Частицы души, Рассказы и сказки на ночь от Фриды

Fox, спасибо тебе. Дааа очепятки эт проблема - лентяйка я.
"Когда зацветут каштаны", там не могло быть иначе. Только один выход.
Ох, а насчет котенка... Спасибо еще раз. Это лучшая похвала

Наконец добралась до тебя и прочитала=)
"Не верю"
Очень красиво и романтично, но со множеством ошибок. Не ленись!

"Моё"
Хорошенький рассказик про нахального кошару. Молодец!

"Звездопад"
Очень понравилось! Ты умничка!

"Отражения"
Тут только минотавра нехватало))))
Представляю заголовок "Еда (оно)"
Неплохо=)

"Роза"
Очень красиво и действительно напомнило старые добрые сказки)Спасибо!

"Мечта"
Комплиментов не хватает=)
Самое главное иметь мечту!
Красиво!

"Когда зацветут каштаны"
А при чем здесь каштаны?))Не поняла...

"Девятая жизнь"
Классно!Романтически, но грустно.

В целом как говорилось уже много раз, рассказики хорошие, но грустные. И именно это делает их Классными. Так держать!




Сообщение отредактировал Алёнка - 11-08-2008, 11:07

Спасибо))
над рассказами надо еще работать и работать. И новые выложить, иначе кто-то меня убьет...

Freeda
Кто это тебя убьет? ))))))))))))))))))))))
Давай выкладывай буду ждать=))

Спасибо тебе что заставляеш вспоминать все хорошее, что присутствует в нашей жизни=)

Freeda
Так при чем каштаны? Не врубаюсь(((

Я уже кому-то отвечала... Не могу сказать) у меня с этими самыми цветущими каштанами связано что-то личное. Они здесь... как декорация, атмосфера, время)

Пришел, хоть и с опозданием.
*искреннее раскаяние*
Отмечу впечатления в том порядке, в котором проходило знакомство.

"Совесть"
Ну, получилось так, что знакомство началось с улыбки. Ты так и не ответила - почему котенок?)
Обыграно легко, ненавязчиво, но с долей лукавства. Невольно задаешься вопросом: «А где же моя совесть?»

"Не верю"
До сих пор больше впечатляет Кай, а не главная героиня. Такой… как правильный отрицательный персонаж - харизматичный, отстраненный, непреклонный, которого и оттолкнуть хочется, и пожалеть. А девушка запутавшаяся, будто скрывающаяся от себя – настоящей себя.
После прочтения остается... ммм, осадок? Ощущение, что ты еще там, где-то в ее душе, ее мыслях.
И игра фразами он-она, она-он… ну, ты поняла уже^^

"Мое"
Опять же, улыбался, догадываясь, что речь о небольшом животном. Трогательно, тепло очень. Такие эгоистичные и собственнические мысли у маленькой няки… хе-хе^^

"Звездопад"
...Перечитывал и перечитывал последнюю часть. Снова ты выставила легкомысленную женскую натуру так... что, вроде, и виновата, и горько, что такая, ан нет... ну нельзя рассердиться^^
Сначала мило так, потом еще больше улыбнула серьезность и ответственность мальчишки.
Девчонка – сама непосредственность. Хорошая пара.
Картинки природы и восприятие ее детьми, падающие звезды и маленькие пальчики, тянущиеся к ним - все вышло хорошо. Атмосферно.
Исчезновение мальчика и сверкание – все прямо перед глазами.
Потом, переключаясь на девочку, ощущаешь тишина, понимание, грусть.
Хочется надеяться, что она достойно пронесет память об этом через всю жизнь и загорится потом рядом с ним - с Тимом...

"Мечта"
Закулисный мир старого театра, томление принцессы в клетке и опять женские капризы. Очень глубоко в этот раз, печально и красиво. Тема кукол, а тем более марионеток всегда заставляет задуматься о душе. Чем люди не куклы?..

"Роза"
Так вот откуда твои слова про ваниль и корицу *смеется*.
Вот бы встретить в жизни такую девушку, ради которой можно, очертя голову, бросаться во все тяжкие….
Описание цветка соответствовало затраченным усилиям юноши. Ты вообще очень тонко чувствуешь, какое слово подойдет, а какое – нет. Такие «вкусные» иной раз сочетания, что… ня)
(кончился словарный запас анимешника^^")
Снова грустный рассказ. И от того еще более запоминающийся.

"Узник"
Немного не понял, уж очень динамично. Вспомнились собственные сны. Как путаются они с реальностью. И от чего-то вопрос возник – Англия или Ирландия? Не играю, просто хочется узнать, что ближе к родине здешней атмосферы.

Остановлюсь пока на этом. Над твоими сказками легче думается, когда за окном луга и звезды. Так что читать лучше на сон грядущий.
У меня мало знакомых сказочников, но каждого есть за что любить.
Твои сказки трогают за душу, оставляют после себя тепло и легкий шлейф аромата ванильной карамели^^
Спасибо за уют и добрые мысли. Я сюда еще вернусь.

Боже, это же просто потрясающие рассказы , Фрида!!!! Сразу же вдохновляют, особенно "Каю". "Совесть" - очень образна, от этого очень необычна и интересна.

я, кажется, вернулась... и мне надо, чтобы Это разобрали по косточкам и перышкам...

Исповедь ангела

«Моя мамочка умерла и стала ангелом. И теперь с неба присматривает за мной...» - доносится откуда-то снизу на чистейшем французском.
Когда-то эта фраза вызывала легкую, чуть грустную улыбку. Теперь же ничего кроме усмешки, полной сарказма и неприятного тянущего чувства, будто душу растягивают на дыбе. Все дело в том, что я Знаю.
Ангелами становятся не на небе, а на земле. Если выживают. Небу ангелы не нужны. Оно никого не забирает к себе, а лишь выплевывает, вышвыривает с присущим только ему благородным пренебрежением. Где окажется маленький, беззащитный комочек, непризнанный ребенок безответственного родителя - решает само небо. С изощренностью и дотошностью маньяка выбирает оно самые страшные, самые безнадежные места. Суровые льды и снега Антарктиды, навечно замораживающие сердце, сковывающие разум; знойные африканские пустыни, выжигающие легкие, испепеляющие крылья; самые глубокие ущелья, самые высокие пики. Зачем? Даже сейчас я не знаю ответ. Спросите небо. Может, Вам оно ответит.
Небо - первое что видит новорожденный ангел, и его глаза вбирают в себя цвет родителя, запоминают, чтобы пронести через всю жизнь.
Но... что-то я отвлекся, я же хотел рассказать совершенно другую историю.
В тот вечер шел дождь. Совершенно обыкновенный осенний дождь, лишь добавлявший уныния безрадостной ноябрьской погоде. Зябко кутаясь в старенький черный плащ, я старался как можно быстрее добраться домой. Предательские капли пробирались за воротник, попадали на горячую спину, скатываясь вниз холодными мокрыми дорожками. «Это дождь. Всего лишь дождь, » - убеждал я себя. Но убеждения не помогали, и я никак не мог отделаться от ощущения, что с неба за шиворот падают скользкие черви, и это их прикосновения я чувствую покрывшейся мурашками кожей. Отгоняю от себя это сумасшествие, отчаянно трясу головой из стороны в сторону, но делаю этим только хуже: мокрые, давно не стриженные волосы подобно жирным пиявкам прилипают к щекам и шее, предварительно окатив меня веером брызг. Меняю шаг на бег в надежде поскорее укрыться от этого мокрого безумия в теплом сухом подъезде, а еще лучше в квартире, в кровати под пуховым одеялом.
Не глядя под ноги, спотыкаюсь о какой-то комок, лежащий в воде на асфальте. Чертыхнувшись, падаю на колени. Раздосадовано разглядываю препятствие, в то время как мерзкие дождевые капли решили взять в плен враз обмякшее тело.
Разворачиваю комок лицом к себе. Да-да, не удивляйтесь, у него было лицо. Вернее, у нее. Девочка. Самая обыкновенная семилетняя девочка с короткими темными волосами, завернутая в жалкое подобие одеяла. Малышка не плакала, нет. Даже в последствии я ни разу не видел, чтобы она уронила хоть одну слезинку. До уха сквозь пелену дождя доносился слабый писк, так пищат еще научившиеся лаять щенки. Простой набор пронзительных звуков, складывающихся в просьбу о помощи.
Аккуратно приподняв девочку, ощупываю - цела ли? Ноги, живот, грудь, спина, руки, крылья. Крылья... Крылья! Эта мысль ослепила меня, заставила забыть, каково это - дышать и вообще двигаться; прибила к асфальту, как порывистый осенний ветер прибивает к оконному стеклу пожелтевший кленовый лист.
Ноги подкашиваются, и с мерзким хлюпаньем я оседаю в воду, судорожно прижимая к груди дрожащую девочку.
«Не может быть...»
Ощущения того мига невозможно забыть: опаляющий своей недозволенностью восторг и леденящий душу страх. Они волнами накатывали один за другим, словно вели невидимую, но смертельную борьбу за мои тело и разум. Найти подобную себе. По крови, по духу, по крыльям...
Лишь сейчас я понимаю, как необычно, как нелепо мы выглядели: десятилетний мальчик с лихорадочным блеском в глазах румянцем на щеках прижимает к груди семилетнюю девочку. А с неба нескончаемой, серой стеной - дождь. Он укрывает их от людей, от равнодушного, отказавшегося от них неба. Он делал это неумело, неловко, но очень настойчиво, словно пытался превратить этих двоих в одну из миллиарда капель, что с глухим шумом обрушивались на их головы.
С того самого вечера, с того момента, как я нашел ее, лишь две вещи заставляли меня жить и улыбаться новому дню: ее сердце, гулко и часто бьющееся под ребрами, точно птичка, запертая в клетку, и... что-то несбыточное, непроизносимое, постоянно вертящееся на кончике языка, но так и не осмеливающееся сорваться... Что-то, что сделает ее по-настоящему счастливой.
Сейчас с горечью, разъедающей мою душу, заявляю: я был дураком. Наивным, слепым, влюбленным. Я готов был полмира, нет - весь мир отдать за ее одобрительный взгляд или взмах ресниц. Я пропал, когда впервые заглянул в ее глаза. Казалось, они вобрали в себя всю боль, безразличие и холодность того дождливого ноябрьского неба. Насыщенно-серые, переливающиеся всеми оттенками этого цвета, словно кто-то запустил в ее глаза светлячков и они призваны осветить все, на что упадет ее взгляд. Она покоряла своим взглядом всех. Даже пожилую женщину, что приютила меня, а после и ее. В тот самый вечер хозяйка лишь укоризненно, но нежно посмотрела на нас, жалких, промокших, продрогших, и едва слышно прошептала: «Будем жить втроем...»
Ну вот, я снова отвлекся...
Она быстро освоилась со своей работой, предназначенной еще задолго до ее рождения. Приняла свое ангельское происхождение как данность и носила крылья с той гордостью, с которой королевы носят короны. И я уже не знал, кто из нас двоих учит и наставляет другого.
Хозяйка нарадоваться не могла умненьким, красивым и таким дружным детям. Детям, которые жили в постоянной лжи, которые платили тем, чем умели - любовью и охраной.
Два маленьких, лживых хранителя.
Хозяйка называла ее Рейн, потому что она... пахла дождем. От волос, от нежной оливковой кожи всегда исходил этот запах, свежий терпкий, приятно щекочущий ноздри. Все ее вещи, мебель, даже люди приобретали этот необычный аромат.
Не сохранили... У каждого своя работа, свои подопечные и на всех времени не хватает.
В тот день в ней что-то сломалось. Во второй раз. Первый был в тот вечер под дождем. Она словно оградилась от окружающего мира пеленой дождя, которую я ревностно защищал...
Потом пелена рухнула. Рейн потянулась к миру. Но не так, как я того хотел. Почти все время она проводила с людьми, все чаще стала показываться на глаза не только детям, но и взрослым. Искала способы избавиться от крыльев, ставших для нее бременем, прибивающим к земле. Она смеялась, вот только в глазах по прежнему равнодушно смотрело на окружающих ноябрьское небо.
Я понимал, что должен что-то сделать, изменить. Но бездействовал. Не мог или не хотел. Просто жил для нее, как пообещал однажды. И даже когда ее не было дома, я ощущал ее запах, тепло, краем сознания улавливал взмах полупрозрачных крыльев.
В тот июльский вечер я возвращался домой как никогда уставшим, обессилено волочил по земле грязные серые крылья, шумно втягивал остывающий воздух, прислушивался к звукам успокоившегося города. Шумные, беспокойные дни быстро выматывали меня, и я бы давно перешел на ночную работу( благо ее тоже хватало), но... она боялась темноты. А я боялся поселись страх в ее глазах.
Последние шаги давались особенно тяжело. Крылья с неземной тяжестью давили на спину, норовя расплющить тело по горячему пыльному асфальту.
Прихожая, пропитавшаяся запахом дождя и пыли, кухня... Все как всегда... У нас были сотни таких вечеров.
Она сидела на подоконнике, положив голову на согнутые в коленях ноги, курила, выпуская в воздух белоснежные колечки.
- Мне сегодня приснился сон, - проговорила она, рассматривая меня в расплывавшееся в воздухе кольцо. - Мне приснилось, что я крыльями проткнула небо. Пронзила его насквозь. И оно треснуло с противным, звенящим звуком. Трещины исполосовали его в один миг, превратив в гигантскую мозаику. А потом... потом небо стало падать на землю. Осколок за осколком. Ливень из обломков неба. И я стояла под этим звенящим ливнем, до тех пор пока он не закончился, обнажив иссиня-черную, как твои глаза, бездну. И я поняла, что осколки, падая, срезали мои крылья. И я бросилась их искать. Я искала крылья, ступая босыми ногами по осколкам неба. А потом... потом я увидела тебя. Ты шел ко мне навстречу и за твоей спиной были крылья. Они... так уродливо смотрелись... - затем она расхохоталась и, резко оборвав воспоминания о прошедшем сне, залепетала:
- Макс, я стану человеком. Я должна стать человеком! Че-ло-ве-ком! Завтра. Я уже обо всем договорилась.
Ее слова. Сперва они сбили меня с толку, заставили замотать головой, отгоняя глупые мысли. Да, я знал, что из года в год она все выше поднималась, совершенствовалась, оттачивала мастерство. Но я не знал, даже представить не мог, что ее конечная цель - человек. Беспомощный, жалкий, с такой короткой жизнью... И пока я удивленно смотрел на нее, Рейн продолжала:
_ Это то, к чему я всегда стремилась. Стать нормальной. Спокойно спать ночами и не видеть во снах тех, кого мне не удалось спасти. Завести семью, детей, нормальную работу...
- Рейн, постой... - я поднял руку, чувствуя, как к горлу подкатывает истерика.
Но она даже не обращала на меня внимания.
- И если захочешь, я даже разрешу тебе стать моим персональным Хранителем... - звонко расхохоталась она и спрыгнула с подоконника. - Ну так что?
-Что?.. обреченно вздохнул я , чувствуя резкую пульсацию в висках. «Без тебя... Человек...» Мир у ходил из-под ног, вращался с космической скоростью, норовя скинуть меня с земли в бесконечную холодную бездну.
- Будешь моим Хранителем? - снова смех и глаза светятся, горят каким-то странным огнем.
А я не мог понять, что ее так смешило. Мой жалкий вид или молящее выражение глаз. Да, я умолял ее. Умолял одуматься, остаться, обратится к врачу. Хотя, что она сказала бы ему? «Я ангел, которому надоело его бремя, и теперь я хочу стать человеком.»
Она лишь звонко смеялась в ответ, ерошила коротко стриженные темные волосы и в эйфории повторяла:
- Я стану человеком, слышишь?
Безумие, стучащее в висках, сжимающее сердце, ломающее тело. Но кто был безумен: я или она? В миг она изменилась. Изменился весь мир вокруг. Серые глаза потемнели и светили безумием, запах дождя... исчез, испарился, как неудачная иллюзия.
Ходили слухи, что некоторые ангелы сходят с ума в своем желании стать людьми. Они слепнут, лишаются крыльев и бесцельно скитаются по миру, леденя кровь своим безумным хохотом.
Она была безумна. Я свято в это верю.
Безумие, спасают смертью, говорили те же слухи. А убить ангела может лишь ангел.
Слухи не врали... Ее глаза, полыхнувшие привычным серым, перед тем, как навсегда погаснуть, до сих пор стоят перед моим взглядом.
Две недели. Столько я жил без нее. Две недели бессмысленной и пустой жизни, две недели без работы. Я искал смысл жизни в бокале коньяка высшей пробы. Искал его, подставляя лицо упругим дождевым струям, в надежде, что они вернут меня в холодный ноябрьский вечер. Я искал... мир, который не мог заменить мне ее.
Но зачем нужен мир пьяному, жалкому ангелу?
Ходят слухи, что такие как я, прилетают умирать на Триумфальную арку. Это последнее, на что они имеют право - закончить свою жизнь, любуясь видом Парижа в закатных лучах, попивая коньяк, подставляя лицо душному ветру, приносящему запах акаций.. Романтично? Или пошло?
Легкий толчок в спину. Звон разбившегося бокала.
«Спасибо...» - разносится шумом голубиных крыльев.

Добавлено:
Этот отрывок не совсем в тему, вернее совсем не в тему. И неправильностей, требующих рецензии здесь очень много. Повторы, неловкие фразы и прочее... Но рука не поднимается исправить. Помогите, а?


"Давай станцуем наш... танец; с красивых лиц сотрем... глянец."(с)
Я сижу на истертых ступенях старого, давно заброшенного деверянного дома. За день они нагрелись на солнце, но сейчас остывают, отдавая ночи свое тепло.
А я сижу и жду тебя.
Я бы смотрела на часы, чтобы узнать, сколько осталось до твоего прихода, но я не ношу часы. Можно было бы определить время по количеству зажегшихся на небе звезд, но стоит мне поднять голову в вверх, как на нежный фарфор со звоном начинают падать капли.
Дождь. Теперь вокруг пахнет мокрым деревом, потекшим гримом и ожиданием.
Дождь. А я жду тебя, подставляя личико беспощадным каплям. Они смывают тщательно наложенный грим, избавляют одежду от вычурных блесток, слизывают остатки пудры с аккуратно уложенных волос.
Мне все равно. Ты ведь примешь меня и такой.
Так странно - я вся продрогла. Фарфор чуть звенит от дрожи, а алый бархат в груди болезненно сжимается от холода и ожидания.
Но я никуда не ухожу, а продолжаю сидеть и ждать. Лишь пару раз сонно протираю глаза и зло смотрю на дорогу.
Два изумруда радостно вспыхивают, когда сквозь пелену дождя проступает твой силуэт. Строгий, собранный, чуть угрюмый, но уверенно шагающий ко мне сквозь дождь. И мое тряпичное сердце начинает биться быстрее, грозя разбить стесняющий его фарфор.
Я слежу за каждым твоим шагом, вырывая его у дождя.
Все говорят, что ты похож на рыцаря. Такого, каких рисуют в детских сказках, какие спасают принцесс, детей и благородных дам, а потом живут долго и счастливо. Да, похож... Изящный доспех, серебряный меч и потрепаный плащ. Благородная грусть, сквозящая в глазах. Задумчивость и решимость в немного детских чертах. Но тебе не обмануть ни меня, ни дождь. Мы знаем, какой ты. Мы знаем, кто ты.
Упрямые хлесткие капли стирают твой образ, нарисованный в сотнях детских книг, образ, от которого приходят в восторженный трепет все...
Исчезает плащ, меч, доспех и резное забрало, утонченные черты лица смываются... Ты это знаешь, но продолжаешь идти навстречу. Неуклюже, касалапо, с растерянностью на лице, но прежнему уверенно.
Когда ты подходишь, я поднимаюсь и мы долго смотрим друг на друга.
Фарфоровая кукла, чье лицо покрыто сеточкой трещин, а перламутр губ и щек давно потемнел и начал осыпаться; кукла со спутанным войлоком вместо волос и зелеными стеклышками глаз вместо прежних ярких изумрудов; кукла в старом потрепаном платье, на ее ногах нет даже башмаков, не говоря уже о изящных серебряных туфельках...
А напротив...
Старый плюшевый мишка, чья шерсть изрядно потрепалась и покрылась подпалинами; мишка, из которого во все стороны торчат нелепые, но такие трогательные нитки; мишка, чье правое ухо держиться на честном слове, а яркие жемчужины глаз потемнели и выцвели.
Не говоря ни слова, я беру тебя негнущимися пальчиками за мягкую мокрую лапу и веду в дом.
Здесь пахнет лавандой, мягким воском и тайной.
Старая пустая комната утопает в приглушенном свете свечей, хаотично расставленных на полу. Все они оплавлены наполовину. Умерла половина ночи, пока ты шел.
Да, в этот раз я ждала тебя слишком долго.
Но время еще есть. Пока не догорит последняя свеча, пока первый рассветный луч не разрушит нашу неправильную сказку, наш причудливый ритуал.
Наш танец...
В нем есть изысканная грация и ванильная грусть, утонченная нежность и кремовая легкость.
Мы танцуем, вслушиваясь в приглушенную песню сверчка. Он единственный и самый верный наш аккомпаниатор - старый сверчок с крохотной скрипкой. Свидетель наших встреч, хранитель наших тайн.
Комната, мертвая днем, теперь живет. Наша тайна, наш танец вдохнули в нее жизнь на еще одну ночь.
Надломленный стук фарфоровых ног и мягкий шорох плюшевых лап, трель сверчка и ворчливый скрип половиц...
Я наслаждаюсь окутывающим меня теплом плюшевых лап, ты передаешь мне это тепло, согревая безжизненный раньше фарфор. И я оживаю, вдыхая и в тебя эту жизнь.
Босиком по гладкому, теплому деревянному полу. Мы знаем каждую неровность, каждую щель в этом деревянном море, так тщательно отполированном нашими шагами.
А если кто-то решит вдруг подкрасться и подсмотреть за нами - его ждет разочарование. Он не увидит. Ничего. Ведь больше никому не понять сказку вальсирующих кукол.
Ночь подходит к концу. Последнее па, последний аккорд и скрип половиц.
Запах тайны, сказки, общей истории и необыкновенной нежности улетучивается, уступая место морозному, отрезвляющему запаху утра.
Догорает последняя свеча.
Нам пора уходить.
Благодарная улыбка.
Мягкое прикосновение лохматой лапы к потрескавшейся щеке.
Мы уходим. Не говоря ни слова, не прощаясь, не роняя ни слезинки.
Самая красивая фарфоровая кукла инфанты и любимый благородный рыцарь юного принца.
Мы расходимся, вновь одевая, к которым привыкли остальные.
Но стоит вновь зажечься свечам и мы вернемся.
Я буду ждать тебя, сидя на деревянных ступенях.
Ты будешь идти ко мне сквозь дождь.
Мы будем вальсировать до утра.
Хранить тайну нашей неправильной сказки.

Итак, моя милая сказочница, наверное, я первой отмечусь в этой теме. И немного напишу о некоторых ошибках и неточностях.

Исповедь ангела

Зябко кутаясь в старенький черный плащ, я старался как можно быстрее добраться домой.
Все хорошо, но мне лично не нравится словосочетание зябко кутаясь.

«Это дождь. Всего лишь дождь, » - убеждал я себя.
Или запятая лишняя, или конструкция предложения не правильная.

Отгоняю от себя это сумасшествие, отчаянно трясу головой из стороны в сторону, но делаю этим только хуже: мокрые, давно не стриженные волосы подобно жирным пиявкам прилипают к щекам и шее, предварительно окатив меня веером брызг.
давно не стриженные волосы, пишется либо нестриженные, либо как отглагольное прилагательное с одной буквой "н".

Меняю шаг на бег в надежде поскорее укрыться от этого мокрого безумия в теплом сухом подъезде, а еще лучше в квартире, в кровати под пуховым одеялом.
Вот, вроде бы, тоже все нормально, но не нравится мне "меняю шаг на бег", или само предложение как-то разбить.

Не глядя под ноги, спотыкаюсь о какой-то комок, лежащий в воде на асфальте.
Самая обыкновенная семилетняя девочка с короткими темными волосами, завернутая в жалкое подобие одеяла.
Возможно, я придираюсь, но никак у меня семилетний ребенок не ассоциируется с комком. Я уж думала тут явная опечатка и на самом деле там младенец, завернутый в одеяло, ан нет...

Она смеялась, вот только в глазах по прежнему равнодушно смотрело на окружающих ноябрьское небо.
по-прежнему, через дефис. Малюсенькое упущение, конечно...

А я боялся поселись страх в ее глазах.
Надо перефразировать, обрати внимание, как нехорошо звучит "я боялся" с глаголом в повелительном (может, ошибаюсь) наклонении "поселись".

Вроде бы все, по чему скользнул мой беспристрастный взгляд.
Теперь относительно впечатлений. На самом деле, тема с ангелами настолько избита, что сложно придумать что-то новое, привнести что-то свое. Огромный плюс тебе за то, что смогла перенести все происходящее не просто на бренную землю, а сделать ангелов неотъемлемыми ее обитателями. Конечно, уже ставшая твоей визитной карточкой, грустная сказка, с неким, вызывающим самые скрытные порывы души, смыслом. Красиво, образно, но одно, что мне не очень показалось уместным. Концовка, некая утопичность, витиеватость фраз, переплетение сторонних описаний. Рассказ от лица героя, звучит, конечно, как последняя исповедь, но вот концовка немного перечеркивает ее, как будто кто-то ставит точку в ней за самого героя, как будто кто-то делает этот последний шаг за него. В остальном, да, все хорошо, прорисованные герои, настроения, мотивации, более или менее четкая сюжетная линия. Хорошо построенный монолог, за исключением может быть нескольких моментов. Мне нравится, хотя повторюсь, я считаю, что тема с ангелами так избита, что сложно чем-то удивить. Хотя я не думаю, что ты пыталась именно удивить, скорее поделиться кусочком своей фантазией, а вот это очень хорошо получилось.

"Давай станцуем наш... танец; с красивых лиц сотрем... глянец."(с)

Можно я скажу сразу. Мне очень понравилось. Это плохо, конечно, с моей стороны сравнивать. Но мне оно понравилось больше чем предыдущее, хотя ты сетовала на явные несовершенства этого твоего творение. Но мне оно показалось более теплым, каким-то по-настоящему твоим, хотя и переполненным казалось бы грустью, и все же... оно другое.

И еще, знаешь, я не претендую. Но последние слова в этом рассказе - "тайна нашей неправильной сказки" еще ярче бы вписались в название.

К стилистике, обрывности фраз придираться не буду. Ибо, по моему личному мнению, смотрится вполне органично.
Теперь немного маленьких ляпов.

Я сижу на истертых ступенях старого, давно заброшенного деверянного дома.
очепятка)) деревянного.

Изящный доспех, серебряный меч и потрепаный плащ.
опять небольшая опечатка - потрепанный.

Неуклюже, касалапо, с растерянностью на лице, но прежнему уверенно.
Косолапо. ))

Фарфоровая кукла, чье лицо покрыто сеточкой трещин, а перламутр губ и щек давно потемнел и начал осыпаться; кукла со спутанным войлоком вместо волос и зелеными стеклышками глаз вместо прежних ярких изумрудов; кукла в старом потрепаном платье, на ее ногах нет даже башмаков, не говоря уже о изящных серебряных туфельках...
1. - потрепанном
2. - об изящных

Старый плюшевый мишка, чья шерсть изрядно потрепалась и покрылась подпалинами; мишка, из которого во все стороны торчат нелепые, но такие трогательные нитки; мишка, чье правое ухо держиться на честном слове, а яркие жемчужины глаз потемнели и выцвели.
Лично мне не нравится словосочетание "держится (без мягкого знака) на честном слове".

Умерла половина ночи, пока ты шел.
С таким волшебным избытком описательности это фраза обрубает все фантазии на корню.

Мы расходимся, вновь одевая, к которым привыкли остальные.
Я так догадываюсь, что тут должно быть где-то слово "маски" )))

О собственных впечатлениях я уже почти все рассказала. Могу лишь еще раз подчеркнуть, что эта сказка то, что похоже на твой стиль, на твое сказание, на твою волшебность, чудесность и легкую призрачную грусть.

*перечитывает замечания*
спасибо, мой самый чуткий читатель.
Я обещаю разобраться со всеми огрехами, особенно, в первом рассказе. Он переписывался раз пять и все равно чего-то не хватает, чувствую, что "не то".
Уже работаю над ошибками.
Второй... спасибо, конечно, но исправлю когда смогу сама его перечитать без слез. Поверишь ли, написано за 20 минут...
В общем, буду исправляться. Самой стыдно за такое количество ошибок.

Наконец-то! Наконец-то у меня дошли руки! Может, конечно, и не к добру они дошли…

«Исповедь ангела»

Эх… косточки и перышки, говорите….. опасаюсь, что косточки будут большими берцовыми, как раз с «Веселого Роджера», а перышки, как минимум, страусиными…

Общее впечатление: трогательно, с долей философии но... не даром тебе кажется, что в нем чего-то не хватает)))) мне тоже так показалось. Как сказала amyki, тему ты выбрала довольно неблагодарную. Столько уже написано, переписано и перенаписано про ангелов, что измыслить что-то новое, не скатившись при этом до подростковой графомани — весьма трудно. Это, конечно, не значит, что тема ангелов навсегда запретна))))
Так же, наша дорогая amyki отметила прописанность персонажей.... но я здесь вынуждена поспорить (в любом случае, мое мнение крайне субъективно). Герои остались для меня весьма аморфными. Да, общее настроение, бесспорно, чувствуется, есть атмосфера, некая обреченность, трагизм. Весьма образно.... вот только действия, как такового, я не увидела. Автор предлагает на 100% довериться словам мальчика, но не позволяет что-то увидеть читателю собственными глазами. Нет информации, картинки, деталей, по которым читатель мог бы составить свое мнение о происходящем. Что именно подтолкнуло Рейн к принятию такого решения, что ее сломало? (Стать нормальной. Спокойно спать ночами и не видеть во снах тех, кого мне не удалось спасти. Завести семью, детей, нормальную работу... - этого как-то маловато....) Правильно заметила Рианна – не хватает информации. Действие осталось за кадром, но, тем не менее, этот эпизод мог бы значительно вылепить образ героини. Читатель не видит причины, побудившей ее так думать, а потому, в большинстве случаев, просто не верит. Где ее эволюция от маленькой девочки, которую герой нашел, до ангела, который «курит»? (о том, сколько времени прошло - вообще не ясно). Полагаю, все же это история этой девочки, а не мальчика, пусть и ведется повествование от его лица. Факт безумия героини тоже голословен, по большому счету. Нет как такового конфликта, который обязателен в прозе (исключая миниатюру, конечно), нет остроты. Нет единственного выхода для героя, который заставляет поступить его только так (как в финале), а не иначе. Нет ярко выраженных элементов рассказа (за них меня тут, чую, скоро будут бить). Практически напрочь отсутствует кульминация. Теоретически она есть, но, уж прошу прощения, никакая... нуждается в хороших костылях. Итак, мое мнение: нужно выстроить композицию и сюжетную линию с сюжетными узлами — и тогда все соберется и будет единым рассказом....
Ну, раз пошла такая пьянка..... все равно мне кирпичик на голову где-нить по любому скинут... Поосторожнее с местоимениями. Многие ошибочно выбирают подобный стиль, думая, что здесь ничего сложного, но в большинстве подрываются на местоимениях, как на минном поле. Да это и есть минное поле! Тут нужен большой опыт.

Ниже некоторые моменты, которые показались сомнительными. Возможно, будут повторения с amyki, но, уж пардон)))) повторение – мать учения)))

Надеюсь, без обид… иногда из благих побуждений приходится сильно лупить…

«скатываясь вниз холодными мокрыми дорожками»
Это явление называют по разному: кто-то тавтологией, кто-то плеонализмом (я предпочитаю первое))). Но суть не меняется)

«убеждал я себя. Но убеждения не помогали»
убеждал — убеждения... допускаю, что повтор намеренный, но.. не айс.

«Отгоняю от себя это сумасшествие»
от себя — совершенно лишнее, больше здесь не от кого отгонять, тем более, текст от первого лица.

«трясу головой из стороны в сторону»
«из стороны в сторону» я бы тоже опустила. Не знаю, для меня здесь звучит как-то не гармонично... «качаю из стороны в сторону» - вполне понятно.... а вот трясу....

«предварительно окатив меня веером брызг.»
пожалуй, это я бы тоже опустила. Тем более в условиях идущего дождя едва ли возможен этот самый веер.... а вот про пиявки — отлично)))

«Меняю шаг на бег »
для меня дисгармонично... хочется сказать что-то вроде «прибавляю шаг, бегу». ИМХО

«Чертыхнувшись,»
переворочено, на мой взгляд ХНУВШ.... я бы написала чуть помягче - «чертыхаясь».

«Самая обыкновенная семилетняя девочка»
то, что непременно именно семилетняя — на лбу написано? Или докУмент прям сразу был предъявлен? В таких случаях обычно пишется «девочка лет семи», потому что сам рассказчик видит ее впервые и не может это знать наверняка. Он только предполагает.

«так пищат еще научившиеся лаять щенки»
наверное, НЕ научившиеся?

«складывающихся»
та же претензия, что и к «чертыхнувшись».

«прижимая к груди дрожащую девочку.»
вот слово «девочку» уже хочется чем-то разбавить... зачастила. Синоним нужен.

«Лишь сейчас я понимаю, как необычно, как нелепо мы выглядели: десятилетний мальчик с лихорадочным блеском в глазах румянцем на щеках прижимает к груди семилетнюю девочку.»
Хм.... а вот тут а зависла... Вот уж не думала, что повествование ведется от лица десятилетнего ребенка. Почему-то в голове четко сложился образ мужчины средних лет. В таком случае, на мой взгляд, слишком взрослый текст. Не может десятилетний ребенок так видеть. Хотя, конечно все можно списать на его ангельскую сущность, но путаницу это не отменяет.

«Он укрывает их от людей, от равнодушного, отказавшегося от них неба»
На мой взгляд, крайне неудачный скачек. Только что велось повествование от первого лица, и вдруг такой сбой на взгляд со стороны. Тем более в том же самом абзаце.

«Он делал это неумело, неловко, но очень настойчиво, словно пытался превратить этих двоих в одну из миллиарда капель, что с глухим шумом обрушивались на их головы.»
Путаница с местоимениями.

«точно птичка, запертая в клетку,»
Штамп

«постоянно вертящееся на кончике языка, но так и не осмеливающееся сорваться...»
Шипящие

«светлячков и они призваны осветить, на что упадет ее взгляд.»
По-моему, ТО потерялось. «...осветить то, на что упадет...»

«Даже пожилую женщину, что приютила меня, а после и ее»
Странновато звучит... Если ДАЖЕ, то эту пожилую женщину якобы вообще невозможно покорить.... Невольно думается, что она редкая злыдня... и тут же сообщается о том, что она приютила детей... нестыковка.

«которые платили тем, чем умели - любовью и охраной»
Конечно понимаю, что ангелы и все такое... но, наверное, «охраной» - здесь слишком грубо. Надо другое слово.

«Хозяйка называла ее Рейн, потому что она... пахла дождем»
И это-то в Париже? При повсеместной нелюбви французов ко всему англицкому? Pluie — в лучшем случае, если уж на то пошло...

«свежий терпкий»
не уверена на 100%, но, кажется, что это практически антонимы.

«Она словно оградилась от окружающего мира пеленой дождя, которую я ревностно защищал...»
Защищал пелену дождя???

«Она сидела на подоконнике, положив голову на согнутые в коленях ноги, курила, выпуская в воздух белоснежные колечки.»
пардон... семилетний ребенок курил? Тут, как я теперь понимаю, скачок по времени... но в тексте его нет.

«- Макс, я стану человеком. »
Наконец-то имя! Вот только следовало его упомянуть с начала или уж не упоминать вовсе.... сейчас выглядит так, что автор просто забыл о имени героя. Единственное имя на весь рассказ — маловато.... У девочки оно все же говорящее...

«и светили безумием»
светилиСЬ

Freeda, да не покажутся мои слова обидными или излишне грубыми, ведь любая критика субъективна...
"Исповедь ангела."
1) В 7 лет вроде не пищат, а уже говорят
2)"Казалось, они вобрали в себя всю боль, безразличие и холодность того дождливого ноябрьского неба". - несочетаемы боль и безразличие.
3)"Но я не знал, даже представить не мог, что ее конечная цель - человек. Беспомощный, жалкий, с такой короткой жизнью..." - ну неееет(((( Сам взгляд на человека не понравился.
4)"Ходили слухи, что некоторые ангелы сходят с ума в своем желании стать людьми. Они слепнут, лишаются крыльев и бесцельно скитаются по миру, леденя кровь своим безумным хохотом." - А какие предпосылки были у Рейн, чтобы стать человеком? Просто непонятно - а с чего вдруг?
5)Несколько расплывчато это всё: непонятно вообще, кого ангелы спасали и чем вообще занимались. Деталей не хватает. Поступков.
Пардон за придирки А так - романтично. Печально. Ясно, что изначально было желание показать иной взгляд, не человека, а ангела.
"Давай станцуем наш... танец; с красивых лиц сотрем... глянец."
1)"Два изумруда радостно вспыхивают, когда сквозь пелену дождя проступает твой силуэт. Строгий, собранный, чуть угрюмый, но уверенно шагающий ко мне сквозь дождь." - тавтология.
2)"Мы расходимся, вновь одевая, к которым привыкли остальные." - одевая что?
Гораздо лучше первого. Намного. Оригинально. Очень ностальгично. Дети всегда думают о том, чем занимаются ночью игрушки, пока сами дети спят.

Горация, Rianna, спасибо.
На что обижаться посредственному графоману? Уже работаю над этим безобразием. Редактирую, меняю, убираю.
Спасибо за ваши тапочки и трату времени.
Буду исправляться.

Старые часы
В ту ночь старые часы остановились. Жалобно скрипнув, позолоченный маятник качнулся в последний раз.
На следующее утро никто в доме этого и не заметил.
Ведь эти часы уже давно никому не были нужны. Старый господин оставил их на стене в гостиной как память, как предмет интерьера, так подходивший к каменному камину, в котором вот уже полвека не зажигался огонь, и старинной дорогой мебели. Старая госпожа постоянно жаловалась, что у нее болит голова от их монотонного зловещего звона, но мужу не перечила. А маленькая мисс просто не обращала на них внимания, ведь они были всего лишь пережитком прошлого.
Но часы шли день за днем, преданно служа неблагодарным хозяевам. По ночам жужжание шестеренок и вздох маятника вторили шумевшему за окнами дождю и ветру. Днем старая позолота играла с солнечными бликами на стенах.
И лишь на третий день старая служанка сообщила хозяину, что часы встали и никак не заводятся.
-Какой кошмар, - сокрушался господин, - если часы стоят, то как наши гости узнают, когда же им пора уходить?..
-Это ужасно, - причитала госпожа, - сломанные часы – плохая примета.
-Как грустно, - вздыхала маленькая мисс, - они нравились моему учителю музыки…
На следующее утро хозяин вызвал часовых дел мастера. Высокий и совершенно седой, с грустным лицом, покрытым паутиной морщин, часовщик долго осматривал часы.
-Увы… но они остановились навечно. Понимаете, время этих часов истекло, шестеренки стали единым целом, и они уже никогда не смогут идти и служить вам как прежде…
И шепотом добавил: «Никогда в этом доме…»
Семейство решило не оставлять старую, сломанную и уже совершенно ненужную вещь дома, и часы были отданы старику.
Они провожали его взглядами, пока он не скрылся из вида…
-Верится мне, что соврал этот старый черт… Как глаза-то у него загорелись, когда он наши часы увидел! – недовольно проговорил господин.
-Да-да, милый, он точно сам черт! – испуганно пробормотала госпожа, - и взгляд у него недобрый, и сам хромой. Верно, это сам нечистый был. И часы дьявольские, недаром голова от них болела.
- Хорошо, что этот черт утащил их в свои подземелья, - деловито добавила маленькая мисс.
И только мальчик0слуга, наблюдавший за всем из-за тяжелой портьеры свято верил, что к ним приходил ангел и он унес часы в особый рай… для часов.


Добавлено:
Люди называли ее Дитя Судьбы. Никто не знал, откуда она и что ищет в этом мире. Просто в один прекрасный или ужасный миг кто-то чувствовал на свое руке дрожащие детские пальчики, и после этого мир уже никогда становился для него прежним. Одни искали с ней встречи, упрямо, уверенно в томительном предвкушении, другие страшились этой встречи и боязливо оглядывались – нет ли за спиной маленькой хрупкой фигурки.
***
Марк возвращался домой. Война закончилась, и в этом долгожданном мире его твердая рука и безжалостная сталь уже не были нужны. Воин шел по дикому лугу. Иногда, забавы ради, срезая острым как лезвие клинком лиловые головки душистого клевера или невинные цветки пастушьей сумки. Он устал. Устал смертельно, этот молодой воин с глазами цвета холодной стали, которую он так привык сжимать в руке. Теплый ветер доносил до смуглого обветренного лица не пепел сожженных домов и отчаянный, молящий крик, а пьянящую сладость медуницы и вереска. И с каждым шагом он все реже поднимал клинок, все мягче ступал на девственный пестрый ковер. Опускались напряженные плечи, светлело мрачное лицо, разглаживались сосредоточенные складки над переносицей, стиралась из глаз жестокость и неумолимость. Он возвращался домой. К новой жизни.
-Я знаю твою судьбу, - лукавый детский голос раздался за спиной, а крохотные пальчики обхватили ладонь. Их тепло чувствовалось даже сквозь кожу перчатки.
Воин улыбнулся и медленно повернулся к ребенку, заявляющим такие вещи столь обыденным тоном.
Перед ним стояла девочка лет шести, в нежно-зеленом, выгоревшем на солнце, ситцевом платье. Хрупкие пальчики крепко сжимали ладонь воина, длинные черные волосы разметались по плечам и, казалось, сам ветер играет угольными прядями.
Малышка приветливо улыбалась, играя ямочками на щеках, вот только взгляд блестящих зеленых глаз был не по детски серьезен и внимателен, словно видел насквозь, дотрагивался до души и переворачивал то, что хотелось забыть.
-Никто не может знать судьбу, маленькая, - Марк присел на корточки рядом с ребенком и шутливо коснулся пальцем курносого носика малышки.
-Я знаю. И хочу рассказать твою, - упрямо повторила девочка, не переставая улыбаться.
Странная серьезность ничуть не удивила, а скорее рассмешила воина.
Даже будучи ребенком он играл с друзьями в войну, так почему бы не наверстать упущенное и не поиграть с этим ребенком? Он был уверен, что девочка затеяла какую-то игру и раз уж сверстников рядом нет, решила поиграть со взрослым.
-Ну расскажи, маленькая гадалка. И будь честна со мной! – подыгрывая тону девочки ответил воин, усаживаясь на землю.
Он никуда не спешил, ребенок был очень занятным – так почему бы не поддержать ее игру, а потом отвести к родителям. Те наверняка беспокоятся, куда пропала дочка, может. Даже отблагодарят за возвращение непослушного ребенка.
-Поищи, что есть у тебя у тебя в кошельке, воин, - хитро предложила девочка, усаживаясь напротив Марка.
-В кошельке у меня монеты. А может, быть тебе дать красивую монетку за гадание, а, маленькая плутовка? – рассмеялся воин.
-Ты хорошо поищи… - настаивала на своем девочка.
-Давай искать вместе, - подражая голосу малышки ответил воин и вывернул содержимое увесистого кошелька в траву.
Эта забавная игра захватывала его все больше, а серьезность во взгляде девочки уже смешила и он тоже пытался сохранить серьезность и едва сдерживал, растягивающую губы улыбку.
Каково же было его удивление, когда вслед за блестящим золотом монет из кошелька выпало кофейное зернышко.
-Это подойдет?- протянул он его малышке.
С минуту девочка вертела находку в руке, пристально рассматривая ее, бережно проводя по зернышку маленькими пальчиками. Когда же она подняла личико, воин отпрянул от неожиданности: вместо зеленых на него смотрели бездонные карие глаза..
Девочка подняла вторую ладошку вверх, и на ней оказалось еще одно зернышко. Она поднимала руку снова и снова, каждый раз ловя в воздухе бархатно-коричневые кофейные зерна. Все их она складывала в замысловатый узор на траве, понять который не смог бы даже самый искусный архитектор. Последнее зернышко, оставшееся в руке, было тем самым, которое выпало из кошелька воина. Девочка подбросила его вверх, и оно исчезло, растворилось в теплом пряном воздухе.
-Ааа, так ты не гадалка, а фокусница?.. Вот… - но малышка не дала ему договорить. Звонкий детский голос теперь царил над лугом, вплетаясь в пение птиц, стрекот кузнечиков и шепот диких трав.
- Ты оборвал столько жизней, воин, что расплатишься за них… Судьба твоя сожжена и укрыта пеплом. Не будет счастья в доме твоем, блеска в глазах твоих, улыбки на губах твоих…не будет смерти для жизни твоей… - девочка говорила спокойно и безмятежно. Она говорила и в словах ее переплетались прошлое, настоящее и будущее, сплетаясь в один живой клубок, который, казалось, комом застрял в груди воина.
С каждым словом лицо воина становилось все бледнее, превращаясь в маску, покрытую трещинами страха.
Весь мир сжался до кофейных глаз и беззаботного голоса девочки, топящих в обреченности и отчаяньи.
Игра закончилась. Воин поверил. Свято, слепо. Прежде незнакомая волна страха накрыла, припечатала к земле, затмила небо над головой. Он забыл, как хотел вернуться домой. Забыл кто он. Была лишь растущая внутри пустота, жадно пожирающая каждое слова этого проклятого ребенка .
А девочка улыбалась и говорила…
Жужжащий звон стали. Мягкий звук плоти. Удивленный вскрик. Застывшие глаза ребенка с замершим в них ослепительно-синим небом.
***
Люди говорили, что после войны никто не встречал Дитя Судьбы. Ходит теперь по свету Воин Судьбы, а в глазах его – все краски дикого луга…



Добавлено:
Когда старая Хелен была в настроении, в небольшую таверну на окраине деревни собирались почти все жители. Послушать, почувствовать, представить. Пережить те чудные истории, что, срываясь с ее губ, зависали в воздухе причудливыми призрачными картинами.
Уже рано утром в деревне знали: сегодня Хелен вновь выйдет в свет, чтобы явить миру еще одну историю. В таверне с рассвета кипела жизнь: десятки ног полировали скрипучий дощатый пол, на кухне все булькало, скворчало, шипело, томилось и выдавало нескончаемые клубы ароматного и аппетитного пара, от которого кружилась голова даже у старой хозяйской кошки. На столы стелили чистые скатерти, столовые приборы начищали песком.
Естественно, в такой суматохе никто и не заметил двух маленьких девочек, спрятавшихся под любимым столом Хелен, в дальнем углу у камина. Длинная льняная скатерть, свисавшая до пола, надежно скрывала двух маленьких проказниц.
Миловидная Катрина обещала в будущем прослыть первой красавицей и желанной невестой – родители уже сейчас подыскивали девочке пару, несмотря на то, что малышке едва исполнилось 9 лет. Она была желанной гостьей даже в богатых домах. Но пухленькая брюнетка с пронзительными карими глазами, точеным носиком и ярким румянцем щек уже выбрала себе подружку, с которой они расставались разве что в часы сна. Это она была инициатором и заводилой всех шалостей, игр и проказ, исполняемых подружками с присущим только детям невинным шармом. Девочек никогда ругали – ведь стоило Катрине только улыбнуться и встряхнуть каштановыми кудрями, как взрослые готовы были простить все оплошности этому милому ребенку, ведь всю вину девочка всегда брала на себя.
Эта затея со столом тоже была идеей Катрины. И на этот раз она была почти уверена, что ничего такого проказливого они не делают и никто даже не вздумает ругаться, ведь ее подружка Ирмина была никем иной, как внучкой Хелен, старой сказочницы или старой ведьмы, как тайком называла ее кухарка.
Ирмина, жавшаяся к подружке, все еще не верила, что снова поддалась чарам Катрины и ввязалась в очередную авантюру. Она была полной противоположностью подружки: тихая, скромная и пугливая, любой мог испугать и обидеть ее. А Катрина была для нее божеством: добрым, чутким, немного шумным и неуправляемым… но какое это значение имело для дружбы?!
Ореховые глаза девочки были подернуты белесой пеленой и не видели ничего, кроме беззвездного неба. Девочка была слепа от рождения, как и все женщины в ее роду.
-Ты чего дрожишь, глупая? Сейчас же стол дрожать начнет, а тогда нас точно заметят и выгонят, - Катрин прижала девочку к себе и потрепала по коротким светлым волосам. Правда, ее саму трясло от страха и предвкушения, но она ничего не скажет любимой подружке, чтобы не волновать ее еще сильнее.
-Я кушать хочу, - неуверенно протянула Ирмина. Ей хотелось сказать: «Мне страшно», но в присутствии свое храброй подружки, она тоже не имела права на страх.
Еще около часа девочки сидели под столом, прижавшись друг к дружке, перешептываясь о чем-то и подбадривая. Они уже давно побили все рекорды детского терпения, но их не интересовали такие мелочи как рекорды. Главным было совсем другое: неверный шаркающий шаг, недовольное бормотание и тяжелый пряный запах – верные спутники старой Хелен.
Жалобный скрип скамьи, стук трости о деревянный пол. Суетливые, звонкие шажки служанки. Нервное и чуть фальшивое отсвистывание старинной песни в исполнении хозяина. А потом… многоголосый. Переливающийся и пестрый хор шагов и голосов.
-Ой, это же сейчас начнется! – восхищенно прошептала Ирмина и тут же сама зажала рот ладошкой.
Гудящий. Накатывающий волнами шум уже поглотил небольшой зал таверны, но стоило Хелен лишь обвести всех взглядом, как таверну накрыло ватной тишиной, лишь изредка нарушаемой чьим-то сбивчивым дыханием.
- Сегодня я расскажу вам две истории, - нараспев произнесла Хелен.
Глубокий, низкий, бархатно-теплый голос старухи совершенно не сочетался с ее внешностью. Лицо напоминало потрескавшуюся маску из красной глины, светло-голубые, почти белые глаза отрешенно смотрели в пустоту, а тонкогубый рот с опущенными уголками губ будто разрезал лицо на две части, как у марионеток в театре.
-История произошла давным-давно… Деревня наша тогда в другом месте стояла, а таверны этой и вовсе не было. И там, где сейчас часовня стоял небольшой деревянный домик с белыми ставнями и яркими цветами на окнах. Вокруг домика был разбит цветник, цветам которого позавидовал бы даже королевский садовник…
Девочки под столом притихли, жадно ловя каждое слово.
- А ты видела… - Ирмина хотела спросит подружку про королевского садовника и цветы, но Катрина приложила пальчик к губам девочки, призывая ее к тишине.
-В этом домике жила девушка. Первая красавица была: гибкий стан, длинные белокурые локоны, перехваченные золоченым обручем, смуглая кожа и пронзительные, цвета юной листвы, глаза. Золотые руки были у девушки и доброе, отзывчивое сердце. И был у нее дар целительства, и никому не отказывала в помощи девушка. Даже знатные женихи в очереди выстраивались, но никому из них не склонилась красавица. Полюбила она кузница, что жил неподалеку, да ион не устоял против чар девушки…
-Я таких историй могу сотню рассказать. И жили они долго и счастливо… беее, - разочарованно протянула Катрина, и блеска любопытства в ее глазах поубавилось.
Ирмина же, затаив дыхание, слушала. И перед невидящим взглядом один за другим проплывали и домик, и белокурая красавица, сильный кузнец. Она была уверена, что видит все это…
- Когда же юноша пришел к ней свататься, красавица предупредила его, что если чувства кузнеца не столь сильны и верны, как ее, то после венчания красота ее станет меркнуть, а дар и вовсе покинет. Если же истинна его любовь, то еще краше, еще сильнее станет она. Поклялся кузнец в любви красавице и назначили они день свадьбы…
- И стала девушка в сто раз прекраснее и сильнее, - передразнила Катрина голос Хелен, на что Ирмина неодобрительно шикнула, поглощенная историей.
-Но нечестен кузнец был с девушкой – лишь красота да людское восхищение пленили его сердце. И стала чахнуть девушка, тая день ото дня. Пропал дар исцеления, померкла красота ее, пропал цветник вокруг домика. Кузнец же силу стал терять, сноровку, злой да нелюдимый стал. А одним днем нашли люди кузнеца в лесу растерзанным дикими зверями. И пошла молва, что это девушка зверей натравила, что ведьма она: недаром страшная такая, и цветы у нее чахнут, и люди заходить боятся.
Ведьма – решили люди. Наказать – вынесли ей приговор.
Собралась людская толпа и двинулась к домику девушки, но войдя увидели они не молодую девушку, а безобразную старуху со спутанными длиннющими волосами. Лишь зеленые глаза так же ярко блестели на обезображенном лице. Сидела она возле колыбели с ребенком – маленькой дочкой. «Ведьма! Ведьма!» - кричали люди. «Сжечь ее, проклятую!»
Схватили они ее и потащили на маковое поле, что было аккурат за домиком. Раздели там догола, связали. Хвороста наносили и подожгли девушку.
Но не закончилась жестокость людская на том: оставили они ее маленькую дочку, но прокляли ее. Мол, одни дочери будут рожаться и будут они слепы от рождения, и будут люди их чураться , так и будут все женщины умирать неприкаянными да непонятыми в отместку за родительницу-ведьму. А снимет проклятье лишь роса с макового поля, которое родить не будет, покамест не услышит историю эту одна из ведьминого рода. А историю поклялись хранить в страшной тайне.
И так сильна была эта ненависть, эта липкая злоба и невежество, что свершилось то, чего хотели люди.
Так и ходят по миру слепые, непонятые да проклятые, и не судьба им умыться росой с макового поля…
-Ой! – удивленно прошептала Катрина и ткнула подружку в бок, - Ты слышала? Слышала ведь? Слышала? Ты поняла? Это же…
Но Ирмина не слышала слов подружки. Из ореховых глаз девочки беззвучно катились слезы, оставляя мокрые дорожки на щеках.
-Ирминочка, хорошая моя, ну не плачь! Я ведь тоже могу… Это же вы! Вы! Слышишь? Мы с тобой сейчас… как пойдем, как снимем заклятье!
Звонкий голос девочки громом раздавался в таверне. Ведь, люди и до того знавшие эту историю лишь мрачно молчали, не сводя тяжелого взгляда со старой Хелен.
-Да бежим же! – потянула Катрина подружку за руку. И они выбрались из-под стола, неловко поднимаясь на затекшие ноги. – Бежим! – расталкивая застывших слушателей Катрина бросилась к выходу, увлекая за собой подружку.
-А сейчас я расскажу вам другую историю… - словно не замечая тяжелой тишины и не придав значения выходке девочек, продолжала Хелен. – Это еще более старая и интересная история.
Услышать эту историю девочкам было уже не суждено. Задыхаясь, путаясь в собственных ногах и платьицах, они неслись через деревню так, словно за ними гналась стая голодных волков. Ничего не понимающая Ирмина продолжала беззвучно глотать слезы, все сильнее сжимая теплую ладошку подруги. Она в который раз безропотно и безмолвно доверилась Катрине.
-Помнишь… за ча-асовней поле… туда… ходить нельзя? – захлебываясь встречным ветром кричала подружке Катрина.
-Там… п-проклятое место… кладбище. Я н-не хочу на к-кладбище, - заикаясь от душащих слез пробормотала Ирмина.
-Нет! Там цветы! Красные. Я видела! Когда из дома сбегала, нарвать их хотела, а мама поймала и наказала потом… А это ваши цветы! Они снимут проклятье… Хелен ведь так рассказывала… и ты увидишь! Помнишь, я рассказывала про смешного лопоухого соседского щенка? Ты увидишь, какой он забавный… А про черепаховую голубоглазую кошку помнишь? И желтые розы в садике у тети? А помнишь, про солнечных зайчиков на реке? Ты увидишь. Все-все увидишь! Только побежали быстрее… - сбивчиво объясняла девочка больше всего на свете боясь отпустить руку подружки.
И девочки бежали, спотыкаясь, падая, сбивая до крови коленки и ладошки, захлебываясь душным вечерним воздухом. Бежали к старой часовне на краю деревни, где всегда садится солнце. Бежали, не разнимая рук.
Вот мрачное каменное здание с потрескавшимися витражами и покосившимся крестом осталось позади. А за ним… От восхищения Катрина забыла, как это – дышать. Темно-зеленый махровый ковер луга был сплошь усеян алыми цветами.
-Смотри, смотри же! Я говорила тебе, говорила?! – Катрина выпустила ладошку подруги из своей и, кружась на одном месте, смеялась. – маки! Твои маки!
Вся в ссадинах, в перепачканном и порванном местами платье, девочка была счастлива. Теперь Ирмина тоже сможет ловить солнечных зайчиков – она ведь так хотела этого.
-Смот… - начала она вновь осеклась, посмотрев на подружку.
Невидящий взгляд девочки был прикован к алым макам, но она не видела их. Ни сочной зелени, ни притягательных и диких алых красок… Девочка подняла взгляд на подружку. На этом бледном заплаканном личике не было и тени укора, только разочарование, смертельное, горькое, детское.. Она ведь тоже поверила…
-Ой, - как-то сразу сникла Катрина и от злости и бессилья сжала в кулачке один из ярких цветов. И едва холодные капли росы обожгли кожу, она вновь встрепенулась: - Я глупая… глупая… прости меня, Ирминочка. Роса… Хелен ведь про росу говорила…
И девочка принялась торопливо срывать цветы. Она уже не обращала внимания на завораживающий ковер под ногами, который она с таким рвением портила, не замечала, как закатное солнце играет с росой на нежных лепестках. Ведь даже сотни росинок, сотни цветов, полей и даже солнц не стоили и одной слезинки ее подружки.
-Вот, вот она, роса! – девочка поднесла огромный букет маков прямо к лицу подружки.
У Ирмины на миг закружилась голова, когда легкий пьянящий аромат окутал ее с головы до ног, оставляя на лице колкую прохладу росы. А потом землю просто выдернули из-под ее ног. Потому что потом появилась радуга, на кончиках влажных от слез и росы ресниц. Свет. Цвет. Пронзительный, яркий, завораживающий, проникающий до самого сердца… Золото, окрашенное багрянцем, лиловое холст неба, алые блики и зеленый бархат. Девочка вскрикнула от восторга, когда последний луч ее первого заката, лизнув крышу часовни, пройдясь по волосам, попал в глаза, взрываясь сотнями радуг.
Катрина смотрела на подружку глазами полными слез и счастья. Она твердо знала, что подружка станет самым хорошим ловцом солнечных зайчиков.
А старая Хелен сидела одна в опустевшем зале таверне и устало улыбалась.

"Убей меня нежно..."

Не говори ничего. Ни слова.
Не позволяй смотреть в мои глаза. Ни взгляда.
Просто подойди тихонько со спины. Я кожей буду чувствовать твои осторожные, грациозные движения, мягкие, чуть шуршащие шаги и даже мрачную решимость. Подойди и повяжи на глаза белоснежную шелковую ленту. Я даже не вздрогну, лишь подамся навстречу, чтобы запомнить этот миг. Горячее дыхание, обжигающие прикосновения к обнаженным плечам и отрезвляющий лед мертвого шелка.
Потом возьми меня за руку. Не откажи мне в этой просьбе, последней блажи. Подари последнюю каплю своего тепла, одно биение горячего сердца, один глубокий вздох, одну дрожащую улыбку.
Веди.
Я безропотно последую за тобой. Босая, с распущенными волосами, в своем лучшем наряде. Покорная, кроткая... Ты ведь еще ни разу не видел меня такой.
И ты поведешь.
По осколкам разбитых надежд и несбывшихся планов, по лебяжьему пуху своей неуверенности, по пеплу ненаписанных сказок, по руинам новых миров.
А я буду ловить каждый звук, впитывать кожей каждое прикосновение, но даже не подумаю подсматривать и срывать с глаз белоснежный шелк. Я и так все вижу: кончиками крыльев, обнаженной душой.
Ты проведешь по лабиринту своих сомнений и каждый шаг будет отражаться от его алебастровых стен приглушенным вздохом. Одним на двоих.
Мы переплывем бездонное озеро чувств, с клубящимся над ним туманом страсти. Этот туман ажурными лентами запутается в моих волосах, осядет росой на губах.
Веди меня.
Через самые сказочные места, от волшебства которых слепнут глаза. Через самые тернистые пути, ранящие до крови, до распахнутых сердца и души.
Веди.
Мы пройдем эту дорогу вместе. Рука об руку, сплетя дыхание и удары сердец.
Когда дойдем...
Ослепшие, обессиленные, нагие, с обрывками души...
Тогда...
Убей меня нежно...

Это подарок...

Город спал. Спали укрытые беззвездным покрывалом ночи гордые многоэтажки, спали приземистые, кособокие домики, убаюканные лунной колыбельной, спали нескладные долговязые фонари, укутанные, точно пледом, ночным туманом. Даже кошки, зачарованные пением цикад, свернулись в пушистые, мерно посапывающие клубки у ног своих хозяев.
Не спал лишь старенький цветочный магазин на окраине города. Ему, неказистому, с обветшалой крышей, поблекшими витражами окон, истертыми ступенями и скрипучими половицами, выпала этой ночью небывалая честь - стать местом Сонного Посвящения. Ах, как жаль, что некому было увидеть, как изменился магазинчик в эту беззвездную ночь: выпрямился, гордо потянулся флюгером к небу, словно осознавая всю важность происходящего. Разноцветные окна с некоторым превосходством смотрели на уснувший, притихший город, дерзко возвращая луне ее спокойный и бесстрастный, но от этого не менее завораживающий свет.

А внутри... внутри, среди цветов и пестрых бликов на полу царило настоящее оживление. Десятки крошечных существ в разноцветных нарядах и с неизменными крыльями за спиной собирались в группки, перелетали с цветка на цветок и откровенно безобразничали, гадая на цветках чайной розы и ярко-алой герберы. Звенящий смех и торжественное ожидание сталкивались в воздухе, рассыпаясь блестящими искрами.
Мироль стоял поодаль от всего это многоветного и многолюдного безобразия, прячась в тени вазона с белыми хризантемами, слегка одурманенный их легким, чуть горьким, ароматом. Взгляни на него сейчас кто из собратьев, точно решил бы, что эльф скучает, но проницательный взгляд заметил бы нетерпеливо, нервно подрагивающие острые ушки и тревожно блестящие фиалковые глаза. Специально укрывшись от праздных и назойливых друзей, Мироль мечтал, затаив дыхание, трепетно поглаживая прижимаемый к груди сверток, замирая от дерости собственных желаний.
Вот он подходит к Мастеру Эрику... последним, с гордо поднятой головой и уверенностью в глазах. Разворачивает шуршащий пергамент и вырывает из его плена свое творение. На губах Мастеров замирает восхищенное "Ах!" На глазах друзей - слезы восторга...
-Мироооль! Мир! - пронзительный голос над ухом заставляет вздрогнуть и вырвать из сладкого плена мечтаний. Эльф едва не роняет драгоценную ношу и уже готовится выссказать все, что он думает о злостном нарушителе спокойствия, как спотыкается о суровый взгляд старосты.
-Идем, не позорь нас хоть на Посвящении!..
"Куда идем? Зачем идем?" - растеряно оглядывается Мироль в поисках восхищенной толпы.
Тем временем легкий сквозняк проносится по комнате, принося с собой запах пергаментной пыли и острый, оседающий на языке, привкус Сонной магии. И в ту же минуту на столике у окна появились они. Мастера. Три маленькие, сухонькие фигурки, бескрылые с блестящими невидящими глазами. Любому человеку они показались бы не просто некрасивыми, а даже отвратительными: со сморщенными лицами цвета мокрой глины, тонкогубыми бескровными ртами и сухонькими ручками, напоминающими птичьи лапки. Но людям и не дано было их увидеть, а сонные эльфы видели лишь растекающееся по комнате могущество и вековую мудрость в слепых глазах.
Всеобщее возбуждение вмиг сменилось восхищенной настороженностью, а затем поразительной собранностью. Крылатые проказники оставили все свои дела и начали собираться в группы, прижимая к груди небольшие свертки.
Взмах рукой старшего Мастера - и эльфы выстроились в три длинных ряда - каждый напротив одного из Мастеров.
Ученики Предсказания по одному подходили к Мастеру в черной робе, уверенно раскрывали сверток и протягивали эльфу крохотный пузырек, наполовину заполненный жидкостью. Прозрачнее слезы, грязнее забытых топей, ярче звезд и темнее бездны - сотни цветов и оттенков, сотни вещих снов. Стоило Мастеру перевернуть пузырек вверх дном, как сон тонкой, тягучей струей стремился вниз, испаряясь в сантиметре от земли.
Ученики Кошмаров лихо разрывали свертки, чтобы достать маленькие невзрачные коробочки. Но стоило их открыть, как по комнате проносился пронзительный ветер, звеня, вздыхая, рыча, отражаясь от стен и дрожащих стекол. Другим эльфам оставалось только уворачиваться от режущих воздушных лезвий. Но стоило Мастеру сделать лишь щелчок пальцами, как буйство прекращалось.
Ученики Общей группы робко прижимали к груди разноцветные свертки, дрожащими пальцами разворачивали шуршащий пергамент, чтобы взмыло в воздух, лениво планируя вниз, полупрозрачное, нежнейшее кружево. Цвета радуги переплетались с белизной снега и солнечными бликами, а изысканным узорам могли позавидовать даже снежные эльфы, создающие мирриады уникальных снежинок.

Воздух искрился, трещал от разноцветных всполохов и порывистых потоков ветра. Он насквозь пропитался снами, стал осязаемым, вязким... казалось, протяни руку и комкай его словно вату, сминая воедино обрывки снов.
Мироль стоял последним в очереди, которая казалась ему бесконечной. Время тянулось как свежая пастила:в мучительно долгом и приторно-сладком ожидании.
Когда он подошел к Мастеру, другие эльфы уже давно показали свое мастерство и разлетелись по городу: кто-то искать новый дом, кто-то, проваливший экзамен - обратно в Академию, надеясь в следующем году отвоевать свое право на Сон.
Когда Мироль развернул сверток, к его ногам начало медленно опускаться тончайшее, словно паутинка кружево, поблескивающее в неверном лунном свете. Он ждал, затаив дыхание... Ведь если сон опуститтся на пол, ненужным, грязным, забракованным - он провалил экзамен... И лишь в паре миллиметров от земли Мастер подхватил Сон, не дав ему разбиться тысячами бесполезных осколков. Вокруг невидящих глаз собрались лукавые морщинки, сухие губы еле слышно прошептали:
-Принят.

Что происходило потом, Мироль не помнил. Лишь обрывки, кусочки мозаики воспоминаний: обжигающий румянец щек, соперничающий с алым заревом рассвета, накатывающий волнами восторг, немеющие крылья, звон стекла, запах дерева и шоколада, шершавое тепло под крыльями, солнце сквозь разбитое окно.
Когда Мироль очнулся (да-да, именно очнулся, ведь сонные эльфы никогда не спят) он недовольно отметил, что лежит в пыли на дощатом полу. Несколько минут у него ушло на то, чтобы придирчиво осмотреть комнату, в которую он попал. Сквозь запыленные, потемневшие окна пробирался солнечный свет, заливая расплавленным золотом старые доски на полу. Лишь через разбитое стекло задорно подмигивало яркое июльское небо, а смелый золотистый луч выхватывал из воздуха вальсирующие пылинки. Стены, покрытые пестрой бахромой истлевших обоев и белесой пленкой паутины, груды хлама по углам, разноцветные тряпки и стеклянное крошево. Разглядывая все это, Мироль то задумчиво улыбался, то презрительно морщил носик.

-И занесло же меня... - растерянно пробормотал эльф. Он так ждал, так надеялся на прошедшую ночь, на новую жизнь без раздражающей опеки преподавателей Академии, жизнь полную новых ярких Снов. И теперь ему придется творить здесь?! На старом чердаке среди пыли и хлама?! Глаза заслезились и эльф несколько раз чихнул, поднимая вокруг себя новые облачка пыли. Но потом... потом он почувствовал...щекочущую ноздри горечь шоколада и дурманящую цветочную сладость ванили. Густой, насыщенный аромат, захватывающий в плен, заставляющий возбужденно дрожать прозрачные крылья. Какао. Самый весомый аргумент и самый серьезный вдохновитель. Это потом эльф открыл для себя сушеные яблоки и малиновое варенье, заботливо приготовленные женой кондитера. В тот момент он остался исключительно из-за какао. Хотя вслух он сказал совершенно иное:
-Если присмотреться... то здесь не так уж и плохо.
С того самого дня началась его жизнь на чердаке кондитерской лавки. Все дни и ночи стали похожи друг на друга: сладкая нега ворованного у хозяина какао и сушеных яблок, бесконечное творчество, для которого эльф находил порой самые необычные материалы, вплетая в канву сна яблочный аромат, потрепанную шелковую нить или позолоту старинной рамки для фотографий. Ночь за ночью он летал по городу, расстилая на глаза спящих людей свой узор, довольно наблюдая, как светлеют обеспокоенные лица, и чуть заметная улыбка касается уголков губ.
Так бы все и продолжалось, эльф до скончания веков жил бы на старом чердаке, но госпожа Судьба капризно надула губки и решила, что так было бы на редкость скучно...

В одно утро Мироль вернулся домой расстроенным и растерянным, с нераспакованными свертками Снов. К кому бы он не пилетал этой ночью из своих подопечных: везде сновали эльфы Кошмаров, выпуская на спящих людей отточенные лезвия ветра. Как невыносимо было смотреть на искаженное страхом, покрытое влажными дорожками лицо юной балерины, для которой он приготовил такой чудесный сон...
Мироль зло откинул свертки к груде битых стекол, нисколько не заботясь, что хрупкое кружево может повредиться и рассыпаться. И вдруг... он услышал звук, который ну никак не мог принадлежать его чердаку. Тихое, мерное посапывание, правильное и знакомое, как в учебниках по детским снам.
Нарушителя спокойствия не пришлось долго искать: он спал в углу около окна, завернувшись в темно-зеленую вязаную шаль. Мальчишка лет пяти мирно спал, подложив под голову маленькие ладошки. Длинные пушистые ресницы были плотно сомкнуты: малыш спал без сновидений. Лишь изредка морщил носик, словно сражаясь с многолетней пылью. Лохматые, иссиня-черные волосы беспорядочно разметались по лицу.

- И откуда такой взялся? - сердито проворчал эльф и тут же зажал рот ладонями.
Вот он, вот кому он подарит сегодня хотя бы один сон. Словно забыв про крылья, Мироль, спотыкаясь, подбежал к выброшенным сверткам и бережно достал самый маленький из них. Через несколько мгновений эльф уже не думал, откуда взялся ребенок на его чердаке. Он дарил... свою ночную историю. Делал то, для чего когда-то появился на свет. Фиалковые глаза дрожали, наблюдая за тем, как бледно-розовое кружево оседает на темных ресницах, растворяется, впитываясь в кожу. "Сахарной пудры надо было поменьше, а вот утренней росы побольше" - обеспокоенно думал эльф, наблюдая за тем, как дрогнули веки ребенка, а губы тронула едва заметная улыбка. Но в следющий миг облегченно вздохнул: сон нашел своего хозяина. В сантиметрах от лица мальчиках всплывали, словно сотканные из густого воздуха, причудливые картины сна.
Как завороженный, эльф смотрел на веки ребенка, ставшие мини-сценой для спектакля, созданного им. Им! Мироль был первым эльфом, увидившим собственный сон...
Увы, сон был слишком коротким и через несколькот минут ресницы мальчика дрогнули и на эльфа вопросительно уставились большие серые глаза.
- Привет! Ты тоже здесь живешь? - улыбаясь спросил мальчик, усаживаясь на то, что несколько мгновений назад было его кроватью.
Эльф оторопел от такого бесстрашия и такой наглости. Он мог лишь стоять и грозно, как он думал, смотреть на мальчика.
-Эй, ты настоящий? - искрящийся любопытством голос. И в тот же миг теплые детские пальчики подхватили эльфа и усадили на ладошку.
- Я не просто настоящий! Я единственный, кто должен здесь жить!Я... я сонный эльф! - сердито ответил Мироль, слетая с ладошки.
- аааа... сонный... никогда не слышал. Ты поэтому так долго думаешь, да? - наивно протянул мальчик.
-Слушай, а крылья настоящие? - ребенок едва протянул руку, как Мироль опасливо дернулся в сторону, едва не споткнувшись о шаль.
- У меня все настоящее! И это мой чердак! А ты кто такой? Может, воришка?
- Это ты воришка.. - обиделся мальчик, - Дядя ведь не знает, что ты здесь живешь... А я... у меня родители умерли и теперь меня приютил дядя.
- Это неправильно! Я первым занял это место и ты просто обязан уйти отсюда! Немедленно!

Но мальчик никуда не ушел. Ни в тот день, ни через день и даже через полгода. И Мироль смирился, привык к постоянному присутствию Оливера, который мешал, норовил выкинуть ценные ингредиенты типа стрекозьих крыльев или засушенных цветков вереска, и даже просил эльфа научить его "плести такие же красивые платки, чтбы заработать денег и уехать от дяди". Это было для эльфа "вопиющей наглостью".
Хотя самым вопиющим и неправильным было то, что Мироль привязался к Оливеру. Давясь от смеха и серьезно наставляя, он следил, как неловкие детские пальчики комкают паутину, засовывая в нее перевязанные нитками стеклышки... И каждый вечер он уверял Оливера, что тот видит собственные сны, сплетенные им днем. На самом же деле, едва мальчик засыпал, эльф перетаскивал "творения юного гения" в картонную коробку в углу и бережно доставал кружева, тщательно сплетаемые ночь за ночью, в те краткие минуты, когда он не летал по городу. Это были самые лучшие его сны, нанизанные на нити звездного света. Каждую ночь он с трепетом укрывал малыша новым сном и каждое утро ворчал, на "несносного мальчишку, которого в один прекрасный день он выкинет с чердака на съедение блудным кошкам и собакам".
Малыш лишь смущенно улыбался, по неосторожности наступая на очередной сверток со сном, и робко мечтал, помогая дяде по дому, что когда-нибудь он станет таким же сонным эльфом, как ворчливый Мироль, и у него будут фиалковые глаза и прозрачные крылья.
Каждый день мальчик приносил эльфу, украденное у дяди какао, теплое молоко и лакрицу, а один раз даже принес маленькую деревянную кроватку, которую украл у любимой куклы кузины.
- Это что такое? - нахмурясь, спросил Мироль.
- Тебе же надо где-то спать - серьезно ответил мальчик.
- Вот же глупый мальчишка! Сонные эльфы не спят!- гордо заявил эльф.
- Как это? Совсем-совсем не спят?
- Совсем.
- А если вдруг заснешь?
- Не знаю, умру наверное, - пожал плечами Мироль. Он никогда не задумывался о подобном.
В тот же вечер Оливер отнес кроватку обратно.

Когда в город пришла болезнь, Мироль стал реже появляться дома. Ему хотелось подарить как можно снов, ведь только так он мог облегчить страдания. Люди, съедаемые изнутри лихорадкой и болью, уходили один за другим, эльфы Кошмаров едва ли не толпами носились по городу. И Миролю приходилось оберегать от них своего подопечного. И когда наутро Оливер спрашивал эльфа про помятые крылья и расцарапанный нос, тот невозмутимо отвечал, что дрался с кошкой, кторая решила съесть его, "а не тебя, любопытный мальчишка". Оливер смущенно улыбался, но не верил ни единому слову.
Но однажды утром, вернувшись домой, эльф понял, что мальчик заболел. Едва влетев в комнату, Мироль уловил этот запах: душный, отдающий гниющими яблоками, кислотой и высохшей землей, с едва уловимой опасной сладостью. От этого запаха слезились глаза, и в сердце что-то болезненно сжималось, сковывавая маленькое крылатое тельце по рукам и ногам. Так пахло в комнате балерины, перед тем, как она больше не проснулась...

Эльф не помнил, как подлетел к хрупкому телу, бьющемуся в лихорадке на полу, как пытался привести его в сознание, бил по пунцовым щекам маленькими ладошками, вызывая лишь щекотку. Не помнил, как плакал и кричал какие-то глупости о том, что приведет с собой целую толпу Кошмаров, если Оливер сию же секунду не откроет глаза. Не помнил как судорожно ловил каждый удар маленького сердца. И он не знал, что его прикосновения дарили Оливеру долгожданные, но краткие мгновенья щекочущей прохлады, вырывающей из цепких лап сжигающих ребенка бреда и боли. Не видел, как малыш едва заметно улыбался, чувствуя на щеке невесомые прикосновения дрожащих крыльев.
Мироль беспокойно летал вокруг малыша. Несколько раз он спускался вниз, чтобы принести воды и заставить дядю вызвать врача, но воды было так мало, что ее не хватало даже, чтобы смочить запекшиеся губы, а взрослый никогда не услышит сонного эльфа.
Отчаявшись, проклиная утекающее время и весь людской род, эльф просто лег рядом с Оливером, всем тело прижимаясь к отчаянно бьющейся жилке на теле. Он не знал, что делать, как спасти мальчика. И он боялся, что не успеет. Эльф знал, что не сплетет ни одного сна, если с Оливером что-то случится. И... что-то подсказало ему, нашептало на ухо ответ.
Крепко обнимая мальчика за шею, Мироль сложил дрожащие крылья и прикрыл глаза, с удивлением отмечая, что щеки стали горячими и влажными.
И он плел. Сплетат воедино удары сердца и сбивчивое дыхание, затихающее с каждым вздохом, вплетал в них свою силу и блеск еще незагорешихся звезд. Это был совершенный узор, которым Мироль нежно укрыл обоих.
Они спали. Мальчик и сонный эльф.
********
На следующее утро хозяин все же вызвал врача... по настоянию жены, которая еще вчера заметила, что мальчику нездоровится и очень переживала, что его болезнь может заразить других детей.

Каково же было удивление доктора, когда вместо смертельно больного ребенка, он увидел здорового спящего малыша с нежным румянцемна щеках. Лихорадка прошла и мальчик едва заметно улыбался.

Безграничным было удивление хозяина, когда ресницы Оливера дрогнули и мальчик внимательно посмотрел на дядю пронзительными фиалковыми глазами.

И никто не заметил серебристой пыли на подушке мальчика, никто не увидел, как ловко зашевелились его пальчики, сплетая узор своего первого Настоящего Сна.