и ухмыляюсь обречённо и довольно одновременно. Моя месть сбылась, Таррн. За то, что ты оказался заменой хорошему спутнику-юноше. И Единственной я отомстил – за то, что не прислушалась к Мысли и поставила под угрозу мир. За то, что не поняла моего подвига…
Не стоило просыпаться вдруг в этом мире, - понимаю я. Но понимаю поздно.
Мысль окружает меня уже со всех сторон. Я закрываю глаза, чтобы свет не выжег мне их. Я знаю, что по ту сторону сияющей стены уже нет ничего. Абсолютно ничего. Мысль уничтожает всё, чего касается. Наверное, и за моей спиной тоже ничего нет – если она проникла туда.
Мне становится довольно весело. Уже даже не жарко от огня – почти прохладно.
…Любовь Мысли – это долгая и мучительная смерть…
Врал Менч… Врал… Мне нравится эта штуковина вокруг меня. А я нравлюсь ей.
"Мы неплохая парочка,… - думается мне. – Говорят же, любовь требует жертв…"




Вы бы знали, как я удивилась, когда прочитала конец...

Человеку, который отучит меня от пафоса, обещаю много мнямов и пожизненную благодарность...

Автор: sinobi 28-08-2006, 16:41

При таком раскладе я бы перефразировала последнее предложение: "И Единственная хочет твоей смерти". "К тому же" его утяжеляет, мне кажется.

Время: здесь нужно "упиваемся", поскольку так во всем рассказе.

Добавь, пожалуй, "случилось". "...случилось то, чего..."

Единственный пафос, который нашла (планка что ли не на месте?) - последняя фраза. "Говорят же, любовь требует жертв…" Хм... Действительно неожиданная концовка. Чуть-чуть непонятная. То, что Мысль пришла за Рыжим - вполне закономерно, но что-то... добавить (как всегда ) хочется в его внезапную реакцию, почему ему нравится. Я не могу догадаться. Чуть выделить бы психологический момент.

Автор: DiVert 28-08-2006, 18:10

На протяжении всей писанины постоянно сбивалась с настоящего времени на более привычное прошедшее. Потом исправляла. Думала, везде справилась... Оказалось нет. Пасип.

На самом деле, если бы я понимала, почему ему это нравится... Я бы конечно это сказала. Но увы, меня Рыжий почему-то решил не ставить в курс дела. Поэтому я э-э... Ещё над этим размышляю. Если я "размышлю" что-нибудь подходящее, я добавлю "психологический момент".

Может быть, ему нравится, потому что это он любит острые ощущения
И мы ничего не знаем о том мире, где он жил до этого...
(ага, "МЫ" ничего не знаем - это я о себе )
А может он спятил просто под конец?..



Я запуталась...

Автор: Enshantress 28-08-2006, 18:36

Споткнуло, честно... Мне кажется, что уточнение лишнее, к тому же не думаю, что однокоренные тут дают желаемую картину

А тут споткнуло количество Он... Понимаю, зачем, но тяжеловато читалось...
И, если честно, реально удивила финальная фраза
А в целом - люблюююю!!! Спасибо, читала с диким удовольствием

Автор: DiVert 28-08-2006, 19:04

Уберу "но ещё в своём уме", ибо само "близким к безумию" теоретически важно. Ведь у них, у заклинателей, в этом мире это самая главная проблема.
Тогда так "Он напуган, потому что видит настоящее падение мира"... И "Таррн вскакивает на ноги..."

Автор: DiVert 30-08-2006, 20:19

Честно говоря, мне правда хотелось бы услышать отзыв по поводу http://www.uteha.ru/forum/index.php?showtopic=8458&st=60#, а то оно осталось без ответа, а я переживаю...




Ну раз никого особенно это не интересует, тогда поехали дальше...
Рассказик новый, тематика кардинально новая (особенно в финале, поскольку данных СУЩЕСТВ я старательно обегаю в рассказах. Да и в большой прозе тоже. Речь идёт о не-людях, принятых в фэнтези... и не только о таких не-людях.
В общем, вот вам очередной непрописанный мир, похожий и непохожий на наш... Ещё одна маленькая проблема конкретно взятого человека.
Ловите.
Начало.

(рассказ называется "История художницы")
***
Она рисовала картины. Некоторые находили их посредственными, некоторые – очаровательными. Но всех одинаково смущали беседы с ней о её картинах. Она называла их пейзажами.
Это были портреты. Людей, изображённых на них, никто никогда не видел… Можно сказать, конечно, что нельзя увидеть всех людей в мире, даже таком маленьком, как этот, но… Она тоже никогда не видела этих людей, все лица возникали в её воображении. Она вообще не задумывалась о том, что те, кого она рисует – это люди. Девушка считала себя пейзажисткой…
Её считали умалишённой и потихоньку крутили пальцем у виска ей вслед. Но картины многим нравились. Удавалось даже продать по парочке в месяц на каком-нибудь из шумных рынков маленьких городков, чтобы купить еду, одежду или новые карандаши.
Да, она рисовала цветными карандашами, но ни у кого не оставалось сомнений в том, что она делает это воистину гениально. Никто так не умел обращаться с обыкновенными цветными карандашами, чтобы на глазах портреты оживали, чтобы казался настолько естественным взгляд. Может быть, потому что раньше никому не приходило в голову использовать их для создания картин?
***
Укрепив большой прямоугольный лист плотной бумаги перед собой, она задумчиво взглянула поверх него. До самого горизонта тянулось нетронутое людьми в своих собственных целях поле. Пара холмов, покрытых более яркой травой на склонах и небольшими опавшими наполовину кустиками на вершинах, пёстрые цветы, едва различимые в высокой траве, на горизонте – несколько высоких деревьев и серебрящиеся под светом стоящего в зените солнца крыши домов. Там находилась небольшая деревенька, куда Амиш ещё собиралась сходить.
Какое-то время она вглядывалась в рисунок веток ближайшего к ней приземистого кустика. Потом к постоянно меняющемуся кружеву перистых облаков…
Улыбнувшись, она поняла, кого именно видит перед собой. Это будет настоящее лицо этого поля.
Улыбка погасла. Но все остальные увидят в её картине только портрет. Может быть, даже с какими-то огрехами… Кривоватая линия носа, неестественный подбородок, неправильный подбор цвета… Но это – природа. Она такая, какая есть, со своими линиями и своим цветом.
Амиш опустилась на колени, открыла маленький чемоданчик и придирчиво осмотрела свою "палитру". У кого-нибудь от множества маленьких и длинных карандашей, жалких огрызков и ещё не заточенных палочек разных цветов зарябило бы в глазах. Но она привыкла к этому разнообразию, и жить без него не могла. Набрав в левую руку штук десять разных оттенков, она выпрямилась и занялась наброском.
Со стороны можно было подумать, что от этой работы напрямую зависит её жизнь, так рьяно и с полной самоотдачей взялась она за это дело. И ещё – что для неё есть какая-то чёткая временная планка, и она не должна задерживаться дольше положенного. Движения – быстрые, мастерски-резкие – разбавлялись изредка сдуванием с глаз чёлки.
На работу ушло не больше часа. Контур лица, примерные черты, плечи и оттенки для фона уже были найдены. Амиш ещё раз запечатлела в своей памяти картину природы перед своими глазами и, отложив карандаши, потянулась к пакету. В нём ютились несколько бутербродов и фляга с водой.
- Обед художника! – заявила она себе, разворачивая фольгу. Настроение было безмятежно-спокойное. Амиш сидела, поджав ноги, осторожно, чтобы не запачкать пальцы, держала в руках бутерброд, и следила за небом.
Ей было двадцать три года. Рисовать она начала лет в шестнадцать, когда впервые поняла, что её представления о деревьях и цветах не похожи на то, что думают о них другие. Сначала она пыталась словами объяснить, что и как выглядит на самом деле, но потом решила, что карандаши скажут лучше неё. Сначала она использовала только простые, с серо-чёрным грифелем, но потом попробовала себя в цветных и поняла, что её пейзажи с каждым разом всё совершеннее и совершеннее. И хотя никто не понимал, что на самом деле изображено на них, ей было приятно, когда говорили, стоило ей со своими немудрёными пожитками въехать в очередной городок: "Это Амиш Бейт, она была у нас год назад, и у неё очень красивые портреты…"
Вся жизнь Амиш состояла из путешествий. Рассеянные по территории её страны города были населены радушными людьми, иногда они даже давали ей приют, только просили нарисовать кого-нибудь из членов семьи или знакомых… Амиш не любила рисовать людей, но приходилось, чтобы хоть как-нибудь отплатить хозяевам.
Чаще всего она выставляла свои работы на рынках, брала за них недорого, и они расходились. В одном месте Амиш не бывала два раза в год, ожидая, когда пройдёт достаточно времени, чтобы лицо этого места сменилось. Слишком далеко из родных и знакомых мест она не уезжала – так и в этот раз, соседняя деревенька, что виднелась на горизонте, была ей уже знакома. В прошлый раз она жила при местном клубе, общалась с деревенской молодёжью, семьи которых активно поили её молоком и зазывали в гости. Теперь она приехала сюда под конец лета, взяла на время палатку у своих знакомых ребят, и жила недалеко от того места, где сидела сейчас. Уже несколько работ были на её счету в этот месяц, и сейчас она вновь чувствовала что-то, похожее на вдохновение.
Закончив с бутербродами и убрав следы своего обеда обратно в пакет, Амиш снова взялась за карандаши. Но к этому времени солнце уже сползло значительно ниже, и она рисовала наполовину по памяти.
Через минут пятнадцать с листа смотрело ещё не дорисованное, но уже хорошо различаемое и со своими специфическими чертами лицо девушки. Широкие приподнятые брови, придающие лицу выражение беззащитности и удивление, тёмные волосы с серебристым отливом, серо-зелёные глаза, взгляд которых направлен куда-то вбок, приоткрытые губы. Голова чуть опущена, воротник рубашки застёгнут на верхнюю пуговицу, но рисунок на плечах накидки или, может быть, шали, наброшенной на плечи, сугубо традиционный для этих мест.
Амиш отошла на шаг, приглядываясь к её лицу, потом добавила несколько чёрточек, расширяя нос и делая выражение чуть-чуть более грубым и простоватым. Одновременно это придало испуганной девушке какую-то внутреннюю силу.
- У неё темнее глаза, - раздался сзади мягкий, почти мяукающий голос. Амиш от неожиданности подпрыгнула на месте, едва не перечеркнув дрогнувшей рукой всю картину, и обернулась. – Темнее, - повторил незнакомец. – И другой овал лица. Исправь вот тут, - он провёл тонким пальцем по воздуху вдоль линии, обозначавшей скулу. – К тому же, ты собираешься сделать её смуглой, а она скорее уж слегка загорелая, не более.
Амиш изумлённо разглядывала неожиданно нарушившего её уединение человека. Это был поразительно обаятельный мужчина лет тридцати, с тонкими почти аристократическими чертами лица, необычайно бледный и, насколько Амиш умела судить по лицам, крайне неулыбчивый. Он был выше Амиш почти на полторы головы, ничуть не сутулился, как обычно это делают высокие люди, и держал голову чуть-чуть закинутой назад. Он стоял в тени росшего прямиком за Амиш дерева, но всё равно прятал голову под капюшоном бежевой расстёгнутой наполовину куртки. Капюшон не позволял полностью разглядеть его лицо, но он хотя и был привлекательным, в то же время отталкивал необычайной схожестью с какой-нибудь ожившей скульптурой. Глаза у него были желтоватыми, и хотя смотрел он против солнца, с маленькими чёрными точками зрачков.
- А вы,… - она перестала разглядывать его, смущённо покраснела и растерянно покосилась на недорисованную девушку, - вы правы… Действительно, другой овал лица…
- Исправь, пока можно, - он пожал плечами.
- Да,… - Амиш рассеянно кивнула, вытаскивая из кармана хорошую, дорогую стирательную резинку, купленную в далёком отсюда большом городе, в котором почти не было настоящей природы и её красивых лиц.
Какое-то время она молча удаляла неправильные штрихи и наносила новые. Немой наблюдатель её работы только чуть-чуть кивал головой, выражая своё согласие.
Наконец, она закончила с корректированием и вопрошающе оглянулась на нежданного ценителя. Он чуть-чуть улыбнулся, не разжимая губ.
- Вот теперь это она, - кивнул он.
Амиш не знала точно, почему, но очень обрадовалась его положительной оценке.
- Я впервые встречаю…
- …Того, кто видит так же, как ты, - закончил он за неё. – Рисуй дальше, я не буду тебе мешать. Пока ещё твоё настроение не испарилось – рисуй. Я просто понаблюдаю, и больше не буду вмешиваться.
Девушке не пришло в голову ничего отвечать. Обычно она не любила, когда за ней наблюдают во время рисования, но сейчас было совсем другое дело! Он понимал её, он видел то же, что и она, и он сумел указать на те ошибки, которые она не видела или не подозревала, как сделать лучше.
На штриховку и прочую мелкую работу ушло ещё около часа. Амиш, окрылённая похвалой совершенно незнакомого прохожего, очень старалась, к тому же, видела, что он одобряет все её действия. За этот час он почти не пошевелился за её спиной, но она чувствовала, что ему нравится смотреть, как и что она рисует.
К вечеру пейзаж был уже закончен. Амиш чувствовала себя невероятно усталой, и какое-то время просто стояла и боролась с дыханием, пытаясь усмирить его. При этом она невольно любовалась своей собственной картиной.
- У тебя получилось очень красиво, - сказал он ей.
Солнце спряталось в тучи, скопившиеся у горизонта, и Амиш торопливо сняла картину и упаковала её в полиэтилен, а затем скрутила в приличного размера свиток. Скрепив его резинкой, она осторожно положила картину на траву и снова решилась посмотреть на мужчину. Тот по-прежнему стоял под деревом, красноватые отблески солнца прочертили тени на словно вылепленном невероятно-правильном лице.
- Спасибо, - порозовела Амиш. – Может быть, вы согласитесь перекусить со мной? – спросила она нерешительно. – Правда, у меня есть только пара бутербродов и вода…
- Я неприхотлив, - он чуть-чуть наклонил голову. – Спасибо за приглашение, - он изящным движением расправил куртку и сел на траву. Амиш завозилась с пакетом, все ещё под впечатлением от произошедшего.
Мужчина больше не рассматривал её, его внимание привлекали изменения, происходившие с полем по мере того, как глубже зарывалось в облака солнце.
- Ты рисовала ночные пейзажи? – спросил он, наконец.
- В общем-то, я пыталась, - ответила она. – Но у меня лучше получается день или утро…
- Но у тебя есть работы, связанные с ночью?
- И с поздним вечером, - кивнула она. – Но они разошлись.
- Пользовались успехом? – он разворачивал фольгу почти бесшумно. Пальцы с безупречным маникюром совершенно не пробуждали специфический шелест при каждом прикосновении. Амиш вдруг подумала, что он выглядит так прилично и состоятельно, а она пригласила его посидеть с ней на траве в цветах, пожевать бутерброды, запивая их водой из пластиковых стаканчиков, куда она разлила её из фляги.
- Да, но… Мне они никогда не нравились, - призналась она.
- Я хотел бы увидеть парочку таких твоих работ, - взгляд у него был тяжёлый, но не неприятный. Просто тяжёлый, и… бархатистый. Амиш невольно начала подбирать подходящий пейзаж под его лицо.
- В общем-то, несколько эскизов лежит у меня в палатке, - пробормотала художница. – И одна готовая картина. Всё остальное я раздарила моим друзьям в деревне, а ещё часть продала в городе.
Он улыбнулся – опять, одними только губами – чуть снисходительно.
- Я буду благодарен, если ты покажешь мне их. Я много путешествую, в том числе, и в этих местах, может быть, я узнаю что-то знакомое.
Потом какое-то время они сидели молча. Незнакомец, кажется, не нуждался в том, чтобы с кем-то разговаривать, а Амиш невероятно стеснялась. Наконец, робость немного прошла.
- Кто вы? – поинтересовалась она нарочито беспечным голосом. – Простите за любопытство, я никогда не встречала людей, которые бы вдруг поняли, что именно я рисую.
- Прекрасно тебя понимаю, - он допил воду и аккуратно сложил замасленную фольгу в него. – Но я вижу её так же. Я шёл мимо, когда увидел, как ты рисуешь, и сразу понял, что достаточно исправить всего пару мелочей, чтобы получилось идеально. Может быть,… - он сделал паузу, - со временем у тебя будет получаться ещё лучше. Хотя, как простой человек, ты достигла больших высот.
- У меня никогда не было особенного стимула к совершенствованию, - вздохнула Амиш. – Все видят в моих рисунках только лица. Для них не имеют значения мелочи вроде глубины цвета глаз… Увы, это и меня ослепляет тоже!
- Тогда забудь о них, - он искривил левую бровь. – Твори только для себя, тогда и добьёшься совершенства.
- Я всегда стараюсь…
- Значит, рано или поздно получится. У тебя уже получилось сегодня.
- Благодаря вам, - Амиш едва справилась с вновь нахлынувшим смущением.
- Я был рад указать тебе на недочёты, - он сложил руки на коленях. – И ещё больше я рад, что ты так быстро поняла меня и всё исправила. Это большая наука – уметь прислушиваться и признавать ошибки.
Амиш только неопределённо пожала плечами.
- Так ты покажешь мне свои работы? – спросил он, наконец, налюбовавшись приближением ночи. Сумерки окружали их.
- Ах да, конечно же, - художница подскочила и стала собираться. Незнакомец не пошевелил и пальцем, чтобы помочь ей, но она и не вздумала возмущаться.
Палатка стояла недалеко. Перед ней тлели угли костра, Амиш сначала затащила внутрь свои вещи и картину, а потом уже пригласила туда гостя.
- Проходите… В общем-то, это место предназначено не для того, чтобы принимать гостей…
- Меня это не смущает.
Амши тем временем отвязала один из мешочков с пояса, вытащила оттуда маленькую железную коробочку и посыпала немного светло-жёлтого порошка из него в костёр, подбросив пару веток. Они занялись, хотя и нескоро. Огонь был слабым.
- Пускай лучше горит там, - она убрала коробочку с зажигательной крошкой и включила внутри палатки фонарик. Он мёртвым синим светом подчеркнул наполовину скрытые под капюшоном черты лица незнакомца. Тот сидел на коленях на клеенчатом полу палатки. Амиш подумала, что ему, наверное, жарко, но спрашивать не решилась.
Она развернула несколько упрятанных в полиэтилен свитков, смущённо облизывая губы. Мнение этого чужого человека было для неё невероятно ценным. Он рассматривал каждую картину внимательно, чуть щуря глаза и наклонив голову набок.
- Озеро рядом с Сан-Бертон? – спросил он, указывая на портрет маленькой болезненно-бледной девочки с букетом жёлтых лилий в руках.
- Да, - обрадованно ответила Амиш, сначала не решаясь, но потом всё-таки садясь рядом с ним. – Я рисовала вид от стен города, там был отвратительный туман из-за этого завода…
- И ты рисовала в сумерки.
- Рассветные, - заметила она.
- Я понял это. Я бы нарисовал так же, если бы умел не просто видеть, - он кивнул и отложил картину. Теперь на него смотрел смуглый мужчина с короткими белыми волосами и равнодушным выражением лица, только глаза были безмерно-синими и глубокими. Губы кривились в презрительной усмешке. – Ты бывала в Арайской пустоши? – спросил он с удивлением.
- Да, - Амиш в какой-то момент показалось, что такая прозорливость нежданного ценителя искусства странна. Но она быстро прогнала эти мысли. – Случайно. Это нарисовано в спешке.
- Взгляд должен быть более жестоким, - он постучал ноготком по переносице нарисованного мужчины. – Сухим, ты понимаешь меня?
- Да…
- Ты хорошо запоминаешь места, где бывала, верно? Если ты рисовала в полдень, то должна помнить, как там душно. От его взгляда должен брать жаркий ужас.
- Мне было страшновато его рисовать, - Амиш пожала плечами.
- А потом ты подумала, что его никто не купит? – спросил он, и впервые Амиш заметила, что его глаза смеются.
- Ну да, - призналась она. – В конце концов, я должна думать о своей жизни…
- Ты права. Но ты могла бы его дорисовать? Я бы купил его у тебя, - он приподнял одну бровь. – Я помню Арайскую пустошь… Мне пришлось жить там почти месяц. Хотелось бы иметь напоминание об этом – не всякому удавалось пробыть там так долго.
Амиш удивилась, но кивнула.
- Конечно, я дорисую, если вы хотите…
Он передал ей рисунок и стал рассматривать следующий. Он угадал почти все пейзажи, кроме тех мест, где, по его словам, никогда не был. Например, Малый Сад в том же Сан-Бертоне. Он сказал, что никогда не бывал в крупных человеческих городах. Так и сказал.
Амиш сидела в окружении собственных рисунков и не могла оторвать взгляда от лица незнакомца. Он заметил её пристальный взгляд и прищурился:
- Сколько времени тебе надо для работы над Арайской пустошью?
- Я неплохо помню эти места… Может быть, мне хватит завтрашнего дня. Хотя… Мне нужно сходить в деревню. Может быть, вы составите мне компанию? – осторожно спросила она, сама не зная, чего хочет добиться.
- Боюсь, что я не люблю людей и их деревни, - скривился он. – Как, на самом деле, и ты. С твоей привязанностью к природе, происхождение твоё поражает.
Амиш не очень хорошо понимала, о чём он говорит. Она складывала рисунки на место, сопровождаемая его взглядом, и скорее уж раздумывала о том, какими карандашами стоит пользоваться для довершения работы над пустошью…
Он выпрямился – хотя её палатка была достаточно высокой, ему пришлось чуть-чуть наклонить голову.
- Благодарю, я зайду послезавтра утром, - произнёс он. Желтые, почему-то казавшиеся сияющими, глаза заставили её задуматься над совершенно внезапно возникшей и не совсем правдоподобной идеей.
- Вы – не человек? – удивлённо спросила она, присаживаясь на край спального мешка.
- Я думал, ты поняла это давно, - он скрестил на груди руки. – Я эльф.
- Правда? – не нашла ничего лучше спросить Амиш.
- А с чего мне лгать? – вежливо спросил он. – Неужели, этого нельзя понять?..
Амиш смущённо потупилась:
- Ну… Вы знаете, я думала, что эльфы выглядят совсем иначе… И вы одеты как человек…
Он рассмеялся, отворачиваясь. Смех был мелодичный, негромкий и приятный.
- Думаешь, что эльфы одеваются исключительно в наряды, соответствующие их традициям?
- Я вообще не задумывалась об этом, - растерялась Амиш. – Но о вас рассказывают… Ну, что вы выглядите не совсем как люди.
- Возможно, слухи преувеличены. Мы давно живём раздельно, а людям нравится придумывать какие-то легенды, которым нет никакой цены. Но разве у тебя есть какие-то сомнения в том, что я эльф?
Амиш отрицательно покачала головой:
- Что вы… Я будто бы подозревала раньше… Никто из тех, с кем я раньше встречалась, не видели в моих картинах никаких пейзажей…
Он продолжал улыбаться, но на этот раз опять плотно сжатыми губами.
- Дорогая моя, ты просто подвержена обычным человеческим заблуждениям. Верить в сказки о нашем кардинальном отличии от людей… Дело только в видении мира. Ну и ещё в таких мелочах, как долголетие. Но отнюдь не так, как я слышал, говорят о нас люди. Речь не идёт о тысячелетиях.
- Правда? – удивилась Амиш. Голова немного кружилась. Она что, правда разговаривает с настоящим эльфом? Этот народ порвал отношения с людьми уже несколько столетий назад. Для человечества это действительно большой срок. Не то, чтобы два народа не общались вовсе, но многочисленные государства людей и эльфийские земли официально имели нерушимую границу.
- Опять ты подозреваешь меня во лжи, - вздохнул эльф. Амиш постоянно ловила за хвост мысль, что она думала об эльфах иначе. Во-первых, они казались ей более светлыми и ещё более хрупкими существами. Во-вторых, они действительно должны были…
А кто сказал, что должны? Действительно, вдруг, за столько лет все перезабывали истинную внешность эльфов!
- Простите, я…
- Не так важно. Ты вообще не знала бы, что я живу сейчас в этом лесу, если бы я случайно не увидел, как ты рисуешь, - он поправил выбившуюся из-под капюшона тёмно-каштановую прядь. – Я слышал о тебе раньше, - добавил он. – Вернее, о художнице Бейт, немножко помешанной, которая очеловечивает природу. Я не думал, что ты так молода и,… - он замолчал.
- И? – заинтересованно переспросила Амиш.
- И смела, - тут Амиш поняла, что свечение глаз ей совсем не кажется, и ей стало немного жутковато. – Во-первых, - принялся рассуждать эльф, - ты пустила в собственную палатку совершенно незнакомого мужчину. Я мог бы оказаться вовсе не ценителем красоты, а кем-нибудь похуже. На твоём месте вряд ли кто-то в своём уме завёл бы со мной знакомство, к тому же, и не спорь, я выгляжу подозрительно…
- Даже очень, - пискнула Амиш. А ей действительно это не приходило в голову…
- Во-вторых, ты живёшь одна в лесу. Ты знаешь, что тут водятся дикие звери?
- Я встречалась с лесной хозяйкой, - Амиш нахмурила брови. – Меня отговаривали в деревне, здесь считают её немного чокнутой и ходят, только если приспичит… Она позволила мне жить здесь, даже жечь костёр… Говорят, редко когда лесные хозяйки дают на то добро, - она улыбнулась. – И ещё она сказала, что животные меня не тронут.
На эльфа её речь не произвела впечатления.
- А что насчёт заколдованного зверья? Лесные хозяйки не могут указать, скажем, оборотню, где и на кого ему охотиться.
- Мне друзья сказали, что магических зверей в округе нет, - промямлила Амиш.
Снисходительный взгляд гостя её смутил.
- Об этом никто до последнего не знает, разве не так?
- Мне мой друг дал ружьё, - вздохнула Амиш. Эльф проследил за направлением её взгляда и сделал небольшой шаг. Светлые пальцы пробежались по деревянной отделке, потом по стволу, и погладили дырочку дула.
- Думаешь, это тебе поможет? – наконец, спросил он. – Ты хоть держала его в руках?
- Перед тем, как отпустить меня сюда, мой друг показал мне, как стрелять. И я пробовала, - практически с вызовом произнесла художница.
Эльф опустился на корточки и посмотрел ей в глаза. Почему-то Амиш стало не по себе.
- И какой был результат?
- Ну,… - Амиш напряглась, потом потрясла головой. – Да какая разница! Я не боюсь оборотней…
- Действительно? А теперь представь, скажем, медведя, разозлённого, голодного, да ещё и вдвое больше обычного в размерах. Цель-то большая, ты можешь и попасть из этого, - он подержал ружьё в руках и прислонил его обратно к стенке палатки. – Но остановит ли это его?
- Дело не в этом, - пробурчала Амиш. Она с детства терпеть не могла, когда её начинали учить жить. – Я не боюсь оборотней, значит, их и не будет.
- Интересный подход, я его запомню, - он выпрямился. – Что ж, до утра послезавтра…
- Можно ещё один вопрос? – в спину спросила его Амиш.
- Пожалуйста, - учтиво отозвался он.
- Ведь эльфы не касаются огнестрельного оружия, разве нет?.. Или это тоже из области легенд?
Он не обернулся, остановившись у выхода из палатки.
Амиш точно знала, что говорит правду. Она когда-то слышала, что отчасти из-за этой области технического прогресса эльфы приняли решение отделиться от людей. Они и так считали, что техника уничтожит само понятие первозданного мира, а возможность любого человека на расстоянии наносить такие серьёзные повреждения казалась им кощунственной.
Эльф ответил неожиданно сухо и недовольно:
- Эльфы – да. Но я выше подобных детских игр. И не беспокойся насчёт оборотней, - бросил он, уже выходя. Амиш не успела спросить, что он имел в виду.
* * *
Высокий мужчина в бежевой куртке с капюшоном выбрался из палатки и остановился около костра. Лесная хозяйка, кажется, ты не слишком заботишься о своём лесу? Тут вполне можно прожить без костра, особенно если ты уже отогнала всё дикое зверьё от гостьи.
А оборотня не напугает костёр.
Он отвернулся и пошёл краем леса, насвистывая что-то себе под нос. Где-то через минуту к нему на плечо с хриплым карканьем опустился ворон. Эльф, если это конечно же действительно был эльф, а не решивший обмануть художницу обыкновенный человек, что-то тихо сказал ему и взъерошил пальцами чёрное оперение. Ворон улетел.
Амиш может не бояться оборотней. Если они и водятся в округе, они теперь сюда не сунутся ещё долго.
Это не только владения хозяйки леса, но отныне и его тоже. Он бесстрастно взглянул на белую луну и продолжил свой неспешный путь в сторону деревни.




...продолжение следует...

Автор: Genevieve 7-09-2006, 16:09

Очень хорошо. Мне понравилось. Интересная задумка с этими пейзажами. Правда, я так и не догнала кем был этот мужик. Он оборотень?

Автор: DiVert 7-09-2006, 19:07

Так продолжение будет дальше, и всё станет ясно...

...что было дальше...


* * *
Амиш не забирала из палатки своих вещей – кому пришло бы в голову их воровать? Она просто застегнула молнию, потушила костёр и, взяв с собой тяжёлый кошелёк с звенящими монетами, лёгким и быстрым шагом отправилась в Полянное. Купит себе перекусить, поговорит с местными друзьями, и вернётся обратно… Дорисовать ту жутковатую пустошь, которую попросил… эльф? Или всё-таки не эльф?
Встречала её у самой дороги местная портниха Танарья и её старший сын. Юноше было восемнадцать лет, но он слыл лучшим охотником во всех местных деревнях. За это его не любила лесная хозяйка и поэтому он никогда не ходит в лес один, боясь не вернуться…
В руке Коши было ружьё. И выглядел он как-то очень обеспокоенно. Как и его мать. Танарья бросилась к ней и схватила её за руку:
- Как я рада, что с тобой всё в порядке!
- А что со мной могло случиться? – Амиш встревоженно поглядела в полное, загорелое лицо своей знакомой.
- Вчера пропал Никон, - как обычно, Кош был грубоват и немногословен. Он ничего не пояснил дальше, но зато выжидающе уставился на мать.
- Пойдём скорее в дома, - Танарья потянула её за руку. – Ты не представляешь, как я переживала!..
- Никон? – продолжала расспрашивать Амиш, но Танарья упрямо бормотала что-то своё.
- Мать, - прервал её Кош. Она не то, чтобы побаивалась своего угрюмого сына, но всё равно как-то замыкалась, когда он вступал в разговор. Когда его не было, она расхваливала его силу и смелость, но когда он присутствовал, чаще смущалась. – Он отправился в магазин ночью, судя по всему, к Фанье, но не вернулся. И до Фаньи не дошёл.
Фанья, продавщица в единственном на всю деревню магазинчике, расположенном в каменном прямоугольном здании с плоской крышей. Там же она и жила…
- Она ничего не знает?.. Ну, что с ним случилось? Она его не видела?
- Нет, - подала голос Танарья. – Но уйти он никак не мог!.. Без денег, без вещей… У него дома даже бутылка недопитая на полу стояла…
- Спьяну убрести куда-нибудь может любой, - вздохнула Амиш.
- Но только не Никон! – решительно возразила портниха, и Амиш пришлось признать, что та наверняка знает своих соседей лучше, чем пришлая художница.
- Мы бы не так волновались, - продолжил за мать Кош. – Но недавно дошли слухи из соседней деревни, из Малых Горок, что там так пропало четверо. И непьющие. Да и Никон, судя по всему, не был так уж пьян. Полбутылки вина – это не так много.
- И… И что вы думаете? – взволнованно спросила Амиш.
- Говорят, - Кош подбросил в руке ружьё, - что одного из них нашли. С разорванной глоткой.
Амиш почувствовала, как её начало подташнивать.
- И? – всё-таки спросила она.
- Знахарка Малых Горок сказала, что это был вампир. Они заговорили свою деревню от нежити, но у нас тут знахарки нет…
- Вампир? – дрогнувшим голосом переспросила Амиш. – Но разве… Разве они ещё остались?
- Ну так а куда они денутся, - прошептала Танарья, - сама подумай, если они разбрелись по миру подальше от городов и охотятся вот так по деревням, кто же их заметит?
- Мы… Вы…
- Ехать в город и звать городского знахаря дороговато будет, - поморщился Кош. – А знахарка из Малых Горок к тем Горкам и привязана, тут от её ворожбы будет мало толку.
- Вот я и переживала, как ты там одна, в лесу, - кивнула Танарья. – Хватит тебе этой природы, если тут всякая нежить шляется! Уезжай отсюда скорее. Я вот Коша с тобой пошлю… Проводишь её до шоссе, сынок?
- Провожу, - буркнул он. – Если увижу эту тварь, - пообещал он, - пристрелю.
- Разве на вампиров действуют пули? – спросила Амиш робко.
- Будет повод проверить, - решительности на лице у юноши было выше крыши. Кажется, он мечтал уже поскорее встретиться с этим вампиром.
- Ну может ещё обойдётся, - прошептала Амиш, - может ещё не вампир…
- А кто ж ещё?.. Пойдём, я тебя молоком напою… Перекусишь хотя бы… Ты небось в магазин шла?
- Ну да…
- Он закрыт, Фанья в трауре, - Танарья развела руками. – Пойдём, пойдём…
Амиш покорно позволила ввести себя в дом, усадить, напоить и накормить вдоволь. По очереди заходили все соседи, уговаривали либо вернуться в деревню и жить в доме, либо убежать скорее подальше, но только не оставаться в лесу одной. Они все были такие заботливые, но Амиш занимали совсем другие мысли. Она тревожилась за своего ночного гостя. Где же он живёт?.. Возможно, тоже в лесу, вроде неё… Тогда вампир, если он существует, угрожает не только ей, но и ему. Надо предупредить его.
Кош расспрашивал её, не видела ли она ничего и никого подозрительного. Спустя где-то полчаса Амиш не выдержала его внимательного взгляда из-под светлых бровей и призналась, что она действительно встретила в лесу мужчину. Они с Кошем уже сидели в гостиной наедине, чуть жужжали пробки, и доносились из-за тонкой стены деревенского дома голоса. Танарья отправилась смотреть какую-то передачу, которую никак не хотела пропускать.
- Он может быть тем самым вампиром, - с уверенностью произнёс Кош.
- Что ты! – Амиш отрицательно покачала головой.
- Откуда тебе знать? – спросил он сердито. – Почему нет?
- Но я же сидела с ним в одной палатке! Мы вместе перекусывали на опушке, и потом беседовали о картинах…
- И что из этого?
Амиш вздохнула. Ну как же он не понимает!
- Если бы он был вампиром, он бы выглядел, как нежить…
- А ты видела нежить? – заинтересовался Кош, но заметив её лицо понял, что та не видела. – Ну вот, так откуда ты знаешь, как та выглядит?
- Но он же не напал на меня!
- Это странно, - кивнул Кош.
Амиш подозрительно взглянула на паренька. Долговязый, нескладный на вид, с короткими рыжеватыми волосами, было странно думать, что он может двигаться бесшумно и быть незаметным даже в лесу. Взгляд у него был неожиданно угрюмый для его возраста.
- Поверь, Кош, он никак не может быть вампиром…
- С чего вдруг?
Девушка закрыла глаза, размышляя, следует ли говорить ему что-то об истинной сущности ценителя пейзажей, и всё-таки решилась.
- Я точно могу утверждать, что он не нежить.
- Потому что у него взгляд живой? Или потому что он тебя обвёл вокруг пальца? – неприветливо зыркнул на неё Кош.
- Он – эльф, - шёпотом ответила Амиш, ёрзая на стуле. Кош, поджав губы, фыркнул, но ничего не сказал.
- Эльфы не ходят по нашим землям.
- А он путешествует, - воодушевилась Амиш. – Он был и в Сан-Бертоне, и в Арайской пустоши…
- В проклятых землях? – воодушевился он.
- Кош! Я тоже там была! Ты меня в чём-нибудь подозреваешь?..
- Нет, - бросил он, поднимаясь. – Но даже если он эльф, ему не стоит доверять. Коварный народец, к тому же, трусливый. Убежали и закрыли границы только из-за этого, - он указал пальцем на горящую лампочку, - и этого, - на висящее на стене ружьё. – Не советую тебе возвращаться в свою палатку. Ну или давай я пойду с тобой и помогу тебе собрать вещи.
- Но тебе лучше не ходить, - Амиш совершенно не хотелось покидать гостеприимный лес, несмотря на слух о вампире. Мало ли, куда мог деться этот Никон? И почему вампир из Малых Горок обязательно должен был идти в Полянное? – Лесная хозяйка тебя не любит…
- Я её тоже не очень-то люблю, - бросил он и собрался уходить. Несмазанные петли скрипнули. В дверях он обернулся. – Я пойду пока, но ты без меня не уходи.
- Мне ничего не грозит, - уверила его Амиш. – Только не рассказывай никому про эльфа, хорошо?
- Зачем мне разносить слухи, в которые я не верю? – скривился он и ушёл.
Минут через десять вернулась Танарья. Амиш поболтала с портнихой немного, а потом спросила, у кого можно купить еды ещё на пару дней, чтобы она могла закончить все работы и уехать с чистой душой.
- Хочешь остаться? – спросила та с тревогой.
- Да, хочу.
- Ну, это как знаешь… Коша подожди…
- Не стоит, - улыбнулась Амиш успокаивающе. Ей не хотелось сталкивать юношу и эльфа. К тому же, она не слишком верила в этого вампира… Ну зачем тому красть полупьяного электрика? Художница знала о вампирах не больше, чем говорилось в легендах, но все они ясно утверждали, что нежить больше любит трезвенников…
Тем не менее, она ушла из Полянного с тяжёлым сердцем. Кош наверняка бросится следом за ней. Для него не будет стоит труда отыскать её палатку, вот только догадается ли он взять кого-нибудь с собой?
Лес впервые показался ей неприветливым и излишне тёмным в такой светлый день. Амиш поспешила убраться из него вместе с незаконченным рисунком. Сегодня она устроилась спиной к полю, а потом долго подбирала нужные цвета. Картина отказывалась получаться гармоничной. Много пришлось работать ластиком, а также закрывать глаза и старательно вспоминать это жутковатое безжизненное место.
Всё, чего удалось добиться Амиш до того, как заурчало в животе, это более чётких черт лица, теней на лбу и скулах, и изменения изгиба губ. Теперь он улыбался примерно так, как хотел эльф… Вернее, как на самом деле должна была улыбаться Арайская пустошь.
Взгляд на часы – и Амиш поняла, что билась над этими мелочами почти три часа. Но картина не отпускала её от себя, вероятно, требуя, чтобы с ней всё-таки закончили. Поэтому художница быстро затолкала в себя кекс, запила свежим яблочным соком, и принялась за глаза. На небе тем временем собирались тучи, и Амиш поняла, что стоит поторопиться. Первая же капелька дождя испортит весь рисунок.
"Ну пожалуйста, - взмолилась она мысленно, - позже…"
Дождь не начинался, хотя тучи казались набухшими. Амиш уже закончила с лицом и принялась за волосы. Работая, она постоянно ловила себя на том, что боится поглядеть на свой рисунок со стороны. Арайская пустошь. Амиш одновременно чувствовала удовлетворение, что передаёт всё именно так, как нужно, и страх за такую реалистичность пейзажа.
Когда она закончила размытый светлый серо-голубой фон и спрятала лист в полиэтилен, на неё хлынул нещадный ливень. Амиш бросилась к своим карандашам, но половину из них уже успело залить водой. Захлопнув чемоданчик с ними, она, оставив мольберт, побежала к себе в палатку. Дождевая вода заливалась под воротник, прибивала волосы к лицу, капли висели на кончиках ресниц, и Амиш видела всё как через дымку.
Забросив вещи в палатку, она не торопилась забираться туда сама. Ещё натечёт с неё столько воды… Устроившись под деревом – не самое лучшее спасение от дождя, но всё лучше, чем ничего, она простояла до тех пор, пока не кончился основной поток. Потом, под мелкую морось, выскользнула из своего убежища, с грустью посмотрела на залитый водой костёр…
Поглядев по сторонам и никого не обнаружив (да и кому придёт в голову гулять в такой ливень?), Амиш стянула мокрую рубашку и с трудом вытянула из палатки новую, вместе с полотенцем. Она уже застёгивала верхнюю пуговицу, размышляя, переодевать ли джинсы, или походить так, когда уже знакомый спокойный голос с неким оттенком заботы поинтересовался:
- С тобой всё в порядке?
Амиш вздрогнула, оборачиваясь. Её давешний гость стоял под тем деревом, где ещё недавно пряталась она, и разглядывал наполовину мокрую девушку. Впрочем, кажется, дождь и его не помиловал. Хотя он не был так уж безнадёжно вымокшим, по куртке расплывались мокрые пятна.
- Э-э… Ну да, просто вымокла…
Она невольно с подозрением уставилась на лицо эльфа. По идее, самое обычное человеческое лицо. Интересно, как выглядит нежить? Может быть, её тоже сложно отличить от человека…
- Надеюсь, твои рисунки не пострадали? – он вышел из-под неважной защиты листьев и встал рядом с ней.
- Кажется, нет… Я доработала пустошь, как вы просили. Если хотите, я покажу…
Дождь заканчивался. Вот так всегда с сильными ливнями. Раз – и о них напоминают только лужи и мокрая трава… Вот уже солнце заливает дальнюю часть поля.
- Я собирался зайти завтра, но побеспокоился насчёт твоей палатки в связи с ливнем…
- Спасибо, это… неожиданно, - призналась Амиш, забираясь в палатку и вытаскивая оттуда свёрнутый лист. По полиэтилену сползали многочисленные капельки. Эльф взял картину в руки, бережно смахнул капельки и, прищурившись, окинул её взглядом.
Амиш взволнованно переминалась с ноги на ногу.
- Я тобой восхищён, - наконец, сказал он. – Я куплю её, - он вытащил кошелёк.
- Да что вы, забирайте так, - взмахнула она руками. Ещё не хватало брать с него денег!
Эльф в очередной раз снисходительно улыбнулся краем губ:
- Неразумно отказываться от платы за непростой труд. Ещё неразумнее пытаться внушить себе, что не хочешь взять этой платы. Я выступаю в роли заказчика и покупателя.
- Вы мне очень помогли,… - начала Амиш.
- Ну может быть, но это ничего не значит. Ты возьмёшь у меня деньги, если не хочешь обидеть меня. Не желаю чувствовать себя эксплуататором.
Амиш хотела упорствовать, но он вытащил несколько монет. Те немного тускло блеснули в его ладони. Девушка взяла их без особой решимости, но и без обречённости.
Узор, выбитый на монете, был ей не знаком. Она даже не знала, где такие были.
- Ты предпочитаешь бумажные деньги? – спросил он, расценив её внимательность за недовольство.
- Нет-нет, просто мне незнакомо…
Он взглянул на верхнюю монету и рассмеялся негромко. Амиш не заметила, правда, что его глаза при этом не смеются.
- Я случайно дал тебе монеты с моей родины. Но уверен, они будут в ходу и в человеческих городах. Нехорошая примета – менять одни деньги на другие…
- Правда? У нас нет такой приметы…
- А у нас есть, - ответил он. – Спасибо тебе за картину. Может быть, когда-нибудь у меня появится дом, и я повешу её на стене в гостиной.
Амиш смущённо покраснела.
- Вы не хотите чего-нибудь тёплого? У меня чай в термосе есть…
Эльф поджал губы, видимо, размышляя над её предложением. Потом сел прямо на мокрую траву, расправив куртку и положив рисунок рядом с собой.
- Ну что ж, угощай.
Пока Амиш суетилась с чаем и чуть-чуть промокшим печеньем, он рассеянно перебирал пальцами траву и будто бы к чему-то принюхивался. Воздух был свежий и влажный, но он чуял в нём ещё что-то иное, не только запахи леса, травы и дыма ближайшей деревни…
- Ты слышишь шум? – спросил он, когда Амиш, вытащив низкую табуретку-раскладушку, села напротив.
- Я? – она прислушалась. – Железная дорога, - неуверенно пробормотала она. – Проложена далеко, но через поле звук хорошо доносится…
Он покачал головой, но ничего не сказал. Художница разлила в железные кружки тёплый чай и протянула её эльфу. В тот момент, когда он уже взялся за неё, а Амиш ещё держала, их пальцы соприкоснулись, и художница успела поразиться тому, насколько холодными были пальцы. Будто бы их обладателем не было существо из плоти и крови.
Её собеседник взял, поднёс к лицу, как-то грустно вздохнул и сделал один глоток.
- Должно быть, вам наш чай кажется безвкусным? – вслух подумала Амиш. – У вас на родине пьют не такой чай?
- Не такой, - согласился он. – Но мне всё кажется безвкусным. Не переживай ещё и по этому поводу.
- А… А как вы поняли, что я переживаю? – постаралась как можно беспечнее спросить она. Жёлтые глаза сузились, изучая её лицо.
- Да вижу…
- Я была сегодня в Полянной, мне местные жители рассказали про вампира.
- Про вампира? – спокойно спросил он. – Нежить?
- Ну да, - Амиш отчего-то покраснела. – Они думают, что он утащил их электрика.
- Так электрика? – приподнял он бровь.
Девушка почувствовала себя неуютно.
- Я не очень поверила… Но взволновалась…
- А почему не поверила? Мало ли куда забредёт нежить…
- Ну тут довольно близко к железной дороге… Мне казалось, это… ну… довольно людные места…
- Ведь вампиру и нужны люди, - рассуждал эльф. – Примерно в таких маленьких деревнях… Как же тебя отпустили одну обратно в лес?
- Со мной хотел пойти один парень, но я убежала раньше. Его очень не любит хозяйка леса. Надеюсь, он не потащится за мной… Я как раз хотела попросить вас быть осторожнее, если вдруг слухи правдивы.
Он как-то странно посмотрел на неё и кивнул:
- Разумеется, я постараюсь. Благодарю за заботу.
Эльф сделал ещё несколько глотков и поставил кружку на колени.
- Вы, наверное, много где бывали? – чтобы развеять тишину, спросила Амиш. Он немного лениво кивнул в ответ. – А разве эльфы путешествуют по нашим землям?
- Для тех, у кого нет предубеждений, нет и границ. К тому же, у меня не осталось друзей на родине.
Амиш не стала продолжать тему, которая могла оказаться для гостя тяжёлой и неприятной.
- Дело в том, что я совершил кое-что непринятое у себя на родине, - тем временем, невозмутимо продолжал эльф, - и решил не оставаться там. В конце концов, я полюбил путешествия и перемену мест.
- И в вас никто не узнавал эльфа? – полюбопытствовала Амиш.
- А кто знает, как эльфы выглядят на самом деле? – он искривил бровь. В который раз Амиш заметила, что он избегает открытых улыбок. Должно быть, довольно замкнутый…
- Вы правы…
- Не странно, - с иронией произнёс он. – Я больше был удивлён, увидев твои картины. Никогда не встречал людей, которые умели бы видеть… живую природу. В смысле, её лицо с человеческой точки зрения, - он доверительно наклонился чуть ближе. Лицо у него было узкое, бледное, влажное от недавнего дождя. – У неё тысячи лиц, но вам, людям, привычнее видеть её либо мёртвой, либо непонятной силой… И ты одна смотришь на неё, как на другого человека?
- Значит, вы чаще видите эльфов? – заинтересовалась Амиш.
- Я много чего вижу, - несколько резко ответил он, выпрямил спину и взглянул в собственную кружку. – Налей мне ещё чаю, будь добра.
Амиш принялась отвинчивать крышку термоса. Воздух постепенно прогревался, да ливень и не был особенно холодным. Эльф – она вдруг осознала, что никак не спросит его имя, но ей показалось странным спрашивать его на второй день знакомства – расстегнул куртку. Под ней оказалась светло-бежевая рубашка с воротником стойкой, а поверх неё на широкой алой ленте висел на его груди лежал какой-то медальон. Амиш было неудобно рассматривать его, и она по мере сил усмирила своё любопытство.
Они молча пили едва тёплый чай. Амиш изредка поглядывала на эльфа, никак не понимая, почему же он всё-таки не особенно смахивает на тех эльфов, о которых рассказывается в разных историях. Ничем он не отличается от человека, вот только… Только смотрит не так, как люди. И глаза у него жёлтые, светящиеся. И улыбка тонкая, неискренняя.


...а финальную часть позже!!!...

Автор: Enshantress 10-09-2006, 14:48

Мурк, прочла... В этот раз с первого раза споткнули некоторые фразы... Правда, сейчас не сформулирую - времени не хватит. Постараюсь к вечеру кинуть, ладно? Только мне удобнее в ворде, а то цитаты время убивают.

Добавлено:

Э, но вот это сейчас.... Совсем уж кривая фраз, ну совсем. Висел или лежал, на груди или ленте?

Автор: DiVert 10-09-2006, 17:57

Кажется, я просто запуталась в глаголах, пока писала! Бывает: мысль одна, идея другая, пишется всё вместе! Учту-исправлю, спасибо
И буду ждать ещё этих... кирпичиков...

И вообще, не думаю, что в последнее время выложу что-нибудь новое, так что финал рассказа, и... перерыв

Амиш уже открыла рот, чтобы задать очередной не слишком важный, но нарушивший бы тишину вопрос, когда её взгляд случайно заметил грязное пятно на светлой рубашке эльфа. В общем-то, чему было удивляться, если он, скорее всего, живёт тут же в лесу, но она присмотрелась…
И с каким-то странным ощущением, не похожим на страх, зато похожим на пустоту внутри, Амиш поняла, что это может быть только высохшая кровь. Она вздрогнула и торопливо отвела глаза, пока собеседник не проследил за взглядом.
Кружка в руке отчего-то ходила ходуном. Вернее, тряслись сами руки. Чтобы не возбуждать подозрений, она поставила кружку на колени и крепко сплела пальцы в замок. Ей вдруг очень захотелось, чтобы этот эльф ушёл. После всех этих разговорах о вампирах с Кошем и Танарьей, ей вдруг стало не по себе.
Однако он заметил перемену. Амиш заметила, как он быстрым нервным движением облизал губы. Настороженный желтоглазый взгляд буравил её лицо.
- Ты будто бы чего-то испугалась?
- Наверное, я просто волнуюсь, - Амиш очень старалась говорить спокойно. – В конце концов, мне сообщили безрадостные слухи.
- Но ты же не веришь в вампиров? – уточнил он.
- Почему же? Я верю, что они есть, я не уверена, что они могут быть здесь…
- В этом лесу? – настойчиво спросил он.
- Да,… - совсем тихо ответила девушка.
Избегая встречи с глазами эльфа, Амиш невольно взглянула на кровавое пятно. Сердце, казалось, бьётся теперь совсем робко…
Он опустил голову, заметил испачканную рубашку и торопливым движением запахнул куртку.
- Вы… поранились? – едва слышно выдавила Амиш.
- Да, - тоже почти шёпотом ответил он, - о ветку. Сегодняшней ночью.
Брови эльфа были тревожно нахмурены. Он казался Амиш ещё бледнее, чем раньше. Сердце ещё пару раз редко ударилось о грудную клетку, а потом заколотилось быстрее. Он понял, что она его подозревает… А она кажется поняла, что на самом деле это никакой не эльф…
- Хотите ещё чаю? – голос был совсем уж неважным.
- Думаю, что больше не хочу.
- Я вот думаю согласиться с Танарьей и уехать в город, - Амиш закрыла глаза, вдохнула, немного посидела в таком состоянии, потом повысила голос. – Надо продать работы и купить новые карандаши. Эти совсем намокли после сегодняшнего ливня.
- А если бы не было ливня и нужды в карандашах, ты уехала бы отсюда? – навязчиво спросил он. Амиш поёрзала, тщательно подбирая слова.
- Мне тут нравится, но нельзя сидеть на одном и том же месте…
- …и рисовать одни и те же лица, - кивнул он. – Я тебя понимаю.
- Я очень рада, что встретилась с вами, - голос прозвучал почти жалобно. Эльф… да какой он эльф?! Незнакомец чуть развёл руками:
- Не удержался от знакомства. Что ж, я не буду больше отнимать ваше время. Может быть, тебе нужна помощь, чтобы собрать палатку? – вежливо спросил он. Голос был мёртвым.
- Нет, что вы, спасибо… Я справлюсь сама… Я уже научилась с ней управляться.
Она больше не следила за его лицом и действиями. Амиш мысленно молилась, чтобы он просто ушёл… Даже если он действительно поцарапался о ветку, пусть лучше он идёт своей дорогой… Конечно, чудесно встретить понимающего ценителя, но только не ценой испоганенных нервов!
- Я был рад встретиться с тобой, - он взял рисунок в руки, смотал его в более тугой свиток и выпрямился.
- Я тоже, - закивала она головой.
Лицо уходящего дёрнулось, в глазах полыхнул огонёк. Амиш мысленно пометалась ещё немного и поднялась следом. Девушка неловко сложила руки на животе. Что ж, теперь обмен любезностями…
- И куда вы пойдёте? – вежливо спросила она.
Он посмотрел куда-то в сторону.
- Посмотрим. Может быть, я ещё немного поживу здесь, в этом лесу.
- Рядом с Полянной? – невольно вырвалось у неё. Она стиснула зубы и невольно выругалась сама на себя. Мысленно.
И глаза казались теперь ещё более острыми, неприятными…
- Полагаю, мне есть, чем тут заняться, - резковато ответил он. – Удачи, Амиш Бейт. Спасибо за пустошь.
- До свидания…
Всё-таки он… Поразительно… Он так не похож на нежить! Ну, в том представлении, в каком думала о нежити Амиш. Он появился среди бела дня, он столько времени провёл рядом, наговорил множество комплиментов, они говорили и рисовании… Пили чай… Она хотела предупредить его об опасности вампира в округе… А как всё просто! Из серии "не верь незнакомым… людям… эльфам?.. или всё-таки людям?"
Мужчина в бежевой куртке уходил с поляны. Амиш почему-то хотелось плакать. Нежить обязана быть бездушной тварью, жаждущей только крови и смерти. Вампиры не должны разбираться в картинах и любить природу! Проклятье, этого не должно быть!..
- Так вы убили его, да? Никона? – пока губы произносили эти слова, Амиш успела много раз обругать себя на все корки.
Он остановился, подёрнул плечами и повернул лицо так, что Амиш хорошо различала его аккуратный профиль с ровным прямым носом и впадиной подбородка.
- До чего же вы любите заводить разговоры, люди, - негромко и напряжённо проговорил он, - когда перед вами такая опасность. Если ты знаешь, то зачем задаёшь вопросы?
- Я просто хочу знать,… - поперёк горла образовался какой-то вязкий комок. Амиш запоздало подумала, что лучше было дать ему уйти.
- Что побеседовала с вампиром? Ну так знай это. Я тебе не мешаю.
В этот же момент ружейный выстрел оборвал попытки Амиш что-либо ответить. Вампир покачнулся, схватившись за грудь, попытался устоять на ногах, но потерял равновесие и упал на спину. Амиш вскрикнула от неожиданности и обернулась назад.
- Кош! – воскликнула она наполовину изумлённо, наполовину гневно. – Ты что, с ума сошёл?!
- Тварь! – прошипел юноша с ветки дерева, где он отменно примостился. Вероятно, уже давно. Скорее всего, он пытался подслушать разговор, а когда понял, кто это является гостем художницы, решил избавить мир от одного вампира. Кош перезарядил ружьё.
- Тебе нельзя одному в лес!
- А я с тобой, - огрызнулся Кош, прицеливаясь.
Вампир поднимался с земли. Крови на куртке не было, только чёрная обожжённая дырочка от пули. Капюшон упал с головы, открывая длинные светлые волосы, завязанные сзади в хвост, и едва заметно заострённые уши.
"Не такая уж разница между людьми и эльфами, - скользнула в голове Амиш посторонняя мысль, - кто бы мог подумать…"
"А разве бывает так, что эльф – вампир?" – тут же задала она себе вопрос, но отвечать на него было некому, да и некогда.
Кош целился в голову мёртвого эльфа, а стрелком он был отменным. Вампир только успел утвердиться на земле, как новый выстрел разворотил ему горло.
- Кош! – закричала Амиш испуганно. Почему её вдруг охватил такой страх за кровожадную тварь, каким на самом деле являлся её недавний ценитель искусства и советчик. – Кош, не надо!
Юноша молча заряжал ружьё.
Вампир, держась за горло, с поразительным упорством поднимался с земли. Амиш с ужасом смотрела на лохмотья кожи, на которых не было и капли крови.
Жёлтые глаза пылали яростью. Губы расползлись в звериной ухмылке. Как оказалось, клыки не такие уж выдающиеся. Не такие большие, какие должны быть, если верить слухам. Но зрелище было тошнотворное и ужасающее.
- Да сдохни ты! – завопил Кош, стреляя в грудь вампиру. Вероятно, он целился снова в лицо, но от волнения его руки всё-таки дрожали. Звери, на которых он охотился, всегда умирали после таких выстрелов. Эта дичь была помощнее любого зверя.
Залихватский свист совершенно не подходил ни прежнему образу вампира, ни теперешнему, когда глаза жутковато впали, а ноздри хищно раздулись. В небе захлопали крылья, и несколько чёрных воронов метнулись к сидящему на ветке юноше. Мальчишка шарахнулся от одного, второй клюнул его в руку…
- Хватит! – завопила Амиш. Бросаться между Кошем и вампиром, разумеется, она не собиралась, но что-то внутри неё кипело. Похожее на гнев. – Кош! Вы!... Вы!..
Кош завопил, стреляя в ближайшую птицу. Та вздрогнула в воздухе и камнем упала вниз, но другие налетели на него с ещё большим остервенением. Кош шарил в кармане в поисках патрона…
- Кош! – Амиш хотелось верещать, как она ещё никогда в жизни не верещала. Никогда не думала, что на долю скромной художницы выпадет такое жуткое впечатление.
Юноша пошатнулся и вдруг потерял равновесие. Вороны не оставили его в воздухе, падая, он успел всунуть патрон в ружьё, но прицелиться уже никуда не успел. Сначала удар о землю, потом что-то хрустнуло… Кош стрелял вслепую просто в сторону стоящего вампира, и каким-то чудом пуля скользнула по виску. В который раз тот был силой выстрела брошен на землю.
А вот теперь Амиш оказалась между лежащим без сознания Кошем и вроде бы раненым, а вроде бы уже давно мёртвым вампиром…
Амиш заставила себя рассердиться на обоих – чтобы не думать о страхе – и прогнала прочь слёзы. Что за глупости? Кош делал всё правильно… А как можно иначе? А вдруг, вампир всё-таки собирался напасть на неё?
Вновь шевельнулся вампир. Бледная рука всё ещё сжимала горло, две аккуратные дырочки на груди завораживали. Блуждающий горящий взгляд пробежался по полянке и остановился на замершей посреди неё Амиш. Какое-то время изучал её лицо, судя по всему, и глупое, и испуганное разом, потом выловил через редкие кусты лежащее тело Коша. Губы опять дёрнулись, и показались клыки.
Вот почему он улыбался всегда одними губами. Кажется, он просто не хотел её пугать.
Угадав его намерения, Амиш торопливо сделала шаг в сторону, загораживая от него Коша. Вампир ухмыльнулся. Ухмылка ему совершенно не шла… И особенно не вязалась с раздробленным горлом.
- Хочешь его защитить? – спросил он ровным тоном. – От моей магии?
- Он просто… Он просто,… - Амиш глубоко вздохнула, но что сказать, не нашлась.
- Он просто хотел убить нежить из обыкновенного ружья, - фыркнул вампир, поднимаясь, опираясь свободной рукой на землю. Вторая всё ещё сжимала свёрнутый рисунок. Амиш вздрогнула. Почему-то вспоминались сказки о далёком средневековье, когда вампиров было пруд пруди. Современная одежда, куртка и спокойствие выбивали Амиш из колеи. Она едва понимала, что происходит.
- Но вы же хотели охотиться в его деревне!
- Не в его деревне, а в любой деревне, что встретится мне на пути. Вы ведь не задумываетесь, когда отлавливаете животных и режете их на котлеты или шашлык? Или даже специально разводите их для убийства и пищи. У меня к людям не иное отношение. Такие, как вы – просто пища, - глаза сузились в две щёлки.
Амиш сглотнула. Ох, не к добру всё это… И зачем она, дура, спросила?
Но вампир на что-то отвлёкся. Ах да, на рисунок в собственной руке. Движением быстрым и почти изящным, он раскрутил свиток и с сожалением покачал головой. Амиш тоже заметила две дырки от прошедшей насквозь пули Коша. Они не задели основную картину, но зато дополнили фон несколько ужасающими чёрными обожжёнными точками.
- Жаль, - он поджал губы. – Но я всё равно его заберу, - он свернул обратно в рулон картину, продолжая одновременно разглядывать Амиш и массировать шею. Девушка выдавила улыбку:
- А мне всё казалось, что чего-то не хватает…
- Там не хватало упоминания о настоящей смерти, - согласился он. – А теперь оно есть.
Амиш облегчённо выдохнула. Почему-то в голову приходила дурацкая фраза "всё обошлось"… Что обошлось? Она не знает, как там Кош, а перед ней настоящий вампир, только вчера погубивший знакомого электрика…
- Знаменательный сегодня день, правда? – безмятежно откликнулся вампир на её мысли.
- Вам больно? – спросила Амиш.
- Скорее, я зол, как сотня дьяволов. Но это уже случалось и раньше.
- Вы… Вы не тронете Коша? – с надеждой спросила она.
- Хм. Если только ты отвернёшься.
Она посмотрела на него такими глазами, что он рассмеялся. Недоумевая, Амиш на всякий случай забеспокоилась.
- Мне нравятся твои картины, - пояснил вампир. – А я думаю, что если я захочу что-то сделать с твоим приятелем, ты точно так же сделаешь всё, чтобы мне помешать. Боюсь, после этого тебе не рисовать картин.
- Ну естественно, я за него вступлюсь,… - пробормотала Амиш не очень радостно.
- Вот поэтому ему страшно повезло, что рядом ты, - вампир махнул рукой. – И пусть подавятся правдой те сочинители легенд, которые в том числе и тебя ввели в заблуждение, что вампиры боятся солнечных лучей, не обладают человеческими чувствами и не умеют сдерживать голод.
Девушка поймала себя на том, что улыбается во весь рот. Да уж, пожалуй, ситуации более идиотской представить себе сложно.
- Ну давай, задавай уже свой вопрос, который тебя волнует, и я уйду. В деревне этой могли слышать выстрелы. И если сюда придут его сородичи, даже ты меня не остановишь…
- В общем,… - смутилась Амиш. – Я никогда не слышала, чтобы эльфы становились вампирами…
- Так и думал, - вампир подошёл ближе, но Амиш уже не испугалась. Он, как в первый раз, смотрел на неё сверху вниз, только теперь она уже знала о нём куда больше, чем тогда. – Никогда не слышала – это ещё не значит, что такого нет. Возможно всё, в том числе и превращённые в нежить эльфы.
- Превращённые? А разве…
- А разве вампирами не становятся по доброй воле? Разумеется, можно и так, но не обязательно, - читать ей лекции ему явно доставляло удовольствие. – Я пожил немного на родине и понял: что может быть хуже и разрушительнее, чем амбиции эльфа и практически бессмертное могущество вампира? Поэтому я рассудил, что лучше буду нести эти разрушения в вашем, чужом, человеческом мире, а не среди своего народа.
Амиш краснела точно так же, как днём раньше перед недорисованной девушкой…
- Удовлетворила своё любопытство? У тебя больше не будет, я думаю, шанса так мирно побеседовать с вампиром.
Художница только рассеянно кивнула. Она наконец-то поняла, какой пейзаж можно выразить его портретом. Край отвесной скалы, ущелье с грязевым потоком внизу, обглоданные ветром и безводием жалкие чёрные ветки низеньких кустов, россыпь мелких камней по тому, что кто-то назвал в шутку горной тропой… Низкое небо и огромный жёлтый шар солнца у края горы, красноватые облака вокруг него…
Она затрясла головой, избавляясь от представшей перед глазами картины.
- Твой приятель жив, так что позаботься о нём, если тебе так хочется, - ей показалось, или вампир ей подмигнул? Амиш, недоумевая, взглянула на высокого эльфа… Почему она думает о нём, как об эльфе? Разве он не нежить?..
А какая, к дьяволу, разница?
Он поймал её руку холодными пальцами, сощурил глаза насмешливо и чуть-чуть коснулся губами тыльной стороны ладони. По коже пробежали мурашки.
- Следующий литр крови выпью за жизнь талантов среди людей, - пообещал он с иронией в голосе, потом набросил на голову капюшон, отвернулся и ушёл. Просто ушёл в лес. Его бежевая куртка ещё долго мелькала между стволов.
Амиш нервно потёрла едва не заледеневшую кисть, и тут вспомнила о Коше.
Следующее время она занималась приведением его в себя. Юноша сломал ногу, падая с дерева, но никаких более серьёзных повреждений не было. Амиш подумала, что как только он проснётся, им предстоит разговор, в результате которого ей придётся соврать, что последний выстрел его, сделанный вслепую, уничтожил проклятого вампира вместе на месте, тот рассыпался в прах… Всё равно, Кош не знает, как умирают вампиры.
И Амиш не знает.
И, скорее всего, не узнает. Что замечательно.

Автор: sinobi 11-09-2006, 16:39

*Выходя из транса:* сильно…! Я долго буду под впечатлением.

Но придирки (и комментарии =)) тоже будут:

Хочется переставить местами эти предложения. Или соединить, а то переход кажется мне недоработанным.

Почему «безмерно»?

К слову, видела, наверно, как люди, мягко подогнув остальные пальцы, мизинцем указывают? Почему-то «ноготок» в отношении пусть и ухоженной мужской руки вызвал у меня именно эту ассоциацию.

Как он себя заложил…

Уподобляясь Ворду, с которым часто не согласна, все же придерусь к количеству согласных подряд: «кошелеК С ЗВенящими». ))) Такая вот кочка во фразе получается.

Из второй фразы «еще» можно убрать.

«К себе» - тоже лишнее. Кроме того, наличие иных палаток в округе нам неизвестно.

Как я ждала эту фразу в тексте с участием вампира .

«И»

Разговорная добавка «этой» к его речи не идет.

Добавлено:

Наверно, она впервые в жизни нарисует «пейзаж» (то, что он представляет в человеческом понимании). На память, так сказать .

«Вместе на месте»? )))

Автор: DiVert 11-09-2006, 17:19

Для меня синий цвет - причина для настороженности. Символ персонажа, не слишком положительного и не слишком отрицательного. Безмерно - хм... Ой, ты меня вечно ставишь в такое положение, что я сама не могу понять, почему я это сделала... Убрать?

Но Амиш-то только глазами хлопает

А разве "со звенящими" будет красиво? *задумывается*

Да, перечитала и заметила. Не переключилась с просторечий

Отдельное спасибо за указанные следствия невнимательной работы автора!


Ну так а я-то чего добиваюсь! *потирая руки*

Автор: sinobi 11-09-2006, 17:38

Убирать не надо. Может, заменить? "Пронзительно", "бездонно" или на то, что ближе к твоему пониманию. Возможно, в лоб - "опасно".
А моменты такие специально стараюсь вылавливать. Не из вредности. Просто иногда их обоснование может добавить повествованию новый штрих или усилить задуманный, но не до конца проработанный где-то эффект.

А может, чтобы не так явно прокалывался че... вампир ( ), убрать или изменить в его реплике упоминание эльфов? Пусть просто будет: "Я выше подобных..." М? Смысл не меняется, но вуалируется хоть. Или при такой замене нужно будет иметь мою придирчивость, что бы заметить подвох ?

"с позвякивающими"? )))

Ты добилась! =)

Автор: DiVert 11-09-2006, 17:47

Да нет, должно бы быть вполне так с подвохом... Попробую убрать "эльфа". По идее, он-то к ним себя относит... кажется... а кто его знает?

Сделала... Смешное слово... Но вроде ничего...

Кое-кто из читателей (вживую читавших) придрались к упоминанию слова "кекс", мол, оно по стилистике к рассказу не подходит. Так что насчёт "придирчивости" -

Автор: sinobi 11-09-2006, 18:02

Ну, не знаю. Есть же электрик, которого счавкал вампиро-эльф Почему бы девушке не слопать вместо обычного для нее бутерброда безобидный кекс? Не такое уж он, к слову, "современное" изобретение!

Автор: DiVert 11-09-2006, 18:07

Электрик или вампиро-эльф? А вообще я тоже ответила, что она съела кекс, и сие факт )))

Я почувствовала некоторый вкус к созданию миров, которые ни рыба, ни мясо... То есть, вот ружье, вот магический порошок, вот хозяйка леса, вот железная дорога... Правда, я пока только пробую...

Автор: Genevieve 28-09-2006, 22:04

Наконец-то выдалось свободное время и я дочитала твой рассказ. Мне очень понравилось - красиво написано (я и раньше это говорила ). Конец хороший получился.

Автор: DiVert 10-11-2006, 0:54

Ми деградирую...
Почти не пишу... А если пишу - то бред...
Вот начало очередного шиТдевра...

Называется "Семейные традиции"

+++
- Пап! Папа!..
Частый топот на лестнице, ведущей со второго этажа, предвещал появление в кухне двух детей: мальчика и девочки. Они ещё были одеты в пижамки, но глаза сияли так, что не вызывало сомнений: дети уже точно не хотят больше спать.
- Доброе утро, - мужчина, одетый в серый свитер с высоким воротом, отвернулся от плиты, сел на корточки и обнял сразу обоих.
- А мама ещё не пришла? – спросила младшенькая.
- Она придёт днём, - отец погладил её по головке, поцеловал в висок сына и выпрямился. – Идите вымойтесь и переоденьтесь, а я пока приготовлю вам завтрак.
Дети с присущим им шумом убежали, оставив его в кухне одного. Он улыбнулся и вернулся к своим каждодневным и привычным обязанностям.
+++
Тини уже допивала какао, а Марк ещё ковырялся в омлете вилкой, морщась и лениво покачивая ногой под столом. Отец сидел в кресле и делал вид, что читает газету – на самом деле, он не мог оторвать глаз от своих детей.
Наверное, потому, что они – совсем не такие, как он. Хотя все говорят, что сходство маленькой Тини с ним очевидно… Он криво улыбнулся. Кто все?.. Когда были друзья семьи – те говорили. Но семья Эйчеров переехала сюда год назад, и за это время по понятным ему причинам не удалось обзавестись друзьями здесь. Марк только в этом году пошёл в школу, Тини воспитывает только он… Три человека, живущие в загородном доме, один-единственный друг и иногда приезжающая Мирей, их мать и бывшая жена Дика.
Дик Эйчер слыл не самым общительным человеком в небольшом провинциальном городке, где они жили, и не пытался опровергнуть это мнение о себе. Даже соседи толком ничего не знали о нём, и только продавцы в магазинах могли сказать, что видели его лицо и беседовали с ним.
Он не работал, и это возбуждало подозрения. Здесь среди мужчин принято было работать, а Дик был странным исключением из этого правила. Он целиком посвящал себя детям, но на какие средства он живёт, никому не было известно.
Купленный тогда ещё на общие с Мирей средства, дом и участок с буйной растительностью стал для Дика Эйчера чем-то вроде места добровольного заточения. Он не то, чтобы не мог, но просто не любил покидать его: только иногда прогуливался с детьми по городу, если они просили, ездил вечерами на природу или провожал Марка до школьного автобуса.
Дик обнаружил, что Тини заметила, как он смотрит на них, опять улыбнулся и попытался заняться чтением. Правда, содержимое газеты было ему совершенно не интересно – он давно уже чувствовал себя слишком не похожим на остальных людей, чтобы пытаться вникать в их проблемы. Он не ненавидел их, не презирал, а просто однажды перестал интересоваться ими.
Он любил только своих детей.
- Ешь быстрее, Марк, - негромко произнёс он.
- Пап, я не люблю омлет! – мальчик отодвинул от себя тарелку. Ему было семь лет, у него были поразительно синие глаза, тёмные кучерявые волосы, и он умел делать невероятно сердитый взгляд. Он был похож на мать… Мирей тоже любит сердиться, и у неё до развода были длинные роскошные волнистые волосы, которые она внезапно подстригла…
- Завтра на утро будет что-нибудь другое, - Дик никогда не сердился на детей, но почему-то избалованными нытиками они не росли. Раньше ими больше занималась Мирей, а когда семья Эйчер переехала сюда, и Дик стал искать работу, всё изменилось… - Можете пойти пока поиграть, а скоро придёт мама…
- Мама! – Марк с готовностью соскочил со стула и убежал наверх, как будто чем быстрее он начнёт заниматься своими делами, тем скорее и она придёт. Дик улыбнулся ему вслед.
- Пап, а Марк говорит, что у него теперь очень много друзей, - Тини поставила на стол свою кружку и круглыми обиженными глазами посмотрела на отца. Он только вздохнул, потому что знал, что когда-нибудь к этому дело придёт.
- У тебя тоже скоро будет много друзей, - ответил он, уже не улыбаясь. Не потому, что был сердит, а потому что это было действительно серьёзной темой для разговора. Это было тем, чего он всегда боялся.
- Я хочу познакомиться с кем-нибудь… Нет, пап, мне не скучно играть с тобой, - она соскочила с табуретки и забралась к нему в кресло. – Но я тоже хочу много-много друзей…
- Хорошо, - он несколько раз провёл холодными пальцами по пушистым волосам дочки и крепко обнял её. Когда-то он даже не хотел отдавать Марка в школу, чтобы не потерять его. Но они всё-таки совсем не такие, как он. Это он чуждается и не хочет общения с людьми, а они…
- Ты не обижаешься, пап?
- Нет, моя дорогая. Иди поиграй с Марком… Я обещаю тебе, что у тебя обязательно будет много друзей…
Она убежала, и Дик, отложив газету, принялся растирать пальцами виски. Когда всё это случилось, ему было тридцать пять, а Мирей – двадцать девять. Но он до сих пор не может смириться с мыслью, что детей придётся оставить и разлюбить так же, как и Мирей.
Это она от него ушла. Испугалась и убежала из дома ночью, а он искал её… А она боялась… Потом они разговаривали… Ругались… Как ему было трудно сдержаться… Затем развод… Ему пришлось выбивать из судьи разрешение, чтобы дети остались у него. Дик невесело ухмыльнулся – гиблое это дело, оставлять свидетелей, но у него не было выбора. Окружной суд всё-таки оставил детей ему, а судья до сих пор, наверное, не понимает, что угроза была не шуточной. Дик был на всё готов, чтобы дети остались с ним, и ещё он знал, что ни один человек не станет шутить донесением в полицию с таким, как он.
После этого он уже не мог любить Мирей, но детям мать всё-таки нужна. Поэтому он никогда не запрещал им общаться, она иногда забирала их покататься на машине, или в парк аттракционов – туда, куда ни за что бы не пошёл Дик. Главным уговором было то, что Тини и Марку не положено знать слишком много о своём отце.
Сплошной обман, в который превратилась его жизнь, стал причиной его душевного волнения только недавно, когда пришлось отдать Марка в руки школьных учителей. Дику хотелось бы, чтобы дети всегда были рядом, или по крайней мере с Мирей… Она любит их, хотя и ненавидит его … И боится, пусть он и не хочет ей зла.
Дик занялся уборкой на кухне, чтобы не думать обо всём этом. Этой ночью он опять ездил в соседний большой город, пока дети мирно спали. Для него в таких поступках больше не было ничего из ряда вон выходящего…
Он протёр по столу влажной тряпкой и полюбовался на отражение потолка на столешнице. Зеркал в доме он не держал, только одно небольшое в комнате Тини. К чему впустую смотреться в зеркало?..
Звонок в дверь оторвал его от домашнего хозяйства, к которому Дик привык так же, как к ночным путешествиям и перепалкам с Мирей на пороге дома. Его бывшей жене ещё рано было приезжать, и Дик сразу определил, что это может быть только Джентин.

Автор: sinobi 12-11-2006, 0:15

Привет!
Прочитала, все очень и очень неплохо! Придирки вызвало, в основном, самое начало:
Топот на лестнице, ведущей со второго этажа, предвещал появление в кухне двух детей: мальчика и девочки. Поскольку топот может иметь разный темп, быть энергичным, хаотичным, различаться степенью громкости и прочими ньюансами, то одинокое, предельно простое упоминание этого слова в предложении никак не дает почувствовать, что по лестнице скачут дети.
спальные пижамки
а у них есть пижамки и на другие случаи жизни? =)
- Доброе утро, - мужчина, одетый в серый свитер с высоким воротом, отвернулся от плиты, сел на корточки и обнял сразу обоих.
Как-то бесчувственно, на мой взгляд, это у него получилось. Не хватает в самом начале эмоциональности при той теплоте, с которой Дик относится к детям далее.
Кто все?.. Когда были друзья семьи – те говорили. Но они переехали сюда год назад, и за это время по понятным ему причинам не удалось обзавестись друзьями.
Чувствуешь, к чему я?)) Впечатление, словно "но они" тоже к друзьям относится.
Марк только в этом году пошёл в школу, Тини целиком воспитывает только он…
Очень тянет придраться к слову "целиком". Вот прямо с макушки до пяток воспитывал... И, кстати, кто? Марк?
Три человека, живущих в загородном доме, один-единственный друг и иногда приезжающая Мирей, их мать и бывшая жена Дика.
наверно, "живущие"?

Очень понравилось описание мальчика. Одно предложение, но очень легкое, граммотное и просто приятное. Да, меня именно "улыбнуло"
Зато фразу про его мать хочется подкорректировать:
Мирей тоже любит сердиться, у неё до развода были длинные роскошные волнистые волосы, которые она внезапно подстригла…
Между сообщениями о любви к сердитости и информацией о судьбе ее волос хочется поставить "и", чтобы немного разграничить.
- Завтра на утро будет что-нибудь другое, - Дик никогда не сердился на детей, но почему-то избалованными нытиками они не выросли.
Все-таки предлагаю написать "не росли", хотя в семь лет уже вполне можно судить о воспитании...
- Можете пойти пока поиграть, а скоро придёт мама…
Здесь случайно "то" не пропущенно?
Она любит их, хотя она и ненавидит его …
С двойным "она" нужно что-то сделать.
Этой ночью он опять ездил в соседний большой город, пока дети мирно спали. Для него в этом больше не было ничего из ряда вон выходящего…
Этой-этом. Очень заметно.

Тааак... Думаю, ты сама понимаешь, что после этого я не смогу пропустить продолжение. Все, жду!

Автор: DiVert 12-11-2006, 1:21

хехе... да нет... но у меня есть

sinobi, просто я не люблю детей Мне было очень сложно... Поэтому наверное неестественность, я даже не знаю, как от неё избавиться!

Положусь на твоё мнение!
Да вроде нет... Не пропущено...

А-а! Ты меня раскусила, да???





так... я частично отредактировала то, что смогла... Не могу ничего с "добрым утром" поделать!

Автор: DiVert 14-11-2006, 16:13

Он открыл дверь и посторонился, пропуская гостя.
- Доброе утро, Дик, - Джентин прикрыл за собой дверь сам. – Как насчёт работы?
- Я вчера сделал внеплановую поездку, - нахмурился Дик. – Проходи… Я не хочу пока этим заниматься. Я насытился всем этим…
- Этим? – Джентин приподнял бровь. – Ну-ну…
На вид ему было лет сорок-сорок пять, это был подтянутый, но некрасивый мужчина с изрытым лицом и седеющими волосами. В статичной, но не самой обычной жизни Дика он сыграл самую главную роль, и Дик не знал, благодарен ли он, или ненавидит его за это. Тем не менее, Джентин был тем самым человеком, который считался за "друга семьи".
Он снял шляпу и повесил её на крючок.
- Забавное дело, - пробормотал он. – Кто в такой сезон носит шляпы?
- Я и ты, Джентин, - Дик открыл дверь в гостиную, когда сверху выкатились дети, вероятно, ожидавшие, что это пришла мама.
- Дядя Джентин! – Тини по своей привычке поднялась на цыпочки и обняла единственного гостя дома Эйчеров, всегда приходившего без приглашения. Он похлопал её по спине и пожал ладошку Марку, улыбаясь тонкими губами.
- Здравствуйте, здравствуйте… Кажется, я не оправдал ваших надежд, правда?
- Мы ждём маму! – затараторила Тини. – Она скоро придёт!
- Скоро придёт, - подмигнул ей Джентин. Дети привыкли к нему за эти два года, и ни некрасивое лицо, ни жёсткий взгляд, ни кривоватая улыбка не пугали их.
- Я вас позову, - Дик кивнул в сторону гостиной. – Пойдём, поговорим, Джентин…
Дети поднимались по лестнице, медленно, явно желая послушать хотя бы отрывок беседы отца и того, кто по их мнению являлся старым другом семьи, но Дик крепко затворил двери.
- Почему ты не хочешь сделать их такими, как мы, Дик?
- Джентин!
- Они же вырастут такими несовершенными, глупыми, слабыми как их мать, каким ты был раньше, как весь этот сброд, - Джентин насмешливо кивнул в сторону окна, заросшего с внешней стороны плющом. – Ты только сделаешь им лучше…
- Я люблю их такими! – Дик нахмурился, и обычно мягкие черты лица погрубели. Красноватые глаза сердито блеснули. – Мои дети тебя не касаются, Джентин!
Он рассмеялся и сел наконец в кресло, расслабленно расправив плечи.
- Когда-нибудь ты столкнёшься с тем, что они поступят подобно Мирей, узнав правду.
- Они меня любят. Я не сделал им ничего плохого…
- Мирей ты тоже не сделал ничего плохого… И ты её любил… Но Марк уже ходит в школу, правда? – он прищурился.
- Это тебя не касается! – Дик сжал кулаки. – Не трогай моих детей!
Джентин приподнял руки и покачал головой:
- Я даже не собираюсь. Но Дик, скоро он познакомится с банальным западным эпосом. Скоро он близко сойдётся с какими-нибудь мальчишками, которые расскажут ему о дурацких детских страшилках про людей, пьющих кровь… Про их острые клыки и красные глаза…
- Хватит! – Джентин иногда выводил его из себя. Дик сделал несколько решительных шагов вперёд, но вовремя остановился. Его начальник не дрогнул, только улыбнулся ещё шире.
- Тогда перейдём всё-таки к делу, Дик…
К делу? Эйчер почти упал в кресло напротив. Джентин ведь во многом был прав… Дети, которых он так любит, и которым готов отдать всё, просто не понимают, что такое вампиры. Он сохранил их от этого знания… Но контакты с миром приучат их к тому, что вампир – всегда воплощение зла, настоящий дьявол во плоти. Вся идиллия, которую он так любит, будет разрушена.
- Они останутся людьми, - пробормотал он.
- Ты, кажется, совсем меня не слушаешь?..
- Они останутся людьми! Думаешь, я хочу моим детям проклятья, которое ты так заботливо передал мне?
- Обвиняешь меня? А твоё согласие?..
- Ты меня обманул, - Дик опёрся на руку подбородком. – Ты просто меня обманул…
Когда он пришёл наниматься на работу к этому человеку, неулыбчивому, в чёрных очках, он услышал о баснословном окладе и ненапряжённой работе. Он ознакомился с делами фирмы… Легальной стороны фирмы. И подписал договор… Который оказался практически договором с дьяволом.
Дик невольно коснулся воротника свитера, под которым прятались две небольших отметины. Всё было так поразительно-неожиданно… Он потерял сознание от боли, а очнулся от ощущения, что всё изменилось. И боль уже не играет никакой роли…
Потом была ярость на Джентина. Первая серьёзная драка в жизни Дика – когда этот мужчина размазал его по полу и в действительности показал, что он ни черта не стоит.
Чёткое курирование Джентина, первая охота, первая жертва. Безудержный страх за себя, за детей, за жену. Всё оказалось не настолько ужасно… Если бы Мирей не перепугалась до смерти и не убежала, может быть, удалось бы убедить её: в том, что её муж – вампир, нет ничего странного.
В конце концов, он такой не один…
Джентин заплатил ему деньги. Достаточно много. А вся новая работа Дика состояла в том, чтобы убивать тех, кого ему приказывали убить. Он получал одновременно и необходимое для жизни питание, и оплату. Совсем неоригинальная работа наёмника в оригинальном исполнении существа, которому нипочём пули, и которое питается человеческой кровью. Дорого оплачиваемая работа.
Если ему приходилось уезжать, он просил Мирей забрать на время детей. Обычно она грозилась уехать с ними, спрятаться, чтобы он никогда её не нашёл…
Но Дик не боялся угроз. Дети его любят, а он любит их. К тому же, Мирей очень боится его, его острозубой улыбки и ласкового взгляда неестественно-красных глаз. Она тоже знает о крови на его губах и руках… Эта кровь – только жизненная потребность, как кальций для костей. Поедание витаминов не приравнивается к преступлению.
- Хватит о твоих детях и моём коварстве, - Джентин всё прекрасно знал. Для него Дик был чистым листом, читать который было одно удовольствие. – Поговорим о работе. У меня есть один заказ в Чикаго. Билеты на самолёт куплены. Сегодня придёт Мирей – попросишь её пожить с детьми.
- Я сегодня уже охотился…
- Ничего. Можешь просто его убить.
- Я две недели назад летал в Париж, Джентин…
- Ты у меня один, Дик, и даже с одним-то тобой столько проблем. А заказов не так много, не надо жаловаться. Разве я соврал, и ты не получил взамен простую для тебя работу, большие деньги и всё для исполнения твоих желаний?..
Эйчер поскрипел зубами.
- Хорошо. Чикаго так Чикаго.
Джентин вытащил из кармана конверт, передал его в руки своего подчинённого, взаимоотношения с которым были крайне необычными, и вытащил свои чёрные очки, без которых не появлялся на людях. В конце концов, законопослушная сторона его бизнеса была очень серьёзной, и не следовало бродить по городку слухам, что этой компанией руководит старый вампир.


a suivre

Автор: DiVert 26-11-2006, 21:54

+++
- Я тебя ненавижу!
Дик улыбнулся нешироко и закрыл за Мирей дверь.
- Спасибо, что зашла. Дети по тебе соскучились.
- Ты – дьявол! Ты настоящий изверг! – продолжала она. – Я не понимаю, почему до сих пор не раструбила о тебе на весь мир!
- Наверное, потому, что ты тоже заботишься о наших детях. Можно твоё пальто? – он протянул руку, но получил тяжёлой скомканной тканью по лицу. Впрочем, Дик был очень терпелив, поэтому пальто оказалось на вешалке. – Очень хорошо, что ты пришла. Я попрошу тебя взять к себе детей на денёк?
Мирей считалась красивой женщиной. Но она была слишком агрессивной, по мнению Дика. Вне того, что он повлиял так необычно на её жизнь, вне того, что он истинный пример наличия нежити в нашем научно продвинутом мире, он прежде всего её бывший муж, отец её детей, человек, с которым она не один год прожила бок о бок. Он всегда был к ней ласков, он действительно её любил. И сейчас он тоже не помышлял о зле против неё, но что Мирей думала по этому поводу, Дик даже не решался предположить. Она видела в нём и разрушителя её счастья, которого полагалось ненавидеть, и потустороннюю зловредную силу, которой необходимо бояться.
- Опять?! Ты опять хочешь кого-то убить?!
- Тише, - он поднёс палец к губам. – Не пугай детей.
- И ты ещё заботишься о детях! Тоже мне папаша! – рассердилась она. – Кровожадный маньяк!
- Мирей, тише, - наклонился к ней Дик, и она замолчала. Он ненавидел делать подобные негласные угрозы, но приходилось.
- Отойди от меня…
- Привыкни, Мирей. Я не такой, как ты, и как они. Но я не могу жить без них, и я не желаю тебе зла…
- Как можно поверить такой твари, как ты?! Пока ты не связался с этим Джентином, ты был хорошим человеком! А теперь?..
- А теперь я очень хороший не-человек, - улыбнулся он. – Дети! – Дик повернул голову к лестнице. – Мама пришла!
Мирей разъярённо посмотрела ему в затылок. Дик протянул руку и ледяными пальцами взял её за запястье.
- Пойдём к ним наверх, они не слышат.
- Двуличная и подлая тварь, - прошептала Мирей. – Отпусти мою руку!
Дик отпустил, грустно улыбаясь. О да, он её любил. Но он не жалеет, что сейчас всё так, как есть… Вот только дети… Они взрослеют… Увы, они вместе с взрослением физическим приобретут множество глупых предрассудков, а он не знает, как уберечь от них.
+++
В аэропорту он старался как можно быстрее проходить мимо зеркал. Его тщательно осматривали, как и всех остальных пассажиров рейса, на предмет оружия и наркотиков. Ну что ж, зубы пока ещё не считаются оружием, а обращать на них внимание никто не собирается.
Дик сдержанно улыбался, не размыкая рта, отвечал коротко и вежливо, когда его попросили снять очки – снял и продемонстрировал синие линзы. Потом нахлобучил обратно свою шляпу и проследовал через открытую площадку в автобус до самолёта, разглядывая сквозь тёмные стёкла очков людей вокруг.
Они не способны причинить ему зла. Единицы из них способны поверить, что вампиры существуют, и ещё меньше представляют, как справиться с ними.
Если бы было можно запасаться кровью впрок, он бы так и делал. Но как простому жителю захолустного городка этого добиться?.. Приходится следовать природному инстинкту.
Дик открыл бумажник и поглядел на фотографию детей. Мири обиженно дуется, зато Марк улыбается во весь рот. А в жизни обычно бывает наоборот. Нет, дети обязаны быть настоящими, живыми! Как Джентин может предлагать ему…
Эйчер захлопнул бумажник и сунул в карман куртки.


a suivre

Автор: sinobi 29-11-2006, 10:07

Эх, только вы меня тут и держите, да темы ваши
Извиняй, что так пропадаю.

Уточнение: вот так вот прям совсем заросшего? Ничегошеньки не видно?

Хочется заменить второе "от" на "с". Думаю, будет красиво))

Наверно, стоит добавить что-то вроде "но" во втором предложении.

Хм... ты именно так и хотела сказать: чистым листом? По контексту скорее уж "открытой книгой"...

Действительно, такое сплошь и рядом)). Думаю, "странного" - неверное слово. Кроме того, ее муж еще и наемный убийца, о чем она, как я поняла, тоже знает. Кто ж тут не сбежит? (на себя и на меня не показывать)

Даешь продолжение!

Автор: Vitus KL 5-12-2006, 18:41

Привет! С удовольствием прочел начало последнего рассказа и даже критику… Ну, так как добавить к критике что-либо после Синоби ( это ей комплимент! ) практически невозможно ( кроме злоупотреблением слова «был» в описании персонажей), просто напишу, какие ощущения он вызвал. Сначала, читая о взаимотношениях отца, матери и детей, я подумал что речь идет о каком-то спецагенте, может быть киллере на службе у государства. Оказалось, что речь идет о вампире-киллере, на службе у других вампиров. Это не случайно? В этом нет некой аналогии? Даже сам стиль повествования схож со стилем криминально-политических романов. Читается немного тяжеловато, но интересно. Но пока не ясна сама интрига – в криминальных романах это криминальная история, а вот что будет здесь? Очень хотелось бы прочесть продолжение!

Автор: DiVert 6-12-2006, 1:10

sinobi

Когда я последний раз была в гостях у Джентина - было что-то видно!.. Хм...

Ей, самой... У Ди мозга за мозгу заклинило!..

Vitus KL
Спасибо, что заглядываешь! На самом деле я тебя может быть разочарую))) Криминала будет мало))) Это а-ля "семейная драма" - и в конце концов, просто очередной дурацкий сон мало спящего в этой жизни рыжего ангела...


+++
Погода не радовала обывателей – серое низкое небо с клоками облаков, довольно сильный ветер, слетающие листья. Осень, но ещё не поздняя. На улицах было совсем немного народу, и изредка проезжала какая-нибудь машина, в основном – патрульная полицейская.
Дик Эйчер любил только такую погоду – холодные зимы, хотя они не были на самом деле такими уж холодными, были ему неприятны, солнечные дни по понятным причинами почти болезненными. Сегодняшняя погода радовала его – он прогуливался без шляпы, только подняв воротник пальто, и ловил лицом прохладный ветер. Это был своего рода риск – а что, если ветер разгонит облака? – но риск приятный. Дети любили гулять вместе с ним….
Слева, крепко держась за его руку, подпрыгивала Тини. Она вытянула его сегодня в магазин игрушек – в центре для детей, единственном на весь городок. Отказать дочери Дик не мог почти никогда.
Марк брёл рядом, будто бы не слишком охотно, но явно ожидая, что и ему что-то выпадет. Может быть, это не слишком было похоже на семейную идиллию, но Дику всегда хотелось, чтобы это длилось вечно. Вот только дети к сожалению не смогут оставаться навечно детьми, и всё ближе тот момент, когда придётся говорить с ними о правде…
Двери бесшумно расползлись, пропуская их. Дику показалось, что кто-то из прохожих странно посмотрел на них, когда в стекле не отразился подходящий мужчина, но обернувшись, он не нашёл никого, кто бы интересовался им. Признаки паранойи он связал с Джентином, этот человек был для него воплощением кардинального поворота в жизни, не зла, скорее великого цинизма, которого Дик никогда не сумеет понять. Но ещё тем, на кого можно было положиться, несмотря на злорадные ухмылки, гадости на словах и убийственные советы, заставлявшие порой Дика едва сдерживаться, чтобы не броситься с кулаками на старого и успешного вампира…
Джентин никогда не говорил о возможности раскрытия себя, но зато угрожал Дику постоянным разоблачением. Причём, никогда со своей стороны, и именно поэтому Эйчеру он казался надёжным плечом. Никакой жестокий взгляд и менторский тон не был способен переубедить его… Но последние пару месяцев Дик замечал за собой, что после каждой очередной охоты начинает бояться взглядов. Если раньше он умел их игнорировать, то теперь ему кажется, что вся эта суета людей вот-вот заползёт к нему в душу и попытается забрать у него что-то самое главное…
"А у вампиров есть душа?" – спросил он сам себя, но ответить не успел.
- Чего ты стоишь, па? – Марк потянул его за руку. – Пойдём…
Он тряхнул головой и позволил детям утащить себя в яркий и шумный несмотря на то, что народу было совсем немного, магазин. Играла какая-то ненавязчивая, но быстрая музыка, Тини почти сразу же убежала в соседний отдел, а Марк ещё какое-то время топтался.
Дик присел рядом с ним на корточки:
- Ты какой-то грустный, Марк. Что-то случилось?
- Мне кажется, что маме плохо, пап, - Марк потёр нос пальцем, как всегда делал, когда бывал удручён. – Она раньше много разговаривала с нами. И вообще, была другая совсем.
- Мало ли что бывает, - Дик припомнил последнюю встречу с Мирей. Она всегда была для детей совсем другим человеком, чем для него. Наверное, так и должно быть.
- Все ребята в школе живут с мамой и отцом вместе, - упрямее пробормотал Марк. – Я тоже так хочу.
Дик закрыл глаза. Сердце, переставшее биться почти два года назад, не переставало болеть, когда он думал о детях и своих отношениях с ними. Каждый раз ему начинало казаться, что Джентин был прав, и что ему не место рядом с ними, что он должен отдать их Мирей и исчезнуть, чтобы жить тайно и во мраке ночи, а не уподобляться Джентину и разгуливать днём по улицам, рискуя многим ради детей, которые, быть может, и не поймут этого, если узнают правду. Но Джентин был одиночкой. Ему нечего было бояться. Чтобы быть вампиром и жить в своё удовольствие, не обязательно обладать легальным бизнесом…
- Мама водила нас в церковь, - продолжал Марк, - она много там молилась… Почему ты никогда не водил нас на службу, пап?
Дик вздрогнул и невольно стиснул кулаки за спиной, чтобы не испугать Марка внезапной реакцией. Мирей?.. Нет, она не может пытаться повернуть их против него! Она просто не думает, что делает… Они ведь были когда-то из разряда тех "правильных" семей, что посещали исправно воскресные службы, конечно, дети к этому привыкли… Но вот Тини никогда не жаловалась, и Марк…
- Ты всегда можешь пойти туда сам, - медленно выговорил он. – Я уверен, что ты достаточно взрослый, чтобы самому решать, что ты хочешь…
Марк снова посмотрел на него синими упрямыми глазами, потом втянул голову в плечи и прошептал:
- Я тебя люблю, пап… Я просто волнуюсь за маму… Она очень грустная и много плачет… Она плакала ночами, когда мы жили с ней, а ты улетел…
Эйчер рассеянно потрепал его по плечу.
- Всё будет хорошо, не думай об этом.
Марк уткнулся в него лицом, доверчиво бормоча что-то, чего Дик уже не мог слышать. Джентин не раз говорил, что его любовь к детям удивительна, и, наверное, именно поэтому окажется разбитой. Он даже советовал ему исчезнуть, оставив Марка и Тини Мирей…
Но Мирей, кажется, просто спятила!.. Дик хорошо чувствовал клокотавшую внутри ярость. Она очень редко появлялась в нём, чаще всего, когда он ссорился с Джентином, но никак не когда дело касалось детей или женщины, которую он любил, будучи человеком. Для Дика дороже всего было то, что несмотря на свою совсем иную природу, он не чужой человеческому роду. Он во многом близок им… он умеет любить… сдерживать свою иную природу… Быть как все остальные…
+++
- Простите, с вами всё в порядке?
Дик не сразу понял, что кассирша в малиновой кепочке обращается именно к нему. Глаза у неё были встревоженные и круглые, как от удивления. Эйчер, недоумевая, нахмурился:
- Что, извините?..
- Я говорю, всё ли с вами в порядке? – порозовела кассирша. – У вас… У вас глаза красные…
Какое-то время Дик ещё не очень хорошо соображал, в чём дело, а потом едва не хлопнул себя по лбу прямо перед кассой. Под кожей пробежало сразу несколько табунов мурашек.
- У меня… сосуды полопались… так бывает… не волнуйтесь, всё в порядке…
- Здесь рядом есть аптека, - заботливо предложила кассирша.
- Спасибо, всё хорошо, - повторил Дик. Если бы он мог бледнеть, он бы несомненно побледнел, но он только проклинал себя за то, что оказался настолько невнимательным! Никогда раньше так не случалось, чтобы он забыл дома свои очки…
Он торопливо оплатил покупки, взял с прилавка пакет и быстрым шагом вылетел из магазина, чтобы отдышаться на улице. Дик надвинул шляпу как можно ниже на глаза и тихо выругался. Дети выбежали из магазина ещё не сразу, видимо, задержавшись перед полками, и всё это время Дик скрипел зубами, прятал лицо от взглядов людей и пытался найти причину собственной дурости.
+++
Дети со своими новыми игрушками убежали наверх. Дик потянулся за газетой, но читать не было никакой охоты. Он положил на стол шляпу, попытался подремать, но и спать ему тоже не хотелось. К его счастью, не стоило особого труда сутками обходиться без сна. Ночами он или гулял, зачастую испытывая свой собственный голод, или выполнял задания Джентина, которые давно перестали казаться ему из ряда вон выходящими, либо щёлкал кнопками пульта, поглядывая наивные фильмы ужасов.
Сейчас ещё было далеко до вечера, и спать ему совершенно не хотелось. Однако сразу два тревожных события в один день совершенно его не радовали. И Мирей пытается отдалить от него детей, и сам он, как последний идиот, вышел на улицу, сверкая красными глазами… Ни Марку, ни Тини не удивительно, что их отец выглядит именно так. А вот как на это смотрели остальные люди? Что они теперь о нём думают?
"Какая тебе разница, что о тебе думают?" – сердился внутренний голос.
Дик тоже сердился, но ничего не мог с собой сделать…
В дверь позвонили. Мирей никогда не приезжала без предупреждения, так что Дик был уверен, что это Джентин, поэтому и открыл без всякого сомнения. Разве что очки уже скрывали его глаза – придя домой, он почти сразу ощутил потребность их надеть, как будто запоздалые меры могли что-то изменить.
На пороге стояла женщина, которую Дик точно не знал. На ней было серое осеннее пальто и лёгкий платок на голове, и она держала за руку мальчика, судя по сходству, своего сына. Паренёк прятался за её спиной, выглядывая оттуда с явной опаской.
- Простите, - начала она, - я Эмилия Шихти, ваша соседка…
- Очень приятно, - сухо ответил Дик.
- Вы – отец Марка? Мистер Эйчер?
- Да, я. Что вам угодно?..
Дик не любил гостей. Гости этого не знали – ведь когда ты не существуешь, ты не можешь об этом знать. Но он ещё не дошёл – и был этому рад – до состояния, когда бросаешься на любого, кого не хочешь видеть. Джентин рассказывал ему о своём прежнем помощнике, который не умел контролировать себя, нападал на горожан, и его пришлось убить. Дик спросил тогда: неужели, вампира действительно можно убить? Джентин только рассмеялся… Дик был уверен: простому человеку не убить вампира, потому что просто неизвестно, как это сделать. А Джентин способен убить кого угодно, немолодой вампир сильнее, чем любой, кого Дик видел за свою жизнь. Дик даже сомневался, действительно ли ему было столько лет, сколько он говорит, или он намного старше и просто приспособился к современной жизни? В любом случае, Джентин был одной из причин, по которой Дик умел отлично контролировать свои зачастую чудовищные желания. Но первой и главной причиной этому были конечно дети.
- Понимаете ли, я должна уехать из города сегодня, и не с кем оставить сына… Он учится с Марком в одном классе, я подумала, что, может быть, они поиграют вместе…
- Мама, я не хочу! – пискнул сзади её сын.
- Тише, Андри. Я вернусь сегодня вечером…
- Хорошо, я думаю, Марк будет ему рад, - Дик изобразил вежливую улыбку.
- Мама, я к ним не пойду! – почти завопил Андри.
Эмилия Шихти неловко и виновато улыбнулась:
- Я не знаю, он почему-то боится…
- Я тебе говорил! Я тебе говорил! Мама, пойдём…
- Что-то случилось? – Дик скрестил на груди руки.
- Мой сын почему-то вбил себе в голову,.. - она покраснела. – Да что вы, ничего серьёзного.
- Не беспокойтесь, я хорошо знаю детей. Я пойму.
- Он почему-то решил, что вы… Ну, что вы вампир, и…
Она ещё продолжала говорить, но Дик уже её не слышал. Вероятно, его лицо изменилось так сильно, что даже Эмилия запнулась, а Андри так вовсе взвизгнул.
"Почему-то решил… Что я вампир…"
Эйчер тяжело дышал. Это случайность?.. Это нелепость?.. Или что это?
Дик провёл по волосам рукой, потом сел на корточки, чтобы оказался на одном уровне с мальчиком, и, тщательно следя за собственными губами, спросил:
- Почему ты так решил, Андри?
- Так все говорят, - из-за спины матери пискнул Андри. – Я слышал!.. Мама, пойдём отсюда…
- Не говори глупостей, - рассердилась, кажется, Эмилия. – Простите за беспокойство, мистер Эйчер. Я думала, с ним будет проще. Я лучше попрошу кого-нибудь другого…
- Не стоит, - Дик выпрямился. – Я хорошо лажу с детьми, у меня у самого двое. Я думаю, мы с Андри найдём общий язык, - он отворил дверь шире. – Заходи, - голос прозвучал вполне ласково.
- Спасибо вам большое, - Эмилия подтолкнула сына в спину. – Я зайду за ним вечером.
- Не за что, - меланхолично отозвался Дик. – Было приятно познакомиться, миссис Шихти…
Он держал одну руку на плече Андри, опасаясь, как бы тот не всполошился, другой закрывал дверь. Почему-то ему казалось, что ничем хорошим знакомство с мальчиком, уверенным, что он вампир, не закончится. Дик обернулся на совершенно белого мальчишку, явно ожидающего, что на него нападут и съедят.
- Ну что за глупости, Андри. Разве ж вампиры существуют?..
Андри молчал и пытался пятиться. Дик мысленно осудил Эмилию: никакого умения обращаться с собственным ребёнком. Разве ж можно отправлять сына туда, куда он совершенно не хочет идти?
- Так в школе говорил… Сын Кэстера… И сам мистер Кэстер говорил, я слышал, в ремонтной…
Дик сжал кулак. Об этом говорили взрослые люди! Это не детские бредни, и не вина Марка, который мог акцентировать внимание в школе на чем-нибудь вроде красных глаз собственного отца! Что бы это могло значить?..
- Садись, - он подвёл Андри к дивану. Тревога внутри не собиралась утихать. Нельзя давать Андри сейчас встретиться с Марком и Тини. Он может напугать их. Нельзя позволять сеять беспорядок в его доме… - Мистер Кэстер, ты говоришь?..
Судя по тому, как Андри пытался самозабвенно разглядеть в его рту клыки, у него не было никаких сомнений, что с ним говорит вампир. Дик чувствовал, что начинает беситься.
- Угу… И что вы с ним сделаете?
- Сожру, как порядочный вампир, - с максимально шутливой улыбкой, на которую был способен, процедил Дик…
Спустя две минуты Андри заснул, сидя на мягком диване в гостиной Эйчера. Дику некогда было возиться с ним, у него появилась проблема куда более волнующая, и он решил, что сыну Эмилии Шихти не мешает вздремнуть.
Почти бегом он бросился к телефону, чтобы связаться с Джентином, но по дороге обнаружил, что его шеф уже снимает шляпу в прихожей. Он умел оказываться вовремя там, где надо…
- Ты знаешь? – Дик остановился и даже сорвал очки с лица, чтобы видеть не тёмную фигуру Джентина, а самую обычную.
- Я слышал кое-что не очень хорошее, - со спокойным лицом заметил Джентин. – На тебя объявлена охота.
Дик поднял брови, не сумев найти слов, чтобы переспросить. Какая охота? Что ещё за глупости?..
- Ребёнок Шихти, - Джентин заметил спящего Андри. – У тебя такой забавный юный информатор…
- Джентин! – растерянно крикнул ему в спину Дик, и тут же понизил голос, боясь испугать детей наверху. По поводу Андри он не боялся. Ему спать здесь ещё долго…
- По какой-то причине широкой общественности стало известно о том, что ты вампир, - Джентин сел в кресло, и насмешка с его лица куда-то подевалась. – Таких легенд тут не ходило с тех пор, как я пятнадцать лет назад погиб мой прошлый помощник, и стал заниматься делами сам. Тогда тоже люди собирались охотиться на него.
- Охотиться?
Джентин насмешливо посмотрел на него, словно ожидая, когда же ласковый и правильный папаша, промышляющий ночами кровавыми убийствами, сам дойдёт до такой простой мысли. Но Дик, кажется, совершенно отказывался соображать.
- Люди не любят таких, как мы. И стараются вырезать, даже если мы не слишком мешаем им жить.
- Но что они могут сделать?.. – Дик сжал пальцами виски.
- Смотря кому. Мне – вряд ли что-то могут. А тебе… У них есть способы борьбы с нами. Тебе их может и хватить, друг мой, - Джентин поглядел на спящего Андри. – Мы свыкаемся с жизнью рядом с ними, а они не желают жить рядом с нами. Они ненавидят нас, завидуют нам, но это ничего не меняет. Дик, я думаю, они уже нашли тех самых людей, что когда-то убили Вейя.
- Убили?.. Джентин, ты говорил, что ты убил его!..
- Я как раз собирался, но они сделали это за меня. Я расскажу тебе кое-что об этих людях, пока у нас ещё есть время…
- А оно у нас есть, Джентин? – требовательно спросил Дик.
- Ты давно уже живёшь тут, а узнал о раскрытии своей тайны только сегодня. А как давно она раскрыта? А если бы Эмилия не вздумала уехать из города? Как ты думаешь, есть ли у тебя время?..
Дик устало кивнул, отодвинул лежащего Андри и сел напротив Джентина.
- Я тебя слушаю.

Автор: sinobi 9-12-2006, 16:37

Порядок двух последних слов неоправданно упрощает речь. Лучше все-таки "полицейский патруль".

Второе предложение, во избежание повтора с погодой (третьего за два коротких абзаца), лучше построить как-то вроде "Сегодня он мог прогуливаться без шляпы..." То, что ему такое положение вещей нравится - уже говорилось ранее.

перед "несмотря" запятой не хватает.

Очень заметно: "с ними" - "с ними"

С повтором двух слов - "иную природу" - тоже надо что-то сотворить.

"Я" не туда затесалось.

Что-то этот парень мне не нравится все больше и больше... Скажи Дику при следующей встрече, чтобы не верил ему, а?

Автор: DiVert 9-12-2006, 20:51

Повторы... Я совершенно за ними не слежу Я страшно распустилась

=)

Первый раз прочитала "Я не туда затесалась" и долго думала...


*смеётся* Ну... поздняк метаться, рассказ уже дописан!

Спасибо тебе, о великий буривух, за замечания! Если бы не ты, я бы никогда в собственном глазу не обнаружила больших поленьев из баобаба!

Автор: DiVert 12-12-2006, 20:42

+++
Шестнадцать лет назад наш маленький городок на побережье потрясло страшное убийство. Растерзанное тело молодой девушки, учившейся в последнем классе колледжа, было найдено в парке, но несмотря на то, что дело было возбуждено, расследование зашло в тупик – жертва была лишена крови, а её тело носило следы укуса, и не одного. По местному телевидению объявили о диком звере, но какой зверь способен выпить из человека всю кровь?
Легенды о кровопийцах-вампирах начали бродить за милую душу. Переполох в городе закончился нескоро, а стоило ему улечься, как нашли ещё одну жертву – мужчину, вышедшего ночью проверить, почему визжит сигнализация машины. Растерзанное тело на капоте "мицубиси" появилось на первых страницах даже столичных газет. Заговорили о маньяке…
Вей уже несколько лет работал на меня. Ситуация та была совсем иной, нежели с тобой, Дик. Я нашёл его в лесу рядом с городом, его придавило деревом, и он потерял много крови. Я как раз нуждался в работнике и предложил ему спасение. Я ничего не скрыл, как сделал это с тобой. Но ты всё-таки пришёл ко мне женатым человеком, с детьми, а мне так нужен был помощник, кто-то из новеньких в городе, поэтому я напал на тебя, не беседуя за жизнь. А Вей был тогда готов на всё, вот я и воспользовался этим.
Я приютил его у себя, зачислил к себе в фирму бухгалтером, и запретил нападать на горожан. Он клялся, что не будет, но однажды вошёл во вкус. Я замечал, что он уезжает всё чаще, иногда на несколько дней, правда, он, как и ты, умел выбирать жертв, которых потом не ищут… Когда он убил Юлианну, я хорошенько наподдал ему, он клятвенно обещал мне, что не сделает больше ничего подобного… Потом жертвой стал Шон. Они поругались в автомастерской, и Вей собирался всего лишь сломать ему машину, а когда на звук сигнализации выбежал хозяин, Вей решил, что одного это будет мало.
Потом он стал прятаться от меня. Убивал того, кто попадался под руку. Люди здесь жили в страхе целый год, и однажды мне это надоело. Я мог бы уехать, бросив его здесь, и пусть с психом разбираются остальные… Но ты же знаешь меня, Дик, у меня есть то, что люди называют совестью… Я решил его просто убить.
От меня никогда не укрывались новенькие в городе, а сюда как раз приехали на небольшом грузовичке трое мужчин и одна женщина. Это было не похоже на семейное или дружеское путешествие. Они беседовали с отдельными горожанами, что-то записывали… Мне было крайне интересно. Однажды я поговорил с ними – идиоты, они даже не заметили во мне вампира, делясь тем, что приехали "уничтожить местную нечисть".
"Это что-то вроде дела нашей жизни, - говорил их командир, Кевин. – Всякая дрянь появляется в разных городах, и мы этим занимаемся".
"Откуда вы знаете, как их убивать?" – спросил я.
"Мы не просто их убиваем. Мы вырезаем их род, как предрасположенный к вампиризму…" Представляешь, Дик? Эти придурки были уверены, что вампиризм передаётся по наследству!.. Я не стал смеяться при них, и не стал убивать их. Мне никогда не было свойственно жалеть тех, кто попадается таким идиотам. Я был уверен, что мой бывший подопечный умнее и ловчее, и не попадётся им, но я ошибся.
Эти ребята оказались не такими уж "новичками". Они разобрались с Вейем так, что я даже не успел принять в этом участие. Родных у него тут не было, так что больше они никого не тронули, а его голову забрали с собой. Удивительное дело – это больше походило на охоту за трофеями, чем за вампирами.
Я не хотел тебя пугать, Дик… Да, люди могут убить вампира. Им даже довольно просто это сделать, хотя не так просто, как вампиру – человека. Ты сильнее их, но ты – всё-таки не я. Мне бы они не сумели сделать ничего, а вот ты в опасности. Я понял это, когда увидел своими глазами сметь Вейя. Бедный мальчик… Хотел познать блаженство всевластия, а получил деревянный кол в сердце и выжженный крест во лбу…
+++
- И они снова здесь? – Дик напрягся.
- Я видел их фургон. Но состав сменился. Кевин Венгер, видимо, умер, или убит кем-нибудь из нас за тысячи миль отсюда. Их компанию возглавляет его сын, коллеги называют его Ричи. С ним ещё три человека, одного я помню ещё с прошлого раза. Его и стоит опасаться больше других. Девчушка, кажется, просто подружка Ричи, её можно не бояться. Ну и ещё какой-то юноша, который много хвастается и, скорее всего, мало делает…
Дик заставил себя закрыть глаза и немного успокоиться.
- И что мне надо делать?..
- Я думаю, тебе стоит или убить их и исчезнуть навсегда, оставив о себе жуткую память в городе, или уйти тихо…
- И оставить детей?
- Помни: эти люди заблуждаются, и хотят убить не только тебя, но и…
- Я не дам им своих детей! – воскликнул Дик, вскакивая. – Джентин, я их тут не оставлю! Я уйду с ними!
Джентин посмотрел на него, прищурившись, и в его глазах заплясали красные огоньки:
- Я помогу твоим детям. Или ты мне не доверишь их?..
Дик замолчал. Доверяет ли он Джентину? О да, всецело!.. А своих детей, Тини и Марка?.. Джентин так давно хотел сделать их вампирами… Но ведь только затем, чтобы сделать лучше ему, Дику. Не для того, чтобы возиться с ними самому, когда Дик будет в бегах…
- А ты отпустишь меня?
- Разумеется. Ты на Вейя не похож, ты серьёзнее, умнее, сдержаннее. Может быть, из тебя когда-нибудь выйдет толк. Я спрячу детей, эта горе-компания побузит тут и уедет… А ты сможешь дальше существовать. Не здесь.
- А я смогу видеться с ними? – тихо спросил Дик.
- Да, если найдёшь способ, а я думаю, ты найдёшь… Но разлуку с ними тебе всё равно придётся пережить, - он говорил как всегда равнодушно. – Или же убей этих "охотничков", и разлуке не быть…
Дик покачал головой в растерянности:
- Как я их убью?.. Я ведь только… Ты сам сказал, что я не смогу…
- Возможно. А возможно сможешь.
- Нет, Джентин, - Дик поднялся с дивана. – Я не так люблю убивать, как ты.
Фраза повисла в воздухе. Джентин негромко рассмеялся.
- Но ведь ты пьёшь кровь людей…
- Не всяких людей! – возмутился Эйчер.
- Ну да! – ещё шире улыбнулся Джентин, показывая клыки. – Ты только и умеешь убивать всякую шваль! Благородный вампир!.. Робин Гуд с большими клыками! Ты так и не понял, в чём заключается наша жизнь, Дик, поэтому я и советую тебе бежать! Если ты думаешь, что я буду сражаться вместо тебя…
Дик отвернулся, жмурясь. Иногда Джентин просто невыносим. Иногда его невозможно понять. Он готов прятать Тини и Марка, но сделать то, что ему так просто – устранить опасность – он не желает.
- Хорошо… Хорошо, я только позвоню Мирей… Пусть будет с детьми, а то они могут испугаться, если я вдруг исчезну…
- Мирей? – Джентин приподнял бровь. – Мирей… Звони. Пусть приезжает, - Дик вышел в коридор. – Пусть приезжает сюда, - улыбнулся старый вампир.

Автор: DiVert 19-12-2006, 0:00

+++
Она как всегда была агрессивно-красива. Дик когда-то полюбил её за это… Тогда, когда был намного более скромным, хотя и старше, и опытнее. Мирей была тем ураганом, который нельзя было сдержать, чьи решения предугадать тоже было нельзя.
Факт, что её муж стал вампиром, испугал её, но не настолько, чтобы она изменилась. И в этот раз она ворвалась в этот дом, который когда-то был и её тоже, как обычно. Дик только и успел, что отворить и притворить дверь. Пальто Мирей оказалось брошено на стул в прихожей, а сама она почти накинулась на своего бывшего мужа.
- Что такое?! Почему ты звонишь мне и срываешь меня с места?
Ещё не так давно, всего каких-то два года назад, он смущался этих её вызывающих реплик. Потом перестал… Но сейчас вновь сбился с мысли.
- Мирей… Мне нужна твоя помощь…
- Ты опять улетаешь в Новую Гвинею убивать какого-нибудь шамана, не угодившего властям США?! – гневно осведомилась она. Дик сморщил брови, пытаясь заставить себя быть сдержанным. Его чуть-чуть трясло от внезапного чувства, что опасность реальная и где-то рядом… А она ничего не знает… И не понимает…
Из гостиной бесшумно вышел Джентин и остановился в дверном проёме. Мирей его не заметила…
- Дети в опасности, Мирей…
Она встряхнула головой, и её глаза отразили недоумение.
- В… в опасности?..
- Да. Ваши дети действительно в опасности, - голос Джентина бывал разным, и скрипучим, и надменным, и таким медовым, как сейчас.
Мирей резко обернулась.
- И… И что же это за опасность, если ни один из вас, о могущественная нечисть, не способны их защитить?.. – спросила она, но не так решительно, как собиралась.
- Мирей, на нас идёт охота…
- На нас? – переспросила она, и что-то не понравилось Дику в её глазах. На её месте, он бы переспросил об охоте… - Какое я к тебе имею отношение?!..
- На меня и детей, - шёпотом повторил Дик, и Мирей побледнела. – Я хотел попросить тебя побыть с ними… Джентин вас спрячет, а я убегу из города, - он наклонился вперёд и взял её за руку. Пальцы у Мирей были тёплыми и дрожали. – Ты будешь нужна Марку и Тини…
Дик не был красавцем до своей смерти, но после перерождения действительно стал обаятелен. Это было каким-то побочным эффектом вампиризма – Джентин при всей своей отталкивающей внешности тоже вовсе не казался уродом. Красную радужку глаз Дика почти целиком вытеснил расширившийся от волнения зрачок.
- Охота на детей? – спросила она дрогнувшим голосом.
Дик молча кивнул.
- Можешь теперь попытаться оправдаться, Мирей, - продолжил всё тем же голосом Джентин. Дик нахмурился, бросая на него взгляд, а Мирей жалобно вскричала и вырвала свою руку из пальцев Дика. – Я не стал говорить ему ничего, думал, что ты раскаешься…
- Раскаешься? О чём он?..
Мирей всю колотило. Она стояла в центре прихожей, втянув в плечи голову и ногтями впившись в одежду.
- Нет! Этого не может быть!..
- Расскажи ему, - улыбался Джентин, приподняв голову, и клыки явственно выделялись на фоне остальных зубов. – Расскажи, как ты заплатила людям, чтобы они принесли тебе его голову…
- Нет! – закричала она. – Дик, нет!..
Дик прищурил глаза, наклоняя голову. Шумный вдох, затем медленный выдох… Он менялся в лице на глазах.
- Мирей? – протяжно и требовательно спросил он сквозь зубы.
Он сделал два шага в её сторону, женщина не выдержала и бросилась бежать, но он одним прыжком догнал её, развернул к себе и прижал к стене. Из-за возни со звоном упал стоявший торшер, но Дик на какое-то время перестал думать о детях и том, что они могут услышать шум. Его переполняла та самая ярость, которую он умел сдерживать… только не сейчас.
- Пусти меня, тварь! – забилась она, но вампир был намного сильнее.
- Как ты могла? – он чувствовал, как она дрожит, и внутри всё клокотало. – Как ты могла?! Что я сделал тебе плохого?!
Она жмурилась, пытаясь вжаться в стену, как можно дальше от острых клыков своего бывшего мужа.
- Я никогда не делал тебе зла!
- Ты отобрал у меня детей, поганая сволочь! – Мирей ещё раз попыталась оттолкнуть её, но пальцы только упёрлись в его грудь, холодную даже сквозь шерстяной свитер. – Я тебя ненавижу! Ненавижу!
Джентин за спиной Дика подошёл к окну, приоткрыл занавеску и покачал головой.
- Солнце скоро выйдет. Нехорошо. Придётся переждать у тебя, Дик.
Ему было совершенно не до шефа.
- И ты решила и их убить вместе со мной? – он скривился, но скорее уж от слёз, подкравшихся к глазам. – Убить своих детей?!
- Я не знала, - выдавила она. – Они не сказали, что… Что детям что-то грозит…
- Сама ты – сволочь! – взревел он, запрокинув голову. Мирей попыталась его ударить, он легко перехватил её руку, поднял над полом и бросил в сторону.
- Семейная драма, - пробормотал Джентин. – Как не вовремя…
Дик казался Мирей увеличившимся в размерах. Глаза блестели кровожадно и безумно, он приближался, а она только пятилась назад, пока не упёрлась в противоположную стену.
- Как ты могла, Мирей? – он вздрогнул и опустил голову ещё ниже.
- Я тебя ненавижу! – сквозь слёзы крикнула она. – Я тебя ненавижу! Надеюсь, они тебя убьют! Убьют!
- Они здесь, Дик, - позвал Джентин, хмурясь.
Дети играли наверху самозабвенно, ничего не слыша… А Дик не слышал даже того, что происходило совсем рядом.
- МИРЕЙ!
Спустя мгновение она уже неистово колотилась в его крепких руках. Красные глаза были совсем близко.
- Отпусти меня!.. Отпусти!..
- Я тоже тебя ненавижу, - прошипел он ей в ухо. За окном из фургона выбралось четверо, и стали двигаться, окружая дом.
- Дик, они здесь. Я советую тебе не устраивать семейных сцен…
Он резко обернулся, не отпуская Мирей. Она обмякла в его хватке, и было заметно, что она плачет.
- Ты слабак, Дик. Выйти и сразиться с ними у тебя не получится, - Джентин коснулся пальцами оконной рамы. – К тому же, скоро солнце выйдет из-за облаков. Я тебе помогу.
- Я буду у тебя в долгу, - неслышно произнёс Дик. Джентин пожал плечами. Пальцы вампира оставили на оконной раме оплавившиеся точки. Он подошёл к двери и коснулся её. Дик следил за ним, пока мог поворачивать голову. Его шеф был действительно сильным вампиром. Не то, что он…
Наверху что-то громко звякнуло.
- Крыша! – Джентин, Дик и Мирей почти одновременно посмотрели наверх.
- Джентин… Забери детей… Пожалуйста, защити их. Я здесь справлюсь, - Дик решительно кивнул. – Пусть они не пострадают.
Вампир обернулся на дверь, и почти тут же исчез с такой скоростью, что Эйчер даже не заметил его движения.
- Как ты можешь доверять Тини и Марка,… - сдавленно возмутилась Мирей. Дик медленно повернул к ней голову, и она подавилась окончанием фразы.
- Я тебя тоже ненавижу, - повторил он, скалясь. – Да, я тот, кем ты меня назвала. Мертвец, тварь, убийца, маньяк, дьявол… Но я не прощу тебе опасность для наших детей. Для моих детей!
- Дик, не сходи с ума!.. – она упёрлась кулаками в его живот, пытаясь оттолкнуть от себя. Ей было безумно страшно. Клыки Дика коснулись её кожи. – Дик, нет!..
- Даже если я умру… сегодня… Я хочу твоей крови, Мирей! Сейчас!
- Ди-ик! – жалобно закричала она сквозь слёзы. – Я не хотела!! Дик!!
Потом ей стало больно. В шее запульсировала кровь и хлынула наружу, шероховатый язык Дика скользнул по шее. Вампир припал к ране, жадно делая глоток за глотком. Сознание мутнело у обоих, пока они сползали по стене вниз.
- Я ненавижу тебя… И поэтому ты станешь такой, как я… Это возможно… Я так хочу…
Кто-то ломился в дверь.
- Я так хочу…
Он поднял голову и закричал. Снаружи Ричи Венгер, продолжатель семейной традиции охоты за необычными трофеями, ухмыльнулся, поправляя кепку и подкидывая в руке пистолет.
- Тварь здесь и чует своих охотников. Пойдёмте поразвлекаемся…

Автор: sinobi 21-12-2006, 15:45

Не шибко удачное предложение.

Да, это истинно вампирская совесть))

Шутник, однако... А еще манипулятор. Похоже, в этой части он достиг предела моей неприязни Бедный Дик... что-то будет из-за этого вынужденного доверия.

Укажи, пожалуйста, "старше и опытнее" кого. А то кажется, что, по тем меркам, он теперь молодой и неоперившийся. =)

Уж не знаю, почему мне не нравится эта фраза. Как-то странно звучит сочетание "в лице на глазах", хотя и кристально ясно, о чем идет речь. Так что пользование замечаниями - на твое усмотрение.

Хочется добавить, где или как он стоял, потому что иначе слово "стоявший" очень выпирает. Логично, что он не лежал и не сидел, правда? =) Укажи, что он был задет или что-то еще, ведь возня была не такой уж бурной.

"ее"? Наверно, "его", но это слово тогда повторится дважды слишком близко.

Специально вырвала часть предложения для наглядности. Это все про руку?

Дальше, дальше, дальше!

Автор: DiVert 21-12-2006, 15:59

О, незабвенная! Сколько гадости в моём тексте!
*хлопнулась в обморок*


*выбралась из обморока*
И за что тебе так не нравится Джентин?.. Такой милый дядя

*исправляет протиффные ошибки*

Автор: DiVert 3-01-2007, 21:18

Конец. Я просто забыла его выложить тогда




+++
Тини вцепилась Джентину в плечо – он держал её на руках, пока спускался. Марк бежал рядом. Друг семьи совершенно внезапно оказался в их комнате и сказал, что они должны уйти с ним, не медля.
- Папа! Что это с тобой? – дочь испуганно посмотрела на отца. – У тебя кровь!
Он растерянно коснулся ладонью подбородка.
- Не бойся, Тини… Ничего страшного…
Марк вцепился во вторую руку Джентина так, словно хотел её оторвать, Тини, напротив, соскользнула вниз, бросаясь к отцу.
- Тебе больно, пап?!
- Мне больно, - шёпотом ответил он. – Иди с дядей Джентином, Тини…
Его собственные дети казались только цветными фигурками. После каждой охоты ему всегда нужен был период, чтобы прийти в себя и не походить на разъярённого зверя, а сейчас этого перерыва не было. Он боялся, что и Марк, и Тини это почувствуют… Почувствуют, что их отец какой-то не такой…
- Что-то случилось, папа, - Марк попытался выглянуть в прихожую, но Дик захлопнул дверь.
- Всё хорошо.
- Папа!
- Всё хорошо!..
Он никогда не кричал на детей. Марк поёжился и отступил назад. Чуткое ухо Дика слышало шаги вокруг дома. Они были рядом. Они приближались. Один наверху, на крыше…
- А Андри? – удивился Марк. – Почему здесь спит…
Дик замотал головой. Голова раскалывалось, всё внутри горело.
- Иди, - он подтолкнул Тини к старшему вампиру. – Идите. Я вас люблю.
- Я мог бы остаться, - Джентин взял на руки обоих, Тини прижалась к нему, Марк будто бы даже попытался вырваться, но не слишком охотно. Детям обоим было страшно, и они ничего не понимали.
- Я хочу, чтобы дети были в безопасности. Пока мы разбираемся с одним, другие могут найти их. Ты силён, Джентин, но лучше защити их, чем меня. Я хочу быть уверен.
- Как хочешь…
- Папа, мне страшно! – Тини заплакала. – Куда мы пойдём?..
- Мы пойдём ко мне, - Джентин улыбнулся младшей Эйчер, и она как всегда не испугалась его клыков. – А папа с мамой придут позже. Потом. Обязательно.
- С мамой?.. – повторил Марк.
Кто-то начал ломиться в дверь.
- Идите! – крикнул Дик. – Джентин, иди!..
Фигура Джентина мутнела на глазах, он превращался в тёмную размытую тень. Дик никогда не видел такого, и был уверен, что сам не способен ни на что подобное. Тини всё-таки закричала, что ей страшно, и Дик даже бросился навстречу тающим вместе с Джентином детям, но их уже не было. Он упал на лестницу и в который раз почувствовал подступивший к горлу комок слёз.
Звон стекла дал ему понять, что охотники проникли в дом. Дик лежал, впившись пальцами в ковёр, но вошедшего встретил светящийся яростью упругий комок мышц, похожий не столько на человека, сколько на чудовище. Они покатились по полу, и Дику Эйчеру уже не было никакого дела до того, насколько человечным он старался быть раньше. Острые клыки несколько раз скользнули по тёплой коже человека, и, наконец, ему в лицо брызнула чужая кровь.
Выстрел причинил боль, но не такую уж сильную. Как часто бывало, пуля свершила свой обычный путь через его грудь и вышла с другой стороны, и хотя рана не торопилась затягиваться, Дик не обратил на это внимания. Он уже не раз бывал прострелен…
Поднятое в воздух тело оказалось немолодым мужчиной. Он был ещё жив, но кровь хлестала из разорванной артерии и заливала пол.
"Его и стоит опасаться больше всего…"
Ещё несколько выстрелов.
- Морис!..
Испуганное лицо девушки с пистолетом в руке. Взгляд направлен на безвольное окровавленное тело в руках Дика. Вампир зарычал и бросил его вперёд, сбивая её с ног. Кто-то прыгнул на него сзади…
"Хорошо всё-таки, что детей тут нет…"
+++
- Да, вампиры бессмертны, но не неуязвимы… Мы не стареем телом… Мы такие, какими умерли. А души не имеем вовсе…
- Но папа любил нас… У него была душа…
- Ваш папа вас безумно любил. Удивительный феномен.
- А мама?..
- Я уничтожил её после смерти Дика. Он пробудил её, не подумав. А мне не нужна была такая помощница.
Семнадцатилетний Марк Эйчер угрюмо ковырял пальцем столешницу.
- Получается, ты убийца и нашей матери, и нашего отца.
- Мирей Эйчер убил Дик. Они оба были уничтожены ненавистью. Дик – ненавистью таких, как вы, к таким, как мы. Мирей – его ненавистью к ней, - Джентин несколько раз щёлкнул зажигалкой, и, наконец, закурил сигару. – Ваш отец мне всегда нравился…
- Он всегда нас любил… И мама нас любила,… - Тини всхлипнула, пряча лицо в ладонях. – А мы явились причиной того, что они оба умерли…
- Вот уж ерунду ты говоришь, девочка. Единственное, причиной чего вы действительно явились, так это причиной моего идиотского поведения. Пришлось не просто вас воспитывать, но и воспитать людьми. К счастью, мне это удалось, и я считаю свои обязательства перед Диком выполненными. Марк, ты окончишь школу в этом году, и я дам тебе начальный капитал. Уезжайте с Тини из города, и живите, как хотите…
Кабинет Джентина сегодня казался намного холоднее и темнее. "Вечер правды", как назвал его хозяин кабинета, был в самом разгаре.
- Ведь Ричи Венгер ещё жив, верно? – мрачно спросил Марк.
- Жив. От твоей матери он сбежал чудом. Она оказалась на редкость неудержимой вампиршей, но воистину безумной, так как пробуждена была без должного ритуала, по одному лишь безумному желанию вашего отца.
- Я хочу его найти, - пробормотал он.
- Марк, это нехорошо! – Тини осторожно взяла его за руку.
- Дядя Джентин… Это хорошо, что вы рассказали нам правду… Мы столько времени не знали толком, как умерли наши родители… Я хочу его убить.
- Подумай, что ты говоришь, Марк! – воскликнула Тини. – Наши родители стали жертвами друг друга, охотники тут совершенно вторые лица!
Марк отстранился от сестры и повторил:
- Дядя Джентин…
- Чем же я тебе могу помочь, мальчик мой? – Джентин выпустил изо рта клуб дыма.
- Я хочу стать таким же сильным, как вы. Вам ведь всё равно нужен помощник, верно?..
Джентин рассмеялся, щурясь.
Тини опустила глаза:
- Марк, мы не должны повторять ошибки наших родителей…
- Я обещал твоему отцу, что вы вырастете людьми, Марк Эйчер, - Джентин выразительно посмотрел на него. – Ты и твоя сестра. Оба.
- Я имею права на своё решение, дядя Джентин?
- Разумеется… Но ты плохо подумал.
- Я не боюсь смерти.
- Ты ведь станешь чудовищем, каким стал твой отец в результате. И твоя мать. Ты не видел ту бойню, что была в вашем доме…
- Я буду с ним рядом, - сквозь слёзы прошептала Тини. – Мы выросли не такие, как папа и мама. Мы не можем друг без друга с того самого дня… Если он станет вампиром, а я останусь человеком, мы будем уже другими… Мы будем рядом…
Джентин продолжал улыбаться, но только сейчас Тини пришло в голову, что выступающие клыки придают его улыбке зловещий оттенок. Раньше она просто не замечала этого – отец тоже иногда так улыбался…
Не совсем так.
- Святая простота, - фыркнул он. – Вы пошли в родителей. Такие же безумцы. Да простит меня Дик… Иди сюда, Марк.

Автор: DiVert 12-02-2007, 7:31

Я только-только закончила... Он действительно сырой, но...
Это тебе... Enshantress


Продавец крыльев

Посвящается Энни…

Девочка в простом платье, стоя на цыпочках, заглядывала в окно лавки. Сквознячок, гулявший внутри, теребил висевшую немного замызганную занавеску, и она могла увидеть, что происходит внутри.
Внутри каждый день происходило одно и то же. С самого утра хозяин лавочки приходил, открывал дверь, вешал на неё табличку с красивыми, но слегка потёртыми буквами, которые Аля умела понимать только по отдельности: "Д-о-б-р-о п-о-ж-а-л-о-в-а-т-ь"… Потом он зажигал свечи, если на улице была зима, а если лето – то утром и так было достаточно светло. Хозяина лавочки все звали Мастер. Але это всегда казалось его настоящим именем, хотя она слышала, что его порой звали и как-то по-другому. Это был немного грустный толстяк с бородкой, он всегда ходил в переднике, и поэтому напоминал Але мать. Он раздвигал занавески, скрывавшие полки с причудливым товаром, смахивал пыль красивой цветной щёточкой и садился на свой стул, большой, с покосившимися ножками и высокой спинкой. Стул казался Але таким ненадёжным, что она удивлялась, как Мастер до сих пор не свалился с него…
Лавочка была популярной среди туристов. По сути, она была единственной достопримечательностью в этом городке… Но зато не везде есть такой Мастер, как у них. Мастер, который умеет делать крылья!
Каждый день хотя бы пара-тройка человек открывали дверь с красивыми буквами и оказывались внутри. Аля решалась только заглядывать через стекло, чтобы любоваться крыльями, следить за неторопливыми движениями толстяка-хозяина и за восторгом потенциальных покупателей. Люди из далёких мест шли сюда, чтобы посмотреть на Мастера…
Аля всегда наблюдала за теми, кто приходил в её любимую лавочку. Она немножко побаивалась, что Мастеру не понравится, что она постоянно болтается рядом, и старалась прятаться, когда он смотрел в окно. Но когда он был занят беседой с покупателями, можно было смотреть на крылья… Огромный ассортимент самых разных крыльев. Больших, в которые можно закутаться вдвоём, и маленьких, которые почти умещаются на ладони. Ослепительно-белых, песчаных, тёмных, крапчатых, переливающихся, почти прозрачных, розоватых, серых – самых разных оттенков.
Мастер всегда распознавал, приходят ли в его лавочку те, кто хочет просто поглазеть, или кому хочется выбрать для себя пару крыльев… Аля уже поняла, что это не так-то просто – купить себе крылья. Надо подобрать их, но не так подобрать, чтобы они подходили к цвету глаз, волос или вечернему платью. Крылья подбирают под цвет души – и часто желающий обладать этим волшебным богатством не может сделать это сам. А Мастер всегда почти с первого взгляда определяет, сумеет ли его клиент сродниться с какими-то из сделанных им крыльев. Мастер не работал на заказ – Аля слышала, как он говорил однажды тому, кому так и не удалось подобрать крылья: "Я верю в судьбу. Если бы тебе суждено было быть крылатым – тут ты нашёл бы то, что тебе нужно. Но если этого не случилось – будь счастлив в простой жизни. Небо не для тебя".
Але не нравились некоторые люди, которые приходили к Мастеру. Кто-то казался ей отталкивающим, кто-то злым, кто-то просто недостойным, чтобы летать… Но если у Мастера были изготовлены крылья – или тёмные, тяжёлые, или похожие на паутину, или с резким изгибом – он не интересовался личностью человека. Але казалось несправедливым, когда какая-нибудь девушка, пришедшая с последними сбережениями, чтобы купить себе крылья, с которыми она могла бы вырваться из однообразной жизни, окружающей её, уходила ни с чем, а прикативший на карете худощавый министр соседнего государства получал серые с золотом крылья из тонких, едва держащихся друг с другом перьев.
Но она всё равно продолжала крутиться рядом с этой лавочкой. Мастер знал о ней, но никогда не прогонял – тем более что маленькая миловидная девочка, даже в очень простой одежде, не может отогнать клиентов… Иногда, уходя и вешая табличку с другими, менее красивыми, но такими же непонятными для Али буквами "З-а-к-р-ы-т-о", он гладил её по русоволосой голове или просто давал конфеты или шоколадку. Аля любила сладости, и хотя она немножко боялась Мастера, с радостью уплетала их, получив из его рук. Она боялась его, как ребёнок побаивается любого взрослого человека.
Аля давно уже проводила всё свободное время здесь. Она видела, как сменяются крылья на полках одни на другие, как кто-то уходит отсюда довольным, кто-то несчастным, кто-то разочарованным… Людям, которые находили здесь свои крылья, на пороге Мастер всегда говорил: "Быть может, лучше жить без крыльев, они – тоже обязанность"… Его не все слушали… Но все благодарили…
Он такой единственный – Мастер, который умеет делать крылья!
Не менялась изо дня в день уже очень много времени, с тех самых пор, как старший брат впервые показал совсем маленькой Але это восхитительное место, только одна пара крыльев. Они висели в правом от входа углу, в стороне от остальных, и тихонько сияли. Крылья, рыжеватые, на вид пушистые, они будто бы переливались золотом, если на них падал свет, но не казались тяжёлыми, как некоторые золотые крылья, которые делал Мастер. На них бросали взгляды многие посетители лавочки, потому что они были красивыми, необычными, ещё более волшебными по сравнению с остальными. Кто-то даже настаивал, что хочет купить их.
Аля слышала, что отвечал на это Мастер. Он всегда говорил громко, и вообще был очень заметный… Он отвечал: "Крылья сами отзываются, если встречают своего будущего хозяина. Никогда вы не сможете взлететь на чужих крыльях. Они погибнут за вашими плечами, и вы будете носить с собой смерть".
Сегодня Мастер, уходя, забыл закрыть замок на двери. Он, как обычно, потрепал Алю по волосам мягкой ладонью, поинтересовался здоровьем её матушки и ушёл в полутьму улиц, рассеиваемую только редким светом голубоватых фонарей. С волнением наблюдая за тем, как его широкая спина тает где-то впереди, она думала, что ей уже давно пора домой, но чуть-чуть приотворённая дверь в тёмную лавочку завораживала её. Она всегда очень боялась войти туда, а Мастер её не приглашал, и поэтому сейчас, оставшись наедине со своей тайной мечтой, она не смогла долго бороться. Уверяя себя, что всего лишь посмотрит, она сделала маленький шаг внутрь.
Але очень хотелось хотя бы просто потрогать крылья, коснуться пушистых перьев пальцами… А ещё больше – зарыться лицом в мягкий пух, потому что у неё самой никогда не будет денег, чтобы купить себе крылья. Её мама считает занятие Мастера глупым и непрактичным…
Нежный звон распространялся по лавочке, и Аля оторвалась от белых роскошных крыльев, таких больших, что она могла бы завернуться в них зимой, чтобы согреться. Она сама не заметила, как прижалась к ним – ох, наверное, Мастер будет ругаться, если узнает, и запретит ей вертеться рядом с его лавочкой! Девочка испуганно отскочила, думая, что ей стоит убежать отсюда домой, тем более что мама наверняка будет ругаться…
Теперь здесь не было темно. Золотистое сияние, похожее, как будто зажглось сразу много свечей, исходило из правого угла, где висели никому не доступные прекрасные рыжие крылья. Они светились так завораживающе, что Аля не могла даже пошевелиться. Перья шевелились от всегда гулявшего в этой лавочке сквозняка, постоянного жителя здесь, кроме всех этих самых разных крыльев, и Але казалось, что это они издают эту мелодию. Девочка сделала несколько шагов к сияющим крыльям и почувствовала исходящее от них тепло, от которого было приятно и легко. Чем ближе она подходила, тем ярче вспыхивали искорки, окружавшие эти крылья. Это было похоже на искорки, которые соскальзывали с перьев и падали на доски пола, мгновенно исчезая, не оставляя даже тёмных пятен на дереве.
- Как красиво! – вырвалось у Али непроизвольно. Они были не такими большими, эти крылья, похожими на детские, но их свет проникал в каждый тёмный уголок этого помещения…
- Ты права, - голос Мастера за её спиной был не менее потрясённым, чем у неё. Она испуганно обернулась, приготовившись, что её начнут ругать, но хозяин лавочки, где продавались крылья, не собирался этого делать. – Я забыл здесь ключи от своего дома и вернулся, - объяснил он. Аля удивилась, увидев в его глазах слёзы. Он качнул головой, и одна из них начала сползать по щеке. – В последний раз они сияли так перед тем, как,… - он прервал себя и вздохнул. Аля снова обернулась назад – вид крыльев завораживал, и ещё она чувствовала, как сердце зовёт её подойти к ним ещё ближе.
- Извините меня, Мастер, - Аля сжала на груди руки. – Мне просто хотелось посмотреть поближе!..
- Я не собираюсь злиться на тебя, - он прошёл мимо неё и осторожно снял со стены крылья. Але вдруг показалось, что он вот-вот обожжётся о них, такими они казались горячими, но этого не случилось. – Это были крылья моей дочери, - он сел на корточки напротив Али, и она с осторожным любопытством коснулась пальчиком перьев. Они были только тёплые, не горячие. – Она умерла два года назад. Улетела туда, где ей, наверное, ещё лучше… Ты очень похожа на неё, Аля…
Она не очень хорошо понимала, о чём он говорит. Аля никогда не слышала о том, чтобы у Мастера была дочь. Тем более, дочь, похожая на ангела с рыжими сияющими крыльями…
- Возьми, - он протянул ей крылья, но Але показалось, что те сами тянутся к ней. Она оказалась уткнувшейся лицом прямо в бесконечно ласковую теплоту и почувствовала какой-то странный горький комок в горле.
- Ма-астер, - удивлённо переспросила она и попыталась освободить лицо из ласкового плена пушистых мягких перьев.
- Они узнали в тебе Дайну, Аля, - Мастер снова погладил её по голове, у него задрожала рука. – Они будут тебе не чужими крыльями, а твоими. Они так давно мечтали вновь обрести свою хозяйку.
Аля ещё не до конца поняла, о чём он говорит, а Мастер уже уходил. Она провожала его, прижимая к себе пушистые крылья, с которых маленькими звёздочками слетали золотистые искры, и ей почему-то казалось очень странным, что она чувствует, как он счастлив, хотя он плачет.
Но она не смогла долго об этом думать… У неё в руках была совершенно несбыточная мечта, и поэтому она радостно засмеялась, прижимая к себе неожиданный подарок. В оранжевой дымке таяла прежняя Аля, приобретая неожиданную лёгкость и чувствуя себя счастливой.
Теперь у неё тоже были свои крылья.

Автор: Enshantress 12-02-2007, 22:37

Я... спасибо...

Автор: DiVert 24-05-2007, 20:08

Несправедливо живой

- Ты ошибаешься, - я зарядил второй пистолет. В маленьком и очень временном убежище в виде небольшой ниши в стене было тесновато и темно, но то, что он восхищённо смотрит на моё испачканное лицо, я знал и так. – Ты ошибаешься, если думаешь, что я пришёл сюда с благородной целью отомстить.
Он только улыбался, щурясь при этом. По подбородку стекала кровь из разбитой губы. Най сидел на корточках, в левой руке сжимал нож, в правой – платок. Он наклонился ко мне и вытер сажу с лица, пока я возился с оружием. Вовремя, конечно, мне почти ничего не было видно…
- Тебе лучше уйти, пока ты жив, - мрачно посоветовал я. – Не повторяй ошибки своего брата. Гивер умер зря, и ты имеешь все шансы…
- Я останусь с вами…
Я нахмурился, поднимаясь на ноги. Раненый бок побаливал, но не сильно – в конце концов, это не такая уж и страшная боль.
- Убирайся, Най. Ты мне тут не нужен.
- Я хочу остаться, - на меня снизу вверх пялились преданные и глупые глаза. Глупые, потому что преданные. В нашем мире верность уже ничего не решает… Гивер этого так и не смог понять.
Ну что ж, это личное право каждого идиота – погибнуть по собственной глупости. Я пришёл сюда не искать своей смерти, и мне не нужна нагрузка в лице паренька с рыцарским кодексом в душе, который считает, что должен защищать меня своей грудью. Най непременно попадёт под пулю или подорвётся на невидимой в тайнике мине, стерегущей свою жертву, если пойдёт со мной дальше, но раз уж он не хочет слушать умных советов – пусть так и будет. Мне и без него есть, о чём и о ком заботиться…
Автоматная очередь напомнила мне о том, что я сюда не в гости пришёл. Впрочем, судя по меткости, без меня тут кое-что изменилось: стали брать в охрану всякий сброд. Най торопливо сныкался за угол, я последовал его примеру, сжимая в обеих руках пистолеты. Когда в проёме появилась сначала рука, а потом и плечо одного из охранников, я сначала прострелил ему ладонь, а потом голову. Он упал, и на его месте сразу появилось человек пять – пришлось бежать дальше, бросаясь от их выстрелов из стороны в сторону. Меня прикрывал Най, перепрыгивавший через уже лежащие тела с куда меньшей грацией, чем я. Честно сказать, я думал, что его пристрелили, когда выбрался из узкого коридора, куда сам себя загнал, наружу, в окружающий здание старый парк. Но он выбрался следом, и даже не получил нового ранения… Везунчик.
"Гивер тоже был везунчиком, и тоже верил в наш кодекс, - я захлопнул железную дверь и задвинул засов. Ломитесь, черти. – И умер, как последний глупец, за того, кто был ему неприятен".
Най даже успел подобрать на бегу автомат, выпавший из рук кого-то, кто был теперь трупом. Уж получше, чем нож… Но даже с автоматом, он больше смахивает на ребёнка.
Я заметил шевеление в окне наверху и вовремя бросился к стене, прижимаясь к кирпичу всем телом – автоматная очередь взрыхлила землю в том месте, где я только что стоял. Най откатился в сторону, в зелень, и затих там. Следов крови я не заметил – значит, он не ранен.
Я крался вдоль стены до второй двери, и там прислушался, прижав ухо к тоненькой щели. Сколько же там народу, интересно, меня ждёт? И почему они не высыпают в парк? Я обернулся, оглядывая шумящие кроны деревьев. Да, парк хорошее место, чтобы скрыться… Но они все знают, что раз я пришёл сюда, я не буду скрываться. У меня, конечно ограниченный запас патронов, но эти безмозглые неумёхи в форме охранников сами поставляют мне новый арсенал. Най уже был рядом, дышал настороженно за моей спиной.
- Я пойду первым, - негромко сказал он.
- Иди, - кивнул я. Вот ведь охота соваться под пули. Ну да ладно, мне же так надёжнее… Най нажал на засов, отодвигая его, и, задержав дыхание, чуть-чуть потянул на себя дверь. Я ждал, не сводя глаз с балкона на втором этаже. Оттуда хорошо было бы по нам стрелять сейчас, но… Йеферс не такой, чтобы заниматься стрельбой по крысам, шуршащим в мусоропроводе, да. Он лучше дождётся, пока я не приду к нему сам. А попасться его людям и погибнуть от их выстрелов – всё равно что признать, что ты неудачник и учился стрелять у последних воров Корсона.
Сердце учащённо билось при мысли о встрече с Йеферсом. Пара пуль в его глотке не будет лишней. Там, рядом с небольшим родимым пятном, таким же, как у меня на шее, они будут смотреться просто отлично.
Най сунул дуло автомата в щель, как только она стала достаточной, и пустил несколько очередей. Я хорошо слышал, как кто-то со сдавленными криками повалился на пол… Чем неудобны эти коридоры: они очень узкие. Делая тут засаду, можно легко попасться самому. Я слышал шаги тех, кто разбегались по наименее доступным для пули из такого ракурса стрельбы местам, и сдавленные стоны попавших под очередь. Най выстрелил ещё раз вслепую, потом распахнул дверь, одновременно рухнув на землю, и я швырнул внутрь гранату. Она изрядно хлопнула, и больше оттуда никто не пытался стрелять. Я никогда не любил запах горящих тел, тем более что мстить я пришёл не этим ребятам, которым платит "Кагното", а их хозяину, но это вовсе не значит, что я испытывал к ним жалость. Най подбирал уцелевшее, не искорёженное взрывом оружие.
- Возьмите, - он протянул мне брошенный у самого выхода пистолет с полной обоймой.
- Замечательно, - согласился я, забирая оружие. Кажется, он радовался, что я больше не пытаюсь заставить его уйти. Вот идиот, просто я не имею привычки повторять много раз один полезный совет. Если бы он работал со мной чуть дольше… - Ты знаешь, что я убил Гивера? – поинтересовался я, добивая выстрелом в голову мужчину, которому оторвало руку, но который второй пытался нашарить собственную пушку.
- Да, - Най кивнул, опять улыбаясь. Пожалуй, он мог бы обезоружить одной своей улыбкой. Он на моей памяти всегда улыбался – когда мы вместе, тогда ещё вместе с Йеферсом и Гивером, устраивали погромы и держали дела "Кагното" на высоте. – Но Гивер выполнял свой долг, и вы тоже. Я виню только Йеферса в этом, - он погрустнел. – Поэтому я хочу быть с вами.
- Долг, - фыркнул я насмешливо. Йеферс не ценил его преданность, это было видно по его глазам, когда тело Гивера упало и скатилось по лестнице к моим ногам. – Это давно забытая традиция. Всё не так романтично.
- Я всегда в вас верил, даже когда вы ушли, - проникновенно прошептал Най.
- Если это для тебя повод пролить за мою жизнь кровь, я больше не против, - ухмыльнулся я. – Не стой, как столб. Пошли, и смотри по сторонам. Я ради тебя рисковать не собираюсь.
- Так вы и не должны, - просиял он, как будто я сказал ему что-то хорошее.
Они были похожи с братом. Только у Гивера были волосы темнее, и он был постарше лет на пять. Но такой же кретин, верящий в старые идеалы, которые его господин Йеферс не единожды попирал.
"Такой же кретин, каким был я", - размышлял я, поднимаясь по лестнице следом за Наем. Тот упорно лез повсюду вперёд меня, что ж, по крайней мере, у меня меньше шанс схлопотать пулю в живот или в голову. Мне и нравилось, и не нравилось стоять к нему спиной, отстреливаясь в очередном узком коридоре от противников. Это было надёжно, потому что я знал: пока Най не получит смертельное ранение, он будет с остервенением сражаться за мою жизнь… А если я ему скажу, он будет пытаться стрелять даже теряя сознание. Ему просто не понять, что я в этом не нуждаюсь и хочу быть один, потому что это моя месть, а не его. Но с другой стороны, чувствуя за своей спиной чужую, я вспоминал те времена, когда я мог положиться на брата. Я считал Йеферса надёжной рукой рядом, я прикрывал ему спину, а он мне…Мне казалось, что ему тоже нравится это.
- Что вы будете делать, когда убьёте его? – спросил Най взволнованно. Он держался за раненое плечо, но всё равно шёл впереди.
- Взорву всё это к чёртовой матери.
- Вы не хотите управлять "Кагното"? – удивился Най.
- Нет. Я делаю это не ради чести. Просто мне неприятно, что Йеферс много раз пытался убить меня, а у меня не получилось его прикончить. Только личные счёты, - я распахнул дверь в комнату ногой, готовясь отстреливаться, но там никого не оказалось. Хм, должно быть, мы порядком их потрепали.
- Я слышал, - Най оглядывался по сторонам, пытаясь найти встроенные пушки или другую опасную хренотень, которая могла бы вышибить нам обоим мозги, - что вы… что вы с Йеферсом любили одну девушку…
Я поставил на кресло ногу и принялся перешнуровывать сапог, положив пистолеты рядом с собой.
- Он её не любил. Просто она была красивая и гордая. И я тоже её не любил, просто мне было завидно, что она спит с ним, а не со мной, - я затянул шнурки и застегнул последний ремешок, прежде чем приступить к такой же операции со вторым сапогом. – Ни я, ни мой брат не умели любить ничего, кроме оружия в собственных руках.
Най выглядел разочарованным. Наверное, ему нравилось думать, что в основе раздора моего с Йеферсом была любовная история, а не делёжка кресла господина "Кагното". Ну уж нет, паренёк, жизнь – она куда менее красива, чем те истории, которые ты смотрел по телевизору.
- А что с ней случилось? – спросил он, замечая, что я никуда не тороплюсь, и поэтому переставая топтаться на месте.
- Он её застрелил, застав в моей комнате однажды утром, - я вспомнил, как Нэйа пыталась убежать от Йеферса в соседнюю комнату, где я разбирался с делами. Он выстрелил ей в спину, выстрел сразу убил её. Потом он заглянул ко мне в кабинет, убирая пистолет в кобуру, и улыбнулся.
"Нам лучше не иметь общего имущества, правда?" – спросил он.
Я посмотрел на тело за его спиной… Помню, что тогда просто пожал плечами и продолжил работать. Надо было заключить несколько выгодных сделок, а по этой части Йеферс часто был бесполезен. Слишком вспыльчив… Я может быть и жалел её… Мне не думалось, что брат может из-за этого её убить – скорее уж, я ждал, что он попытается подраться со мной. Но что вышло, то вышло.
- Мы, Най, всегда творили то, что хотели, - я улыбнулся, поглядывая на дорогие картины, украшающие эту комнату. Несколько выстрелов изуродовали полотна так, что теперь вся их цена стала только памятью. – И до сих пор делаем то же самое.
К моей досаде, он опять улыбался. Видимо, даже самые дурацкие и жестокие поступки не смогут изменить его восприятие меня, как героя.
Когда умер отец, и нас, наследников, осталось двое, у меня не было никаких сомнений в том, что "Кагното" мы поделим надвое. Я уже построил достаточно планов на свою часть, предполагая, что определённые вопросы можно решить вместе, благо, мы очень редко имели с Йеферсом кардинально разные взгляды на жизнь… Я сидел в ресторане, когда подъехала машина брата… Йеферс вышел вместе с пятью вооруженными охранниками, и мне показалось, что что-то не так. Безмятежность куда-то подевалась… "Нам лучше не иметь общего имущества, правда?"… Да, он был прав. Мне пришлось уносить ноги, я остался один, и весь "Кагното" работал теперь на Йеферса. Брат наверняка был доволен – да что там, он и был доволен. Сначала меня долго считали мертвецом, потом – ожившим мертвецом, потом – излишне наглым ожившим мертвецом…
Я встряхнул головой, отмахиваясь от воспоминаний. Най терпеливо ждал, его нисколько не удивила моя выходка с картинами. Вероятно, Йеферс не изменился, и подчинённые принимали как должное странные поступки. Как же Най умудрился удержаться в "Кагното" после того, как я ушёл? Или он был чем-то вроде бесплатного развлечения для всех желающих?
- Йеферс наверняка никуда не делся из кабинета. Его хорошо охраняют, - проговорил он.
- Он меня ждёт, куда он денется, - ухмыльнулся я. – У нас будет тёплая братская встреча.
Най с готовностью распахнул дверь и выскользнул в соседнее помещение. Я отметил, что действительно могу идти за ним следом более-менее спокойно. По крайней мере, от него не нужно ждать предательства… То, от чего я отучился с тех пор, как мы перестали с Йеферсом быть товарищами.
"Глупые люди так полезны миру, - я ради шутки прицелился в его затылок, потом опустил пистолет, когда понял, что никаким подсознательным предчувствием опасности это чудо природы не обладает. – Они так поднимают настроение…"
Мои выстрелы и быстрые очереди Ная расчищали дорогу так легко, что я даже чувствовал разочарование. Полтора человека могут разнести резиденцию "Кагното" в клочья? И это то, что в мои времена было лучшей конторой по быстрым и качественным убийствам за большие деньги? Ха!
Я не удержался и потрепал Ная по волосам в насмешку, хотя моя рука была вся в крови. Мы так смеялись друг над другом с Йеферсом лет десять назад после очередной перестрелки в центре, стоя в какой-нибудь забегаловке среди десятка-двух трупов. Най выглядел счастливым, но таким простаком… Мне и в мысли не могло прийти сравнить его с Йеферсом.
- Может быть, ты не понял, - я встал поперёк коридора, - я собираюсь побеседовать с братом один на один.
- Я пойду с вами, - нахмурился Най. – Я вам нужен!
Я поднял брови и покачал головой:
- Скорее, это я тебе нужен. Но тебе там делать нечего. Гивер бросился наперерез моему выстрелу, чтобы защитить Йеферса, хотя я уверен – брат велел ему оставаться в машине. Ему никогда не нужен был телохранитель. Мне он тоже не нужен. Тем более, ты больше похож на ребёнка, чем на телохранителя.
Он порозовел от смущения… или от негодования…
- Я должен быть с вами! Гивер выполнял свой долг, защищая Йеферса от вас. Это был его выбор! Почему у меня не может быть выбора? – в голосе зазвучали слёзы.
- Потому что я не люблю игрушки, - негромко ответил я. – Мой брат не отучился играть до сегодняшнего дня, а я отказался от игрушек. Поэтому уходи отсюда подальше – я собираюсь стереть тут всё до основания.
Най закусил губу, опуская автомат.
- Я хочу быть с вами, - прошептал он. – Я хочу быть полезным… Это мой долг…
- Никогда долг не должен быть превыше собственной жизни, - поучительно ответил я. – Это всё миф. Ни я, ни Йеферс не ценили веру в сказки. Я трачу время на пререкания. Довольно, - я махнул рукой. – Убирайся.
- Почему вы заботитесь о моей жизни? – удивился он, и мне пришлось остановиться. Я? Забочусь? Да даже если он прав…
Иногда "Кагното" выкидывала нас с Йеферсом на какое-нибудь дело, и Гивер рвался следом, как привязанный. Най ещё не работал с ним и не был моим, что называется, телохранителем… Я помню, как Йеферс перед перестрелкой, немножко пьяный, дружески клал ему на плечо руку и говорил, что он не маленький мальчик, что по их мастерству Гиверу ещё очень далеко до настоящего телохранителя, и что ему лучше посидеть в машине. Три ха-ха он сидел в машине… Йеферс всё время приказывал ему уйти, но он до последнего ходил след в след, совался первым в любое потенциально опасное место и клялся, что у него нет никакой другой цели в жизни. Я же молча подсмеивался над Гивером и над братом – это казалось мне очень глупым представлением. Потом, когда появился Най – а мы успели поработать вместе недолго – я никогда не предостерегал его от глупостей. В конце концов, чья работа спасать задницу наследничка "Кагното", кроме как моя собственная? Его. Ну вот пусть и делает, что хочет – если не понимает, что мне хватает Йеферса.
Ведь на Йеферса я мог положиться, как на себя.
Теперь я стал на него похож. Играю роль бесшабашного и заботливого по отношению к тем, кто внизу, жестокого героя. Как это всё противно и правильно…
Най очень удивился, когда я ткнул в его сторону дулом пистолета. Оружие ещё не было разряжено, я так прикидывал, что удастся сделать ещё пять-шесть выстрелов.
- Пошёл вон.
У него опустились плечи, он будто бы даже уменьшился, сжался, стал обиженным и колючим. Най вышел боком в дверь, оставив меня одного, и какое-то время я ещё не верил, что мне удалось избавиться от малыша поблизости. Ну хотя, грех жаловаться на отсутствие ребёнка под боком, когда речь идёт о вполне серьёзном разговоре.
Никто не торопился вваливаться в окно, выскакивать из-за угла, вооружённым до зубов, или нашаривать на моём лбу лазерным прицелом точку, которую лучше всего окрасить в цвет спёкшейся крови. У меня было ощущение, что в особняке остались живыми только два человека: я и мой братец, некстати избежавший смерти не очень давно.
Несмотря на то, что я выглядел не слишком для гостя: в своей и чужой крови, местами разодранной одежде, с кривоватой ухмылкой на губах и глазами безумца, - я сначала вежливо постучался. Поймал себя на мысли, что слишком сильно вцепился в пистолет, расслабил пальцы… Йеферс, конечно, может изрешетить дверь и превратить меня в кровавое месиво прежде, чем я успею хотя бы туда сунуться, но я слишком хорошо его знал. Частично, я даже был им – только чуть меньше позёрства и чуть больше пренебрежения к деньгам. Я – он, только улучшенный. На мой вкус. А я бы не стал поступать подобным образом.
- Можно и не стучаться – ты и так создаёшь много шума, - глухо отозвались из-за двери. Сердце внутри затрепетало от мысли, что скоро всё это беспокойство перестанет занимать мои мысли. Я вошёл в кабинет, силой заставляя себя держать руку с пистолетом опущенной и даже свободно качающейся при падении. Мысли слегка путались.
Йеферс сидел за столом, опираясь щекой на левую руку. Правая спряталась где-то под столом, вполне вероятно, он в меня целился. Это было бы правильно – а если я достаточный придурок, чтобы вести себя, как болван, и стрелять без предупреждения по такой привлекательной мишени?..
Внешне мы с братом не были похожи. По крайней мере, никто и никогда не говорил нам этого. Сейчас он пожёвывал сигарету, и поэтому говорил невнятно:
- Заходи.
Я решил не следовать приглашению, просто отошёл от двери на несколько шагов и пронаблюдал за его взглядом. Йеферс выглядит не просто довольным – счастливым. Он счастлив, что всё так, как есть. Ему нравится, что я перестрелял всю его охрану, лучших людей "Кагното", и сделал это в одиночку… Почти в одиночку, если он знает о Нае, а не думает, что тот мёртв вместе с остальными.
- Что же ты не завёл себе нового телохранителя, который всегда рядом? – поинтересовался я.
- Гивер был забавный, а эти – скучные, - отозвался Йеферс, меняя положение и стряхивая пепел с сигареты. – Ты скотина, знаешь. Он мне нравился, по крайней мере.
Кабинет просторный, широкий. Я его помню, правда, я никогда здесь не работал. Что ж, Йеферс неплохо устроился – есть, по поводу чего за него порадоваться. Если бы Гивер был жив, он стоял бы рядом с ним, возможно, целился бы в меня – это было бы неплохо. Но смерть всё равно его бы отыскала – тогда или сейчас, неважно.
- Я скучал, брат, - мне захотелось рассмеяться. Он ведь не волнуется. И я тоже не волнуюсь.
- Я тоже. Очень.
Глаза Йеферса никогда не переставали смеяться. У него был, по мнению одних, отвратительный взгляд, по мнению других – притягательный. В основном, последними были дамы – женщинам всегда нравятся мерзавцы. Я тянул на мерзавца только когда был увлечён хорошей дракой, а Йеферс – всегда, хотя мы с ним оба оставались порядочными скотами. Мне приходилось больше работать, чем ему – поэтому сложилось мнение, что я довольно скучный тип. Скучный безумец, который любит кровь и ценит только боевое товарищество – ох, какой я был дурак…
Сейчас они тоже смеялись. Я никогда им не восхищался, да и он – мной. Зачем нам это было нужно, ведь было время, когда мы мыслили друг друга одним неплохо скомплектованным целым, только ради сохранения окружающих рассованным на два тела? Если бы весь коктейль болтался в одной голове, это была бы голова самого опасного и удивительного сумасшедшего в этом хлюпком мире.
Он выпустил в меня две пули подряд – как и я, никогда не ценил патроны, хотя умел стрелять насмерть. Не то, чтобы время замедлилось, как любят говорить выжившие. Слишком я привык к тому, что в меня постоянно летят тяжёлые маленькие свинцовые мухи. Я ничего даже не увидел толком, только потом, когда передо мной шмякнулось с каким-то жалобным хрустом смутно знакомое тело, а Йеферс немного удивлённо опустил пистолет.
Я с отвлечённой ухмылкой разглядывал знакомый затылок. Надо же, всё-таки ему суждено было закончить так же глупо, как его брату. Слишком красивое сходство, меня это даже раздражало – так не должно быть, это неестественно и…
- Один-ноль в твою пользу, - весело воскликнул Йеферс. – Непуганых идиотов всегда много! Я думал, что он поддержит тебя, если что…
Най ещё дышал, но судорожно, редко и, что удивительно, почти бесшумно, хотя, кажется, прострелено было лёгкое. Пуля застряла где-то внутри… Я сморщился, переступил через молодого и глупого, но спасшего мою задницу умирающего телохранителя, приближаясь к брату. Йеферс бросил пистолет на стол и показательно потянулся:
- Как славно, что ты так красочно пришёл. Тут действительно было безобразно скучно.
Немножечко безумия – всегда так приятно… Я положил пистолет рядом и потянулся к графину с вином. Йеферс глотнул красной, как разбрызганная по кабинету кровь, жидкости следом, немножко рассеянно нашаривая за спиной стол, чтобы на него сесть.
- Я думал, ты захочешь забрать "Кагното" себе, - он хитро покосился на меня, я покачал головой. На самом-то деле, у меня была такая мысль, она испарилась где-то после смерти Гивера. Слишком много людей здесь мыслят, как тот малыш, и только единицы вроде нашего семейства понимают истинную сущность нашего времени. – А ты поступил совсем не так!
- Теперь ничего не осталось, - я глотнул сразу после него из графина. Йеферс совсем близко, я могу проткнуть его ножом, если захочу. Наши пистолеты лежат рядом, на столе, и до них нам обоим надо тянуться. Он держит голову наклонённой и улыбается. – "Кагното" я уничтожил сегодня.
- Ты ещё не сделал самого главного, - едва ли не зевнул он. – У тебя ещё нет моей головы.
- Да, но я скоро закончу. Ты ведь знаешь, я не люблю незаконченных дел.
- Я знаю, что ты страстно любишь дела и умеешь их себе находить, - расхохотался он. – Жаль действительно, что нас родилось двое. Не очень хочется опять тебя убивать.
Йеферс всегда улыбался потрясающе. Так могла бы улыбаться убегающая в огонь саламандра, за которой точно никто не погонится.
Мне в живот ткнулось что-то тяжёлое, круглое. Не потребовалось много времени, чтобы понять: у братца было припасено где-то рядом второе оружие. И неважно где именно я, олух, недосмотрел: на краю стола, у него за поясом или ещё где… Всё равно, я оказался невнимателен. Какая досада. Если я потянусь к ножу, он непременно заметит и наверняка, не медля, выстрелит. Йеферс любит риск так же, как я, но знает меру только чуть-чуть хуже меня, а значит, не будет стоять и ждать, зная, что мои пальцы ползут к оружию. Мне пришлось делать вид, что я даже не думаю шевелиться. Я сам не замечал, что тоже улыбаюсь, внутри всё клокотало и хотелось, не задумываясь, броситься и голыми руками придушить Йеферса… Однако, я пришёл сюда не чтобы погибнуть вместе с "Кагното". Я-то должен уползти отсюда живым! Слишком большой идиотизм – убивая врага, падать в пропасть вместе с его бездыханным телом.
Сбоку мне померещилось шевеление – я заметил, как Най тянется к выпавшему из рук пистолету. Пальцы его не слушались и только скребли по ковру. Йеферс отвлёкся, когда оружие всё-таки оказалось в руке моего незадачливого телохранителя – Най попытался выстрелить, но у него получилось только продырявить потолок далеко в стороне от моего брата. Стрелял по голубям, бедняга. Инстинкт самосохранения Йеферса дал сбой, он дёрнул пистолетом в сторону совершенно не опасного для него Ная и совсем забыл про меня. Я вогнал ему нож под сердце прежде, чем он спохватился и понял свою глупость. Тёплая кровь залила руку и испачкала светлый кремовый ковёр, впитываясь в пушистый ворс.
Йеферс что-то попытался выговорить, может быть, какую-нибудь пафосную глупость, или забавную пофигистическую мысль, но у него горлом пошла кровь – чтобы не быть совсем испачканным, я оттолкнул брата назад, оставив нож в его теле. Не такая уж и ценность этот кусок стали.
"Эх, жаль, что я всё-таки дал маху, - подумал я. – Слишком привык, что всё просто".
Слева, лицом вниз, лежал Най, справа медленно сползало со стола тело Йеферса. И ещё много десятков трупов – я впервые, наверное, так масштабно наследил исключительно по собственной воле. Кровь брата и вино перемешались, пока я пытался перелить его из графина в стакан – пить из горла и изображать из себя низкопробного бандита при полном отсутствии зрителей я совершенно не хотел.
Спустя пару часов, когда за моей спиной на другом конце города дымился особняк, когда-то и мой тоже, я шатался, ещё не переодетый и не приведённый в порядок, по самому неприятному для прогулок району, обделённому вниманием прохожих и даже местных нищих.
"Он такой живучий… Он мог бы…"
Но я – неблагодарная сволочь. Даже если Най остался бы после этого живым, он будет напоминать мне о том, что мне не очень нравится помнить.
Интересно, что напишут в газетах? О чём будет болтать добрая половина мира?.. Вряд ли обо мне. Все лавры памяти, живущей на языке людей, достанутся моему брату, который всегда успевал чуть раньше.
Я стащил свитер, брюки положил сверху пистолет и нож и потянулся. Луна пробивала себе путь через чёрные космы облаков. Я потянулся и нырнул в грязноватую городскую реку. Хорошо…

Автор: Клер 24-05-2007, 20:43

Пара тапочков к ужину))

Запятая лишняя))

"Может быть" надо обособить

Тапочки закончились

А в целом мне понравилось. Может быть, никаких неизвестных мне сюжетов и не было, но иногда получаешь удовольствие уже от того, как произведение написано. Стиль, язык..формулировки Вкусно

Спасибо. С уважением, Клер

Автор: DiVert 31-08-2007, 17:07

Кофе

Если бы ты прорвалось наружу
Разрушив рёбра и кожу,
Это был бы хороший конец всему,
Это был бы хороший…
(с), Флёр

~Две недели до смерти~

Неуловимый запах кофе распространился по кухне.
Ангелина ощутила, как все внутренности сдавливаются в один комок. Сердце сначала замерло, спрятавшись в районе желудка, потом, когда сработали рецепторы, сладко заурчало в мозгу, усиленно забилось. На короткий миг свело конечности.
Она бросила в чашку, белую, с узким донышком, кругленький пакетик чая и плеснула кипятком. Разумеется, рука не выдержала тяжести чайника, дрогнула, и вода разлилась по столу.
- Ай! Что ж ты делаешь-то?! – Макс сдернул со стола стремительно намокающий кусок хлеба.
- Ииииииии блин, да что ж такое! – Ангелина сердито фыркнула, вернула чайник на подставку, тряхнула рукой. – Убери там сыр, что ли, со скатерти… Мокрый будет.
- Я и мокрый могу, - Макс пожал плечами. – Мне совершенно всё равно, какой сыр есть, - вместе с такой же намокшей печенькой во рту скрылся жёлтый кусочек.
- Какие же вы некультурные свиньи, - невозмутимо сообщил голос от плиты.
- Нарежь себе ещё, - Геля плюхнулась на стул и начала болтать ложкой в прозрачной жидкости. – Надо было заварить белый. Не люблю фруктовые…
- Пить надо кофе, - весьма самодовольно сообщил голос от плиты. Склонившийся над ковшиком парень постоянно убирал падавшие на лицо волосы, но те его потуги игнорировали. – Глупые детишки!
Голова немного кружилась. Сердце стукало настойчиво, не совсем "как сумасшедшее", но беспокойно. Его явно насиловали с особой жестокостью. Без специального желания, но всё равно. Вернее, куда сильнее насиловали ту часть мозга, что отвечает за ощущения.
- Я не против, - вздохнула Ангелина, утыкаясь носом в чашку. Чай пах малиной, но малины в нём было столько же, сколько кофеина.
"Проклятье…"
- Последний раз я пила кофе дней двенадцать назад, - пробормотала она. – Это плохо закончилось.
- Всё равно мы все сдохнем! – жизнерадостно ответствовал Денис. – А без чашечки кофе, - протянул он последнее слово, - с утра и сигаретки – ещё раньше.
- Сигаретка, кофе и ты в уютном дубовом гробике,… - хмыкнул Макс, с сожалением косясь на ковшик. Денис находился в процессе поисках пакета "Весёлого молочника". Хотя его внимание в основном привлекала белая громадина холодильника, отыскал он его в холодном шкафчике в стене. Целый пакет, пока ещё не открытый. Денис щёлкнул ножницами.
Большая чёрная кружка с рыжей надписью "coffe" со стуком опустилась на ещё влажный от кипятка стол. Белая струйка молока врезалась в тёмную жидкость, и та постепенно меняла свой цвет.
В соседей чашке чая очутилось сразу две ложки сахара.
- Я сижу на кухне с двумя извращенцами! – воскликнула Ангелина, пододвигая себе коробку с печеньем.
Ноздри упрямо втягивали притягательный запах. Тёплый, разбавленный молоком кофе. Мозг заклинивало на одной только мысли о капучино или даже обыкновенной растворимой гадости.
- Давай мы тебе молоком разведём сильно? – с маленькой, но всё-таки долей сочувствия предложил Денис. Вернее, это скорее было издевательством.
- Не хочу молоко с кофе, - проворчала Геля. – Хочу кофе без молока.
- Пока я тут, ты не будешь пить кофе, - фыркнул Макс.
- Хочу! – упрямо буркнула девушка, заливая в себя отвратительную малиновую воду.
- Нет, ты будешь мучиться и жить, - за столом раздался смех. Ангелина тоже смеялась. Над собой, ребятами, мокрым сыром, малиновым чаем и кружкой ароматного кофе…
Кофе…

~Месяц до смерти~

В аэропорту было неприлично мало народу. Впрочем, неудивительно – перерыв между самолётами около трёх часов, сейчас отправится один в Сургут, а следующий – только в четыре утра…
Измученный бессонными сутками мозг пытался отыскать знакомые буквы на страницах книги, но безуспешно. Пальцы, выглядящие какими-то измятыми после прогулок с тяжёлой сумкой по городу, не слушались даже простейшего размеренного, не требующего никаких усилий занятия – спицами поддевать белые толстые петли, соединяя в полотно.
Последний раз Ангелина ела… Дайте посчитать… Десять часов назад. И был это какой-то хилый перекусончик, что желудок не отреагировал на подобное издевательство, а мозг не мог вспомнить точно, была ли это булочка, или может быть огурец?
"Какой чёрт дёрнул меня всю ночь смотреть на звездопад? – спрашивала себя Ангелина, раскачиваясь на сидении. – Нужно было спать, а я пялилась в окно. Стук колёс усыпляет? Конечно же! Сейчас, как же!"
Хуже всего, что сопротивляться сну она почти не могла. Никакая музыка не отвлекала, даже напротив, а слезившиеся глаза не позволяли читать. Лампы светили, казалось, слишком ярко, а люди вокруг говорили слишком тихо.
С большим трудом Ангелина заставила себя доползти до туалета. Увидела себя в зеркале и подумала, что такое чудовище нужно ещё себе вообразить. Посиневшая кожа под глазами, дрожащие веки, полопавшиеся сосуды, зелёное лицо, да ещё и шатается это чудовище, как после хорошей пьянки.
Больнее всего было удерживать веки открытыми. Закрывать было настоящим риском – так и уснёт на сумках, проспит регистрацию…
Немного поборовшись с собой, Геля подошла к куда более активной продавщице и попросила стаканчик кофе. С молоком, конечно же.
Неделю не пробовавший кофе организм словно взбесился. Ангелина почти залпом выпила горячий напиток, оказавшийся ещё и с ложками двумя сахара, но это было неважно. Тёплая энергия разливалась по телу. С наслаждением она вернулась к своим вещам, вытянула из сумки книгу и продолжила.
Оказывается, спустя семь дней – это уже с непривычки. С тревогой Геля прислушалась к ноющей боли в груди. Сердце билось в том же темпе, но каждое движение отдавалось болью в руке. К этому времени она уже вновь вернулась к вязанью – в аэропорту сидела с восьми вечера, и разнообразила себе времяпровождение как могла, меняя одно на другое, а потом возвращая обратно – и его почти сразу пришлось бросить. Колющая боль в ответ на слишком глубокий вдох – слишком экстремальная, чтобы рукодельничать, обстановочка.
В четыре утра объявили начало регистрации. Слегка покачиваясь и с завистью смотря на тех счастливчиков, которых подвезло сюда такси и которые не маются бездельем и бессонницей уже больше суток, Ангелина поняла, что очереди на одном энтузиазме не выстоит. Пришлось хвататься за ещё один стакан кофе, только на этот раз чёрного.
В самолёте она отключилась – вряд ли потеряла сознание, но близко к тому. Еда в кафе выглядела сомнительно, поэтому последние пятнадцать часов можно было только пить. А ввиду отсутствия всяких сил хотя бы дотащить сумку до самолёта – только кофе… Растворимый кофе, который такой невкусный, но зато достаточно крепкий, чтобы вывести из себя слабое сердце.

~Пять недель до смерти~

- Вы знаете, - врач с сомнением разглядывал результаты обследования, уместившиеся на несколько листочков бумаги, - у вас нет никаких особенных проблем с сердцем.
- Но оно болит, - возразила Ангелина. – Почти постоянно.
- Возможно, это связано с ростом… Ваш организм растёт, сердце не успевает, приходится работать усерднее… все скоро устаканится.
- Вы уверены?
- Конечно. Ну разве что… вы пьёте что-нибудь… ну, кофе например?
- Кофе? – недоумевая, переспросила Геля. – Конечно?
- Больше чашки в день?
- Больше!
Ангелина кофе любила безмерно. День без него был совершенно пустым и… невкусным. Кофе придавал жизни лёгкую и приятную горечь. Ведь где-то должна быть горечь, если всё остальное прекрасно?
- Возможно, стоит пока отказаться…
- Я подумаю, - пообещала Ангелина. Не первый раз ей это советовали, но бросать привычку каждое утро заливать в себя целую кружку настроения она не собиралась. Как ещё жить, если ложишься в шесть утра, а вставать надо где-то к полудню?

~Три часа до смерти~

Напевая, она разглядывала коричневый бок глиняного чайника. В нём заваривался ароматный зелёный чай. На две кружки – редко она выпивала меньше двух кружек за раз. Сегодня придётся делиться…
К чаю – зефир и как всегда хлеб с сыром.
- А колбаса? – разочарованно протянул Макс.
- А в глаз? – мгновенно осведомилась Геля, поднимая крышку чайника. – Ну ладно. Вон вода стоит холодная, сейчас разбавим – и можно будет пить!
- Полюбила чай? – ухмыльнулся он.
- От такой жизни полюбишь, - без особенной тоски ответила она. – Иногда хочется чашечку кофе, но знаешь, это терпимо…
Мозг при мысли о кофе устроил смесь фейерверка с ядерной войной.
- А сердце всё равно болит?..
- Да не очень… Наверное, меньше, чем месяц назад… Да к дьяволу сердце, - рассмеялась она. – Я сама удивилась, чай, если он нормальный, не этот, который в пакетиках, он даже вкусный…

~~

Сердце остановилось внезапно. Просто в какой-то момент стало очень больно, она пошатнулась, пытаясь схватиться за стену, но только поцарапала ногтями обои. Воздух исчез, всё вокруг помутнело.
В мозгу что-то тревожно взвыло. Ангелина неловко упала на пол, прижимая к груди руки, пальцами пытаясь разорвать кожу. Сердцу хотелось наружу.
Очень недолго. Потом оно осторожно, последний раз вздрогнуло и замерло, как машина с неопытным водителем за рулём, долго пытавшаяся встать на свободное место стоянки, и, наконец, удачно выполнившая свою задачу… Кто-то выключил фары.

Автор: DiVert 1-11-2007, 17:08

Ну раз вывесили окончательный список произведений, участвующих в конкурсе, я со спокойной душой могу запостить сюда свой вариант "Звездопада". =)
Он получился в 2 раза больше максимально позволенного размера, да и вообще - я член жюри, да ^^ Следовательно, можно попахать землю сюда вывесить.



Звездопад

Когда на небе звездопад, жители Города предпочитают не гулять в тёмное время суток по городу. Говорят, многие безрассудные люди умирают, если слишком часто играют с судьбой и бродят ночами по улицам.
Самая высокооплачиваемая работа в Городе – ночные рестораны и гостиницы. Должности, на которых люди работают и после полуночи, особенно если порой вынуждены выходить за пределы стен, в которых всё принадлежит твоему маленькому миру. Люди верят, что их звёзды хранят дома от зла и смертей, но Город не может быть одним большим домом.
Город – это Город.

Её звали Ринна, девочка-луна. Она жила в районе Города, который назывался Большой Холм. Это был обычный район, с высокими и невысокими домами, узкими и широкими улицами, фонарями на высоких столбах, увитых цветами, множеством магазинчиков, кафе и одним театром.
Мама Ринны работала в театре гримёром. Отец умер однажды ночью от рук нирха. Он торопился в круглосуточную аптеку, чтобы купить лекарство для маленького брата Ринны. Он был ещё совсем маленький, но с ним что-то случилось. Отец хотел посоветоваться с врачом, но время было позднее, и хотя идти было совсем не далеко, он так и не вернулся. Ринна конечно не сразу узнала эту историю.
Брат выздоровел, но отца у них не стало.
Ринна бегала по поручениям матери, покупала продукты в знакомом магазине с синей вывеской с неоновыми лампочками и ходила в школу. А ещё слушала радио, ходила на курсы танцев, чтобы тоже играть в театре.
Её знали все соседи, и не только соседи, как добрую, всегда весёлую девчушку с рыжей косичкой, заколкой, закреплявшей слева падающую на глаза чёлку, и доброй улыбкой. Все говорили, что в ней живёт особая звезда, самая добрая, какую можно найти в Городе.
Мать ей очень гордилась, поручала воспитание младшенького, какие-то домашние дела, не очень сердилась, если оценки в школе у дочери вдруг были неудовлетворительными, а в основном – много работала, а Ринна училась самостоятельности.
Когда брат подрос, Ринна устроилась нянечкой. Ей было четырнадцать лет. Она не прогуливала школу – отец ребёнка, с которым она сидела, работал в ночь, и ему не с кем было оставить маленького сына. Когда он засыпал, Ринна сначала делала все задания, а потом тоже ложилась спать. С утра её будил возвращавшийся с работы господин Кирм, и она торопилась в школу. Так она довольно рано стала редко бывать дома.
Постепенно девочка-луна росла. Людям склонно удивляться неожиданным проявлениям доброты окружающих, а Ринна была особенно доброй девочкой. Собственно, за это она и получила такое прозвище. Небо над Городом было полно самых разнообразных звёзд, больших и маленьких, ярких и тусклых, быстрых и неподвижных. Самая крупная неподвижная и яркая звезда носила название Луна.
Одна из любимых легенд детей Города была о том, как девочка по имени Луна спасла город от нирхов. Ринна тоже знала эту историю, мама её рассказала после того, как Ринна услышала, что её так называют. В то время в Городе не было никаких мер безопасности против нирхов. Если они появлялись здесь, то жизнь становилась намного опаснее.
Нирха невозможно в обычной жизни отличить от простого человека. Он так же смеётся, так же плачет. У него такой же цвет кожи, такая же внешность, только кровь – ярко-красная, а не светлая. Нирхи потеряли свои звёзды, вернее, уничтожили их сами, чтобы приобрести свободу. Это было ещё раньше, когда люди решили, что боги к ним несправедливы, заставив существовать в определённых рамках. Но они боялись, и справиться со страхом смогли, только уничтожив свою звезду, а вместе с ней – всё то доброе и светлое, что было в их сердцах.
Нирх преображается и открывает свою истинную сущность лишь тогда, когда в нём играет злая природа. Никто не знает, как с ними справиться, но зато, говорят, нирхи убивают только ночью, чтобы посмотреть потом, как медленно гаснет в агонии звезда жертвы в чёрном подвижном небе.
Девочка по имени Луна давным-давно увидела, что кровь её матери ярко-красная. Она испугалась, но никому ничего не сказала, чтобы с мамой ничего не случилось. Луна следила за матерью и однажды увидела, как та превращается в нирх. Она закричала, и на улицу, не смотря на тёмное время суток, высыпали люди. Нирх не узнала в ночи свою дочь и убила её, а когда поняла, что наделала, яростно закричала, так, что взорвались все фонари в округе, и рассыпалась в прах. Так люди открыли, что единственный повод уничтожить нирха – заставить его убить того, кого он любит.
Потом люди поняли, что на небе появилась новая звезда. Она была неподвижна и всегда ночью висела прямо над ратушей. Жители Города назвали её Луной в честь этой девочки… А прозвище "луна", очень почётное, даётся только таким же самоотверженным и добрым, как та девочка из легенды…
И Ринну называли девочкой-луной. Потом девочка-луна выросла. Поступила в университет, устроилась в издательство, переехала к пожилой матери и брату. Она по-прежнему беседовала с соседями, расспрашивала об их делах и здоровье, всегда помогала – явно или тайно, не умея проходить мимо чужой беды, но ценя человеческую гордость. Ходила в тот же магазин с синей вывеской, иногда водила своего бывшего воспитанника в школу и много читала. Её везде знали. Маленькая принцесса Города успевала всё: и устроить свою жизнь, и отдать немного своего тепла другим…
Люди говорили, что давно не встречали людей с такой светлой звездой внутри…

Его звали Махэль. Он был бармен в одном весьма популярном заведении, куда частенько после учёбы заходили взрослые студенты. Махэль был их же возраста, только нигде не учился. Он приехал из-за Города поступать, но провалил экзамены, а потом понял, что работа его устраивает. Тем более, бар был в самом центре Города, а здесь даже ночью люди жили своей жизнью, не боясь никаких нирхов. Однако денег он получал всё же больше, чем любой дневной работник.
Он грамотно смешивал коктейли, легко болтал с посетителями, и если у Махэля было немного работы, знакомые студенты всегда приглашали его к себе за стол. Особенно, если они оставались в заведении на ночь.
Махэль был не стеснительный, но приятный юноша, может, немного робкий, но всегда умеющий ответить. Как и многие приезжие, большую часть своей истории он хранил в секрете: Город – это Город, а то, что за ним – целый иной мир. Никто из горожан, например, и подумать не мог, чтобы куда-то уехать в другое место… Поэтому Махэль был диковинкой.
Предприимчивые и любопытные студенты пускались в самые разные предприятия, лишь бы побольше разговорить товарища. Начиная с того, что спаивали его, порой, так удачно, что только суеверность и доброе сердце начальника не позволяли тому выставить Махэля на улицу посреди ночи, заканчивая попытками выводить все интересующие построения из ответов на самые посторонние вопросы.
Но Махэль чаще отшучивался. Ловко перебрасывая из руки в руку стаканы за барной стойкой, он отвечал на вопрос, кем хотел стать в детстве, с напускным зловещим видом, загробным голосом:
- Я хотел стать тёмным магом и внушать всем непреодолимый страх.
Потом смеялся и добавлял:
- Но вы же видите, что в результате из меня получился просто шут!

Они познакомились так, как знакомятся многие молодые люди. Однажды у Ринны выдался свободный вечер, и она согласилась провести его с товарищами, а Махэль как раз вновь остался на ночную смену.
Он слышал о Ринне от её однокашников. Красивая, добрая, весёлая, но постоянно занятая. Махэль иногда задумывался, что очень хотел бы, чтобы она зашла однажды в его смену в бар. Но она, кажется, любила работу больше развлечений.
Да и вообще, сложно было жить в Городе и не слышать про госпожу Сердца. Ринна училась на последнем курсе, работала по-прежнему в издательстве, содержала небольшой детский приют на выделенные правительством деньги. Она сама знала огромное количество людей и почти о каждом что-то помнила. Её знало ещё больше людей – девушка в светлом платье, с короткими рыжими волосами, всегда сияющая. Ринна ходила по улицам быстрым шагом, махала рукой знакомым, делала внезапные подарки порой первому встречному. Она слыла бы тихой и милой сумасшедшей, если бы не успехи в учёбе и работе, маячившее в скором будущем место в комитете по проблемам сирот, и просто редкая приятность. К сумасшедшей можно относиться со страхом или с лёгкой жалостью, Ринну же просто все любили.
Кажется, она тоже любила всех.
Махэль сразу понял, что это именно она, госпожа Сердца. Ринне было двадцать три, она была чуть его постарше, и недавно её перестали называть "маленькой принцессой". Её активность и новое положение делали оканчивающуюся университет студентку "госпожой". Ринна была работодателем и заботливым директором приюта, но на этом дела не заканчивались… Её стали уважать так же, как и любить.
Но в компании друзей она была обычной молодой женщиной, смеялась звонко, наклонив голову, у уголков рта появлялись красивые тонкие складочки. Сначала она не обратила на Махэля никого внимания, занятая весёлым разговором. Шумная компания разместилась за столиком, парни замахали Махэлю руками: мол, иди сюда, к нам.
Махэль с разрешения начальника покинул своё место за стойкой и подсел к столу, предварительно принёс всём требуемые заказы. Парни обменялись с ним рукопожатиями, девушки – улыбками и лёгкими, ничего не значащими поцелуями в щёчку. Неожиданно Махэль стал скованным, а когда его представили Ринне, вовсе смутился.
Через несколько минут он был уже втянут в живую беседу, нить которой плела и Ринна. Постепенно их разговор стал более личным, Махэль перестал мяться, делился известной ему о ней информацией, она смеялась, смущалась, снова смеялась. Кто-то шутил, что эти двое нашли друг друга.
Примерно через неделю Ринна зашла к Махэлю в бар ещё раз, на этот раз без друзей. Он стоял за стойкой, она сидела на высоком табурете и, замолкая, когда появлялись посетители, требовавшие внимания бармена, они вели разорванную беседу.
- А тебе не было страшно пускаться в такой большой путь, чтобы прийти в Город?
- Я не думаю, чтобы мне было страшно, - Махэль протирал стакан, смотрел в сторону дверного косяка, как будто ожидая кого-то.
- Говорят, долгие путешествия сейчас опасны, - она вздохнула. – Нирхи…
Махэль пожал плечами:
- Глупо бояться, когда чего-то хочется. Я мечтал жить в Городе.
- Я никогда не покидала Город, - призналась Ринна. – С детства всё тут, а сейчас – уже вряд ли уеду. Здесь и учёба, и работа…
- Город большой, его за всю жизнь не узнаешь, - рассмеялся Махэль. – А моя родина совсем не такая. Там было скучно.
- Тебе очень повезло. Мало кто решается путешествовать вот так, далеко, один… Скажи, Махэль… Ты их видел?
- Кого? – он отставил один стакан и взялся за другой. Он волновался, когда говорил с Ринной, и надо было занять чем-то руки. В баре было светло, и спрятать лицо не было никакой возможности. Ринна же никогда не стеснялась выражать эмоции.
- Их. Нирхов, - она наклонила голову. С таким видом она обычно смеялась, но сейчас была очень грустная. Махэль помотал головой.
- Наверное, я бы не выжил, если бы увидел хоть одного.
- Нирх убил моего отца, - призналась Ринна.
- Мне… мне жаль, - пробормотал Махэль. Он собирался привычным жестом поставить стакан на полку, но перед этим недостаточно хорошо вытер его, и тот, влажный, выскользнул из некрепко сжатых пальцев. Ринна подскочила, порываясь обойти стойку и помочь Махэлю собрать осколки. – Ой, сиди ты, - воспротивился он. – Я сейчас всё сам соберу, а то мне ещё выговорят, если посетители будут помогать с уборкой!
Ринна послушалась и села обратно, сложила руки на коленях и вздохнула.
- Я вот думаю, почему раньше никогда не заходила куда-нибудь в свободное время… Знаешь, Махэль, дома немного тяжело… Но с другой стороны… Не знаю, как сказать.
- Если бы дома всегда было хорошо, я бы никогда сюда не переехал, - улыбнулся Махэль, собирая осколки. Ринна заметила, что, сгребая их ладонью, он в какой-то момент дёрнул рукой.
- Ты поранился?
- Нет, что ты! – быстро отозвался он. – Сейчас пойду, выкину это безобразие.
Мусорное ведро стояло на заднем дворе, на улице – чтобы в помещении не распространялся нехороший запах. Он вышел, дверь бесшумно закрылась, сквозь рельефное стекло было видно, как его силуэт наклоняется, что-то стряхивает… Потом он куда-то ушёл.
Ринна осталась одна в баре. Других посетителей не было – всё-таки, не так много было любителей ночами бродить по улицам. Или уж приходили вечером, или до утра не появлялись…
Махэль не возвращался ещё минут пятнадцать. Ринна уже допила свой коктейль, вовсю беспокоясь, собиралась пойти посмотреть, не случилось ли с ним ничего плохого. К тому же, погасла одна из ламп, и в помещении стало темнее. Теней прибавилось.
Девушка поёрзала на табурете, потом соскочила и решительно направилась к второй двери. Идеально чистый, слегка скользкий пол, немного тормозил её движения. Он словно нарочно был такой гладкий – если переберёшь спиртного, и не выберешься сам. А Махэль умел – и неоднократно так и поступал – выкидывать набравшихся посетителей вон пинком. А жители Города, даже пьяные, не любили унижения… Поэтому и таких случаев было не так много.
Когда она уже потянулась к маленькой круглой ручке, по ту сторону стекла возникла фигура человека. Махэль открыл дверь и налетел на Ринну, она чуть-чуть не упала, парень едва успел подхватить её за талию. Она испуганно ахнула, но спустя секунду рассмеялась. Махэль, извиняясь, помог ей встать на ноги.
- Прости меня, что я тебя тут оставил, - забормотал он. – Просто я действительно порезался – мне пришлось бежать до аптеки.
- У тебя здесь нет пластыря? – удивлённо спросила Ринна, позволяя довести себя до стула. Махэль покачал головой:
- Да, я вдруг это вспомнил и забыл тебя предупредить. Но я купил, - он помахал блоком, ещё пахнущим особым запахом медицинских пунктов, и разгладил пальцем зеленоватый квадратик на своей ладони.
- Я правда волновалась… Но ничего, - Ринна махнула рукой. – Я часто волнуюсь.
- Да, я знаю. Все называют тебя госпожа Сердца. Но это плохо, когда сердце часто болит, - добавил он.
- Даже если за других?
- Конечно, - Махэль сел рядом. Волосы у него были такой же длины, что и её, но он умел даже за ними прятать лицо.
- Я не знаю… Если решишь убежать куда-нибудь – не забудь предупредить меня, ладно? – она не обижалась. Об этом ясно говорил её голос, мягкий, с тёплыми нотками.
- Ты так беспокоишься о каждом? – он поднял голову. Глаза у Махэля были тёмно-синие, с светло-голубым ободком у самого зрачка.
- Я… Наверное, - смутилась Ринна.
- Пожалуй, на самом деле, ты удивительный сон Города, - так же неожиданно рассмеялся Махэль. – Я никогда не встречал таких чудных людей, как ты!
- Ты сделал мне комплимент.
Глаза обоих улыбались ещё яснее и ярче, чем любые, самые выразительные губы… Тем более, что губам нашлось другое применение. Ринна позволила обнять себя, тёплые чужие руки коснулись тела, она слышала чужое сердцебиение как своё, и это было не новое, но чудесное чувство.

На следующий день Ринна снова зашла к Махэлю. Впервые за долгое время она позволила себе провести не дома две ночи подряд, пропустить университет. Махэль стоял за стойкой, выглядел не очень счастливым. Ринна помахала ему рукой, но он быстро спрятал взгляд, поднятый на зов висящего над дверью колокольчика.
- Что с Махэлем? – спросила она, подсаживаясь к друзьям. Было странно, что она не слышала их смех прямо ещё снаружи, где лёгкий вечерний туман постепенно окутывал улицы.
- Он немного напуган, - ответил кто-то. – Ты не пришла в уни, иначе бы знала… Одного из наших преподавателей вчера убил нирх.
Ринна закрыла ладонью рот, сдерживая вскрик. Жестокие убийства, совершаемые нирхами, случались стихийно, но уже давно они не касались круга знакомых Ринны. Это не значит, что она не переживала, слушая в новостях о новой смерти, не беспокоилась по ночам, была безразлична, но… Почти всех преподавателей Ринна знала в лицо, много общалась с ними…
- Кого?
- Госпожу Миллах, - сказала бледная Ара, растерянно сплетая в маленькую косичку выбившуюся из хвоста прядь волос. – Где-то в этом районе…
- Махэль сказал, что он вчера ночью выходил на улицу…
- Он ходил в аптеку, - вырвалось у Ринны. – Я была здесь…
У кого-то хватило эмоций на многозначительное переглядывание. Девушка вряд ли просто так останется одна в баре на ночь, а никто раньше не слышал, чтобы у Ринны был какой-то молодой человек. Но никто ничего не спросил.
- Махэль сказал, что впервые испугался, что мог умереть, - Ара понизила голос. – Он никогда так близко не чувствовал опасность нирхов…
- Но ведь он шёл сюда издалека, - возразил кто-то. – И не боялся…
Ринна не слушала их взволнованные рассуждения. Она оглянулась на Махэля, тот разговаривал с посетителем, рассеянно, переспрашивая что-то… Клиент не ругался, но выглядел недоумевающим. Возможно, был постоянным посетителем бара, и знал Махэля как человека активного и весёлого.
Ей удалось оставить своих друзей незаметно и подойти к стойке. Махэль ей нервно улыбнулся.
- Мне ведь повезло, да? – тихо спросил он.
- Мы все немного рискуем, - прошептала Ринна. – Нельзя же совсем ничего не бояться. Страх, он… может быть даже полезен…
Махэль странно посмотрел на неё, видимо, не соглашаясь с этим. Он уже рассказывал Ринне, что страх кажется ему бессмысленным, но, вероятно, сейчас столкнулся с суровыми правилами жизни – иногда выбора нет, ты вынужден бояться.
- Послушай… Ринна… Ты говорила, что тебе не всегда хорошо дома… Я снимаю довольно большой домик… Если ты хочешь, можешь пожить у меня.
Она увидела своё отражение в синих слегка влажных глазах. Сердце забилось как-то по-особенному… Ринна отвела глаза, подбирая слова в ответ, чтобы они не прозвучали глупо. Сердцебиение не успокаивалось.
- Это можно считать предложением?
Махэль, не раздумывая, ответил "да". Уже на следующий день Ринна переехала из своего дома к нему, оставив мать на заботу брата. Она по-прежнему занималась делами, навещала семью, иногда оставалась ночевать в доме, снимаемом приютом. Дети боялись нирхов. Особенно после последних случаев…

Она вернулась с работы с головной болью. Тело, непослушно-ватное, медленное, едва добралось до дома и рухнуло в постель. Махэль сидел на кухне, слушал радио и что-то листал, он не сразу заметил, что невеста пришла домой.
Они хотели сыграть свадьбу тогда, когда в университете начнутся каникулы. Праздник грозил быть очень пышным, у Ринны набиралось огромное число друзей и знакомых, которые хотели бы непременно её поздравить. Махэль был в городе практически один, тесной дружбы ни с кем не имел, но не был против большого количества гостей. Напротив, он даже улыбался и говорил, что у него появится шанс узнать ещё больше хорошо знакомых Ринне людей. Добавлял: "Наверное, твои друзья так же хороши, как ты…У госпожи Сердца не может быть плохих друзей". "И плохого мужа", - смеялась Ринна.
Махэль пришёл в комнату, когда она лежала, обняв руками подушку, и тихо плакала. Отчего была эта головная боль, Ринна не могла сказать точно. Может быть, надо больше времени отводить сну, или меньше волноваться, а может, это давление… Она приняла таблетку, но уснуть не получалось.
Испуганный её бледностью и слезами, Махэль сел рядом, взял Ринну за руку. Рука была горячей, очень горячей. Он не стал спрашивать, что случилось – бывает всякое. Бывает, когда боль появляется просто так, даже у самых светлых и хороших людей, это не мировая несправедливость, а обычная усталость…
Это было не странно, что когда он был рядом, Ринне было хорошо. Махэль гладил её по волосам, слегка вьющимся – с тех самых пор, как она стала стричься коротко, волосы начали завиваться… Ей были нужны его руки, его глаза рядом, ровное дыхание, но частое сердцебиение. Ринна всё-таки заснула…
Когда она вновь открыла глаза, за окном была ночь. Ринна поморгала глазами, пытаясь понять, осталась ли головная боль, но ничего не почувствовала. За окном искрилось ночное небо, в глубине которого скользили точки-звёзды, рисуя разнообразные замысловатые узоры и орнаменты. Астрономы следили за путями звёзд, и иногда Ринна покупала календари с восстановленными небесными картинами. Было такое ощущение, что звёзды хотели общаться с людьми, рассказывали какие-то свои истории… А люди показывают им свои истории, тоже как картинки, только более живые, и более понятные… самим людям. А понимают ли их звёзды?..
- Махэль? – позвала она. – Посмотри, какое небо сегодня красивое!..
Никто ей не ответил. Ринна обернулась и обнаружила, что любимого в комнате нет. Кровать была смята, он лежал рядом, хотя она уже этого не помнила, но сейчас никого не было. Ринна поднялась, поправила смявшее платье – этот жест не слишком помог, мятые складки никуда не делись. Она заглянула на кухню, в столовую, даже в гостиную. Свет везде был погашен.
- Махэль! – позвала она ещё раз. – Ты дома?..
Ответ был очевиден… дома его не было, но… Куда он мог уйти посреди ночи?.. Недавний случай заставил его больше бояться ночей, и на работу его вряд ли могли вызвать. Никто не практиковал таких срочных вызовов, по возможности, даже врачей ночами не вызывали. А то можно вовсе никогда не дождаться медицинской помощи…
Куда он мог уйти? И зачем? Какое срочное дело не будет ждать до утра в Городе?
Ринна бросилась к входной двери, она была закрыта снаружи, но изнутри открыть её не стоило труда. Женщина сбежала с крыльца и остановилась на улице, у решётки. Дорога, на обочине которой стоял снимаемый Махэлем домик, была пуста и безлюдна, как ей и положено. Фонари горели исправно, вокруг Ринны тянулись и перекрещивались тени.
- Махэль! – крикнула она отчаянно.
"Пожалуйста, - думала она, - он же не может погибнуть… С ним всё должно быть хорошо!"
Ринна вышла за калитку. Район, где жил Махэль, находился на окраине Города, домики здесь были маленькие, но Ринна бежала в сторону высоко поднимающихся крыш. Ей было всё равно, куда идти, только бы убедиться, что всё в порядке с Махэлем. Вряд ли разум может объяснить её стремление, ведь она рисковала сама встретить опасность. Было бы правильнее остаться и переждать дома, даже сходя с ума от волнения… Но Ринна не могла сидеть на месте, потому что сердце рвалось на поиски любимого.
Ночной Город красив. Смешение темноты и ярких пятен света, и прекрасный небесный пейзаж над головой, россыпь шевелящихся звёзд. Ринна остановилась на маленькой площади с отключенным фонтаном в центре, подняла голову, задержав дыхание. Она никогда не гуляла по ночам по улицам. С детства ночь и улица ассоциировались у неё со смертью отца.
Но это оказалось волшебной картиной. Ринну перестала бить дрожь, она даже поправила пояс, съехавший в сторону. Крупная красная звезда проплыла над шпилем радиовышки, сверкнула и удалилась куда-то. Несколько маленьких жёлтых огоньков кружились вокруг статуи на крыше особнячка. То есть, конечно, они были очень далеко, но казалось, что облюбовали статую для своих хороводов.
Запыхавшаяся после бега Ринна села на край чаши фонтана. К ней начинало приходить понимание, что Махэля она не отыщет. Надо торопиться домой, потому что нельзя целую ночь просидеть на площади. Любоваться небом можно из окна… Только тогда всё совсем иначе. Нет ни обдувающего со всех сторон прохладного ветра, ни стройных одноногих фонарей, окружающих тебя, ни громоздких зданий, в окружении которых представляешь себя такой маленькой, что звёздам и подавно не разглядеть тебя в лабиринте Города. Ночь в Городе – совсем не то, что день…
Ринна спохватилась и вскочила на ноги. Махэль, когда вернётся, не простит ей, что она так рисковала собой. Она сделала несколько шагов от фонтана и вдруг услышала пронзительный женкий крик. Это был крик боли, которую невозможно вытерпеть, и страха, от которого останавливалось сердце. Ринна испуганно ахнула. Ноги подкосились, она упала на колени. Крик повторился. Это была даже не мольба о помощи.
Ринна подумала, что должна бежать отсюда прочь. Ноги не слушались, она с трудом поднялась. Было страшно дышать, но дыхание невольно стало таким частым, что болела грудь.
Вопреки разуму, Ринна пошла туда, откуда слышался крик. Каждая мысль в её голове кричала о необходимости уйти. Но Ринна дошла до переулка, ориентируясь на слух. Чужой стон, протяжный и негромкий, казался ей оглушительным. Ринне всё было ясно, что там происходит, и она не понимала, чем может помочь той несчастной. Но проходить мимо страдающего человека Ринна не умела с детства. Возможно, мать зря воспитала её сострадательной…
В проулке между домами бледнело две фигуры. Только один фонарь проливал сюда неяркий свет, но его было достаточно. Обнажённая мужская фигура – Ринна видела спину с ярко выступающим позвоночником, обтянутым серой кожей, и шрам на пояснице – наступила коленом на грудь жертве. Тело беззвучно содрогалось. Ринна ощутила приступ тошноты. Она едва сдержалась, чтобы не закричать – даже если бы она добралась досюда чуть раньше, она ничего не смогла бы поделать.
Нирх наклонился, резко дёрнул рукой. Ринна видела лишь движение локтя, но в разные стороны брызнула светлая кровь. Много крови.
- Мама, - выдохнула Ринна жалобно. Ей вдруг представился отец на месте этой женщины. Она схватилась за горло, отступая.
Нирх вздрогнул, услышав её, и обернулся. Ринна закричала, но почти тотчас смолкла. Нирх выпрямился, адресовал ей испуганный синий взгляд, и тоже сделал шаг назад. Он был весь в чужой крови, правая рука дрожала.
- Махэль, - Ринна всхлипнула. К внутреннему ужасу она ощутила, что какая-то часть её радуется, что она нашла своего любимого, что с ним всё в порядке. Другая содрогалась от отвращения.
Махэль коснулся ладонью лба и отвёл глаза.
Она сделала к нему несколько неуверенных шагов. Махэль перестал казаться испуганным, он не шевельнулся. Ринна всхлипывала, пыталась согнать слёзы со щёк, мотая головой, но те всё равно текли медленно, и каждую слезинку она остро чувствовала.
- Ты мне не рассказывал, - прошептала она.
- Это то, что не расскажешь никому, - Махэль попытался плечом загородить от Ринны мёртвое тело. Он был много её выше сейчас, хотя, кажется, они всегда были одного роста.
- Ты не шутил, когда говорил, что в детстве хотел, чтобы тебя боялись? – вопрос прозвучал немного глупо. Ринна прикусила зубами палец, чтобы держать себя в руках.
- Отчасти… В детстве я был ребёнком добрым и немного забитым. Всё случилось иначе… Я достиг того, что было не моим желанием, а было… детским общим заблуждением. Ринна, извини меня, - нирх попытался уйти. Отвернулся, слегка изменённое, но всё же человеческое тело было Ринне знакомым и незнакомым. Она, стараясь не смотреть на труп, потянулась к нему рукой:
- Постой! Куда ты?..
- Ты не должна со мной жить, - он нахмурился. – Меня сначала забавляло, что сама госпожа Сердца полюбила нирха, но потом я понял, что испытываю к тебе то же самое. Не хочу, чтобы ты мучилась этим всю жизнь, Ринна.
- Махэль! – отчаянно крикнула она. – Я тебя люблю, Махэль!
Сквозь слёзы Ринна видела размытый профиль не-человека, которому отдала всю свою любовь, которая не досталась другим.
- Только жестокий может любить жестокого.
Глаза сверкнули непривычно резко, словно последний раз зажёгся и погас сигнальный фонарь на мачте почти затонувшего корабля.
- Но…
- Ты добрая, ты меня простишь, - серая рука потянулась к её лицу, но замерла на полпути. – Я уйду из Города…
Махэль сначала пятился в темноту. Лицо с обострившимися скулами и висками было слегка печальным. Кажется, он принял эту необходимость, как многое, что принимал раньше. Как ежедневные приветствия на работе, похлопывания по плечу, беззлобные насмешки, обещания… Он таял в сумраке, который уже не пробивали лучи маленького фонаря-солнца.
- Нет! Не прощу! – закричала Ринна, поднимая к груди руки. Голос сорвался.
Обманно стремительно расширились глаза Махэля. На самом деле, он не дрогнул. Сначала он просто не принял её слова за что-то иное, кроме крика отчаяния. Ненависти нельзя было ждать от Ринны…
- Если жестокого может любить только жестокий, - напряжённо, подавшись вперёд и продолжая стискивать кулаки так, что гнущиеся от усилия ногти впивались в кожу, продолжала она. – То я стану жестокой!
- Ты не сумеешь, Ринна.
- Я хочу, и я буду тебя любить! – лёгкий испуг скользнул по лицу, остановился в дрожащих уголках рта, но быстро растаял. – Я буду, буду!..
- Ты не должна потом ни о чём жалеть,… - Махэль ей не верил. По его мнению, любимая несла чушь, которая не обманула бы и ребёнка. Разве она может быть жестокой, девочка-луна, маленькая принцесса Города, госпожа Сердца…
Обутая в лёгкий сапожок ножка переступила через белую тонкую руку жертвы Махэля. Тело Ринны пронзила дрожь. Она всхлипнула, и нирх не выдержал, шагнул навстречу, чтобы удержать её, если она споткнётся. Было похоже, что она вот-вот упадёт – подломятся ноги, Ринна заплачет, уткнувшись в ладони, может быть, в колени, прошепчет бессмысленную просьбу, может быть, даже бессильное в её светлых устах проклятье, которое всё равно не станет ни для кого смертельным хотя бы потому, что Ринна не умеет желать смерти.
Ринна не упала. Выросшая девочка-луна бледнела на глазах. Кончиком сапога она задела мёртвое тело, содрогнулась и обернулась.
Жертва, мучительно изогнувшись и раскинув руки, пустыми выцветшими глазами смотрела в бесконечную звёздную кутерьму. Светящиеся разноцветные точки медленно передвигались над ними.
Махэль не поверил своим глазам ещё тогда, когда Ринна решительно отвернулась от тела. Лёгкое "хм" показалось ему шуткой ночного ветра, но бледность невесты всё вернуло на свои места. Вернее, наоборот, перемешало все его мысли. Нирх застыл.
Светлая кровь жертвы, продолжала медленно скользить вниз по обнажённому торсу, слегка щекоча кожу. Всегда Махэль получал от этого большее удовольствие, чем от самого соприкосновение с чужой звездой, но не сейчас.
Бледность Ринны была не следствием обычной тревоги. Кожа, всегда приятно-бархатная, светло-розовая, с невидимым белым пухом, действительно серела. Когда-то то же было с Махэлем. Когда он пошёл за нирх, которую боялся. Пошёл из выворачивающего наизнанку страха, что когда-нибудь что-то подобное произойдёт с ним. Слабый мальчик, в детстве любивший мечтать о том же, о чём думают многие в такие годы. Всеобщий страх и признание, вера в собственную тёмную исключительность, образ мрачного и одинокого злого гения, бессменно привлекательного для наивных жертв… Такие мысли часто мелькают даже в головах более взрослых, сознательных людей. Мало кто решается потерять свою звезду так… В обретении жестокости взамен страха.
Страх уютен. За страхом можно спрятаться. Страху можно поклоняться. Страх поддерживает и объединяет.
Жестокость делает изгоем, врагом, объектом ненависти. Махэль столько раз за одним столом с многочисленными знакомыми возмущался беспределом, творимым в Городе нирхом. Им самим. Говорил о справедливом возмездии, о божественности звезды, о всём том, что в голове каждого делало любого нирха проклятым врагом.
- Ринна, - Махэль ещё несколько мгновений наблюдал за её лицом. Постепенное изменение тронуло её тело. Она испугалась, когда вдруг хрустнули внутри кости. В голове взорвалось что-то, разлилось безумным фейерверком по сознанию.
Нирх заулыбался. Блаженная пустота внутри, когда погаснет звезда, вовсе не похожа на описываемые обывателями муки, рождающиеся лишь в их воображении. На самом деле, отчасти эта боль приятна.
Он поймал падающее тело и крепко обнял. Сильная дрожь, охватившая Ринну, передавалась его телу, он чувствовал сквозь кожу, как сердце неистово бьётся, пока из крови исчезает свет. Кровь нирхов темна, потому что внутри них нет звёзд…
- Я могу быть какой угодно, - спустя минуту или две, пока она лежала у него на груди и дрожала, прошептала Ринна. – Жестокой или госпожой Сердца. Только бы любить тебя.
Махэль провёл по холодеющему телу новорождённой нирх кончиками пальцев. Он сам был таким же холодным сначала. Потом тепло вернётся. Нирхи могут жить среди людей, неузнаваемы, идеальные актёры, потому что любой актёр должен быть немного жестоким. Вживаясь в образ, он лжёт другим, даже если для того употребляет свой великолепный талант.
Пальцы сомкнулись на декольте платья.
- Настоящие нирхи не носят одежду, - ответил он тихо, - любимая.
С треском порвалась ткань. Не так просто разорвать одной рукой простую тряпку, сдёрнуть сразу платье – тем более. Махэль бросил в сторону разорванную материю, та, чуть подхваченная уличным сквозняком, отлетела в сторону и закрыла лицо мёртвой женщины.
Чтобы быть жестоким, нужно, чтобы твоя звезда упала.
Вот почему, когда на небе звездопад, жители Города предпочитают пережидать ночи дома.

Автор: Горация 10-11-2007, 19:25

Ох, Ди, жутковатый рассказец у тебя получился… (в смысле, здрасьте, я добралась и есс-но, начну ругаться).
Идея, в принципе, ясна, вот только, как и у большинства из нас, выглядит немного недоделано. На мой взгляд, акцент у тебя сделан немного не на те вещи для такой концовки. Напрашивается пляска не вокруг доброты героини, а вокруг того, как ей плохо было без любимого, как одиноко, что ни всеобщее обожание, ни работа, никакие иные заботы не способны его заменить, заполнить эту пустоту. Тогда становится более логичен и ее страшный шаг – решение пойти за ним. Сейчас же эта веская причина притянута за уши. У тебя получилось, что у нее все хорошо, она такая добрая, всеми любимая, и вдруг бац… откалывает такую странную штуку. Трагизм через потерю отца….? Тоже маловероятно: это прошлая трагедия, обжитая боль. Это данность, которая ничего не меняет спустя столько лет. В общем, как говорится, пришла я и всем все испортила…
(возможно, конечно, что у меня это просто старость… да и что не привидится с температурой!?)

Но… любые смысловые недочеты я могу простить (возможно, что-то где-то упустила, недопоняла, не постигла, в конце концов. Авторский замысел – святое)… а вот стилистические экзерсисы…
Такое впечатление, что ты рассказ не вычитывала.
Тавтология имеется (указывать не буду, ты прекрасно разберешься сама))). Кроме того, встречаются весьма занятные предложения:

"Самая высокооплачиваемая работа в Городе – ночные рестораны и гостиницы."
Это как? Впервые слышу, чтобы ресторан и гостиница были работой…Если бы стояло «самые дорогие заведения в городе – ночные рестораны и гостиницы» или же «Самая высокооплачиваемая работа в Городе – дворник и ночной сторож» - это понятно. А тут выходит следующее:
(что) работа (где?) в ночных ресторанах и гостиницах.

«Так она довольно рано стала редко бывать дома.»
здесь явно что-то не так.

«Людям склонно удивляться неожиданным проявлениям доброты»
Тоже весьма занимательно… Тут уж выходит, что либо «люди склонны удивляться», либо «людям свойственно удивляться».

«Махэль был не стеснительный, но приятный юноша»
ага… из этого следует, что приятными могут быть только стеснительные…а этот – исключение.

«Начиная с того, что спаивали его, порой, так удачно, что только суеверность и доброе сердце начальника не позволяли тому выставить Махэля на улицу посреди ночи, заканчивая попытками выводить все интересующие построения из ответов на самые посторонние вопросы.»
на редкость путано…

«Однажды у Ринны выдался свободный вечер, и она согласилась провести его с товарищами»
не иначе, как по партии…

«А тебе не было страшно пускаться в такой большой путь»
такое впечатление, что эту фразу сказал иностранец, изучающий русский. Или индеец, как минимум... Что значит «большой путь»?

«что она не слышала их смех прямо ещё снаружи»
впечатляет… так прямо или еще?

«Праздник грозил быть очень пышным»
весьма странный глагол для праздника. Грозил – говорит само за себя и вызывает совсем не праздничные ощущения. Я бы поняла если бы речь шла о дне всех святых (потирая ручки): праздник грозил быть очень страшным…

«Ринна обернулась и обнаружила, что любимого в комнате нет. Кровать была смята, он лежал рядом, хотя она уже этого не помнила, но сейчас никого не было.»
при всем желании, мне так и не удалось понять: было… или все же не было??? Кто лежал тогда?

«Лицо с обострившимися скулами и висками»
отчего-то я не уверена, что виски могут обостриться… со скулами все ясно, они выпуклые… но виски – плоские.

«бледность невесты всё вернуло на свои места. Вернее, наоборот, перемешало все его мысли»
(что?) бледность (соответственно, что сделалА?) вернула… перемешалА.

«разлилось безумным фейерверком по сознанию»
сознание – вещь нематериальная… соответственно по нему – никак не может. Если только в нем.

Автор: DiVert 10-11-2007, 19:48

Горация
Спасибо ^^.
По поводу нелогичности концовки - ты не первая, кто мне говорит это. Я пожалуй тоже это вижу, но опыт вживания в героев был совершенно неудачный. Я не смогла прочувствовать то, что происходит, поэтому завершила так, как мне показалось логично внешне, а с внутренней стороны героев передать не получилось(( Мне показалось, что это не моё в принципе - описывать такие ситуации, но рассказ бросать было жалко)
Никогда не смогу описать, как человеку плохо без любимого, ей-богу))) Поэтому и плясала от доброты. Максимум, могу позволить предположить, что она этого испугалась, что ей плохо будет... Ведь бросилась она его искать, потому что за него боялась, не могла представить, как без него жить?.. Сложно со стороны смотреть на эту проблему, просто сюжет упорно требовал именно такого завершения, крушение идеала доброты вследствие такой пакости вещи, как любовь.

Не со всем согласна, я про исправления) Виски могут в моём понимании обостриться - речь ведь идёт не совсем о человеческом существе.
По поводу работы - имелась в виду работа в ночных заведениях, именно. Но повторять дважды "работу" в пределах одного предложения особого желания не было.

Имела в виду молодой возраст...

Некоторые нестеснительные бывают неприятными ^^

Это скорее всего окказиональное значение. Автор - то есть я - не переносит праздники ^^
В метафизику по поводу сознания впадать не стану, исправлю все недочёты и - даже не знаю! - как-нибудь подумаю про изменение отправной точки вектора финала.

Автор: Матильда 15-01-2008, 16:17

Недавно прочитала рассказ. И чувствую себя не настолько уверенно, чтобы комментировать ...а потом подумала и решила, я же читатель, вот и скажу... Развязка была острой, очень. Но противоречия, как такового, я не заметила, иначе все было бы лишком так, что и стоило бы ради этого что-то писать; у автора получился остросюжетный великоленый рассказ, с возможностью создания сценария, я просто вижу его; и по пунктикам свои впечатления:
1. я не любитель жанра сюжетного, но тут вопреки ... оторваться не могла, от себя не ожидала, читала как ребенок - взахлеб; "а дальше что?!"
2. может я что-то крамольное скажу, ну да ладно... Автор совершенно понятно задал и раскрыл образ доброй героини, абсолютно светлого существа, но, может подсознательно, автор уже в начале начал задавать в таком темпе и яркости краски, при этом не нарушая равновесия (нет!), что у меня начинает закрадываться легкая тень досады (почему досады потом скажу) и предчувствия ... не просто все так, как это называется САСПЕНС ? Да, именно так;
3. почему досады? любовь по Фромму - несколько видов - у героини, воспитанной добром, по идее в пуританской среде, материнская чувство доброты-любви ко всему сущему, в том числе и к Махэлю, должна была соединиться с эротической любовью - к нему же - что победит...
4. так вот этот вопрос изначально - уже предчувствовался, и досада у меня возникла из-за того, что понимая, что такое светлое существо заранее обречено на жертву (хотя можно и вопрос поставить) во имя, что так дорого сейчас...т.е. в тот момент, когда раскрывается образ героини. И еще досадно, что она этого испугалась, что ей плохо будет... Абсолютно согласна. Наверное в этом смысле и соприкоснулись любови - и материнская и эротическая - альтернатива потеря Махэля одинакова; любовь материанская -удержала бы ее, а любовь эротическая - подтолкнула к нему...Махэлю.
По этому рассказу, самодостаточному в смысле литературном, и сценарий бы хороший получился, это точно!
И об этом серьезно бы подумать
Мне очень понравился рассказ, спасибо

Автор: DiVert 29-01-2008, 15:09

Матильда
Спасибо за понимание) Особенно касательно концовки.
Твой отзыв мне был очень приятен.
Сценарий... подумать






А я вот... не писала очень давно. У меня совершенно не получалось. И вдруг на днях мне удалось набросать нечто маленькое и прозаическое, и я очень обрадовалась, что снова могу ладить со словами и предложениями... Так что хочется поделиться.

Там, выше, был рассказ "Кофе"... Теперь - "Чай" =)

Рядом с чашкой на столе лежал бутерброд с сыром, толстым куском "маасдама" с причудливой дыркой у одного края.
Глиняный чайник продолговатой формы выпускал через носик тонкую струйку пара, там, под аккуратной маленькой крышечкой плавали листья и травы, собранные её руками. Она приподняла горячую крышку и обратной стороной ножа – разыскивать на столе с посудой ложку было чрезвычайно неохотно – помешала чай. Он пах домом. И ещё немножко – мировой гармонией.
Зелёный чай на самом деле смутно-зелёный. Если его заварить некрепко, то он светло-жёлтый, почти совсем прозрачный, и это контрастирует с сильным травяным запахом. Если же подержать его дольше, то чай будет тёмно-коричневым, горьковатым, с тёмными кусочками листьев, вырвавшихся наружу из чайника вместе с потоком кипятка.
Но совершенно всё равно, какого зелёный чай цвета, жёлтого или коричневого, потому что главное – это вкус и запах. С едва слышным шорохом он лился в кружку, постепенно заполняя её почти до краёв. Потом чайник отправился на своё место, на подставку, а тёплая кружка оказалась в её ладонях.
Не ей было открыто согревающее свойство чая. Чувствующие высокую температуру напитка внутри руки перебирают кружку, становятся мягкими, забывают, что почти беспрерывно последние несколько часов били по клавишам или скребли ручкой по бумаге. Приятное тепло разливается внутри, подавляет кашель, зарождающийся где-то в глубине, вкус оседает в горле, ноздри ловят запах трав и пар, и всё это создаёт невероятный комфорт.
Но чай греет ещё и душу. Хотя, она не любила это слово, поэтому классифицировала это ощущение совсем по-другому. Чай греет мысли, приносит в них порядок, помогает собраться и решить проблемы. Время течёт совсем иначе, на самом деле, оно вовсе не течёт, когда в твоих руках есть кружка с горячим чаем. Да, на кухне есть часы, большие, настенные, они ходят почти бесшумно, однако невозможно не заметить движение стрелок, но всё это не имеет значение за утренним или вечерним чаепитием. Это – время внешнее, безразличное, а внутреннее становится бесконечным и упорядоченным.
Вселенские проблемы, замкнувшиеся в одной человеческой сущности, нахождение принципа мироздания, столкновения противоположных сверхсильных желаний и необходимостей, можно решить только перед тёплым глиняным чайником, держа в руках любимую кружку, привезённую из дома, она была в этом абсолютно уверена.
Первая кружка закончилась. За окном ничего не изменилось, сквозь прозрачный тюль был виден рассеянный свет из чужих окон, жёлтый, белый, даже синий. Фонари не горели, зато в парке бродило много собак, но они были внизу, и не портили картину – дома, окна, много неба. Это замечательное окно, в него видно, вопреки законам природы, и восход, и закат.
Чай радостно плеснулся в кружку, уже темнее, крепче, с более сильным травяным запахом. Но менее горячий. Она сегодня очень устала, и ей нужен был какой-то новый отдых. Сколько можно спать на нерасправленной кровати просто потому, что нет сил или желания её расправить? Смотреть в одиночестве фильмы на маленьком экране ноутбука, а после трёх часов сна заставлять глаза разлепляться с помощью чайной заварки, потом читать бесконечное количество совершенных книг и засыпать снова, чёрт знает как, со странным ощущением, что что-то не так, а что – непонятно.
Мир такой беспорядочный, он только в теории укладывается в строгие законы. Законы алгебры, а не пространственной геометрии, где угол может быть прямой, а то и лучом, и где круги могут иметь общую границу, а не точки соприкосновения. Вот если бы мне дали мир, думала она, в котором всё правильно и нет безумных нелогичностей, например… например, в нём есть только чай. И бутерброд с сыром.
Вспомнив о бутерброде, она тут же решила приговорить его как можно скорее и может быть даже сделать себе второй. Это же, в конце концов, завтрак… Или сейчас вечер?.. За окном и так, и так темно, и кто определит по этим часам, полдевятого ли до полудня или после?..
Она залила содержимое заварочного чайника, заставляя листья снова отдавать свой вкус и аромат простой кипячёной воде, и потянулась к кнопке включения радио. Мужской голос завершал выпеваемую фразу. Молю, лечить меня скорее прилетай, я обескровлен…
Пришедшая с работы соседка сразу услышала, что в доме кто-то есть. По крайней мере, играет музыка на кухне – радио на полную громкость. Но кухня была пуста, если можно считать "пустым" маленькое помещение, заставленное мебелью, бытовой техникой и посудой. На столе остывал – и уже почти остыл – заварочный чайник, а рядом с кружкой лежал целый, со съехавшим частично на столешницу куском сыра, бутерброд.
Соседка заглянула в кружку и заметила расходящиеся в от центра круги, превращавшие её отражение в смешную мультяшную мордочку. Целых полчашки чая осталось!..
"Совсем на неё непохоже, - подумала соседка. – И куда она подевалась?.. Не в кружку же с чаем провалилась!.."
Хотя, ей самой порой хотелось уйти от проблем – бытовых и не очень – в счастливый мир, пространственно определяемый только чашечкой вкусного чая.

Автор: DiVert 8-03-2008, 22:53

Очередное бессюжетное. Свежее.



Счастливый билет

Я занимал уютное местечко у окна, занавешенного тёмно-фиолетовым бархатом. Прямо у моего лица болтались золотистые пышные кисти, которые раскачивались и иногда ласково гладили меня по носу и щеке. Особенно когда я начинал дремать, сморенный усталостью, и прислонялся головой к тонкой, слегка подрагивавшей стенке дилижанса.
Пункт отправления, оставшийся уже далеко позади, был принявшим форму небольшого городка скоплением сложнейших дел на много лет вперёд, и в мутных воспоминаниях представал местом зловещим. Он стремился пожрать моё время, как корова клевер – не останавливаясь и постоянно пережёвывая. Не проходило и часа, чтобы рутина не совала морду в розово-белую россыпь моих фантазий, окружённых бесконечными четырёхлистниками. На отдых я уделял разве что несколько часов беспокойного сна в сутки, да и то в это время меня не оставляли дела. То и дело снилось, как я теряю свой портфель – и собираю документы по крупице по всему городу, а кто-то тем временем успел завернуть в них булочки, рыбу, а то и самокруток навертеть. Ну и много чего другого неприятного иногда приходило ночами в мой непослушный, не желавший отдыхать мозг, это и вспоминать не хотелось… Обстановка не располагала к тоскливым мыслям, что вернуться всё равно придётся, рано или поздно.
Но сейчас я ехал отдыхать. Пункт моего прибытия ассоциировался с раем небесным, по крайней мере, там я надеялся забыть обо всех заботах и отдаться существованию будто бы внутри холста с изображением прекрасного идиллического пейзажа. Это местечко, в котором всё, абсолютно всё, будет удовлетворять моим желаниям. Я уже сейчас представлял себе небольшое озеро, пару километров в длину, но узкое, чтобы его можно было переплыть без особого труда. Пологий берег чередуется с обрывистым, но песка почти нет – меньше всего на свете я люблю песок. Этот мелкий бело-жёлтый пакостник пробирается везде. Его можно найти в ботинках, носках, брюках, ушах, шляпе и даже портфеле!.. Зато почти к самому берегу подступает лес, у воды это кустарники, но такие разросшиеся, что вполне можно посидеть у них в тени. На одном берегу беседка и маленькая пристань для лодки, а на другой – особнячок на одну, собственно говоря, мою персону. Он светлым пятном выделяется на фоне тёмно-зелёного леса.
Это небольшой двухэтажный кирпичный домик, выкрашенный бежевым и белым, со спальней, кабинетом, гостиной и большой мансардой. В гостиной я собирался принимать – удивительное дело – гостей. Удивительное потому, что мне следовало возненавидеть всех людей этого мира ещё во время своей работы, когда даже в выходной тебя могут вызвонить из уютной постели, заставить расстаться с пухлой подушкой, подставляющей свой бок под твою истосковавшуюся по ней щёку, и отправиться на какую-нибудь важную встречу. Однако я никогда не был мизантропом. Этому типу людей слишком неприятно жить, чтобы я позволил себе к ним принадлежать. Я даже работу, которой занимаюсь всё время, не оставляя себе почти никакой свободы, люблю. Просто отдых не может быть лишним. Собственно, поэтому я и покинул городок N в этом уютном дилижансе, никому не сообщив, где меня искать, и экипировавшись только любимым длинным тёмно-зелёным сюртуком, белой рубашкой, тростью и портфелем.
Кроме меня, здесь были и другие пассажиры. Девушка с живым взглядом, в длинном свободном платье, украшенном вышивкой и перевязанном плетёным поясом. Она сидела напротив меня, и около её лица занавеска была отдёрнута. Девушка с большим удовольствием смотрела за окно, и на её лице было столько удивления, что я решил: она путешествует по этому маршруту впервые. О да, из окна открывается прекрасный вид, сложно не поддержать её в этом восхищении. Иногда она восторженно восклицала: "Ах, смотрите, смотрите!" – и её сосед мгновенно поворачивал голову.
Сосед был полноватый мужчина, постарше меня, но с такой подвижной мимикой, что сначала мне показалось, что лёгкие морщины – лишь косвенный признак постоянных движений лицевых мышц. Мне почему-то показалось, что он актёр, хотя я иногда посещал театр в нашем городке и ни разу не видел его на сцене.
Место рядом со мной было свободно, но дилижанс в любом месте мог подобрать нового пассажира, поэтому я старался не занимать слишком много места, чтобы не копошиться потом, подбирая полы расстёгнутого сюртука и ёрзая на мягком сиденье.
- О, какая прелесть! – воскликнула девушка, прижимаясь к стеклу. – Посмотрите, посмотрите!..
Актёр – я решил для себя именовать его так – вежливо последовал её просьбе. По нему было заметно, что он, так же, как и я, привык к этим чудесным путешествиям. Возможно, мы даже встречались как-нибудь в этом уютном дилижансе, и сидели рядом, не исключено, что и беседовали. Просто из моей памяти всё, что не касается дел, стирается слишком быстро. Случайные попутчики входят в ту область, которая тает с нарастанием темпа жизни, как иней на стекле, едва только станет тепло.
К тому же, на этом маршруте не принято называть друг другу имена и близко знакомиться. Новые знакомства усложняют отдых, а не упрощают его – я был согласен с этой мыслью целиком и полностью. Мне требуются или одиночество, или совершенно определённая компания, в которой я готов проводить свой отпуск. Конечно, вы можете со мной не согласиться, это целиком ваше право, но знакомств мне хватает и на работе.
- Посмотрите и вы! – попросила она, оборачиваясь ко мне и тотчас возвращаясь к наблюдению. – А то оно уплывёт!.. Ах! Уплыло! – она расстроилась, опустила руки, сложила их на коленях и надула губы, но глаза её продолжали блестеть.
А я как раз собрался взглянуть на одно из тех чудес, которое так удивляет путешественников в первое время. Но к тому времени, как я дёрнул шнур, отодвигая занавеску, по ту сторону дилижанса действительно уже не было того, что привело попутчицу в столь яркий восторг.
Но это наверняка было что-нибудь восхитительное. Места эти населены самыми чудесными существами, какие только доступны – а то и на самом деле недоступны – человеческому сознанию. Я сам поначалу не мог оторваться от окна!
Сейчас вид по ту сторону окна был самым обычным для этой дороги. Пейзаж из тех, к которым очень быстро привыкаешь, несмотря на всю кажущуюся фантастичность, и он радует глаз, как любимая фотография на стене над кроватью или фонарь напротив окна, который загорается в одно и то же время суток, неизменный и прекрасный.
Насколько хватало глаз, раскинулось пушистое разноцветное море: белоснежное, серое, голубое, сине-чёрное у далёкого горизонта, и неизменно блестящее под солнечными лучами. Само светило, близкое и жёлтое, висело по другую руку. Я не люблю сидеть у того окна, мне по душе, выглянув наружу, видеть причудливую тень дилижанса, запряжённой четвёрки коней и фигуры кучера. К тому времени, как дилижанс прибывает на место назначения, солнце добирается и до моей стороны, но обычно я уже устаю смотреть по сторонам, а особенно от слепящей голубизны неба, и либо засыпаю, либо углубляюсь в чтение. Утомлённый длительным путешествием, я и в этот раз расслабился, задёрнул занавеску и, прикрыв глаза, прижавшись щекой к мягкой обивке, погрузился в свои мысли. Вероятно, очаровательная моя попутчица решила, что я тотчас заснул, потому что я больше не слышал её взволнованных звонких восклицаний. А ведь солнце как раз сейчас медленно переползало на её сторону, рисуя широкими мазками ещё более яркие золотые переливы на облачном море. Она наверняка была в восхищении.
На самом деле, я уделил время мысленному формированию своего большого труда, который писал много лет, и так до сих пор не написал. Оригинальнейшая задумка, какой я не встречал ни у одного человека, уже давно занимает достойнейшее место в моей голове, но воплотить её в текст мешают сиюминутные дела, которые важно сделать немедленно. А труд литературный, особенно литературно-научный, имеет важность и ценность вневременную. Иногда я признаюсь себе, что никогда его не напишу. Впрочем, после такого откровения с самим собой, я, как правило, так же горячо возражаю: как же, ты уделяешь работе все выходные, и особенно – отпуск, когда сам умиротворённый мир вокруг покровительствует спокойной сосредоточенной работе. В сумме свободные от одной работы дни давали время для другой. Такой вот у меня отдых, и я готов согласиться, что на него не всякий бы подписался.
Колёса подпрыгивали на мягких кочках, и дилижанс раскачивался. Я сам не заметил, как поддался плавным колебаниям, и занимавшие мою фантазию сложные фразы, которые приходилось хранить в себе месяцами, и повторять, как заклинания, растворились в таком же пушистом сне, какими были окружавшие нас облака.
- Приготовьте ваши документы, пожалуйста, - раздался громкий голос, и я мгновенно проснулся, с ощущением лёгкой досады. Первым делом, придя в себя, я машинально проверил, где мой портфель. Неизменного спутника своей жизни – из тёмной натуральной кожи, с матовым замком и несколькими отделениями внутри – я нежно прижимал к груди, пока дремал, откинувшись на мягкую спинку сиденья.
Стряхнув с себя сон – справляться с сонливостью быстро я умел, если бы затягивал с этим делом, всегда бы опаздывал на работу – я полез в портфель в поисках бумажника. Он соскользнул куда-то в самый низ, под книги, папки, ручки и прочие атрибуты, без которых я не мыслю свою жизнь.
Кондуктор – а это был именно он – пока интересовался билетами остальных пассажиров. Кстати, как я успел заметить, появился ещё один господин, с огромной сумкой, похожий на чехол для контрабаса, только без той части, куда прячется гриф. Он уже протягивал свою бумагу для проверки.
В наше время без проверяющих инстанций даже птиц в курятнике не развести и детский сад не открыть. Ко всему, от самого простого до самого чудесного, приставлен свой наблюдатель. Так что на этом чудесном маршруте без контролёра тоже не обошлось. На моей памяти он появлялся с самого первого путешествия, в неизменной голубой фуражке, с круглой крылатой бляшкой, изображавшей несущуюся по причудливым волнам карету. Однажды мне попал в попутчики дедушка лет семидесяти, который поделился со мной воспоминаниями о временах, когда каждый посвящённый мог прокатиться в этом дилижансе. Я каждый раз мучаю себя нарочитой бессонницей, чтобы оплатить отпускную поездку, так что я охотно согласился со своим попутчиком – нынче наступили страшные времена, когда альтруистов не осталось даже среди добрых духов! Надо сказать, за последние годы цена значительно возросла, и я не уверен, что ещё через пару десятков лет смогу позволить себе творческий отпуск. А некоторые ещё удивляются, почему к старости талант писателей нередко гаснет. Попробовали б вы работать в таком темпе, особенно если от вас требуют ежедневного сидения в кабинете и внеурочных поездок по всему городу - в общем, двухсотпроцентной отдачи!..
Тот же дедушка сказал, что помнит первый рейс, на который заступил наш кондуктор, такой же неизменный, как и средство транспорта. Он даже не постарел за это время, сохранил и пышные чёрные усы, и прямую осанку, словно у военного, и даже сумка на поясе не поменялась.
Он проверял выданные нам документы, утверждавшие право на проезд, и выдавал билеты – прозрачные карточки с чёрными номерами, которые ни разу мне так и не пригодились. На моей памяти так же не встретилось ни одного человека, который бы ехал без разрешения, но я слышал, такие случаи бывали. По этим рассказом выходило, что с нарушителем немедленно происходит нечто странное. Поначалу я предполагал, что "зайцев" высаживают, спускаясь на землю, как поступают, когда требуется забрать пассажира. Однако один болтливый юноша сказал, что нарушитель просто тотчас исчезает, как только контролёр узнаёт, что у него нет позволительного документа. И хотя физиономия того юноши не внушала доверия, я предположил, что наш кондуктор действительно выглядит довольно грозно. Какие глаза, под бровями и козырьком фуражки! Впрочем, я до сих пор сомневаюсь что "зайцы" исчезают навеки, как с горячностью уверял меня этот полнощёкий молодой человек, а просто возвращаются в свой дом и теряют возможность заказывать этот чудесный дилижанс. Я совершенно не представлял себе, чем они живут дальше.
Я наконец-то извлёк бумажник и вытащил из большого отделения продолговатый, вдвое сложенный бланк, заполненный мелким неразборчивым почерком. Я мог разобрать там лишь своё имя.
Кондуктор кивнул, пробежав глазами по строчкам и вернул мне документ, а потом извлёк из сумки прозрачный квадратик, взглянул на него и протянул мне.
- Поздравляю, у вас счастливый номер, - сообщил он, подмигивая из-под фуражки.
Я удивлённо посмотрел на зеркально расположенные на бумажке цифры и спросил:
- Спасибо, но что это значит?..
- Да в общем-то, как и на любом другом транспорте, - ответил мне кондуктор, уже проверяя документ у актёра, - ничего особенного... Всем приятного отдыха, - пожелал он, открыл дверцу и шагнул на полном ходу в облачное море.
- Ах! – воскликнула девушка, её сосед успокаивающе что-то ответил и, протянув руку, захлопнул дверцу.
А вскоре мы приехали, резвая четвёрка остановилась, и я вышел из дилижанса на берег своего любимого озера. Ожидавшая меня лодка покачивалась на воде, дул прохладный ветерок. Кучер прикрикнул на лошадей, шевельнул поводьями, и наш транспорт унёсся в небо.
Все оставленные в городе N дела мгновенно исчезли, я посмотрел на своих спутников. Мужчина с большой сумкой уже таял где-то в стороне, похожий на актёра господин стряхивал что-то невидимое с пол пиджака, но вид у него был довольный. Милая девушка подпрыгивала и хлопала в ладони, как радующийся красивой игрушке ребёнок. Я улыбнулся ей, она помахала мне рукой, побежала в сторону зарослей и растворилась прямо перед зелёными ветками, словно призрак.
Я побрёл по тропинке к пристани, а когда обернулся, всё ещё ждущий кого-то мой попутчик казался смазанной фигуркой, залитой водой акварелью. Я подумал: любопытно, что видел каждый из них!.. Как выглядит для них это место?.. Но потом я отпустил эту мысль, сокровенными вещами разве правильно - делиться с неизвестными попутчиками? В конце концов, каждому ведь удобнее творить в своём, уютном мире... Что же приглашать туда кого ни попадя?
И я, полюбовавшись на уютный вид моего дома на том берегу, поставил портфель и принялся отвязывать лодку. Может быть, мне, как обладателю счастливого билета, повезёт на особенное вдохновение?..

Автор: DiVert 5-04-2008, 21:29

А между прочим, идея лежала аж с конкурса на тему "Звездопад". Но не случилось, не случилось. Случилось другое.


В одном из старых кварталов стоял фонарь. Не менее, кстати говоря, старый: сам он считал, что освещает свой кусок улицы с самого основания города! Года шли, и масляная лампа давно сменилась электрической лампочкой, но сам фонарь оставался таким же высоким, вытянутым к небу, украшенным гербами давно свергнутой власти. Разве что светил он теперь чуть ярче, да и включался автоматически - а раньше каждый вечер его зажигал фонарщик. Происходившие изменения фонарю нравились – теперь ничто не покрывало копотью его желтоватые стёкла-грани, и никто не беспокоил его ежедневно. Конечно, к нему протянули какие-то тонкие прочные ниточки, пустили по ним щекочущий ток, но в этом в принципе не было ничего неприятного. Зато фонарь любил одиночество. Он гордо стоял на своём месте вот уже более двух веков и никогда не хотел знакомиться со своими братьями слева и справа (всего метрах в шести каждый, у них даже освещаемые области пересекались!). Ему также нравилось, что теперь эти странные существа-люди, зачем-то вечно снующие внизу (вместо того, чтобы счастливо разместиться и всю жизнь, например, любоваться звёздами) заглядывают редко. Например, чтобы почистить запылившиеся стёкла, или ввинтить новую лампочку. Иногда – чтобы что-то на него повесить, какую-нибудь ленточку или шарик. Последнее не очень нравилось фонарю, но что поделать, у людей, как он успел понять, не очень хороший вкус.
Ещё одна ситуация, когда блаженное одиночество фонаря кто-то нарушал – это если людям казалось неправильным, что он мигает. Тогда они забирались по лестнице наверх и меняли новую, ещё не перегоревшую лампочку на другую, часто приговаривая: "Какое удивительное дело! Совсем свежая лампочка! Наверное, где-то контакты разошлись!". Но это вовсе не было причиной. Фонарь просто любил смотреть на звёзды.
Он был уверен, что звёзды – такие же фонари, как он сам. Вообще-то ему не были известны понятия вроде "космос" или "вселенная", которые сейчас каждый ребёнок знает. Небесный купол представлялся фонарю чем-то вроде такого же города, только перевёрнутого. И ещё, этот город был так далеко, что когда светит солнце, его не видно. А как только оно садится, там, высоко, тоже зажигаются фонари. Много-много далёких фонарей рисовали карту небесного города и порой – даже часто – мигали своим земным братьям. И фонарь тоже хотел мигать им в ответ – да вот людям это почему-то не нравилось. Поэтому иногда фонарь на них обижался, давал себе слово стать таким же нелюдимым, как соседи справа и слева, но каждый раз не выдерживал и возобновлял общение с городом наверху.
Фонарь очень привык к человеческому шуму. Мир внизу менялся, но вовсе не так стремительно, чтобы так уж им интересоваться. Каждый день одно и то же, потом – раз! – что-нибудь новое (к таким событиям, например, отнеслось появление автомобилей), но это новое непременно вскоре превращается в скучную рутину. Поэтому фонарь предпочитал не слышать людей, днём крепко спал, а к вечеру просыпался, открывая свой оранжевый глаз, недовольно щурился на суету и поднимал взгляд в тёмное красивое небо.
Таким образом, это был очень романтичный, самолюбивый и немного раздражительный фонарь. Впрочем, ночью-то всё не так плохо! Суета затихает – ещё лет пятьдесят назад это происходило раньше – и он остаётся почти в полной тишине. Изредка в освещаемый круг заскочит собака, но быстро скроется обратно в полутьму какой-нибудь арки. Собак фонарь тоже не слишком любил… ну, можете понять сами, по какой причине.
Однажды одной из таких ночей он созерцал небо и услышал шум. По улице, неритмично цокая каблуками, бежала девушка, изо всех сил, отчаянно, спотыкаясь, но всякий раз чудом удерживая равновесие. Её преследовал, двигаясь куда более широкими шагами, высокий крепкий мужчина, и, что не странно, догнал. Девушка закричала, вцепившись в фонарь, но чужая ладонь быстро закрыла ей рот. Кажется, она попыталась укусить нападавшего, но тут он вытащил нож, и сопротивление было мгновенно пресечено. Фонарь чувствовал, как она, судорожно цепляясь за его столб, сползает вниз, к основанию, обнимая его руками. Вообще-то, люди никогда раньше так себя с ним не вели. Он не очень понимал, что происходит; тем временем мужчина спрятал нож, поднял чужую сумку, заглянул в неё, раздражённо повозил внутри рукой, а потом, взяв оттуда что-то, бросил на асфальт. И убежал, тревожно озираясь по сторонам, оставив жертву лежать посреди освещённого круга.
Фонарь, настроенный на романтический лад, совершенно не желал, чтобы рядом кто-то находился. Кому надо, чтобы столь уютное одиночество так грубо нарушали?.. Прибежали, устроили возню… Он очень ждал, когда девушка, наконец, закончит лежать, встанет и уйдёт. Терпение его всё-таки закончилось, и фонарь вернулся к своему любимому ночному занятию, ворча про себя на таких невежливых людей. Даже ночью не могут оставить его в покое! И так весь день на него опираются, ставят у подножия какие-то неопрятные сумки, обрызгивают грязной водой, а то и вовсе фотографируются с ним, не спросив разрешения. В конце концов, они даже по его территории бродят, не соблюдая элементарной вежливости! И пачкают её, бросают там мусор – а им, интересно, понравилось бы видеть такую грязь на своей территории?..
Наутро прохожие нашли тело девушки с тремя глубокими ножевыми ранениями, умершей от потери крови. Вызвали милицию. Те оцепили фонарь красно-белой ленточкой, нарисовали мелом абстрактную фигуру, мало похожую на человеческую, много фотографировали, в общем, не давали ему нормально отдыхать. Он был страшно недоволен и искренне желал, чтобы больше ночью по его тихой и спокойной улице не пробегала ни одна легкомысленная девушка. Очень охота потом не спать весь день!.. Не останется никаких сил светить ночью… А ведь ночью так приветливо мигают звёзды. И больше ничто не представляет интереса.

Автор: DiVert 17-09-2008, 22:45

Оо сомнительная сказка...

Человек, который воровал книги

Жил-был человек, который воровал книги. И не просто так, из магазинов или библиотек, где, в общем-то, достаточно только уметь быть незаметным, чтобы оставить что-нибудь при себе, а прямо из рук.
Обычно он делал это в переходах метро или других местах, где людей много, и где можно обнаружить подходящего потенциального дарителя. Пересаживающегося со станции на станцию, например. Просто так люди с книгами в руках обычно не ходят, потому что если и читают в дороге, то делают это в подходящем транспорте. И, кстати говоря, встречается такое чаще, чем некоторые себе представляют.
Человек этот выбирал свою жертву, безмятежно размахивающую книжицей, проходя мимо, вынимал бумажный лёгкий (иногда и не очень лёгкий, но люди редко таскают с собой тяжёлые фолианты) томик, и тут же растворялся среди множества спин и других частей тел, прижимая к груди очередное приобретение.
Когда-то он с удивлением открыл для себя, что улов вполне может отличаться разнообразием. У человека постепенно образовалось целое собрание заполученным таким образом книг, и в нём было всё, от дамских романов до чешской классики, несколько случайно затесавшихся глянцевых толстых журналов, взятых, видимо, в каком-нибудь опьянении, и даже один французский учебник старославянского языка середины девятнадцатого века.
А люди, которых он таким образом обкрадывал, редко считали, что потеряли что-то ценное. Бывали, конечно, такие случаи, что потерянная книга была куплена на последние копейки стипендии, или стоила очень дорого, или досталась в наследство от дедушки, и экземпляров её в мире было всего ничего… Но эти случаи были единичными. Книгу можно купить снова, или заплатить за неё штраф в библиотеке, можно даже просто махнуть рукой и порадоваться, что у тебя не выдернули сумку или не вытащили кошелёк из кармана.
Человек любил свои книги. Даже то, что они были на самом деле чужими, его ни капли не смущало. Он верил, что им у него хорошо, и непременно читал каждую (даже если они повторялись), вдумчиво, с удовольствием – так, как понравилось бы любой книге. Он делал это не в толкучке в метро, а у себя дома, в кресле, под светом лампы, и всякий раз не начинал охоту за новой книгой, если ещё не была прочитана предыдущая.
Но однажды так случилось, что он вытянул вот уже в третий раз тот же популярный детективный роман (его сбила маскировка тёмной непрозрачной обложкой, за которую спряталась примелькавшаяся иллюстрация), и он не в силах был читать его вновь. На следующий день он решил изменить своим традициям и украсть какую-нибудь другую книгу.
Он выбрал себе в жертву девушку, и быстрым, но не нервным шагом прошёл мимо, протянув руку и схватив книгу за корешок. Но тут всё пошло не так. Девушка обладала удивительно хорошей реакцией, и вместо того, чтобы нервно разжать пальцы и позволить книге выскользнуть, напротив, сжала их, удерживая её, как если бы это был, например, золотой слиток. Человек очень удивился и даже испугался, потому что пришлось впервые встретиться глазами с тем, кого обычно он просто не замечал. Он всегда обращал внимание на руки и походку, но никогда – на лицо. Девушка смотрела недовольно, даже гневно, и продолжала идти, не пытаясь ни остановиться, ни возмутиться вслух.
Как вы думаете, что случилось тогда? Встретившись с ней взглядом, этот человек вдруг понял, что нашёл подобного себе, крепко держащегося за свои книги как собственность, уверенного, что если он их купил или у кого-то взял, то остаётся над ним патроном, и всё такое… А потом эти две родственные души жили долго и счастливо и любили друг друга и свои книги до конца дней. Так вы думаете? Тогда вы живёте в каком-то совершенно неправдоподобном мире.
Едва не испепелённый взглядом девушки, которая не захотела расставаться с книгой, хотя не была готова к нападению и вряд ли подозревала, что кому-то в голову вообще может прийти украсть её, человек понял, что его затея обернулась провалом. Он отпустил корешок и торопливо растворился в толпе, какое-то время ещё нервно оборачиваясь. Впервые с ним произошло что-то подобное. Он сказал себе, что всякое бывает, что не всегда удача поворачивается лицом, что однажды такое вполне могло случиться, и вот оно случилось, но это вовсе ничего не значит!..
Но незабранная книга словно привязала его к себе какой-то невидимой нитью. Или взгляд девушки выжег из него прежнюю решительность. Когда он видел прохожего, небрежно размахивающего каким-либо бумажным изданием, и испытывал желание повторить хорошо отработанный трюк, то сначала внезапно вспоминал ту, так и не взятую и не прочитанную книгу, а потом её хозяйку.
Так что вообще-то это грустная история про человека, который потерял себя в жизни. Понятно?

Автор: Горация 18-09-2008, 10:02

Так-с… давненько я тут не ораторствовала. Надо наверстывать)

Не знаю чем, но неуловимо напомнило Альфонса Доде))))

Хочется добавить в конце, что он больше никогда не воровал книги, а не просто потерял смысл в жизни)
А вообще, лично для меня, напрашивается продолжение. Если этот человек так маниакально воровал книги, то, вполне возможно, что он хотел бы найти эту девушку и все же стащить у нее именно ту книгу). Подобных людей такие курьезы обычно наоборот раззадоривают).
Эта сказка выглядит как завязка, а не как законченный рассказ, было бы очень уместно развить дальше какое-то логичное действие, и уже потом подвести к тому, что человек потерял смысл в жизни. Но, это лишь мое мнение) Возможно, кто-то скажет, что все на своих местах.

А теперь немного по самому тексту:

«подходящего потенциального дарителя»
«Дарителя» я бы здесь точно взяла в кавычки.

«Пересаживающегося со станции на станцию»
«пересаживающегося» - ну очень труднопроизносимое слово.

«Человек этот выбирал свою жертву, безмятежно размахивающую книжицей, проходя мимо, вынимал бумажный лёгкий (иногда и не очень лёгкий, но люди редко таскают с собой тяжёлые фолианты) томик, и тут же растворялся среди множества спин и других частей тел, прижимая к груди очередное приобретение.»
Создается впечатление, что «проходя мимо, вынимал бумажный легкий…» - не томик у них из рук, а что-то (из своего кармана, например, пакет), чтобы с помощью этой штуки совершить воровство.
«растворялся среди множества спин и других частей тел» - на мой взгляд, с частями тел малость перебор… «спин» - в контексте нормально и понятно… а вот остальные части я бы точно опустила.
И «приобретение» тоже хочется в кавычки.

«целое собрание заполученным таким образом книг»
м… собрание чего? – книг. Книг каких? – заполученных)))

«Он верил, что им у него хорошо, и непременно читал каждую (даже если они повторялись), вдумчиво, с удовольствием – так, как понравилось бы любой книге.»
Хорошо)))

«Он делал это не в толкучке в метро»
По-моему, второе «в» - лишнее.

«что он вытянул вот уже в третий раз тот же популярный детективный роман»
м… напрашивается «тот же популярный детективный роман, который… (и что-то еще о романе). Какая-то не законченная конструкция получилась.
Либо «вытянул вот уже в третий раз один и тот же популярный…»

«крепко держащегося за свои книги как собственность»
Наверное, «как за собственность», иначе получается, что собственность – это человек.

«Впервые с ним произошло что-то подобное.»
А почему такое неопределенное «что-то подобное»? Вполне понятно, что конкретно с ним произошло.

Автор: DiVert 18-09-2008, 19:34

Горация
О, уловила все камушки. =) Насчёт кавычек - особенно согласна, видимо, бурлившая во мне ирония казалась слишком очевидной мне самой, и я не обратила внимание, что нужно как-то подчеркнуть её в тексте. И остальное тоже подправлю.

Мне не хотелось бы включать сюда нравоучение. Это не рассказ о том, как плохо воровать книги. Нет, конечно, ничего хуже, чем анализировать собственные рассказы, но в общем, это просто метафора. Не всегда ведь увлечения человека с точки зрения общей морали положительны. А человеку, скажем, нравится его занятие. И девушка эта как раз "отрицательный герой", который рушит его идиллию. (:
По моей мысли, она его напугала, и он просто не решался продложать действовать дальше, в том числе и искать её) Бывает же, что люди перестают бороться за своё счастье (в том числе и с чужими книгами)... И ситуация их так и остаётся трагически неразрешённой.

Кстати, я думаю, что это и не тянет на полноценный рассказ. Это скорее... ну, байка) Если бы жанр байки был узаконен)

Спасибо!

Автор: Горация 18-09-2008, 19:45

Официально узакониваю жанр БАЙКИ на этом форуме!!!!!!

Собственно, по этой причине я и провела параллель с Доде) можно сказать, что и он порой писал байки)
А пожелание что-то добавить - видимо мое вечное подсознательное стремление к большой прозе)))

Автор: DiVert 8-11-2008, 2:18

Старое-доброе...
Ну, не очень доброе. Ну ладно.


Реальность.

Реальность оказалась чёрной-чёрной, совершенно неотличимой от сна. Он крепко жмурился, потом часто моргал, но яркие зеленоватые пятна были лишь следствием напряжения век. Мир вокруг был абсолютно тёмен, словно и не существовал вовсе, словно он очнулся в нематериальном Ничто…
Но, к счастью, реальность была осязаема. Иначе он сошёл бы с ума ещё в первые несколько секунд, когда пришёл в себя и не обнаружил никакой разницы с только что оборвавшимся кошмаром. Что с открытыми, что с опущенными веками, вокруг он видел только темноту. Но зато не болтался в вакууме, не ощущая ни почвы под ногами, ни температуры воздуха… а лежал, и чувствовал спиной ребристую поверхность.
Здесь было холодно. Где "здесь" – об этом он думал с тех пор, как справился с внезапно накатившим ужасом. Когда он только очнулся, то пережил приступ паники… Ноги до сих пор казались ватными, а в голове крутились мысли, такие же чёрные, как окружающий мир. Если бы он не пришёл в себя лежащим, то непременно бы упал.
Продольные широкие полосы, ощущаемые спиной сквозь влажную рубашку, по качеству казались деревянными. Шероховатые и неровные, они помогали ему знать, что он жив… И что вокруг что-то есть.
Он испытывал потребность немедленно понять, что это за место. Здесь было тихо, лишь иногда доносилось какое-то шуршание, но бояться его было так же глупо, как бояться деревянных досок. В конце концов, если он что-то слышит, значит, что-то есть. Шорохи, шорохи, шорохи… Крысы? Он скривился от омерзения и невольно подтянул ноги. В голую ступню впилось что-то острое, похожее на щепку. Боль была не такая сильная, но неприятная, и тогда он нашёл в себе силы сесть, чтобы достать занозу.
Если бы не эта щепка, он пролежал бы ещё неведомо сколько минут, часов, терзаемый размышлениями, где он, что это за ровно уложенные доски, почему плечами он ощущает узость этого места и что-то железное, холодное… И что он здесь делает?
Что было до хаотической темноты сна, из которого он вырвался? Как он оказался в этом месте, босой, в одной рубашке и брюках?
Подземный холод, пробирающийся под кожу, настораживал.
Он выдернул засевшую в ноге щепку и несколько раз сжал пальцы ноги. Ему казалось, что на ступне выступила кровь, но она и так была влажная, как будто после пробежки по утренней росе… Роса. Трава. Яркие краски мира, который определённо тоже есть, только где-то вне этой темноты.
Не переставая чувствовать саднящую боль в левой ступне, он опустил обе ноги на деревяшку, постучал ими, словно проверяя, действительно ли она твёрдая, не рассеется ли она, как дым, вместе со всем окружающим, не видимым, но осязаемым миром… Потом встал, с трудом удерживая равновесие. Затёкшему телу казалось, что его окутало утыканное острыми иглами полотенце.
В этой чернильной тьме надо было чему-то радоваться. Эта потребность теплела под самым сердцем, единственно способная привести его в чувство. Иначе снова станет слишком страшно, чтобы куда-то идти. И, как он лежал, не шевелясь, на деревянных дощечках, так и будет стоять, пока с ним не случится что-нибудь… нехорошее.
Оказалось, это не такое и узкое пространство. По крайней мере, он смог раздвинуть руки. Внизу, где он лежал между холодными, кажется, металлическими балками, было меньше места.
Он глубоко вдохнул холодный влажный воздух и сделал шаг, тут же едва не споткнувшись об одну из деревяшек, почему-то вывороченную. Взмахнул руками, покачнулся, но устоял на ногах. Осторожно сдвинулся в сторону, желая нашарить стенку, и достиг её. Она оказалась такой грязной, что он невольно отдёрнул руку и сморщился.
Он перешагнул через невысокую преграду, потом встал на что-то, похожее на ступеньку, и провёл по стене рукой. Она состояла из труб, тёплых и покрытых толстым слоем пыли и грязи, а ещё из шероховатого материала, вроде камня. Ему было некогда находить в шокированном мозгу наиболее близкие ассоциации.
Если у помещения есть пол и стены, а потолок вполне предполагаем – с него что-то сыплется прямо на голову, заставляя вздрагивать – то скорее всего, есть и вход. Или – для него – выход. Эта мысль подстегнула его идти дальше. Он осторожно двинулся вдоль стены, а рукой потянулся к голове, чтобы стряхнуть кусочки чего-то, что неожиданно свалилось на волосы.
О том, что руки у него грязные, он вспомнил запоздало – когда уже провёл по голове и случайно нащупал отозвавшуюся болью рану, покрытую коркой засохшей крови. Кажется, кто-то сильно ударил его по затылку…
"Наверное, поэтому я ничего и не помню", - подумал он. Он точно знал, что если кого-то бьют по голове, несчастный может не сразу вспомнить даже собственное имя. Кстати об имени. Как он ни напрягал мозг, там бродили и кувыркались только невнятные буквенные сочетания. Ал… Ан…
Спотыкаясь, он шёл вдоль стены. Та поворачивала – и впереди ему мерещилось что-то светлое. Вроде как тусклая лампочка где-то далеко-далеко. Глаза не привыкали к темноте, он не видел контуров предметов и ориентировался только по ощущениям, но там, впереди, всё-таки что-то горело. Он постарался идти быстрее.
Тут мир вокруг изменился. Он ощутил всем телом, как реальность задрожала, словно собираясь испаряться. Когда смотришь на что-то сквозь дым, оно дрожит примерно так же.
Он обернулся и увидел вдалеке четыре слепящих белых огня. Гораздо более ярких, чем тот, что мерещился впереди.
Этот свет осветил и мысли, бродившие вслепую в голове и не находившие слов, чтобы вербализоваться. Чёрт возьми, как он раньше не понял! Это же тоннель метрополитена! Рельсы, провода, изолированные в кривых трубах, чернота – ему выпало очнуться на том отрезке тоннеля, где почему-то погасло освещение…
"Что я здесь делал?" – спросил он себя, падая в узкое пространство, обратно на ровно уложенные деревянные доски. Тут наверняка уже прошёл какой-нибудь поезд, прямо над ним, пока он был без сознания… Может, даже не один.
Грохот нарастал, царившая в тоннеле дрожь снова вселила в него ужас. Он надеялся, что спасётся в этом узком месте – потому что вряд ли помогло бы прижаться к самой стене, попытаться с ней слиться… Или помогло бы? Ведь между поездом и стеной должно быть какое-то расстояние?
Он подумал об этом запоздало. Его действиями руководила только паника. Он упал, но… не до конца. Больно ударившись грудью о выступающую часть, он увидел в освещённом жёлтым сиянием тоннеле, что в этом месте были вовсе не низкие деревянные дощечки, а приподнятый над ними металлический параллелепипед, невесть зачем нужный здесь кусок железа, возможно, что-то скрепляющий, или отмеряющий расстояние, или – да кто знает!..
Самое главное – он внезапно осознал, что лежит ровно на уровне рельс. И тут поезд вспорол ему спину, выбил позвоночник и снёс часть черепа.

Автор: DiVert 30-11-2008, 21:48

Пусть будет)
Жалкая самоирония, написанная в период переживания сильной головной боли и просмотра экранизации "Правил волшебника".


Ряды солдат гвардии Тёмного Властителя смешались, ещё только заметив между деревьями внушительную широкоплечую фигуру всадника. Восхищение Марены, родившееся, стоило слабым солнечным лучикам заблистать на светлых доспехах Избранного, не уменьшилось, даже когда её обдало фонтаном крови из вспоротого горла ближайшего стражника. Она верила, что он спасёт её, ведь Избранный заступается за тех, кто страдает несправедливо, какая разница, что и без того грязное платье теперь ещё и пахнет чужой кровью!
Сокрушающий зло меч Избранного почти не встречал преград, потому что сила справедливости вела его руку. Оставшиеся в живых солдаты уносили ноги, даже оборачиваться не смея.
Мокрая и грязная Марена с восторгом смотрела на остановившегося победителя, не решаясь даже произнести слова благодарности. Сложно было сказать, выглядит он внушительно, потому что у него такие красивые доспехи, или потому что от него исходит невидимое благословенное сияние светлых сил. Избранный, оставшийся наедине со спасённой девушкой, кучей трупов и парочкой топчущихся на месте лошадей, из тех, что были менее нервными и не умчались прочь с испуганным ржанием, как только здоровый конь Избранного с треском проломил кусты сбоку от дороги.
Тем временем, Избранный спешился, стащил с головы шлем, держа его под мышкой, наклонился к ближайшему мёртвому и, пошарив у него в районе пояса, отстегнул флягу.
Пока он пил, Марена не трогалась с места. Её спаситель оказался настоящим красавцем, как и положено Избранному из народных легенд. Светлые вьющиеся волосы до середины уха, ясные голубые глаза, мужественные скулы – в общем, полный набор.
- Ну, поехали, наконец, - с интонацией замученного общением с фрейлинами наследного принца произнёс Избранный, отпив из фляги. – Если они вернутся, это будет совсем некстати.
Марена вздрогнула, не веря своим ушам, потом подобрала юбку и, перешагнув через труп солдата, подошла к нему. Ехать за спиной у Избранного, чудесного спасителя, вот уже сколько лет борющегося с Тёмным Властителем!..
- Вон лошадка есть хорошая, - слегка отодвинулся от неё Избранный. – Спокойная. Возьми, и поспешим.
- Э… ну конечно, - кивая, пробормотала Марена, глядя на меланхоличную светло-серую клячу. Та покосилась на неё безразличным глазом и переступила сухими тонкими ногами, не проявляя энтузиазма.

На весьма жалкой по своим размерам полянке они расположились на ночлег. К этому времени Марена опустилась с небес своих мечтаний на землю, потому что последние несколько часов приходилось иногда верхом, а иногда и пешком преодолевать разнообразные природные преграды, из которых состоял этот лес. За это время успело надоесть, что одежда прилипает к телу, что острые ветки вечно норовят выколоть глаз, и что Избранный молчит и даже не всегда оборачивается, чтобы подать ей руку.
Теперь он разжег костёр. Есть было нечего, зато хоть можно было присесть. Когда-то бурей повалило старое дерево, к его торчащему вверх суку они привязали лошадей, и на нём же устроились перед огнём.
- Спасибо, что спас меня, - наконец-то, отдышавшись и смирившись с антисанитарией, сказала Марена. Печальное настроение потихоньку отходило, она снова смотрела на профиль Избранного в более-менее спокойной обстановке, и ей мерещились в его сосредоточенном взгляде высокая печаль и усталость человека, который заботится о целом мире.
- Ничего бы с тобой не случилось.
Марена озадаченно приподняла брови:
- Как это?!.. Неужели, ты не знаешь, зачем они везли меня Тёмному Властителю!..
- Знаю, - уныло ответил он. – Честно сказать, я как раз собирался пообедать в таверне в Лаарте, когда тебе взбрело в голову проповедовать какую-то ерунду на главной площади. Только дура будет заниматься таким опасным делом, когда город наводнён солдатами Властителя.
Марене пришлось закрыть рот, чтобы переварить услышанное.
- Но я не понимаю, как можно молчать! Я не могу!.. Люди заслуживают свободы, но слишком напуганы, чтобы говорить!..
- Так и молчала бы, - перебил её Избранный. – вот тоже не понимаю, чего рот открывать, когда ясное дело, что это ни к чему не приведёт, слушать никто не будет, зато тебя саму притащат пред очи Тёмного Властителя, и ясное дело, ничем хорошим это не кончится...
- Ну и что, что страдать, ведь за...
- Чушь собачья, - буркнул спаситель.
- Что же ты говоришь такое? - возмутилась Марена. – Ты ведь… благородный воин!.. Про тебя сложены легенды!.. Пророчество говорит, что…
- Нашёл бы этого пророка – язык бы ему оторвал, - в голосе Избранного наконец-то проснулось чувство, судя по всему, довольно сильное.
Марена совсем растерялась, не зная, что ответить. Произнесённое Избранным совершенно не вязалось со всем, что было о нём известно. И его скептически искривлённые губы, и померкшие глаза, окружённые едва заметными морщинками, и сцепленные в замок руки, лежащие на коленях, - он сидел, наклонившись вперёд и опустив плечи - выдавали человека, уставшего и отягощенного какой-то мучительной ношей. Первое изумление, смешанное с отвращением, прошло.
- Но ведь ты делаешь это, - мягко сказала она, проникаясь симпатией к приобретавшему в её глазах всё больше простых человеческих черт легендарному герою, - ты чувствуешь это! Тебе тоже больно знать о жестокости в мире, ещё больше, чем мне,... - Марена сама растрогалась от своих слов. – С тобой просто нет никого, кто бы поддерживал тебя... Одиночество тяжело, - она нерешительно пододвинулась к нему, поправляя цепляющееся за сухую кору юбку, - но мы мыслим одинаково, верно! Я хочу помочь тебе, я пойду с тобой...
- Ох уж эта романтика, - тихо и невыразительно произнёс Избранный. – Если я не буду спасать несчастных и помогать нуждающимся, я буду испытывать очень сильную головную боль, - равнодушно добавил он. Марена поперхнулась своими мечтаниями, в которых образ справедливого воина сиял куда ярче костров, на которых горели все мученики этой эпохи; а она неизменно находилась рядом.
- Что ты хочешь сказать?..
- Ну, я всё говорю как есть. Больше всего я люблю спокойно перекусить и не люблю дураков, не дорожащих той жизнью, что у них имеется, и рвущихся на ненормальные подвиги. Из-за них мне никогда не поесть и не поспать. Я же не желаю себе зла – мечом головную боль не убьёшь.
Марена помотала головой, зажмурив глаза. Прекрасный воин и герой жаловался ей на мигрень, возвышая дымящуюся баранину над страдающим народом.
- Если ты так подходишь к этому... и собираешься всё время ворчать, я не хочу никуда с тобой идти! – возмущённо воскликнула Марена, всё миропонимание которой только что обрушилось. – И не пойду! – она вскочила и отвернулась от костра, направив свой увлажнённый слезами взгляд в зловещую тьму леса.
- У тебя тоже будет невыносимая головная боль, - пожал плечами Избранный. – И тебе всё равно придётся со мной путешествовать и меня любить. Чувствуешь это, верно?
Марена чувствовала. Слова воина были ей глубоко противны, но стоило задуматься об этом, как виски начинало ломить так, что хоть стони на весь лес.
- О, Боги!.. И кого винить в моей несчастной судьбе?.. – она покорно села обратно на ствол поваленного дерева и сложила руки, как и он, в позе человека, обречённого на то, что ему глубоко безразлично и даже противно.
- Одного жалкого идиота по ту сторону светящегося выпуклого голубого… неба, - в тон ей ответил Избранный, с каждым повышая голос. – Может быть, когда-нибудь мне удастся и ему отрубить голову?..

Автор: Горация 2-12-2008, 15:04

А мне понравилось))) Даже, я сказала бы, довольно оригинально и необычно! Занятные герои... в какой-то степени, скорее, анти-герои, и именно этим они уже интересны. А фраза «Прекрасный воин и герой жаловался ей на мигрень, возвышая дымящуюся баранину над страдающим народом» вообще тянет на афоризм) Мне кажется, из этой штуки можно выудить неплохую идейку для чего-то поглобальнее.

Автор: DiVert 2-12-2008, 22:41

Горация
Благодарю)
С моим темпом жизни совершенно нереально писать что-то глобальное, поэтому я впихиваю всё, что можно, в жанр байки и коплю мысли для извержения, которое, надеюсь, однажды произойдет)

Автор: Kyona d'ril Chath 7-12-2008, 19:28

Эээ... мне кажется, или с этим предложением и правда что-то не так? =))

Забавно, люблю такие выверты. Только не совсем понятно, с чего Марену-то накрыло? Избранный же, как я понимаю, обязан спасать всех дураков героев, нарвавшихся на неприятности? Почему именно она - его половина?

Автор: DiVert 7-12-2008, 20:38

Kyona d'ril Chath
*вкуривает* оно почему-то разорвалось со следующим предложением =)

ну как бы авторская воля. =) ей придется быть его половиной, даже если очень не хочется.

Автор: Kyona d'ril Chath 7-12-2008, 21:22

Хых ) уж очень авторская воля получилась - из текста нифига не понятно почему. Может, стоит в начале намек какой-нито добавить? Что она - именно та, Самая? ))

Автор: DiVert 7-12-2008, 22:52

Kyona d'ril Chath
Прости, но мне почему-то кажется, что я напихал в текст столько на это указаний, что уже дальше как-то неприлично. оО Сложившаяся ситуация, которую знает главный герой, головная боль у Марены по аналогии с Избранным, как только она хочет выбрать другой путь в жизни, и указание на то, что во всём виноват дядька по ту сторону экрана ^^.

Автор: DiVert 30-12-2008, 19:10

Идея была написать рожденственский рассказ *)
Вышло омм... Ну, не совсем по законам жанра.

Новогодняя хоррор-стори.

Миловидная пара – черноусый мужчина в костюме Деда Мороза и девушка в лёгком голубом полушубке, явно не согревающем (но того и не требовала нынешняя погода – зима выдалась на редкость дождливая), – стояли у сереющей на перекрёстке улиц станции метро, как два ярких сказочных персонажа, прибывших из другого мира и раздавали листовки. Не с тем измождённым видом, с каким суют бестолковые карточки и бумажки в руки в местах большого скопления людей мрачные старушки или студенты с наушниками в ушах, талдычащие одно и то же, неслышно, самому себе, чтобы не испарилось чувство исполняемого долга, за который платят триста рублей в день. Они улыбались всем прохожим, но больше всего детям, а тех в их сказочной непосредственности мгновенно откликались на улыбку.
"Мам, смотри, Снегурочка!"…
Дед Мороз улыбался в чёрные усы и изучал молодыми глазами родительниц и родителей.
Подходили они к самым молодым. К тем представителям посвящённых, кто уже познал радости и тяготы заботы о младших людях, но сами ещё зачастую не контролировали собственные желания быть взрословатыми подростками. Таких мам и пап можно узнать не только по семенящему за ними трёх-четырёхлетнему ребенку в модной среди подростков шапочке, натянутой на самые уши, но зачастую по взгляду, по разговору, по странному диссонансу, возникающему, когда общаешься с ними. Не завершив своё существование в одной группе, они прыгнули в другую, часто через себя, через родителей, или наоборот – с помощью последних. Есть множество вариантов, как и множество людей, которые будут рождаться и нацеливаться на семью, не представляя, что это значит навсегда перенаправить вектор от себя в зачастую неблагодарное пространство.
То, что они предлагали, в первую очередь вызывало подозрение. Сомнительные косые взгляды, торопливое подтягивание ребёнка к себе поближе, стремление быстро свернуть разговор и побежать по своим делам, семейным, рабочим и даже тусовочным, зачастую все одновременно. Иногда их ничто не задерживало, но иногда вмешивались дети.
Дети всегда знают свою выгоду, и очень ее любят и ценят. Они не могут устроить ее сами, и ждут от других. Взрослые, в конце концов, созданы для того, чтобы их радовать, разве не так? И ещё учить. Правда, иногда они дают совершенно дурацкие советы – не брать у чужих дяденек конфетки, не совать пальцы во все такие любопытные и таинственные дырки и говорить много лишних слов ("здравствуйте", "спасибо", стихотворение про зайчика), но это можно снисходительно им простить.
Если же что-то происходит не так, можно рискнуть исправить положение в свою пользу. Основной приём – это то, что родители называют "канючить". В крайнем случае, разразиться рыданиями. Беспомощность – прекрасный повод для шантажа, и хотя зачастую ребёнок не знает, что означают эти слова, его тактика выверена и логична.
"Ну ма-а-ама… Это же Дед Мороз!"
Дед Мороз садится на корточки и, покопавшись в не очень большом мешке, слегка замызганном дорожной грязью, извлекает чупа-чупс или маленькую шоколадку. Молодая мама перестает походить на излишне натянутую струну и постепенно начинает таять.
Эта пара представляла частную компанию по организации детских праздников, какую-то довольно солидную, судя по их словам и протягиваемым глянцевым (а не просто картонным) карточкам-визиткам. Телефоны, сайты, адрес главного офиса. "Вы можете узнать о наших рекомендациях в…" "Мы давно известны на рынке услуг как…" "Родители доверяют нам своих детей вот уже…"
Суть их предложения была очень проста. Прекрасно понятно, что далеко не для каждого Новый год – сугубо семейный праздник, который полагается проводить за салатом оливье перед голубым телевизором. Особенно для новых поколений, которое одно за другим влюбляется в "тусовки", далёкие от семейности. Или – по-своему "семейные", но связи в которых созданы совсем на другой основе. Или – просто хорошая компания, чтобы выпить и повеселиться, потому что смена года – это здоровый кусок надежды, в которую можно верить, а можно не верить, но сложно игнорировать.
Привычка линять из дома лет с четырнадцати, пятнадцати, шестнадцати – или даже раньше – на праздники, чтобы объединиться с теми, чьи представления тебе уютнее, ближе или просто приятнее, кажется не такой уж серьёзной. Мол, можно пережить, если надо будет.
Если я стану настоящей матерью, или настоящим семьянином. Если надо будет собраться и распланировать серьёзность, как не планировались часы работы на первом курсе института, чтобы совмещать их с лекциями. Если некому, кроме меня, будет посидеть с ребёнком.
Но – искушение провалиться в жизнь старую и приятную, при всей, может быть, симпатии к текущей ситуации, гложет, как полагается настоящему искушению. Подруги и друзья, с которыми несколько лет традиционно ехал загород пускать фейерверки и пить пиво, сидя в снежном сугробе, или, наконец, просто прыгать от ночного мороза на мосту, когда бьёт двенадцать.
Маленький ребенок, разумеется, такого напряжения не переживет. И некоторые, к тому же, понимают, что не очень кстати брать его с собой на дружескую вечеринку. В общем, сидите дома, друг с другом тоже хорошо под бой курантов выпить за долгую счастливую семейную жизнь. Можно маму с папой пригласить…
"Дед Мороз" и "Снегурочка" с глянцевыми визитками предлагали следующую услугу: они организовывают для детей совместный новогодний праздник непосредственно 31 декабря, в отличие от обычных ёлок, которые тянутся с конца декабря до середины января, а то и дальше. Они рады обеспечить детям общение между собой, песни, игры, сказочные чудеса, вкусный праздничный ужин и затем – спокойный сон. Родители на новогоднюю ночь оказываются удивительным образом свободны – они знают, что их дети под присмотром, что люди, которым они их доверили, учитывают все их пожелания, и что на следующий день можно будет забрать своего счастливого ребёнка, и самому при этом быть удовлетворённым прошедшим праздником.
"Вы можете позвонить и всё узнать по этому телефону…" "Можете прийти в наш офис, вот по этому адресу…" "За всю нашу историю не было ещё ни одного отрицательного отзыва…"
Разумеется, все "подлавливаемые" молодые родители всё равно уходили от этой улыбающейся пары. От Снегурочки с рыжей косой, светло-зелёными глазами и правильным прямым носом, от Деда Мороза с мешком чупа-чупсов и красной нахлобученной на самый лоб шапкой, почти как закутывают и запихивают в шерстяные вещи детей, когда только-только начинаются слабые морозы.
"Мама, мама! Дед Мороз!.. Смотри, Дед Мороз!.."
"Добрый день. Какой у вас чудесный ребёнок! Сколько ему лет?.. Скажите, вы уже решили, что будете делать 31 декабря?.. У нас для вас есть интересное предложение!.."
~~~
"Ну не волнуйся, тебе будет весело, смотри, сколько ребят!"
"Обязательно уложите её спать в десять!"
"Мама придёт завтра утром!"
"Не давайте моему сыну ничего молочного, у него аллергия на лактозу и..."
"Иди ко мне, я поправлю..."
- Ваши дети замечательно проведут время, - Снегурочка, не переставая широко улыбаться, закрыла дверь.
- Жарко, как в Аду, - похлопал себя по красному тёплому пальто Дед Мороз.
- Душные мамаши, - продолжала его коллега, - надеюсь, кончились!
- Может, придут ещё, - ухмыльнулся в усы Дед.
- Иди с детьми играй! – сверкнула глазами Снегурочка. – А я пока всё приготовлю...
~~~
В центре огромной комнаты стояла пышная свежая ёлка, опоясанная разноцветными флажками. Гирлянды лампочек горели красным, зелёным и жёлтым, а верхушку украшал старый остроконечный шпиль, слегка помятый с одного боку. Этот изъян, впрочем, дети увидеть не могли – слишком высоко.
Дурманяще пахло свежей хвоей. У подножия ёлки лежали игрушки и картонные коробочки с конфетами, привлёкшие внимание большинства детей. Знакомиться друг с другом в таком возрасте ещё не так легко.
- Дедушка Мороз, - обратился к ряженому молодому человеку мальчик, стоявший в сторонке, - а ты сегодня к другим детям не пойдёшь?.. Они не получат подарки?
Молодой человек в красной шапке, белой бороде и румяных щеках широко улыбнулся и, затруднившись с ответом, но чувствуя необходимость выкрутиться, потому что дети с их пытливостью вечно задают те вопросы, которые задавать не следует, громко сказал, опуская руку в карман:
- Какой ты хороший мальчик, заботишься о других ребятах! Конечно, они получат подарки!.. Я же всё-таки волшебный Дед Мороз! – он вытащил из кармана большую шоколадную конфету и протянул мальчику. – Держи.
- Спасибо, Дедушка!..
Чтобы избежать дальнейших разговоров подобного заковыристого толка, Дед Мороз нажал на копку магнитофона, и из динамиков раздалось "ты увидишь, что напрасно называют север крайним". Публика не слишком воодушевилась, продолжая или кучковаться, или одиноко и смущённо смотреть на остальных.
Мороз вздохнул, прищурил один глаз, и приподнял руки, обращая на себя внимание.
- Дети! Возьмитесь за руки! Устроим большой красивый хоровод вокруг нашей красавицы-ёлки!
- А Зайчик придёт? – раздался робкий вопрос.
- Кто? – переспросил озадаченный молодой человек.
- Зайчик, - непреклонно повторила девочка.
- Э... Конечно, он скоро придёт! Он уже торопится к нам из леса, скачет по сугробам в наш город... Давайте встретим его весело! Встанем в круг, дети!.. Споём нашей красавице-ёлочке волшебную песню! – он щёлкнул кнопкой магнитофона, переключая мелодию, и взяв за руку ближайшего мальчика, белобрысого карапуза в смешно сидящем на нём маленьком фраке, потянул его за собой. Дети быстро стянулись в одну змейку.
- В лесу родилась ёлочка,... - начал он нарочито низким басом. Дети подхватили с охотой. Разряженная ёлка даже раскачивалась от бегающих вокруг нее вприпрыжку детей. - ...Метель ей пела песенку,.. - Дед Мороз поднял взгляд на верхушку ёлки, снова прищурился, осторожно соединил руки державшихся за его белые варежки детей между собой и отступил к двери. – ...Спи ёлочка, бай-бай...
Черноусый Дед Мороз поглощал взглядом хоровод поющих детей и чувствовал нарастающий аппетит.
Песенка уже подходила к концу, когда началось что-то необъяснимое. В просторной комнате, где проходило новогоднее торжество, погас свет, на гирляндах ярко засветились красные лампочки, а все остальные полопались. Дети испуганно заверещали.
Ёлка затряслась, как в агонии, поднимая свои огромные тёмные лапы. С ужасным скрипом от ствола отделились две длинные трехпалые руки, покрытые корой. Малышня с криками бросилась по сторонам, на что чудовище отреагировало утробным рычанием.
Растерявшегося мальчика зловещая ёлка настигла первым. Острые когти проткнули его и приподняли над землёй, на перевёрнутые коробки с подарками закапала кровь.
Другая лапища сгребла одним махом двух вопящих детей, раздался хруст легко ломающихся костей. Красные пятна отсветов от гирлянды на новогодней ёлке плясали по стенам.
- Дедушка Мороооооз! – жалобно закричала маленькая девочка, просившая зайчика, обращая к мужчине в красном полный ужаса взгляд. Ожившее дерево стряхнуло с когтей тело мальчика во фраке и потянулась к её голове.
- О, сорри, - откликнулся тот и стремительно ретировался за дверь. Прислонившись к ней спиной, он с облегчением стянул с себя бороду и шапку, вытер с голого розового лба пот, а потом протёр вытащенным из кармана платочком маленькие чёрные рожки.
Из комнаты ещё какое-то время доносились крики, превратившиеся скоро в хрипы, а потом всё затихло. Только доигрывала приглушенная мелодия очередной детской песенки.
Он заглянул в комнату. Кучка неподвижных окровавленных детских тел лежала на полу перед замершей ёлкой. Гирлянда больше не светилась, дерево замерло, очнувшись от колдовства, и не шевелилось. Он отключил магнитофон и включил свет, любуясь кошмарной картиной, кровавыми разводами на стенах и разбросанными конфетами.
- Котёл готов, Ведьма?! – крикнул Чёрт, заглядывая в соседнюю комнату.
- Давно! – ответила ему высокая красавица с распущенными рыжими волосами, стоявшая перед огромным, не очень исправно вычищенным котлом, возвышающимся в шатком положении над электроплиткой с двумя конфорками. – Будет вкусный, вкусный праздник!

Автор: amyki 15-02-2009, 5:57

Эх, милая, DiVert, ваша любовь к детям непоколебима))

Даже не знаю, что еще тут сказать. Рождественский рассказ со всеми его "снежинками-пушинками", "чудесами", "улыбками рождественских ангелов", "счастливым детским смехом" и главное с "волшебной историей", которая пусть и не обязательно должна закончиться хорошо (вспомнить сказки Андерсена), все-таки у вас не получился. Зато получилась история, не обделенная сарказмом и вашей стойкой жизненной позицией)) Даже не знаю какое мнение у меня осталось, обычно я всегда определяюсь, и редко когда молчу) Что ж можно сказать просто - принято. Впрочем, "хоррор-стори" - это все объясняет.

Автор: DiVert 1-12-2009, 21:18

Вазочка.

- Да послушайте вы, наконец! Мы говорим о серьёзных вещах, а вас волнуют стоящие не на том месте запятые! Ну что вы за человек! – мужчина в небрежно повязанном галстуке с отчаянием попытался выхватить у своего собеседника лист бумаги с тонким растительным орнаментом по краю и корявыми закорючками слов, слегка скашивающихся вниз.
- Я не человек! – скрипнул в ответ невысокий худенький тип в красном свитере, из-под которого выглядывал голубой воротничок рубашки. – Мы с вами заключаем сделку, или нет, гражданин? – мужчина понуро промычал нечто утвердительное. – Значит, всё должно быть идеально, чтобы даже в небесной канцелярии не могли придраться к нашему договору. Вы не представляете, как они любят тащить сознательных грешников к себе под крыло! Предъявят мне потом эту бумагу – и что скажут? – он поднял палец и взглянул на в изнеможении закатившего глаза клиента. – Что я опутал безграмотного человека и обманом заставил поставить подпись! – он тряхнул лист, распрямляя его, и провёл пальцем по одной из строчек. – Вот смотрите, что здесь написано: "я, имярек, отрекаюсь от господа"… "Господа" с большой буквы, пожалуйста. Вот здесь: "и прошу, присвоить мне официально"… Запятая не нужна.
- Это кровь капнула!
- Не обязательно было так резать, чтобы кровь закапала весь лист! – в голосе типа в красном свитере звенело возмущение.. – И вот тут, пожалуйста: "после исполнения условий договора обязуюсь"… нет, здесь вы уже исправили. А, вижу: "причисленым к смертным грехам". Здесь должно быть два "н". Это всё. Перепишите начисто и приходите, когда будете готовы.
- Может, мне ещё вас в зад поцеловать?! – сорвался Имярек, возмущённо всплеснув руками. Колыхнулся галстук. – Третий раз я переписывать не буду – это бумагомарательство у меня уже всю кровь выпило!
- Зачем же такое варварство, - почти испуганно сморщился тип в свитере и поёрзал на стуле, вероятно, проверяя надёжность седалища, защищавшего его зад. Компания, производившая эту офисную мебель, обещала самый долгий срок службы на мировом рынке. – Но придётся переписать, уважаемый. Я слишком ценю свою работу, чтобы принимать безграмотные договоры. Имейте совесть, сверьтесь со справочником! Почему я должен быть вашим корректором?
- Можно хотя бы кровь не из левой руки? – Имярек обречённо взял бумагу. Кажется, его адовы муки начинаются прямо сейчас.
- Пожалуйста, следуйте протоколу.
- Вы ведь сами сказали, что я уникальный случай, - сделал клиент последнюю попытку огрызнуться. – Можно мне сделать исключение? Мы же образованные люди, знаем, что кровь у меня в правой руке та же, что и в левой!
- Кровь из левой руки, пожалуйста, - повторил уже привыкший за последнее время к таким препирательствам Дьявол. Пора было подумывать о том, чтобы спонсировать образовательные программы.

- Ну что ж, уважаемый, у вас есть пожелания, каким грехом вы хотите быть? – осведомился Дьявол, красный свитер которого за время от их последней встречи до смерти клиента слегка полинял. Вероятно, производители стирального порошка лгали в рекламе больше, чем производители офисной мебели.
- Пусть это будет что-нибудь внушительное… и распространённое. Я хочу быть распространённым грехом, чтобы обо мне часто упоминали, - тщеславно заметил недавно почивший Имярек. – Чтобы я был модным. Вы же знаете, при жизни я был человеком известным, и богатым, и я привык, чтобы обо мне говорили и писали, - указанной в договоре ценой необычной услуги, а именно – душой, он собирался выкупить самое уютное и видное местечко.
- Я поразмыслю и пришлю вам письмо, - вежливо ответил Дьявол, дёрнул за неизвестно откуда возникший золотой шнур с объёмной кистью, и Имярек свалился во внезапно разверзшийся под ним квадрат пустоты, не успев даже вскрикнуть.
Впрочем, ушибся он не сильно, и ему не понадобилось приходить в себя, чтобы оглядеться. В просторной комнате, похожей на общий холл, в который вело семь однотипных дверей с табличками, расположились пять человек и много мебели: кресла, длинный стол, барная стойка, какие-то тумбочки. На его появление отреагировали довольно спокойно, никто не удивился и не подскочил. Имярек пару минут в озадаченном молчании лицезрел компанию: полная женщина, румяное лицо которой торчит из кружевного воротника блузки, сухая старуха у стойки в коротком коктейльном платье с тремя нитками бус на тощей шее, коротышка в тёмно-оранжевых брюках с подтяжками и синей рубашке, скуластый тощий тип, настолько длинный, что, когда он сидел, его колени находились как раз на уровне верхней пуговицы пиджака, и скромный рыжеволосый молодой человек, похожий на художника.
- А вот и обещанный новичок! – воскликнул художник и протянул ему руку. – Добро пожаловать! Я – Алчность! Это Чревоугодие, - указал он на сидевшего человека-шпалу. – Это Уныние, - левая ладонь переместилась в сторону его улыбающейся противоположности. – Это Злоба, - пышная женщина помахала ему рукой. – А это Похоть.
Старуха бесцеремонно оскалилась на него. Имярек ещё раз, не веря своим глазам так же, как и ушам, попытался сравнить со своими представлениями тонкие морщинистые ярко-красные губы на желтовато-сером лице с обвисшими щеками.
- Что пялишься, я тебе не нравлюсь?! – оскорбленно и оскорбительно хмыкнула она, и как только она открыла рот, стало заметно, что вдобавок к такой "увядшей красоте" у старухи здоровые лошадиные верхние зубы. – А при жизни ты вообще-то считал меня покровительницей в своих ночных делах, свинья!..
- Ах ты, старая кобыла! – отреагировал Имярек мгновенно. – А ну засунь свои копыта себе в глотку!
Он пока что не очень понял, что за спектакль перед ним разыгрывается, и первым делом подумал о злой дьяволовой шутке. Причём актёров подобрали прямо как из шоу уродов.
- Думаешь, можешь меня заткнуть, упырь?!
- Прекратите! – пискнула полная женщина со своего огромного кресла, закрывая ладонями уши. – Не кричи, Похоть, не кричи!
- Заткнись, трухлявая! – развернулась на каблуках старуха, сверкая глазами так, что испарила бы за раз весь Нью-Йорк с окраинами и канализацией в придачу.
Полная женщина разрыдалась, скрючившись на кресле и пытаясь подтянуть колени к животу. Она выставила круглые локти вперёд, как будто её собирались бить, и ещё крепче прижала ладони к голове.
- Прекратииии! – застонала она болезненно. – Пооохоть! Прекратииии!
Невысокий человечек, почти карлик, с безмятежной утешающей улыбкой погладил её по голове, встав на цыпочки:
- Ничего, ничего. Всё будет хорошо, не расстраивайся. Они сейчас помирятся.
Озадаченный, Имярек постарался не потерять лицо и не вцепиться сварливой старухе в волосы, поэтому снова повернулся к художнику, представившемуся Алчностью, и спросил, всем своим видом показывая, что обнаружил подвох и раскусил "таланты" с первой секунды:
- Если вы смертные грехи, то почему вас тут пятеро?
- Эх, - вытирая платочком слёзы, ответила Злоба, - Гордыня разбила вазочку Зависти и не выходит из комнаты уже несколько часов – плачет. Зависть её утешает, но пока это не даёт результатов – наша Гордыня впечатлительна, как сельская поэтесса.
Имярек, всё ещё надеющийся, что это дурной розыгрыш, заметил вдруг, как прорисовываться в девственно чистой стене контур восьмой двери, а в ней появляется маленькая прорезь, как в почтовом ящике. В эту прорезь просочился и с заупокойным шелестом упал на пол белый конверт. Ему стало не по себе.
- А вот и письмо от Дьявола, - радостно подобрал конверт Уныние. – Можно я открою, можно я?
- Валяй, - добродушно пробормотал Алчность. – Это, наверное, восьмому назначение пришло.
Имярек, затаив дыхание, прилип взглядом к широкой улыбке Уныния. Тот так торопился открыть конверт, что у него ничего не получалось, и так и подмывало поторопить его или отобрать письмо, но потянуть момент тоже было довольно приятно. Уныние подтянул к себе стул, ловко вскочил на него и объявил, протянув вперёд руку с вытащенным из конверта листком, как глашатай при королевском дворе:
- Безграмотность!
Повисла пауза, Имярек беспомощно открыл рот, из которого никак не желали вырываться крутящиеся на языке слова "это какая-то глупая шутка", словно они стали его собственными зубами.
- Страшно подумать, чем тебе придется заниматься, - хихикнула Похоть мстительно, - вот зачем черти на днях перевозили сюда все эти бестолковые сожжённые рукописи.

Автор: Клер 1-12-2009, 21:48

Няяяяяяяяяяяяяяяя))

Ди, ты гениальна)))

сууупер)

Автор: DiVert 23-12-2009, 22:49

Пока господа высказываются по поводу итогов конкурса, которые я ждал с нетерпением, в соответствующей теме, я не стану там рассказывать про то, как так получилось, что рассказ назывался "О чем к ночи не говорят" (а причины для этого столь дурацкие, что мне можно было отдельно снять баллы за невменяемость =D, хотя с определённой травой я бы даже взялся за обоснование того, причём здесь ночь), а только отвечу одному из членов жюри (надеюсь, остальные не посчитают это моим невниманием к их мнению, это было бы неправильно, я впитал всё). А именно Megumi Reinard, которая справедливо сообщает, что я, как истинный фанат Толстого, воплощаю эпическую традицию. Я действительно этим занимаюсь. =) Ну не любитель Чеховских интенций в литературе и не верю в краткостьсеструталанта.
Но меня тронуло особо то, что на взгляд критика можно было реализовать идею в форме покороче. Дело в том, что я не неоправданно раздул текст, а наоборт, страшно его сократил для конкурса, чтобы соответствовать рамкам хоть как-нибудь. =) Причём сократил примерно на четверть, плюс-минус. Горация была свидетельницей моих страданий, потому что на мой взгляд, с сокращением терялась естественность развития сюжета. Пострадала преимущественно сторона мотивная, а не сюжетная, да и стилистическая, наверное, тоже. Мне приходилось убирать мои любимые нечитабельные конструкции, разрывающие маленькие причастные обороты, и прочую прекрасную антисинтаксическую кошмарщину, о которой - о ней точно! - не надо говорить к ночи. Впрочем, я не утверждаю, что всё идеально в первоначальном варианте, однако работа над рассказом вызывала у меня такое удовольствие, что я даже забыл, что он для конкурса.)

Я не откажу себе в удовольствии повесить здесь первоначальную, полную версию. Может, любопытствующим вообще покажется, что краткая - лучше.
И вообще, так как я в этом году не написал ничего пессимистично-кровожадного под новый год на тему геноцида человечества, как сделал это в прошлом, обращу на себя внимание хоть таким способом, может, никто не обидится.
~~~~~

О чём к ночи не говорят
~~~
Тёплый полумрак, способный пробудить самые вольные фантазии, но столь тривиальный для подобных ситуаций, основательно опутывал тело и сознание Джеймса Хоффмана, пациента практикующего частного психиатра Элен Дорецки. Рассеянный свет, пробивающийся сквозь шторы, ложился размытыми полосами на тёмно-зелёный ковролин и едва дотягивался до неизменного атрибута таких кабинетов, удобной кушетки, на которой и расположился мистер Хоффман. Он проснулся всего два часа назад, в холодном поту, потратил полчаса, чтобы уговорить себя подняться с постели, дотянуться до телефона, позвонить Элен и попросить о встрече, потом ещё час на дорогу, пятнадцать минут на регистрацию… и вот он в уютном полутёмном кабинете, который знает так же хорошо, как свою кухню или спальню. Вот уже год Элен пыталась помочь ему справиться с постоянно приходящими ночными кошмарами. Джеймс давно уже отчаялся, потому что кошмары не отступали, несмотря на частые встречи и все старания мисс Дорецки понять их природу, но больше не в чем было видеть спасение. Если спасение могло где-то быть, то только в его голове, а он не мог даже ясно вспомнить, что именно заставляло его просыпаться от ужаса.
- Расскажите о сегодняшней ночи, Джеймс. Вы помните, что вам снилось? – Элен сидела напротив, опираясь локтём на стол и непринуждённо закинув ногу на ногу. На ней был тёплый домашний узорчатый свитер, вроде тех, какие пожилые мамы или бабушки вяжут на каждое рождество. В кабинете, впрочем, было совсем не холодно.
Она уезжала в отпуск на месяц, куда-то к родственникам, в Восточную Европу, мистер Хоффман точно не помнил, откуда она родом. За последний год у него серьёзно ухудшилась память, иногда ему казалось, что он что-то знает, а потом оказывалось, что слышит об этом впервые. Но он был уверен, что Элен рассказывала ему и о своей семье, и боялся оказаться в неловкой ситуации, переспрашивая сейчас, когда прошло много времени. Он надеялся, что в разговоре сам вычленит нужную информацию, но первая встреча после месячного перерыва оказалась спонтанной и нервной. Было очевидно, что разговор пойдёт исключительно о нём. Ещё бы, это не первый случай, когда ему приходилось сбегать к мисс Дорецки прямо из собственной постели, преследуемому ужасным вихрем паники, с того момента, как он открывал глаза, и долгое время после. Ему казались опасными все предметы вокруг: занавески, мебель, столовые приборы, перила, дверцы лифта. Он мог поклясться, что, когда смотрит на них, они меняют форму и превращаются в подобия пыточных инструментов, наделённых собственным разумом. Такие фантазии были бы понятны, если бы ему было пять, максимум восемь лет, но ему было почти сорок.
- Нет, - глухо откликнулся мистер Хоффман. Всего два часа света между полутёмной комнатой и кабинетом Дорецки повлияли на него отрезвляюще. Чувство опасности улеглось, свернулось в клубок где-то глубоко внутри и даже не сопело, целиком увлечённое собственным забытьем. После кошмаров все реакции становились немного заторможенными, словно он продолжал спать, но при этом вместо сна вокруг него жила своей жизнью подлинная реальность.
- Попробуйте вспомнить. Когда вы мне позвонили, у вас был такой голос, словно на вас упал тяжёлый шкаф, - она улыбнулась. – У вас есть шкаф в спальне?
- Причем здесь шкаф? – удручённо спросил Джеймс. – Нет, мой гардероб стоит в коридоре, в спальне мало места, только кровать, тумбочка с часами…
- Во сколько вы легли вчера?
- Около часа ночи. Сегодня у меня нет лекций, мне не нужно в университет, поэтому позволил себе посмотреть вечером пару старых комедий…
- Что вы смотрели?
- "Золотую лихорадку" и… Вы до сих пор думаете, то, что я делаю перед сном, как-то связано с моими кошмарами? – мистер Хоффман приподнялся на локте. Ещё год назад ему казалась совершенно нелепой необходимость лежать в одежде в присутствии едва знакомой женщины, говорить на самые неожиданные темы… Если бы его коллега, доктор Колсон с кафедры естественных наук, не убедил его отправиться к психиатру, возможно, кошмары доконали бы его ещё раньше.
- Мы не можем отметать эту возможность, - Элен развела руками. – Сны связаны с нашей жизнью теснее, чем многие думают.
- У меня очень размеренная жизнь, в ней нет ничего внезапного и запоминающегося, кроме научных открытий моих коллег и студенческих выходок, а к ним, поверьте, тоже можно привыкнуть. Мы с вами обсудили неоднократно всю мою жизнь – что вы там говорили… ни тяжело перенесённых смертей, ни аварий, ни неожиданных перемен!
- Да, да, я знаю, - Элен покачала головой. – Я начала спрашивать, потому что вы выглядите, как будто на самом деле не спали всю ночь. Вам не хочется спать?
- Я… нет, не хочется, - да, он действительно чувствовал себя утомлённым, но головной боли и тяжести в висках, обычно сопровождающих утра после бессонных ночей, не было и в помине.
- Вы пробовали пожить у друзей, как я вам советовала?
- Да. Две недели прошли спокойно, но в середине третьей я снова проснулся,… - он смолк.
- Испуганным, - закончила за него Элен и улыбнулась. – Взрослому человеку сложно признаваться в страхе, это нормально. Особенно если кажется, что страх ничем не мотивирован. Я более чем уверена, что у вас нет чётко сформировавшейся паранойи, вам снятся сны, которые нужно научиться "ловить" и контролировать, потому что они начинают распространять свое влияние на реальную жизнь. Не беспокойтесь, Джеймс, мы с ними справимся, - она озадаченно взглянула на чистый лист бумаги перед собой. – Раньше тоже бывали двухнедельные перерывы, а то и больше. Значит, дело не в том, один ли вы в квартире… У вас не появились… какие-то личные отношения?
- Есть ли у меня роман? – переспросил мистер Хоффман.
- Можно и так, - Элен постучала карандашом по бумаге. Записывать на сеансах ей приходилось не так часто, обычно она принималась за заметки после того, как пациенты уйдут, но элементы деловой обстановки внутри общей располагающей к частностям и доверию атмосферы внушают спокойствие.
- Нет, - мистер Хоффман потёр лоб пальцами. – Мне нравится одиночество. Я был очень рад, когда вернулся домой. Я жил у Теодора Колсона, я вам о нём рассказывал, мы не ссорились, просто я устал видеть кого-то постоянно в моё личное время.
- Вы ведь с ним давно дружите?
- Да, мы знакомы уже почти пятнадцать лет. Я думаю, это много для людей такого склада, как я, а вы?
- Я думаю, что вы совершенно нормальны в общении, Джеймс. Склонность к одиночеству – это никак не психологическое расстройство, я тоже живу одна и не переживаю, что мама в Варшаве, а здесь у меня нет постоянного мужчины.
"Варшава, - подумал мистер Хоффман и загнул мизинец, чтобы не забыть. – Польша".
- Тод называет меня дикарём, - поделился он. – Говорит, что мне необходимо завести с вами роман, иначе я точно сойду с ума.
- О, - рассмеялась Элен. – Это было бы ошибочной стратегией. Я ведь слишком много о вас знаю, и вы непременно попадёте ко мне под каблук.
Мистер Хоффман снова расслабился и уставился в потолок.
- Вы ведь поддерживаете беседу, ведёте лекции, постоянно общаетесь с множеством людей, ведёте исследования, вы ведёте себя как самый полноценный человек, так что ваш друг Тод просто не слишком удачно шутит. Вам не стоит брать это в голову. В любом случае, ваши кошмары не от одиночества.
- Метод исключения не слишком хорошо работает на моём примере, правда? – спросил мистер Хоффман. Серьёзный химик, лектор в государственном университете и одинокий мужчина сорока лет страдает от ночных кошмаров. Ему было неуютно думать, насколько неадекватна его проблема, возникшая на ровном месте.
- Не беспокойтесь, мы справимся с этой загадкой.
- Спасибо, Элен. Я сегодня хотел зайти в библиотеку, мне нужны кое-какие книги… Кажется, - тут он нахмурился. – Мне пора, - торопливо закончил он, встал, поправил пиджак и потянулся к пальто. Вешалка слегка качнулась.
- До свидания, Джеймс.
- Да, да, - рассеянно кивнул он и вышел. Элен подошла к окну и раздвинула шторы, лёгкая метель за окном светло припорашивала дома и машины, и совсем было непонятно, как в таком прекрасном мире люди могут страдать от кошмаров.
Люди страннее и страшнее мира, в котором живут, особенно когда сами не знают, что делают со своей головой. Мистер Хоффман был самым загадочным пациентом Элен за всё время практики в Америке.
~~~
Они появились внезапно год назад. До этого времени, как уверял мистер Хоффман, ему вообще не снились сны. К сорока годам он являл собой пример человека, добившегося абсолютной стабильности, а личная жизнь которого крутилась в прямом смысле вокруг него – друзья и коллеги не играли в ней особой роли, он не был женат, а к давним влюблённостям он был безразличен, словно с юношеских лет предпочёл научную и преподавательскую деятельность человеческому бытию в социуме. Возможно, он чего-то не помнил. Защитные механизмы психики порой срабатывают не так, как нам бы того хотелось, и люди теряют возможность быть объективными, даже если пытаются взяться за вдумчивый анализ.
Обрывочные воспоминания о кошмарах складывались в очень смутную картину, слишком смутную, чтобы можно было сделать какие-то выводы. Джеймс не мог сказать, есть ли в его снах сюжет, каковы неизменные детали, только был уверен, что кошмары, по крайней мере, очень похожи. После пробуждения мистер Хоффман терял восприятие реальности, но ненадолго. Элен ни разу не присутствовала при пробуждении своего пациента, поскольку на наблюдение он не ложился, а к моменту их встречи это состояние уже проходило, но сам он то, что с ним случалось, он называл галлюцинациями. Будто он не просыпался до конца, хотя и не мог вспомнить сон.
Она советовала ему вести дневник, записывать всё, что хоть частично касается кошмаров, но это не помогло. Нужно было искать новые пути, потому что ситуация пациента тревожила Дорецки. Однако пока она не смогла найти способ ему помочь, потому что между его проблемой и им самим стояла стена абсолютного забытья.
Элен Дорецки солгала Джеймсу, когда сказала, что у неё никого нет. То есть, не совсем солгала. Постоянного мужчины действительно не было, но вот уже месяцев девять она встречалась с молодым человеком из Североамериканского банка, который ей вполне нравился. На сегодня больше встреч назначено не было; она собрала вещи со стола в большую сумку, которая могла бы поглотить весь мир, если бы по случайности была наделена чувством голода, жадностью и – худо-бедно – душой, подхватила свое пальто, закрыла кабинет, отметилась на вахте, перекинувшись парой слов с юношей в чёрной фуражке, и поехала домой, чтобы переодеться. В шесть вечера Саймон должен был заехать за ней, он заказал столик в ресторане и обещал потрясающий вечер. Для полноты погружения в не слишком трепетную, но всё-таки романтическую обстановку надо было как минимум променять вязаный свитер с узором на подходящее случаю платье, ведь, в конечном итоге вещи делают жизнь.
~~~
Сидя в академической библиотеке, мистер Хоффман непонимающе листал последние диссертации своих коллег, едва ли не единственные копии которых он заказал почти месяц назад. Пока его непростое пожелание пытались удовлетворить, он и не вспоминал о них. Но почему-то сегодня с утра он понял, что ему надо срочно отправиться в библиотеку и взять в руки исследования ведущих работающих сейчас химиков и биологов, и не любых, разумеется, а посвящённых той области, которую Джеймс давно бросил. Искусственное создание органики – оксюморон его молодости – давно предмет иронии в научной критике, хотя над этим кое-кто из его коллег продолжал биться до сих пор. Он листал работы, внимательно глядя на формулы и описания, понимал всё, что там изложено, но, удручённо моргая, совершенно не знал, зачем ему это. Информация оседала в памяти, как соли на стенках колбы, только не в результате бурной реакции, а очень медленно.
Когда он вышел из библиотеки на тёмную улицу, полную украшенных белыми шапками машин, в его голове снова было пусто, несмотря на несколько часов, проведённых в мягком кресле рядом с низким, заваленным научной литературы столом. Голова просто обязана была раскалываться. Прекрасное самочувствие при таком отвратительном, измождённом, потустороннем состоянии души превращалось в пугающий симптом... чего?
Мистер Хоффман посмотрел на приближающийся автобус. Он вырос из белой снежной завесы, сверкая жёлтыми глазами. Хоффману показалось, что железные веки чуть сдвинулись, и эта здоровая штука прищурилась, разглядывая одинокого ожидающего человечка в чёрном пальто и утеплённой кепке. Морда автобуса вытянулась, изогнула окна, на которых копошились дворники, из-под приподнятой верхней части вывалился дырявый стальной язык, похожий на переплетение труб.
Мгновение спустя с хрустящим звуком автобус остановился перед ним и открыл двери, и Хоффман, ошарашенный скачком реальности вокруг него, не сразу даже осмелился ступить на грязный пол. Только когда его поторопили, он заскочил внутрь и прижался к вертикальному поручню, бледно-серому и холодному. Сердце его отчаянно колотилось. Но только он перевёл дух, шероховатая поверхность под рукой, натерпевшаяся вдоволь чужих прикосновений, изогнулась и молниеносно кинулась к его шее. Он не успел почувствовать смертельной петли, потому что, отшатнувшись, налетел на другого пассажира, и они упали в узком проходе. Джеймс ударился о кресло, поднял голову и обнаружил поручень на том месте и в том же положении, в каком он и был. Он пролепетал извинения и в ужасе отодвинулся от пугающей серой пластиковой змеи, вставшей на хвост посреди автобуса. Ему казалось, что поручень колеблется.
Голова взорвалась целым снопом невообразимых мыслей, что заставило его на несколько секунд снова замереть с широко открытыми глазами, не слыша вежливых вопросов о самочувствии. Потом Джеймс лихорадочно зашарил в кармане в поисках телефона. Внезапно всё предстало перед его глазами в совершенно ином свете.
~~~
Саймон возбуждённо рассказывал об экономической конференции, с которой он только что вернулся, жестикулируя, порой забывая положить на стол нож или вилку. Элен, подперев щеку рукой, смотрела на его подвижное лицо, блестящие глаза и чёрные кольца волос, не похожих на волосы банковского служащего, забавно подпрыгивающие над лбом и воротником рубашки, когда он тряс головой.
- Я всё боюсь, что ты сидишь и меня анализируешь, - прервался Саймон и выразительно поднял брови. – Смотришь и видишь, каковы все мои психологические язвы...
- Я удивляюсь, с каким энтузиазмом ты рассказываешь об этих вещах, - ласково возразила Элен. – Мне очень нравится.
- О! – засмеялся Саймон. – Тогда я продолжу! Жаль, что про простых банковских служащих, даже таких успешных, как я, не пишут психиатрические труды.
- Я же не теоретик, - Элен сложила на столе руки, - но ты меня интересуешь больше самого потрясающего невротика и самого несчастного больного.
Ей пришлось отвлечься от улыбки Саймона, потому что в сумке завибрировал мобильный. Элен вытащила трубку и с удивлением увидела фамилию Хоффмана под изображением подпрыгивающего телефона.
- Это мой пациент, - нахмурилась она. – Прости, я должна взять трубку.
- Конечно, конечно, - закивал Саймон.
Элен ответила на вызов.
- Я вспомнил, - прохрипел мистер Хоффман, пропуская этикетные формулировки, к которым, как Элен хорошо знала, у него была особая склонность. – Я вспомнил, что мне снится всё время!
- Где вы? – Элен нервно смяла рукой салфетку, его голос ей не понравился. – С вами всё в порядке?
- Мы должны увидеться! Я должен вам рассказать! Я боюсь забыть, я забуду, они...
- Ты не возражаешь? – шёпотом спросил Саймон, вытаскивая портсигар. Элен махнула рукой, прислушиваясь к паническому шепоту.
- Они заставят меня забыть!
- Кто – они? О ком вы говорите? – Элен облизнула губы. Кажется, её пациент испытывает сильный приступ паранойи, как иначе определить то, что он внезапно заговорил о непонятных "тех", кто связан с его снами. Она даже не знала, огорчаться ли, сочувствуя мистеру Хоффману, или облегчённо вздохнуть, ибо диагноз неожиданно определился, не такой, какого Элен ждала, но всё-таки почти точный.
- Я не могу говорить об этом по телефону! Мне очень неудобно вас об этом просить, - просипела трубка. – Но, пожалуйста, приезжайте.
- Где вы?
- Я почти дома. У вас есть мой адрес?
- Да, конечно… Вас кто-то преследует, Джеймс?
- Нет, - раздался тяжёлый выдох, - что-то. Всё.
- Постарайтесь успокоиться. Я приеду к вам сейчас же, - она поймала разочарованный взгляд Саймона.
- Вы же знаете меня, вы меня выслушаете, - надрывалась хрипом трубка. – Никто больше! Это никакие не сны, я всё понял! Я вспомнил!
- Я скоро приеду, - Элен дождалась, пока раздадутся гудки, знаменующие конец разговора. – Прости, Саймон. Это мой пациент, и он сам на себя не похож. Ему нужна моя помощь, так что… прости, я должна уехать.
- Я подозревал, когда начинал встречаться с врачом, что свободное время не принадлежит людям этой профессии, - Саймон вздохнул и потушил сигарету о край пепельницы. – Этот твой пациент мужчина?
- Саймон! У тебя нет никакого повода для ревности.
- Я шучу, - вздохнул он. – Я тебя отвезу, ты позволишь?
- Спасибо, - кивнула она. – Это было бы кстати.
~~~
- Они забирают меня, когда я им нужен, но всегда ночью, - мистер Хоффман озирался по сторонам, словно его кухня была полна невидимых ушей и глаз. – Они заставили меня работать на них, я… я провожу исследования.
- Когда вы спите? – переспросила Элен. Саймона она попросила её не ждать, пальто сейчас покоилось на вешалке в коридоре, и она, несмотря на свой совсем не деловой вид, целиком и полностью переключила внимание на своего пациента.
Мистер Хоффман замотал головой:
- В том-то и дело, что я не сплю! Мои кошмары на самом деле не кошмары! Они вообще никакие не сны! Я оказался самым выгодным для них специалистом, я не выступаю в широких научных кругах, у меня нет семьи, я живу один. Они могут забирать меня, когда хотят, и возвращают утром… Я не знаю, кто они такие, но они хотят… они делают вещи живыми.
- Как в ваших галлюцинациях?
- Это не галлюцинации! – отчаянно возразил мистер Хоффман. – Мне что-то вкалывают, чтобы я думал, что спал, и ничего не помнил. Я даже не устаю! Но сегодня что-то случилось, я вспомнил, что на самом деле со мной делают. Это военная программа, понимаете? Я изменял структуру материи, я делал одушевлённые копии самых простых вещей: телефона, кровати, ковра... И они становились опасными: управляемыми, но агрессивными! Понимаете? Я их создавал!
- Иллюзии всегда создаём мы сами, - успокаивающе произнесла Элен, поднимаясь. – Позвольте, я налью вам воды?
- Послушайте, - отчаянно выдохнул Джеймс. – Вы знаете, что я очень рациональный человек, что я признавал свою... болезнь, когда думал, что мои страхи беспочвенны! Но они не беспочвенны! Это оружие массового террора, Элен!
Она протянула ему стакан:
- И как вы туда попадаете? За вами кто-то приходит? Вы покидаете ночью свой дом и возвращаетесь утром? Ваши соседи бы знали об этом, давайте поговорим с ними...
- Нет, нет, - замотал головой Джеймс, морщась от внезапной боли в висках. – Я не ухожу... То есть меня уводят, но не через... Не через дверь. Они проникают иначе, - он вскочил на ноги. – Вещи могут быть совсем не такими, как вы думаете! Вот ваш стакан, - он схватил её за руку, и Элен увидела совсем близко огромные тёмные зрачки и дрожащие губы почтенного деятеля науки, - он может вас убить! Всё может, потому что я почти довёл свои исследования до конца! Они собираются использовать это, чтобы...
- Вы бы поменьше о таких вещах девушке рассказывали, - проворчал голос сзади. – Особенно к ночи. Так ведь и напугать можно.
Элен и Джеймс обернулись на голос, и оба застыли. Стена кухни, на которой только что висела полка, сморщилась, раздвигаясь, как раскрытые занавески, практически бесшумно, и даже крошка не сыпалась. Мужчина, вышедший следом за мокрым холодом из тёмного узкого провала, как будто из дверей лифта, осуждающе покачал головой.
- Вы! – выдохнул мистер Хоффман и замолчал.
- Нельзя же бросаться рассказывать о таких вещах кому попало, - пользуясь замешательством обоих, мужчина неторопливо извлёк шприц. – Мисс Дорецки, дайте, пожалуйста, вашу руку. Вы всё быстро забудете.
Колеблющийся край стены, искажённое пространство, протягивающее кирпичные ложноножки… Элен стряхнула оцепенение и бросилась прочь, но наткнулась на диван, перегородивший ей дорогу. Нельзя было искать происходящему разумное объяснение…
В этот момент ей в затылок ударило что-то горячее, проникнувшее, не повредив кожу, прямо в мозг. Перед глазами появились тёмные пятна, как будто повреждения на киноплёнке. Потом экран погас.
~~~
Потерявший дар речи, уважаемый лектор университета и втайне от самого себя участник секретной военной программы, смотрел на прореху в стене, нетерпеливо шевелящую гибкими краями. Он не двигался и почти не моргал, погрузившись в реальность ночного кошмара. Живая вещь, приносящая больше разрушения, чем мертвая, была рядом с ним всё это время, он был вынужден входить туда и возвращаться оттуда каждую ночь, которую потом считал за время пережитого кошмарного сна.
- Кажется, его мозг сдался.
- Это должно было рано или поздно случиться. Они все сходят с ума. Вернее, окончательно переселяются в реальный мир, который они творят. Забавно, что он кажется им ужасающим.
- Я бы с удовольствием выпил ещё чарку мёда твоими устами, но нам нужен новый специалист. Хоффман теперь и лекцию в университете прочитать не сможет.
- У меня есть на примете один специалист. Живёт в другом штате, так что придётся немного подождать, пока он, - щелчок зажигалки, - решит переехать.
- А её ты зачем убил? – взгляд на лежащее на диване тело женщины в вечернем платье. Никаких следов повреждений, но и никаких жизненных показателей. – Я хотел сделать ей укол. И, вообще-то, если бы ты удержал её, нам бы не пришлось об этом заботиться.
- Но так ведь гораздо проще.
- Её смерть придётся как-то объяснить.
- Как тебе версия, что сошедший с ума пациент пригласил к себе домой своего психиатра и прикончил его в неконтролируемом припадке? – Саймон сдёрнул толстый витой шнур, перехватывавший занавеску, и накрутил концы на руки. – Задушил, например. Я же не мог нарушить профессиональную этику и не пустить врача к пациенту. Хорошо, что на дворе уже ночь. Надеюсь, мою машину никто не заметил.




~~~~~
Кстати, я думал, заметят ещё немного другую классику. А именно - Филипа Дика. =) Написано было под очень сильным впечатлением. Мне кажется, он должен там читаться просто в каждом слове, однако узнать другие ассоциации тоже было интересно. В конце концов, нет ни одного слова, которое не тянуло бы за собой всю историю своего употребления, нет темы, которую не раскрывали бы многократно, так, что каждая предыдущая интерпретация не читалась бы в последующей, и так как я давно плюнул на идею создания чего-то оригинального после того, как в мире просуществовал постмодернизм и деконструктивизм, я просто радуюсь фактам. =) То, что я занял второе место, меня тоже радует. Спасибо и критикам, и высказывавшимся, и коллегам-участникам. Совсем неоригинальное спасибо. =)

Автор: DiVert 1-04-2011, 0:52

Внезапно, добрый вечер. Мой редактор, обычно занимающийся битьем меня по голове всякими повторами и нелогичностями, заявил, что тут ничего не надо исправлять.) Я ему не поверил, поэтому жажду внимания.
Прошу прощения, если обращение с такими просьбами перестало быть традицией. Я так редко в последнее время прихожу жаждать внимания на форум, что мог не заметить.)


Э... морализаторский (!), идеалистический (!), ни капли сарказма. Все в моем духе.

А, еще: рождественский, разумеется.


Рассказ-эпопея

Всем, кто вообще.

Первая прощальная беседа

В стеклопакете отражается мигание бледно-молочных лампочек скромной гирлянды, по мнению создателей, выложенной в форме оленя. Рядом с затихающим чайником стоит маленькая, с него высотой, пластмассовая елка, в основание которой вогнаны булавки. Над тарелкой с рисом – теплый дымок. Яблочный запах от свечки и ритмичные звуки этнического рока.
Звонок в дверь.
- Я – садовник, - представляется человек в черном.
- Очень приятно, но мне не нужны ваши услуги, - отвечает хозяйка. - Я прекрасно справляюсь со своими цветами, и загородного участка у меня пока нет.
- Нам нужны твои, - говорит человек, снимая шляпу. Теперь он стоит на пороге, дверной проем вокруг него светится желтым.
- Чем я могу вам помочь?
- Пришло время рубить бесплодные смоковницы. Я пришел спросить, что лишнее в этом мире.
- Вы, наверное, смеетесь. Разумеется, этот мир лишний сам по себе.
- Твои философские теоретические выкладки нам неинтересны. Оставь их для друзей, которые будут смотреть тебе в рот и снисходительно переглядываться потом между собой, прощая себе то, что они не разделяют твою глубину знаний и не хотят её разделять. Мы выбрали четверых, чтобы они указали, от чего стоит избавиться в первую очередь.
- Четыре всадника Апокалипсиса?
- Давно пора предпринимать решительные шаги по облагораживанию этой райской земли. Единственный населенный разумными созданиями мир – и все, что они творят, это каждый день побивают рекорды по удобрению сорняков.
- И значит, я – один из этих всадников? Кто именно? Смерть? Чума?
- Это – как ты пожелаешь.
- Я скажу, от чего нужно избавиться, и завтра утром этого не будет? Отзвенят колокольчики, отмигают лампочки на улицах… А можно избавиться от традиции подсвечивать любой пространственный объект ради создания раздражающе-возбуждающего настроения? Ничего более мерзкого человечество всё равно никогда не придумает.
Молочная гирлянда жалко мигает на кухне.
- Новогодние украшения – не фундаментальная основа.
- А, так речь идет о фундаментальных основах? – воодушевлённо переспрашивает хозяйка. – Черепахах, китах и великих змеях, опоясывающих мир?
- Когда-нибудь в своих снах ты добиралась до края земли? – спрашивает садовник.
- Нет.
- Потому что края нет.
- Разве мы говорили не о новогодних украшениях?
- Это ты завела о них разговор. Мне нужно совсем немного: ты скажешь сегодня, что нужно устранить, и мы устраним.
- А кто вы, простите, я не очень поняла? – она приподнимает бровь.
- Садовники.
- И почему я должна это делать?
- Возможно, твоя задача – сделать этот мир лучше? – разводит тонкими костями гость. – К чему отрицать, что мало что можно поправить. Сколько ни подрезай это разросшееся деревце, ему не удастся придать ни форму совершенного шара, ни диковинного зверя. Он так и останется бесформенным и расползающимся. Но это не избавляет нас, однако, от труда устранения гнилых и высохших веток.
- Хорошо. Вот чем я, в таком случае, поделюсь с вами. Я бы уничтожила всех, кто сомневается. Нужно убрать сами сомнения. Этот безобразный принцип перекладывания ответственности и бесперспективный страх. Цепляясь за него, люди чувствуют себя оправданными. Они начинают думать, будто есть нечто, что делает их несчастными, и только из-за этого своего несчастья они достойны сочувствия. Не то, чтобы нечто не существовало, но зато совершенно точно не существует сочувствия, только его иллюзорная оболочка, наполненная наркотическими стереотипами. Сомнения убивают практически все, чем человек может гордиться – ведь не так много поводов для гордости у столь жалкого по своей природе существа. Рациональность или признание иррациональности – здесь неважно, какая у кого жизненная философия. Давая волю жиже своих сомнений, позволяя им расползаться и обволакивать себя, не замечаешь, как становишься куколкой, из которой никакой бабочке уже не выбраться. Это кокон липкой паутины, не сдавливающий, а создающий комфорт самоуничижения. Это выглядит еще хуже, чем глупость. Впрочем, можно выбрать две фундаментальных основы?
- Только одну, - говорит садовник.
- Тогда мне больше нечего предложить. Я не способна выбрать из всех черт человечества, которые я презираю, какая мне наиболее неинтересна. Так что я называю эту… Будете чай?

Другая прощальная беседа

Довольно холодно. Хорошо устроившиеся на руках мурашки ютятся под тонкими рукавами. Две девушки на диване, одна сидит, наклонившись набок, неудобно упираясь локтем в ставший от времени жестким поролон, другая спит, положив голову ей на колени, вытянувшись, как шарф, небрежно и устало брошенный на пол по дороге от входной двери в комнату. Первая девушка не спит, у неё затекла спина и немного некомфортно из-за пуговицы на брюках, которую так старательно сейчас вдавливает в живот. Кроме того, она смотрит на ледяное море перед собой, она увлечена расползающимися трещинами, из которых вырывается пар. Она не может спать.
Она видит, как на огромном тактическом экране разворачиваются красно-желтые огоньки сил противника, символом, похожим не то на знак радиоактивной зоны, не то на кельтский орнамент. Когда эти огненные точки рухнут на безмятежный ледяной мир, он будет разломан и утоплен. Она уже видела это раньше: сползающие в стремительно расширяющиеся провалы массивные ледяные замки из прозрачных кирпичей, промазанных кровью.
Она провожает взглядом последний отбывающий пароход. Она со своим диваном и своей девушкой останется здесь; к чему торопиться, спасать жизнь и память об идеальной бесконечности, если можно посмотреть, как её уничтожит симпатичный долгожданный армагеддон? Она не понимает тех, кто решил упустить это зрелище. Пароход ползет по шаткому льду, оставляя за собой гладкий след, и над ним тоже поднимается пар.
Клубы пара отбрасывает ветром ей в лицо. Он ничем не пахнет, даже теплом, ведь в её вселенной нет тепла. Даже живое дыхание не греет, что уж говорить о дыхании машины.
Пар говорит с ней. Он принимает формы, доступные её пониманию, он движется, выдавая свои мотивы, он спрашивает, не прибегая к звону льдин: Ты знаешь, какой мир наступит завтра, ты видела его много раз – он много раз приходил. Чего ты больше всего боишься в нем?
Она опускает взгляд.
Я боюсь движения вовне, которое придётся совершить, чтобы перешагнуть через него.
Как бы ты упростила свой путь обратно?
Это невозможно. Препятствия не на нём, а вокруг него, они и есть стены и пол, потолок и двери, по ним можно только двигаться. Было бы хорошо, если бы не приходилось останавливаться. Когда оказываешься зажатым между стен, для нового шага требуется источник энергии. Все ищут его вовне. А люди, чувствующие любовь, одиноки сами в себе. Они пытаются выразить себя, но для этого, считается, мало средств выразительности вне языка. А язык ставит окончательную границу для любого живого и искреннего, для истинного человеческого. Когда ты что-то сказал – ты поставил надгробный памятник этой мысли. Больше никогда она не будет достойной жизни, и больше никогда она не появится в твоей голове чистой. Язык пачкает. Язык заставляет прочувствовать, как ты с каждым звуком втаптываешь себя в грязь миллионов других людей, использовавших его для самоуничтожения и самоуничижения.
С того самого момента, когда животное, мутировавшее в человека, прекратило нечленораздельно мычать, человечество опошляло язык. С философских трактатов древних до переписки в аське, человечество стирает слова: одни тщательно размазывает по поверхности бытия, так, что и не поймешь, к чему они относятся, другие вдавливает в узкие поры, забивает их, и, как черные угри на носу подростка, эти слова вызывают лишь омерзение и у говорящего, и у слушающего. Я хотела бы обладать принципиально другим способом передачи того, о чем уже нельзя говорить. Говорить о том, что я испытываю, что происходит с моим сердцем, с моим телом, с моими глазами, с тем, что нельзя назвать и увидеть на рентгене, но что тоже пребывает где-то внутри меня.
Но слова всплывают все равно, когда стараешься не думать, не называть, не анализировать происходящее в голове, и именно они заставляют ужасаться собственной пошлости, вторичности, посредственности. Слово – это дешевая шлюха. Любовь – это дешевая шлюха. Боль – это дешевая шлюха. Печаль – это дешевая шлюха. Многотомные бордели на полках и в наших головах, лексикон сутенера и клиента. Только безумный, ограниченный человек будет довольствоваться пошлостью, чтобы описать свои чувства и мысли. Чем больше я говорю, говорю сейчас, в эту самую минуту, тем больше грязи меня переполняет, тем больше я чувствую отвращения к себе, к тому, что мне хочется донести до другого. До тебя. А ты меня не поймешь, и никто другой не поймет, потому что на этом языке вообще невозможен никакой диалог. Только беспорядочные интимные акты.
Пришла пора говорить? Пришла пора рубить веревки, крошить мачты, рвать паруса, бросаться килем на айсберг? Я не заставлю себя произнести вслух то, что гниет внутри меня, эти отвратительные слова, эти обращения к себе и другому, эти шаблоны; даже самые изысканные и метафоричные, они остаются шаблонами, смертельными для любой искренности.
Язык самый опасный враг, он всегда с тобой, даже когда ты один. Как я сейчас – на вершине этого бледного мира, ведь ты – кто бы ты ни был – не в счёт, у тебя нет языка и ты счастлив и совершенен. Быть может, даже мертв. Если вложить мне в руки чужую руку… Нет, не чужую, и не руку, и не душу, и не вложить, а всунуть мне в сердце, и даже не в сердце, а куда-то глубже, впаять, влить, как бронзу, если припаять меня к этой руке, душе, существу, никакая пытка не заставит меня говорить на языке, обедняющем и опошляющем это соединение. Но отвратительный, неизбежный язык всегда будет в моей голове, он всегда будет произносить эти слова там, неслышно для других, но оглушая меня, выкручивая, заставляя плакать и заламывать руки. Он всегда будет мешать мне двигаться, даже внутри одиночества.
- Я хочу, чтобы не было языка.
А потом было ледяное молчание.

Еще одна прощальная беседа

Она заворачивает с переулка в арку. От снежных завалов двор кажется почти таким же светлым, как в летнее время, когда блеклое серое небо стыдно даже назвать ночным. В отличие от специфической белесости белых ночей, свет от снега был словно хирургически лишен жизненности. В такой непривычной атмосфере чистоты шевеление черных теней производит дурное впечатление, хотя ничто так ей не чуждо, как пейзажные романтические стереотипы. Она смотрит на снег, мертвой серостью и скомканностью границ сугробов проецирующий в пространство презрение к вылизанной готичности. Даже грязные пятна и мусор не перебивают впечатление.
Она думает, что, когда все это растает, ходить через двор станет просто невозможно, и что обязательно под одним из сугробов должен будет отыскаться хотя бы один труп. Нельзя же было упустить такую возможность спрятать тело! Хотя бы ради этого кто-то обязательно должен был кого-то убить и спрятать в надежном снежном склепе. Если этого никто не сделал, впору разочароваться в человечестве.
Она замедляет шаг, чтобы не поскользнуться, и замечает, как осыпаются комки снега с хребтов фантастических гор, уменьшенных и засунутых в непрозрачный шар двора. По почти гладкой поверхности сугроба пробежала рябь, местами снег начал проваливаться внутрь, местами – полетел в направлении асфальта, покрытого неровным слоем льда.
Сквозь снег продирается одна рука, потом вторая. Они тонкие и черные, с длинными пальцами, как руки мумии. Потом сугроб взорвался маленьким фонтанчиком, и, с белой горсткой на голом черепе, с которого свистали тонкие черные отслоившиеся мышцы и кожа, из него по пояс показался потрепанный скелет. В глазницы черепа тоже забился снег, и он принимается выковыривать его пальцем.
Она решает, что ей стоит все-таки идти, когда скелет протягивает в ее сторону руку и качает неловко венчающей тонкий позвоночник гигантской черепушкой. Кажется, его челюсть, волшебным образом болтающаяся на остатках кожи, шевелится, хотя никаких посторонних звуков не пробирается сквозь музыку из наушников.
Он догадывается постучать по голове, и снег, наконец, высыпается. Она вынимает наушник, разглядывая кривую фигуру. Сквозь дыры между ребрами серебрится сугроб.
- Простите? – переспрашивает она.
- Прошу прощения, что задерживаю, - говорит он, придерживая челюсть. Она постукивает, словно ему холодно торчать по колено в сугробе. – У нас к вам очень важный вопрос.
- Да? – осторожно и вежливо отвечает она, опуская руку.
- Если бы у меня была возможность обратиться к вам в другой обстановке…
- Все в порядке. Я могу вам чем-нибудь помочь?
- Вы нам очень поможете, если скажете, что вам не нравится в этом мире.
- М-м… Кроме гололеда, пробок, бюрократии и потребительства в сфере технического прогресса?
- Это всё симптомы… нас интересуют болезни, кроящиеся в людях. Что бы вы исключили, если бы у вас была такая возможность, из человеческой природы.
- Не припомню ничего лишнего, - откликнулась она, поправляя сумку.
- Но что-то порой раздражает вас? Причиняет неудобство? Какая-то черта, которую вы бы с охотой уничтожили… если бы была такая возможность.
Она смеется.
- В таком случае, я бы уничтожила иронию.
Скелет наклоняет голову, и челюсть бьется о вывернутые кости ключиц.
- Как неожиданно! Но что бы вы делали без нее?
- А что хорошего в том, что мы все к ней привыкли? – она пожимает плечами. – Что научились прятаться за ней? Надежная опора отстранения – вот и весь смысл иронии. Не тонкий прием, не могущественное оружие, только отражение нашей слабости, страха, боли. Люди должны видеть бездну и осознавать свою ложь. Возлюбить ложь как закон мира. А что делает ирония? Смазывает границы между реальностью и реальным положением вещей в ней. Ирония – полушаг, полуслово, полувзгляд. Компромисс между падением – когда ты падаешь в бездну – и пинком, когда отправляешь туда ближнего своего.
- Но если мы хоть немного знаем вашу жизнь… вы занимаетесь именно этим. Разве вы не дорожите надежной защитой и не восхищаетесь тем, как некоторые играют с возможностями иронии?
- Досадно было бы только то, что когда эти люди окажутся без защиты и оружия, такими нелепыми и ни к чему не пригодными, я не смогла бы вдоволь поиронизировать над ними. А так, мне нравится концепция чистого мира.
- Вот как. Большое спасибо за помощь. Мы постараемся выполнить ваше желание.
- А, вы – что-то вроде духа Рождества? – она окидывает взглядом заползающего обратно в сугроб мертвеца. Он втягивается, словно кто-то медленно тащит его вниз.
- Мы собираем рецепты, - отвечает скелет. – Вы дали нам один… удручающий, хотя и любопытный. Для особых, тяжело больных, тех, у кого не осталось надежды на традиционные методы лечения.
- Всегда пожалуйста, - говорит она и снова вставляет наушник.
Челюсть скелета клацает ей на прощание вежливым "до свидания", и она продолжает скользить через двор в сторону своей парадной.

Последняя прощальная беседа

Через шум соседей сверху слышно, как на улице скребется дьявол. Внеземным освещением нежно переливается вывеска снаружи окна. Светло-голубые диоды мерцают, изображая не то звезды, не то еловые ветки, но сквозь плотно задернутые шторы они кажутся красноватыми и сплетенными в пентаграмму.
Она наливает коньяк в стакан для виски и, не любуясь пятью ржавыми точками ламп, отражающимися в нем, пьет. На экране ноутбука что-то шевелится.
Мало помалу мигание и скрежет становятся неистовыми. Интересуясь, кому пришло в голову в праздничную ночь заняться уборкой снега, она подходит к окну и раздвигает шторы.
Напротив третьего этажа, у ее окна, висит гигантский неоновый череп. Внизу мечется, стуча когтями и острым хвостом по стенам и двери подъезда, вздымая тучи снега, тень его ручной зверушки.
- Нет, ну это уже слишком, - вздыхает она. – Хотя, разумеется, просить не шуметь в эту ночь – удивительно наивно.
Тень садится, оборачивая хвост вокруг себя. Череп подлетает ближе. Старенькое стекло дребезжит.
- Впустишь нас?
- Да не вопрос, - хмыкает она. – Впустить в дом незнакомый летающий череп и адскую тварь, - тень наклоняет морду набок. Пожалуйста, - она дергает щеколду и распахивает окно. Врывается холодный ветер со снежными крапинками. Медленно вползает ужавшийся череп, за ним стремительно карабкается по стене зверюга и ныряет через подоконник.
- Довольно мерзко на улице, - вежливо начинает разговор гость, пока его животное обнюхивает углы комнаты.
- Не говорите. Люди, фейерверки, одежда эта дурацкая, - она закрывает окно. – Но вы точно могли найти местечко потеплее. У меня не топят уже недели две.
- У нас к тебе важный вопрос, который нужно решить сегодня.
- Надеюсь, это не связано со сроками работы, - ворчит она, - никакой уважающий себя творец не творит в дни государственных праздников, это моветон.
- Нет, мы хотим поговорить о более тривиальном. От чего ты хочешь избавиться?
Она неодобрительно смотрит на хвостатую тень, тыкающуюся носом в ее бюро. Хотя бы - не в бар.
- Ну, давайте хоть границы обозначим, - она возвращается к коньяку.
- В пределах этого мира, - предлагает череп, устраиваясь напротив дивана.
- А, ну тогда ответ прост. Я бы уничтожила ненависть.
- Мы ждали от тебя куда большей оригинальности, - мигает неоновый череп.
- Вот как?
- Когда наедине с собой ты пытаешься сформулировать, что заставляет тебя страдать, ты прокручиваешь – и отталкиваешь – имена людей и события, в которых ты выглядела глупо. И тебе комфортно, потому что ненависть приятна, потому что ты можешь своевольно и гордо откинуть её ради мыслей о любви к миру.
- О любви к миру? – переспрашивает она. – Я не люблю мир. В нем нет практически ничего, что стоило бы тех мучений, которые он приносит. Но для меня нелюбовь к миру – не основа действий или бездействия. Вы думаете, я говорю об убийстве животных или разрушительности войн? О голодающих, которых никто не накормит? Это разнообразные проявления самых разных сторон человечества, не всегда, если вдуматься, таких, которые даже морализаторы назвали бы плохими.
- Тогда поясни.
- Я говорю о ненависти, которая рождается от небезразличия. По сути, это единственная эмоция, от которой отталкивается человек в тех или иных поступках. Всё измеряется по степени ненависти. Это самая нечеткая, но самая популярная мера весов в любой системе, какую придумал человек. Я говорю о стремлении людей решать что-то за пределами своей головы. О первооснове отношений. Об исходной точке бытия. Создавая мир, Бог создал ненависть.
- Сейчас мы исправляем эти ошибки.
- Конечно! Что же, думаете, мир не адаптировался? Не породил более продуктивные системы? Но, как все гениальные открытия, они доступны избранным.
- Тебе?
- Мне. Вырезать ненависть – вырвать позвоночник у мира, чтобы он упал, потерял форму, а потом вытащил другие продуктивные элементы. Если подумать, что управляет человеком? Зависть, фобии… А потом можно и человека убрать, - она усмехается. - Ненависть - это приспособленчество, способ бытия, похожий на жизнь вируса, да вирусы и то совершеннее. Ненависть же еще и неэтична. Она – щупальца, которые бьют по другим, и мир становится нескончаемой войной. Не войной с танками и гранатометами, а бесконечной войной человека с человеком. Надоело, не могу уже, хоть бы что ли все вымерли.
- Устроить последнее, пожалуй, не под силу даже нам, - уточняет гость. – Мы можем только корректировать вторичное.
- А, ну тогда откорректируйте так, чтобы мало не показалась! – она допивает и снова наполняет стакан. – Но редукцией ничего не добьешься. Сколько бы я ни любила утопистов, они тем и прекрасны, что, устраняя те или иные черты человеческой природы, забывают, что тогда будут иметь дело либо с иными существами, либо с даунами. С большим удовольствием посмотрю, что из этого получится.

...

А наутро мир проснулся обновленным и расцветшим, несмотря на январский мороз, иней на стеклах машин и квартир, несмотря на мертвенно-розовый рассвет, растоптанные и замусоренные холмы снега, но среди многих людей, которых он не досчитался сегодня по причине драк, обжорства, старости, болезни и того, что можно вежливо назвать словом accident, были четыре особых человека. По никому не понятным причинам их головы взорвались изнутри, разукрасив все вокруг каплями крови и мозгов и кусочками костей так, как не способен сделать это даже самый изысканный дизайнер. Их останки не складывались в зловещие символы дьявола и не становились пародией на картины импрессионистов. Очевидно, по какой-то причине они не смогли продолжить свое существование после этой ночи, и даже понимали это, пусть и весьма эгоистично. Только одна жертва была найдена и опознана сразу – девушкой, проснувшейся рядом с обезглавившимся телом; до остальных службы правопорядка добрались далеко не скоро. Да впрочем, их всех можно понять. Они, как и все прочие, смутно чувствовали изменения, произошедшие в структуре мироздания, как будто черепахи сделали гигантский шаг в сторону, или кит погрузился глубже, или змей закрутил вокруг мира на один виток больше своего блестящего тела. И несмотря на то, что они жили в этом мире много тысячелетий, сегодня утром им казалось, будто все эти тысячелетия подчинялись другим законам. Правда, вспомнить их не удавалось. К счастью, продолжительные новогодние выходные помогли всем вернуться в повседневное русло без этих дурацких метафизических сомнений в послушных целых головах.

Автор: Vetra 2-04-2011, 12:23

"Вазочка" великолепна. Действительно, ЭТОТ грех приходит к каждому, и у многих остается) Теперь хоть будем знать, кто за это отвечает, на кого все беды сваливать.

Последний... Да, рождественский-то он рождественский, но детям такое не почитаешь)) Интересный рассказ, но с одного раза его не поняла. Будем перечитывать, вникать в смысл.

Автор: DiVert 4-04-2011, 22:31

Ну, признаки жанра - какое-то изменение реальности, связанное с праздничным хронотопом, и светлый позитивный финал - вроде на месте.)
А я-то надеялся, что он прозрачный.))