Версия для печати темы

Автор: Тореас 24-10-2006, 10:54

Решил повыкладывать некоторые свои рассказы. Начну с недавнего.

Опус номер раз.

Прости, что взял тебя с собой...

Над селением овражных гномов, что приютился в распадке меж двух холмов, поднимались клубы дыма.
Броган просто не смог пройти мимо. В его ушах звенел высокий то ли визг, то ли плач, который издавала стоящая на коленках маленькая фигурка посреди горящих и рушащихся шалашей – всего того, что могли построить овражные гномы своими собственными руками.
Слезы, застилая глаза, градом катились по щекам Рини. Остальные овражные гномы либо уже разбежались кто куда, либо, что было еще вероятнее, благодаря своей известной на весь мир тупости, просто не нашли пути к спасению и задохнулись в дыму.
Скорбное подвывание раздавалось из горла овражницы. Она смотрела на мертвое тело своего брата, который был ее единственной семьей, не считая, конечно, остального небольшого клана овражников, когда крепкие руки оторвали ее от земли и вынесли прочь из горящего поселка.
- Твоя спасти Рини! – это были первые слова замарашки, после того как она пришла в себя, и поток слез прекратился. – Моя любит твоя! – гнома, выставив перед собой ручонки и вытянув губки слюнявой трубочкой, полезла обнимать своего спасителя.
Глубокий и скорбный вздох, вырвавшийся из груди Брогана, говорил сам за себя. Теперь нужно будет очень постараться, чтобы отвязаться от этой Рини. Терпеть компанию овражника истый горный гном считал недопустимым.
- Постой, Рини, - гном еле отодрал от своего пояса пару цепких ручонок. Благодарность все-таки должна иметь свои пределы. Еще любви овражной гномы ему не хватало на старости лет… - у тебя еще остались родные?
Брогану тут же пришлось пожалеть о своих словах. Рини, сияя улыбкой до самых ушей, плюхнулась седалищем на землю, подняв вокруг себя тучу пыли.
- Моя много родных! Но не здесь, – правая ручонка высунулась из-под рубища указывая в сторону сгоревшего поселка, – а другие места. Здеся брата, а там, - Рини закрутила головой, вспоминая в какой же стороне живут ее родственники, - а там много. Папа – один! Мама – один, и еще один – два! Еще один – брат. Один, один и один – два! - в глазах овражницы засиял неподдельный восторг, она сразу же забыла о своем горе.
Броган схватился за голову. Математические способности овражных гномов – самых тупых существ на его взгляд – всегда оставались за гранью его понимания. Пока он обдумывал, а не лучше ли было оставить гному в ее поселке, чем теперь переносить такие муки, Рини досчитала и начала дергать его за рукав.
- Два! – с уверенностью заявила она, тыча ему парой дурнопахнущих пальцев в нос…

***

Броган шевельнулся, переворачиваясь на бок, и, натягивая на себя одеяло, понял, что совершенно не может двинуть ногами. Казалось, что они связаны, но путы были довольно слабыми.
Гном, недовольно бурча себе в бороду, дернул правой ногой, высвобождая ее из невидимых объятий, когда почувствовал как что-то с неожиданной силой обхватило его правую голень и вновь притянуло к левой.
Чертыхаясь, Броган протянул руку, нащупывая свой походный мешок. Наконец, он нашел то, что искал. Селитровая палочка – изобретение гномов-механиков – чиркнула по боку небольшого коробка и вспыхнула, озарив короткой вспышкой лицо гнома, его нос картошкой, седую бороду и черные глубоко посаженые глаза.
Рука со спичкой медленно проследовала к “опутанным” ногам Брогана.
- Молоты Торадина! – тихое восклицание не потревожило существо, которое, обхватив ноги гнома своими тонкими грязными ручонками и посасывая большой палец на правой руке, сладко спало с умильным выражением на измазанном сажей лице.
Броган едва подавил в себе горячее желание отпихнуть эту грязную кучу отрепьев, от которой смердело не хуже выгребной ямы. Он слишком хорошо помнил восторженное выражение на лице этой малышки, когда она смотрела на своего спасителя, ее заискивающую улыбку и глаза полные обожания.
Осторожно высвободив свои ноги из объятий овражной гномы, которую он спас вчера из горящего поселка, Броган, с невесть откуда взявшейся нежностью, заботливо укрыл ее своим плащом.

***

Чиркнула спичка. Броган раскурил свою трубку с изогнутым чубуком, с нескрываемым блаженством затянулся и выпустил сизое облачко дыма. Уже месяц он путешествовал в обществе Рини, которая через несколько дней забыла о своём горе и никуда не хотела уходить от “своего Брогги”. Ее черные глаза-бусины с неземным обожанием пожирали Брогана, которого подобное положение дел несколько смущало.
Овражница была готова исполнить все для своего спасителя, что бы он только не пожелал. Другое дело, что это излишнее рвение порой приводило к плачевным результатам. На лице гнома заиграла улыбка, когда он вспомнил, как Рини попыталась повторить его подвиги по разжиганию костра. Пока гном набирал воду в ближайшем ручье, Рини залезла в его рюкзак и нашла спички...
Сухой валежник весело затрещал, и язычки пламени лизнули сухую траву под ногами овражной гномы, которая словно зачарованная стояла возле разожженного ею костерка…
Броган едва успел потушить разгоравшуюся прямо на Рини одежду водой из котелка. К ручью пришлось идти вторично, предварительно отобрав у гномы спички…
Старый гном решил не отводить свою новообретенную спутницу к ее дурнопахнущим сородичам. Впервые за много лет нашелся тот, кто мог скрасить его одиночество. Быть может, Рини не понимала многого из того, что рассказывал ей Броган, но слушателем она была благодарным.
Ее уши жадно ловили каждое его слово, внимали каждой истории о его бытности воином, и для овражницы ее спаситель был самым настоящим героем. Рыцарем без страха и упрека как сказали бы в более цивилизованных местах. Но для Рини он был просто “милый Брогги”, которого она никогда уже бы не променяла на кого-либо другого.

***

До родных гор оставался всего один дневной переход, когда произошел донельзя неприятный инцидент.
Броган помешивал в котелке обструганной палкой. Его походное варево еще не поспело, но аппетитный запах уже разносился окрест. Рини шныряла где-то поблизости, выискивая в кустах что-либо для себя съедобное. Старому гному так и не удалось отучить её от дурной привычки есть всякую дрянь.
За спиной Брогана послышались легкие шуршащие шаги.
“Рини” – мелькнула привычная мысль, прежде чем тупой удар по голове погрузил сознание гнома во тьму.
… - Брогги! Брогги! – из забытья его вывело легкое тормошение и удары по щекам. Какой-то липкий отвратительно пахнущий комок съехал с его лба на нос.
Броган открыл глаза и приподнялся. Вонючий ком шлепнулся ему на грудь. Гнома чуть не вырвало. Конечно, его благодарность Рини была безгранична, но методы её лечения как всегда были неординарны. Дохлая гниющая крыса разорванная практически пополам – самый лучший способ привести пациента в сознание.
- Твоя живой! – овражная гнома чуть ли не приплясывала от счастья.
- Спасибо тебе огромное, Рини! – Броган уже увидел, кто нанес ему удар сзади. Посреди всего того беспорядка, что он и устроил, лежал задушенный гоблин.
Воображение гнома живо нарисовало ему картину произошедшего. Подкравшийся сзади зеленокожий обрушил на его голову свою палицу и, будучи уверенным, что гном мертв, занялся мародерством. А потом появилась Рини.
Броган уважительно покосился на маленькую овражницу, которая рылась в своей котомке, бормоча что-то себе под нос.
Что двигало ей, когда она напала на хоть и ненамного, но превосходившего её и ростом и силой гоблина, оставалось только догадываться. Но, определенно, это пересилило инстинкт самосохранения.
Не имея другого оружия, кроме данного ей самой природой – рук с цепкими пальцами, ног и зубов – Рини сумела одолеть мародёра.
Броган провел рукой по своему затылку. Волосы были мокрыми и слипшимися от крови. Пальцы осторожно коснулись огромной шишки, и гном зашипел от боли. В голове грянуло так, будто пудовым кузнечным молотом вдарили по наковальне.
- Брогги, возьми! – гном резко обернулся к Рини, отчего новая вспышка боли озарила глубины черепа. Овражница, наконец-то, нашла то, что искала в своей сумке. На её протянутой ладони лежала дохлая застывшая ящерица – одно из самых известных лекарств среди овражных гномов.
Брогану оставалось только сжать зубы.

***

Две низкорослых фигурки двигались по направлению к недалеким пограничным горам, под которыми простерлись чертоги гномьего королевства. Ступая по торфяникам, Броган продолжал обдумывать сложившуюся ситуацию.
Откуда вблизи Гномьих Врат появился гоблин... Эти твари никогда не нападают в одиночку. Да и появление обычной разбойничьей шайки неподалеку от королевства гномов маловероятно. Броган начал подозревать самое худшее. На Торадин напали. Вторжение из Запустелых Земель.
После небольшого происшествия с нападением старый гном, не задумываясь, извлек из заплечного мешка свою не на раз латанную кольчугу-бахтерец, несколько помятый рогатый шлем и остальную справу. Стоило ему облачиться в доспехи, и восторгам Рини вновь не было предела. Красный то ли от удовольствия, то ли от стыда Броган нервно оправлял кольчугу, поудобнее располагал топор за поясом, слушая восхищенные оханья и аханья овражной гномы.

***

Чутье не подвело Брогана. Его предположение, что на королевство гномов напали, было верным. Но в его голову даже на миг не закралась шальная мысль, что враги могут взять штурмом неприступные гномьи бастионы.
Однако случилось то, что случилось. Торадин был взят ордами зеленокожих: гоблинов и их более крупных собратьев – хобгоблинов. Броган с Рини шли к руинам, не зная того, что ожидает их впереди.

***

Овражная гнома даже присела от неожиданности, когда над ее ухом раздался скорбный вопль, сорвавшийся с уст Брогана. Парочка преодолела гряду холмов, с гребня которых открывался вид на широкую долину, предваряющую Гномьи Врата – массивные каменные створки входа в Торадин.
Сердце Брогана предательски сжалось при виде открывшейся панорамы. Долина была завалена трупами его сородичей. Среди мертвых деловито сновали зеленокожие, обирая коченеющие тела.
Ладонь самопроизвольно легла на рукоять топора, но трезвый рассудок не позволил гному совершить безумство. Его смерть не решила бы уже ничего. К тому же он чувствовал себя ответственным за жизнь Рини.
Дрожащая рука сползла с топорища и опустилась на плечо гномы.
- Пойдем, Рини. Теперь и у меня нет дома… - слезы душили Брогана, но он все еще сдерживался. Лишь сделав несколько шагов с гребня, скрывшись с глаз случайного наблюдателя, гном позволил чувствам взять верх над собою. Он рухнул на колени, закрывая лицо руками. Беззвучные рыдания сотрясли его тело.
Овражница еще не до конца понимала, что стало причиной расстройства “её Брогги”, но пыльные ладошки Рини сочувственно легли на плечи старого гнома, которому сейчас была так необходима любая поддержка.

***

Пятерка зеленокожих во главе с хобгоблином Кроффом рыскала по местности вблизи от захваченного Торадина. Один из гоблинов что-то радостно тявкнул. Он обнаружил едва заметную цепочку следов, ведущую по направлению к Гномьим Вратам. Первые отпечатки были совсем маленькими, и Крофф не смог понять, кому они принадлежат. Но второй след определенно был оставлен гномьим ботфортом.
Крофф довольно осклабился. Пожива сама идёт в руки.

***

Рини боязливо взвизгнула и обхватила Брогана за талию. Старый гном поднял свой устремленный в землю взгляд. Гоблины. Казалось бы, не так и страшно, если бы не пятый зеленокожий.
Он был и выше ростом, чем остальные, и доспехи на нём были не в пример лучше – гномий панцирь. Широкая полоса двуручного меча лежала на его плече.
Хобгоблин.
На лице Кроффа играла довольная усмешка, обнажавшая клыки, когда он наблюдал за реакцией угодивших в ловушку гномов. Грязную кучу отрепьев в лице овражницы он решил оставить на потеху своим подчинённым, с гномом же решил расправиться сам.
- Беги, малышка! – Броган подтолкнул Рини, чтобы та оставила его. – Ты еще сумеешь спастись!
Гнома недоверчиво сделала несколько шагов, недоуменно оглядываясь на Брогана, который уже держал свой топор наперевес, ожидая нападения. Оно последовало незамедлительно.
Воздух протестующе зашипел, рассекаемый двуручным страшилищем Кроффа. Навстречу ему, зло сверкнув, взлетел топор. Гоблины незамедлительно бросились вслед Рини, которая моментально дала дёру, скрывшись за гребнем ближайшего холма.
Броган парировал замах хобгоблина и незамедлительно нанес удар, который пробил защиту противника, но лишь бессильно высек искры из нагрудной пластины панциря. По лицу Кроффа расползлась кровожадная ухмылка.
Он ловко ушел от второй атаки гнома и, развернувшись, пнул его в живот ногой. Низкорослый воин отшатнулся, у него явно сбилось дыхание. Воспользовавшись этим замешательством, Крофф сделал короткий шаг навстречу гному, нанося сильный поперечный удар в грудь Брогана.
Кольчуга, скованная прославленными мастерами подгорного племени, выдержала, но хобгоблин одним движением развернулся, и острие его двуручного меча вновь понеслось к груди гнома. Такой удар не под силу остановить ни одной кольчуге.
Мелькнула тень, и Крофф почувствовал, что клинок пронзил чьё-то тело. Но это был не его противник. Рини, которой удалось обхитрить ее преследователей, ценой собственной жизни остановила роковой удар.
Маленькое тельце соскользнуло с клинка Кроффа. Гнома умерла без единого стона, бросив последний любящий взгляд на “своего Брогги”.
Слепая ярость захлестнула старого воина, заставив его броситься в самоубийственную атаку. Все свои силы он вложил в последний бросок. Он чувствовал, как меч хобгоблина входит ему в грудь, разрывая легкие, пронзая сердце, но не чувствовал боли.
Они рухнули вместе. Гном, из чьей спины выглядывало окровавленное остриё меча, и его обезглавленный противник, чьё тело фонтанировало кровью из перерубленной шеи.
Губы гнома ещё успели прошептать последнее “прости”, прежде чем смерть пленила его душу...

Автор: Горация 24-10-2006, 12:41

Симпатичный рассказик. Написан хорошо. Мне понравилось.
Но мне, почему-то, хочется его увеличить, точнее, расписать центральную часть более подробно. Может, даже прибавить парочку дорожных приключений. Такие хорошие персонажи получились, а повествование затрагивает их все равно как-то поверхностно. Но, вполне возможно, что я просто привыкла к "большой" прозе, все мне кажется недосказанным.

По стилистике я все же нарыла несколько моментов.

Во первых, в самом начале рассказа слишком часто встречается словосочетание "овражные гномы".

Далее - стандартные придирки:

Слово "взгляду" здесь явно лишнее.

и далее, в следующем предложении:




Понятно, что значения разные, но звучит не очень. Может, "старого гнома" вообще заменить на "старика"?



Здесь совершенно глупая придирка. Честно говоря, я не совсем могу представить себе "кованый ботфорт". Это сапог выше колена, сделанный из железа?




Две совершенно одинаковые фразы в коротких соседних абзацах.



тавтология...


Наверное это все...
PS: жаль, что редко появляешься здесь

Автор: Тореас 24-10-2006, 12:57

просто рассказ писан специально для ЦарКона, где дейcтвует ограничение на 15000 символов

чёрт... ну кто просил уже выкложить работу...
фиг подправишь...
Наверное, счас буду чаще заглядывать

Автор: DiVert 24-10-2006, 17:07

Берёшь и редактируешь)) Действует отменно) Если тебе не лень, конечно!

А эта, как её... Версия финальная, исправленная и дополненная? Том второй, страница 273?)

Меня смутило вот эта штука:

Пожива - это что-то вроде заработка, если я не ошибаюсь. Как-то связано с деньгами... И хотя даже в таком варианте смысл какой-то имеется, меня просто смутила эта фраза) Хотя она может быть и верная...


Мне понравился рассказ Впрочем, мне не показалось, что надо расширять центральную часть... Жалко только в финале... Её смерть оказалось бессмысленной.



Что не может не радовать, незабвенный!

Автор: Горация 24-10-2006, 17:22

Чуть чуть не так

К деньгам напрямую имеет отношение слово "нажива" - соответственно, от слова "наживаться" (или наоборот), наживать добро.

А "пожива" - от слова поживиться, т.е. урвать себе что-то. Например, вполне можно поживиться дичью...

Автор: DiVert 24-10-2006, 18:06

Во-во... Я полазила по словарям, они мне сказали, что нажива и пожива чуть ли не синонимы. В принципе, я пришла к выводу, что это логичная фраза.
Но убиться веником, она меня смутила

Автор: Тореас 25-10-2006, 5:22

тут то это работает, а вот на сайте ЦарКона - нет.
неужели ты думала, что я редактировать не умею?
ну для нее она не была бессмысленной. она умерла, спасая своего героя
она же не виновата, что он потом убился
пасиб, дорогая!

Автор: Тоги - Злобная Рыбка 25-10-2006, 6:15

Кованые ботфорты в природе не могут ни при каких условиях появиться.
Скорее всего это сабатоны - стальные башмаки и кованая пластинчатая защита носка ноги.
Отдельный доспех защищает голень, другой бедро и обязательно колено. все это проклепано и завязано на кожаные ремешки. Одевается сей доспех поверх простеганной или толстой одежды, сабатон непосредственно одевается на кожаный ботинок. Если это не полный сабатон, а лишь верхняя часть, то по ступне идут два ремешка, если сделать которые из стали - будут весьма чувствительны: не пройдет и двух часов, как натреш ногу. Посему совет: не используй для героев то, что не можешь вынести сам.

Вот-вот, это я и имела в виду. Абсурдный предмет одежды получился.
Тоги, за инфу, думаю, все скажут спасибо, но картинке (даже такой познавательной) в этой теме не место.

Горация.

Автор: Тореас 25-10-2006, 10:43

вот вам ссылка, какие ботфорты имелись в виду. это никак не до колена, и уж тем более не выше его, ботинки.
http://wvw.estelad.ru/encycl/items/12108.html

Автор: amyki 25-10-2006, 10:55

Впечатления от рассказа отличные. В общем, по-моему, получилось очень даже здорово. Само повествование затягивает, но не могу не согласиться с Gorac, хорошо бы, если бы возможно было как-то расписать середину рассказа, или как-то подправить концовку. Уж очень интересно пишешь В общем твори...у тебя это отлично получается!

Автор: Горация 25-10-2006, 12:08

Я, кажется, поняла, что нужно сделать!
Просто словосочетание "кованый ботфорт" нужно заменить на "ботфорт с оковкой". Так логичнее.

Автор: Танцующий с Тенями 25-10-2006, 21:15

Ну вот! Я же говорила - Мастер прозы! Мне понравилось... Ну, а критики тут все сказали и без меня... Вообще, рассказы - это отдельная статья - их гораздо труднее писать, чем длинные произведения, чтобы они были полностью завершенными и продуманными...

С уважением, Тень...

Автор: Тореас 27-10-2006, 7:32

Немного корявый рассказ. Приходилось ограничивать себя рамками 18000 знаков... Надеюсь, рано или поздно подправлю. а пока...

Опус номер два:

Alter Ego


Ночная тьма и свет дневной
Единым были… то есть мной…

Длинный темный тоннель, в конце которого брезжит свет, плавно обтекая мрачную фигуру, которая кажется сотканной из того же мрака, что и давящие стены… Полы моего белого плаща развеваются на неощутимом ветру. Я несусь навстречу выходу на огромной скорости. Еще немного, и я столкнусь с препятствием в виде тёмного. В последний момент, преграждающий мне путь к свету чуть поворачивается, ветер сбрасывает капюшон с его головы, и лучи солнца озаряют его лицо… моё лицо… Я потягиваю руку навстречу себе в останавливающем жесте…

Лаэрт вскочил тяжело дыша. Сон… Он снова посетил его. Уже порядка трех недель, с тех пор как он смог остановить нежить, которая почти уничтожила его отряд Освободителей, этот сон снился ему каждую ночь.
Молодой чародей сел на край топчана, опустив голову между колен и до боли стиснув кулаки, так что костяшки пальцев побелели. Порой ему казалось, что он сошел с ума и бредит.
Странные знаки на коже напротив сердца и на правой ладони, происхождение которых по-прежнему оставалось загадкой для Лаэрта, вновь горели белым огнем, рассеивая сумрак в походном шатре.
Два треугольника, один на груди, другой на ладони, с чёрной каймой и непонятной вязью неизвестных рун по краю и тёмной каплей внутри не были обычной цветной татуировкой, которые широко распространены у варварских племен, которые любят украшать свое могучее тело этим видом живописи. Это вообще была не татуировка. Сигилл. Он проявил себя совершенно неожиданным образом, и теперь появлялся каждую ночь. И каждую ночь мага терзали одни и те же сновидения…

***

Звезды рухнули с небес, и у подножия Безымянных Гор, протянувшихся на юге материка, заклубилась Тьма, начавшая медленным ядом расползаться по земле, отравляя плодородные земли, наполняя души живущих там людей ужасом и страхом.
Мертвецы с горящими ненавистью глазами поднимались из своих могил, пополняя армию Темного Владыки, чья крепость, сверкая глянцем обсидиановых стен, появилась, словно из ниоткуда, пронзая своими черными шпилями синь небес, и наполняя воздух серой хмарью, через которую даже солнце представлялось тусклым пятном.
Лаэрт, наряду с клириками Храма Светлого Круга, на пороге которого он очнулся, оказался в одном из отрядов Освободителей, которые были единственными, кто смог противостоять ордам нежити, ринувшейся на земли Королевства Годлин подобно снежной лавине в горах. Мертвые полчища, напролом ломившие в глубь страны и уничтожавшие все живое на своем пути, отступали перед силами светлых жрецов, но и силы тех были не беспредельны. В отличие от казавшихся бесконечными рядов зомби и скелетов.
И Освободителям приходилось отступать перед их натиском. Без святых заклинаний оружие воинов было практически бессильно против мертвой плоти. Можно было рубить поднятых темной силой мертвецов сколько душе угодно, но, чтобы остановить хоть одного из них, нужно было изрубить его в буквальном смысле в крошево…

***

Терпкий запах потных людских тел, которые, стиснув зубы, сдвигали щиты из последних сил, отражая атаки мертвецов, плыл над полем, покрытым жухлой травой. Силы клириков иссякли, и воинам приходилось отпихиваться от яростно атакующей нежити.
Чародей устал. Плети молний и огненные шары были практически бесполезны против неупокоенных. Лишь около десятка особо древних костяков рассыпались от ударов молний, да пару зомбяков разорвало пополам метко брошенным огнешаром, но в остальном “свежие” зомби только дымились, распространяя удушливую вонь горящей гнилой плоти.
Последние силы Лаэрта уходили на заклинания, прибавившие сил нескольким воинам. Благодаря им, горстка таких храбрецов, вооружившись огромными двуручными молотами, лихими ударами разносили в клочья и костяную муку тела зомби и скелетов. Но нежити было все равно слишком много…
Еще немного и ряды сломаются, попросту упадут от усталости. В отличие от мертвых, которые не знают, что это такое. Они готовы двигаться днем и ночью, в поисках новых жертв.
Вот упал закованный в прочнейшие доспехи, выкованные знаменитыми гномьими мастерами, один из щитоносцев первого ряда. Его предсмертный вопль утонил в злобном рыке мертвых, разорвавших несчастного в буквальном смысле на части. В образовавшуюся брешь ворвалось несколько скелетов, сжимавших в своих костлявых пальцах рукояти заржавленных и иззубренных мечей.
Ценой еще двух жизней этот успех удалось остановить, но тут и на другом фланге раздались предсмертные крики. Нежить прорвалась и там. Пройдет немного времени, и несколько новых, закованных в прочные латы зомби присоединится к армии неведомого некроманта…
В двух шагах от мага казавшийся ужасно древним клинок скелета прорубил кольчугу воина, и человек упал с пропоротым животом, захлебываясь кровавым криком. Оскалив пасть, неупокоенный шагнул к Лаэрту, занося свой меч для удара.
Смерть, осклабившись в улыбке, ждуще заглянула в глаза волшебника, наступал и его черед приватного свидания с костлявой блудницей. Плечи мага поникли, колени подогнулись, и он полностью покорился, казалось бы, уготованной ему участи. Лаэрт уже предчувствовал, как ржавое иззубренное железо пронзит его плоть, хлынет его горячая кровь, орошая стебли сухой травы, как тело изогнется в предсмертных корчах, царапая землю ногтями, и горло издаст последний хрип, прежде чем пальцы мертвецов разорвут мага на части.
Правая рука мага поднялась в останавливающем жесте совершенно против его желания. Странного вида знак засиял белым огнем на его ладони, причиняя сильную, но терпимую боль.
Вопли ужаса из мертвых глоток разорвали воздух. Нежить в радиусе двадцати ярдов вспыхнула веселым голубым бездымным пламенем. Кули отжившей своё плоти и костей безвольно падали на землю. Вторая жизнь, данная им неведомым некромантом, покинула их тела.
Лаэрт изумленно уставился на ладонь, где по-прежнему горел белый треугольник. Он чувствовал, как в нем рождаются новые силы, и приходит новое знание…
Он не знал, сколько еще продержится неведомое ему чародейство, и поэтому словно безумец, выставив перед собой ладонь, рванулся меж уже нестройными рядами Освободителей, уничтожая мертвых.
Лишь когда рухнул последний неупокоенный, ладонь чародея перестало жечь, неведомый знак начал исчезать.
Устало вздохнув, Лаэрт оглядел очистившееся от мертвых поле. Странная улыбка играла на его губах. Он поднял глаза к небу, в котором где-то плыли невидимые днем созвездия Богов. Его затопила волна благодарности.
Он почувствовал себя нужным. Нужным всем людям. Боги выбрали его, Лаэрта, и теперь он понял свое Предназначение.
Силы оставили молодого чародея, и он осел на том же месте, где и стоял. Сладкие объятия грёз сомкнули свои крыла над ним. И в ту же ночь его посетил первый из трехнедельной череды одинаковых снов…

***

Ночь была на исходе, и подслеповатые глаза звезд судорожно моргали, смыкая свои веки, гасли в рассветном небе. Солнце еще не взошло, но горизонт на востоке уже окрасился багрянцем и казался залитым кровью.
Свежий западный ветер трепал каштановые волосы молодого чародея, который, выйдя из своей палатки, смотрел на зарождающийся рассвет. В этот ранний час не спали только часовые. Лаэрт слышал их тихие голоса на окраинах лагеря, где горели костры.
На юге темной массой чернели Безымянные Горы, у подножия которых находилась их цель – замок некроманта. Никто не знал его четкого месторасположения, но Лаэрта словно сама длань богов подталкивала в нужном направлении, стоило объединенным силам Освободителей, двинуться к источнику бед всего Годлинского Королевства.
И, видимо, цель была близка. Острой взор волшебника увидел далекую еще серую хмарь, которую не могли пронзить лучи солнца, чей край уже успел показаться на востоке.
Сердце Лаэрта возбужденно застучало. Предстояла решающая схватка с врагом. Он знал, непонятно откуда, но знал, словно сами Боги нашептывали ему, что нужно сделать, чтобы остановить кровопролитную войну. Он должен встретиться с тёмным лицом к лицу и победить его.

***

Шаги двух тысяч Освободителей – все, что удалось объединить за столько короткий срок – мерно чеканили марш по каменистой почве. Ни одного мертвеца не встретилось на их пути, и клирики справедливо полагали, что их словно бы заманивают в ловушку, но останавливаться никто не хотел. Все истово верили в Предназначение Лаэрта, которого несколько пугала подобная фанатичность. Он не желал вести людей на смерть и готов был двигаться дальше один, лишь бы не подвергать других опасности. О своей судьбе он не задумывался.
Двухтысячная армия подошла к горам, и Лаэрт словно ожил. Он чувствовал затаившуюся впереди угрозу, темную силу, так не похожую на его собственную, но в которой угадывалось что-то до боли знакомое и родное.
Дикий хохот, подобно смеху душевнобольного, прокатился по темным склонам.
- Вы умрете, самонадеянные глупцы! – голос, так похожий на голос самого Лаэрта, заставил завибрировать воздух.
Иллюзия, которую не смог распознать никто, развеялась. Оказалось, что войско уже давным-давно находится в ущелье, которое вывело их в небольшую долину, посредине которой высился черный замок, чьи ворота были распахнуты.
Серая хмарь, скрывавшая склоны ущелья развеялась, и глазам Освободителей предстало огромное количество мертвых воинов. Даже на первый взгляд казалось, что на каждого живого воина приходится как минимум по десять мертвых. А из врат крепости выходили новые противники – закованные в черные глухие латы рыцари.
Забрала шлемов их были откинуты, и каждый мог взглянуть им в лицо. Многие бросили мимолетные взгляды, которые не захотелось повторять. Совсем недавно они были людьми. Их тела еще не были тронуты тленом, но чрезвычайно бледная кожа, отливающая трупной синевой, и бельма глаз, затянутых паутиной смерти говорили о том, что они тоже мертвы. Это были практически идеальные воины. Тела еще прекрасно помнили свое воинское искусство, но уже не могли чувствовать ни боли, ни страха, и уж естественно они не боялись смерти.
В данной ситуации даже в душе самого ярого фанатика шевельнулся росток ужаса. Как они могли быть настолько слепы, когда без раздумий шли за этим “посланцем небес”, который привел и себя и их к гибели. Ни один не верил в возможное спасение. Яростные взоры резанули Лаэрта, словно удары бича.
- Это ты!!! Из-за тебя мы все умрем! – Кернмиль, один из жрецов Храма Светлого Круга, безумно сверкая глазами, указывал дрожащей рукой на Лаэрта. – Вы слышали? –истеричный голос клирика срывался. В уголке рта показалась слюна. – Это его голос возвестил нас о кончине! Это он предательски заманил в ловушку нас – последних, кто способен остановить мертвые орды. И мы попались в эту ловушку, как мыши на бесплатный сыр в мышеловке!
Глаза остальных засветились разгорающейся яростью, руки легли на оружие.
- Но это не я… - голос мага дрожал и срывался. – Клянусь всеми Богами, я никогда б не предал каждого из вас.
- Он говорит правду! – рядом с Лаэртом возник воин в отливающих серебром латах, в чьих темных волосах уже заметно пробивалась седина. – В нем нет Зла. Я это чувствую. К тому же это мы пошли за ним, он не звал нас за собой.
Остальные замерли недвижно. Словам Ролгеда нельзя было не верить. Паладин не имеет права на ложь, и уж точно не может быть пособником Тьмы.
Но Кернмиль не унимался.
- Он сумел обмануть даже тебя, Ролгед! Ему не место среди нас. Воины не станут сражаться, предчувствуя удар в спину. Пусть он уходит и даст нам достойно встретить свою смерть!
Святой рыцарь повернулся к Лаэрту.
- Тебе лучше уйти… Постарайся умереть достойно… - глаза паладина были печальны. Он не сомневался, что конец близок как никогда.
- Спасибо тебе, Ролгед… - чародей развернулся и двинулся навстречу темным рыцарям, оставляя за спиной вмиг ощетинившийся сталью клубок, внутри которого клирики готовили свои заклинания. Никто не собирался встречать гибель с опущенным забралом. Рыцари Королевства Годлин привыкли смело смотреть этой старой костлявой нищенке в лицо и не страшились ее прихода.

Лаэрт шагал, опустив голову прямо на клинки мертвых рыцарей. Плевать он хотел на Волю Богов и на Предназначение. Все, что ему сейчас хотелось – умереть, чтобы рука с костлявыми пальцами мягко опустила ему веки, освободив души от бренной плоти.
К его несказанному удивлению мертвые почтительно разомкнули ряды, образовав что-то вроде почетного караула. Мага приглашали войти в крепость.

Горечь и ярость смешались в едином вопле, вырвавшемся из горла каждого из годлинцев. Кернмиль был прав. Этот маг действительно оказался предателем.
Лишь в серых глазах Ролгеда, появилась искра надежды. Но ей не дала разгореться волна мертвецов, хлынувшая на еще неприступный утес щитов и мечей.
Несмотря на то, что кровь хлестала из многочисленных ран, что ноги скользили в лужах крови своих товарищей, Освободители держались. Держались из последних сил, стараясь подороже продать свои жизни.
Горы трупов вперемешку с людскими телами образовали устрашающие своим видом баррикады, на которые не чувствовавшие ни усталости ни боли мертвецы, скользя и падая, продолжали упорно лезть, ведомые желанием своего Властелина.

Те же голубые глаза, тот же прямой нос, прямой, словно прорубленный мечом, рот, те же волосы, тот же прищур глаз, блестящих под капюшоном черной мантии… Лаэрт, будто зачарованный, смотрел на свое точное подобие. Перед ним стоял он сам.
Руки его двойника скрывали тонкие черные перчатки, пальцы нервно подрагивали. Впрочем, внутри Лаэрта словно до предела натянулась незримая струна, готовая лопнуть от неловкого прикосновения.
- Любуешься? – два голоса сплелись воедино, и яростная гримаса исказила лицо темного.
- Кто ты, Светлый? Как твое имя? – голос некроманта странно задрожал. – Отвечай!
- Лаэрт... Но какое это имеет значение? - ответ чародея потонул в горестном вопле темного.
- Ненавижу! Всех вас ненавижу! – пальцы некроманта сжались в кулаки, грозя небу. Он упал на колени, из его глаз катились злые слезы. – Слышите! Я отомщу и вам, и тем, кто в вас верит и поклоняется. Я, Трэаль, пройдусь войной по всему континенту. На месте пестуемых вами королевств не останется ничего – только мертвая пустыня! За что вы так поступили со мной?! За что!!!
Трэаль сорвал с рук перчатки, злобно глядя на Лаэрта.
- Ты увидишь смерть тех, кто шел за тобой, после чего умрешь сам! Некромант вытянул перед собой правую ладонь, на которой чернел треугольник, подобный тому, который украшал ладонь Лаэрта, только оказавшийся его негативом.
Поток пламени, перевитый жгутами тьмы, рванулся в грудь белого мага, который только и успевал, что поднять ладонь. Вспыхнувший на его руке белый пламень, ослепивший самого Лаэрта, рванулся навстречу тьме…

Потоки чистой Силы, Магия Хаоса, Стихий, Искажений, Иллюзий, Трансформы – в ход шло всё, но никто не мог взять верха.
Крепость лежала в дымящихся руинах, но противникам было глубоко плевать на то, что вокруг них. Они давно потеряли ощущение времени и пространства.
Неупокоенные давно смяли ряды Освободителей, попросту задавив их числом, и годлинцев не спасла вся пущенная в ход жреческая магия. Закованный в сталь круг мертвых тел покрывал сплошным ковром покрывал дно ущелья.
Наконец, противники остановились, переводя дух. Глаза Трэаля сверкали ненавистью, Лаэрт же чувствовал только накатывающую усталость…
“Откройся для удара” – раздался требовательный шепот в сознании, и Лаэрт замер. – “Это единственный шанс. Иначе ничего не исправить. Вы можете биться вечно, разрушая этот мир. Это будет вечный бой, вечное противоборство…”
“Я брежу” – чародей мотнул головой, отгоняя странные мысли. Его противник уже восстановил силы и готовил новое убийственное заклятье.

Они сходились все ближе и ближе. Теряя силы, чародеи начали бросаться более слабыми заклинаниями, а в голове Лаэрта все настойчивее звучало “Откройся!”.
Пламенный кулак мелькнул у самого лица Лаэрта, но чародей успел увернуться, нанося в свою очередь удар противнику в область ребер.
Трэаль болезненно сморщился. Кулак противника достиг своей цели, но и Лаэрту не удалось уйти невредимым, и некроманту показалось, что светлый нарочно открылся под удар. Костяшки пальцев темного, вокруг которых играло пламя, вонзились в солнечное сплетение белого мага.
Лаэрта бросило на землю, и он остался лежать. Некромант, сплюнув кровью, двинулся к распростертому телу.
- Ну, вот и все… - пламя на его руках почти угасло, а в запасе уже не оставалось никаких сил, чтобы сотворить хоть какое-нибудь чародейство.
- Убей меня… - в глазах Лаэрта стояла мольба.
Трэаль упал на колени рядом с белым, на его лице играла кривая ухмылка.
- Ну, если уж ты так просишь… - ладонь с черным треугольником легла на грудь Лаэрта, в то место над сердцем, где сиял, скрытый одеждой белый треугольник, как и на ладони мага.
По лицу Трэаля пробежала судорога.
- Какого… - зрачки некроманта расширились. Правая рука светлого рванулась к его груди. Знаки совместились.
Над разрушенными бастионами крепости повис страшный вопль. Незримая волна прокатилась, разрывая мертвых на части.
Когда крик оборвался, ни одного неупокоенного не осталось. Только пыль и клочья плоти. Тела магов исчезли.

***

“Сынок, ты снова с нами”, – ласковый голос и серая пелена в глазах. – “Теперь все будет хорошо…”
Лаэрт, а может быть Трэаль, приподнялся, вдыхая божественный эфир, и огляделся. Он снова был дома в Небесном Пантеоне. Странно болел сигилл напротив сердца - стилизованные черно-белые песочные часы горели, словно он был недавно заклеймен.
События недавних месяцев стерлись из его памяти…

В ночном небе вновь плыло исчезнувшее не так давно созвездие в виде Песочных Часов…

Автор: Аксалин 31-10-2006, 13:58

Второй рассказ реально понравился. Очень интересный и логичный сюжет. Хотя некоторые мысли, ИМХО, стоило бы раскрыть. Предысторию всего этого мира, например, главных героев...

Вообще, обилие героев. мифов и отходов от основной сюжетной линии поражает. Поражает в хорошем смысле. =)
Пиши еще и обязательно выставляй. Буду ждать.

Автор: Alian Le'Loss 1-11-2006, 15:13

Тореас

два раза который, коряво немного.



и два раза покрыва-покрывал)))

От рассказика в восторге. Я уже давно от твоего творчества в восторге (подпись в счет ).

Автор: DiVert 2-11-2006, 17:03

Очень понравился рассказ, хотя прочитала в спешке. Ещё непременно перечитаю. У тебя отменно получается, мне кажется, вернее, мне это точно НЕ кажется! Казаться это не может! Надеюсь на ещё что-нибудь замурчательное!..


Имя Лаэрт... Безумно знакомое

Автор: Горация 2-11-2006, 20:47

Брат Офелии.
"Гамлет".

Автор: Kyona d'ril Chath 3-11-2006, 4:30

И тут вот пришло страшно занудное мну и испортило народу праздник
Привет, Солнц. Ты, оказывается, здорово пишешь. А я и не знала.
Ну да, лучше поздно узнать, чем никогда.
Правда, у меня тоже будет хм.. целая куча придирков. Ничего?
Короче, воть:

Ммм.. "доносилось".. как-то это больше к звуку, раздающемуся откуда-то из отдаления относится, нет? А здесь, мне кажется, "вырывалось" будет более уместно..

Может быть - ИСТИННЫЙ ?

ТУЧУ

Ммм.. по-моему, ГОЛЕНЬ все же ОНА. Нет?

Честно скажу - с трудом представляю себе позу Рини. Если она ОБХВАТИЛА ОБЕ НОГИ гнома, который больше нее, она просто не дотянется до пальца на руке. Может, это нога была? Брогана?

Упс.. ОТРЕПЬЯ - от слова тряпьё либо потрепанный. Отребье - это уже к человеку.

Та же история. ОТРЕПЬЕВ.

Добавлено:

Не уверена насчет СВЕРКАЮЩЕГО топора. Если, конечно, Броган не настолько богат, чтобы таскать с собой цельнокованный мифрильный топор. Да и тот вроде не шибко сверкает. По идее, у него только заточенная кромка может сверкнуть
Правда, тут я конечно не эксперт
Но, если честно, весь бой вызвал однозначное впечатление нереальности происходящего. Если интересно почему - могу в личке поделиться. Или через аську

Ммм.. РАСПЛЫЛАСЬ.. РАСПОЛЗЛАСЬ.. нет?

Я конечно понимаю, что все, что у нас внутри и есть внутренности. Но, все же, лучше бы звучало слово ЛЕГКИЕ.. все-таки в груди не так много органов.. внутренностями обычно слово кишки заменяют..

ЖИЛЫ тоже здесь как-то резануло. По-моему ШЕИ было бы вполне достаточно..

Короче - воть я как обычно. ЗАНУДА. Увы..
Но, сам рассказ мне очень понравился. Не знаю, как насчет средней части. По мне как раз не надо ничего развертывать. Тут именно акцент на том, как он к ней проникся. И на том, чем все закончилось. Середина сбивать эффект будет.
Уж лучше просто истори Брогана прописать. До его встречи с малышкой Рини..

Второй рассказ я попозже прочитаю. Если вдруг захотишь еще критики "от мну" - скажи. А то вдруг обидела.
Мурк.. удачи и вдохновения тебе, Солнц..
Буду заглядывать, почитывать..

Автор: Тореас 3-11-2006, 9:55

ага. я сам об этом узнал только после того, как написал рассказ
честно признаюсь Гамлета читал ужасно давно и в спешке, поэтому имени брата Офелии точно бы никогда не запомнил. совпадение

Kyona d'ril Chath


неа... в общем то конечно слова-синонимы, но астый как-то лучше звучит на мой вкус.

уже до тебя обнаружили такую фишку.
просто насколько я знал - голень можно как в женском, так и в мужском роде употреблять.

ну в груди не только легкие пищевод еще, к примеру.

ведь гном не настолько выше и больше Рини, чтобы она не смогла обхватить ОБЕ его ноги своими руками. своего рода кольцо. и палец на руке тоже спокойно можно посасывать в этом случае

да что ты... какая может быть обида.. откуда? спасибо за критику!
всегда буду рад видеть тебя в теме

Автор: Тореас 13-11-2006, 9:33

Опус номер три.

Отпусти его, князь...

- Ревель взят! Очередная великая победа светлейшего князя! – дробот деревянных подошв ботинок юных глашатаев вместе с известиями о новых завоеваниях разносился по столице – славному граду Шельну.
Силе могучего властителя Айвена покорился еще один город. Ревель Белокаменный, державшийся дольше остальных, практически до последней капли крови сопротивлялся захватчикам.
- Правители западных земель взяты в плен! Состоится публичная казнь!
Люди, высыпавшие на улице города, перешептывались. Многие не одобряли излишние проявления кровожадности Айвена, который готов был залить землю багрянцем, чтобы держать людей под своей жестокой пятой.
“Страх – лучшее средство для управления народом. Люди, которые не боятся собственного правителя, либо не его подданные, либо мертвы”, – у Айвена была простая и действенная философия. И властителя боялись.
Вместе с его войском шли война и смерть, и горожане Шельна и всего Логгерского княжества были искренне рады, что пожар войны полыхает не на их землях. Пусть ярость их правителя будет обращена на запад и его просторы, чем на собственных подданных – у светлого князя развилась странная мания – он всегда и везде подозревал назревающий заговор.
До начала завоевательного похода Айвена на запад в Логгерском княжестве царил настоящий рай для доносчиков, которые наживались на смертях ни в чём не повинных людей. Государь карал без разбора и по первому слову. Доносчик получал десятую часть имущества казненного.
Сейчас казней и судов стало гораздо меньше, но людям по-прежнему были памятны взлетающие в серое небо искры от костровищ, виселичные эшафоты и судорожно дергающиеся в петлях тела…
Мужчины, поголовно, от мала до велика, желали присоединиться к войску князя, лишь бы не пасть жертвой случайного доноса корыстного соседа…

***

- Да здравствует Светлейший! – в распахнутые ворота въезжала кавалькада пышно одетых всадников. Золото и серебро праздничных доспехов, белоснежные плюмажи на шлемах двух десятков рыцарей личной охраны – как ни странно, князь ограничился лишь небольшим эскортом.
Приветственные возгласы жителей Шельна, летящие с балконов главной улицы города уже прозванной Триумфальной лепестки роз, лавровые венки под ногами боевого коня, приветливые лица прекрасных горожанок – всё это не вызвало на холодном лице Айвена даже тени улыбки. В серых равнодушных глазах была сталь. Свои эмоции он привык скрывать от окружающих, за что и получил свое прозвище – Бесстрастный.
Конечно, ему, как и всякому честолюбцу, нравилось, когда перед ним пресмыкаются, особенно люди. Поклонение рабов, состоящих из представителей различных рас обширного острова Крейден – гномов, орков, кобольдов, карликов и прочих, не доставляло князю ровным счетом никакого наслаждения.
“Рабы служат из страха за свою жизнь, люди же любят меня и восторгаются моими победами!” – мысли о том, что все восторги его светлейшей особой уже давно вызваны точно таким же страхом, даже не закрадывались в голову государя Айвена.

- Совсем юные! Бедные… - казалось, что слова слетели с губ одной пожилой женщины, стоящей в первых рядах приветствующих, помимо её воли. Она испуганно зажала рот ладонью. Вдруг, кто-то решит, что она сочувствует противникам светлейшего князя. Вон, сколько эти проклятущие кровушки попили, сколько славных логгерских воинов полегло под стенами Ревеля.
Городской стражник с массивной алебардой в руках пристально уставился на старушку, и ее душа ушла в пятки. Но в глазах воина светилось понимание, и он лишь ободряюще кивнул женщине. Юношей действительно было жаль.
Позорная телега, громыхая своими гигантскими обитыми железом колесами по булыжникам мостовой, вслед за князем и его отрядом избранных телохранителей вкатилась за стены Шельна.
За толстыми прутьями находилось двое.
Первый – невысокий щуплый юнец, на чьих плечах еще красовались обрывки мантии властителя. Бледное лицо украшали багровые кровоподтеки, а тонкие пальцы, которые пришлись бы впору какому-нибудь писцу или менестрелю, были покрыты кровавыми струпьями – пыточный арсенал палачей князя Айвена был достаточно обширен. Но в глазах юноши, которому, по-видимому, не минуло еще и восемнадцати зим, не было ни капли намека на страх или что-то сродни ему. Напротив. Гордый взор, в котором читалась мудрость, и царственная осанка, несмотря на все пройденные испытания и знание того, что жить оставалось все меньше и меньше. Он знал, для чего избрал подобную участь.
Второй – более рослый, но и более юный, сидел в углу клети. Широкие плечи, падающие на них длинные каштановые волосы, руки с мозолистыми ладонями, закрывающие лицо – поза младшего «правителя западных земель» являла полную противоположность его старшего брата. Душу молодого воина объял страх. Страх от осознания приближающейся смерти.
…Зачем брат велел открыть захватчикам ворота... Ревель еще мог держаться. Всегда лучше принять смерть в бою, схватившись со своим будущим убийцей грудь на грудь, имея равные шансы на жизнь. А так – открытые ворота и изъявление покорности тирану. Неужели, он думал, что этим спасет многие жизни… Никогда Витор не смог бы понять мыслей своего старшего брата. Поэт, мистик, чей голос чаровал и заставлял подчиняться... Почему же его чары не сработали на сей раз…
Кровь текла по улицам Ревеля рекою. Земля не успевала впитывать влагу жизни, и со склонов небольшого холма, покрытого золотистой травой, брал начало багряный ручей, несущий свои красные воды в город.
Князь бесстрастно собственной рукой казнил все дворянство белокаменного города, оставив в живых только двух братьев. Юные правители руководили сопротивлением Ревеля после смерти их отца, которого настигла меткая стрела во время одного из штурмов…
Нет, никогда младший брат не сможет понять помыслов старшего, и поэтому его плечи сейчас слегка подрагивали, а ладони скрывали лицо, по которому текли предательские слёзы…

***

- …Да будут казнены через сожжение на медленном огне! – голос герольда разнесся над площадью, посреди которой уже были сооружены два небольших помоста с торчащими по середине столбами, обложенные хворостом.
Толпа охнула. Муки этих несчастных продлятся очень долго. Палачи не дадут им умереть быстро. Взволнованный гул волной прокатился по рядам людей, которых собрали на площади по приказу князя. Уже все знали, каким образом Ревель был «взят». И после всего этого государь Айвен не помиловал этих двоих несчастных…
Возмущению многих не было предела. Казнить особ правящей крови, словно проклятых волхвователей, колдуний и заговорщиков… Но страх с прежней силой удерживал души в смирении.
Двое приговоренных в простых белых холщовых хламидах до пят, из-под которых доносился звон кандалов, в сопровождении стражи шли в последний путь на эшафот.
Железные обручи сомкнулись на талиях юношей, приковывая их к позорным столбам. Руки и ноги пленников были свободны, но это никак нельзя было назвать актом милосердия. Прочнейшие железные цепи меж обручем и столбом давали обреченным возможность двигаться на расстоянии полуметра от почерневшего от многих подобных казней дерева. Князю всегда нравилось, когда жертвы пытались вырваться из жара медленно разгорающегося хвороста и поленьев.
По лицу младшего приговоренного вновь текли слезы, а старший по-прежнему был невозмутимо спокоен. Его незамутненный страхом взор вонзился в Айвена, чей отделанный золотом трон водрузили на постамент таким образом, чтобы правитель мог насладиться каждым мгновением казни.
Броня невозмутимости и спокойствия дала слабину, и Айвен отвел глаза. Взгляд юного правителя Ревеля жёг сильнее пламени любого кузнечного горна. Подозвав герольда, князь шепнул ему пару слов, хотя они были вовсе не обязательны.
Герольд кивнул и прошествовал обратно на свое место. Над площадью вновь разнесся его голос.
- Светлейший князь являет вам свою великую милость! В соответствие с древними традициями, каждый из вас имеет последнее предсмертное желание, которое князь обязуется выполнить по мере возможности.
- Жить! – вопль Витора заставил дрогнуть сердце каждого на площади. За исключением князя. – Я хочу жить! – слова вырывались из груди юноши вместе с плачем. Площадь колыхнулась. Все взоры были обращены на князя. Помилует или нет?
Бледные губы на бесстрастном лице дрогнули.
- Приговор обжалованию не подлежит! – тело Витора затряслось, рассудок помутился. Беззвучные рыдания душили его. Если бы не обруч и цепи, он неминуемо бы упал на дощатый настил эшафота.
Брион печально смотрел на брата. Его губы тоже тряслись, но не от внутреннего страха, а от жалости к своему лишающемуся рассудка родичу.
- Лютню… - его слабый шепот был едва слышен, но стоящие рядом передали его слова до ушей государя.
Просьба была несколько удивительной, но не невыполнимой.
Через несколько минут истерзанные пальцы Бриона сомкнулись на знакомых изгибах музыкального инструмента. Он пару раз скривился от боли, но, превозмогая её, извлёк первый аккорд. Пальцы пробежались по струнам, настолько трепетно и нежно, словно в руках была не лютня, а любимая…
Девять струн – девять жизненных линий, которым не суждено пересечься, но могущие рассказать о судьбе каждого. Девять струн – девять нитей, которые не стянутся в тугой клубок интриг и заговоров. Но в руках мастера они способны слиться с колебаниями в душе каждого человека, незримыми фибрами колыхнуть чувства, убрать всё грязное и порочное.
Брион и сам не понимал, что с ним. Музыка безудержным потоком лилась из его сердца. Слова сами срывались с губ, чтобы быть жадно пойманными стольким количеством слушателей.
Площадь замерла. Простолюдины и стража были заворожены мелодией и чудесным голосом исполнителя…

Золотая трава стала червонной от крови,
Черноту от пожарища с белой стены не стереть...
Государь-победитель, дозволь слово пленнику молвить
Перед тем, как в туман за собой уведет меня смерть.

Мое слово - не меч,
От судьбы не уберечь.
Кровь на белой стене –
На войне как на войне!

Мы сражались за смерть, защищая пылающий город,
И теперь лишь на пару часов нам отсрочка дана.
Посмотри, брат мой младший стоит - он совсем еще молод.
Отпусти его, князь, за двоих я отвечу сполна!

Как же кровь горяча...
Черной птицею с плеча
Улетит моя душа,
А судьбе не помешать!

Вопль теряющего рассудок Витора резким диссонансом ворвался в мелодию. Но и это не остановило Бриона.
В глазах всех без исключения горожан читалось сочувствие, многие женщины плакали или едва сдерживали рыдания. Даже хмурые городские стражи не остались в стороне. Чарующие звуки голоса и лютню подействовали и на них. Музыка разбивала оковы страха…
Лишь князь Айвен и два десятка его телохранителей сохранили каменные выражения на лицах…

Отпусти его, князь, ты же видишь - он смерти боится.
Он так мало прожил, он не должен был воином стать.
Ты же слышишь, как бьется душа перепуганной птицей…
Неужели, за битву ты кровь не устал проливать?

Но в глазах твоих сталь –
Чужака тебе не жаль.
Что тебе мои слова!
Сталь меча всегда права!

На холодном лице замерла безразличная маска,
А в глазах приговор: "Чужаков невозможно простить!"
Жаль, у песни счастливый конец может быть только в сказке,
Но не стоит, мой брат, дара жизни у смертных просить!

Протяни мне ладонь -
Мы шагнем через огонь,
Через боль и через страх,
Унося звезду в руках!
...Унося звезду в руках!

Под конец толпа уже гудела как растревоженный улей.
- Убить! Зажигай немедля! – в возгласе князя сквозила ненависть. Профос и стражи с факелами даже не шевельнулись. Страх покинул их души. Веления царственного самодержца были для них сейчас не более чем криками безумца.
Глаза Айвена метали молнии. Он вскочил со своего трона, прорываясь через ряды неуспевающих расступаться стражников к эшафотам. Он сам зажжет пропитанные маслом вязанки хвороста, и язык этого нахала умолкнет навсегда.
Прикованный Брион лишь рассмеялся. На губах юноши играла довольная улыбка.
- Ублюдок! – бесстрастная личина государя Айвена испарилась. Его полнила ярость. Вырвав у ближайшего к себе стража церемониальное копье, князь, коротко размахнувшись, метнул его в грудь Бриона.
Блеск стальной капли наконечника. Пробитая грудь и кровавый хрип… Лютня падает из вмиг ослабевших пальцев…
Глаза молодого Бриона, которого пригвоздило к черному столбу, уже застилала серая пелена небытия, но юноша еще успел бросить прощальный взгляд на своего обезумевшего брата, перевести взор на перекошенное ненавистью лицо Айвена. Губы вместе с кровью успели выдавить “Спасибо, князь…”, и душа рванулась прочь…

Взгляды, сначала недоуменные, потом гневные и бичующие - Айвен чувствовал себя как загнанный зверь. Руки, тянущиеся к оружию, тихий шелест клинков, взлетающих из ножен – князь сделал несколько шагов, неуверенно пятясь под прикрытие своих телохранителей.
- Падаль! Стервятник! – в праздничные золоченые доспехи князя ударил камень. Какая-то женщина, за неимением оружия взяла в руку булыжник. – Изверг! Убийца! – подхватила толпа, качнувшись в едином порыве…

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Текст песни – Тэм Гринхилл

Автор: Паладин 13-11-2006, 10:57

Наворачиваешь. Разбей на два предожения и обрати внимание на рядом рассположенные "бесстрасно" и "собственной" (лучше несколько иначе это сказать).

пропустил "к"


либо "не более чем крики", либо добавь "были"


все-таки лучше "наполнила" или "переполнила"...


не очень хорошо звучит с "коротко"

Кровавенький рассказ. Весьма и весьма захватывающий. Я некоторое время даже сомневался в концовке, столь хорошо был описан характер Айвена. А слова старушки, ненароком выдавшей свои истинные мысли... Вспомнились лекции по истории о Сталине.

Автор: Тореас 13-11-2006, 11:08

согласен. навернуто черезчур.


вот что значит западающие кнопки на клаве... в первом черновом варианте это все было когда начал править. пережал Бэкспейс...

пасиб за отзыв.

Автор: Танцующий с Тенями 13-11-2006, 11:29

Как вижу, тоже используешь песни Тэм в творчестве???

Но собственно, о чем это я... Как всегда, здорово... А следующее когда будешь писать???


Мотив ясен, но к чему бесцельно цитировать такие огромные куски чужого поста?

Горация

Автор: Тореас 13-11-2006, 11:37

в общем-то говоря, именно песня меня и сподвигла на написание рассказа
еще там пару текстов приглянулось... но этот больше всего понравился...
да в общем-то пишется уже
правда, чувствую, зря я в область городского фэнтези решил забрести... что-то долго вымучиваю, но скоро рожу...

Автор: DiVert 13-11-2006, 18:50

Тореас, по мне, так опус достоин рукоплесканий! Честно сказать, я не слушаю Тэм, но текст мне очень понравился.
Образы вычерчены ясно, красиво, хотя они не оригинальны, читать всё равно приятно. Конец, честно сказать, не угадывался... лично мне
Странными лично мне показались только слова "неприятно выслушивать правду о себе, князь?"... Почему-то тот Брион, которого я увидела, в моём личном понимании не должен был произносить эту фразу. Если он в душе поэт, творческая личность, он довольствовался бы только улыбкой, которая вполне говорила бы эту самую фразу, а одного этого, по мне, Айвену хватило бы, чтобы взбеситься. Ну впрочем, это твой образ, а не мой, куда уж мне!
Трогательно... И вообще, мне очень понравилось!

Автор: amyki 14-11-2006, 5:46

Опус номер три просто шедевр! Абсолютно искренне тебе это говорю! Я решила прочитать его дабы найти какие-то неувязки, что-то что нужно подкорректировать, но зачиталась так, что просто вообще не обращала внимание на какие-то стилистические ошибки(а были ли они вообще?!). Я поражена! И приятно удивлена! Пишешь ты действительно отлично! Красочность и не банальность описаний, а какое развитие сюжета! Не ожидала! Снимаю шляпу!

Автор: Тореас 30-11-2006, 13:47

Пронзи моё сердце

- Что это, Лер? – нежная рука Милианы коснулась небольшой царапины на руке любимого.
- Да так ничего. Досталось от волка, – все в округе знали – Лер из Хербена в одиночку и на медведя ходил. Мужества и умения ему не занимать, – Пустяковая царапина. А вот за шкуру этого серого, я так думаю, мы немало монет выручим, – и юноша весело подмигнул своей прекрасной Миле.
***
- Ой, матушки! Ой, батюшки свет! Помогите люди добрые! Кто-нибудь!!! – молодой голос, надрывно голосивший о помощи, оборвался в тени лесов. На окраине небольшого городка вспыхнуло светом лучин пара оконцев, но в столь глухой ночной час никто не решился покинуть своих родных.

- Ещё одна, - голос командира городского ополчения был сух и спокоен. Констатация очередного убийства и ничего более. Этот, двадцатый по счету труп принадлежал молодой девушке и не дал никакой новой пищи для размышлений. Все та же прокушенная гигантскими зубами шея, все те же глоданные бедра. Неведомый зверь наводил страх в окрестностях славного Хербена уже несколько месяцев…

В том, что этот кошмарный монстр был порождением тьмы и исчадием ада никто из горожан даже не сомневался. Нападения на одиноких путников, которыми зачастую оказывались женщины или молоденькие девушки, в поздние вечерние или ночные часы на лесных дорогах повторялись с завидной регулярностью. Если бы это был обычный разбойник, то тогда бы все ценности не оставались на телах несчастных.
Пару раз городская стража пыталась устраивать облавы и засады, но ни одна из этих операций не увенчалась успехом. Прочесывание леса с собаками, ночные патрули – все безрезультатно.
Городской голова, не выдержав напора жителей, обвиняющих его в бездействии и нежелании справиться с нежданной напастью, отписал-таки в столицу, прекрасный Шельн. Из стольного града со всевозможной скоростью прибыла пара охотников, специализирующихся на истреблении клятых порождений ночи, как упырях кровососных, вурдалаках, нетопырях перепончатых и тому подобных богопротивных существ.
В седельных сумках этих двоих покоились скрытые от посторонних взглядов до поры до времени пузырьки со святой водой, благословленной самим архиканоником Шельнским, и серебряные колья. Конечно, осиновых нарубить сподручнее, да и ношу лишнюю таскать еще то удовольствие, но зато серебро надежнее. Мало ли какой супротивник встретится. Оголовки белооперенных стрел в заплечных колчанах так же отливали тусклым лунным светом.
Лица мужчин были предельно серьезны и сосредоточены. На приветственные возгласы горожан, что, мол, теперь-то проклятущего трупоеда приструнят, и его голова украсит позорный столб у центральных врат города, ни один из охотников даже бровью не повел и не ответил ничего. Они приехали сделать свою работу, а не хвалебные речи выслушивать. Слова в карман не положишь. Все-таки в этом у золота было неоспоримое преимущество.

…Этим же вечером две тени скользнули в сумрак прилегавшего к городскому частоколу леса…

***

- Лер, милый, ты куда на ночь глядя? – обеспокоенный взгляд Милианы, затаенный страх за него, замерший в глубине черных как сама ночь глаз, заставил его застыть на пороге.
- Миль, да ты чего? У меня ж силки! – юноша нахмурился, – Сколько раз ходил - ничего не случалось, а ты опять за свое. Кроликов лопать так мастерица!
- Ага! – Миля шмыгнула курносым носиком и надула пухлые губки, – Ты за порог, а у меня сердце кровью обливается. Не щадишь ты моих чувств.
“Чудо как хороша, когда злится!” – в другой раз Лер, может быть, и передумал. Красные как маков цвет губы призывно манили к себе и просили остаться у домашнего очага. Но сердце в груди зло толкнулось один раз… другой…
- Пойду я, родная. Через пару-тройку часиков вернусь, - и деревянная дверь, тихонько скрипнув, вновь оставила красавицу Милиану наедине с ее переживаниями.
Нет, ни через час, ни через два Лер не возвратится. Не скрипнет привычно так и не смазанная дверная петля. Очередной раз болеть сердцу, опять гореть лучине в горнице у окошка до самого рассвета. Раньше ждать бесполезно.
Душа чувствует беду, но разум отказывается верить в кажущиеся очевидными факты. Уверена Миля – завтра вновь найдут мертвого, снова безутешная мать, жена или сестра проклянет убийцу, обливая горючими слезами тело того или той, кого уже не вернуть… Но нет! Это не может быть Лер!
А давящий страх обручем сковывает сердце. Страх не за себя, страх потерять любимого, единственного дорогого ей человека. Кто она без него?

***

Луна. Снова ты со мною, моя вечная холодная спутница. Твой свет равнодушно льется с небес, серебря пролегающую под ногами тропу, которая причудливо извивающейся нитью ведет в такой сладкий мрак под сводами леса. Какой неведомый клубок прокатился по земной тверди, выстлав мне дорожку.
Ветер свистит в ушах и загривке. Холм. Как причудливо танцует тень на колышашихся стеблях серебряной травы. Свобода полнит грудь, душа стремится вырваться наружу, разорвав тесные оковы. Ещё пара секунд, а внутри все готово разорваться от первобытного восторга. С губ срывается то ли рычание, то ли вопль. А-уууу… Ау-ау-ау-аууууу…
Лес. Стволы деревьев причудливо изогнуты, словно тела, корчащиеся в муках, молящие о пощаде. Напрасно боитесь, мои бессловесные друзья. Я не по вашу душу. Топор остался в сенях. Ныне мне не нужна пища для огня, сейчас я хочу есть сам.
Небольшая полянка, залитая бледным сиянием. Ни одной тени, только оттенки серебра от белого до практически черного. Даже моя собственная тень куда-то исчезла. Наверное, отстала, но ничего, еще успеет догнать…
Но что это? Их двое. Залегли в зарослях кустарника. Как все размыто. Ничего не разобрать. Ах, луна, из бесстрастного холодного спутника ты превращаешься во врага. Ведь я виден как на ладони, в отличие от этих двоих.
То ли это путники перехожие, расположились на ночлег, а то…
Звонко хлопают тетивы, воздух разрывают два стремительных росчерка стрел. Как же больно! Хорошо еще, что один промазал. Но засевшая в левом предплечье стрела горит таким огнем, что хочется кататься от боли. Значит, вы по мою душу, любезные государи… Ну мы еще посмотрим кто кого!

***

Рассветный час, и тихо скрипит открывшаяся дверь. Лер вошел почти неслышно, неся на левом плече тушки четырех добытых им кроликов.
Как всегда… Практически догоревшая лучина на столе и покрасневшие заплаканные глаза Милианы. Правая рука сбрасывает ношу на пол, стараясь не задевать левого предплечья. Хорошо, что рубашка скрывает ужасную рану, которую нанесла ему стрела. Он едва сумел вырвать древко вместе с наконечником из тела. Вроде и не слишком глубокое ранение, но оно причиняло такие мучения, словно оголовок был смазан каким-то ядом. Обычно к утру не оставалось даже царапин, а тут почерневшая корка, под которой пульсируют сгустки боли.
- Ты опять не спала? – даже голос будто не свой. Хриплый, словно карканье ворона.
- А ты опять спрашиваешь? – Миля бросилась на шею к юноше, прильнув головой к его груди.
Короткая гримаса боли промелькнула на лице. Хорошо еще, что Милиана не видит.
– Я так боялась за тебя, Лер… – она говорила очень тихо, а на душе юноши скребли
кошки. Но зову плоти и природы он не мог противиться, насколько страстным не было бы его желание.
- Со мной все в порядке, малышка. Все в порядке… - губы коснулись ароматных волос девушки, в которых чувствовался вкус дома, чего-то сладкого, теплого и родного.
- Как же я люблю тебя! – превозмогая боль, он стиснул ее в горячих объятиях, покрыв заплаканное лицо поцелуями. Если бы его губы могли навсегда высушить эти два соленых ручейка, берущих начало в черных бездонных провалах...
- Я тоже люблю тебя больше самой жизни, Лер! Без тебя мне не жить… - Милиана ответила на его поцелуй с такой страстью, что ее огня хватило бы, чтобы не то что зажечь дрова в камине, но и запалить сам дом.
А потом было хорошо… И плевать на рану.

***

- Не смотри, дорогая! – Лер прикрыл Милиане глаза. Зрелище и в правду было отвратительным, но не могли же стражи запретить кому-либо смотреть на происшедшее. Собралась чуть ли не половина Хербена.
Это ж надо, охотнички-то столичные, и те не преуспели! Вона как проклятущий с ними... Такого раньше не случалось. Прокушенными шеями и раздробленными позвонками дело на сей раз не ограничилось. Кольчуги на воинах и те были разорваны. Тела представляли из себя два кровавых ошметка: в разные стороны торчали клочки мяса, белели кости. Внутренности были разбросаны по всей поляне.
- Да не волнуйся, стерплю, - Миля убрала ладонь юноши от своего лица, бросила взгляд и тут же в ужасе прижалась к своему возлюбленному. Кошмарней картины ее глаза еще не видели.
Оружие поверженных охотников на нечисть лежало рядом с телами. Луки были изломаны, мечи так и не покинули ножен, колчаны полны. Один из павших сжимал в окоченевшем кулаке серебряный кол – острейший металлический шип футовой длины. Ладонь второго так и не удержала заветного оружия – кол лежал в метре от тела.
- Смотрите! Тут кровь! – толпа, взволнованно вздохнув, дружно ринулась к противоположной стороне поляны. – Они ранили зверя! Вот остатки стрелы!
Милиана подошла сзади и обняла Лера, который вместе с остальными рванул к новой находке, на минуту оставив любимую возле тел. Правая рука девушки скользнула за спину, будто поправляя завязку на платье.
- Смотрите, серебряный наконечник почернел. Оружие нашло проклятую плоть! Нужно найти и добить зверя!
Но след кровавых капель терялся в глубине чащи и вскоре окончательно оборвался. Отправленные головой многочисленные отряды прочесывали местность, но большая часть горожан разочарованно потянулась обратно к городу. Зверь вновь ушел.

***

- Опять на ночь глядя? – руки в боки уперты. Взгляд грозен. Но разве это его остановит?
- Ну, сколько можно? – неужто предстоит ссора... Очень бы не хотелось, – Миль, ничего со мной не случится, я только к силкам и все!
- Ладно, иди… - девушка обессилено опустила руки.
Что-то больно быстро сегодня сдалась. Привыкает.
- Ничего с ним не случится… - это уже на пороге. – А с другими? – слова еле слышны, их заглушает всегдашний скрип двери.

Всевеликие боги, до чего же страшно! Каждая отброшенная тень кажется подкрадывающимся чудовищем. Рука до боли стискивает холодный металл. Тридцать сантиметров заговоренной стали и любящее сердце – вот и все её оружие.
Но она должна знать, должна убедиться… Неужели, она возлюбленная этого кровожадного монстра, который наводит страх на всю округу? От осознания этого хотелось выть. Рана. Более чем странная рана, почерневший и пульсирующий комок. Рана от заговоренного оружия охотников. Но Лер так клятвенно уверял ее, что это просто сильный ушиб и ничего более…
Вот он, этот тихий шорох за спиной. Шуршание подкрадывающейся смерти.

“Еда. Настоящая, а не те два жилистых ублюдка, что мне кишки выпустить хотели”, – привык Лер подкрадываться сзади, чтобы не смотреть в глаза жертвы. Но девушка внезапно резко развернулась, и оборотень застыл подобно каменному изваянию.
- Миля? – губы не хотели слушаться, а глаза – верить.
- Узнал. Так чего ждешь? – злые слезы и туман в душе.
- Ннет… Я не ххочу, нне могу, не буду… - пара неуверенных шагов назад.
- Уверен? Кому теперь ты нужен? Уйдешь сейчас – тебя будут гонять всей округой, пока не найдут. Я расскажу, кто ты есть на самом деле. Так что лучше убей, как убил мою любовь! – колени подкашиваются, и рыдания рвутся из груди, – Убей, Лер! Я не смогу так дальше жить, как я не смогу и жить без тебя!
- Ннет… Лучше ты… - пальцы оборотня смыкаются на запястье девушки. – Любовь я в тебе убил, так и ты убей ее во мне! Вот здесь! – острие кола, который она до сих пор сжимает в ладони, замирает напротив сердца Лера. – Бей!
- Нннет… - выражение ужаса в черных глазах. Запястье пытается вырваться из рук оборотня. – Я не могу!
- Можешь!
- Нет…
Яростный вопль затопляет округу, сотрясая даже листву на деревьях, посеребренную лунным светом.
- Сука, я тебя никогда не любил! Тварь! Ты мне всегда была противна! – слова ударяют гораздо больней любого бича. Они ранят саму душу, а не бренное тело. – Я сказал, бе…
Короткий удар сквозь рыдания. Острие достигает сердца. Кровь идет горлом, мешая протолкнуться рвущимся предсмертным словам, последнему “Я тебя люблю!”…

***

…Укол в сердце. Впрыск адреналина.
- Он будет жить? – взволнованный голос медсестры приглушенно доносится из-за плеча.
- Теперь да. Обычная передозировка героином.
- Доктор, он не наркоман, – мать Валерия, вся почерневшая и осунувшаяся, стоит, прислонившись к дверному косяку.
- Да что вы, голубушка? И героин он, наверное, с сахаром перепутал? – устало вытирая пот со лба, врач срывает с лица повязку.
Тяжелый вздох, в котором чувствуются нотки облегчения. Валерий выживет, а что может быть для матери важнее.
- Он с собой хотел покончить. Его девушка бросила…

Автор: amyki 30-11-2006, 15:33

Ну, ты даешь! Я прямо до сих пор отхожу! По началу было очень похоже на фильм "Братство Волка", все те же странные обстоятельства смерти в маленькой деревушке, двое охотников... Но ты не просто можешь сюжет "завернуть", а так развивать события, описаниями, сутью, так далеко уводишь... что концовка просто шокирует! Читать твои творения очень интересно! У меня не хватит слов, чтоб описать все достоинства твоих творений...остается только рукоплескать.

Автор: Тореас 30-11-2006, 15:57

я тихо краснею...
Братсво Волка? не... на сюжет этого фильма я не опирался ни в коей мере.

Автор: Alian Le'Loss 1-12-2006, 12:00

обглоданные?

просмотри еще раз знаки препинания, я за всеми не уследила.

О рассказе:
Действительно напоминает Братство Волка, но только в начале. В фильме эмоциии представлены иначе, а тут такое проникновение. Да и концовка поинтереснее. Лично я бы, в отличае от героя, кончать жизнь самоубийством, да еще ширнувшись, не стала бы. Есть такой грибочек... куда это меня понесло, я тут ничего не писала и вообще больше не химичу
Тореас как всегда кроваво + за что я тебя сильно лублу, лирика, много лирики)))))))

Автор: Тореас 1-12-2006, 12:42

нет. именно глоданные. потому что обглоданные - это те, на которых мяса нет. одни кости. а тут пару шматьев оторвано, но не все же сожрато
рассказ за 4 часа всего написан. что-то накатило...

Автор: Alian Le'Loss 1-12-2006, 17:22

Тореас это называется плохой аппетит
Еще забыла сказать, очень уж понравились чисто российские слова. Как только читаю их, вспоминаю Пикуля.

Автор: Тореас 4-12-2006, 14:23

это называется, желудок не резиновый
много все-таки не съешь...

ойкс... твои слова, да людям с Литературного Общества и ЦарКона в уши

Автор: Freeda 5-12-2006, 0:46

Меня просто трясет после последнего рассказа.

Сюжет, эмоции, некоторая рваность повествования.
Так. Вот успокоюсь. И обязательно напишу нечто боле вразумительное.

Автор: Тореас 5-12-2006, 9:26

буду ждать

Автор: Тореас 5-12-2006, 15:15

Опус без номера и пока без нормального названия.
Рабочий вариант F**k them All

Боль. Ну и плевать, что сердце бешено рвется из груди, что кулаки судорожно сжимаются, а зубы скрипят. Двум горячим соленым ручейкам не проложить себе дорожки по лицу, чтобы сорваться и упасть в дорожную пыль. А Ты… Ты не видишь ничего. Отвернувшись, уходишь по сужающемуся мостку радуги, который бледнеет на глазах. Уходишь в свою жизнь из нагромождений лжи, в просветах между которыми таится твоя истинная сущность…
И срываются хрустальные сферы звезд…
Боль, как ты горька и сладка одновременно. Казалось бы, можно смаковать твой вкус вечно, ощущая камень, лежащий спудом на сердце, и невесть откуда взявшуюся легкость в душе.
Боль от осознания. Главное – превозмочь и не сорваться. Не рухнуть с узкого мостика, что ведет над пропастью ненависти к очищению души от накопившихся гор фальши. Один неверный шаг, и частица светлого, что живет в душе каждого, останется на бесцветном настиле, в то время как сознание падет. Ступишь мимо, и ринешься в бурный поток низменных страстей: ярости, ревности, ненависти, жалости к самому себе, осознанию собственной никчемности в этом лишенном красок мире…
И помочь в подобном случае может лишь надежная страховка - кажущаяся прочнейшей нить, что еще связывает тебя с нормальной жизнью. Пружинящая нить, что должна вытянуть тебя из пропасти. Медленно, но верно. Хотя порой в замкнувшемся разуме скачут шальные мысли: а вдруг тросик лопнет? Хотя нет. Сам он никогда не порвется. Только собственные воздвигаемые барьеры могут нарушить целостность спасительной нити. Короткий треск, и тебя нет. Нет, и не было. Ни для кого. Никогда. А способ не суть важен.
Но нет. Ты здесь, мой светлый мир. Ты рядом, переливаешься радугой цветов и манишь обратно в свои объятия. Я не могу тебя оставить. Как же ты без меня…
Лучи солнца озаряют лицо. Досточки настила растут, набирают полноту красок, и вот это уже не хрупкий мостик, а настоящая дорога, которая выведет меня прочь от Тебя. Сколько раз я уже ходил этой тропой. И сколько раз, возможно, еще предстоит пройти. Ты – всего лишь одна из многих, чье-то уже незнакомое лицо, мелькнувшая за плечом тень.
Нет в душе даже остатков тех чувств, которым до сих пор не могут дать логического объяснения. Да и нужно ли оно? А раз нет ничего, значит, и ты была не более чем мимолетным увлечением. Или все-таки что-то еще есть… Или я пытаюсь убедить в этом сам себя? Вновь спасительный трос предательски начинает раскачиваться.
Но нет. Ты не заслуживаешь того, чтобы я опасно балансировал на опасной грани; не стоишь того. Ты вообще ничего не стоишь. Пустая кукла. Безделушка, которой играют все, кому ты разрешаешь это сделать. Или думаешь, что позволяешь…
Напрасно стучаться в непробиваемые бастионы я больше не намерен.
Была одна единственная, чей образ до сих пор светлым ореолом горит в моей памяти. Та, что до сих пор заставляет учащенно биться сердце при одном только воспоминании. Та, которую я не могу забыть, да и, в сущности, не хочу. Пускай она заставила меня пройти той же самой тропой… Плевать! После этого, несмотря на долго заживавшую рану в душе и на сердце, осталось только светлое, незамутненное чувство, которое я никогда не смогу объяснить, а тем более избыть…
Но ты никоим образом не Она. После тебя странно пусто…
Пока, моя дорогая! И разжимаются кулаки, и улыбка озаряет лицо. Пока! Прощальный взмах рукой тебе вслед. Я разворачиваюсь и ухожу. У меня свой путь, и он ведет в противоположную твоей сторону. Быть может, эти две линии, вопреки всем законам логики, когда-нибудь еще пересекутся… Быть может… Когда-нибудь… Много позже…В другой жизни…

Автор: Танцующий с Тенями 7-12-2006, 18:48

Знаешь, я просто поражаюсь каждый раз, как захожу в твою тему... Ты совершенствуешься и совершенствуешься - хотя, кажется, все и без того прекрасно...

Мне нравятся твои рассказы... Это я называю тем случаем, когда внутри больше, чем снаружи... Однозначно... Последние два - больше всего понравились... Они бесподобны...

Спасибо тебе...

С уважением, Тень...

Автор: amyki 12-12-2006, 15:05

Какие эпитеты, какие описания, эмоции! Слов нет! Но все же знаешь, мне очень близки твои рассказы с сюжетной линией, когда аж дух захватывает! А последний построенный на таком прекрасном потоке мыслей, конечно вне сравнения с предыдущими! никогда не знаешь чем ты снова удивишь! Ты очень талантливый человек! Теперь просто таки пристально слежу за твоей темой!

Автор: Тореас 12-12-2006, 15:15

тебе спасибо, зайка.

медленно покраснел...

А еще сегодня мне приятная новость пришла. Рассказы "Пронзи мое сердце" и "Прости, что взял тебя с собой" вышли во второй тур ЦарКона
я рад!

Автор: amyki 12-12-2006, 15:25

Краснеть не надо, я абсолютна честна. То что твои рассказы прошли, никто и не сомневался! Твой талант вообще трудно не заметить! Я искренне тебя поздравляю! Пиши еще... С огромным нетерпением жду еще твоих творений!

Автор: Танцующий с Тенями 13-12-2006, 19:26

Я тоже рада! за тебя...
А впрочем, и действительно - никто не сомневался...
Такие таланты в землю не зароешь, даже если очень захочется...

ЗЫ: а я-то всегда считала себя волком... =) а я зайка... Гы! =)))

А еще? ты кроме как на Царкон что-то же пишешь? я требую продолжения банкета!

Автор: Тореас 14-12-2006, 15:51

пишешь, пишешь! будет продолжение обязательно


хех... если все волки были такими зайками... мир был бы лучше!

Автор: DiVert 25-12-2006, 17:34

Тореас
Не самый верный вывод из дружбы, который можно сделать...
Впрочем, правителям всегда трудно расти.
Жестокий рассказ, но какой-то совсем уж беспросветный. Нда.
Но ты молодец =)

Автор: Тореас 26-12-2006, 8:15

Загадай желание!

…Полшестого. Лина разочарованно посмотрела на стрелки часов на запястье. Скоро ужин, а значит - очередной день раскопок окончится, а она так ничего и не нашла. Что же ей так не везет…
Хотя, есть еще тридцать минут. Может, все-таки удача улыбнется ей...

- Ой, Тали, смотри какой кувшинчик! – сверкающие от радости глаза Лины оторвались от чудесной находки. – Иди сюда, посмотри!
Талира оказалась рядом одним прыжком.
- Какая прелесть, Лин! – глаза старшей сестры тоже загорелись восторгом.
- Ага… И, похоже, ужасно древний! Смотри, какие странные надписи, - пальчик Лины скользнул по боку кувшина, украшенного причудливой гравировкой, за которой проступали загадочные символы. – Я таких, никогда не видела.
- Дай-ка посмотреть поближе! – руки Талиры потянулись находке из прошлого, но Лина шлепнула по приближающейся загребущей ладони.
- Я нашла, я и папе покажу! – и она показала Тали язык. – Вот он обрадуется! А то все ты, да ты… - Лина обиженно надула свои пухлые губки. За две недели раскопок в курганах, было найдена уйма интереснейших вещей, представляющих огромный интерес для науки. Но Лина еще не нашла ничего.
- Вот дуреха… Я ж только взгляну… - Тали произнесла это с такой нежностью, что ее младшая сестренка, которой едва исполнилось двенадцать лет, не стала препятствовать, когда руки Талиры приняли из ее ладоней кувшинчик.
- Пыльный-то какой. Ничего не разобрать! – Тали поднесла кувшинчик поближе к источнику света – мощному фонарю, что освещал внутренности небольшой пещерки, в которую они с сестрой забрались. – Протереть надобно… - и девушка, не раздумывая, провела рукавом по мутной бронзовой поверхности. Раз, другой, третий…

Фонарь погас, и пещерка погрузилась во тьму.

- Тали, ты здесь? – дрожащий голос Лины выдавал ее волнение и едва сдерживаемый страх.
- Да здесь, здесь! – голос старшей сестры был несколько раздраженным. Надо же было этому треклятому осветительному прибору погаснуть в самый неподходящий момент. От неожиданности она даже кувшин из рук выпустила. Была лишь одна странность – звука падения она не услышала. Быть может, он потонул в испуганном вскрике Линки…
Нет, ну надо же такому случиться. Теперь и выход искать на ощупь придется. От злости Талира даже сплюнула.
- Тали, это ты? – испуганный голос сестренки раздался совсем рядом. Молодец, сориентировалась. Нашла по голосу.
- Я, конечно, кому же еще здесь быть! – улыбка промелькнула на лице Талиры. – Мы же одни тут были, дуреха. А ты от страха уже штаны поди замочила…
- Да ну тебя! – Линка была уже рядом и с удовольствием шлепнула сестру по невидимому заду. Страх прошел. – Ну боюсь я темноты, боюсь… А тебе лишь бы поиздеваться!

Во мраке раздался сухой кашель, и мягкий свет озарил своды пещеры…

- ОЙ! – дружно вскрикнули сестры.
Лина первой опомнилась от шока. Невесть откуда появившийся мужчина выглядел, мягко говоря, странно. На нем были просторные шаровары черной невесомой ткани. Верхняя часть туловища обнажена, и было заметно, как под медно-красной кожей играют внушительного вида мускулы. Плечи украшает мудреная татуировка, извивы орнамента которой переходят на спину незнакомца. Голова выбрита начисто. Лишь посредине торчит пучок волос, по форме чем-то напоминающий конский хвост. В ушах болтаются целые гроздья колец и серег.
- А вы… вы кто? – голос слегка дрогнул. Происходящее до боли начинало напоминать сюжет детских сказок. – Джинн?
- Не совсем. - Незнакомец улыбнулся и почтительно склонил голову. - Я ифрит! Джалас. К вашим услугам, – он еще раз поклонился. - Вы освободили меня, поэтому, согласно канонам древних, я обязан исполнить три ваших желания, после чего буду окончательно свободен.
- Любые? – вот и Талира, наконец, пришла в себя и раскрыла рот. Голос выдавал крайнее возбуждение. Девушка тоже помнила сюжеты детских сказок про Алладина и его волшебную лампу.
Ифрит склонил свою лысую голову с “конским хвостом” в согласном молчании.
Глаза Тали жадно заблестели. Она повернулась к сестре, заключив ее в объятия.
- Линка! Ты представляешь, как нам повезло! Это же золотая жила! Мы можем пожелать чего угодно. Все богатства мира могут лежать у наших ног. Больше не придется работать, копаться в земле, чтобы получать жалкие крохи…
Двенадцатилетняя Лина с удивлением наблюдала за сестрой.
Нет, ну ведь бывает же… На пять лет меня старше, да и гораздо умнее должна быть, а такую чепуху мелет. Ведь сколько раз говорил отец: не в деньгах счастье! Не купить его ни за какие богатства!
А вот попробуй сейчас скажи это сестре – на смех подымет. Все, уже поплыла, мечтательница… Забыла, наверное, чем сказки-то кончались! Как хорошо, что я помню…
Талира тем временем уже раскрыла рот, чтобы объявить освобожденному им ифриту, свои желания. Лина едва успела ее дернуть за рукав.
- Мне хоть одно оставишь. Тебе и двух хватит, - Тали лишь отмахнулась. Мол, не мешай. Конечно, оставлю. Последнее.

…Ох, и нажелала ты сестрица! В сказку попасть захотелось? Восточной царевной стать? И богатства-то несметные, от которых сокровищница ломится, у тебя есть. И дворец с кучей подданных, что тебя чтят и любят.
А я стою теперь посреди всего этого великолепия и не понимаю тебя.
Зачем?
Наверное, этот ответ на этот вопрос ты и сама не знаешь. Спроси тебя через пару дней, и ты лишь сокрушенно разведешь руками. Другой дело, что удалось бы тебе прожить эти несколько дней? Вон, как хитро блестят глаза у этого Джаласа. Стоит рядом с твоим троном и улыбается во весь рот.
Не так просты они, ифриты. Желания, подобные твоим, всегда обращались против загадавшего. Вижу я, как твои “подданные” проверяют, как ходят вороненые ятаганы в ножнах. А ты купаешься в лучах нахлынувшей славы и тонешь в лести…
- Осталось только твое желание, маленькая принцесса! – Джалас подобострастно поклонился. Видно, уж очень на волю хочется. А нам, что? Погибать здесь, в этом иллюзорном мире грез? Ну, уж нет…
Глаза Лины скользят по запястью. Шесть часов. Всего полчаса прошло.
- Ну же, загадывай скорее! – ифрит старательно изображает уважение и покорность. А в глазах все тот же странный хитрый блеск.
Эх… прости меня, Талира, за твои мечты, что я сейчас разрушу. Прости, краснокожий кудесник. Придется тебе ждать кого-то еще, кто, быть может, подарит тебе свободу…
- Хочу, чтобы время вернулось на полчаса назад!
- ЧТО???
… Ага! Удивлен! Что, съел? Ишь, как взбеленился. И голос-то громыхает, и глазища молнии мечут… А ничего ты не сделаешь. Повязан ты своими непонятными законами. Придется выполнять!
- Хочу, чтобы время вернулось на полчаса назад! Не расслышал что ли? – задорная улыбка еще успевает появиться на лице, прежде чем мир вокруг начинает свой бешеный калейдоскопический танец. Словно неведомый режиссер отматывает пленку в обратном направлении, выискивая нужный дубль. Кадры меняются настолько стремительно…
***
…Полшестого. Лина разочарованно посмотрела на стрелки часов на запястье. Скоро ужин, а значит - очередной день раскопок окончится, а она так ничего и не нашла. Что же ей так не везет…
Хотя, есть еще тридцать минут. Может, все-таки удача улыбнется ей...

- Ой, Тали, смотри… - фраза оборвалась. Это уже было. Зря она думала, что это всего лишь сон.
- На что смотреть? – Талира несколько раздраженно обернулась на голос сестры.
- Через пятнадцать минут ужин. Может, пойдем уже? Все равно тут нет ничего! – Лина улыбнулась и показала старшей свое правое запястье с часами. А левая рука уже опускала найденный, покрытый пылью бронзовый кувшинчик обратно в углубление между двух камней…
Талира улыбнулась.
- Вот дуреха… Ну, что ж, пойдем! А то ведь и без ужина остаться можно…

Автор: Танцующий с Тенями 26-12-2006, 8:23

Умм, солнц, это и вправду получилось... И получилось - замечательно, не сомневайся...) Единственный момент - я бы пораьотала над пунктуацией.... У тебя слишком много за-пя-тых... ))) В совсем неподходящих местах... А в надлежащих - их не хватает...

(вот же, язва такая, нашла к чему придраться)

Или я не впилила, и ты еще просто его не отредактировал, раз только вчера написал?!

Короче, это неважно... Важно, что у тебя ПОЛУЧИЛАСь милая сказка... С обязательным элементом морали... И - несмотря на то, что сказка - весьма реалистичная... А еще - добрая... Меня - улыбнуло...

Такая, знаешь, светлая улыбка, которая не от смеха, а от чего-то ссовсем другого...

Вотъ так вотъ...
Пасиба, и с уважением...)))
Тень.

Автор: Тореас 26-12-2006, 9:07

а теперь, милая моя, раз опомянула - изволь отчитаться, где я с пунктуацией наврал. я вчера вычитывал его достаточно количество времени. неужели где-то пропустил...

Пасиб, лапуль!

Автор: Танцующий с Тенями 26-12-2006, 13:09

Не на-а-адо!!! Не надо ее! Опечатка, видимо...)


с Двух сторон слово выделяется, если не ошибаюсь...


А вот в этом случае после "ну" - не надо!))

Ну, это малость..)))
И еще - кое-где идет тавталогия - как, как или а, а...

Но в ЦЕЛОМ!!!

Автор: Тореас 26-12-2006, 16:50

о. спасибо большое. подправлю. видимо недосып дает о себе знать, раз пропустил такое...

Автор: Танцующий с Тенями 26-12-2006, 18:43

Во-первых, недосып - не есть хорошо, по себе знаю...
Во-вторых, солнце, "такое" - это три каких-то там грешных запятых...
В-третьих, ждем продолжения банкета....

Удачи... И на Царконе, и вообще)))

Автор: Тореас 27-12-2006, 14:09

все будет. просто не хочу выкладывать сейчас.

Автор: Freeda 28-12-2006, 1:19

Ну что я могу сказать... До безобразия люблю сказки
Очень хорошая концовка. еще раз подтверждает, что дети ( Лине ведь всего 12 ?) гораздо, в некоторых случаях, адекватнее взрослых. И чудо, сказка не в том, что у меня благодаря джинну будет все-все- все, а в том, что это могло быть, но... осталось лишь воспоминанием, не омраченным корыстью... Ой а написала то... В общем надеюсь, я правильно тебя поняла
Ты просто молодец

Автор: Тореас 28-12-2006, 6:53

пасибо
все для вас!

Автор: amyki 2-01-2007, 12:30

Тореас, как всегда поражена, и от рассказа "К чему приводит дружба" все еще отхожу...нахожусь в некотором шоке. Жестоко и по своему страшно. Знаешь, вот только одно, может стоит изменить название, потому что название "к чему приводит дружба" наталкивает на совсем уж не добрые мысли и выводы...
Прочитала второй... Просто поражаюсь насколько ты разносторонний человек и писатель... Браво. Ну конечно читать лучше все по отдельности. Но знаешь, после предыдущего рассказа сказка пришлась кстати. А еще давно хотела тебе сказать. Когда читаю твои рассказы, даже совсем небольшие наброски, оказываюсь там, в твоем придуманном мире, и это не говорит о том, что у меня хорошая фантазия, нет, это говорит о том, что ты талантливый автор, который может погрузить любого читателя в мир своих фантазий...
Как всегда рукоплескаю...

Автор: Тореас 2-01-2007, 13:20

ну быть может, хотя я этот рассказ скорее всего вообще удалю...

спасибо огромное! еще раз с НОВЫМ ГОДОМ!
а сейчас, так и быть выложу еще одну грустную иторию... )

Автор: Тореас 2-01-2007, 13:25

Я так скучал, любимая...

Летящая стрела
Сверкала опереньем.
Чья грудь ее ждала?
Кто ведал направленье?
Чья легкая рука
Её сквозь облака
Смогла направить к цели?
Что стрелок шепнуть успел,
Когда он взял прицел?
И тетива запела…

Охотник, сжимая в руке верное Копье, с верной спутницей – Гончей, как и каждую ночь, крался неприметной небесной тропкой в напрасной надежде свидеться с Девой, охраняемой жестоким Волком.
Казалось, остальные созвездия забавляются, наблюдая за очередной неудачной попыткой из бесконечной вереницы подобных. Лишь Творец, замерший посредине небесного хоровода звезд, с безразличием относился к мукам двоих влюбленных, обреченных на вечную любовь и бесконечную разлуку. Быть может, именно его воля не позволила им быть вместе…
Творец. Вершитель. Тот, что царит над своим детищем – миром Предела. Он, словно незримый кукловод, лениво подергивает тонкие нити судеб своих возлюбленных чад. Каждое движение его чутких пальцев расписано на многие и многие лета…
Судьбу не обмануть и не изменить линию жизни. Что тебе предначертано Всевышним – есть твой удел…

Их тоже двое в ночной тиши. Охотник и дева. Но им равнодушная воля Творца пока не мешает быть вместе, горячо любить друг друга. Мягкий серебристый свет звезд обволакивает обнаженные тела. Они кажутся единым целым, слившись в страстном порыве. Шелест ветра в высокой траве, в кронах недалекого леса, заглушает сладостные стоны.
На миг они оторвались друг от друга, их светящиеся любовью и нежностью взгляды встретились. Но через мгновение девичьи руки обвились вокруг шеи юноши, и, наклонившись, он ощутил аромат и свежесть молодых губ…
Кэт ощущала, что тело ее вновь будто разрывается на части – каждый нерв трепетал в безумном напряжении. Она касалась Лаэла, его гладкой обнаженной кожи.
Страсть взвилась, словно гигантская спираль, и полностью захлестнула девушку. Казалось, что эта гонимая ураганом приливная волна поднялась из глубин ее души, накатила... накрыла с головой... Нетерпеливый стон сорвался с ее губ, она прижалась к Лаэлу всем телом, ощущая его твердую, как камень, плоть. Губы юноши впились в ее полураскрытый рот, и Кэт потонула в новой накатившей волне...

***

Легкое мановение руки Всевышнего… Слабо подергиваются нити, что тянутся к живым марионеткам, но вот еще одна из них оборвалась…

День клонился к закату. Солнце сползало за отроги недалеких гор, окрашивая горизонт в багряные тона. Лаэл, стоя на опушке леса, любовался вечерней зарей.
Вот Мирд-Гол, располагающийся у самых подножий горного массива, скрылся в тени, которая плавно заскользила дальше, укутывая землю в сумерки. Скоро совсем стемнеет.
Взвалив на плечо сегодняшнюю добычу, Лаэл двинулся к домашнему очагу. При мысли о дожидающейся его Кэт в груди стало тепло-тепло. Вскоре их молодая семья станет больше на одного маленького человечка – местный знахарь напророчил, что через полгода у Кэтрин и Лаэла появится первенец.
Забота, которой окружил счастливый муж свою любимую после столь радостного известия, была сравнима с уходом за новорожденным. Лаэл практически ничего не позволял ей делать по хозяйству, за исключением приготовления пищи…

Вот и окраина деревушки. Но что это? Односельчане от мала до велика собрались возле его дома. Сердце предательски сжалось, предчувствуя беду. Соскользнула с плеча в дорожную пыль тушка добытого кабанчика. Ноги быстрее ветра понесли к родному крыльцу. Толпа соседей послушно расступилась, пропуская Лаэла.
Добежал и рухнул на колени. И сдавленные рыдания разорвали грудь. Разум отказывался воспринимать то, что видели глаза. Руки сжимали в объятиях безжизненное тело любимой, гладили спутанные от засохшей крови рыжие локоны. Губы целовали милое лицо и шептали “нет…не верю…”

***

Почти неделю после похорон Лаэл горевал, не желая ни с кем разговаривать. А после пошел к знахарю и задал единственный вопрос. Кто?
Глянул старец в холодные озера ненависти в глазах юноши и ужаснулся, но поведал ему, что произошло в тот день…

Отряд конных из Мирд-Гола влетел на главную улицу деревеньки. Взмыленные лошади, всхрапывая, хватали вечерний воздух. Всадники соскочили на землю, позволяя своим коням напиться в большой бадье у колодца.
Богатые одежды пришельцев были покрыты пылью, но лица красны и веселы. Некоторых даже пошатывало – празднество в Клане Эймделл что из Дома Клинков Войны удалось на славу. Да еще и сам государь-император со свитой своих рыцарей почтил присутствием сегодняшнее торжество - свадьбу Ричарда - нынешнего главы Клана и Дома. Счастливый жених осведомился – когда же сам его величество осчастливит своих подданных, подарит трону Немоса и государыню-императрицу и наследника престола. Но монарх лишь отмахнулся. Слишком уж он привык вести разгульный образ жизни, чтобы пойти на такой шаг. Может где-то на бескрайних просторах империи наследники у него и есть. Он даже был уверен, что подобные сыщутся в каждом Доме – его величество не пропускал ни одной прелестной юбки. А кто посмеет отказать правителю Империи? Да любая сочтет за наивысшее наслаждение удостоиться ласк императора.
Разгоряченные изрядными возлияниями гости решили устроить для себя новую забаву – скачки. Победил, естественно, государь. А как же иначе!
И теперь теплая компания ожидала, пока их лошади напьются и немного переведут дух, чтобы вернуться в Мирд-Гол.
- Как звать тебя, красавица? – вино в крови его императорского величества взывало к победам уже на другом фронте – любовном. А рыжеволосая деревенская прелестница, со столь ранним для ее возраста повязанным платком замужества, так кстати попалась ему на глаза. Кэтрин сидела на крыльце своего дома и вышивала что-то, тихо напевая себе под нос…

- Она отбивалась, как могла, но вино и желание крепко затуманило голову государя. Наверное, он совсем обезумел, когда ударил ее, - старец на секунду замолчал, увидев злые слезы и сжавшиеся до молочной белизны кулаки Лаэла. – Она упала и ударилась головой о ступени… и все, больше не поднялась…

Повинуясь воле Творца, линии судеб пары марионеток шевельнулись, начали сближаться…

Больше Лаэлу ничего и не надо было узнавать. Он молча встал и вышел, оставив старика наедине с воспоминаниями.
Следующим утром он ушел, захватив с собой лишь свой верный охотничий лук, колчан стрел, нож-засапожник и еще несколько мелочей.

***

Он почти ничего не ел и сильно исхудал. За месяц пути его кожа обветрилась и висела складками на осунувшемся лице. Глаза ввалились, но по-прежнему горели суровым огнем. По виду – так умудренный годами охотник, а никак не двадцатилетний парень. Он жил одной ненавистью, а та сжигала его изнутри.
Каменная пасть Немоса проглотила еще одну человеческую крошку. Стража у ворот даже не обратила внимания на одинокого охотника, что, по-видимому, принес шкуры на рынок. Тетива на луке спущена, колчан со стрелами упакован и запрятан на дне заплечного мешка, значит все в порядке…
В другой ситуации Лаэл бы по достоинству оценил красоты столицы, но сейчас его не интересовали ни вычурные здания главных улиц, ни многочисленные лотки торговцев, чьи товары были свезены со всей Империи. Он просто шел к своей цели...

Сошлись пальцы Создателя, пересеклась пара линий…

- Посторонись! Кому сказано! – многочисленная стража в прочнейших доспехах гномьей стали сгоняла простолюдинов на тротуары. – Дорогу Императору!
Сам властитель в сопровождении рыцарей охраны медленно двигался к вратам столицы. Срочно требовалось его личное присутствие в Нерувиме. Эльфийские колена опять что-то не поделили…
Блистал адамантиновый нагрудник, украшенный королевским гербом. Развевался за спиной плащ – легкий ветерок ласкал пурпурную ткань. На лице императора играла умиротворенная улыбка: подданные при виде его падали на колени и в почтении склоняли головы.

Лаэл издали услышал выкрики стражи. Вот он, его шанс!
Заплечный мешок летит на камни мостовой. Руки одним движением натягивают тугую тетиву верного лука. Пальцы распускают завязки на горловине мешка, рвут оплетку на колчане…

Сейчас, убийца! Сейчас ты ответишь за смерть Кэт, за моего нерожденного малыша, за уничтоженное тобой счастье… Такие как ты, не имеют права на жизнь.
Где она, высшая справедливость? Чем я и Кэтрин заслужили подобную участь… Разве нельзя нам было просто жить и любить друг друга… растить детей, стариться вместе… Кто тот неведомый судья, что решает кому жить, а кому умереть? Не знаю… Но это точно не ты! На это способны только Боги, которых я уже проклял… а ты даже не человек. В тебе нет того, что делает человека человеком – чувств. Ты – существо, что сидит на троне Империи. Пустая кукла – иного слова и не подберешь…
Если ты считаешь, что тебе все дозволено, что ты призван быть судьей, чтобы вершить судьбы своих подданных, оставаясь непогрешимым и не подвластным ничьим законам, то ты ошибаешься.
Я… я – твой судья и палач, император! Я судил и приговорил тебя, в тот самый момент, когда узнал все. Я еще не знал, кто ты, но знал, что убью тебя. Я решил так еще в тот миг, когда увидел остывающее тело своей возлюбленной, что должна была подарить мне дитя. Я прощался с ней, и представлял твою смерть.
Приговор вынесен, и я приведу его в исполнение.
Плевать, что рухнет Империя, что страна погрузится в пучину междоусобной войны – я уверен, что Дома как волки вцепятся друг другу в глотки в борьбе за власть. Мне это безразлично. Ты разрушил мой мир, так какое мне дело до остальных…
Умри, чудовище! Умри!

Наверное, последние слова Лаэл уже кричал. Толпа горожан вокруг него исчезла, и уже грохотали по камням мостовой подкованные сапоги стражи. Сверкали обнаженные мечи.
Но нет! Им не успеть. Стрела послушно ложится на тетиву. Рука привычно растягивает тугую жилу.
Умри! – кричит разум.
- Умри! – шепчут губы.
Пальцы разжимаются, и под басовитое гудение спущенной тетивы стрела мчится к намеченной цели…
Последнее, что успел увидеть император – сверкнувший в лучах солнца наконечник. Его верный конь еще успел сделать пару шагов, прежде чем тело хозяина с торчащей из глазницы стрелой рухнуло на дорогу, громыхнув латами.
Долг перед Кэтрин исполнен. Любимая отомщена. Но жить без нее уже не за чем, да и не для чего…
Рука выхватывает из-за голенища нож и вонзает в грудь. Там, где сердце… В глазах кровавая мгла, и лишь где-то в багровой глубине разгорается яркий лучик. Он приближается и ослепляет… обволакивает знакомым теплом…
Я так скучал, любимая…
И мир меркнет…

Пересеклись, треснули и оборвались нити в руках Создателя – высшего Судьи и Вершителя Судеб. Очередные игрушки лежат мертвой грудой. Они больше не представляют интереса для мастера-кукловода. С ними он наигрался.
Теперь в его замыслах другая игра. Десятилетие захватывающего действа под названием Война. Место действия то же – Предел. Куклы и сюжет другие…

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Эпиграф – слова песни «Истина» Лоры Бочаровой.

Автор: amyki 2-01-2007, 13:35

нет нет ... Даже не смей удалять!!! Я чуть позже напишу отзыв к последнему рассказику! Вот и еще раз повторяю, даже не думай удалять рассказ "К чему приводит дружба".

Автор: Alian Le'Loss 2-01-2007, 21:52

Единственное нарекание, данное предложение. Сделай его проще, а то плохо читается.

Теперь по тексту...
Тореас, на лирику тебя понесло))) Крови хочу! А выстрела в глаз мало.
И вообще где были компаньоны Императора? Его же должны были сопровождать... или это прототип Наполеона, который любил гулять по улице и общаться с населением?

И почему всем парням нравится имя Катерина? В связи с чем такой выбор?

Не думаю, что Творцу есть дело до своих созданий, вот его божкам есть дело... Хотя тут за меня говорит мое языческое происхождение...

Написано легким слогом. Не читается, а проглатывается. Я наверное сегодня злая.

Интересный подход к позиции Творца, но несколько... Я о НЕМ\НЕЙ лучшего мнения, потому не могу разделить образ играющегося в куклы ребенка...

По поводу лирики. Читая, уже приготовилась чуть ли не увидить такое же предупреждение о вырезанном куске))) Очень даже... Проникновенно.

Автор: Тореас 10-01-2007, 11:39

угу. не буду.

сделал уже. надо только поменять здесь.


вообще то он в сопровождении стражи ехал
ну дык! пошлость конечно тоже вариант слабать...

Автор: Горация 10-01-2007, 15:44

Прочитала, наконец, последний рассказ.
Ну-с, что я могу сказать, как всегда гладко, красиво, драматично....но МАЛО!
Взяться бы тебе за что-то объемное....уже давно пора роман накатать!

Автор: Тореас 15-01-2007, 13:23

хорошего понемногу

вот сдам последнюю сессию... и тогда возьмусь за дело. а сейчас я выжат как лимон.

но вот, пожайлуй еще один рассказец на суд общественности. он пообъемнее...

Добавлено:
Бастард.

Когда я прихожу, не склоняется в низких, до земли, поклонах дворцовая челядь. Не раскрываются услужливо двери покоев... Прислуге безразличен незнакомец, скрывающий под широкими полями шляпы свое лицо. Вид фигуры, с головы до пят закутанной в плащ цвета ночи, привычен. За долгие восемь лет они узнают мои шаги из тысячи других. Подбитые железом сапоги гулко чеканят шаг по коридорам замка. Каждый раз, оказавшись во дворце, я нарочито громко щелкаю каблуками по глянцевому полу, в который можно смотреться как в зеркало.
Все знают, что маршрут у меня один: от ворот до королевских покоев и обратно. Шпион, говорят одни. Доносчик, твердят другие. Остальные просто помалкивают – скудны умишком, чтобы вообще хоть о чем-либо думать.
Мне плевать. Я ни то и ни другое. Я – личный королевский убийца. И по совместительству незаконнорожденный наследник престола. За пределами дворца я невидим и неслышен, словно тень. Меня нет, я не существую ни для кого, пока перст императора нашего, моего венценосного батюшки, не укажет новую цель для моего кинжала.

Спасибо папаше, что сжалился над бастардом. Не дал помереть во младенчестве, когда моя мать – когда-то первая красавица в деревне близ Дреомада – отправилась на свидание с Господом в небесные чертоги. Уж больно по нраву была государю пышногрудая молодуха. Не забывал, навещал, пока на сносях была. А после ее смерти во время родов, забрал меня, сосунка несмышленого, во дворец, отдал на воспитание нянюшке, что его самого когда-то вырастила.
Детство – самое беззаботное время. Оно пролетело стремительным росчерком клинка. Ярко сверкнуло и вонзилось по самую рукоять во взрослую жизнь.
- Карлито! Как же ты быстро повзрослел… - сокрушалась няня, когда, сидя темными вечерами у камина, мы, боясь обжечься, мелкими глотками попивали ее любимый вересковый взвар. – Заберут тебя скоро! Не свидимся, может, больше…
- Что ты, няня… Нас никто не разлучит…
…Тогда я еще не знал, что назван в честь отца. Тогда я лишь попросту гордился тем, что ношу имя нашего государя-императора Карла. Размахивая деревянным мечом и оседлав швабру с картонной лошадиной головой на конце, я неистово носился по пыльным задворкам, сходясь в великих сражениях то со свирепыми варварами западных нагорий, то с безбожниками-эльфами… Я всегда побеждал. Враги бежали, утирая слезы досады от очередного поражения.
Достойный приемник был бы для отца… Но я всего лишь бастард. Жалкий полукровка, который не достоин лучшей участи, чем быть верным слугой своего господина…
Забрали меня от нянюшки, когда мне было почти десять. Младой львенок с едва начавшими прорезаться клыками и отрастающей гривой. Не убежать на еще слабых лапах и не укусить в ответ. Одиночка в стае матерых волков. На меня рычали, скалили зубы и вонзали их в загривок – от этого я становился лишь сильнее. Меня били, и настал тот момент, когда я дал отпор…
…Мускулистая рука вознеслась к потолку, чтобы, опустившись, отвесить мне очередную крепкую затрещину. В глазах седого как лунь наставника мелькнул веселый огонек. Мол, куда тебе, щенок… На кого пасть раззявил…
Не напрасны были твои уроки, мастер. Ой, не напрасны… Отвел я взгляд, когда тяжелая ладонь опускалась мне на плечи. Всем видом изобразил покорность. Полетел кубарем на пол, по ходу дела выхватывая нож из кожушка, притороченного к ноге. А ты, видимо, забыл свои же уроки. Правило номер один – никогда не показывать врагу спину. Отвернулся, довольно растягивая свой беззубый рот в подобии улыбки. Глаза последний раз блеснули, и их огонь погас навеки. Короткое движение. Лезвие ножа чертит тебе еще одну улыбку – кровавую, от уха до уха, во все горло.
Так нас и обнаружили. Застывшего с ножом в опущенной руке четырнадцатилетнего подростка и остывающий в луже крови труп у его ног.
- Способный мальчуган, - орлиноносое лицо одного из вошедших светилось довольством. Глубоко посаженные серые глаза с легкой паутиной морщин в уголках скользнули взглядом по телу седовласого. – А Сигмур как был дураком, так им помер. Уберите! – короткий кивок, и два стража за его спиной срываются с места, чтобы утащить останки. А я стою как вкопанный. Стою и смотрю на орлиноносого. Его лицо – постаревшая копия моего собственного. Я словно в зеркало гляжусь.
- Чего замер? Подойди ближе, я разрешаю! – незнакомец подцепил ногой перевернутый табурет, поднял его и уселся, выжидающе глядя на меня. – Боишься что ли?
- А чего мне вас пужаться? – не знал я тогда, с кем общаюсь. – И страшней видали.
- Ты как с императором смеешь так разговаривать!? – рука в кольчужной перчатке опустилась мне на шею, заставив присесть от боли. В глазах заплясал разноцветный калейдоскоп.
- Спокойнее, Тэджер! Оставьте нас, - перст императора указал стражам на дверь. – Не беспокоить в течение получаса.
Гулко бухнули кулаки о начищенные до блеска нагрудники с изображениями королевских Львов. Стражники вышли.
- Подойди, Карл! – я вздрогнул. Откуда ему знать мое имя? Что ему, великому, какой-то безызвестный паренек, который назван в честь государя-императора…
Ноги словно свинцом налиты. Каждый шаг – попытка колонну триумфальной арки подвинуть.
- Ну же, сынок… - голос императора отдает теплотой. Нет, не императора… отца…

И ныне я иду за очередным заданием. Отец никогда не вызывает понапрасну. Заказ как всегда серьезен.
Растворяются двери опочивальни монарха, пропуская меня внутрь покоев. Сегодня отец необычайно задумчив. Он сидит за своим массивным письменным столом из эльдертонского дуба, в руке тихо скрипит перо.
- Ваше величество! – шляпа покидает мое чело, и я раскланиваюсь.
- А, это ты, Карл. Здравствуй, - серые усталые глаза императора окидывают меня блуждающим взглядом. – Проходи, проходи. Погоди пару минут, я вскоре закончу.
И все. Традиционное приветствие, ничего необычного. Я прохожу и сажусь на небольшую кушетку у распахнутого окна. Хорошо, что мне не грозят политические игры и интриги, в которых погряз отец и вся его необъятная империя. Пусть наследие Алкмарского престола достанется этому рыжеволосому чудовищу, в которое превратился законный наследник трона Филипп. Пускай ему, а не мне, придется взвалить на свои хрупкие плечи весь груз накопленных отцом проблем.
Да. Алкмар уважают и боятся. Но страх, как известно, рождает ненависть. А ненавидеть было отчего. Религиозные предубеждения отца по отношению к верованиям входящих в империю государств создали прекрасную почву для того, чтобы семена ненависти проросли и дали всходы. Ереси одна за другой возникали на территории Алкамара, да и соседние государства раскрывали свои хищные пасти, чтобы отхватить кусок побольше от начинающей распадаться империи.
Где-то приходится справляться силой оружия, подавляя мощью армии зарождающийся мятеж. Кое-где в стане бунтовщиков появляется неприметная фигура в темном плаще и шляпе с широкими полями, и главари мятежников засыпают мертвым сном… В последнее время мне слишком часто приходилось “зачищать” подобные ковены.
Скрип пера затих. Наступившая тишина оборвала мои размышления.
- У меня к тебе просьба, Карл, - император повернул ко мне свое изможденное лицо. Как же он сдал за последнее время. В густых когда-то темно-каштановых волосах уже превалирует седина, лицо избороздили глубокие морщины. Прожитые годы наложили свой отпечаток на государя. Ведь никто не вечен. Лишь взгляд серо-стальных глаз прежний, в них горит все тот же огонь.
- Да, отец?
- Возьми это, - государь подошел к кушетке и протянул мне запечатанный сургучом конверт. – Отвезешь в Эльдертон. Передашь лично в руки короля.
- Но…
- Никаких но! Поедешь под видом моего министра. Надеюсь, оборотный амулет еще при тебе? – оставалось только согласно кивнуть и принять письмо.
- А что в нем? – короткий кивок на запечатанный конверт. Конечно, может и не мое это дело, но знать я должен.
- Кхмм… - Карл кашлянул. – В общих чертах - предложение о заключении брака между Филиппом, братом твоим и принцессой Дариной. Получишь отказ, убьешь короля и его дочь. Еще что-то?
- Нет. Этого достаточно.

***

Непривычно как-то трястись в карете, словно какой-нибудь вельможа. Под мерный перестук лошадиных копыт за окном мелькают родные просторы. Широко раскинулись владения Алкмарской короны… Зелень полей и заливных лугов сменяется густой синевой рек и озер, остроконечными вершинами еловых боров и кудрявыми шапками осиновых и березовых рощ. Под колеса экипажа ложатся причудливые извивы дорожной паутины. Равнины, вереницы холмов, приближающиеся горные пики – все это слилось в одной необъятной картине, которая радует глаз.
Эльдертон, цель путешествия, уже близок. Древний лес, в глубинах которого располагается столица государства, уже показался на горизонте, явив взору возницы темные вершины вековечных дубов.
Сомкнулись над головой зеленые своды. Еще немного и меня ждет аудиенция у короля Таренуса и его прелестной дочурки. Мне уже доводилось видеть портрет этой красавицы. Он украшал стену в доме “предыдущего заказа”. Будет несколько жаль лишать мир такого сокровища – в исходе визита я был уверен, ведь нужно совершенно выжить из ума, чтобы отдать свою любимую дочь в лапы такого монстра как мой братец Филипп.
Карета остановилась, и услужливый слуга распахнул дверцу.
- Министр Шоффорд! Добро пожаловать!

Тронный зал Эльдертона. Его величество Таренус с хмурым видом раз за разом пробегает глазами по строчкам письма. Подле трона, по правую руку от короля стоит его красавица-дочь Дарина. А я, передав послание, смиренно ожидаю ответа. Вернее стараюсь, чтобы это выглядело именно так. Ведь взгляд волей-неволей обращается к бесценному сокровищу, что стоит возле отцовского трона.
Да, ты воистину прекрасна, принцесса. Твой портрет, что я видел допрежь, никогда не сравнится с действительностью. Шелковистые пряди русых волос полноводными ручьями струятся по точеным плечам. Тонкая талия. Высокая грудь, чью прелесть подчеркивает глубокое декольте вечернего платья, чей цвет так гармонирует с блеском твоих изумрудных глаз. Лебединая шея, нежнейшая кожа… Мне легче тебя убить, чем позволить состояться возможному браку с Филиппом. Хотя, боюсь, я и этого уже не смогу совершить. Я заворожен, пленен красотой.
Так что же ты так морщишь свой носик, красавица… Гром небесный, да я остолоп! Стою тут старым хрычом и бессовестно пялюсь на ее прелести. Карл, ты осел! Иначе и не назовешь…
- Министр Шоффорд! – Таренус, наконец-то, оторвался от отцовского письма. – Я передам вам ответ завтра утром, а пока Шлегер, - услышав свое имя, от стены оторвался один из слуг с лицом, не выражающим эмоций, и руками, которые больше подошли бы вору и убийце, чем дворецкому (Глаза не подводят меня в вопросах подобного рода. Я еще ни разу не допустил ошибки, иначе был бы мертв), - проводит вас в отведенные вам комнаты. Должно быть, вы утомились с дороги. Там, я надеюсь, вы найдете все необходимое, – монарх чуть склонил голову, и я ответил ему тем же. Аудиенция окончена…

Следуя за Шлегером, я еще успел бросить взгляд в ту сторону, куда удалилась принцесса. Еще свидимся сегодня, красавица…
- Прошу вас, министр! – Шлегер услужливо распахнул двери комнаты, пропуская меня внутрь.
Прости, дорогой, но на такое меня не купишь. Настоящий министр бы попался, но со мной тебе не повезло. Гляди-ка, какой самоуверенный! И удавку даже не удосужился спрятать как следует. Думаешь, что перед тобой старик, которого прикончить, что раз плюнуть? За ошибки надо платить, мой друг.
Делаю вид, что спотыкаюсь. Острейшая адамантиновая нить, проносится над головой, срезая прядь волос. Неудобное оружие. Слишком ограничены возможности использования.
Рука одним движением извлекает верный кинжал, что терпеливо ждал своего часа за голенищем сапога. Резкое движение кистью, серебристая змейка скользит в воздухе, и бедняга Шлегер, тихо хрипя, заваливается на пол с клинком в горле. Прости, собрат. Таковы они, особенности нашей профессии. Либо ты, либо тебя…
Остается спрятать труп. Ну, тут все просто. Затаскиваю его в комнату и ложу на широкую кровать. Тяжеловат, зараза, а по виду и не скажешь. Выдергиваю клинок из раны, и роскошные простыни обагряются кровью.
В глазах неудачливого убийцы застыло выражение недоумения. Как же он мог промахнуться? Опускаю холодеющие веки. Может, когда-нибудь мы встретимся на том свете, и я тебе все объясню…
Медальон, что висит на шее. Оборотный амулет. Снова пришло твое время. Чуть коснешься, и облик за считанные мгновения изменится, повинуясь желанию владельца талисмана. Меняется все, не только тело, но и голос, и одежда, вплоть до мелочей. Не силен я в этих чародейских премудростях, но маг, который его мне вручил, говорил что-то про иллюзии и поличтототам… В общем, полезный предмет!
Дотрагиваюсь до амулета и выхожу из комнаты, плотно затворив за собой двери. Не беспокоить, министр спит!

- А, это ты, Шлегер… - Таренус поднял взгляд на вернувшегося слугу. – Гость получил все необходимые удобства?
Я лишь отвесил сдержанный поклон. Сомнительный комфорт вы предлагаете, государь мой Таренус.
- Отлично. Награду получишь завтра у казначея. А теперь, будь добр, передай моей дочери, что я хочу ее видеть, и можешь быть свободен.
Еще один поклон в ответ. Конечно, мой король…

- Доброго вечера, ваше величество! – монарх лишь благосклонно улыбается и кивает в ответ.
- Принцесса у себя?
- Да, ваше величество! – придворные склоняются чуть ли не до земли. Еще немного и пол мести начнут своими лохмами.
- На сегодня все свободны. Идите отдыхать…
Замечательная все-таки штука – оборотный амулет. Эльдертонская челядь рада стараться, исполнить приказ “короля”…
А вот и дверь в покои Дарины. Стук в дверь.
- Позволишь, дочка?
На самой границе восприятия из комнаты доносятся приглушенные всхлипывания, но они тотчас смолкают.
- Входите, отец…
Тихо-тихо, еле слышно скрипит дверь на смазанных петлях. Неспешно, как и должно королю, вхожу.
Боже! Когда ты плачешь, ты еще прекраснее! Клубок нервов стремительно разматывается, и я едва сдерживаю эмоции. Проклятая роль, когда приходится всего лишь стоять и изображать сочувствие, в то время как хочется стремглав броситься к тебе, обнять, прижать к груди, осушить жаркими поцелуями катящиеся из глаз слезинки… Шептать ласковые слова…
Будь проклята это маска!
- Дарина, ты плакала? – моя ладонь плавно опускается на плечо “дочери”. – Что случилось?
- Ты еще спрашиваешь?! – ее рука зло отбрасывает мою ладонь. – Ты же обещал! Обещал… - опять рыдания. Господи, я же не выдержу больше! Чертов Таренус, что же ты наговорил своей девочке… Остается только молчать, иначе - провал.
А рыдания все громче, слезы все злее…
- Как ты можешь отец? Я не смогу выйти за этого изувера Филиппа!
Вот так сюрприз… Неужто, я наивно полагал, что Таренус более человечен.
- Ты говорил, что как только Карл умрет, потребность в свадьбе исчезнет, а теперь… Карл мертв, Филипп на троне, и ты поощряешь брак! Лучше бы я стала женой отца, чем его выродка-сына…
Отступил я от “своей дочери”. В глазах застыла боль. Отец мертв, брат на троне… Брат, который даже не знает о моем существовании… Если это он повинен в смерти императора… Кулаки сами собой сжались до белизны.
- Карл мертв? Но как? – голос дрожит. Проклятье!
- Ты же сам утром сказал, что все прошло, как надо. Сын отравил его… - Дарина подняла на меня заплаканные глаза, в которых разгорается изумление. Зрачки расширены. – Кто… Кто ты?
Все поняла. Три тысячи чертей, красавица, я ведь не хочу тебя убивать…
Пальцы левой руки касаются амулета на груди – довольно маскарада! Правая выхватывает верный кинжал. Острие останавливается в дюйме от ее горла.
- Император… Карл… Вы живы! Но… - слова едва слышны. Они проталкиваются через застывшие от страха губы и вырываются слабым хрипом.
- Заткнись! – я почти рычу. – Не император я. Я его сын! Расскажи мне все!
- Но мой отец… Что с ним?
- Жив пока! Говори!

***

Не понять мне тебя, эльдертонская прелестница. Никогда не познать потаенных струн девичьей души. Страх за свою судьбу и жизнь отца сменился в твоих глазах на откровенное беспокойство обо мне. Тебя волнует моя жизнь?
В глубине изумрудных озер плещутся волнение и истинное восхищение. Неужто тебя привлекают безумцы? Ведь кем еще можно считать человека, который в одиночку собирается отомстить за смерть отца? Безумец, не иначе!
Так зачем я тебе? – этим вопросом я задавался бесчисленное множество раз, пока карета проделывала обратный путь по землям Алкмарской империи, в Дреомад. Но уже поздно что-либо менять. Ты со мной, значит таков жребий судьбы. На одной чаше весов лежат наши с тобой жизни, Дарина, на другой – жизнь Филиппа. Мой братец пожалеет о смерти отца.
Странно, но о том, что произойдет с государством, я не задумывался. Слишком глубоко в душе укоренилось чувство долга. Долга как сына, долга как воина… Изменник должен быть мертв. Остальное – после.
- Карл, мы прибыли, - нежная рука принцессы тихо касается рукава моего камзола. – Пора меняться.
Пора, Дарина, пора… - Я согласно киваю. Пальцы скользят под воротом рубашки и касаются медальона. Тело пронзает небольшая вспышка боли. Всего лишь на долю секунды. Готово.
- Идем, дочь моя! – приветливо распахнутые ворота дворца принимают в себя короля Таренуса Эльдертонского и его наследницу Дарину. Нас не встречают толпы придворных, яркие букеты цветов и музыка. Нет – замок, как и весь город, погружен в траур по почившему монарху. Колокола кафедрального собора не льют свои веселые напевы; лишь сумрачно гудят, скорбя об утрате.
Но я знаю того, кто наслаждается чужими муками в данный момент. Чье сердце при воспоминании об отце предательски не сжимается. Где ты, ядовитый паук, чьи жвалы сочатся отравой? Где ты, кровожадное чудовище, которому показалось мало довольствоваться тем, что отец даровал при жизни? Мало тебе той крови, что ты пролил в Эбенхарте, Портдэйле и остальных провинциях, что подчинялись твоей руке? Ты в каждом подозреваешь ересиарха, и все новые и новые жертвы находят свою смерть на костре, виселице, плахе. Ты закапываешь их живыми и топишь в реках… Для этого тебе нужен трон? Для того ты убил отца, чтобы удовлетворить свою жажду крови? Фатальная ошибка…для тебя…
Ладонь Дарины успокаивающе ложится на плечо. Хорошо, что ты со мной, принцесса. Не будь тебя, боюсь, что ярость затуманила бы мой взор и… И что было дальше лучше не представлять. Ясно одно – до Филиппа я бы не добрался.
…Расступаются многочисленные стражи, что преграждают проход к покоям императора. Кого ты так боишься, братец, что окружил себя таким количеством цепных псов? Обо мне ты ничего не знаешь… Вывод напрашивается сам собой – ты просто трус, который шарахается даже от собственной тени, которая дрожит в робком свете факелов.
Но не поможет тебе ни охрана, ни запоры на дверях. Острие кинжала уже почувствовало свою цель и теперь томится предвкушением отведать твоей отравленной крови.
- Король Таренус, владетель Эльдертона, с дочерью! – доносится голос герольда. Ответ Филиппа не слышен.
И мы входим в до боли знакомые покои. Неделя минула с тех пор, как я был здесь последний раз. Практически ничего не изменилось. Только письменный стол исчез. Теперь на этом месте стоит малый трон. И на нем сидит бледнокожий монстр с водянистыми равнодушными глазами.
- Проходите, - его шепот едва слышен. Тонкая длань, так похожая на руки деревянных марионеток из кукольного театра, указывает нам с Дариной на кушетку, сидя на которой, я в последний раз общался с отцом.
Стараюсь выглядеть спокойным, хотя внутри все трясется. Я напряжен до предела. И успокаивающая ладонь Дарины предостерегающе сжимает локоть. Ты права, не время еще.
Пальцы Филиппа слабо шевельнулись, и губы тихо прошептали:
- Оставьте нас! – это слугам, которые и сами непрочь побыстрее исчезнуть с глаз чудовища. Секундный шелест одежд, и комната пуста.
- Итак, - взгляд Филиппа перетекает на нас, и я чувствую, как Дарина начинает дрожать. От омерзения, видимо, или от страха. – Обсудим условия брачного договора.
- Именно, - я, то есть король Таренус, согласно киваю. Но пришла пора сбросить эту маску. Братец должен видеть свою смерть в лицо. Руки сами срывают с шеи опостылевший амулет и выхватывают кинжал, и последующие несколько десятков секунд превращаются в долгие часы.
Моему прыжку к трону сам царь зверей позавидовал бы.
- Знаешь, кто я? – из горла доносится нечто более похожее на львиный рык, чем на человеческую речь. В левом кулаке зажаты рыжие сальные патлы дражайшего брата, острие кинжала в правой яркой звездой блестит у зрачка Филиппа. В его глазах блуждает ужас, мои мечут пламя.
Наши взгляды встречаются. Своеобразный поединок воли. Как долго тянутся эти мгновения… Кажется, уже вечность прошла…
- О…отец? Н…но как? Ты же м… мертв… Я же…
Ошибаешься, любезный брат! Наверное, от страха уже и в штаны наделал. О, месть, как ты сладка!
И прежде чем рука отводит кинжал от глазницы брата, чтобы коротким тычком послать острие в путь через подбородок в самый мозг, я успеваю прошептать:
- Я твой брат, Филипп! Я – Карл… бастард… - твои зрачки еще успевают изумленно расшириться перед смертью…
Где-то за спиной испуганно вскрикнула Дарина. Прости меня, принцесса, что позволил лицезреть эту сцену мести. Но ты знала, на что шла…

***

В теплых потоках резвятся разноцветные флаги на блистающих в солнечных лучах городских шпилях. Ветер игриво пытается сорвать эти разноцветные лоскуты – символы имперского величия. Но нет, крылатый проказник, тебе точно не под силу то, что чуть было не сделал я собственными руками – бросить к ногам, в пыль, в грязь честь и достоинство Алкмарской короны.
Льют колокола свои веселые напевы, и они плывут по воздуху, разносясь далеко окрест столицы. Довольно траура! Император умер, да здравствует император!
Сегодня в Дреомаде и всей империи радостнейшее событие – восхождение на трон наследника престола Карла II, то есть меня…
Вернее два события. И, лично для меня, только второе делает этот день поистине счастливым. Свадьба.
Дарина, милая моя эльдертонская прелестница… любимая… Без тебя этот день был бы невозможен. Не было бы его императорского величества Карла II, не было бы Алкмара, не было бы ничего… Спасибо тебе, любимая, что помогла мне стать тем, кто я есть ныне…
- Я люблю тебя, и буду любить вечно, - шепчут губы клятву верности.
- Я люблю тебя, - слышу в ответ и тону в мягком сиянии твоих изумрудных глаз.
- Да здравствуют император и императрица!!! – гремят вокруг восторженные возгласы, но нам сейчас не до них. Пусть остальные радуются нашему счастью. Сегодня в этом мире есть только ты и я…

Автор: Даммерунг 15-01-2007, 15:38

Здорово! А главное - со счастливым концом
Главный герой понравился своей необычностью.

- потрясающе!

Вот. Только я бы посоветовала исправить кой-какую мелочь:

"Стали узнавать" было бы лучше.

"Превалирует" как-то не соответствует средневековой атмосфере рассказа.

Имхо - "кладу".

Надеюсь, не слишком придирчиво... Спасибо вам за красивую историю!

Автор: Горация 15-01-2007, 16:12

Прочитала с удовольствием. Как всегда гладко и образно.
Но, из вредности я кое-то нарыла:

Может, я и не права, вот только никогда не встречала, чтобы слово "притороченный" употреблялось к ноге. Но, если ты уверен, то все ок!



Опять же, это лишь мои домыслы, но слово "довольство" вроде как означает материальное сблагополучие, зажиточность. Или ты как раз и имел здесь это в виду?

Хм.... Королевские львы, рыжеволосый.... Так и хочется назвать короля Генрихом восьмым!




Понятно, что это навязанная ассоциация, но "Родные просторы" мне представляются исключительно конфетами!



Слово "Вечернее" немного не вяжется с миром, который ты описываешь. Это более совпеменный термин, а здесь, скорее всего, уместнее "парадного платья". Раньше называлось так.

Автор: DiVert 19-01-2007, 13:49

Тореас, ну я в общем-то довольно беспристрастно разглядывала последний твой рассказ... Он мне понравился меньше, чем остальные. Возможно, быстрой сменой событий - моё личное мнение как правило заключается в том, что множество дел нельзя уместить в небольшое количество умных буковок...
ЗЫ: или на меня так действует хэппи-энд, гы =)
К стилю придирок как всегда нет. Фразы некоторые у тебя очень красивые, создаётся ощущение, что ты долго над ними работаешь

Автор: Тореас 19-01-2007, 15:17

Спасибо вам, друзья. Я все обязательно постараюсь учесть.
Вот только сдам последний госэкзамен 25-го...

да я сам не слишком в восторге. менял пару раз некоторые части. еще бы шлифовать, но не было времени. На СибКон эта пакость ушла...
нет. долго не работаю

Автор: Тореас 5-02-2007, 7:19

Как в старой сказке


Двое влюбленных застыли в жарких объятиях друг друга, остужаемые лишь легким ветерком, что трепал их волосы. Ночь высеребрила их фигуры, сделав похожими на металлические статуи.
Эльф стоял, вдыхая аромат прижавшейся к его груди Лилиан, ощущая, как бьется ее сердце, вздымая высокую грудь. Секунды перетекали в минуты. Минуты – в долгие часы. Как же хотелось, чтобы эти мгновения продолжались вечно…
Девушка подняла лицо, и он, отведя непослушную прядь волос, нежно поцеловал ее в губы.
- Я люблю тебя! – выдохнула она через несколько минут, когда влюбленные, наконец, оторвались друг от друга. Но неожиданно эльф сделал шаг назад. Объятия распались, и он отвернулся.
- Милый? – на лице Лилиан отразилось непонимание. – Что-то не так?
Ответом было молчание, которое нарушил лишь далекий скрип сверчка в кронах одного из деревьев. Невидимый музыкант старательно выводил заунывную мелодию ночи.
- Карариэль, да что с тобой такое?
- Ничего, любимая… ничего…
- Скажи! Мы же обещали друг другу всегда говорить правду, - рука девушки мягко легла на локоть эльфа.
- А ты сама до сих пор ничего не понимаешь? Ты принцесса, наследница трона, а кто я? Всего лишь маг без приставки “архи”. Для твоего отца я никто. Моя жизнь – это дороги и приключения. У меня нет ни титула, ни наследства, вообще ничего…
- Но…
- Я хотел просто уйти, исчезнуть из твоей жизни, но не могу сделать этого просто так, ничего не сказав… Я люблю тебя больше жизни, но пойми: мы не сможем быть вместе, поэтому для нас обоих будет лучше расстаться сейчас. К тому же человеческий век короток, а мы, эльфы… - звонкая пощечина не дала Перворожденному закончить свою мысль. Давясь рыданиями, Лилиан убежала, оставив мага наедине с мерцанием звезд.

***

- Слыхал, Кари, твою принцессу похитили! – вошедший в таверну Алдрин плюхнулся за дубовый стол напротив вытаращившего глаза эльфа, громыхнув латами.
- Как? – Карариэлю показалось, что земля ушла у него из-под ног, - когда?
- Ну, ты нашел, кого спросить, - по лицу молодого воина пробежала кривая усмешка, - меня там не было, откуда мне знать, - глядя на вытянувшееся лицо эльфа, Алдрин понял, что тому, определенно, сейчас не до смеха.
- Просто по городу глашатаи трезвонят, мол, кто найдет и спасет принцессу Лилиан, тому обещана половина королевской казны и рука принцессы в придачу, - он сразу посерьезнел, видя состояние друга.
- Это что, шутка? – на лице Карариэля застыло унылое отсутствующее выражение, - Знай, что подобных сказок я в детстве наслушался.
- Какие шутки, забодай тебя комар! Я сам сначала не поверил, пока дважды не услышал. Эй! Ты чего? – теперь настала очередь Алдрина, чтобы изумленно уставиться на друга. Эльф, перегнувшись через стол, схватил его за плечи и начал трясти. Зеленые глаза Карариэля возбужденно заблестели.
- Алд! Дружище! Что же ты сразу не сказал! – мгновенное преображение эльфа выглядело несколько пугающе. Со стороны можно подумать, что он начинает сходить с ума.
- Так я сказал, но ты же верить не хо…
- Пойми ты, это мой единственный шанс! Мы сможем быть вместе! Нужно найти остальных и отправляться! – казалось, Караэриль уже не слышал того, что говорил его друг.
- Эй-эй-эй! – Алдрин пощелкал пальцами перед блуждающим взглядом эльфа, - Все дома? Охолони немного. Вот придут Витор и Реднар, тогда и обсудим. А то сорвался с места в карьер, будто жеребец…

Одним богам ведомо, какими путями ему удалось нащупать ту нить, что вела к Лилиан. Ни один архимаг не смог проследить, в каком направлении исчез неизвестные похитители…
На следующее утро группа из трех человек и одного эльфа покинула город и двинулась на запад – в ту сторону, куда унес принцессу таинственный темный гость. Видение показало Карариэлю, что тот был один. И чернильный шлейф его ауры, которую еще помнил город, говорил о том, что этот служитель Ночи невероятно силен. То ли безнадежно влюбленный некромант, а то ли еще чего хуже – Карариэль перебрал уже все возможные варианты, включая самые невероятные.

***

…Седое покрывало тумана медленно таяло под лучами солнца, что уже полчаса как показало край своего желтого глаза из-за горизонта. Лес, взявший в плотное зеленое кольцо небольшую уютную поляну, оживал. В рассветном воздухе разнесся радостный утренний перестук проснувшихся дятлов. Веселая трескотня сорок на краю поляны разбудила успевшего задремать после ночных похождений филина. Из дупла древнего дуба послышалось его возмущенное уханье.
Помешивающий оструганной палкой в котелке Алдрин усмехнулся, услышав, как черно-белые кумушки осыпали яростной бранью пострадавшего по их же вине желтоглазого лесного мудреца. Похлебка почти поспела, а значит нужно будить товарищей.
- Что за шум, а драки нет? – над плечом юноши раздался веселый голос проснувшегося Витора. – Эти крики и мертвого подымут.
- Да ладно тебе. Я и так собирался вас будить, - воин даже не повернулся, продолжая помешивать, не давая вареву кипеть. Еще минута и можно будет снимать пробу.
- А чем это у нас пахнет? – тонкий нос парня с шумом втянул аппетитный запах, идущий из котелка. – Я голоден, как волк! – Витор мигом присел возле костра. Его правая рука уже вытащила откуда-то ложку, а левая отломила хлебную краюху.
Отвлекшийся от обязанностей повара Алдрин удивленно моргнул. Только что руки вора были пусты, но спустя миг он уже тянется к еде. Ловкость рук, и никакого мошенства. И с кинжалами Витор, по мнению многих, обращался бесподобно: клинки с ужасающей скоростью и потрясающей грацией плясали в его руках.
Алдрин не считал себя худшим из воинов, но в глубине души воин завидовал вору. Играть подобным образом со своим мечом он не умел. Да и не разгуляешься особо в тяжелых пластинчатых доспехах и массивным щитом на левой руке.
- Погоди ты жрать, - Алдрин, притворно нахмурившись, убрал котелок подальше от углей и накрыл крышкой. - Умылся бы для начала или растолкал этих двоих засонь.
- Ну, спасибо, удружил. Ввек не забуду твоей доброты! - Витор старательно изобразил обиду. Его выдали глаза, в которых плясали искорки смеха. Приятели расхохотались.
- Лучше я до ветра схожу, - вор поднялся и пружинящей походкой отправился к зарослям.
- Вот по пути и разбуди, Алдрин отвернулся и, услышав за спиной удаляющиеся шаги, снял с котелка крышку. Пусть еда хоть немного остынет, а то и без языка можно остаться.
Последовавшие следом два глухих удара и возмущенные возгласы выдернутых из сладкой неги сна клирика и мага сказали Алдрину, что плут выполнил его просьбу, отвесив Реднару и Карариэлю по полноценному пинку.
- Я спалю тебя, гад такой! А на пепел с удовольствием помочусь! – рыку разбуженного эльфа ответил звонкий смех Витора из кустов. Реднар, в отличие от мага, сдержался, лишь покачал седой головой. Мальчишки, как есть. Ладно Витор, которому двадцать зим минуло в прошлом году, но Карариэль… Эльфу было около двух столетий, но он, похоже, так и не повзрослел. Впрочем, его поведение было легко объяснимо – влюбленному гораздо труднее держать себя в руках, тем более, когда знаешь, что твоя милая похищена.
Вздохнув, клирик приступил к Утреннему Ритуалу Очищения, вознося молитвы Гарладу, Богу Солнца. Подобную процедуру он повторял каждый божий день. Тем временем, за его спиной кипели страсти, и начиналась форменная перебранка.
- Да хватит вам уже, в конце-то концов! – оклик Алдрина на время прервал обмен изощренными ругательствами, что сыпали друг на друга маг и вор. Воин уже пожалел, что попросил Витора разбудить остальных.
- Вот будем возвращаться, точно в суслика превращу или во что-нибудь членистоногое.
- Да, пожалуйста, хоть в членисторукое! Пошли есть, короче, - Витор демонстративно повернулся к чародею спиной и двинулся к костру, получив в спину еще один витиеватый оборот. Высшая раса, называется. Матом кроет не слабей пьянчуг, что не выдавали порой такие тирады, что хоть уши в трубочку сворачивай. Как там говорил кто-то из них: мы не ругаемся этими словами, мы так чувствуем жизнь! Похоже, чувство жизни у эльфа этим утром серьезно обострилось…
Реднар тем временем завершил утренний молебен и поднялся колен. Его янтарные глаза лучились мягким светом.
- Гарлад благословил нас. День будет спокойным.
- Кто бы сомневался, Ред, - Витор говорил с уже набитым ртом. – До гор, куда ведет след, как раз день пути, и вряд ли мы встретим…
- Заткнись, идиот! За нами наблюдают! – тихий шепот Карариэля заставил остальных замереть на месте, уставившись на мага. Тот чуть пригнулся, настороженно осматриваясь, чем напоминал приготовившегося к прыжку льва: растрепанная копна золотисто-пшеничных волос развевалась на легком ветерке подобно гриве владыки зверей. – Я чувствую.
Посох в руках мага очертил полукружье, облекая в форму заклинание эльфа. Волшебник пытался полностью сосредоточиться на своих ощущениях, ловя малейшие эманации эфира, чтобы определить местонахождение неизвестного соглядатая.
- Там! – с навершия посоха сорвалась ветвистая плеть молний и ударила в верхушку вековой ели на противоположной стороне поляны. Но за секунду до этого в небо рванулась внушительных размеров летучая мышь, уходя от разряда. Аспидные глаза-бусины бросили уничтожающий взгляд на Карариэля, и нетопырь, вспарывая воздух частыми ударами кожистых крыльев, устремился на запад, к горам.
- Весело, ничего не скажешь, - уныло протянул Витор, первым нарушив повисшее молчание.
- Тебе никто и не обещал, что будет легко. Раз девушку нужно спасти, значит, ее есть от кого или от чего спасать. Или ты хотел тихой прогулки, как на выходной? Не получится! – Реднар машинально поправил свою булаву на поясе, - Давайте быстро позавтракаем, да двинемся дальше.

***

По мере приближения к предполагаемой цели все больше хмурился Реднар. Его взгляд раз за разом обращался к солнцу, а рука сжимала амулет с символом его бога.
- Чувствуете друзья? – служитель Гарлада внезапно остановился и замер, словно в гипнотическом трансе, - Тьма! Она окружает, укутывает, пытается забраться в душу… - последние слова он произносил будто бы в исступлении, широко распахнув глаза. Взгляд бесцельно блуждал.
Транс продолжался всего несколько секунд, после чего взор Реднара сфокусировался, очистился, и рука вновь требовательно сжала символ Гарлада, моля о помощи.
Даже обычная веселость Витора исчезла бесследно. На смену ей пришла мрачная сосредоточенность. Алдрин на всякий случай проверил, легко ли меч ходит в ножнах.
Лишь Карариэль оставался холодно спокоен. Цель была близка, а значит, следовало отбросить эмоции, если он хочет спасти Лилиан. Он почувствовал таящееся впереди зло задолго до того, как Реднар объявил это во всеуслышание. Еще пару часов назад в сознание волшебника толкнулся колючий клубок темной мощи в напрасной надежде пробить возведенные им барьеры. И сейчас это повторилось. Он шел по следу, но и сам не остался незамеченным. Эльф и его загадочный противник уже незримо кружили напротив друг друга, ожидая, пока соперник споткнется, допустит хотя бы незначительную ошибку, чтобы можно было пойти в атаку.
Поэтому маг устанавливал связь с потоками Сил, вольно текущими по миру, ибо рассчитывать только на собственные возможности – напрасная самоуверенность, из-за которой погибли многие его собратья по ремеслу. Зачем выжимать себя по капле, расходуя запас, который всегда лучше оставить в резерве, когда стоит только протянуть руку, и в твоей ладони окажется мощь слепых Стихий или паче того – всесокрушающего Хаоса. Существовали и другие источники Силы, но к этим двум эльф прибегал наиболее часто, и в этот раз контакт состоялся почти мгновенно.
Обжигающее прикосновение бушующего пламени… ласковый шепот ветра… тихий огонь в камине… капли дождя на лице… ураганные, сбивающие с ног порывы… горсть родной земли в руке… – это лишь часть мимолетных образов, что пронеслись перед внутренним взором волшебника. Якоря брошены, связь со Стихиями установлена, и Карариэль вновь почувствовал, что будто бы плывет в безбрежном океане Силы.
Хорошо, враг. Я сделаю следующий шаг. Ты знаешь, где я, теперь осталось узнать точное местонахождение твоего логова.
Ветер, что способен поникнуть всюду. Ты станешь проводником, поведешь вперед, позволишь проникнуть взгляду за линию горизонта…
Сознание эльфа воспарило над миром и, подхваченное налетевшим порывом, устремилось к подножию гор. Он летел, касаясь вершин деревьев, любовно шелестя зелеными кронами, теребя листья. Он летел… то взлетая в заоблачную синь, а то опускаясь до земли, касаясь стеблей изумрудной травы. Он успел позабавиться, начав игру со стаей перелетных птиц, что, возмущенно курлыкая, пытались справиться с сильным встречным шквалом. Хотелось взлететь еще выше и коснуться самого солнца… Но это потом… А сейчас, он, лизнув заснеженную вершину и подняв тучу былой пыли, лишь скользнул взглядом по золотому глазу в небесах и стрелой ринулся земле. К следу, что широкой полосой ведет вглубь горы.
Узкое ущелье, усыпанное валунами различных форм и размеров. Тонкой нитью вьется узкая тропа. Вверх. Вверх по горному серпантину. К разверзнутой пасти пещеры, откуда вырываются темные сгустки, не видимые обычному взгляду. Именно туда уходит след любимой…
- КАРАРИЭЛЬ! – и сознание погасло от внезапно обрушившегося удара.

Эльф открыл глаза. Облачко в небе приветливо махнуло ему своим краем, и маг улыбнулся в ответ.
- Мне бы так в обморок падать, - протянул кто-то над ухом, - очнулся и лыбится.
- И не говори, Вит, - в поле зрения волшебника попал Алдрин в полной боевой справе. Его взгляд был полон беспокойства, - ты как, дружище, в порядке? – Карариэль согласно кивнул, и тут же его лицо исказила гримаса боли. В голове грянуло так, словно несколько дюжин кузнечных молотов одновременно ударили по наковальням. – Реднар, вон, с полчаса над тобой колдовал, пока ты в себя не пришел.
- Не колдовал он вовсе…
- Чего ты там шепчешь? – Алдрин обернулся к клирику. – Ред, ты хоть что-нибудь разобрал?
- Говорит, что не колдовал я в действительности, - последователь Гарлада слабо улыбнулся. Ему пришлось приложить достаточно много усилий, чтобы как можно скорее привести эльфа в чувство.
- Кари, чертяка, нашел время, чтобы вспоминать о различии между магами и священниками, - Алдрин ободряюще хлопнул поднимающегося эльфа по плечу, отчего у того в голове раздался новый взрыв боли.
- Пусть лучше скажет, чего вырубился. Стоило Реду про тьму сказануть, так замер как болван каменный, а через минуту опал, как озимые.
На поднявшегося Карариэля в упор смотрели глаза Витора. Правый был плутовато прищурен. Несмотря на некую неприязнь эльфа к юному мошеннику, маг отдал должное смекалке парня. Быстро и, что самое главное, верно, связал факты воедино.
- Я знаю, куда лежит наш путь, куда выводит след. Я видел…

***

- Задержите их немного, я почти закончил! – какая-то часть сознания мага еще видела, что твориться в окружающем мире, в то время остальная была погружена в заклинательный транс.
…Быстро оправившись после пропущенного удара, Карариэль вновь восстановил неожиданно рухнувшую связь со Стихиями, и, зачерпнув достаточное количество Силы, перенес всю группу к входу в ущелье, что вело к таинственной пещере.
Хорошо, что он поступил именно так, потому что появись они в проходе, что был сейчас заполонен орками и гоблинами...
На первый взгляд монстров было около восьми десятков.
- Славная будет заварушка! – еще успел бросить Алдрин, поправляя щит и выхватывая меч из ножен, прежде чем зеленокожая волна ринулась на четверых друзей…
И в данный момент Карариэль оканчивал плетение своего заклинания. Если бы было больше времени, то он бы перебросил некоторые связки с себя, но, увы. Теперь эльфу предстояло служить своеобразным проводником для вливаемой в заклинание силы. А пропустить через себя такую мощь – подобное не каждый маг сдюжит.
Заклятье не было особо сложным. Всего лишь сочетание двух Стихий, Огня и Воды, которые хоть и были антагонистичны друг другу по своей природе, но, при должном подходе, сплетаясь воедино, превращались в сильное оружие.
На мгновение Карариэль внутренним взором увидел орду зеленокожих, что неслась, подобно цунами, чтобы поглотить маленький островок из троих людей, за чьими спинами притаился эльф-маг. Первые ряды монстров разбились о еще несокрушимую преграду. Меч, булава и пара кинжалов успели в должной мере почувствовать вкус черной крови, прежде чем волшебник произнес формулу заклинания.
Горящая Кровь. Только примененная ко всей противостоящей друзьям зеленокожей братии. Орки и гоблины вспыхивали один за другим, превращаясь в ходячие факелы. Ужасающий предсмертный вой вместе с запахом горелой плоти вмиг наполнили ущелье.
- Отходим, друзья! – еще успел выкрикнуть эльф, прежде чем мешком повалился под ноги Реднара. Заклинание выпило не только те силы, что он вложил, заимствуя у Стихий, но и захватило его собственные. Не перебросил связки – получай.
- Вит, помоги! – вместе с подскочившим юношей они подхватили показавшееся невесомым тело Карариэля, оттаскивая его к недалекой опушке леса. Позади Алдрин прикрывал их спешный отход, отбрасывая щитом заживо горящих гоблинов и орков.
- Что с ним? – на лице юного вора застыло тревожное выражение.
- Похоже на магическое истощение. Видал, как он этих одним ударом положил! – Реднар кивнул в сторону ущелья, откуда к ним бежал Алдрин, - ничего, сейчас поправим.
Клирик опустился на колени возле тела мага и достал из-за пазухи свой священный амулет – золотой кругляш со стилизованным изображением солнца – символ Гарлада. Ред закрыл глаза и погрузился в транс. Его губы беззвучно шевелились, а руки проделывали странные пассы, словно клирик лепил невидимый снежок.
Между его ладоней разгорелся огненный вихрь, словно тысячи мельчайших светлячков устроили бешеный хоровод. Сияние нестерпимо резало глаза, и Алдрину с Витором пришлось зажмуриться.
- Гарлад! – истово воскликнул Реднар и развел ладони. Вихрь закрутился еще яростнее, ринувшись к телу эльфа и погрузившись в него. Резавшее глаз сияние исчезло.
- И что? – Витор потормошил Карариэля, который по-прежнему был без сознания, и обернулся к Реднару.
- Погоди, торопыга. Сейчас он очнется.
- Хотелось бы верить!
- Уж поверь, - в голосе пришедшего в себя мага проскользнули нотки веселья, - С чего это ты заботливый такой стал?

- Это было только начало. Не сомневаюсь, что в пещерах нас ждут новые сюрпризы, - друзья двигались вверх по ущелью, переступая через обгоревшие трупы зеленокожих. Вонь была ужасной, и приходилось зажимать нос и дышать как можно реже, чтобы тебя не вывернуло наизнанку.
…Зев пещеры был уже рядом, и воздух практически очистился от миазмов.
- Да ты, Кари, просто лучишься оптимизмом, как я посмотрю! Ааапчхи! – глаза Витора чуть не выпрыгнули из орбит, - Какой все-таки восхитительный аромат ты тут устроил. Парфюмерные лавки столицы были бы в восторге. Жаль, никто кроме нас не сможет оценить по достоинству этот шедевр. Ааапчхи! – юный мошенник выдал еще один великолепный чих под дружный хохот товарищей. Им было плевать на то, что во тьме пещеры таятся новые опасности.
- Хорош ржать, как кони! Лучше огонек засветил бы кто, а то напоремся в темноте на что-нибудь, вот тогда будете знать.
- В глаз бы тебе засветить, пересмешник!
- Хех, а кто меня в членисторукого обещал превратить? Ты уж выбирай: или одно или другое! – последовал новый взрыв хохота.

Голубой огонек плавно скользил под потолком ведущего вглубь тоннеля, мерно освещая путь. К удивлению мага на них не ринулись новые орды орков, не обвалился на головы свод. Воздух замер, как вода в болоте, и сгустившаяся тишина давила на грудь.
- Тихо, как в склепе…
- Замри! – короткая команда Вита заставила Карариэля застыть как вкопанному.
- Ты чего, сбрендил? – шепот перепугавшегося от неожиданности Карариэля был едва слышен.
- Я сказал, стой, где стоишь! Еще шаг, и ты покойник, - крадущейся походкой плут проскользил к тому месту, где, боясь пошевелиться, замер эльф.
- А теперь очень аккуратно убирай правую ногу и вали отсюда! – после недолгого копания у ног волшебника прозвучал слабый щелчок, и Витор облегченно вздохнул, - пойдем, пойдем! Чего замер?
- Что это было?
- Ловушка! Хочешь посмотреть? Я, допустим, не горю желанием!
- Подождите, дальше может быть еще хуже. Сейчас чего-нибудь придумаем.
- Да нечего тут и думать, - вор пожал плечами, - можешь тряхнуть пол тоннеля, только так, чтобы нас тут заживо не похоронить?
- Можно попробовать, но у меня есть идея получше.
Сила воздушной стихии вновь толкнулась в грудь чародея, чтобы выплеснуться в виде заклинания. Казалось, что плотная волна воздуха покатилась по стенам, полу и своду тоннеля, с силой давя на них. Щелкали скрытые пружины, стены швырялись арбалетными болтами и копьями, с потолка срывались гигантские кистени…
- Гляди-ка, весь оружейный арсенал! – Витор даже присвистнул, - Кто-то столько труда вложил, а мы… все испортили! Хозяин обидится жутко!
- А мы вежливо попросим прощения, - Алдрин демонстративно взмахнул мечом, - я думаю, он нас поймет.
Группа медленно двинулась дальше, настороженно ловя каждый посторонний звук. Пройдя ярдов двести, они остановились, напряженно вслушиваясь. В глубине пещеры что-то заскрежетало, будто кто-то настойчиво водил точильным камнем по заржавленному клинку. По мере приближения, звук становился все громче. Только на сей раз, какофонию дополнило странное щелканье.
- Свет притуши, и ждите здесь, - после того как маг выполнил его просьбу, Витор подошел к стене и скрылся в тени, - Я скоро, – его голос раздался над правым ухом Карариэля, - не волнуйтесь.
Прошло пять долгих минут, прежде чем за спинами троих товарищей раздалось вежливое покашливание. Огонек снова вспыхнул под сводом туннеля, залив мягким светом окружающее пространство.
- Ну, и где ты?
- Да вот он я! – казалось, от стены оторвалась размытая тень, которая на глазах обретала контуры человеческой фигуры. Через секунду Витор принял привычный облик.
- Что ты узнал? – Карариэль чуть ли не подпрыгивал от нетерпения.
- Нежить. Не так уж много. Ярдов шестьдесят отсюда. Скелеты, зомбяки – десятка три, пара упырей.
- Это по моей части, - служитель Гарлада презрительно фыркнул, - не густо, мягко говоря.
- Ты не храбрись! – сердитый взгляд Алдрина был еще более красноречив, чем его слова, - Твое дело обездвижить их, а дальше справимся вместе. Геройствовать-то мы все мастера…

Вскоре небольшой отряд продолжил свой спуск, оставив сухие костяки и мертвые мешки плоти позади. Туннель постепенно расширялся, свод потерялся в вышине. Друзья очутились во внушительных размеров пещере, в центре которой высилось шесть черных колонн. Посредине, прикованный цепями, качался хрустальный гроб. Внутри виднелось девичье тело. Белое платье, руки на груди сложены, мраморная белизна кожи – как есть мертвая.
- Лилиан! – сердце предательски сжалось, грозя остановиться. Карариэль со всех ног бросился к хрустальному саркофагу.
- А хозяин-то шутник или сказки любит, - Витор подтолкнул Алдрина локтем, - помнишь?
- Это где нужно поцеловать лежащую в гробу, чтобы она проснулась?
- Ну!
- Да уж… положеньице… - воин задумчиво поскреб подбородок, - Ред, а ты чего думаешь?
Ответа услышать не довелось. Вместо этого Реднар осел, и мирно захрапел. Через секунду за ним последовали и Алдрин с Витом.

Забыв обо всем, эльф бежал. Бежал к телу любимой, что, возможно, уже и не жива вовсе. Но в это Карариэль не мог, не хотел верить. Даже думать не хотелось, что сейчас, найдя ее, он безвозвратно ее потерял.
- Любимая! – а в ответ мертвое молчание. Руки холодны как лед. Под глазами залегла синева, подчеркиваемая неестественно бледной кожей. Дыхания нет.
- Лилиан!
- Нравится? – за спиной мага раздался шипящий голос. – Я старался, надеялся тебе угодить.
Караэриль развернулся к незнакомцу. Убийственное заклинание уже готово было сорваться с губ, стоило ему увидеть лежащих на полу друзей. Его остановил только громкий храп, что дружно издавала спящая троица.
Слово Смерти так и не было произнесено. Вместо этого на предполагаемого таинственного похитителя его любимой полетели нити Паутины. Тот даже не попытался каким-либо образом защититься или уйти от заклятья. Пульсирующие липкие нити окутали его с головы до пят, заставив замереть на месте, высасывая магические силы.
- Кто ты и зачем это сделал? – вопрос был риторическим. Паутина мешала противнику произнести даже слово. Но Карариэль видел, что перед ним стоит эльф. Причем - эльф-вампир. Волшебника даже передернуло от омерзения.
- Какая тебе разница? – к удивлению эльфа, вампир заговорил, каким-то образом преодолев чары.
- Что с ней, с моей невестой? – в ладони Карариэля зародился огненный шар, окутавший рыжим пламенем его сжавшийся кулак.
- С невестой? Хм… - эльф-кровопийца попытался покачать головой, - Спит.
- Да она даже не дышит!
- Поверь мне, она жива, - глаза упыря странно блеснули, а на губах заиграла улыбка, обнажившая клыки, - поцелуй ее, и она проснется.
- Что за шутки? – пылающий кулак мага замер в нескольких дюймах от лица вампира.
- Без шуток. Хочешь получить ее обратно живой и невредимой – иди и целуй.
“Бред какой-то! Что я делаю…” – но ноги сами развернулись и понесли обратно к гробу. Эльф еще раз склонился над лежащей в хрустальном саркофаге Лилиан. Казалось, на ее лице заиграла слабая улыбка.
“Чудно как получилось, не верится даже, что я это делаю”.
- Целуй уже! Чего ждешь? – голос вампира был полон сарказма.
Губы мага коснулись холодного лба девушки.
- Да в губы надо было, балбес ты мой! – руки Лилиан обвились вокруг шеи мага, и ее горячий поцелуй обжег Карариэля. За спиной раздался довольный смех эльфа-вампира.
- Но, милая, что все это значит? Что за балаган? – чародей не мог придти в себя от изумления.
- Балаган? Я надеялся, что наше представление заслужит более высоких оценок, маг, - кровосос уже открыто смеялся.
- Лилиан? – Карариэль непонимающе уставился на девушку, - Может, ты объяснишь, что происходит!
- Конечно, любимый, - девушка покинула свое жесткое ложе и обняла эльфа, - только будь добр, освободи моего отца.
- Отца!? – Карариэль отшатнулся от принцессы. Его глаза горели от ужаса, - Так ты… ты наполовину вамп…
- Спокойнее, мой друг. Не надо делать поспешных выводов. Она полуэльфийка, а не то, что ты подумал. Лили родилась, когда я еще не превратился в ЭТО! - лицо вампира исказила гримаса омерзения, - спасибо, дочка, но я и сам прекрасно справлюсь, - не пошевелив даже пальцем, отец Лилиан стряхнул с себя опутывающую его паутину, словно пыль. Оправил свой черный с серебром наряд и шагнул к влюбленным.
- А как же король?
- Ну, он до сих пор считает меня своей дочерью, - Лилиан смущенно покраснела, - и мы ведь не будем его в этом разубеждать, правда, милый? Папа так старался, чтобы его величество поступил как в старой сказке.
- Я… я не знаю…
- Чего ты не знаешь? Не хочешь жениться на моей дочери и получить титул и кучу денег? Интересно, где были мои уши, когда кое-кто в таверне вопил во всю глотку “ Пойми ты, это мой единственный шанс! Мы сможем быть вместе!” – вампир выразительно поднял бровь, - Или разбудить твоих друзей, чтобы подтвердили?
- Но я же не знал…
- Понимаю, погеройствовать хотел, - отец Лилиан вздохнул так, словно ему предстоял разговор с несмышленым юнцом, которому нужно раскрыть глаза на мир, - Так ты и так герой. Ты и твои друзья. Может, ты так не думаешь. Мол, все было слишком легко и просто, но другие увидят все в другом свете. Сам посуди: зеленокожих моих спалили, нежить упокоили, ловушки и те все испортили… Принцессу спасли! Вернее, - вампир сделал выразительную паузу, - ты спас! Что еще народу будет нужно?
- Папа прав, - Лилиан дернула эльфа за рукав. Карариэль в ответ глубоко вздохнул, чтобы собраться с мыслями.
- Спасибо, - наконец произнес он, и его протянутая ладонь ощутила крепкое ответное рукопожатие отца Лили.
- Будьте счастливы! – в воздухе раздалось хлопанье перепончатых крыльев, и уже знакомый гигантских размеров нетопырь исчез в темноте туннеля…
- Я до сих пор не могу поверить, - эльф недоуменно покачал головой, - что ты устроила это представление ради... - его прервал очередной горячий поцелуй.
- Пойдем, разбудим твоих друзей! – Лилиан, игриво улыбнувшись, взяла мага под локоть, и они вместе направились к троице сладкоголосых храпунов…

Автор: Танцующий с Тенями 5-02-2007, 7:54

Девушка взяла - можно сказать... А рука взяла... Хм...

*застенчиво* вот тут, мне оно не нравится чем-то... А, а... Ты, ты...

М-м... Не знаю, не знаю... Может и нормально все. Но лично мне оно как-то глаз режет.

То ли, а то ли? А - зачем?

Дробот? Ни разу не слышала такого слова, честно. Если оно все-таки есть, прошу извинить... По моему, там что-то с треском и стуком связано. Но я пентюх и могу ничего не понимать, да.

В последнем предложении какое-то несоответствие, и еще "друг от друга" я бы пропустила.

Поэтому, потому как.

Тем паче - знаю. Но паче того? Впрочем, опять же, я не Мастер Слова, как ты.

Отнорки? М-м-м...

Проскальзывали, может? Более осмысленно.

В общем, я просто обращаю твое внимание на моменты, кои резанули глаз лично мне. А ты уж сам решай, стоят ли они рассмотрения - ибо я человек неграмотный, в отличие от тебя.

А вообще, скажу, что рассказ, как всегда, великолепен!

Мое уважение. Пиши еще!

Автор: Тореас 5-02-2007, 8:53

Спасибо, милая! Кое что я подправил... Сейчас буду дальше мучать текст...

Автор: Sloniara 5-02-2007, 11:14

Первый абзац

- Карариэль- до боли знакомое

- Не лги! - слишком резкйи тон от любимой. Надо помягче.

Второй абзац

тому обещана половина королевской казны и рука принцессы в придачу. -штамп. Могут посмеятся.

- Какие шутки, забодай тебя комар! -речь эльфа видимо. А способны ли эльфы так выражаться....

но против фактов не попрешь. - то же самое. Слово *факт* в фентези несколько чуждо.

далее становится ясно, что речугу толкал человек...снимаю претензии, но попробуй вначале беседы дать намек, но то, что гриомыхающий латами друг- человек.

Третий абзац

Клинки являлись стальными продолжениями его рук. - слово *являлись* может быть несколько неудачным, хотя и приемлемым.

низкому рыку разбуженного эльфа - у эльфов голоса потоньше, имхо.

- Заткнись, идиот! За нами наблюдают! – воглас Карариэля - тут не возглас должен быть, а тихий шепот. Ведь опытные воины не захотят спугнутть наблюдающих. Опытная Дичь вполне может поменятся с охотником местами.

Или ты хотел тихой воскресной прогулки? - воскресная- христианский термин, заменить на праздничную.

Четвертый абзац.

- Я чувствую Тьму. С каждым шагом мы все ближе к ее логову.- Очень пафосно. В принципе- жрец может так сказать, но тогда вся его речь должна быть в рассказе таковой и четко прописана, либо лучше заменить.

Алдрин нервно теребил рукоять меча, проверяя, легко ли клинок выходит из ножен. - поступок опытного воина или желторотого юнца ?

Вообще, третий абзац говорит о том, что противник обнаружил приключенцев задолго до. Т.е. зло имело массу возможностей подготовится к встрече.

позволишь поникнуть взгляду- очепатка- проникнуть
любовно шелестя зелеными кронами,- любовно- лишнее слово- он ведь идет в разведку, тут не до красот.

ну вот- опять орки. почему зло так шаблонно...
вкус черной крови,- у них вроде зеленая кровь, а по Перумову- красная.
Умнеьшить количество орков. Очень уж много одним заклом положил- суперменство, однако.

- Это было только начало. - и до конца абзаца. Конечно, это хорошо, весело, с юмором. Но один момент- они в логове врага- им не до шуток и не до разговоров. Они тихо должны идти, как мышки. Или в начале пропиши, что поисковые нити показали, что впереди какое-то расстояние врагов нету.

офигенный у них жрец- столько нечисти вальнуть...

Посредине, прикованный цепями, качался хрустальный гроб. Внутри виднелось девичье тело. - как есть штамп- смотреть сказки Пушкина.


Из плюсов рассказа
Концовка супер. В принципе композиционно завершено, вроде без провисаний. Не затянуто. Читатется легко, Язык хороший. Но.

Из минусов по сюжету- мы имеем красиво написанный квест по АДНД с несколько нестандартным концом. Надо больше. Добавить интриги , например...

Автор: Kyona d'ril Chath 5-02-2007, 11:21

Хм.. ну.. ты это.. сам напросилсо, короче..
Я пройдусь по всему, что зацепило *собственно, как обычно*.

1. Формулировка не порадовала, если честно *особенно - металлические статуи, застывшие в жарких объятиях друг друга*.
Как один из вариантов:
"Лунный свет изливалсяя с ночного неба на застывших в жарких объятиях влюбленных, делая их похожими на серебряную статую".
2. Если не ошибаюсь, зпт лишняя.
3. Свое можно убрать. Это и так понятно
3.1. Нежно? Хм.. не вяжется оно у меня с последующим предложением. Как говорится - Фигасе - нежно!
4. Хм.. тоже как-то что-то не то. Может:
"Неожиданно эльф отступил на шаг и отвернулся".
Или нечто в этом роде?
5. Лучше: "мягко легла на локоть эльфа..."
6. Я бы зпт на тчк заменила. И после к тому же вроде зпт ставится.
7. В небе тоже можно убрать. Вот если бы у него после оплеухи в глазах замерцало

1. На мой взгляд странноватая реакция для влюбленного. Всего лишь изумление?
2. Хм.. он такой "ходок"? По-моему, жеребца вполне можно убрать..
1. По поводу зпт не уверена, но, вроде, она тут не требуется.
3.1. "Но, когда тобой движет любовь - разве есть что-то, что может остановить?"
4. Я бы поменяла местами 4 и 5 предложения. Мне кажется, по смыслу лучше будет.
5.1. Имхо *как и все остальное*, но мне кажется, он должен был рассматривать все возможные варианты, а не просто догадки строить. Посему переформулировать даже не буду

1. Формулировка второй части предложения не очень. Как один из вариантов:
"Седое покрывало тумана медленно таяло под яркими (жаркими ?) лучами солнечного ока, уже с полчаса выглядывющего из-за горизонта".
2. По поводу дробота согласна с Сестреной. "Дробный топот" знаю, да и с дятловой дробью как-то не вяжется.
3. Зпт..
4. Ммм.. может лучше изящный? А то сразу с "тонким нюхом" ассоциации возникают.
4.1. Тут без тире, просто с новой строки.
5. Формулировочга. Какую-то из частей предложения надо бы отредактировать.
6.Опять формулировка. Возможно - например?
7. Тоже самое. Может так:
"Считая себя не худшим из воинов, Алдрин, в глубине души, завидовал вору".
Или нечто в этом роде..
8. Мне кажется здесь с должно быть.
9. Хехе.. неплохая альтернативка может, "или хоть растолкал..."?
10. Как я поняла, клирик далеко не молод. И Витор его пинками будит?
Или у него просто раннее поседение?
11. Какое звучное прозвище - Витор из кустов!
12. Своей можно убрать.
13. Раздели эти два предложения хотя бы пустой строкой. А то первое впечатление от оклика Алдрина - фигасе он на Реднара!
14. Если честно, немного странно, что он так об этом оповестил. Мне кажется "за нами наблюдают" он должен бы уже тихо произносить. Потому и Мыш улятел
Кстати, по поводу гривы.. по-моему, все-таки - развЕвались, но не уверена.
15. Аспид.. аспид.. как-то не ассоциируется у меня это с цветом. Хоть и знаю, что это вроде серо-черный..
16. Честно признаюсь - с образом Реднара у меня этот "выговор" не вяжется. Особенно фраза о "воскресной прогулке".

Автор: Kyona d'ril Chath 5-02-2007, 11:28

1. Опять же, согласна. Можно "потому как" заменить на "ибо, знал".
2. Немного формулировка царапнула. Чисто из-за впечатления о персонажах.
Возможно, стоит добавить "в отличие от предыдущей фразы" ?
2.1 Здесь без тире, с новой строки.
2.2. Здесь просто с новой строки.
3. Формулировка. Как-то кривовато на мой взгляд.
4. Не совсем поняла, почему он взгляд прятал. Ему-то, вроде, стесняться (скрывать) нечего.
И, кстати.. они же, как я поняла, не в первый раз вместе? Лично мне странно не то, что эльф им это предложил, а то, КАК они на это среагировали.
Или Карариэль и впрямь счел, что они из-за награды пошли? А как в таком случае руку Лилиан делить?
5. Снова формулировка. Последняя часть фразы не порадовала совершенно.

1. Сознания - осознавала..
2. Имхо, но - бросая щит на руку. Первое бросил можно заменить на хмыкнул (фыркнул, буркнул и т.д.).
2.1. Лучше "волна зеленокожих".
3. Я бы первое теперь заменила на "В данный момент" или "сейчас"...
3.1. Перекинул на кого? Может - скинул?
3.2. Имхо, но лучше, все-таки - выдержит.
4. Снова. "Орду зеленокожих". А то, так и тянет "морду" прочитать.

1. Ммм.. вообще-то, в пещерах (как и в горах вообще) лучше не орать.
Особенно в незнакомых и наполненных неопознанными противниками.
2. Снова имхо, но шести вполне бы хватило. А еще лучше - пять. Типа - намек на пентаграмму.
3. Ммм... сомнительно, что с приличного расстояния они такие подробности разглядели. Разве что, стенки у гроба обточены в форме линзы
4. Однозначно не пойдет:

А чаще всего - вообще внутри камня. Такой как бы пузырь каменный, с поросшими кристаллами стенками. Аметисты так частенько произрастают
5. Упс...
6. Тут либо тире, либо зпт надо.

И снова согласна. Скользили - это скорее по поверхности. А в голосе именно проскальзывали.

Воооть! Аццкий труд Аццкого мня вроде как закончен. *шепотом* Надеюсь на понимание. Хехе..
А сама идея классная. Мне очень понравилось.
Мурк, братишка.

Автор: Тореас 5-02-2007, 13:40

ООООО... Тень!!! Слоняра!!! Кенчег!!! Вы оказали неоценимые услуги. Склоняю голову!
Сейчас подправлю и в ворде и здесь потом. Вот косяк-то. Со "спинкой" это вообще шедевр!

Усё... подправил...

Автор: Танцующий с Тенями 7-02-2007, 18:18

Мне кажется, это имя не склоняется, а если склоняется во втором случае, то должно и в первом.


Может, лучше - никаких шуток? Мое ИМХО.

Автор: Тореас 8-02-2007, 6:26

о!!! новые косячки... пасибки.

Автор: Alian Le'Loss 10-02-2007, 13:52

Sloniara полностью повторил мои мысли, но тут я пока не буду разбирать ошибки. Подредактируешь текст, тогда еще раз просмотрю, ибо там еще редактить и редактить, amin mellon.

О сюжете:
1) Эд Гринвуд явно переборщил в Эльминистре с настройкой "как люди", это об эльфе. Ругается... это еще не так страшно, как брызжет слюнями))) 200 лет и маг...
Он был так влюблен, а тут узнал, что вампирша, точнее думал так... как-то он быстро от нее "открестился".
2) Классно она ему съездила по фэйсу в самом начале. Смеялась)))
3) Вор получился лучше всех. Интересно какой у него элаймент?
4) Завалить целую орду орков... слишком крутЪ
5) Он гашишь курит? это я про обморок))) или морок)))
6) отличное путешествие по данжену))) я про болтавню громким голосом промолчу... у самой был диалог в диких просторах Андердарка... правда не так громко... и они уже почти вышли к расщелине... но тоже)))

Автор: Тореас 12-02-2007, 7:12

не читал Гринвуда

ну дак и не ДнДшные правила... так что можно и посуперменить

гугумс... я уже подредактил кое что. надо тут подправить..

Автор: Тореас 15-02-2007, 6:49

Быть собой

Над городом и окрестностями тихо сгустились тучи, проливаясь мелким осенним дождем. Грибники были просто в восторге, но простым жителям промозглая слякоть, когда каждый второй рядом идущий хлюпал носом, пришлась весьма не по душе. Но, несмотря на непогоду, огромный муравейник мегаполиса продолжал жить в том же самом ритме. Все знали, куда, зачем и для чего они идут, и каждый старался не выбиваться из графика.
Из метро вышел невысокий человек. День за днем он повторял один и тот же маршрут. Дом – метро – работа. Серо-стальные глаза таили в глубине такую усталость, что, взглянув в них, можно было дать человеку лет шестьдесят с лишним. Хотя в действительности ему было чуть меньше сорока.
Перед глазами Семена Семеновича Разумовского или попросту Квадратыча, работника цирка с двадцатилетним стажем, в очередной раз вырос до боли знакомый купол. На карнизах ютились голуби, прячась от дождя, поэтому клоун интуитивно ускорил шаг. Хотелось быстрее проскочить под крышу, чтобы, помимо дождя, на куртке никаких других следов пребывания на улице не осталось.
Он жил. Отрабатывал свой номер. Малая песчинка посреди серого пляжа. По крайней мере, внешне так оно и было. Тяжело жить, скрывая свою сущность. Лишь в цирке он изредка мог побыть собой, когда приходилось изображать волка в детских постановках. И то приходилось сдерживать себя, чтобы в разгар сказки по-настоящему не вонзить клыки в бабушку или ее полоумную внучку в красной шапочке.
“Бабушка! Для чего у тебя такой длинный нос?” – кривлялась Шапочка – плоскогрудая девица Краснова, которой тоже было за тридцать. Последнее время так и подмывало ответить “Какой х..! Простите, какой хвост, такой и нос!”

“Браво! Бис!” - зрители рукоплескали. В этот вечер, в отличие от многих других, в цирке был аншлаг. Детишки восторженно верещали и заливались звонким смехом, глядя на происходящее на манеже. Белолицый клоун в зеленом парике-грибке приводил их в особое умиление. Он плакал, а дети смеялись.
Смех да слёзы… а чем еще жить?
Лицо Квадратыча, скрытое за маской грима, было полностью бесстрастным. Он просто делал свою работу, которая в очередной раз не доставляла ему никакого удовольствия. Только сильнее разгоралось раздражение, изредка пробивая пламенными язычками серый пепел обыденности. Положительные эмоции канули в лету. Да и ярость слишком часто последнее время толкалась в грудь.
Едва сдерживая себя, Квадратыч ушел со сцены. За его спиной сомкнулась ткань кулис, и тут же в опилки полетел его дурацкий зеленый парик. Клоун хлопнул дверью гримерки и, досадуя на судьбу, начал нервно стирать грим с лица.
В глазах вновь появилась сталь и еще что-то, чему даже точного определения дать невозможно. Хотелось бросить все и пойти напиться. Решено. Сегодня Сеня будет отрываться по полной.
Это называется – вспомнить все хорошее! Завалиться в какой-нибудь кабак. Залить в себя пол-литра белой для пущей веселости. Снять соску… а лучше двух!
С кривой ухмылкой Разумовский вспоминал прошлую свою попойку и то, во что она превратилась… Девушка была сладкой. Сладкой во всех отношениях.
Во рту привычно шевельнулись клыки.
- Сеня, ты в порядке? – в приоткрывшуюся дверь гримерки просунулось лицо “Шапочки”, - готовность номер ноль! Две минут и выход.
- Иду, иду… - Семен уже натягивал на себя шкуру Серого Волка и дурацкую маску. Несмотря на все проблемы, он – профессионал. А значит нужно сейчас идти и нести радость тем, кто еще умеет смеяться…

…Выпитая бутылка водки раскрепостила. Под ритмичное “тынц-тынц-тынц” еще один папуас присоединился к остальным “колбасерам” дико дергающимся на танцполе. Гибкие тела местных “зажигалок” терлись рядом, будоража кровь. В полумраке клуба выражение глаз не играло никакой роли. Да и кто будет в них смотреть?
Стоило зазвучать “медляку”, как руки сами легли на талию стройной блондинки, танцевавшей рядом. Она и не была против.
Красавица щеголяла в серебристом полупрозрачном наряде с глубоким декольте, в котором виднелась весьма и весьма аппетитная грудь.
“На одну лечь, другой укрыться” – мелькнула задорная мысль после брошенного в вырез взгляда. Но она быстро улетучилась, стоило Семёну закружить девушку в танце.
Аромат молодого тела пьянил. Хотелось покрепче сжать длинноногую обольстительницу в объятиях, зарыться в ее волосы и никуда не отпускать. Но Квадратыч сдержал себя. Он знал, чем это, в конце концов, может закончиться, и не спешил приближать сей момент.
Разрывавший динамики хрипловатый голосок западной певички, выводившей под неплохой гитарный рифф знаменитое “Don’t speak!”, стих. Пары замерли, и Семен впервые взглянул девушке в глаза. В ее синих озерах плясали веселые искры.
- Ольга! – произнесла она, наконец.
- Семен! – он едва успел ответить, прежде чем их оглушил новый музыкальный удар. Двое замерли посреди беснующейся толпы в мерцающем свете стробоскопических лазеров, держась за руки…

Рука клоуна покоилась на талии Ольги всю дорогу до его дома. Хорошая девушка, горячая…Семён Семёныч решил насладиться в полной мере.
Щелкнул замок, пропуская в открывшуюся дверь изрядно подогретую парочку.
- А у тебя уютно. – Ольга еще успела что-то сказать, прежде чем губы Семёна нашли ее уста. Дальнейшее потонуло в волне накатившей страсти…

Волосы Ольги разметались по подушке. Девушка сладко спала на плече Квадратыча, который из последних сил сдерживал себя. Лунный свет, льющийся через подслеповатое окошко, высеребрил ее волосы, сделал и без того светлую кожу почти что молочной. Лишь по-прежнему маняще алели губы.
Тихо вздохнув во сне, девушка перевернулась на бок. Одеяло сползло, обнажив точеное плечо, грудь с бурым пятном соска, изящный изгиб шеи…
Перебарывать свое естество становилось все сложнее. В голове крутился калейдоскоп безумия. Сцены, одна кошмарнее другой возникали в памяти Разумовского. И везде итог был один – заляпанная кровью комната и холодеющий женский труп на кровати.
Нет, боги! Только не сегодня, не сейчас! Если я думал об этом до этой ночи, то сейчас я не хочу ее смерти… не хочу… уууууу… - тихое подвывание нарушило ночное спокойствие.
- Ты еще громче не можешь? Жил бы в квартире, тебя бы соседи мигом раскрыли, - Ольга и не думала дальше притворяться, что спит, - глупый ты, волк! Чем меньше сопротивляешься своим желаниям, тем легче их контролировать. Смотри! – девушка вмиг соскочила с кровати, не стесняясь своей наготы.
На еще не до конца принявшей нужные очертания волчьей морде Разумовского отразилось почти человеческое удивление. Стоявшая перед ним красавица обернулась в ладную волчицу с серебристой шерстью. Квадратыч даже моргнул несколько раз и укусил себя за лапу. Думалось, что он спит или начал бредить.
- Если ты знала, кто я, почему молчала? – пролаял он. Вместо ответа Ольга на мягких лапах подошла к нему и нежно куснула за загривок. Ее голубые глаза лучились мягким светом.
- Такие, как я, умеют чувствовать собратьев, - ответила она спустя некоторое время, - ты же еще слишком юн для этого, и тебе нужно еще очень многое познать, многому научиться. Идем!
- Куда? – в голос Семена вернулось всегдашнее безразличие.
- Быть собой. Учиться жить…

***

- Привет! – на лице Разумовского впервые за долгий период играла улыбка. На радостях он поцеловал сначала “Красную Шапочку”, а затем и “Бабушку”. Те от неожиданности опешили. Танцующей походкой счастливый клоун отправился в гримерку.
- Чего это с ним? – плоскогрудая “Шапочка” первой обрела дар речи. Видеть Квадратыча в подобном расположении духа было, мягко говоря, не привычно.
- Может, влюбился, наконец, - “Бабушка”, а в миру попросту Степанида Адольфовна Зайцева, пожала плечами, - иначе и не скажешь!

- Краснова, Зайцева, Разумовский! Готовность номер ноль, хорош прохлаждаться по гримеркам! – директор цирка пытался добавить в голос строгости, чтобы заставить своих артистов шевелить конечностями быстрее.
- Уже, Степаныч! – первым из своей комнатушки выполз улыбающийся во все тридцать два зуба Серый Волк. Разумовскому прямо-таки не терпелось на сцену, он хотел отработать номер как можно быстрее и уйти.
Бежать прочь из этой конуры. На свободу. В лес, где никто не помешает ему быть собой. Где не надо прятаться и дрожать от каждого постороннего шороха, в боязни быть замеченным. Где есть только вольный ветер, ласкающий листву на ветвях, зеленый ковер трав и душистый аромат цветов… а в небе мириады ярких глаз, которые, кажется, смотрят только на тебя…
Семен играл на манеже, вкладываясь в роль полностью и без остатка, и даже несколько более того. Но мысли его были не с ним. В памяти стояла вчерашняя ночь и ее волшебство.
Он вспоминал теплое, пряное дыхание Ольги на груди и восхищенный блеск ее глаз, когда они, запыхавшись после бега наперегонки, лежали на небольшой полянке в мягких зарослях папоротника. Словно наяву он чувствовал, как ее клыки нежно покусывают край его уха… как в ответ в груди рождается и растет что-то очень-очень горячее, грозя вырваться наружу.
А потом новая гонка. Серая и серебристая молнии мелькают меж стволов, с каждой секундой настигая удирающего со всех ног олененка, невесть каким образом оказавшегося неподалеку от городских стен. Прыжок, и серый волчара, вцепившись в горло несчастного создания, валит жертву с ног. Серебристая тень падает рядом. Добыче не уйти. Клыки рвут горло, и теплая вязкая жидкость окрашивает пасть темным багрянцем.
Первобытный восторг разрывает грудь и выплескивается оглушительным воем, знаменующим первую победу. Звук раскатывается далеко окрест, но теперь ему нечего бояться, некого таиться… Горящий взгляд Ольги словно говорит ему:
“Теперь ты понимаешь, что значит - быть собой? Вот она, настоящая жизнь!”
И новый раскат воя оглашает лес…

Разумовский медленно приходил в себя. Шум вокруг стоял не вообразимый, чего и стоило ожидать. Но, к удивлению клоуна, это были вовсе не аплодисменты и крики довольной ребятни. Это были вопли страха и ужаса, от которых, казалось, сейчас обрушится цирковой купол.
Семен обвел взглядом окружающих. “Бабушка” Степанида Адольфовна вместе с “храбрыми охотниками”, сверкая пятками, улепетывала за кулисы. Зрители ломились в проходы, давя друг друга.
“Во дают! Бомбу что ли заложили?” – такой вывод напрашивался, потому что только стражи правопорядка оставались на местах. И сейчас охрана дружно потащила оружие из кобуры, нацеливая его на Квадратыча.
“Эй, ребята, вы чего?” – хотелось выкрикнуть, но слова замерли, так и не сорвавшись с губ. Взгляд оборотня упал под ноги, где в луже собственной крови с разорванным звериными клыками горлом остывало тело Красной Шапочки. Не такой конец должен был быть у сказки…
Быть собой! До конца!
Последний гордый волчий вой оборвался в трескотне пистолетных выстрелов…

Автор: Sloniara 15-02-2007, 10:18

- через о


Можно короче- от которой не получал удовольствия, или еще короче, которая его не радовала...

раз есть пепел обыденности, значит должен быть и огонь раздражения(ну или не огонь, а чего-нибудь жеще)- неполное сравнение.



Ужос ! Второе переделать, первое слишком размыто.

думаю, рановато даешь намек на оборотня.

не совсем медляк...

выбивается из ритма, имхо.
парнокопытного убери- не лирично, выбивается из ритма.

Это я по ляпам пробежался слегка. Рассказ понравился- такой манеры написания я у тебя еще не встречал- и мне сие очень понравилось, появилась некая глубина отношений, какой-то психологизм. Единственное что- концовка. Жестоко. Ведь волк мог убежать в лес, хотя, вероятно за свободу быть самим собой иногда платят жизнью...

Автор: Тореас 15-02-2007, 11:31

Спасиб, друже!

не... через Ы!

мде... доисправлялся... ща еще раз править буду.

намек на оборотня дан еще раньше, когда я про Серого Волка упомянул впервые.

удалил к чертям. вчера сам долго думал, стоит или нет это предложение оставлять.

нефиг этому убийце жить. девок перегрыз кучу, поэтому заслуженно умер.

Автор: Sloniara 15-02-2007, 11:54

С такой стороны я не посмотрел- действительно заслуженно. Просто у меня образ Квадратыча был каким-то романтичным- и фраза данная в самом начале о луже крови в кровате и холодеющем женском теле выветрилась из головы под конец прочтения. Я стал клоуну симпатизировать , а он взял, да и помер.

Автор: Тореас 15-02-2007, 12:35

с такой стороны можно было и Чикатилу описать. тоже тот еще романтик был

Автор: Alian Le'Loss 16-02-2007, 9:34

может потоску?
Хм... вначале подумала, что будет реальность, но вроде не совсем. Вообще я не особо люблю ни вампиров, ни волков. Но этот Семеныч... Короче, не понимаю я его. Днем не смог себя взять в лапы. Убивал бы по тихому... но тогда рассказ вышел бы менее эффектным)))
Мне понравились описания любоффи.

Автор: Тореас 16-02-2007, 10:25

ты просто не умеешь их готовить!

Пасиб, что заглянула.

Автор: Тореас 28-02-2007, 6:44

Рубеж памяти

Зашипела догоравшая свеча, стоящая возле полупустого пузатого кувшина с дешевым крепким вином. Жуткая на вкус, но шибающая по мозгам бурда была до ужаса кислой и противной. Но сегодняшнему посетителю было совершенно все равно. Отсутствующий взгляд замер на потемневших от времени бревнах стены. Лишь время от времени постоялец брал бокал и делал основательный глоток. После чего бокал плавно возвращался на стол.
Робкий язычок пламени от оплывшего огарка дрожал, грозя вот-вот погаснуть. На стенах небольшой комнаты в таверне на окраине Дэйна устраивали свой прощальный танец тусклые тени, изгибаясь, словно в немой муке.
Огонь свечи еще пару раз колыхнулся и окончательно угас. Лишь рдеющие в камине угли продолжали освещать комнату багровым. Цветом крови.
В этот момент во взгляде постояльца появился живой блеск – словно наяву перед глазами замелькали обрывки утерянных воспоминаний. Рубеж, отряд, лица товарищей… потом провал… cтрах и животный ужас в стекленеющих глазах умирающих… и кровь… на ладонях, одежде, лице…
В ладони, жалобно хрустнув, треснул бокал. Кулак разжался, и кровь из порезов смешалась с вином. В руке запульсировала боль.
“А про меня ты не забыл?” – прошелестел скользкий шепот в сознании.

***

Позади остались седые камни Ардентона – пограничной крепости на южном краю Топей. По правую руку лежали бурые просторы болотных хлябей с зелеными прожилками поросших кустарником островков. Слева, вдалеке, виднелась голубая лента реки, и у самого обреза горизонта обозначились шпили Дэйна. А перед глазами отряда страйдеров – тех немногих, кто отваживается пересекать Рубеж – с каждой пройденной милей вырастали древние стены.
…Никто не знает, когда появился и кем был возведен Рубеж – благо и проклятие Предела. Но на памяти многих поколений он был всегда, как и Твари, приходящие из-за него. Ни маги людской расы, ни какой-либо иной не могли объяснить, что же происходит на севере, за великой пограничной стеной, на которой вечно бодрствовал неусыпный дозор. Решить данную проблему оказались бессильны даже глумы – раса прирожденных волшебников, те, кто открыл чудесное свойство Камней Силы – кристаллов, позволяющих черпать Силу словно бы из ниоткуда. Магический взор туманила разноцветная пелена, будто сотканная безумным мастером, состоящая из мельчайших обрывков цветов, находящихся в вечном движении, хаотической калейдоскопической пляске.
Лишь единицы отваживались пересекать Рубеж, но от них бесполезно было что-либо выведать. Несмотря на таящиеся на каждом шагу опасности, Зарубежье служило для них источником дохода. Практически каждый раз, возвращаясь из похода, они приносили с собой Камни Силы, что за большие деньги скупала Школа Магии. Поэтому желания делиться знаниями о землях за Рубежом у страйдеров не возникало. Напротив – эти сумрачные люди образовали отдельную касту вечных странников, живущих по своим собственным законам и устоям…

Отряд из пятерых страйдеров достиг Врат – единственного известного людям места, где была возможность перейти Рубеж. Стража их пропустила без вопросов – еще бы, смельчаков знали в лицо и в тайне завидовали их мужеству. Из Зарубежья не возвращались отряды и по полусотне обычных воинов, а этим хоть бы хны.
- Удачной охоты, Зарам! – капитан стражников приветливо махнул рукой лидеру страйдеров. Тот лишь кивнул в ответ – многословность не числилась среди его каждодневных талантов.
Створки Врат разошлись на короткое мгновение, открывая путь в неизвестность…

…В сердце того, что зовется Зарубежьем, пульсировало, билось нечто. Мерцающий сгусток, словно не обретший форму гигантский спрут, раскинул свои невидимые титанические щупальца по северным землям. Бесконечные потоки образов со всех сторон, яркие и будто размытые в тумане видения – рыщущий по окрестным землям взор был в чем-то подобен бессмысленному взгляду новорожденного, что, не сознавая себя, стремится объять окружающий мир во всей его красе, раскрыть все его тайны.
Необъяснимая легкость. Полет. Сознание плывет в небе, испещренном танцующими огнями, словно претворяя в действительность все те мысли, что наполняют его. Властелин всего и вся в создаваемой им же самим реальности.
Для чего же это? Как и всякому младенцу, хотелось лишь одного – играть.
Горы и моря, реки, холмы и глубочайшие провалы – все это возникало и исчезало за доли мгновения, повинуясь неуемному желанию самозваного Творца. Наконец, он решил, что достаточно. Поле для задуманной игры великолепно, за исключением, быть может, мелочей. Но необходимые поправки можно вносить и по ходу действа. Оставалось только одна проблема – игрушки. А они, как назло, не хотели получаться. Так хотелось создать идеальных марионеток, только понятие идеала менялось быстрее, чем разум успевал воплощать задуманное.
Прочь! Прочь! Незримые руки с силой отшвыривали неугодные образцы к дальней стенке его огромной комнаты, где те имели обыкновение исчезать. Сознание пока не заботилось, отчего так происходит.
А тем временем люди на Рубеже отбивались от появляющихся словно бы из ниоткуда тварей, которых прежде глазу человеческому видеть не доводилось. Жвалы, клыки, сочащиеся ядовитой слюной; перепончатые крылья, многосуставчатые лапы, щелкающие угрожающего вида клешнями – всего разнообразия форм было и не перечесть. И неизвестность не останавливалась на достигнутом - ни одна из тварей не была похожа на другую…

- Кэлси! Пригнись! – совсем молодой страйдер с только начинающей курчавиться короткой белокурой бородкой едва успел уклониться от летящей ему в голову клешни. Огромное, так схожее по форме с крабом существо, только превосходящее в размерах своего морского побратима, появилось, будто бы из воздуха, тут же принявшись с потрясающей скоростью орудовать клешнями.
В агатовые буркалах глаз не отражалось ни ненависти, ни страха, ни всех тех эмоций, какие вправе испытывать животные, стоит кому-либо вторгнуться на их территорию. Напротив – пустота… ничего. Словно бездумный голем, созданный кем-то из чародеев только с одной целью – повиноваться господину, выполнять его приказы. И сейчас целью “краба” были пять небольших, но вертких фигурок, что никак не желали расставаться с жизнью. Они упорно уклонялись от атак чудовища.
Прошло пять долгих минут. Из многочисленных ран на теле монстра, шипя и пузырясь, вытекала какая-то белесая жидкость, которую даже кровью назвать было нельзя. “Краба” уже шатало. Начиналась агония, но чудовище и не думало бросать схватку, по-прежнему пытаясь достать хотя бы одного противника.
На людях не было ни царапины. Страйдеры были опытны, если не считать Кэлси, но тот, видимо, превосходно усвоил уроки старших. Хотя молодого воина так и подмывало ринуться на монстра и свалить его одним ударом. Наверное, он и сам не понял, что подтолкнуло его, заставило броситься в кажущуюся самоубийственной атаку…
- Куда!!! – возглас Зарама был схож с ревом пещерного медведя, а его прыжку позавидовал бы любой пустынный лев. Мелькнувшее в полете тело сверкнуло стремительным стальным росчерком. Правая клешня “краба”, уже летевшая к Кэлси, отлетела, отсеченная умелым ударом. Секундой позже клинок юного воина, который умудрился запрыгнуть на спину чудовищу, рухнул, пронзая антрацитовый панцирь на голове монстра. Страйдер едва успел соскочить с загривка умирающего чудовища.
“Краб” опрокинулся на спину, суча всеми восемью лапами. Тело еще с минуту билось в конвульсиях, пока меч командира отряда, не прервал затянувшуюся агонию. Последовавший следом взгляд Зарама обжег Кэлси подобно удару плети. Юный воин виновато опустил голову, предчувствуя нагоняй. Это было бы, по крайней мере, заслуженно.
Но опытный страйдер промолчал. Зачем, лишние слова, когда Кэл и сам прекрасно понимает свою вину. Он рисковал не только своей жизнью, но и жизнями товарищей. Команда сильна только тогда, пока она действует едино, слаженно. Если же каждый будет пытаться выделиться, то это приведет лишь к тому, что в Зарубежье останутся белеть не один, а все пять костяков…

***

Зарам… - воспоминания вызвали жгучую боль. Голова горела, словно охваченная раскаленным металлическим обручем, который все теснее и теснее сжимает свои объятия. С глаз закапали непрошеные слезы.
Почему жив я, а вы нет… Чем я заслужил подобной кары! – ладонь, с которой продолжали скатываться темные капли, сомкнулась на горле кувшина. Плевать на разбитый стакан, на саднящие порезы! Зачем память решила вернуться и терзать его? Как теперь Кэлу хотелось напиться и забыться, чтобы уснуть и, пробудившись поутру, ничего и никогда больше не вспоминать!
“Ничего не получится, и ты знаешь!” – гнилостное нашептывание вновь дало о себе знать…

***

- Идемте, - донесся голос скрывшегося за ближайшим невысоким холмом командира. Четверых оставшихся не надо было просить дважды. Перед ними стояла четкая задача, которую они намеревались выполнить как можно быстрее. А до предполагаемого места было порядка полутора дней пути.
Кристаллические кустарники, дающие миру Камни Силы, тоже не растут, где попало. Зараму и его отряду было известно лишь одно место - в пещерах под Танцующими Холмами, что постоянно меняют свое местоположение и структуру. Впрочем, даже в этих, казалось бы, необъяснимых явлениях, прослеживалась логика. Раз в полгода Танцующие Холмы появлялись в двух днях пути к северо-востоку от Врат.
Нужно было проделать нелегкий путь по кишащим тварями землям, чтобы только добраться до холмов. После чего пройти по опасному вечно меняющемуся лабиринту тоннелей в самое сердце, где живет магия… Всего ничего. Страйдеры привыкли.

… Проклятые куклы!
Сознание досадовало, гневалось, приходило в ярость, но ничего не могло поделать. Идеальными игрушки получаться никак не хотели. Очередной образец оказался отброшен. Но Сознание не стало возвращаться к своей всегдашней работе. Что-то кольнуло на самой границе восприятия. Легкие эманации, идущие от дальней стены, были знакомы и неузнаваемы одновременно.
Мерцание Сознания стало более частым. Воздух пронизали сполохи интереса. Ведь подобного в собственные игрушки он не закладывал. И самое главное, почему раньше он не замечал подобного?
Поток посторонних образов на время затопил, заставил забыть о своих неудачах. Дальняя стена, так вот ты какова… Целая группа неизвестных объектов удалялась от тела его сломанной марионетки. То, что игрушка пришла в негодность, совершенно не волновало существо. Перед собой он видел другие, более совершенные конструкции.
Пульсация стала еще более интенсивной. Кому-то удалось больше, чем создать просто бездумных марионеток. Они могли думать, чувствовать, воспринимать окружающий мир.
Нечто почувствовало определенное родство с этими объектами.
Взор обратился на одного из незнакомцев, того, кто прожил меньше других. От него шла самая мощная волна эмоций. Разум, подобно губке, впитывал все до последней капли.
Молодая горячая кровь, что кипит в жилах, заставляя порой совершать нелепые поступки. Проявить себя, выделиться перед другими, блеснуть умением… Меч в руке и валящееся под ноги тело врага… Ярость, досада на самого себя, чувство вины и желание ее загладить…
Сознания на мгновение слились, и нечто потонуло в потоке чужих воспоминаний, образов…

Отряд расположился на привал в уютной лощинке, поросшей густой травой. До Танцующих Холмов оставался дневной переход…

Названия и ощущения были внове. Все, что было взято из памяти страйдера: его чувства и переживания - постигалось и вызывало удивление. Разум Кэлси еще пытался сопротивляться чужому вмешательству, но был не более чем небольшой помехой – быстро затих в возведенной клетке.
Оставался необследованный самый дальний уголок сознания. Черный, как сама ночь, и горячий, как огонь в горниле, клубок чувства рос прямо на глазах. Сознание жадно притронулось к нему.
Чужая ненависть охватила Сознание. Разум юного страйдера яростно бросился на прутья клети, которые, казалось, чуть подались его напору.

Ненависть. Не важно к кому. Ее пламенный поток обжигал…
Рука Кэла помимо его воли сжала меч.
- Кэлси, что… - и ближайший из страйдеров рухнул на землю, добавляя красных оттенков к палитре трав. Остальные не успели даже клинков поднять. Зарам и тот…
Кровавый смерч прошелся по небольшой стоянке странников Зарубежья, оставив за собой лишь багряные капли и мертвые тела под разноцветным полотнищем неба.
В последний момент разум молодого воина сумел сломать свое узилище, и столкновение сознаний, незримый поединок воли затмил прошлое. Утопил его в небытие.

***

- НЕТ!!!
Разлетелся градом осколков брошенный кувшин с вином. По стене скатились кислые капли.
“Да. Это ты убил их!” – чуждое сознание, казалось, развлекается.
- Это был не я! – в темноте глаза Кэлси разгорелись, засверкали безумием, - это… это…
“Скажи это своим друзьям. Ты пытаешься оправдаться перед самим собой и только”
Кэлси со всех сил сжал голову в ладонях, словно пытаясь заглушить звучащий в ней голос.
“Не поможет. Память не обмануть. Правда, я могу помочь ей заснуть”, – незримый собеседник был исполнен уверенности, - “Иначе нельзя”
- Я тебя ненавижу…
“За это твои товарищи могли бы сказать еще одно «спасибо». Если бы не твоя ненависть ко мне… Вы, люди все-таки так несовершенны”
- Я убью тебя! – сквозь стиснутые до боли зубы вырвалось сдавленное шипение, лишь отдаленно напоминающее человеческую речь.
“Интересно, как тебе это удастся? Можешь попробовать!” – в голосе послышалось некое злорадство.
Рука страйдера вырвала кинжал из ножен…

Утром хозяин таверны, придя будить заспавшегося постояльца, обнаружил только коченеющее в луже собственной крови тело…

***

В сердце того, что зовется Зарубежьем, пульсировало, билось нечто…

Автор: Sloniara 28-02-2007, 10:24

Проект *Разгром*

Время от времени рука брала бокал и медленно подносила ко рту. Постоялец делал основательный глоток и плавно возвращал бокал на стол.

два раза бокал

свой прощальный танец тусклые тени, изгибаясь, словно в немой муке.

словно- лишнее слово, просто в муке


Огонь свечи еще пару раз чихнул и окончательно угас. Лишь рдеющие в камине угли продолжали освещать комнату багровым светом. Цветом крови.

1- чихнул- могут придраться- свечи не чихают
2 *багровым светом. Цветом крови.* - что-то одно.

Во взгляде постояльца появился живой блеск - с чего это вдруг- вино в голову дало? Резкий переход к действию.


Напротив – эти сумрачные люди - мрачные, молчаливые, но никак не сумрачные

Ни один из не-страйдеров не вернулся назад- коряво, заменить не-страйдеров

многословность не числилась среди его каждодневных талантов.- каждодневных- убрать или заменить

поросшей густой аляпистой травой- аляпистой?

вообще, Спрут самое лучшее место в рассказе , но его мало.
идея марионеток- чудовища где получались- такая же, или очень похожая, как у Перумова в Земле без радости.

Концовка странна, я так понял, сущность убила четверых(странный поступок, могла их поисследовать, или в рабство взять), потом вселилась в тело последнего страйдера. Он вернулся, топил горе в вине, обвиняя себя не пойми в чем(он не был виноват в смерти товарищей, так что душещипательные эпизоды пьяных горестей явно не вписываются в логику) а потом камрад пообщавшись с Нечтой , спьяну совершил харакири.

Теперь Что тебе надо добавить- в таком виде категорически НЕЛЬЗЯ посылать на фантрегату. Да и на креатифф тоже - зачем тебе просто учавствовать? Доделай до конца.

Описать зарождение спрута. Какие были предпосылки, легенду какую вверни. Опиши побольше его мысли, его желания. Пускай он весь рассказ кидает умные мысли о смысле жизни или еще о чем, перемежая с походом страйдеров. Лучше пропиши двоих- командира группы и молодого. Опиши скажем комадира очень положительным , а потом спрут нехай его по ошибке грохнет. Пусть Спруту будет неловко от первого убийства - вверни размышления опять же о неудаче и хрупкости жизни.
В конце у тебя безысходность и тоскливый финал. Оставь надежду. Пусть хоть намек будет на нечто благоприятное.
из 10 оценка на 5 , позор на твои седины

Автор: Тореас 12-03-2007, 7:02

Любовь и стрелы

На втором этаже тихо скрипнула дверь, и на лестнице раздались шаги спускающихся влюбленных. Хозяин на время оторвался от “излюбленного” занятия – протирать фужеры и кружки – и обернулся к новой счастливой паре.
- Уже уходите? – в карих глазах владельца таверны отразилось довольство.
- Да, спасибо вам за все, мистер Дженнингс! – парень и девушка, совсем юные и такие прекрасные, в один голос поблагодарили добродушного хозяина, который вчера предоставил им самый шикарный номер из всех когда-либо виденных ими.
- Будьте счастливы… - протянул в ответ владелец гостиницы, но влюбленная парочка уже не слышала его слов. За их спинами закрылась входная дверь, и хозяин подавил тяжелый вздох. Работа купидона отнимала очень много сил. Творишь для остальных сказку, пробуждаешь чувства…
- Устал, милый? – на плечи легли нежные руки Сильвины, его супруги и помощницы, младшей амуры, - Может, чаю выпьешь или взвара верескового с медком?
- Да ничего необычного, дорогая, - Хайбери накрыл ладонь Сильвины своей, - ординарный случай. Лучше принеси-ка мне журнал.
Амура надула губки, и Хайбери улыбнулся. Ей-богу, когда изображает строгость и сердитость, она еще прекраснее.
- А потом я с удовольствием выпью твоего взвара, - добавил он спустя секунду, - но, ведь ты же сама понимаешь, что отчетность… - Дженнингс виновато развел руками.
- Да ну тебя! – Сильвина фыркнула. Ее легкое раздражение прошло в мгновение ока. Взмахнув широким подолом платья небесного цвета, амура отправилась в кабинет мужа, к несгораемому шкафу, где посреди кип пергамента лежала и ждала очередную запись толстенная книга в темно-синем переплете.
- Не забудь перо и чернила, пожалуйста!
- И сам бы сходил, не переломился! У меня не четыре руки! Пора слугу нанимать, чтоб журналы тебе таскал… чернильницы… - голос Сильвины из дальней комнаты доносился слегка приглушенно, а последние слова потонули в скрипе открываемой дверцы шкафа.
Впрочем, когда амура вернулась, неся в руках увесистый том годовой отчетности, то чернильница и перо все же не были позабыты ею в кабинете.
- Я люблю тебя, дорогая! – Хайбери запечатлел поцелуй на губах жены, принимая из ее рук тяжелую ношу.
Запись №9999. Сидни и Мирра. Гарантирован счастливый брак. Предположительно детей будет трое: мальчик и две девочки.
- Знаешь, милая, - трактирщик-купидон бросил в мусор использованное перо и закрыл чернильницу, - следующая пара будет для нас маленьким юбилеем…

***

- Ну, и за каким ты приволок меня в это богами забытое место? – русоволосая девушка обернулась на своего спутника, - «Колыбель Чувств»… Просто не знаю даже, куда себя деть от наплыва романтики!
- Дара, послушай, это прекрасное место, где… - стоящий рядом с девушкой парень, казалось, пропустил мимо ушей сарказм в словах подруги, - где мы сможем отлично провести время.
- Знаешь, Макс, в городе мы бы тоже могли неплохо развлечься. У Вольдемара на субботу как раз вечеринка была намечена, - в изумрудных глазах Дары плясали злые огоньки, - а ты меня затащил черт знает куда!
- Но ведь ты сама хотела увидеться. Это не моя идея была, - парень прищурил правый глаз, глядя на девушку.
- Если б я знала, – русоволосая уперла руки в бока, - то еще дважды бы подумала! Лучше бы с Эндрю пошла развлекаться. Он, как раз, мне предлагал к Вольдемару нагрянуть.
- Ну, и шла бы ты со своим Эндрю, куда глаза глядят! От меня тогда тебе чего надо было? – юноша махнул рукой и, отвернувшись, зашагал к двери таверны, - У меня от твоих выходок уже крыша едет.
- Мааакс…

Хайбери нахмурился, взглянув на жену. Сильвина нервно теребила нижнюю губу, как всегда, когда о чем-то глубоко задумывалась.
- Что скажешь?
- Тяжелый случай… может наверху, - амура возвела очи горе, - ошиблись. Не похоже, что эти двое созданы друг для друга.
- С чего ты так решила? – он пожал плечами, - Молодой человек прямо-таки пылает.
- Зато подруга у него… - Сильвина сокрушенно покачала головой, - Знаешь, какую мысль я у нее обнаружила? Порой, она готова выйти замуж за первого, кто ей это предложит.
- Ситуация… - Дженнингс недоуменно почесал затылок, - Деваться-то некуда, будем работать…

Дверь таверны резко распахнулась, и вошедший темноволосый юноша раздраженно прошествовал к стойке. Следом вошла девушка с несколько виноватым выражением на милом лице.
- Меня зовут Дженнингс. Чем могу быть полезен? – на лице Хайбери играла приветливая улыбка.
- Номер. Вернее два номера. Одноместных! – в глазах парня таилась обида. На свою подругу он даже не обернулся.
- Мася… - русоволосая подошла сзади и взяла парня под локоть, - ты рассердился на меня что ли?
- Отстань, прошу тебя! – парень мягко высвободил руку, - Ну так что там с номерами? – он вперил взгляд своих серо-голубых глаз во владельца таверны, который изучающее разглядывал парочку.
- К сожалению, молодой человек, все номера только на двоих…
- Тогда два двухместных номера!
-… и свободен сейчас только один. Брать будете? – Дженнингс хитро посмотрел на девушку, которая несколько смутилась от такого взгляда.
- Будем!
- Нет!
Все-таки девушка успела раньше.
- Сильвина! Ключи от седьмого номера, будь добра… - Хайбери расцвел лучезарной улыбкой.
“Вы, голубки мои, еще поворкуете…”

Высокая резная дверь из темного дуба тихо скрипнула, створки разошлись, пропуская Дару и Макса в роскошные апартаменты.
- Чего застыл? Проходи! – девушка нетерпеливо толкнула своего замершего в дверях спутника кулачком в спину, но тот даже не пошевелился.
- Макс! Подвинься хотя бы, – Дара, наконец, протиснулась мимо юноши и тоже застыла, изумленно раскрыв рот. Было от чего замереть.
Пол в номере был укрыт пушистыми коврами, на которых причудливо вились незнакомые, но от этого не менее прекрасные узоры. Многочисленные розовые светильники заливали помещение мягкими закатными красками. В большое стрельчатое окно заглядывали далекие облака…
В зеркальных плитках потолка дремали, ожидая своего часа, пока незримые звезды…
Последние лучи солнца золотили пристроившихся на балдахинах кровати ангелочков с луками. Даре на мгновение показалось, что одна из фигурок повернулась к ней и подмигнула.
- Откуда такое великолепие? – девушка первой обрела дар речи, - Мог бы хоть предупредить!
- Я сам не думал… - юноша, казалось, был поражен не меньше девушки. Он до сих пор не мог поверить, что многое из того, о чем он мечтал, внезапно стало явью. Губы обжег горячий поцелуй Дары, оборвавший слова.
- Спасибо… - выдохнула девушка через несколько минут.
Купидон на спинке кровати скромно улыбнулся.

***

Вечер опустился серой пеленой, и на кошачьих лапах в комнату прокрались сумерки. Светильники, словно чувствуя некую торжественность, потухли, погрузив все в тихий полумрак.
На столе, куда уже был подан ужин, загорелась пара ярких свечей. Их мягкий свет обволакивал двоих, сидевших друг напротив друга.
Пальцы юноши нежно коснулись ладони девушки, и царящая вокруг темная ночь была нарушена появлением зарождающейся из ничего звезды. Она лучилась жемчужным светом, и следом за нею вспыхнули еще сотни таких же крошечных светил, превратив потолок в безграничный океан звезд…
Пальцы Макса и Дары переплелись. Им вовсе не казалось, что происходящее вокруг является чем-то необычным. Наоборот, окружающее дополняло, вносило дополнительные штрихи в то волшебство, пробуждающее чувство, что сейчас ярко пылало в груди юноши, и чей робкий язычок задрожал в душе девушки. Ее глаза с новым блеском смотрели на юношу.
- Дара, послушай, - голос Макса слегка дрогнул. Его правая рука что-то нервно теребила в кармане пиджака.

“Я думаю, у них все получится!” – в мысленном послании Сильвины чувствовалось волнение. Невидимые для Дары и Макса амура и купидон неслышно взмахивали крылышками под потолком номера.
“Не знаю”, - Хайбери задумался, - “Если что, возможны и крайние меры”, - купидон скосил глаза на выглядывающий из-за плеча лук и колчан с золотыми стрелами…

… - я лишь хочу быть с тобой. Навсегда, - Макс, наконец-то, достал из кармана то, что ждало именно этой минуты. Небольшая коробочка черного бархата. С негромким щелчком крышка поднялась, явив взгляду девушки золотой ободок с мелкими вкраплениями драгоценных камней.
Бриллианты звезд закружились вокруг в безумном танце…

“Она колеблется”, – сообщила Сильвина, - “Он первый, кто ей делает предложение, а она до сих пор не разобралась в себе. Не знает, кого же она действительно любит”.
И, действительно, огонек чувств девушки мерцал, словно уголек костра на ветру. То ли разгорится с новой силой, а то потухнет, задуваемый налетающими порывами.
С тихим вздохом Хайбери потянул стрелу из колчана и наложил ее на тетиву. Сопровождаемое короткой комариной песней золотистый росчерк метнулся к сердцу девушки.

… - я согласна! – прошептала Дара. Пляска звезд замерла, и комнату на краткий миг затопило ослепительное жемчужное сияние. Оно оборвалось спустя секунду.
Самая первая звезда, что зародилась от соприкосновения ладоней влюбленных, от энергии забившихся в унисон сердец, покинула свое место. Ее лучи коснулись кольца, что медленно ползло вверх по безымянному пальцу. Мягкий свет разбился на множество лучиков, что впитывал в себя сейчас каждый драгоценный камень на кольце, мерцая в такт ударам сердец…

***

Запись №10000. Макс и Дара…
Не закончив, Хайбери отбросил перо.
Надоело. Сколько можно решать за кого-то: любить или нет. Который уже раз этот проклятый лук и стрелы. Последнее средство… Может, любви и нет никакой вовсе? И ее попросту придумали, чтобы…
Развить мысль не дало появление амуры.
- Ты чего такой хмурый? – раздался над ухом бархатный голос. Дженнингс поднял взгляд на висящее напротив него зеркало. Вид у него действительно был не ахти.
Настроение у Сильвины, напротив, было превосходным. Она наклонилась и поцеловала мужа в щеку.
- Да так… - уныло протянул Хайбери, хотя понимал, что уклоняться от ответа все равно нет смысла. Когда Сильвина хотела что-то у него выпытать, она добивалась своего, - Размышляю.
- Ну и о чем же ты тут думал? – амура села Хайбери на колени и игриво дотронулась пальчиком до кончика его носа.
- О любви… о последней паре… о луке и стрелах… - купидон посмотрел в ясные глаза жены, - Я думал, какое право мы имеем вмешиваться в чужие отношения. Может эти двое, - Хайбери кивнул в сторону журнала с записями, - не должны были соединиться. Вдруг тем самым мы нарушили чью-то еще судьбу.
- Ах, вот ты о чем, - от улыбки амуры на душе несколько потеплело, - Можешь не волноваться на счет этих двоих. У них настоящая, искренняя любовь, зарождение которой произошло на наших глазах.
- Ты еще скажи, что я промахнулся! – Хайбери покачал головой.
- Почему промахнулся? Попал. Ты же у меня самый меткий! - Сильвина еще раз поцеловала мужа, пытаясь скрыть хитрый блеск в глазах. Впрочем, этого ей сделать так и не удалось, - Только есть одно “но”...
- Какое?
- В следующий раз проверь, что за стрелы у тебя в колчане, - довольно улыбнувшись, амура быстро поднялась с колен мужа и взбежала по лестнице в спальную.
“Причем тут стрелы”, - Дженнингс, недоуменно почесав в затылке, достал из верхнего ящика стола свой колчан. Взял первую попавшуюся, и его глаза изумленно раскрылись.
Стрела была “холостой”.

“Вот чертовка!” – улыбающийся Хайбери повесил на дверь гостиницы табличку “Закрыто” и поднялся наверх вслед за женой, - “Интересно, как давно она подменила стрелы? Ну, я ей сейчас задам…”
Дверь спальни тихо отворилась, пропуская купидона.
Работа работой, но за чужой любовью и о своих чувствах забывать не стоит…

Автор: Горация 12-03-2007, 10:16

Прочитала последний чудесный рассказ.
В который раз повторюсь, что ты просто молодец! Очень волшебно и безумно романтично. И какой милый поворот с подменой стрел!

Правда, для себя я отметила пару моментов, на которых споткнулась, но опять же, все на твое усмотрение. Ты уже довольно сложившийся и неплохой автор, чтобы что-то поправлять в категоричной форме, это лишь пожелания)))

Не совсем уверена на счет "сливающиеся в один", как-то покоробило это словосочетание. Может, "сливающиеся в унисон шаги", или что-то другое?


А вот здесь почему-то хочется сказать "излюбленного занятия - протираНИЯ фужеров и кружек". Может, это просто моя заморочка, но мне кажется, что предложение получилось не совсем согласованное.


Я бы совсем убрала это "клац"... на мой взгляд, благозвучнее было бы "с негромким щелчком"...

Автор: Тореас 12-03-2007, 12:21

О! Пасиб, Горация! Чмасики!
подправлю, пока еще не поздно
а то я уже почти на ЦарКон это отправил...

Автор: Kyona d'ril Chath 12-03-2007, 23:20

Привет, Солнц. Обещанный постег. Соррь, но с моим занудством чуть-чуть не получилос

Описание двери здесь малость не к месту. Оно либо должно было "встать перед глазами" хозяина заведения, услышавшего скрип, либо можно перенести его вот сюда:

По поводу сливающихся в один шагов согласна с Горацией - коробит.
Еще как вариант - теперь звучащие в унисон.
А вот излюбленное занятие как-то не задело. По-моему и так и так можно.
Имхо, но счастливец - тот, кому посчастливилось, повезло в лотерее и т.п. Как определение для просто счастливых людей не годится. Можно, конечно, оправдать это тем, что и этой парочке в общем-то "повезло", но тут как-то не звучит.
Повернул голову на пару? Хм.. может - взгляд перевел \поднял\? В крайнем случае - обернулся..
Довольство.. хм.. вообще-то, это вроде как о материальном достатке. Тут скорее - удовольствие.
На мой взгляд, формулировка малость неудачна. Описание снова немного не к месту. Может, стоит его передвинуть туда, где хозяин голову повернул?
Как раз при виде "парня (кстати, тогда уж лучше - юноши) и девушки, совсем юных и таких прекрасных", в его взгляде вполне могло засветиться удовольствие
Имхо, но протянул вызывает ощущение некоего разочарования или скуки.
Опять как-то не очень. Может:
Закрывшаяся дверь скрыла удаляющиеся спины... или что-то в этом роде?
Хм.. мне кажется, правильнее будет отнимает. Вернее - логичнее, что ли..

1. Эээ.. соррь, конечно, но как-то махнув.. какие-то неоднозначные ассоциации вызывает.
Чистая имха, но лучше и тут использовать амура, а не девушка.
Не знаю почему, но мне хозяин представляется таким довольно солидным и в возрасте. Да и амура скорее этакая пухленькая фея-душечка, а не молоденькая фотомодель. Девушка в этом случае режет. Разве что добавить описание самого Хайбери, как молодого и стройного мужчины лет тридцати
2. А мне почему-то читается:
- Мог бы и сам сходить - авось не переломился бы!
Я - очепяточка...
3. Прости, Солнц, но запечатлел - это как-то уж очень пафосно. С этакой претензией на официозность. Сразу Брежнев вспомнился.
4. Хм.. не уверена, что надобно вписывается в продемонстрированную манеру речи Макса. Слишком выделяется..
5. Опять малость не к месту. Еще если бы оно было милым несмотря на раздражение \обиду \и т.п. А тут не совсем ясно к чему его "милость" упомянута.
Знаешь - не уверена, что владельцы гостиниц вот так представляются. По-моему просто, без мистер. Это постояльцы могут его мистер Дженнингс называть.
6. Вперил? Имхо, но даже вопросительно уставился будет звучать более естественно. Он же не король какой-нибудь или вельможа_круче_только_горы.
7. Повторяшки
8. Хихи.. о вкусах не спорят, но по мне - бррр.. соррь..
Так ему казалось? Вообще-то, создается ощущение, что он знал, куда ведет Дару. Кстати, вообще непонятно по какому принципу люди эту гостиницу находят. Может, стоит это как-то пояснить? Типа - рекомендовал кто-то из знакомых?
Имхо, но предложение выглядит малость незавершенным. Особенно, учитывая последующее предложение. Возможно, стоит добавить нечто вроде:
...мгновенно оборвавший все размышления... ?

1. Солнц, а это существенно - то, какой именно ладони (а еще лучше - руки) он коснулся?
2. Первое предложение коротковато на мой взгляд. Можно добавить незаметно переплелись или нечто в этом роде.
Имхо, но лучше - им вовсе не казалось...
Блеск не самое лучшее определение в данном случае, на мой взгляд. Первая ассоциация - хищный \алчный\ блеск. Как-то не вяжутся у меня зарождение любви и блеск глаз.
3. Опять. Обязательно с такой математической точностью указывать какая именно рука в процессе участвует? От этого же ничего не зависит. А романтику убивает нафик.
Как один из возможных вариантов:
..., рука скользнула в карман и теперь что-то нервно там теребила...
Кстати, малость странно, что они вдвоем в номере и парнишка пиджак не снял. Они же не в ресторане навиду у всех. Разве что - ради этого самого кармана.
4. Знаешь, не поняла почему в ее "голосе" торжество было. Вроде это она сомневаться-то начала?
Хм.. может лучше - покосился? И приторочен как-то у мя с лошадиной \верблюжьей\ прочее животноводство\ поклажей больше ассоциируется.
Может, просто:
...покосился на видневшиеся над плечом лук и колчан... ?
Все-таки, он же не в военный поход собирался, чтобы так уж всерьез все "приторачивать".
5. По-моему, лишь-нее словечко в фразе. Либо только надо убрать. Иначе фраза кривовато звучит.
Про "клац" Горация уже сказала.
Хм.. лучшие друзья девушек - это бриллианты?

1. Странноватое сочетаньице - или ... а то.
2. Ммм.. а древко в руке осталось?
Имхо, но в этом случае лучше все-таки - устремилось.
3. Знаешь, Солнц, я конечно картинку вполне себе представляю. В смысле - что в виду имелось. Но звучит - имхо - ужасно.
Множество чего? Ты чегой-то пропустил
И, возможно, не что, а которые (если лучики имелись в виду).
Либо - что впитывались сейчас в каждый драгоценный камень..
4. По-моему хмурый и не ахти - это как-то не совсем одно и тоже.
Может - не ахти какой жизнерадостный \веселый \довольный собой\?
5. Учитывая предыдущее предложение, создается впечатление, что уклоняться он собирался от ее поцелуя. Даже последующее пояснение не спасает.
Может - скрывать мысли?
6. Имхо - лучше промахнулся. Промазал грубовато для данного текста.
7. Опять же - имхо - но она скорее спрыгнула бы, раз уж пыталась "избегнуть справедливой кары" за свою выходку.
8. Хм.. это как?
Возможно - ...но и о своей жизни забывать не стоило?

Воть. Все пункты на твое усмотрение. Как обычно, впрочем.
Общее впечатление - забавно и романтично. Уютная такая история получилась. Кошачья. Как будто у камина посидел.
Мурррк, Солнц. Удачи тебе.

Автор: Тореас 13-03-2007, 10:43

Муррк, зайка. спасибо. кое что я подправил...

http://tsarkon.ru/lite/vwork.php?idw=487
здесь окончательный вариант.

Автор: amyki 19-03-2007, 14:54

Ох, давно я здесь не появлялась, сколько всего интересного упустила... Эх... пока прочитала, "Любовь и Стрелы", называется один день из жизни ангелов любви. Знаешь, Тореас, ты просто не представляешь насколько мне близок твой вот этот рассказик, но не будем об этом. Понравилось очень, красивые описания, интересный сюжет, да и в общем осталось впечатление нежной романтики, легкой волшебности... Красиво, и что называется с чувством...

Автор: Тореас 20-03-2007, 6:30

2amyki

точно. не будем. потому что в реале (изза событий минувшей субботы) подобной сказке уже не воплотиться...

спасибо, зайк...

Автор: Тореас 23-03-2007, 9:05

Памяти Павла "Одерона" Крылова...

Пути господни неисповедимы...

Кап. Кап. Кап.
Стук капель по бокам вместительной медной чаши, стоящей на полу под дырой в куполе храма, мешал сосредоточиться. Отец Одер поморщился. Веселая капель, в чьем появлении был повинен смелый осенний дождь, никак не давала ему закончить вечерний молебен. Он в очередной раз сбился. Пришлось опять начинать заново. Да роящиеся в голове мысли отягощали лишними переживаниями.
Свечи у алтаря практически выгорели. Так что если отцу Одеру хотелось сэкономить пару оных, запас которых был и без того худ, нужно было собраться с духом и силами.
Да только подумать легче, чем осуществить. Душа Одера находилась в смятении. Что делать, если люди теряют веру в силы Господни, коли из прихожан остались лишь нищие, что ютятся в стенах храма, прячась от непогоды… В церкви разор и запустение… Подобные казусы донельзя печалили святого отца, но исправить что-либо было не в его силах. Он как мог выполнял свой долг перед Господом, но этого было мало.
Скрепя сердце, он продолжил.
…Ослаби, остави, прости, Боже. Прегрешения наша, вольная и невольная, яже в слове и в деле, яже в ведении и не в ведении, яже во дни и в нощи, яже во уме и в помышлении: вся нам прости, яко Благ и Человеколюбец.
Прихожане – те самые нищие – в большинстве своем не слушали священника. Кто-то ковырялся грязным пальцем в зубах, выковыривая оттуда остатки своей худой трапезы. Кто-то с надеждой смотрел в окно – в прорехах густых кучевых облаков, проливающихся серым ливнем, показались лучи заходящего солнца. И дождь стих, словно почувствовав, что терпение прихожан, вынужденных выслушивать бормотание святого отца и звонкую капель, срывающуюся с потолка, подошло к концу.
… Боже мой, предаю дух мой в руце Твои: Ты же мя благослови, Ты мя помилуй и живот вечный даруй ми. Аминь…
Прихожан как ветром сдуло. Пускай на улице грязь и слякоть, но в храме милостыню точно никто не подаст. А одним Святым Духом не насытишь голодный живот.
Кап.
Последняя капля присоединилась к своим товаркам, и Одер подхватил чашу, дабы опорожнить и вернуть ее на место. Дождь ночью вновь мог начаться, и возвращаться поутру в храм с залитым полом святой отец вовсе не желал.
Задув оставшиеся свечи и притворив за собой приходскую бронзовую дверь, Одер направился к дому.
Ноги в сандалиях с плоскими деревянными подошвами ступали по грязи и лужам. Прошедший дождь хоть и был непродолжителен, но дороги размыл весьма. К тому же новые капли, упавшие с неба на бритую макушку Одера, заставили убыстрить шаг. Это едва не привело к печальным последствиям. К счастью, святой отец, хоть и был отягощен вместительным пузом, которое не смог извести ни один пост, умудрился устоять на ногах и не упасть в серую жижу.
Путь его, как и каждый вечер, пролегал мимо трактира за названием «Красный Бык». Большая деревянная вывеска над дверьми сего питейного заведения потемнела от времени и дождей, но намалеванный на ней бычара с огромными рогами по-прежнему был отчетливо виден. Дверь кабака распахнулась, и чье-то тело, пролетев пару ярдов, шлепнулось лицом в дорожную грязь.
Подниматься пьяница, определенно, не спешил. Напротив, даже устроился поудобнее и, подложив кулак под голову, начал посапывать.
“Боже, благ и свят, почто ты позволил этому бедняге упиться вином крепким, аки тварь неразумная став…”
Но просто пройти мимо святой отец уже не мог. Щуря подслеповатые глаза, он все-таки разглядел лицо того, кто решил заночевать у порога трактира. Кузнец Хаббард, гном, когда-то бывший добрым прихожанином. Позволить гному мокнуть под вновь начинающимся дождем, когда до его дома рукой подать, Одер никак не мог.
- Поднимайся, почтеннейший, - рука Одера легла на могучее плечо и в меру невеликих сил тряхнула. Хаббард прекратил сопеть и открыл покрасневшие и мутные от хмеля глаза.
- Отец Одер, - пробормотал он и снова ткнулся лицом в грязь.
Делать нечего. Пришлось, кряхтя от натуги, взвалить себе на плечи казавшееся неподъемным тело гнома и, медленно ступая, тащить его к дому. Сделав два десятка шагов, Одер понял, что сам сейчас упадет. На лбу выступили крупные капли пота, колени дрожали и подгибались. Хорошо, что в доме кузнеца ожидали подобного его появления. Дверь дома распахнулась, и жена Хаббарда, Лорка поспешила навстречу священнику. Совместными усилиями им удалось затащить гнома, начавшего залихватски храпеть, в гостиную и положить на худой топчан в углу.
- Спасибо вам, святой отец, - голос Лорки был слабым и уставшим.
- Я впервые вижу Хаббарда в таком состоянии. Он ведь раньше капли в рот не брал, - Одер успокаивающе положил ладонь на плечо гномы, - К завтрему он проспится, и я поговорю с ним.
- Не поможет, отче, - Лорка посмотрела Одеру прямо в глаза. Священник даже ужаснулся тому, какой болью был наполнен ее взгляд.
- Что же у вас произо… - вопрос прервало слабое «мама», донесшееся со второго этажа.
- Мирра! – со всех ног Лорка бросилась по лестнице. Одер поднялся вслед за ней. Давненько он видел веселую дочурку Хаббарда…

- После этого мы и перестали ходить в церковь, а Хаббард жестоко запил, - тихий шепот Лорки, укачивающей Мирру, был едва слышен. Бледная малышка-гнома в ее руках вновь впала в забытье. Ее ресницы слабо подрагивали, - Знахари бессильны. Оставалось лишь надеяться на чудо, но господь остался глух к нашим мольбам…
- Я не знал этого, дщерь моя, - так же тихо ответил Одер, - Почему я остался в стороне? - Его глаза печально скользнули по лицу Мирры, - неужели все настолько безнадежно?
В ответ Лорка только покачала головой.
- Не знаю, святой отец. Не смогла я придти на исповедь… И Хаббард не смог… Мы потеряли всякую надежду. С каждым днем ей становится только хуже. Каждую раз, когда я слышу ее тяжелый вздох, мое сердце само готово оборваться. Стоит только представить, что в один день ее не станет… - с глаз гномы скатились две горячие капли. И еще две… и еще…

***

Исправно, день за днем Одер навещал семью Хаббарда, проводя время у постели Мирры, читая молитвы. Сам кузнец по трезвости скептически хмыкнул и пожал плечами, после чего отправился в «Красного Быка» заливать свое горе. На увещевания Одера о прекращении чрезмерного пьянства он не обратил ровным счетом никакого внимания.
Но в глазах Лорки с каждым днем все ярче разгоралась искра надежды. Молитвы святого отца и его присутствие самым чудодейственным образом подействовали на безнадежно больную маленькую гному – на бледные щеки Мирры постепенно возвращался всегдашний румянец. А сказочные истории Одера о злых великанах-волшебниках, добрых драконах и великодушных рыцарях были гораздо действеннее колыбельных – малышка-гнома стала гораздо легче и крепче засыпать. Молва о зарождающемся чуде прокатилась по городку, и в церковь вновь потянулись прихожане.
Сам Одер по-прежнему боялся самого худшего, но никак не мог решиться поведать об этом Лорке, которая и так готова была молиться на него как на святого. Каждый раз у постели Мирры, стоило ему, закрыв глаза, начать читать молитву об исцелении, он словно наяву видел фигуру в сером хитоне с капюшоном, склонявшуюся над кроватью девочки. И каждый раз эта незримая тень была вынуждена делать несколько шагов назад. Одер боялся, что в его отсутствие тень успеет забрать душу Мирры с собой, поэтому просил саму Лорку молиться. Быть может, пройдет время, и призрак откажется от своей затеи…

-… и тогда могучий Артаульф воздел свой меч и одним ударом сразил волшебника, изо рта которого извергался огонь… - Одер и сам уже зевал. Что уж говорить о Мирре: маленькая гнома давно сладко посапывала и наверняка видела прекрасный сон – на ее милом личике играла улыбка. Даже Лорка, сидевшая у изголовья детской кроватки, задремала.
“Самому бы сном не почать…”

Мгла забытья рассеивалась. Кто-то из последних сил стискивал его рясу подле запястья, но крохотные пальцы соскальзывали. Одер открыл глаза и поймал умоляющий взгляд Мирры. Серая фигура тащила девочку-гнома за собой, вверх по кажущейся нескончаемой туманной лестнице.
- Остановись! – Одер едва успел ухватить Мирру, которую безликий дух продолжал тянуть за собой, за руку, - Богом истинным и всемогущим тебя заклинаю! Изыди нежить проклятущая!
Призрак замер, но руку девочки не выпустил. Голова, скрытая серым капюшоном, медленно, словно нехотя, повернулась на Одера.
- Изыди, исчадие зла! – священник свободной рукой до боли стиснул нательный крест, что на груди висел.
- Смертный, - невозможно было определить, кому принадлежал безразличный голос из-под капюшона: толи мужчине, толи женщине, - Не тебе решать, кого я беру к себе.
- Господь не попустит, и я не позволю, чтобы это ангельское чадо тебе досталось!
- Господь… - казалось, в казавшемся безжизненным голосе появись проблески эмоций, - Он дает, но и забирает. Не тебе препятствовать Его помыслам. Пути Его неисповедимы…
- Кощунство! – слова серой тени вызвали у святого отца жгучую ярость, - ежели бы это действительно правдой было, не направил бы Он стопы мои к сей душе страждущей. Не дал бы светочу Веры возродиться в душах детей Его!
- Вера для тебя по-прежнему что-то значит?
- Служение Господу есть жизнь моя. Тело и дух мой Ему принадлежат. Дело мое – нести Его свет и мудрость чадам его, Веру в силу, мощь и чудеса Его, - более искренним, нежели сейчас, Одер доселе не был, - Поэтому убирайся! Доколе жив я, ее душу ты не получишь!
Послышалось или фигура в сером облегченно вздохнула в ответ?
- Что ж, идем тогда… - Безликий протянул Одеру ладонь, - А ты, малышка, возвращайся к маме и папе! Теперь ты никогда больше не будешь болеть… – голос из-под капюшона наполнился теплотой и заботой. Серые пальцы разжались. Вскрикнув, Мирра бросилась к Одеру, но ее маленькие ручонки так и не коснулись коричневой рясы. Гнома исчезла, будто ее и не было.
- Идем, - повторил дух и откинул капюшон, скрывавший лицо, - Идем, святое чадо мое! Ведь приходил я за тобой…

В небе над городом короткой вспышкой зажглась еще одна яркая звезда…

***

- Мама! Папа! – Мирра испуганно вскочила в кровати и тут же оказалась в крепких объятиях Лорки и Хаббарда, - мне такой сон страшный снился…
- Какой, дочка, расскажи? – Лорка прижала дочку к себе еще крепче, пытаясь скрыть заплаканные глаза.
- Меня тень серая, страшная-престрашная, с собой забрать хотела, - возбужденно зашептала девочка на ухо матери, - я так испугалась… Хорошо, что отец Одер рядом был… он что-то сказал о Господе, и тень отпустила меня. Сказала, что теперь я здорова, и болеть больше не буду, совсем-совсем. А потом я проснулась… Правда, отец Одер такой хороший? Можно я расскажу ему сон, как он меня спасал? – Лорка перестала обнимать дочь, и та посмотрела ей прямо в глаза.
- Он… он ушел, милая… - губы Лорки задрожали.
- Как жаль… - Мирра наморщила носик, - а когда он вернется?
- Боюсь, что он больше не вернется, дочка… - Хаббард подхватил маленькую гному на руки и вышел из комнаты. За спиной раздались сдавленные рыдания Лорки, - он… он ушел… ушел насовсем… Ведь есть еще столько маленьких девочек и мальчиков, которых нужно защищать от злых серых теней. Но ты же не забудешь его?
- Нет, папа, - гнома обняла кузнеца за шею, - ни за что!
- И мы с мамой его тоже никогда не забудем. И другие… Все будут помнить о нем.
- Да, папа…

Автор: Sloniara 23-03-2007, 11:48

Сразу по названию- меняй, имхо стих от прорка Исайи не подходит....

Далее по тексту

любишь ты слово- дробот. (это я так, просто подметил )

не совсем понял смысла фразы. А ведь это начало - самое важное в рассказе. Зачем ему собираться с духом и силами, если он не может сэкономить.



Если за основу берется наше христианство, то имелись ввиду нищие духом, которых царствие небесное. т.е. люди постоянно ищущие больше и больше дял души, стремящиеся к чему -то более духовно-ценному.
А у тебя простые нищие бродяги.

Кстати, на будущее. Если священник допускает Такое в своем храме, его надо расстричь и лишить сана. У тебя в церкви кто чем занят...

Оба с большой буквы. Во первых , так принято, во вторых, у тебя идет картина от лица священника- лица заинтересованного.

Далее- картина грустная- проблема с куполом. Но что, у него рук нету? Залез бы на крышу, да какой ветошью закрыл дыру.

а кака же аттрибуты для обрядов? кадило, чаши и прочая дребедень? я бы тоже в такую церковь не ходил.

Хаббард- хорошее имя. Оно тебе ничего не напоминает, или это камень в огород Хаббардистов? +1

Сорка- колдунья. Достойная пара Хаббарду , сказал бы тебе любой честный христианин, Гелла- дочка - имя по Булгакову тоже особы весьма не положитежльной, а на службе у князя тьмы.

Итог- Ядерная семейка

так! в первую очередь люди бегут куда? особенно если бессильны врачи? правильно! или к шаманам или в церковь. В данном случае у нас были нормальные прихожане. Почему священник все узнает в последний момент!? Не верю!

Далее- постепенное чудо. Бывает и так. А бывает и чудо мгновенное.

На редкость хреновый священник. Во первых у него не т веры. Во вторых если он сомневается, надо было брать пост, звать братьев, и совместными усилиями укреплятся в вере и благодати. Не молчать.


А вот дальше все очень хорошо. Концовка очень хороша выстрелила. Но первые две трети рассказа- переделать. Боюсь, прокатят тебя люди знающие христианские тезисы

Автор: Тореас 23-03-2007, 11:56

Спасибо.. побежал в припрыжку править...

UPD: уффф... подправил немного вкупе со своими соображениями..

Автор: Горация 23-03-2007, 15:02

Как обычно, не могла пропустить…Философская новелла о самопожертвовании и человеколюбии… Единственное, чего мне кажется немного не хватает, это размышлений самого священника. Не те довольно заученные фразы, которые он произносит, а именно мысли, какие-то рассуждения, возможно, о смысле жизни и о том, в чем заключается этот смысл конкретно для него.

И, как обычно, несколько камешков в колодец…

[QUOTE]Дробот капель по бокам вместительной медной чаши, стоящей на полу под дырой в куполе храма, мешал сосредоточиться[/QUOTE]
Во-первых, мне совсем не нравится слово «дробот» (субъективное мнение)), я бы заменила на что-то вроде «звонкая дробь капель». Во-вторых, несколько настораживает, что капли попадали только по бокам чаши… В-третьих… ну, здесь я не уверена, могу ошибаться (история архитектуры была слишком давно)… кажется, здание внутри ограничивается сводом, на который, в свою очередь ставится купол…

[QUOTE]Веселая капель, в чьем появлении был повинен смелый осенний дождь[/QUOTE]
Кажется, правильнее будет «в появлении которой» - капель – неодушевленная…

[QUOTE]Свечи у алтаря практически выгорели, от них оставались жалкие огарки[/QUOTE]
Выгорели – огарки – близкие по звучанию слова. И, кажется, выгорают дрова, а свечи оплывают или догорают.

[QUOTE]запас которых был и без того худ[/QUOTE]
Скорее, не «худ», а «скуден» «Худ», скорее всего, подозревает «плохой», а не «малый».

[QUOTE]выковыривая оттуда остатки своей худой трапезы[/QUOTE]
А вот это уточнение точно лишнее!!!

[QUOTE]в прорехах густых кучевых облаков, проливающихся серым ливнем[/QUOTE]
проливаюЩИХ серЫЙ ливЕНЬ. Сами облака проливаться не могут.

[QUOTE]в храм с залитым полом[/QUOTE]
не удачное выражение. Возможно, просто, «в залитый водой храм», на мой взгляд о поле уточнение лишнее.

[QUOTE]приходскую бронзовую дверь[/QUOTE]
не уверена, что слово «приходскую» здесь употреблено правильно. Приход – это церковь, к которой приписаны люди определенной местности, района, улицы, (не в смысле здания). Люди, посещающие определенную церковь – прихожане прихода. Священник, служащий там – приходской священник. А дверь здесь может быть лишь ведущей в предел (храма, правый или левый, в зависимости от размера собора), либо входной.

[QUOTE]К тому же новые капли[/QUOTE]
Ага… значит, прежние капли были старыми….

[QUOTE]бычара с огромными рогами[/QUOTE]
Вот кажется мне, что «бычара» - словцо совсем из другой оперы…. Или его так братки называли?


[QUOTE]святой отец уже не мог. Щуря подслеповатые глаза, он все-таки разглядел лицо того, кто решил заночевать у порога трактира. Кузнец Хаббард, гном, когда-то бывший добрым прихожанином. Позволить гному мокнуть под вновь начинающимся дождем, когда до его дома рукой подать, Одер никак не мог.[/QUOTE]

[QUOTE]Сделав два десятка шагов, Одер понял, что сам сейчас упадет[/QUOTE]
Не хватает союза «и» после «что»

[QUOTE]На лбу выступили крупные капли пота[/QUOTE]
Ведь дождь начался… едва ли это уже было бы существенной деталью

[QUOTE]Хорошо, что в доме кузнеца ожидали подобного его появления. Дверь дома распахнулась[/QUOTE]

[QUOTE]дщерь моя[/QUOTE]
Здесь в обращении мне это слово кажется неуместным… Одно дело, когда говорится, например «дщери человеческие» в общем смысле…. А такого употребления я не встречала…

[QUOTE]Каждую раз[/QUOTE]
Опечатка

[QUOTE]Самому бы сном не почать[/QUOTE]
Не «почать»!!!! а «почить». Почать – открыть.

[QUOTE]стискивал его рясу подле запястья[/QUOTE]
не очень представляю, как можно стискивать рясу…. Руку, но не ткань…

[QUOTE]по кажущейся нескончаемой[/QUOTE]
костноязычно… может, по бесконечной?

[QUOTE]повернулась на Одера[/QUOTE]
скорее всего «повернулась к Одеру».


Хм... прочла предыдущий отзыв.... согласна с тем, что здесь весьма вольная трактовка религии....

Автор: Тореас 23-03-2007, 15:19

2Gorac
спасибо. твое мнение всегда очень важно.

ай-ай-ай... а ведь я уже давно исправленную версию выложил..

не важно.. факт то - что прохудилась крыша.

тоже убрано.

не-а.. аналогия:
проливающиеся дождем. творительный падеж, однако.
следовательно "серым ливнем"

тот дождь закончился. новый - начался.

в целом - спасибо, кое-что я еще обязательно подправлю.

С уважением, Тореас.

Автор: Тореас 3-04-2007, 8:28

Дорогами сказок

- Ты чьих будешь, милок? – кривая старуха с метлой в руках, хитро прищурилась единственным глазом, на время остановив свое лихое занятие по избавлению асфальтовой дорожки от пыли и мусора.
- Домой идем, бабуль, - молодой человек в черной одежде был вежлив, - да, видимо заплутали… не поможешь сирым? Долину Магов ищем… – в глазах цвета стали плясали искры смеха. Не думал он, что возвращение в Долину будет таким долгим.
- Папа, кто это? – из-за плеча мага (а кем же еще мог оказаться сей путник на тропах Межреальности) выпорхнуло что-то до боли напоминающее дракона. Вернее – драконицу, чья чешуя отливала мягким жемчужным цветом.
- Не знаю, дочка, - молодой чародей покачал не по годам седовласой головой, - да и не важно это, лишь бы до дому дойти.
- Откель путь-то держите? – старуха смачно сплюнула в донельзя большущую урну, что по форме больше напоминала ступу. Только пестика не хватало.
- С Краба Затонувшего, - протянул маг, - может, слыхивали?
- А! Как же, как же… Кто мимо не проходил, все о вас талдычили, - старушенция заулыбалась во весь рот, явив миру оставшиеся три гнилых зуба, - давно уж ждем вас! Значится так, пойдете прямо и направо. Там старичка одного увидите, у него спросите, куда дальше. Он укажет путь.
Фесс и Рыся двинулись в указанном направлении.
- Папа, ты думаешь, этой бабушке можно было доверять? – драконица парила метрах в десяти над магом в черных одеждах. Взмахи ее жемчужных крыл гнали на чародея тихие воздушные волны, колыхали полы его мантии.
- Думаю, да, Аэсоннэ. Не знаю, откуда у меня это ощущение, но чувствую, что мы идем правильным путем.
- Хорошо, папа…
Седовласый только улыбнулся в ответ. Привыкла дочка не верить никому, кроме него, Фесса, и себя самой…

…Долгим был путь, да вовсе не унылым. Конечно, сомнительное удовольствие шагать по вымощенной желтым кирпичом дороге в сопровождении гремящей железяки за именем Железный Дровосек, соломенного пугала назвавшимся немудрено – Страшилой, Льва, бравого песика Тотошки и сопливой нимфетки Элли. Как понял Фесс, сия компания презабавных попрошаек брела в некий Изумрудный город просить милостыню у тамошнего правителя – Гудвина. Некромант недоумевал: то ли этот Гудвин – само благородство, помогающее обездоленным направо и налево, то ли этот разношерстный сброд совсем не дружит с головой. И после признания Страшилы, что он идет просить у Гудвина мозгов, догадка мага оформилась в сто процентную уверенность.
Казалось, трескотня случайных спутников может быть бесконечной. Но и эта болтовня время от времени перемежалась напускными слезами Элли и Дровосека и последующим тыканьем масленкой в некие бедовые сочленения, которые, предположительно, заржавели. Ладно, Дровосек – как-никак железный малый. Но Элли?! И странные стоны в кустах, куда отправлялись “смазываться” Элли с металлическим лесорубом, навевали совсем другие мысли. В эти моменты все предпочитали возводить очи горе и затыкать уши.
Хорошо, что пути-дорожки все-таки разошлись в разные стороны. Желтокирпичная мостовая свернула налево, а маг и драконица по советам ягой старухи упорно перли напрямик. Ибо пока не представлялось возможности обратить взор в нужную, правую сторону.
Впрочем, оная возможность представилась через несколько минут после прощания с попрошайками. В нескольких десятков метров перед Фесом и Аэсоннэ был обрыв. По левую руку от него пузырились скалы. Сначала маг подумал, что у него начались зрительные галлюцинации. Но нет – поверхность камней была подернута маревом всех цветов радуги, которое постоянно менялось: то проваливаясь вглубь, то вздымаясь локальными шпилями. К тому же скалы постоянно перемещались, хаотически меняя направление и скорость вращения.
“Словно танец исполняют” – мелькнула мысль.
Время от времени на «поверхности» Танцующих Скал, как их назвал про себя Фесс, вырастал пузырь, так похожий на обычный мыльный, что так любят надувать малые детишки. Лопаясь, этот шар издавал звук, очень схожий со стонами умирающего.
“Это не то…” – взгляд мага скользнул дальше. Его взгляд обратился в противоположную сторону. Тропа делала предрекаемый доброй бабушкой изгиб вправо.
“Не обманула…”

…“Какие сюрпризы преподносит судьба!” – перед Фессом и Аэсоннэ, словно из ниоткуда, появилась юрта не юрта… чум не чум… Но перед этим загадочным сооружением, паря в воздухе в позе лотоса, потягивал стоящий на земле кальян старичок в белых шароварах и такого же цвета тюбетейке. Его глаза, уголки которых были испещрены морщинами, были прикрыты от блаженства. Седая борода торчала удовлетворенной лопатой.
- Папа, прям вылитый Хоттабыч из детских сказок… Помнишь, ты мне рассказывал? – драконица перекинулась в облик маленькой девочки с удивительными жемчужными волосами, и взяла волшебника под локоть.
Фесс поморщился. В его представлении Хоттабыч был несколько иным. Иль, быть может, это доблестная Клара Хюммель утаила несущественные на ее взгляд детали…
- Кхмм… - Фесс прокашлялся, пытаясь привлечь внимание старика, который, видимо, погрузился куда-то очень глубоко. Предположительно – в нирвану.
В ответ седобородый с шумным “пффф” выпустил дым в лицо магу, но глаз не открыл.
“Что же ты куришь-то, гад такой!” – маг втянул в себя воздух. Определенно, в кальяне у старичка находился не табак…
- Уважаемый! – пришлось даже потормошить старикана за плечо, чтобы тот, наконец-то, соизволил продрать свои зенки.
- Што? Хто тут? – раздался визгливый голос, и подслеповатые глаза уставились на Фесса и Аэсоннэ, - чего хотитя, отроки?
“Вот укурок долбаный!” – чародей уже пожалел, что подошел к этому старому наркоману. Белки глаз старика были испещрены красными прожилками, а взгляд испускал блаженство. Быть может, правы были фессовские дружки-балбесы из Академии - хорошей травы много не бывает.
- Дедуль, нам сказали, что ты нам дорогу покажешь. Домой мы идем… - а в голове забилась мысль, - “Неужели, эта старая карга обманула! А ведь не почуял подвоха… Опять ты облажался, некромант!”
- А… милы мои! – “Хоттабыч” ухмыльнулся, - а я уж и заждался! Все давным-давно готово. Вооон там, - старик неопределенно махнул рукой себе за спину, - сами дойдете или вас «вжжжикнуть»?
- «Вжжжикнуть»? – тут, особенно после путешествия в компании Элли и Дровосека, следовало насторожиться, что маг и не преминул сделать. Может, этот наркозависимый еще и извращенец к тому же…
- Ну, телепортировать, непонятливый ты мой! - дед махнул рукой, - Эх, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя… Тассельхоф, тот только об этом и просил. Знаете Тассельхофа? – старик вызывающе уставился на мага и драконицу, - Ну, кендер! С этими... как их… с Маджере все шастал, Рейстлином и Карамоном!
Фесс и Аэсоннэ только покачали головами. Имена были незнакомы.
- Так что, «вжжжикнуть»? – старик еще разок с наслаждением пыхнул кальяном. В воздухе поплыл дурманящий сладковатый запах.
- Ну, «вжжжикни»! А то вдруг потеряемся! – по-прежнему осторожно произнес Фесс.
- Ох, и молодежь пошла! - старик сокрушенно вздохнул, - И чего замерли тогда? Становись рядом! Эх, где моя молодость… Трах-тибидох-тибидох! – “Хоттабыч” вырвал из бороды три волоска и одним движением порвал.
Вокруг Фесса и Аэсоннэ закрутился радужный вихрь портала…

Дед и впрямь перенес мага и жемчужноволосую девочку-дракона в неплохое место. Но это, определенно, была не Долина Магов. Путники очутились на довольно большой поляне с мягкой изумрудной травой. Окружающая обстановка настойчиво твердила о том, что они попали в какую-то неправильную сказку или чей-то горячечный бред.
За спиной пронзал фиолетовое небо древний сосновый бор, на опушке которого, кряхтя от радикулита, устраивалась на гнезде с яйцами Избушка на Куриных Ножках (кто настругал несчастной хижине детей на старости лет остается только догадываться).
По левую руку в болоте тонули Три Богатыря. Илья Муромец и Добрыня Никитич крыли матом Алешу Поповича, который уже по горло скрылся в трясине. Еще немного и воду хлебать начнет.
- Рухнувший с дуба идиот! – орал Муромец, - кто тебе сказал, что от камня-указателя нужно ехать именно так?! Не прямо, не направо, не налево, а на северо-запад, видите ли! Полудурок!
- А почему полудурок-то? – Алеша едва успел отвернуться. На него в который уже раз норовила прыгнуть и поцеловать в губы пристроившаяся на ближайшей кувшинке царевна-лягушка, – а ты уйди, тварь! Не то я за себя не ручаюсь. Еще с земноводными не целовался! Иди тренируйся вон, на кошках! - он кивнул в стороны Илюши и Добрыней.
Лягушка обиженно надула щеки, но промолчала.
- Полудурок почему? – Муромец еще раз сплюнул от досады, в очередной раз метко угодив в глаз незадачливому Поповичу, - потому как я, старый дурак, поверил тебе! А я в два раза тебя старше!
И пошел дальнейший обмен любезностями…
Справа вздымались горы. Там располагался вход в древнее королевство гномов – Морию. Но ворота были закрыты. Иначе как объяснить, что семеро отважных рудокопов отчаянно пытались пробить скалу на месте ворот тараном. Присмотревшись внимательнее, Фесс понял, что таран – это окоченевшее тело Белоснежки.
Гномы, на время устроили короткий перекур, выколотили пепел из трубок, и вновь принялись методично осаждать Врата Мории с помощью своего “тарана”. Каменные створки начинали трещать и осыпаться мелкой крошкой… Из образовавшейся трещины показалось хмурое лицо Гэндальфа Серого. Можно было бы сказать – Чрезвычайно Cерого, вследствие его хмурости.
- Вам же Всеобщим языком было сказано «Занято»! – далее последовала непереводимая игра слов с использованием эльфийских идиоматических выражений. Из-за спины серого мага подбадривала четверка хоббитов – малышей, пусть и малого роста, но со взором горящим…(чем занимался Гэндальф в морийских потемках сразу с четырьмя хоббитами история стыдливо умалчивает. Может, взор им поджигал… а, может, даже и подбадривал…)
Вдали, на расстоянии метров ста, в напрасной надежде превратиться обратно в добра молодца бился об землю Финист Ясный Сокол. Одно крыло было неестественно вывернуто, перья на разбитой голове топорщились, правый глаз заплыл… Но Финист не оставлял безуспешных попыток.
В небе над Финистом кружил Змей Горыныч, раздумывая как бы проще расправиться со своим будущим обедом. Похоже, что Ясному Соколу оставалось жить считанные мгновения. Горыныч, плотоядно раззявив все три пасти, рванулся в крутое пике…
- Папа, это что, Долина? – Рысь-младшая недоуменно подняла глаза на Фесса, - ты мне рассказывал совершенно иное.
- Нет, Аэсоннэ, не Долина это вовсе, - ответить Фессу не дал чей-то приятный тенорок, раздавшийся за спинами путников, - но теперь это – ваш дом.
Волшебник и его дочь-драконица одновременно повернулись к говорившему. Перед ними стоял невысокий паренек лет четырнадцати. Каштановые вихры смешно топорщились, и карие глаза смотрели весело и задорно.
- Теперь это – ваш дом, - повторил он, улыбнувшись, - так что обустраивайтесь. Лично от себя порекомендую поселиться вооон там, - и махнул рукой в сторону морийских Врат, - и компания подходящая и воздух чистый… горный… я уже и подвинул кое-кого оттуда.
- А вы кто, уважаемый? И что это за место? – в голосе Фесса было смирение. Он просто знал, что так надо.
Паренек улыбнулся и машинально поправил непослушные вихры.
- Читатель меня зовут… А место – Книжная Полка.
На глазах у Фесса и Рыси у подножия гор выросла гигантская Черная Башня.
- Добро пожаловать домой, некромант!

***

Перевернулась последняя страница, и Читатель, с сожалением вздохнув, закрыл книгу. Спустя пару мгновений томик «Войны Мага» занял заранее отведенное место на полке, рядом с Властелином Колец и другими сказками…
Когда-нибудь придет время, чтобы пересилить себя и вытряхнуть пыль с корешков тех книг, что покоятся на Полке… перечитать еще раз. Но пока Читатель думал о другом – новой покупке в книжном магазине.
На столе лежал двухтомник «Хроник Амбера» – Янтарного Королевства Роджера Желязны…

Автор: Ancalime 3-04-2007, 9:52

Привет=)

Критик из меня не весьма хороший, так что оставим эту задачу для специалистов) Единственный момент, на котором спотыкнулась лично я -

- как по мне, так или просто серые, или цвета стали.

Если такое творится в масштабах книжной полки, должно быть в шкафу живется еще веселее - места-то для книг больше)
Такой позитивный рассказ с самого утра - день начинается замечательно. Спасибо!=)

А Корвину там понравится, ага=)))

Автор: Тореас 3-04-2007, 13:22

Спасибо, что заглянула. ага.. пропустил я этот момент с глазами, ну да шиш с ним подправлю... главное позитив

Автор: Тореас 9-04-2007, 10:10

Душа в бумажной обертке

Под ногами похрустывал первый выпавший снег. Белые хлопья, подгоняемые попутным ветром, залепляли глаза и настырно пытались забраться за шиворот, чтобы пощекотать.
- Сынок, не подмогнешь? – из раздумий Сергея вырвал дребезжащий старушечий голос, - мне б только дорогу перейти и я дома. Так и ноги уже не идут, и руки отваливаются.
Овчинников кивнул и принял из рук бабушки тяжеленные сумки. Он как раз собирался переходить улицу, так почему бы заодно и не помочь старому человеку. Его даже не смутил “восхитительный” аромат, что доносился из баулов. Каждый живет в меру своих возможностей, а у нынешних пенсионеров они весьма ограничены. Нельзя было винить эту старушку в том, что она в поисках пропитания или дополнительного заработка обшаривала местные свалки. Может, и ему самому вскоре придется нищенствовать… Нет. До такого он не опустится. Слишком велики гордость и самолюбие. Лучше уж пулю в лоб…
- Спасибо, милок, - голос старушки вновь пробил пелену мыслей. Сергей удивленно моргнул. Оказалось, что он донес сумки прямо до обшарпанных дверей бабушкиной квартиры, - даже не знаю, как тебя и благодарить… Мабуть, зайдешь, так я тебя чайком угощу.
- Не за что, бабуля, тороплюсь я, - Сергей улыбнулся, - уж извини, что не могу гостеприимством воспользоваться.
Шаги Овчинникова уже гремели по подъезду. Где-то раздался протестующий «мяфф» разбуженного кота. Старушка едва слышно вздохнула, и ее губы прошептали: “Добрейшей души ты человек, Сережа…”

Сергей вышел с подъезда и взглянул на часы. Стрелки показывали половину десятого. Оставалось еще полчаса. Торопиться было некуда. До особняка Первушиной, куда он направлялся, было всего пара кварталов.
Щелкнула зажигалка. Сергей закурил. При воспоминании о Первушиной его снова затрясло. Хорошо, что хоть за руль не стал садиться, не то точно бы с первым попавшимся столбом поцеловался. Короткими шагами на негнущихся ногах он двинулся к намеченному месту.
Проезжающая мимо машина, коротко блеснув фарами, на несколько секунд выхватила из снежной пелены медленно бредущую по тротуару фигуру, кутающуюся в короткое черное пальто.
Дрожащая рука поднесла к губам выкуренную до половины сигарету. Едва тлевший огонек вспыхнул яркой рубиновой звездочкой. Сергей сделал очередную глубокую затяжку, но напряжение и не думало спадать.
Вот и знакомый поворот, направо, под арку. Еще пару десятков шагов, звонок в дверь, и встреча с судьбой состоится. На карту в буквальном смысле поставлено все. Проиграет он сегодня – и жить-то дальше будет незачем. Если же выиграет… Для себя Овчинников твердо решил завязать с азартными играми. Ничего, кроме проблем, играя в карты, он не нажил.
Зашипел в небольшом сугробе брошенный окурок, так и не долетев до предназначенной для него урны. Сергей обстучал ботинки от налипшего на подошвы снега и поднялся по ступеням. Вздохнул и нажал на пятачок звонка.
Потекли томительные секунды ожидания. Наконец, дверь скрипнула, и хлынувший из проема яркий свет вынудил Сергея зажмуриться.
- Проходите, госпожа ждет, - тихий баритон дворецкого заставил содрогнуться. Голос был словно неживой, потерявший все краски и гамму чувств.
Сергей буркнул в ответ что-то невнятное и поспешил пройти в прихожую. Снял пальто и шляпу.
- Разрешите помочь? – дворецкий принял одежду из рук Сергея, - Госпожа ожидает в гостиной…

- Господин Овчинников, чрезвычайно рада вашему визиту, - Анастасия Павловна Первушина, женщина с чертовски привлекательной внешностью и бархатным голоском, встала с кушетки, сердечно приветствуя гостя. Впрочем, за напускной теплотой и душевностью скрывался характер настоящей стервы и порядочной суки. Все это вкупе с трезвым умом и холодной расчетливостью делало ее настоящей дьяволицей. Она с легкостью разбивала сердца, втаптывала в грязь чужие честь и достоинство. Ее любили и ненавидели одновременно.
Но помимо всех этих женских заморочек, Анастасия Первушина по-прежнему оставалась непревзойденной в игре в карты. Никто, будь то мужчина или женщина, так и не смог ее обыграть. Каждого рискнувшего она раздевала до нитки и отпускала восвояси.
Теперь настал черед и Сергея. Сегодня был его последний шанс отыграться. Он спустил практически все свое состояние, но не терял надежды выкарабкаться. Хотя внутренний голос настойчиво твердил “Брось, пока не поздно!”
- Крайне польщен, Анастасия Павловна, - Сергей склонил голову в легком поклоне. Хорошо, что она не заметила, как он судорожно сглотнул. При взгляде на прелестницу у него на миг пропали все мысли об игре. Рыжие локоны, словно огненный ореол, окутывали ее голову, спускались на плечи, прятались в глубокое декольте зеленого вечернего платья. Алые губы призывно манили.
- Приступим, Сергей Геннадьевич? – Первушина поплыла в сторону специального приготовленного столика, - Думаю, незачем откладывать дела в долгий ящик.
Овчинников кивнул. Действительно, зачем тянуть. Не за великосветской же беседой он пришел…

- … Еще партию, Сергей Геннадьевич? – в бесовских глазах Первушиной плясали отблески от горящих вокруг свечей.
- На что, позвольте спросить, я с вами еще играть могу? Мои карманы, как и мой банковский счет, пусты! – в глазах Овчинникова стоял неподдельный ужас. Какого, спрашивается, дьявола, он вообще сюда шел… Ведь понимал, что нужно остановиться…
- О, мой дорогой друг, поверьте мне, у вас еще есть на что сыграть… - Первушина игриво стрельнула глазками в Сергея, с удовольствием затянулась и выпустила струйку дыма в потолок, - и эта ставка с лихвой перекроет все то, что вы мне проиграли.
- Что же это, Анастасия Павловна? – Сергей непонимающе уставился на Первушину. Неужели, ей потребовалась его жизнь… Что ж, по крайней мере, он ничего не потеряет, сыграв еще партию. И так дома, в верхнем ящике письменного стола дожидался заряженный револьвер, - Хотя, я в любом случае согласен.
- Нет, Сергей Геннадьевич, жизнь ваша, меня не интересует, - женщина довольно рассмеялась, наблюдая реакцию Овчинникова, - а вот душа – совсем другое дело.
- Шутить изволите?
- Отнюдь… Степан! – Первушина потушила сигарету и кликнула дворецкого, - будь любезен, принеси перо, чернильницу и договор.
- Договор?
- Конечно, мил друг. Нужно же нам документально скрепить наше соглашение. Вы ставите душу, я – все то, что вы мне проиграли, и еще немного сверху. Возьмете верх – считайте, что мы с вами и не встречались вовсе. Если же выиграю я, то уж не обессудьте… Ну, так что, не передумали?
Сергей отрицательно покачал головой. Оказывается, Анастасия Павловна еще и психопатка… Впрочем, застрелиться и “без души” можно.
Тем временем дворецкий Степан принес все потребное. Даже не взглянув в текст, что чернел на желтоватой бумаге, Сергей обмакнул кончик пера в чернильницу и широким росчерком оставил свою подпись. Буквы загорелись ярко-алым.
- Какие у вас чернила странные, Анастасия Павловна…
- Самые подходящие, - Первушина окунула кончик пальца в склянку и слизнула с него багряную капельку, - такие договора принято скреплять кровью. Пусть не своей, но все же…
- Вы сумасшедшая! – если у Овчинников и оставались сомнения по этому поводу, то теперь они окончательно развеялись.
- Думайте, что хотите, - женщина оставила свою подпись на договоре, - но играть все равно придется, - по ее лицу пробежала тень усмешки, - Сдавайте, дорогой мой человек!

Пара двоек, тройка, семерка и туз. Почти как у классика.
Пора вскрываться.
Мысленно скрестив пальцы, Сергей открыл карты. Пришел черед Анастасии Павловны…
Вслед за десяткой пик, на стол легли валет, король и туз той же масти. Последней, словно в насмешку, появилась роковая пиковая дама. Ройал-флэш…
Да. Жаль, что пистолет остался дома. Больше всего Овчинникову сейчас хотелось прострелить голову сидящей напротив женщины. Потом в довесок убить дворецкого. И финальным аккордом покончить с собой.
- Вы проиграли, Сергей Геннадьевич, - голос Первушиной был странно сух, - ваша душа теперь моя. Степан, инструменты!
Увалень-дворецкий мигом испарился. Будто и не было.
- Какие еще инструменты? – Сергею показалось, или в горле что-то действительно задрожало.
- Голубчик, вы проиграли? Проиграли… Договор подписали? Подписали… так чего удивляемся? – Первушина подвинула пергаментный лист с кровавыми росчерками поближе к Сергею, - Удосужились бы прочесть – не задавали бы глупых вопросов. Читаем…
Я, нижеподписавшийся Овчинников Сергей Геннадьевич обязуюсь отдать свою душу Сатане, представленному нижеподписавшейся Первушиной Анастасией Павловной, если проиграю ей последующую партию в покер.
И далее ваша и моя подписи.
- Но…
- Что “но”? Не могу же я душу-то вашу…душонку… душоночку… без инструментария изъять.

Дворецкий притворил входную дверь вслед за гостем. На улице уже светало.
- Степан, поди сюда! – голос Анастасии Павловны донесся из гостиной.
- Да, госпожа?
- Будь добр, выкинь эту гадость, - Первушина изящным жестом указала на карточный столик, где внутри скомканного листа бумаги с договором лежала душа Сергея, - такого добра и в Аду хватает.
- Как выкинуть? Куда? – Степан непонимающе уставился на хозяйку.
- Руками. На помойку. Там ему будет самое место. Среди таких же отбросов, - Первушина слабо улыбнулась, - Однако, и намучилась я, пока душу из него вынимала.
- Так стоило ли тогда всю ночь с ним возиться? Отпустили, и вся недолга.
- Тут дело принципа… Договор есть договор. Карточный долг – это святое.
- Так для вас же нет ничего святого.
- И правда… Ну, да не суть. А вообще, что-то ты больно разговорчив у меня стал, голубчик. Твое дело приказы выполнять, а не рассуждать. Не то живо замену тебе подыщу. Благо желающих много, - в уставших глазах Первушиной мелькнула искра раздражения, - Забирай эту дрянь и оставь меня…
Степан поспешил ретироваться вместе с мусором…

Сергей брел без цели. Просто шел, куда глаза глядят. Он не помнил прошлого, не думал о будущем и смутно сознавал настоящее. Даже собственное имя он забыл.
Ноги выписывали замысловатые кренделя по тротуарам и дорогам. Хорошо, что в рассветный час машин было еще не так много. Но каждый водитель считал своим долгом хотя бы яростно погудеть на шатающегося, подобно пьянице. Лезет, чертила, на проезжую часть… Смерти хочет, видимо.
Пара человек удосужилась даже остановиться, выйти из авто и дать нахалу по лицу. Сергей падал и вставал с абсолютным безразличием. Шел дальше…
- Сынок… сынок! – чей-то голос слегка разогнал туман, царящий в голове, - ты тут потерял…
Мутным взглядом он уставился на говорившего. Вернее, говорившую. Откуда-то ему была знакома эта старушка с двумя набитыми чем-то сумками.
- Потерял?
- Да, держи, - бабушка торопливо сунула Сергею в руку какой-то хрустящий комок.
- Что это?
Ответа не последовало. Старушки и след простыл.
Сергей развернул бумажный комок, что оставила в его руке старушка. В груди внезапно потеплело. В голове прояснилось.
На смятом листе договора лежала его слегка потрепанная душа…

***

- Повезло тебе, Матрена. Воля случая… а так бы списали тебя по профнепригодности, - апостол Павел черкнул что-то у себя в журнале, - но я, так и быть об этом умолчу. Лети за премией, ангел-хранитель… - он ехидно хмыкнул.
Кряхтя, старушка расправила крылья. С Сергеем все висело на волоске и почти сорвалось.
Впрочем, душа спасена, и хорошо все то, что хорошо кончается…

Автор: Тореас 16-04-2007, 7:05

Никто не пострадал

Как профессор умудрился достать уран, наверное, одному Богу известно. Впрочем, лучше не поминать при нем имя Господа всуе. Хоть и физик-ядерщик, а весьма набожный человек. За неосторожное слово, а паче того – богохульство – может и по шее приложить. А рука у него ох и тяжелая…
Диву даешься, сколько в нем энергии. Откуда только берется… На зарплату университетского преподавателя особо не зарядишь внутренние батареи жизнерадостности и энтузиазма. А этот лысоватый шустрик по-прежнему горит жаждой исследования. Даже лабораторию себе отдельную выбил у ректора – огромное подвальное помещение под перестраиваемым спортзалом. Все ему надо успеть, все попробовать. Тот или иной эксперимент провести при новых условиях. Все физику микромира на макромир перекинуть пытается. Один раз даже оставили целый район без электричества – в целях эксперимента, само собой. Один черт – не хватило напряжения…
И вот сейчас, профессор Лаптев и я, его скромный ученик, студент четвертого курса Долматов, облаченные в прошитые свинцовой нитью комбинезоны, склонились над миниреактором. Сергей Антонович сам сконструировал это чудо, и был необычайно горд тем, что может хоть с кем-то поделиться своими успехами. Я был единственным человеком, которому он доверял. Остальных он, отчего-то, чурался.
Урановые стержни встали как и должно. Цифры на индикаторе аккумуляторной установки поползли вверх.
- Смотри, Андрюша, в этот раз напряжения должно хватить, - из-под шлема его голос доносился глухо.
- Сергей Антонович, а вы у…
Он даже договорить мне не дал.
- Абсолютно, мой дорогой! Уверен на сто процентов. Энергии у нас даже в излишке будет. Если беспокоишься о безопасности, то никто и никогда не может быть застрахованным от того, что к нему домой придет пьяный сантехник и разломает гаечным ключом шкаф.
- Что?? – я чувствовал, что в комбинезоне выгляжу смешно. Но, видимо, с лицом, на котором глаза на лоб лезут от удивления, я был настоящим посмешищем. Профессор громко расхохотался.
- Не волнуйся. Это шутка из теории вероятности, применимая в нашем случае. Как и возможность аварии, это событие маловероятное, но, тем не менее, не невозможное.
О, боги… Когда он начинал так говорить, хотелось лезть на стены или забиться в дальний угол и зажать уши, чтобы не слушать его теоретизирований. Я и так сыт ими по горло. Ему бы проповедником работать или депутатом. Вот речи задвигать мастер…
За два года научной деятельности под чутким руководством профессора Лаптева я такого наслушался... То он рассуждал о теории относительности Эйнштейна. Спорил сам с собой. Приводил аргументы “за” и “против”. Говорил об абсолютности времени, и тут же возражал, что необратимых вещей не бывает. Доказывал, брызжа слюной и с пеной у рта. Потом, ни с того, ни с сего указывал на существование “высшего разума”, безошибочно угадывая за ним Господа нашего и его “Великий Замысел”. Углублялся в философию абсолюта, лишь изредка выныривая из ее пучин, чтобы закурить очередную сигарету.
Я слушал, хлопая ушами и мотая на ус. Только по истечении двух лет уже и уши устали от постоянных аплодисментов, и усы обвисли от тяжкой ноши. Но приходилось каждый раз изображать заинтересованность, поддакивать. Перспектива остаться без диплома не радовала.
- Понимаешь, Андрюша, - завел он как-то очередную лекцию, - в микромире время обратимо. Оно может течь как в одну, так и в другую сторону, не изменяя физических свойств объекта. Если удастся реализовать переход от микро- к макромиру, то это будет величайшее открытие. Мы реализуем идею путешествий во времени. Мы сможем сделать этот мир лучше!
Помню, я тогда посмотрел на него как на сумасшедшего. Но спорить стал. Причем возражал не против невозможности создания машины времени, а против последствий, что может повлечь за собой ее использование.
- Тогда появится возможность изменить ход истории. Человек станет равным богу…
За это глупое сравнение человека с Всевышним я и получил первую затрещину... Конечно, профессор потом долго извинялся, объяснял причину своего поступка. Каялся и божился, что такого больше не повторится. Потом доступно объяснил мне о возможности изменения пространственно-временного континуума. Про альтернативные реальности, которые на самом деле станут вовсе и не альтернативными…
В этот момент я понял, что мне не по пути с наукой. Получу диплом, и духу моего не будет в университетских стенах. Пускай мне придется три года провести рядом с этим безумцем. Будущее, порой, стоит дороже.
Потом были долгие часы, дни и месяцы, проведенные в лаборатории. Нудные процессы компьютерного моделирования и последующие безуспешные попытки реализации этих процессов экспериментально.
Энтузиазм у профессора не иссякал. Вовсе наоборот. С каждым новым экспериментом глаза Сергея Антоновича приобретали новый блеск. Он знал, к чему шел. Пусть микроскопическими шагами, но двигался к намеченной цели.
Он подолгу задерживался на работе, корпя над своим журналом с заметками, что не решался даже мне показывать. Случайно я заметил, как он прячет толстенный и довольно потрепанный том в личный сейф. Но виду не подал. Не хочет – его право. У каждого свой скелет шкафу.
И сейчас, было похоже на то, что цель близка как никогда. Я, как и раньше, не сомневался в провале, но профессор был настроен на успех.
- Андрей, неси подопытного, - Лаптев сорвал с себя шлем и расстегнул комбинезон. Я последовал его примеру, после чего пошел в “зоопарк”.
“Зоопарком” я называл небольшую комнату с клетками, где ждали своего участия в экспериментах разнообразные животные: крысы, хомяки, куры и остальные. Сухо щелкнули запоры на двери, створки послушно разъехались в стороны, пропуская меня внутрь.
“Зоопарк” был практически пуст. Лишь одинокий петух встретил мое появление радостным кукареканьем. Наивно полагал, что я его кормить пришел.
Прости, Петро, но может статься, что умрешь ты голодным.
Подхватив клетку с кочетом, я поспешил обратно. Профессор уже ждал у раскрытых дверей “машины времени” – металлического бокса, сравнимого по форме и размерам с лифтом.
- Давай его сюда, - Лаптев бережно принял из моих рук клетку с птицей, - а теперь, мой хороший, тебе предстоит небольшое путешествие… - он поставил клетку на установленный внутри машины столик.
Закрылись двери “лифта”, и я следом за профессором оказался у пульта – внушительных размеров приборной доски с множеством кнопок, тумблеров и лампочек.
Я бросил взгляд на часы, чтобы засечь время начала эксперимента. Двадцать пять минут шестого.
- Ну, с Богом! – глаза профессора странно блеснули, когда он потянул за дроссель питания. Машина загудела. Приборная доска озарилась вспышками – словно гирлянды огней зажглись в новогоднюю ночь.
Ничего не происходило.
Я стоял и скептически ухмылялся.
Профессор сокрушенно вздохнул и выключил подачу энергии.
- Ну, куда на этот раз могла закрасться ошибка? – он уставился на меня. Вопрос явно был риторическим.
Оставалось только пожать плечами.
- Что ж, будем работать дальше… - унывать по поводу очередной неудачи профессор явно не собирался, - наверное, я где-то ошибся в константах электромагнитного поля.
Двери “лифта” распахнулись. Честно вам признаюсь, я ожидал увидеть обугленные останки или стены в кровавых ошметках. Размечтался! В клетке, где находился подопытный петух, одиноко лежало крупное куриное яйцо. Оно слегка раскачивалось и, кажется, намеревалось проклюнуться.
- П… профессор… - я в изумлении посмотрел на гения, стоявшего рядом со мной, - это потрясающе!
Лаптев и сам удивленно хлопал пушистыми ресницами. Внезапно он сорвался с места обратно к пульту управления, костеря себя на чем свет стоит. До меня долетали только обрывки: “полярность перепутал, старый балбес…”, ”а тут, идиот, еще и с направлением потока…”, “обратное экранирование…”
Пальцы ученого запорхали по клавишам, что-то меняя в драгоценном цикле.
- Сергей Антонович, зачем?! – я понимал, что не успею ему помешать нарушить программу. Оставалось надеяться, кто где-то сохранилась копия, - это же гениально! Вы же открыли путь к вечной жизни, к бессмертию!
Ответом было молчание. В повисшей тишине раздавалось лишь клацанье клавиш, треск скорлупы за спиной и раздавшийся следом писк новорожденного цыпленка.
- Сергей Антонович…
- Да…да, Андрюша? – профессор, наконец-то соблаговолил оторваться от пульта управления, - секунду, тут всего пара штрихов… Как я мог упустить…
Снова ожесточенный стук по кнопкам.
Хотелась рвать на себе волосы. Я вспомнил, что не делал резервной копии этой версии программы. А этот гениальный безумец на моих глазах рушил творение, за которое ему все человечество по гроб жизни было бы благодарно. Да, черт меня дери, какой гроб, если мы могли бы жить вечно!
- Готово! – на лице Лаптева отпечаталась довольная улыбка. Хотя я сейчас с большим удовольствием оставил бы на физиономии данного светоча науки отпечаток своего ботинка.
Дроссель подачи энергии вновь был переведен в положение максимальной нагрузки. Двери “машины времени” захлопнулись. Установка загудела неслышимым доселе звуком - подобно сотне растревоженных пчелиных ульев.
Что-то щелкнуло… Как оказалось позже – тумблер сознания самопроизвольно переключился в положение “ВЫКЛ.”

В носу свербело. Едкий запах настойчиво щекотал вкусовые рецепторы.
Я окончательно проснулся, открыл глаза и чихнул. Мир вокруг качался, изображение плыло.
- Слава тебе, Господи! – над ухом раздалось кудахтанье Лаптева, - очнулся!
Возникло желание от всей души съездить кулаком по взволнованной профессорской роже, но не было сил. Не мог подождать, пока я уберусь от треклятого “лифта”. Интересно, чем это меня так шандарахнуло… “Машина” взорвалась?
Я обвел мутным взглядом помещение лаборатории. Никаких следов от возможного взрыва не было.
- Что случилось? – я едва умудрился разлепить спекшиеся губы. Меня подташнивало. Отчаянно хотелось пить.
- Непредвиденный побочный эффект. Я и сам не знаю, в чем конкретно дело, но ты стоял слишком близко к “машине”, - профессор как в мыслях моих читал – в его руках была алюминиевая кружка с водой. Он протянул ее мне. Подождал, пока я напился.
Несколько глотков воды, и в голове прояснилось.
- А эксперимент?
- С минуты на минуту грядет завершение, - в ответ я поморщился. Как будто нельзя было обойтись без выспренних фраз… - поэтому нам лучше отойти. Во избежание эксцессов, так сказать…
На ватных ногах, поддерживаемый Лаптевым, я дотащился до табурета за пультом. Сел.
Часы на приборной доске показывали без трех минут шесть. Ориентировочно, я был без сознания чуть более двадцати минут.
Прошло две минуты.
- Смотри, Андрюша! – голос Лаптева дрожал, - смотри…
Еще порядка двадцати секунд смотреть было не на что. Лампочки на панели спокойно перемигивались. Потом возбужденно вспыхнули разом и потухли.
Машина времени (теперь можно именовать ее и без кавычек) вернулась на положенное место. По железному боксу пробегали голубые электрические разводы, скатываясь по поверхности, словно дождевые струи.
Створки разошлись, явив взгляду столик и цыпленка в клетке. Золотистый птенец только освободился от скорлупы и пытался сделать первые шаги на разъезжающихся лапах.
- Получилось! Андрей! Слышишь! Получилось! – в профессорских глазах обрамленных пушистыми ресницами сейчас отображалась крайняя степень восторга, граничащая с безумием. Так блестят глаза у маньяков или фанатиков – я видел по телевизору.
Впрочем, я и сам сейчас, наверное, выглядел не лучше. Увиденное не просто потрясало. Хотелось бегать, прыгать и вопить от радости. Свершилось. То, о чем мечтали многие ученые, о чем писали фантасты, начиная еще с самого мсье Верна. Что разрабатывалось и браковалось бесчисленное множество раз… в создание чего я сам не верил, относился со здоровым скептицизмом… Машина времени стояла перед нами во всей красе. А рядом со мной находился гений, что спроектировал и довел до конца кажущуюся бесплодной идею.
- Сергей Антонович, это… - казалось, от волнения я забыл все слова, - это просто невероятно…

Собрались расходиться мы уже заполночь…
Отмечали. В загашниках у Лаптева пылился бочонок с пивом и таранька…
Пять литров исчезли за час. Пришлось сбегать в ближайший ларек за добавкой – вторым бочонком.
Когда я вернулся, профессор спешно оторвался от своего журнала, захлопнув вместе с ручкой, которой делал какие-то пометки.
Выпили еще раз за науку. Вообще, в это был самый популярный тост за вечер.
Вторые пять литров пролетели более заметно. Бочонок показал дно. Профессор и я изрядно охмелели. У Сергея Антоновича даже язык начал заплетаться. И ноги. Стоило ему направиться в туалет (количество выпитого пива дало о себе знать), как он споткнулся.
- Вам помочь, Сергей Антонович? – оказалось, что и у меня язык заплетается.
- Не надо! – он уверенным жестом отверг любую помощь, - я сам!
Держась за стены, он двинулся дальше. Похоже, что штормило его неслабо.
Мое же внимание привлек его журнал. Что же профессор там пишет такое, что не скрывает от всех… Взглянуть хоть одним глазком, пока он отлучился по нужде.
Я раскрыл журнал на последней записи, где профессор оставил ручку. Пробежал глазами по первым строчкам…
Господи, свершилось. Путь открыт. Я спасу тебя.
Ничего не поняв, перелистнул несколько страниц.
Хмель ушел, оставив вместо себя животный страх.
Хотели сделать мир лучше, профессор… Я такого даже предположить не мог…
То, что было навязчивой идеей, теперь легко осуществимо. Лаптев намеревался отправиться в прошлое и спасти Сына Божьего от распятия. Он даже автомат приготовил с изрядным запасом патронов.
Я представил, как очередь из “калаша” разбрасывает легионеров, прошивает их кирасы. Как падают так и не успевшие натянуть тетиву велиты. Как в панике разбегается людская толпа… И как Сергей Антонович Лаптев оказывается лицом к лицу с Иисусом.
Что за этим последует: Рай на Земле или что иное? Не хотелось даже думать. Мне нравился мир таким, какой он есть сейчас. Грязный, тварный… но живой! Где есть место всему: любви и ненависти, истинным светлым чувствам и порокам, которые порой весьма приятны. Где можно выбирать правду для себя, а не быть всего лишь одной из овец в неисчислимой отаре, которую погоняет заботливый пастух.
В коридоре раздалось шарканье. Профессор по стене полз обратно из туалета.
Я закрыл журнал и бегом вернулся на свое место. Одним глотком допил пиво и закурил. Меня начал бить озноб.
- Андрюша, дай и мне сигарету, - промямлил профессор. Его соловелые глаза были наполовину прикрыты. Я понял, что он пьян вдрободан. И если я дам ему закурить, то его развезет еще больше, а тащить его на себе мне не улыбалось.
- Сергей Антонович, мне пора, да и вам… На улице покурим, - я потушил окурок.
- Конечно, конечно… - он засуетился, - только пиджак одену.
Пиджак он искал минут пять. Тот висел на спинке его стула. За это время он пару раз упал.
- Что-то меня мутит, - лицо его внезапно побледнело, - мне нужно на воздух. Закроешь лабораторию, - он бросил мне связку ключей и вышел.
Казалось бы – подарок судьбы. Но что можно успеть сделать за те несколько минут, что я останусь один. Мозг лихорадочно работал, перебирая возможные варианты.
Удалить программу – профессор во всем обвинит меня, и не видать мне диплома как своих ушей.
Что еще… Взгляд остановился на миниреакторе…

- Идемте, Сергей Антонович, - я повернул ключ в скважине и отдал всю связку профессору, - вызовем такси, время-то позднее.
- Мрбрмн... – пробормотал он в ответ. Его тошнило.
Приятный женский голос в телефонной трубке ответил: “Ожидайте, в течение пятнадцати минут такси подъедет”
…Запихав засыпающего профессора на заднее сиденье, я уселся рядом с водителем. Тот понимающе улыбнулся. Видимо, не раз приходилось возить домой пьяных университетских преподов.
- Куда едем?
- Сначала в Ленинск, потом на Левый Берег, - я откинулся на сиденье и достал сигарету. Щелкнул зажигалкой.
Пусть все летит в тартарары. Пусть в лабораторию заглянет пьяный сантехник и разломает гаечным ключом все к чертям собачьим…

***

Главной новостью всех информационных блоков города на следующее утро стал взрыв, произошедший под зданием недостроенного университетского спортзала. Лаборатория, находившаяся там, была полностью уничтожена. К счастью, никто не пострадал…

Автор: Тореас 14-05-2007, 7:40

Чёрт и кофе

За окном натужно завывали бродячие собаки, жалуясь на нелегкую долю гаснущей луне.
Кирилл зевнул и повернулся на бок. Сон, торопливо собравшись, ушел. Вздохнув, юноша спустил ноги с кровати.
- Милый, ты куда? – раздался из-под одеяла сонный голос Марины.
- До ветра сходить, - ответил он первое, что пришло в голову.
- А… - протянула она и свернулась калачиком. Уже через секунду девушка спала.
Отлить, действительно, не помешало бы…
Шлепая босыми ногами по полу, Кирилл проковылял до туалета. Щелкнул выключателем… Известно откуда появляющееся напряжение пожурчало и отступило.

…Ничто так не позволяет собрать кусочки сознания воедино как холодный душ. Когда тело будто покалывает тысячами ледяных иголочек... По личному мнению Кирилла, чертовски приятное ощущение.
Юноша подставлял лицо под обжигающе-холодные струи. Капли настойчиво пытались пробиться под прикрытые веки. Вода щекотала ноздри…
Кирилл с удовольствием выдал полноценный чих и открыл глаза. Завернул кран. Досуха вытерся большим махровым полотенцем с Винни Пухом – подарком Марины, которая очень любила этого мультяшного медведя. Даже на ее трусиках была медвежья улыбающаяся физиономия. Впору и ревновать можно было начать…
Из глубины зеркала на юношу глянуло собственное отражение: слегка осунувшееся лицо с однодневным налетом небритости. Кир поскреб подбородок и потянулся за станком и пеной. Уголки губ поползли вверх, когда он заметил на плечах небольшие царапины – следы Маринкиных ногтей. Страстная, как тигрица… Хорошо, что хоть не кусалась как в прошлый раз...
Побрившись, причесавшись, почистив зубы и, наконец, одевшись, Кирилл пошел на кухню. Электронный дисплей часов, моргая секундами, равнодушно показывал семь утра. Включив чайник, юноша открыл буфет в поисках кофе. Банка приветливо улыбнулась пустотой…
- Какого дьявола! – молодой человек ругнулся. Поднявшееся после душа настроение моментально упало ниже плинтуса. Начинать день без кофе – это так не жизнеутверждающе. А ведь вчера, Кирилл это точно помнил, оставалось еще половина банки. В сахарнице тоже был траур.
Чайник начал угрожающе посвистывать. Кирилл вздохнул и снял его с плиты. Очень не хотелось пить голый чай, но, похоже, ничего другого не оставалось. Хотя нет, был еще один вариант – поглотать кипятку. И после обнаружения пустой упаковки из-под чая, он остался единственным.
- Чертовщина какая-то, - Кирилл в изумлении сел на табурет, - полтергейст прям…
- Эй, громила! Я ведь и обидеться могу! – раздался над ухом писклявый голосок, - нечего тут меня с призраками сравнивать.
От неожиданности юноша подскочил.
- Кто здесь?
- Дед Мороз! – обладатель таинственного голоса хихикнул, - обернись, да посмотри.
Юноша медленно повернулся. Никого не было.
“Точно, брежу”, - Кирилл протер глаза. Ничего не изменилось. Но по кухне невесть откуда поплыл сигаретный дым.
- Выше глянь, - посоветовал невидимый собеседник.
Кирилл поднял глаза. На двери, держа в одной лапке зажженную сигарету, а в другой кончик хвоста, сидел самый настоящий черт. Вернее, маленький чертенок ростом с локоть.
“Дожил. Наверное, недостаток кофе в организме сказывается… Глюки начались”
Возможно, именно поэтому Кир не испугался. Не до конца поверил в реальность происходящего.
- Ты кто такой? И, главное, откуда взялся?
- Кто такой… ослеп что ли? – чертенок раздраженно спрыгнул с двери и, щелкая копытцами по полу, важно прошествовал к табуретке. Забрался на нее и уставился на Кирилла, попыхивая сигаретой.
- Так вижу, что не ангел, - молодой человек хмыкнул, - только ответа ты так и не дал.
- Дерзок ты, человече… - чертенок затянулся и выпустил дымное колечко, - но, так и быть, я отвечу. Громлик я. Высший демон Седьмого Круга Ада…
- Высший демон? - Кирилл расхохотался, - а я тогда сам Господь Бог во плоти.
- Не веришь? - глаза чертенка сузились.
- Не верю, - подтвердил Кирилл. На ум сразу пришло воспоминание об одном комедийном номере, - Справочки есть?
По морде гостя из Преисподней растеклась довольная улыбка.
- Конечно, есть! – чертенок щелкнул пальцами. В воздухе пахнуло серой, и на стол лег лист пергамента.
За сим удостоверяю, что носитель и предъявитель сего, черт Громлик, действительно является Высшим демоном Седьмого Круга Ада.
Подпись: Мефистофиль.
Кир дочитал и рассмеялся.
- Я таких себе прям сейчас и хоть с десяток нарисую. Орфографию подправь для начала, а потом справочками размахивай. Мефистофиль, елки-палки… И, вообще, скажи лучше, это ты весь кофе и чай приговорил? Да, и сигарету потуши, у меня девушка табачного дыма на дух не переносит.
- Дерзкий смертный!
- Меня зовут Кирилл. Туши!
Чертенок сглотнул, но погасил окурок. Наверное, не ожидал подобной наглости.
- Так это ты чай и кофе сожрал?
- Голодный я был, - адское создание виновато опустило глаза. От бравады не осталось и следа, - я все возмещу.
- Интересно, каким образом? – Кирилл забавлялся. Чертенок был смешон и жалок, и походил на ожившую марионетку, - сходишь в магазин и купишь? Не мог чего другого поесть, или ты только кофе и чаем питаешься?
Чертенок насупился.
- Почему только кофе и чай... Я вообще многое ем, только холодильник не смог открыть, да и холодно там. Я стужи не переношу.
- Думаешь, оправдался? А мне теперь без кофе и даже без чая мучиться. Возместит он…
- Возмещу!
- Так возмещай, я жду!
Разговор был прерван звонком в дверь.
- Кого там принесло в рань такую? Еще Маринку мне сейчас разбудят… - молодой человек недовольно развернулся и направился в прихожую. Трель звонка раздалась снова.
- Не открывай, пожалуйста! – чертенок судорожно вцепился в ногу юноши, - иначе мне каюк.
И такой жалостливый взгляд был у бесенка, что невольно пожалел его Кирилл.
- За тобой охотятся?
Громлик быстро-быстро закивал.
- Тогда спрячься… хоть в той же ванной. Потом расскажешь, что к чему, - Кир открыл дверь, в которую чертенок не замедлил юркнуть. Сам же юноша, наконец-то, добрался до двери квартиры, в которую раздался очередной требовательный звонок.
В глазке маячила фигура человека в белом плаще и широкополой шляпе. Кирилл повернул ключ в замке и вышел за порог.
- Вам кого?
Человек в плаще вытащил из кармана корочки и раскрыл их перед носом юноши.
- Разрешите представиться, Апостолов Гавриил Серафимович, следователь по особо важным делам.
- Кирилл… Чем могу быть полезен? – юноша немного опешил. Милиция, и прям с утра… Правда, удостоверение он так толком и не успел рассмотреть. А имя сотрудника органов казалось смутно знакомым…
- Преступника разыскиваем, - следователь снял шляпу, и Кирилл в сумраке лестничной площадки увидел его покрасневшие и распухшие губы. По первому впечатлению было похоже на ожог, - Прочесываем район. Ходим по квартирам. Он где-то здесь прячется.
- Опасный преступник?
- Чрезвычайно! И, что самое главное, необычный. Вы, кстати, не замечали чего-то подозрительного ночью? Слышали, может, что? Шорохи, стуки…
- Да нет. А что, маньяк какой или вор?
- Еще хуже. Поймаем – смертная казнь ему обеспечена, - в глазах Гавриила Серафимовича мелькнули злые искры.
- Мораторий же у нас.
Следователь мотнул головой и ничего на это не ответил. Мол, думайте, что хотите.
- Так, значит, ничего не замечали? – вернулся он к дознанию.
- Нет.
- Ну, что ж, тогда всего доброго. Извините за беспокойство в ранний час. Сами понимаете, работа… - Апостолов водрузил шляпу на голову и откланялся, - До свидания.
- До свидания, - Кирилл закрыл дверь. В ванной что-то трещало, нарушая тишину в квартире.
- Что ты, паршивец, еще учудил… - юноша рванулся к источнику шума.
Громлика в ванной не было, только тарахтела стиральная машина. Кирилл выключил ее и позвал чертенка. Молчок. Только в стиралке раздалось загадочное бульканье.
- Господи ж, ты ж боже ж мой… - Кир вытащил помятого, мокрого беса из барабана стиральной машины. Неплохо “высший демон” в центрифуге покрутился. Даже на лапах стоять не мог, они подкашивались. Интересно, как только умудрился…
Только спустя несколько минут усиленных растираний тем самым полотенцем с медведем, Громлик пришел в себя и слабым голосом пропищал:
- Он ушел?
- Кто?
- Архангел… Гавриил…
- Кто-кто?
- Небесный глашатай с трубой. Архангел Гавриил.
- Ты-то зачем ему вдруг понадобился? Он ведь тебя убить хочет. Чего сделал-натворил? – Кирилл и сам уже задумался, не зря ли он солгал “сотруднику внутренних органов”.
Чертенок хихикнул.
- Я ему в трубу петарду засунул. А он кааак дунул… Ты его лицо видел?
Кирилл вспомнил показавшиеся обожженными губы “следователя”… И его тоже разобрал смех, когда он представил, как архангел подносит трубу ко рту… надувает щеки… и…
Рядом заливался Громлик, катаясь по полу и суча ногами.
Скрипнула дверь.
- Милый, с тобой все в порядке? - прозвучал голос Маринки, появившейся из спальной.
- Дорогая ты не поверишь! – юноша бросился к девушке.
- Конечно, не поверю, - Маринка и сама начала смеяться, хотя у нее для этого не было видимых причин, - ты собрался приготовить кофе в ванной?
- Но… - Кир обернулся. На том месте, где секунды назад находился чертенок, теперь сиротливо ютилась большая банка кофе.
“Я же говорил, что возмещу” – раздался в голове голос Громлика.
Юноша улыбнулся и поцеловал Марину.
- Нет, дорогая, не в ванной. Более пикантный вкус у кофе, сваренного в стиральной машине…
Девушка в ответ провела ноготками по груди Кирилла.
- Давай оставим кофе на потом, шутник. Я предлагаю забаву получше… - и потянула его обратно, в спальную…
Винни Пух на ее трусиках многозначительно подмигнул.
Выходной обещал стать просто замечательным…

Автор: Тореас 15-05-2007, 6:35

Целуя море

Болит. Старый шрам на спине всегда начинал напоминать о себе, когда надвигался очередной шторм.
Марвин поскреб загрубевшими пальцами ноющую поясницу, пытаясь притупить боль. Еще и сидеть на вершине маяка всю ночь, поддерживая огонь… Хорошо, хоть окна застеклены, а то простудиться в такую погоду – киту на раз чихнуть.
Тяжело охая, он продолжил свой путь к вершине утеса, где стояла одинокая башня серого камня. Главное не упасть и не разбить драгоценную ношу – большую бутыль рома, верного товарища последних лет, что пособлял коротать долгие ночи.
И лет вроде не так много – третий десяток только миновал, но до того жить порой не хочется, будто старик какой. Жизнь без моря – не жизнь. Только не судьба Марвину вновь очутиться на корабле. Пропустил удар палашом как-то. А калека на корабле не нужен никому…
Потому бывший морской волк и устроился смотрителем маяка – он и заснуть ведь не мог без шума прибоя.

…Сильный ветер гнал по небу низкие чернильные облака. Флюгера протяжно скрипели. Высокие волны с холодной яростью бросались на берег в напрасной надежде пробить бастионы скал. На горизонте молнии судорожно били в океанскую твердь.
Марвин, сидя в гамаке, курил. Кровать сиротливо стояла в углу – он ей не пользовался. Не изменяя себе, Марв даже на суше продолжал спать в гамаке.
Добрая можжевеловая трубка тянула хорошо, горячо… Через полчаса нужно будет добавить масла в мощный прожекторный фонарь, что в ясную погоду виден на многие мили, предупреждая мореходов о близости суши.
Шумно ударил ливень, выбивая причудливые ритмы на черепичной крыше. За стеной дождя скрылась линия берега. Только гул волн напоминал о том, что море никуда не делось.
Глоток пряного рома освежил пересохшую гортань. Тепло растеклось по телу, будоража кровь, как в прежние времена…
“Поднять стаксели, грот и бизань!” – словно наяву слышится зычный голос капитана Эдберта, - “Пошевеливайтесь, иначе дружно на пир к Морскому Отцу отправимся!”
От нахлынувших воспоминаний руки непроизвольно судорожно сжали кружку.
То, что было, ушло безвозвратно…
“Фальшборт!!! Товсь! Пли! Эй, на бакборте, уснули что ли, акулья сыть?!”
Одним залпом Марвин допил ром и потянулся за бутылкой – плеснуть еще. Прожектор сиротливо моргнул.
“Ах, да! Добавить масла”, - поднявшись из гамака, бывший мореход наполнил фонарь горючим.
Шторм за стенами даже и не думал утихать.
“Поднять паруса! Бакборт, ЗАЛП!!!”
Показалось или, действительно, раздался пушечный выстрел? Или раскаты грома сыграли дурную шутку? Если слух еще не подводит его, то это означает, что чей-то корабль терпит бедствие неподалеку. Сердце Марвина сжалось, но он ничем сейчас не смог бы помочь терпящим кораблекрушение.
В шуме грозы раздался еще один орудийный залп…

Казалось, кошмарная ночь никогда не кончится. До рассвета ярилось небо и билось море.
Но лишь лучи восходящего солнца вызолотили морскую гладь, мир обрел новые яркие краски, пробуждаясь после ненастья. Крики выбравшихся из укрытий чаек возвестили наступление нового дня.
Только не всем суждено было встретить рассвет.
В полумиле от берега на рифах лежал разбитый остов судна. Легкий бриз трепал остатки изорванных парусов, и волны плескались у пробитого днища.
Застывший на утесе Марвин с болью в душе смотрел на позолоченные буквы на борту корабля. Он и так узнал бы его из тысячи. Шхуна-бриг «Карамболь», принадлежащая капитану Эдберту. Вернее то, что от нее осталось…
“Неужели никто не выжил?” – взгляд Марва судорожно скользил по линии берега и внезапно замер.
На пляжной гальке лежала худая тростинка тела…

Превозмогая боль в спине, Марвин бежал со всех ног. Спотыкался и падал, обдирая в кровь колени и руки.
Вдруг, этого несчастного еще можно спасти…
Не зря бывший моряк бежал. Потерпевший кораблекрушение оказался жив. Вернее жива. Ладонь Марвина нашла заветную жилку на шее девушки. Жилка слабо пульсировала под бледной кожей, но дыхание было ровным.
Смотритель тихо коснулся густой паутины белых, словно пенные буруны, волос девушки – проверить, нет ли раны. К счастью голова была цела. Похоже, что девушка попросту спала.
Удивительно, что она выжила. Одна из всей команды. Остальных, видимо, поглотила пучина. Иначе, Марвин не сомневался, выжившие добрались бы до берега.
“Морской Отец, это настоящее чудо!”
Кое-как, скрипя зубами, он донес несчастную до башни и уложил на кровать.
“Неужели это малышка Лиззи так выросла… Как изменилась… Просто красавицей стала”, - Марвин помнил дочь капитана Эдберта костлявым подростком. В свои пятнадцать, когда Марвин оставил морской промысел, Лиззи больше походила на мальчишку: высокая, худощавая, с коротко остриженными волосами. Теперь же – привлекательная молодая женщина, настоящая невеста…
Бывший моряк улыбнулся. Он был очарован.
Длинные волосы… еще по девичьи пухлые губы цвета нежного розового коралла… тонкие полумесяцы высоких бровей… нежная бархатная кожа… - в них нельзя было не влюбиться.
“Размечтался, болван”, – укорил он себя, - “да Эдберт вмиг бы уши обрубил за такие помыслы!”
Лиззи вскрикнула во сне и застонала. Наверное, вновь переживала перипетии минувшей ночи. Оставлять ее дольше наедине с кошмаром, Марвин не намеревался. Пора было привести девушку в чувство.
- Лиззи! – негромко позвал он ее, - Проснись, Лиззи!
Девушка открыла глаза, и Марвин на мгновение утонул в двух сияющих изумрудных океанах.
- Кто вы? - испуганно прошептала она и попыталась сесть. И в тот же миг ее взгляд наполнился болью. Она опустила глаза на свою лодыжку, и Марвин понял, в чем дело. Нога была сломана.
Бывший матрос мысленно обругал себя последними словами, за то, что сразу не осмотрел Лиззи целиком. Лодыжка опухала, и срочно требовались компресс и перевязка. Не говоря ни слова, Марвин бросился искать все потребное. Благо, что бечева, несколько дощечек, тряпки и остатки рома нашлись очень быстро. Поставив компресс и соорудив на лодыжке подобие лубка, он, наконец, произнес:
- Я – Марвин. Ты не помнишь меня?
Девушка отрицательно покачала головой.
- «Карамболь», Лиззи. Я служил у твоего отца на корабле. Вспомни. Я не сильно изменился за эти годы… по крайней мере так говорят…
В ее изумрудных глазах на мгновение загорелся огонек. Но тут же погас, словно задутый налетевшим шквалом.
- А Большого Боба помнишь? – спросил Марвин, теряя надежду.
- Нет, - тихо ответила она, отводя взгляд.
- И отца… отца не помнишь? Капитана Эдберта…
Уткнувшись в подушку, Лиззи разрыдалась. И Марвин понимал ее. Он слышал о случаях потери памяти у людей потерпевших кораблекрушение, и ему было искренне жаль девушку. Впрочем, как говаривал мсье Док на «Карамболе»: должный уход и внимание, а остальное приложится.
Чем-чем, а окружить Лиззи заботой и теплотой Марвин был готов хоть сию минуту… и до конца жизни …

Прошел месяц. Лодыжка Лиззи заживала. И Марвин, как мог, старался восполнить пробелы в памяти девушки. Хотя о чем ином может говорить моряк, как ни о море… Матросские байки, струившиеся теплым течением, не подходили к концу.
Даже у самого Марвина с души камень свалился. Когда есть с кем поговорить, поделиться горем и радостями, и тебя готовы выслушивать, ловя каждое слово… Бывшему матросу начало казаться, что это и есть оно – счастье. Он уже не представлял дальнейшую жизнь без Лиззи… и девушка, казалось, отвечала ему такой же привязанностью.
…Они стояли на краю утеса, пытаясь заглянуть за окоем. За ту грань, где небо сливается с морем – за горизонт. Прохладный восточный ветер трепал белизну волос Лиззи, пытаясь забраться под куртку.
Девушка зябко поежилась и прижалась к груди Марвина. Он обнял ее, и его сердце учащенно забилось.
- Знаешь, чего мне больше всего сейчас хочется? – Лиззи подняла изумрудные глаза на Марвина. В уголках отчего-то блестели предательские капли слез.
- Чего, малышка?
- Я хочу домой… - еле слышно прошептала она, - домой… в море…
Комок в груди остановился, готовый разорваться.
- Лиз, я… - слова не хотели покидать губ.
“А на что ты рассчитывал, гарпун тебе в брюхо? Кому ты нужен, калека, кроме самого себя?”
- Марвин, море мой дом… я не могу без него!
- Ты все вспомнила… - сердце сдавило пудовыми тисками.
“Влюбился, как мальчишка. В мечту. Забыл о действительности. Не хотел голос разума слышать. Так вот она – расплата…”
- Я ничего не забывала.
И она поцеловала его. Первый раз.
Плеск бесконечных волн и тихий шелест пены. Протяжные крики чаек… таких же одиноких, как и ты сам… Ласковый бриз в спутанных волосах. Хлопанье парусов, силящихся поймать попутный ветер, который шепчет… шепчет о нежности и любви… и страсти… Привкус соли на губах… как ты сладок… - такое бывает когда целуешь… целуешь море…
- Ты не Лиззи, - произнес он, наконец, - ты Морская Дева, сильфида… тебя тогда случайно выбросило на берег, - он отвернулся. Некогда бравый матрос едва сдерживал слезы. Слезы обиды, - уходи. Иди домой. Не мучай меня.
- Марв… - она робко тронула его за локоть, и он не захотел его отдернуть. Не захотел или не смог, - ты не понял. Я не могу без моря, но и без тебя я тоже… Для тебя я готова стать кем угодно. Только пойдем домой вместе…
- Но как?
- Идем. Мы сможем. Слышишь, море шепчет…
Стало неожиданно легко. Даже всегдашняя боль в спине прошла. Счастливая улыбка озарила бывшее хмурым лицо. Он повернулся.
Лица нежно коснулся теплый ветерок. Не тот, что веял с востока – зюйд-вест. Уши поймали рокот прибоя и далекие вопли чаек. А губы… губы вновь ощутили такой сладкий вкус соли…
…Держась за руки, они шагнули с утеса. Туда. За горизонт. Где небо, склонившись, море целует…

Автор: Горация 20-06-2007, 10:03

Как всегда, неплохо)
Вот только, я обратила внимание, что написано несколько рвано, не гладко… Нарочно?

«Пропустил удар палашом как-то.»
Не очень гладкое предложение. Будто что-то лишнее или наоборот чего-то не хватает…

«в океанскую твердь.»
Не уверена, то слово «твердь» подходит к океану…

«Марвин, сидя в гамаке, курил. Кровать сиротливо стояла в углу – он ей не пользовался. Не изменяя себе, Марв даже на суше продолжал спать в гамаке.»
На такой короткий отрезок два повтора имени и слова «гамак». И, несколько покоробило «пользоваться кроватью»… Может, я не права, но что-то мне не нравится…

«на черепичной крыше»
Не «ПО черепичной крыше»?

«ты Морская Дева, сильфида…»
А вот тут поосторожнее! Сильфида – это женский дух воздуха (Парацельс, де Виллар). Духи воды – нимфы или ундины.

«Уши поймали»
Должно быть, это занимательное зрелище!!! Может, что-то вроде «уловили»?

«Где небо, склонившись, море целует…»
Слова «море целует» хочется поменять местами.

Автор: Тореас 22-06-2007, 9:40

Спасиб, Горация, большое. я может подправлю, а может и редакторы подправят журнала. Рассказы Целуя Море, Черт и кофе, Быть собой и Душа в бумажной обертке, по-видимому будут напечатаны в сборнике "Новая волна"

Автор: Тореас 10-07-2007, 9:36

Когда умирают музы

Кисть замерла в паре дюймов от холста. На кончике повисла крошечная капелька. А он так и не решался сделать первый неуверенный штрих.
Лоб покрылся испариной, во рту пересохло.
Перед ним была Она. Прекраснейшая из всех прекрасных. Ангел во плоти. Разве что крыльев за спиной не хватает. Хотя нет, даже не ангел. Богиня! Венера! Бесконечно желанная и манящая. Невинная как дитя в бесстыжей наготе, лишь едва прикрытой лоскутом шелка, что, как бы невзначай, скользит по ее бедру.
Тонкий стан, идеальная грудь, горящие изумрудные льдинки глаз, непослушный ореол рыжих волос… и улыбка… Уголки губ прихотливо приподняты. Улыбка, которая сводит с ума…
- Шарль, что-то не так?
- Все в порядке, - доносится, словно со стороны, собственный голос.
Рука едва шевельнулась, капля полетела на пол, а кисть коснулась полотна. Едва различимое пятнышко. Ничтожная крупица, о важности которой не знает никто, кроме самого автора. Первый штрих. Незаменимая деталь, без которой на свет не появилось ни единой картины. Настоящему художнику он сразу говорит, что выйдет из-под его пера – бездарная поделка или шедевр. И сейчас Шарль уже видел будущее… и он улыбался…
Кисть порхала над холстом…

***

Особняк госпожи Ле Шателье горел от свечей. Звенели бокалы, шампанское лилось рекой.
- Божественно! Бесподобно! – то и дело раздавались возгласы в большом зале. Шарль скромно краснел у столика с пуншем.
- Фиона, душенька, кто автор сего шедевра? – донесся чей-то голос.
Cама госпожа Ле Шателье в окружении целого сонма светских львиц вошла в гостиную. Огненно-рыжие локоны нитями и завитками пламени обрамляли, словно вытесанное из белого мрамора, лицо, на котором играла обворожительная улыбка, стекали по точеным плечам и гасли на поясе вечернего платья.
Она не шла. Нет. Она плыла, скользила, летела, едва касаясь элегантными туфлями мозаики пола.
- Шарль, милый Шарль, идите же сюда! – позвала она его.
Ради этих бархатистых ноток в ее голосе, ради того, чтобы еще хоть раз услышать “милый Шарль”, он готов был нарисовать еще миллион картин. Все равно, они не шли бы ни в какое сравнение с тем единственным и неповторимым полотном, что ныне украшало стену в зале.
Ноги будто свинцом налитые сделали робкий шаг навстречу.
Одна из дам в окружении Фионы увидев художника что-то шепнула той на ухо. Женщина зарделась как маков цвет, скромно потупив глаза. Едва слышно прошептав в ответ:
- Что вы, что вы…
- Ой, чувствую, лукавите вы, голубушка, - задавшая, по-видимому, довольно нескромный вопрос Фионе дама, прикрыв носик надушенным батистовым платочком, хихикнула, - я бы на вашем месте точно не сдержалась. Такой красавчик, - томно протянула она.
Сердце скупо отсчитало десять долгих ударов, прежде чем он оказался рядом с Фионой и остальными представительницами светского бомонда.
- Знакомьтесь, дамы, - Фиона подала художнику руку, и он не преминул поцеловать кончики ее пальцев, - Шарль Бергиньон, тот замечательный и, не побоюсь этого слова, гениальный автор, чьей работой вы восторгались.
После такой рекомендации, Бергиньону оставалось только почтительно склонить голову.

Дальнейший вечер превратился в безумный калейдоскоп… Кто-то жал ему руку, что-то говорил, поздравлял… А затем… Музыка, шуршание вечерних платьев и пьянящий аромат парфюма и Фионы. В танце она лишь пару раз коснулась его, на мгновение прижалась к груди, одарила жгучим взглядом и исчезла, оставив Шарля наедине с грезами.
Внезапно все смолкло. Танцующие замерли, как восковые фигуры в музее мадам Тюссо. Близкий раскат грома заставил оконные витражи мелко дрожать. Через распахнутые балконы ворвался прохладный ветерок, принесший запах грозы и каштанов.
Для гостей это был весьма удобный повод для того, чтобы отблагодарить госпожу Ле Шателье за радушие и откланяться. Бергиньон в числе прочих направился к парадной.
- Куда же вы, Шарль? – в чарующем голосе слышался легкий укор. Так пеняют проказливому мальчишке, пойманному на очередной шалости, - Прошу, задержитесь ненадолго…

Они остались одни. Порывы ветра загасили свечи в вестибюле, погрузив его в полумрак. Аромат цветущих каштанов и грозы пьянил сильнее любого вина…
- Какой вы, оказывается, негодник, - промурлыкала Фиона, подойдя к Бергиньону и положив ладонь ему на грудь.
Сердца Шарля гулко отозвалось на ее прикосновение, а сам он, казалось, тут же забыл, что надо дышать.
- Я не хотел… - через силу выдавил он и запнулся.
- Чего же вы не хотели?
Ее лицо оказалось близко-близко. Горячее дыхание обожгло щеку. В изумрудных глазах плясали дьявольские огоньки. Хотя, быть может, это были всего лишь отблески молний…
- Не хотел обидеть… разочаровать…
На сей раз, слова прервал поцелуй.

…Она отпустила слуг. И они занялись любовью. В той самой комнате, где несколькими днями ранее она лежала обнаженной и недоступной, а он благоговейно застывал у мольберта…
Два начала: мужское и женское, соединенные страстью… желанием, которое практически нельзя побороть… В этом было что-то первобытное. Они любили, и никак не могли насладиться друг другом.
С каждым сладостным стоном он чувствовал, что умирает и рождается заново.
Вдох. Остановка сердца. Мгновенная смерть.
Выдох. В груди буря. Стократ сильней, чем гроза за окнами.
Шарль чувствовал, будто по его венам бежит кипящий яд, обжигающее пламя. Словно легендарный феникс, он сгорал в очищающем огне, чтобы через мгновение воскреснуть. Чтобы возрожденная душа рванулась в новый полет.
Хотя что-то умерло безвозвратно…
Миг. И поток страсти разрушил незримую плотину на своем пути, разливаясь наслаждением.
Тяжело дыша, они оторвались друг от друга, откинувшись на скомканные простыни…

***

- Проклятье! – Бергиньон с яростью отшвырнул кисть и палитру, - проклятье…
В бессилии он рухнул на колени. Дрожащие руки до ломоты в висках стиснули голову. По осунувшемуся от недосыпа лицу прочертили свой след две соленые дорожки. А в голове крутилось всего два вопроса: как и почему? Девятый месяц он не мог сделать ни единого штриха. Вернее мог, но не хотел рисовать «пустышку».
- Мой милый Шарль, что случилось? О каком проклятии ты говоришь?
Он почувствовал чужое прикосновение.
Конечно, он знал, что это была Фиона. Больше некому. Но все равно прикосновение было ЧУЖИМ.
За прошедшее время она стала настолько далекой и чуждой…
В воспаленном разуме бились безумные мысли.
Фиона. Чертова искусительница. Вот, кто виновен во всем. Его Муза, прекраснейшая из прекрасных, превратилась в демона-мучителя.
Сколько Шарль не старался вызвать лучащийся светом образ в своем воображении, ему неизменно являлась лишь беспорядочная пляска теней. Вместо обворожительной улыбки – хищный оскал, вместо волос – спутанный клубок ярящихся огненных змей.
Ах, если бы не та ночь, все могло быть иначе…
Теперь он отчетливо сознавал, что произошло. В тот вечер он овладел женщиной, но лишился музы… Конечно, он по-прежнему считал Фиону таковой. Обманывал сам себя…
- Ты… - сквозь душащие слезы, просипело пересохшее горло, - ты мое проклятие!

…Что происходит, когда умирает муза? Многие скажут, что вместе с нею умирает и художник.
Шарль Бергиньон дал бы иной ответ…
Стоя у мольберта, судорожно стиснув кисть, он с упоением рисовал. И чувствовал, будто заново родился.
Оказывается, в смерти не меньше притягательной чувственности, чем в жизни. Пожалуй, даже больше. Гораздо больше…
Строгая пластика остывающего тела. Молочный бархат кожи. Спокойные реки рыжих волос. Печальная улыбка. Обжигающе-холодный взгляд потухших глаз, словно с сожалением и одновременно легкой обидой глядящих на мир живых…
Шарль погрузился в эти ледяные озера и ощутил, будто сама Смерть удостоила его внимательным взглядом… поманила костлявым пальцем…

***

Когда умирает муза – рождается шедевр. Художник умирает чуть позже…
Шарль Бергиньон был осужден за убийство Фионы Ле Шателье и приговорен к повешению. На суде он не произнес ни слова.
Его последняя картина была представлена на суде как одно из доказательств вины, после чего таинственно исчезла. Кто-то видел миловидную рыжеволосую женщину, уносящую холст, кто-то – костлявую старуху…
Прошел век, прежде чем пропавший шедевр занял надлежащее место в одной из галерей высокого искусства…

Автор: Горация 10-07-2007, 11:55

Наверное, постоянные положительные отзывы действуют во вред авторам.... По-этой славной и знаменательной причине буду ругать... сильно.
Идея хоть и не новая, но хорошая… а вот исполнение не очень (пардон). У меня крайне редко возникают подобные придирки к твоим рассказам, но это как раз такой случай. Уж больно все сухо, описания, (прости за грубость), довольно однобокие, плоские и … банальные. Хочется (мне, по крайней мере, а я далекооо не инстанция)) каких-то философских рассуждений о том, чем в сущности была эта муза до той злосчастной ночи, и чем стала, как кардинально все переменилось для Шарля именно изнутри, а не с виду, как ты описал (потому что твои описания не сообщают ничего кроме позиции). В начале рассказа уделено время внешнему антуражу (хотя, тоже очень поверхностно, не чувствуется атмосфера), затем скупой зачаток сюжета и совершенно скомканный финал.
Эх… можете меня стукнуть…. Но я лишь выражаю свое мнение и не собираюсь врать зная, как ты можешь писать.

«сделать первый неуверенный штрих.»
Со всей ответственностью, как дипломированный художник, заявляю: кистью наносят мазки, а не штрихи. Штрихи – это карандаш, уголь, пастель, сепия, сангина и иже с ними….

«Особняк госпожи Ле Шателье горел от свечей»
Не очень удачно… грубо что ли….

«Огненно-рыжие локоны нитями и завитками пламени обрамляли, словно вытесанное из белого мрамора, лицо, на котором играла обворожительная улыбка, стекали по точеным плечам и гасли на поясе вечернего платья. »
Сумбурное предложение, не понятное…. Примерный смысл доходит после третьего раза прочтения.

«- Шарль, милый Шарль, идите же сюда! – позвала она его.»
Его – явно лишнее. В реплике упоминается имя того, к кому она обращается.

«Ноги будто свинцом налитые сделали робкий шаг навстречу»
Костноязычно

«зарделась как маков цвет»
До крайности избитое сравнение.

«задавшая, по-видимому, довольно нескромный вопрос Фионе дама, прикрыв носик надушенным батистовым платочком, хихикнула,»
Тоже какая-то громоздкая конструкция. «Хихикнула дама, задавшая Фионе по-видимому нескромный вопрос», кажется, более читаемо, но на усмотрение автора) … о предназначении же платочка и значении действия, которое эта дама с ним предпринимает, я вообще теряюсь в догадках….. нос платком…. Она его вытирала что ли, пардон? В подобных случаях дамы обычно прикрываются веером, а не вытирают собственные носы…

«Такой красавчик, - томно протянула она»
Ага… с прикрытым платочком носом это должно быть выглядело забавно)

«раскат грома заставил оконные витражи мелко дрожать»
Может, «содрогнуться»? раскат грома – действие не долговременное, а «дрожать» - довольно продолжительное…

«Через распахнутые балконы»
Не уверена, может ли балкон быть распахнутым… Окна, двери, балконные двери… но что б балкон… (но могу ошибаться)))

«запах грозы и каштанов»
С грозой все понятно… а вот с каштанами. Может, уточнить «цветущих каштанов»? т.к каштан – понятие растяжимое… цветы пахнут так, жареные каштаны – по другому, вареные – вообще по-третьему…

«Для гостей это был весьма удобный повод для того, чтобы»
Для-для… во втором случае вообще лишнее.
И, честно говоря, довольно притянутый за уши повод…. Прекращать праздник, в который угрохана несметная сумма денег из-за грозы???!! Оч глупо.

«Она отпустила слуг. И они занялись любовью»
Они – слуги??? Написано именно так.

«В этом было что-то первобытное»
Грубое сравнение для такого текста… не поэтичное.

«что умирает и рождается заново.»
Мда…. Тоже клеймо гигантское… оч банально и избито.

«И чувствовал, будто заново родился.»
Перекликаясь с предыдущей фразой, вообще ни к чему….
Но из них двух я убрала бы первую.

«Печальная улыбка. Обжигающе-холодный взгляд потухших глаз, словно с сожалением и одновременно легкой обидой глядящих на мир живых…
Шарль погрузился в эти ледяные озера и ощутил, будто сама Смерть удостоила его внимательным взглядом… поманила костлявым пальцем… »
Взгляд – взглядом

«На суде он не произнес ни слова.
Его последняя картина была представлена на суде как одно»
Суде – суде
и довольно непонятно, как картина может оказаться доказательством вины.

«и приговорен к повешению»
Скорее всего гильотинирован, как убийца. К этому времени гильотина заняла прочные позиции во французском судопроизводстве.

Автор: Тореас 10-07-2007, 12:46

Спасибо, Горация. Все учту, все подправлю
Рассказ просто писан в спешке из-за диплома, поэтому вот такая вот штука и получилась. Зато диплом на ОТЛИЧНО защитил

Автор: Тореас 27-07-2007, 5:41

Ветеран

Где-то из шипящего радио, которое достали невесть из каких загашников, лилось ожидаемое «Этот День Победы…». Теплый весенний ветерок ласкал праздничные флаги, что укрепили на фонарных столбах вдоль Проспекта Ленина: советский кумач и российский триколор.
Грянули литавры, и сторонние шумы были перебиты звуками духового оркестра.
Парад ветеранов, тех, что еще живы, несмотря на преклонный возраст, болезни и увечья, шествовал по центральной улице города.
Мало их осталось, в живых-то. Шестьдесят лет прошло после Победы, все-таки. Поумирали уж почти все. Прошедших всю войну от начала и до конца, считай, и не осталось совсем. Сейчас больше тех, кто в самом конце призывался или недолго воевал. Ранение, контузия и тыл – народное хозяйство для нужд фронта поднимать. А то еще эти – «сыновья полков». Они хоть и помоложе остальных будут, да и из них немногие живы.
Теперь в канун юбилея Победы каждый ветеран на вес золота. А как же! Парад устроить, чтобы продолжали помнить о великих днях, или перед детишками в школе выступить, духом патриотизма зарядить… Мол, «были люди в наше время, не то, что нынешнее племя…»
Всех найдут, всех соберут. Как говорится: «никто не забыт и ничто не забыто!».
Репортеры всегдашне суетились, напоминая деловито снующих муравьев. Сухо щелкали затворы фотоаппаратов. Еще несколько минут, и кончится парад. Побегут интервью брать у героев войны, увешанных медалями ветеранов.
Корреспондент «Нового Обозрения» ничем не выделялся на фоне своих коллег из других печатных изданий. Вполголоса матерясь и энергично работая локтями, он протискивался в первые ряды, чтобы сделать заветный снимок. Уже начал было выбирать из рядов марширующих фронтовиков «будущую жертву», героя репортажа, когда внимание привлек один человек из толпы: бедно одетый старик, с одинокой планкой Прошедшего Войну. Ни медалей, ни орденов на затертом пиджаке, только планка. Простое, незапоминающееся лицо. Скользнешь взглядом, и уже через пару минут забудешь, видел ли когда-нибудь или нет. И в глазах такая тоска, такая неизбывная боль, что невозможно было в них глядеть – слезы наворачивались. Но и оторваться тоже было невмоготу.
Старик просто стоял и смотрел на проходящие мимо ряды былых соратников. Стоял и смотрел…

***

Парад закончился, и корреспондент с собеседником отошли в небольшой скверик неподалеку от продолжавшихся массовых торжеств. Присели за столик в летнем кафе.
- Я закурю, не против? – старик вопросительно взглянул на молодого репортера.
- Конечно, конечно. Я как раз хотел вам предложить, - торопливо ответил тот и выудил из кармана пачку «Мальборо».
- Нет уж, уволь от такого удовольствия, - старик презрительно покосился на сигареты, - я как-то к своим привык, - и достал из внутреннего кармана «Беломор» и спички. Сделал фильтр-«торпеду», чиркнул последней спичкой и глубоко затянулся, вдыхая едкий дым, - звать-то тебя как?
- Ваня… - корреспондент слегка смутился, - то есть Иван, - тут же поправился он.
- Тезка значит… - старик сделал еще одну глубокую тяжку, - ну, так давай спрашивай, чего хотел.
Щелкнула кнопка диктофона.
- Начнем с банального. Где довелось воевать, на каких фронтах? В каком звании начали и закончили войну? В каких крупных операциях принимали участие? Были ли ранены?
Во взгляде старике появился некий особенный блеск. Непонятный азарт и задор. Мол, была-небыла…
- Где воевал? Так я, милок, всю войну прошел от сих до сих. Хочешь, что бы я рассказал тебе о войне? Что ж расскажу, отчего ж не рассказать. А ты слушай, внимательно слушай…

***

…Мало ли сумасшедших стариков по земле шатается. Только не думай, что я псих какой. Я никогда и никому не рассказывал об этом. Боялся провести остаток дней в дурдоме. Жизнь хотелось дожить нормально, по-человечески. Только не получилось. Пережитое так рвалось и продолжает рваться наружу, что нет уже мочи терпеть и скрывать. Это даже хорошо, что ты подошел. Я хоть выговорюсь, отведу душу…
Войну начал я простым рядовым. Да и куда еще могли распределить деревенского паренька из глубинки? Повезло – после нескольких месяцев в гвардию попал. В другое время гордый бы ходил. А тогда времени не было. Немцы на Москву напролом перли. К концу осени совсем к столице нас прижали.
Тут-то и пришлось стоять не на живот, а на смерть. Отступать некуда, позади Москва, как говорится…
Вот тогда я и погиб в первый раз. Не делай широкие глаза. Да, я не оговорился. Именно погиб.
Герои-панфиловцы… Слыхал, думаю. Двадцать восемь человек, ценой своей жизни задержавшие колонну немецких танков, что на Москву шла. Подвиг подвигом... Танки застряли на Волоколамском под Дубосеково…
Двадцать восемь… Как бы не так! Сто человек, полноценная рота, сложили буйны головы. Только из сотни погибших в герои занесли менее трех десятков. Сочинили легенду, чтобы дух патриотизма в советских людях поднять. Мол, один десятка стоит.
А остальные так и остались безвестными – ни фамилий, ни имен.
Помню, лежу я с последней связкой гранат и жду, когда танки фашистские поближе подойдут. Десятка два, если не больше дымятся на дороге, а оставшиеся, гады, боятся на дистанцию броска приближаться. И так подбили много. Издали укрепления расстреливали.
Только внезапно огонь прекратился.
Думаю, что ж за дело-то такое? Неужели решила немчура, что всех перемолола? Оглядываюсь, а рядом товарищи мертвые или тяжело раненые. Всех почти осколками посекло. Командир роты сидит за пробитую голову держится, шапка от крови намокла.
Тут из перелеска треск автоматов немецких раздался. Обошли.
И идут ровными рядами меж деревьев. Самоуверенно, не прячась, как на параде. Психическая атака. Не выдержал я, сорвался. Вскочил и метнул гранату. Не знаю, сколько фрицев погибло, помню только горячий дождь в груди. Прошило меня автоматной очередью.
Пал, как трава под косой. Молча землю обнял. Последними мыслями думаю: прими, родимая, сына твоего…
Похоронили в тесной братской могиле. А семье потом только суровая похоронка отправилась. Родным даже на могилку сходить не довелось…
А я потом очнулся. Как из темного омута на свет вынырнул. Так, наверное, дети рождаются. Только те не помнят ничего и потом рассказать не могут.
Когда это было и где – не сразу понял...

***

Старик вытер предательски появившуюся скупую слезу.
- А дальше? – репортер Ваня в волнении заерзал на стуле. Дед не казался сумасшедшим, совсем наоборот. Но то о чем он рассказывал, не могло быть правдой. Слишком не вязалось с материалистическим воспитанием молодого журналиста.

***

…Сталинградский Котел знаешь что такое? Слышал, наверно… Запер советский солдат фельдмаршала немецкого вместе с его прихвостнями в железном остроге русского оружия. И как не пытался фриц вырваться – только зубы обломал.
Как сейчас помню: ноябрь сорок второго года... Девятнадцатое число… Тогда я погиб второй раз.
Все началось часов семь или восемь утра. Мы в окопах всю ночь чифиря гоняли, чтобы согреться. Сон и без того не шел – ожидали долгожданного наступления. Давно пора пришла отогнать немца от волжских берегов.
На нашем участке фронта румынские части стояли – прихвостни Вермахта. Над фамилией их командующего, помню, всем взводом смеялись. Попеску, что ли… Немцев почитай, что и не было.
Туман, застилал землю и мешал видеть не только нам, но и противнику. Фашисты еще не знали, что их ждет в ближайшие часы.
В небо взвилась красная сигнальная ракета – артподготовка началась.
Воздух наполнился ревом. Это «катюши», за ночь переброшенные к линии фронта, открыли огонь. Хвостатые ракеты расчертили небо алыми сполохами, чтобы через пару секунд расцвети огненными цветами на вражеских позициях. К визжанию «катюш» присоединилось буханье дальнобойных гаубиц и лихой посвист минометов. Хоть уши затыкай, чтобы не оглохнуть.
Еще не стих грохот канонады, как в небо взлетела зеленая ракета. Пора! Самое время атаковать, пока враг не очнулся.
Держитесь, фрицы! Довольно вы русской кровушки попили!
Вперед, «царица полей»! Штыки наголо!
Дружное «УРА!!!» разносится над землей. Солдаты покидают окопы, волной затапливая поле. И я был в первых рядах.
Первую линию вражеских укреплений выбило начисто. Пулеметные и минометные расчеты валялись грудами искореженного металла. Из людей не выжил никто. Разбросанные то тут, то там кровавые ошметки да внутренности.
Одного (немца уж или румына, не знаю), помню, пополам разорвало. Верхняя часть туловища, скребя ногтями землю, еще пыталась доползти к ногам. Те в свою очередь безумно дергались. То ли в контратаку шли, то ли бегством спасались…
Еще одному взрывом голову оторвало. Тело, фонтанирует кровью из перебитой шеи, сама голова на спине болтается, на тонкой полоске кожи держится, а руки беспорядочно шарят в поисках недостающей части. Может, несчастный надеялся на место водрузить потерянную черепушку?
Вторую линию тоже прошли как горячий нож сквозь масло. Враз перемахнули через бруствер и штыками добили пытавшихся сопротивляться. Малые гаубицы, что здесь располагались – тоже оказались разбитыми.
Тут заговорили пулеметы третьей линии, накрыв нас свинцовым дождем. Десятки пали за несколько секунд. Ничего не поделаешь – без потерь ни один бой не обходится. Угас наступательный порыв. Завязли. Да и как наступать, если головы не поднимешь.
Продвигались кое-как, черепашьими шагами, в перерывах, пока перезаряжались пулеметы в дотах. Пузом по ноябрьской грязи. Задержали нас враги, но все равно не удалось им остановить прорыв. Что могут несколько огневых точек, против целой дивизии? Многое, но не все…
Я не знаю, каким чудом я выжил в первых рядах, но дополз-таки в «мертвую зону», где пули не могли достать. Что делать, думаю. Подобраться и гранату в бойницу бросить?
Опять на живот и по-пластунски к доту, не поднимая головы. Если заметит враг, считай каюк. Подкрался под самую бойницу, бог миловал. Вырвал чеку и швырнул гранату. А дальше не знаю… Видимо, в дотах не только пулеметные ленты хранились. Грянувшим взрывом отбросило. Теряя сознание, еще успел услышать громогласное «УРА!!!», а потом как в сон провалился.
Пришел в себя, гляжу, а надо мной сестричка склонилась, бинтует. Юная такая, косицы русые из-под шапки выбиваются, и лицо веснушчатое-веснушчатое… А в глазах синих, как незабудки, слезы стоят. И шепчет: «Только не умирай, родненький, потерпи…»
- Живой я, девица, - говорю. Только изо рта вместо слов пузыри кровавые с хрипом вырвались.
Она еще пуще в слезы. А мне вдруг так легко стало. Лежу и слышу, как сердце в груди бьется: тук-тук…тук-тук… тук… тук… ту…

***

- Огоньку можно? Спички-то кончились... – старик достал еще одну папиросу.
- Конечно-конечно, - корреспондент поднес зажигалку к кончику беломорины, после чего и сам закурил. Услышанное цепкой хваткой продолжало держать под впечатлением, не отпуская ни на йоту. Он словно сам переживал описываемые моменты.

***

Ты, вот, парень молодой, образованный. Может по телевизору, а то и в живую видеть пришлось испанскую забаву. Корридой зовется. Человек один на один с диким зверем. Уставший, но взбешенный бык и перед ним тоненькая, как былинка, но гордо стоящая фигура со шпагой в руке. Борьба воли. Кто кого…
Вот и у меня своя коррида была. На Курской дуге. Под Прохоровкой, где две железных лавины сошлись, как молот с наковальней. Величайшее танковое сражение, как потом историки сказали…
Да только на том поле не одни танки бились. Досталось там русскому солдату. Хватило работы и артиллеристам и пехоте. Я тогда в противотанковом взводе служил. После Волоколамского шоссе мне такая дуэль уже не в новинку была. Но и танки под Прохоровкой уже другие были.
Так вот на нашем участке прорвались немецкие «тигры». Не справились артиллеристы – кончились снаряды, лежат раскуроченными орудия. И тогда против танков встали люди. Чтобы ничего не мешало, передвигались налегке, сняв сапоги и гимнастерки. Ползли по полю, пытаясь укрыться от пуль и снарядов. Когда до танка оставались считанные метры, словно из-под земли вырастала фигура солдата со связкой гранат или «горючкой».
Настал и мой черед. Дополз, лежу, в сухую траву лицом ткнувшись. Жду, когда надо мной проползет железная махина. А он замер в десяти метрах от меня. Заметил. Окошко пулеметное откинул. Тут я и поднялся. В голове гудит. Усталость, пустота и безразличие ко всему. Только пульсирует кровь в висках: «За Родину, за Сталина! За Родину, за Сталина…». Только одно желание осталось – успеть гранаты швырнуть, чтоб он сдох, а там будь что будет...
Со стороны-то глядеть – мгновения прошли, а для меня тогда время остановилось. Стою – едва не падаю, ноги еле держат. Лицо кровью залито, весь ободрался, пока полз. Рука левая перебита и плетью висит. В правой – связка гранат противотанковых, вместо шпаги. Тяжелые. Того и гляди, набок завалюсь. Тогда уже не встать, не подняться. Сил нет почти никаких. Проутюжит бык железный и дальше пойдет, а допустить этого нельзя. Я, со своей связкой, здесь, на этом рубеже последний. Да и он один остался из тех, кто прорвался.
Вот так и стоим, друг перед другом, как в испанской корриде.
Ему бы меня пулеметной очередью скосить, да видать заклинило пулемет-то. Стоит, не глуша двигателя, и только стволом поводит – надеется из пушки достать.
Думаю, вот он, шанс. Рванул чеку, размахнулся… Наверное, в этот момент и он выстрелил.
Последовавшего взрыва танка я уже не увидел. В клочья снарядом разорвало – не соберешь.
Казалось бы, все, погиб безвозвратно. Ан нет. Опять воскрес. Думаю, судьба у меня такая, наверное. Пока не прогоним вражину с родной земли – не будет мне покоя.

***

…Потом было форсирование Днепра, когда наш взвод, что первым за брустверы прорвался, термитным фугасом накрыло.
Ты обжигал когда-нибудь руку или ногу, или еще что? Обжигал, да? Вот видишь. Представляешь, каково оно ощущение. А когда весь горишь и не в силах сбить пламени?
Боль, адская боль. Так умирать я как-то не привык…
Думал здесь смерть к себе возьмет, ведь разбили врага, не будет он больше топтать сапогами войны наши просторы. Не тут-то было…
После этого раза и умирать уже не страшно было. Что уж может быть страшнее…
…Дошел я до самого Рейхстага таким образом. И тут опять погиб безвестным. Слышал о двоих, что знамя красное на вершину водрузили? Егоров и Кантария… Еще бы. О них все слышали. А об остальных, что до них, да и после знамя устанавливали? Вот то-то и оно…
Я был первым…
Провались мы на верхний ярус. Трое из всей роты. Сержант, в плечо раненый, и двое рядовых.
На купол карабкаться начали. Я впереди, со знаменем в руках.
Сержант сорвался сразу же. Рука, по-видимому, подвела. Что с напарником случилось, я сначала не понял. Оглядываюсь – скользит вниз с раскинутыми руками. До меня даже не дошло, что стрелок поблизости засел. Горячка боя не отпустила. Хотелось побыстрее до шпиля добраться, чтобы Знамя Победы над покоренной Германией реяло…
Стоило только укрепить флаг наш кумачовый – снял меня немецкий снайпер. В голову. Быстрая и безболезненная смерть. Вторым выстрелом древко срезал. Знамя и упало рядом со мной, полотнищем, словно саваном, укрыв. А тело потом обломками завалило, изуродовав до неузнаваемости…

***

- И жизнь у меня после войны не задалась особо, наперекосяк шла, не по-людски как-то. Пил много, пытаясь забыть весь ужас, через что прошел. Пару раз стрелялся – бестолку. Живой, как видишь. И когда Господь к себе заберет, ума не приложу…
- Это что-то невероятное, - репортер в волнении взлохматил шевелюру, - сложно поверить…
- А ты и не верь. Не то за психического посчитают. Спасибо, что выслушал, Ванюша. Пора мне, - старик поднялся, собираясь уходить.
- Нет-нет, постойте! Фамилию-отчество скажите все-таки, чтоб мне репортаж оформить. Иван… - репортер раскрыл блокнотик и начал записывать.
- А нет у меня ни фамилии, ни отчества давным-давно. Забыл. Или не было… - старик печально улыбнулся, - запиши просто: рядовой пехоты Ваня… русский солдат…

Автор: Тореас 30-08-2007, 5:31

Итак, кажется, это мой первый рассказ по Фаэруну... можете кидать тапками


Ни любви, ни тоски, ни жалости

Глубоко под Уотердипом, Городом Великолепия, в гигантской пещере, простирающейся под дном моря, лежит потаенный город, в легендах и слухах зовущийся Скуллпортом, Гаванью Черепов.
Большинство прибыло сюда с определенной целью: любо купить, либо продать товары, торговля которыми в цивилизованных портах строжайше запрещена. Здесь отбросы общества ведут дела, не убирая ладоней с оружия.
Под обветшалыми от времени сводами таверны, что носила название «Ухмыляющаяся Горгулья», как всегда было полно посетителей. Общая зала была до отказа набита темными эльфами, полукровками, контрабандистами – в общем, сбродом всех мастей.
Крылатые каменные статуи, во множестве расставленные тут и там, кривили пасти в глумливых улыбках, словно нарочито оправдывая название заведения.
В тени одной из таких статуй на роскошном ложе расположилась очаровательная девушка. Коротко остриженные белые волосы резко контрастировали с ее темным лицом. В сумраке таверны оттенок ее кожи выглядел, как и у остальных дроу. Только более внимательный взгляд мог заметить, что ее кожа несколько отличается от цвета чистокровного темного эльфа – в ней не было столь глубокого эбенового оттенка.
Мара, дроу-полукровка, несмотря на все недостатки «Ухмыляющейся Горгульи», любила в перерывах между рейдами расслабиться в этой забегаловке. В этот раз она кое-кого ждала, и терпению ее наступал конец. Вспыльчивая по своей натуре полуэльфийка терпеть не могла, когда ее заставляли ждать.
В зрачках ее глаз, время от времени отблескивающих красным, как и у всех дроу, живущих в Подземье, отражались маленькие механические часики – изобретение одного из последователей Гонда во Вратах Балдура. Тот, кто назначил ей встречу, уже более двадцати минут испытывал терпение Мары. Он еще не знал, во что может вылиться его опоздание.
Начинавшая гневаться капитан «Безумной Звезды» не обращала внимания на собравшихся посетителей, ее взгляд был направлен только на входную дверь. Ледориан, уотердипский маг, мэрроу его раздери, сам назначил ей встречу в «Ухмыляющейся Горгулье», чему Мара была изрядно удивлена. Полукровка не замечала, что за ней уже долгое время наблюдает воин-дроу, устроившийся за соседним столиком. Темный эльф потягивал дешевое вино, изредка морщась от ужасного на его взгляд вкуса. Кисловатый напиток, конечно же, не шел ни в какое сравнение ни с прекрасными винами юга, ни с нектарами эльфов Высокого Леса.
- Да какого… - Мара выругалась. Ожидавшееся с таким волнением свидание было сорвано. Бросив пару монет на стол, полукровка направилась к выходу.
Раздраженно хлопнув дверью, она вышла из «Горгульи». Спустя пару секунд дверь таверны тихо отворилась, и воин-дроу направился вслед за капитаном «Безумной Звезды». На его лице играла хитрая улыбка. Стараясь ступать неслышно, он быстрыми шагами направился вслед за Марой.

В гавани Мару ожидал готовый к отплытию корабль. Девушке оставалось миновать последний изгиб тоннеля ведущего к причалу, когда ее талию обхватила сильная рука.
- Ты решила не дожидаться меня? – над ухом Мары раздался знакомый горячий шепот. А в следующее мгновения губы Ледориана и полуэльфийки встретились.
Маг рассмеялся и отпустил девушку.
- Несколько удивлена? Ну, мне нужно было несколько сменить облик, – Ледориан вытащил из-под кольчуги небольшой изящный амулет и коснулся его. Его кожа тут же начала светлеть. Волосы перестали быть серебристо-белыми, сменив характерный для дроу цвет на золотистый, присущий поверхностным эльфам.
- Не думаю, что дроу в «Горгулье» были бы рады увидеть меня в истинном обличье, – Ледориан хохотнул, - пойдем, моя прекрасная госпожа. Я с нетерпением ждал нашей встречи, однако не смог отказать себе в удовольствии устроить тебе маленький сюрприз.
Мара с ледяным спокойствием выслушала волшебника. Потом в ее глазах на короткое мгновение мелькнул звериный блеск. Ногти на руках вытянулись, став точь-в-точь как звериные когти.
- Никогда! – в ее голосе прорезалась ярость. Когти-бритвы остановились в дюйме от горла мага, – слышишь? Никогда не смей опаздывать и устраивать сюрпризы подобным образом, если тебе дорога твоя жизнь!
Ледориан оторопело смотрел на подругу, не в силах произнести ни слова.
- А теперь идем, – Мара сделала приглашающий жест, пропуская мага вперед. Ледориан почтительно кивнул, но проходить не стал. В место этого он прикоснулся к изящному запястью полуэльфийки…
Радужные переливы межпланарного прохода на краткое мгновение заключили их в объятия, чтобы через мгновение отпустить в роскошных покоях эльфа…

***

Ледориан Терновый Шип медленно шествовал по припортовым улицам Города Великолепия. Конец его магического посоха, чье навершие было украшено небольшим магическим кристаллом, выстукивал мерное стакатто по гладким камням мостовой. Мифриловые накладки, которыми необходимый атрибут волшебника был обит снизу, не позволяли артефакту стираться.
Маг получил очередное задание от Лордов Уотердипа, в число которых входил и его учитель Хелбен Черный Посох Арунсун. Эльфу предстояло присоединиться к команде корабля «Крылья Ветра», охотящегося за пиратами. Морские разбойники и так были большой проблемой для морских торговых путей, а после Смутного Времени их стало еще больше. Совет Лордов как мог, боролся с сей напастью.
«Крылья Ветра» были вторым (после знаменитой «Морской Феи» капитана Дьюдермонта) по скорости кораблем среди охотников за пиратами и контрабандистами Моря Мечей.
Однако мысли Ледориана были заняты вовсе не предстоящим рейдом. Эльф с трепетом вспоминал последнюю встречу с Марой. Несмотря на не совсем удавшийся сюрприз, свидание вышло очень страстным.
Казалось бы, они с девушкой расстались только вчера. Но за день эльф успел соскучиться так, будто прошла целая вечность. Ледориан улыбнулся, вспомнив безмятежное лицо спящей Мары. Ее детскую улыбку. Во сне она была такой беззащитной…
«Неужели, влюбился?» - этим вопросом он задавался по нескольку раз на дню. И каждый раз отмахивался, боясь признавать неизбежное. Все же они с полуэльфийкой не столь давно знакомы, чтобы можно было вести речь о чувствах.
Маг вспоминал, как он просил Мару прекратить перевозку контрабандных товаров. Ее недоуменный взгляд. Хотя, если бы она знала, с кем в действительности имела дело, то, возможно и разговаривать с ним не стала. А он побоялся открыться, боялся потерять навсегда.
Любовь по разные стороны баррикад. Возможна ли она?

…Наконец, Ледориан пришел к нужному причалу, у которого, качаясь на тихих черных волнах, красовался быстроходный бриг.
- Да никак это сам господин волшебник собственной персоной! – улыбающееся усатое лицо капитана Сортрема показалось над бортом.
Ледориан приветливо махнул рукой старому знакомому, с которым он уже не первый раз отправлялся в плаванье. Старый морской волк Сортрем по прозвищу Ястреб и Ледориан успели крепко сдружиться за время многочисленных совместных рейдов по Морю Мечей. Поначалу и сам капитан, и его команда относились с плохо скрываемым недоверием и недовольством к тому, что на их корабле находится волшебник. Но после нескольких боев с корсарами их мнение кардинально поменялось. Терновый Шип снискал всеобщее уважение команды, и моряки каждый раз роптали, когда им приходилось отправляться в рейд без мага, чья помощь, зачастую, оказывалась незаменимой.
- Приветствую, Ястреб! – маг сдержанно кивнул и быстро поднялся по трапу на палубу «Крыльев», – как скоро выходим?
Лицо Сортрема посерьезнело и вытянулось, впрочем, как и всегда, когда речь заходила о делах. Нос еще больше стал напоминать ястребиный клюв (отчасти из-за этого капитан «Крыльев Ветра» и получил свое прозвище).
- Через пару часов, когда прилив достигнет максимального уровня. Располагайся. Твоя каюта ждет.
Ледориан кивнул и прошествовал в предназначенную ему каморку…

***

Торговцы, моряки, докеры толклись у гниющих деревянных причалов, обсуждая огромное количество всевозможных товаров. Над головой кружились тучи вайкинов – рода морских летучих мышей, встречающихся только в подземном порту. Хотя здесь и не было лун, чтобы влиять на прилив, а небо заменял возвышающийся каменный купол – о борт, в бесконечном ритме пульса далеких морей билась черная вода.
Следуя многовековым традициям, Мара разбила бутылку с вином о борт «Безумной Звезды» и отдала приказ отчаливать. Вчерашнее свидание осталось в прошлом. Промелькнуло мимолетным росчерком и забылось. В сущности, полудроу было плевать на эльфа, подарившего ей несколько приятных минут. Стоит ей только пожелать, найдется немало желающих разделить с ней постель. Хотя его молящие глаза заставили шевельнуться струнку злорадства в ее душе. Жаль, что на колени не встал, слюнтяй. Это же надо додуматься – предложить ей оставить контрабандный промысел. И на что, по его мнению, ей пришлось бы жить?
- Водные врата перед нами! Готовимся к поднятию, – голос шкипера резкими ноткмми разнесся над палубой.
Заработали заклятия Хранителей, и корабль медленно оторвался от черной поверхности воды.
Хранители были наемными чародеями, отправлявшими корабли через магические врата в Морские Пещеры – естественные природные образования в скалах у изобилующего рифами участке побережья к югу от Уотердипа – и далее, в открытое море. Эти магические порталы столетия назад установил Халастер, могущественный маг, оставивший печать своего безумия почти на каждом коридоре Подземья. И по сей день врата были единственным путем для кораблей желавших попасть в Скуллпорт или покинуть его. Без дозволения Хранителей или помощи опытного мага ни один корабль не мог попасть или покинуть подземную гавань.
Спустя несколько ударов сердца «Безумная Звезда» расправила черные паруса. Попутный ветер наполнил их, и погнал корабль на северо-запад.

***

«Крылья Ветра», воспользовавшись приливом, отошли от причала и, подняв паруса, полетели навстречу закату.
Ледориан устроился на носу корабля, глядя на заходящее светило. Еще часа полтора – и солнце окончательно утонет за горизонтом громадным шаром расплавленного золота. Темнеющее небо было абсолютно безоблачным. Далеко на закате мелькнули мачты какого-то корабля, но маг не смог разглядеть ни цвета флага, ни самих парусов.
- Разбойничья шхуна! – голос дозорного из вороньего гнезда вспорол тишину, до этого нарушаемую лишь плеском волн за бортом. Впередсмотрящий разглядел черные паруса и вымпел того же цвета на далеком корабле.
Словно по команде, на палубе выстроился весь состав «Крыльев» в полной боевой готовности. Капитан Сортрем, покручивая ус, оглядел верную команду.
- Вот и новое дело, ребята. Каждый из вас знает, что и как нужно делать, поэтому ничего не буду повторять. По местам! – Сортрем непроизвольно продолжал крутить левый ус, как делал всегда в минуты волнения, от чего тот возмущенно встопорщился. Глаза над ястребиным носом светились спокойствием и уверенностью в собственных силах.
Ледориан сдержал вздох. Ему бы уверенность и спокойствие капитана. Перед каждой битвой он внутренне нервничал: боялся, что в один из критических моментов допустит промашку, тем самым подвергнув серьезной опасности капитана и команду «Крыльев Ветра».
Маг быстро перебрал в уме необходимые магические ингредиенты для предстоящего сражения. Все они были в сумке на его поясе. Теперь оставалось только ждать, когда их бриг настигнет разбойничий корабль, чтобы можно было применить заклинания.

Ночь темными крылами окутала море Мечей, скрыв преследователя и его жертву друг от друга. Казалось бы, это на руку контрабандистам – появилась возможность во тьме ускользнуть от стремительного уотердипского брига. Но море безжалостно отобрало у «Безумной Звезды» все надежды. Ветер стих. Наступил штиль.
Лишь к рассвету черные полотнища парусов затрепетали под свежими порывами.
Впрочем, точно так же проснулись и паруса на «Крыльях Ветра».
Погоня возобновилась. Тем более что за прошедшую ночь корабли, дрейфуя, оказались друг от друга всего лишь на расстоянии порядка пяти морских миль.

«Крылья Ветра» медленно, но верно настигали груженую разбойничью шхуну. На «Безумной Звезде» воздух сотрясался от проклятий, которыми Мары и ее матросы награждали как преследователей, так и саму владычицу морей Умберли. Никаких надежд уйти от погони не осталось. Схватка была неизбежна. Каждая последующая минута неумолимо сокращала расстояние между кораблями.
- Какие будут указания, капитан? – раздался за спиной дроу-полукровки голос первого помощника.
Мара взглянула на солнце. Еще до полудня их настигнут. Лучше начать бой сейчас, чтобы играть по собственным правилам.
В глазах полуэльфийки разгорелись лихие огоньки, и губы тронула жутковатая улыбка.
- Драться! – иного ответа от нее и не ожидали.
Матросы разразились радостным ревом и тут же бодро засновали по палубе, готовясь к сражению. Слаженно, сноровисто, без лишней суеты и пререканий, команда занимала свои места, готовясь к схватке.
Пушкари скидывали предохраняющие от влаги кожухи с орудий. Вот был бы номер, если бы запал отсырел…
- Эна!!! Кто нас преследует?! – крикнула Мара, отходя с пути двух моряков осторожно тащивших ядра с весьма занятной начинкой. Вчера в сумерках так и не удалось определить, кто же так горячо хочет пообщаться с «Безумной Звездой».
Девушка в «вороньем гнезде» тут же откликнулась.
- Капитан! Это «Крылья Ветра»!
Мара чертыхнулась. «Крылья Ветра» - печальноизвестное среди пиратов судно, не проигравшее ни одного боя. Отличная команда и талантливый маг. Знать бы еще, кто таков…
Сподобила же Умберли столкнуться с Сортремом.
«Вот о Робилларде и его возможностях знают все, а здесь… не знаешь, к чему готовиться. Впрочем…», - улыбка Мары превратилась в звериный оскал.
Этим ребятам с «Крыльев», возможно, чертовски везет, но леди Удача куда как не постоянна. Почему бы ей и не отвернуться от честных бравых моряков на сей раз? Правильные парни слишком быстро наскучивают женщинам, а вот всякие мерзавцы и обаятельные сволочи заставляют девичьи сердца биться куда как чаще.
Весело попыхивая трубкой, к капитану подошел корабельный врач. Сопровождавший его кок в полном боевом облачении нес в руках ее оружие. Обернувшись к этой паре, Мара, подозрительно сощурив глаза, принюхалась к табачному дыму – в кои то веки док не курил сомнительных травок, от которых потом хихикал не переставая (впрочем, он и так часто смеялся, особенно когда работал над пациентами – особенности эльфийского юмора, видать).
Выпустив очередное колечко, остроухий Лимсби, радостно улыбаясь, сообщил, что готов к приему раненых. Конечно, кроме тех, у кого и так проблемы с головой. Помахал на прощанье рукой и удалился.
Кок же просто передал капитану кинжал в ножнах, и Мара не замедлила прикрепить их к бедру; колчан, толстую перчатку и тугой двухметровый лук. Бывший убийца, некогда решивший работать сам на себя и с тех пор опасающийся в виду своей специфической известности покидать «Безумную Звезду», по-дружески взлохматил шевелюру Мары. В ответ получил фырканье и не менее дружеский тычок под ребра. Впрочем, оба почти сразу же стали предельно серьезны.
- Эрик, я знаю, ты был в Уотердипе. Узнал, что за маг с Сортремом ходит? Насколько опасен?
- Узнал… Некто Ледориан Терновый Шип. Портовый писарь, каналья, долго и стоически молчал, пока… - Эрик выразительно положил ладонь на рукоять короткого меча на поясе.
Если бы Мара не умела сдерживать эмоций, непременно раскрыла бы рот от изумления. Ледориан. Проклятье! Ее ухажер-эльф. Вот так встреча предстоит…
- И что еще интересного успел рассказать тебе писарь об этом Ледориане?
- Учился у Черного Посоха, любимчик Мистры, боевой маг... – кок пожал плечами. Большего ему вызнать не удалось. Несчастный служка умер от страха.
- Спасибо, Эрик, - капитан отвернулась, обратив взгляд на приближающийся бриг. Где-то там, в унисон с остальными бьется сердце одного эльфа, который так некстати решил перекрестить ей курс. Будто невзначай Маре вспомнились пылкие поцелуи и ласкающие ее руки…
Она в сердцах сплюнула, яростно отгоняя непрошеные мысли. Он умрет, как и каждый, кто вставал у нее на пути.
Проверив тетиву, полуэльфийка вытащила из колчана стрелу с красным оперением. Вовсе не простую стрелу… Ее наконечник, именуемый «одуванчиком», при попадании в цель разлетался на десятки острых осколков, превращая внутренности жертвы в кашу. Такие раны практически не подавались исцелению.
Чужой корабль уверенно нагонял «Звезду». Четыре кабельтова, три.
- Хей-хо! – задорно крикнула полудроу, – тот, кто пристрелит мага, может взять себе все, что снимет с трупа, и десять процентов от общей добычи! Это касается всех.

Ледориан тихо возносил молитвы Богине Магии, которая еще ни разу не оставила своего верного последователя. И сейчас маг почувствовал ответное касание Силы. Мистра вновь была с ним. Волшебник покрепче стиснул посох.
Расстояние сократилось до трех кабельтов, и пришла пора Ледориану действовать. Вскоре должны были заговорить и дальнобойные луки противника, и, как подозревал Сортрем, имеющиеся на борту корсара пушки. Именно их маг и должен был нейтрализовать в первую очередь.
Чародей вышел на нос корабля и воздел посох к небесам. Силы Ветра и Земли послушно откликнулись на его зов. Частицы воздуха перед кораблем сгустились, подчинившись воле мага, обретя форму защитного купола, обладающего прочностью кристалла. Мерцающее сияние потекло с навершия посоха, образовав магический щит от всех летящих с большой скоростью снарядов.
Не теряя времени, Ледориан принялся за второе заклинание.

Полтора кабельтова. Кабельтов.
- Лучники по местам! – сказано это было скорее для порядка, поскольку стрелки давно уже заняли положенные места, укрывшись за высокими бортами «Звезды».
Мара тихо прошептала легкую магическую формулу, чтобы изменить глаза. И теперь желтые зрачки хищной птицы легко могли разглядеть лица моряков на вражеском корабле. Нервно застывший у штурвала усач с ястребиным носом – капитан. Тот, казалось, тоже увидел врага. Взгляды двух морских волков встретились, чтобы через мгновение разойтись.
А на носу «Крыльев Ветра» застыла знакомая фигура…
- Готовьсь!
По сигналу девушки лучники окунули наконечники стрел с намотанным веревом в масло и подожгли.
- Целься! Бей!
Выбрать цель, натянуть тетиву и отпустить. Никаких расчетов и прикидок, только интуиция и верный глаз опытного стрелка. И до самого конца смотреть не на стрелу – на мишень.
Хлопнули тетивы луков в руках моряков «Безумной Звезды». И стрелы прочертили многочисленные огненные дорожки к настигающим шхуну контрабандистов «Крыльям Ветра», чтобы бессильно опасть, наткнувшись на незримую преграду.
Второй залп был столь же результативным.
- Левый галс! Разворачивай! – резкий выкрик Мары, обращенный к шкиперу, услышал каждый, – Канониры, приготовиться!
Сама полуэльфийка отбросила в сторону бесполезный лук. Помимо полимофизма, она умела и еще кое-что из чародейской премудрости. Сейчас как раз настало время магии вступить в дело.
Глаза Мары сверкнули синим пламенем, когда, повинуясь ее заклинаниям, вода вокруг «Крыльев Ветра» замерзла. Вокруг бортов образовалась приличных размеров наледь.
Ход охотника за пиратами резко снизился. Но, одновременно с этим, на штирборте “Безумной Звезды”, где канониры оканчивали последние приготовления, раздался взрыв. Пушки были уничтожены, разрушило часть палубы и водонепроницаемых переборок.
Это было второе заклинание Ледориана…
Шхуну сильно тряхнуло. Судно дало крен, но, к счастью, черпать воду не стало. Продолжая поворот, «Звезда» выходила на траверс практически замершим на месте «Крыльям Ветра», готовясь к тому, чтобы пойти на таран.

Корабли стремительно сближались. С каждой секундой расстояние между ними сокращалось. Обе команды замерли в ожидании столкновения. Лица напряжены, костяшки пальцев побелели, сжимая оружие и абордажные снасти.
Эльф-маг видел, чем может обернуться бой. Разбойничья шхуна, чей форштевень был украшен впечатляющим тараном, могла пустить «Крылья» ко дну, несмотря на все его усилия. Чародей понимал, что он не успеет растопить лед вокруг корабля, да и стоит ли это делать?
Духи Воды пришли ему на помощь, и, ледяное поле стремительно начало расти.

Мара и ее шкипер уже не успевали ничего сделать. Судно набрало ход, хищно нацелив нос в бок противника. «Безумная Звезда» прошила разросшуюся ледяную преграду, упершись носом в борт охотника за пиратами.
Но большего достичь не удалось. Повреждения были совсем незначительными: проломило верхнюю часть борта у юта, треснуло лишь несколько досок. Сама «Безумная Звезда» пострадала гораздо больше противника: проломив ледяное поле, судно получило несколько пробоин. Носовые переборки был разбиты. Вода медленно, но верно стала поступать в трюмы. К счастью для разбойников, контрабандные товары хранились в кормовых отсеках, и им ничего не угрожало.
С обеих сторон в воздух взметнулись абордажные крючья. Сверкая в лучах полуденного солнца, они впивались в борта, рвали снасти и паруса, калечили людей. Один из пиратов – невысокий, коренастый человек, которого железной кошкой пригвоздило к борту – корчился, силясь вырвать из груди абордажную снасть. Какое-то время он бился, исходя криком и роняя изо рта капли кровавой пены, а потом затих, обвис на железных когтях.
В мгновение ока Мара скинула сапоги, отбросила лук, перчатку и колчан, оставшись в одной свободной белой рубахе и черных штанах, да на ноге остались ножны с кинжалом. Зачем лишняя одежда, которая будет мешать, когда можно изменить кожу, нарастить куда более крепкую эбеновую чешую? Зачем лишнее оружие, когда можно выпустить клыки, шипы и когти на руках и ногах, и, заодно, укрепить мускулатуру? Да, это больно. Но жизнь – вообще не сахар. Так что можно и потерпеть. Жаль, что действие заклинания нельзя было продлить настолько, насколько того хотелось. Ведь задержись полуэльфийка в зверином обличье подольше, и ей будет уже гораздо сложнее вернуться в нормальное состояние. Инстинкты возьмут свое, и пути назад уже не будет.
Словно наяву ощутив запах предстоящей схватки: свист стали, кровь, пот и смерть; полудроу, оскалившись, скомандовала заветное:
- На абордаж!
Рев разъяренных разбойников сотряс воздух, но опытные моряки «Крыльев» плевали на чужие вопли. Подобную работу они проделывали не впервые.
Стоило пиратам ринуться на абордаж, как над бортом «Крыльев» поднялись рыла двадцати арбалетов, встретив первые ряды атакующих стальным ветром. Тяжелые дроты насквозь пробивали легкие доспехи и тела морских разбойников. Те уже мертвыми или истекающими кровью падали под ноги товарищам, которые, не замечая этого, бодро прошлись по раненым и трупам.
Пара болтов с острейшими оголовками лишь бессильно скользнула по матово-черной чешуе, которой покрылась Мара. Капитан «Безумной звезды» первой оказалась на палубе вражеского корабля, эбеновым смерчем ворвавшись в ряды матросов Сортрема. Перезарядить арбалеты никто уже не успевал. Да и был ли в них прок против бронированного зверя. Пришлось браться за мечи.
Зарычав совсем не по-девичьи, Мара яростно бросилась в атаку. Первый же моряк, попытавшийся заступить ей дорогу, умер страшной смертью. Левой бронированной лапой она отвела удар меча и тут же когтями правой вырвала сердце несчастного.
Пираты повалили на осаждаемый корабль…

Ледориан знал, что ему не выжить в гуще схватки. Он не отчаянный рубака – его призвание магия. Окажись он в рядах сражающихся – не продержался бы и минуты. Заклинания спасли бы от нескольких ударов, но рано или поздно смерть пригласила бы его на продолжительное свидание. Подобное не входило в ближайшие планы мага, и он предпринял все возможное, чтобы оказаться в относительной безопасности. Достав из сумки с ингредиентами перо морской чайки, Терновый Шип прошептал короткое заклинание левитации и взлетел к вершинам мачт. Оттуда открывался чудесный вид на панораму сражения.
Маг видел, как пираты бросились на штурм. Их вела странного вида девушка, видимо, капитан разбойничьего корабля. Измененная внешность говорила об одном: она – оборотень-полиморф. Чрезвычайно опасна. Но, как известно, один в поле не воин… Даже в измененном состоянии, оставляя после себя горы трупов, без поддержки своей команды успеха ей не видать.
Волшебник достал из своей сумки кусочек паутины.
Мгновение. И рвутся хрупкие нити в тонких пальцах. На нос пиратского корабля падает липкая сеть, опутывая разбойников мерцающими тенетами. Около двадцати рубак замерли, не в силах двинуться с места. Они лишь бесцельно размахивали клинками, пытаясь разрубить магические путы, вырваться. Глупцы…
Мелькнувший следом огненный шар оставил на месте пойманных в сети разбойников лишь обожженные трупы и отвратительный запах горелой плоти.

Выстроив рыхлую стену щитов, охотники за пиратами перешли в наступление. Стремясь укротить строптивицу, они теснили ее все ближе к борту. Единственная, кого не задело заклинаниями проклятого Ледориана, Мара была вынуждена отступать. Еще немного, и ей придется ретироваться на палубу собственного судна, чтобы там продолжить бой.
К счастью ее первый помощник и остатки команды не дремали и сумели быстро сориентироваться. По наступающей линии моряков Уотердипа ударил веер стрел. Кто-то молча упал, поймав смерть лицом, кто-то хрипел, хватаясь за пробитое горло или грудь. Этого было достаточно для полудроу, чтобы броситься в образовавшуюся брешь.
Пираты перегруппировались и пошли в контратаку. Звенела сталь, и кровь залила практически всю палубу. Схватка «стенка на стенку» превратилась в свалку. Мара, войдя в ритм боя, стала своеобразной косой смерти, отправляя к Сайрику все новые и новые души.
Этакий демон, вырвавшийся из одного из Кругов Ада, с головы до ног в крови врагов, сошелся лицом к лицу с предводителем охотников за пиратами.
Боевой клич Сортрема Ястреба, казалось, перекрыл шум битвы. Булава пропела в нескольких дюймах от головы полудроу, а когти Мары высекли искры из круглого щита.
Сортрем умело уходил от атак, а его выпады были весьма и весьма опасны. Удары, что наносила девушка, неизменно находили щит противника. И следом ей самой уже приходилось уворачиваться от летящей булавы противника. Поединок складывался явно не в ее пользу. Приходилось отступать, шаг за шагом. Оставалось только прибегнуть к хитрости. Увернувшись от очередного замаха, Мара не стала атаковать, а просто бросилась наутёк.
- Стой, падаль! – гаркнул Ястреб, в горячке боя совершенно потеряв хладнокровие и кидаясь в погоню. Отбежав на пяток шагов, Мара воззвала к врождённым способностям, наследием от родителя-дроу. Тело моряка охватило лиловое пламя. Оно не обжигало, однако Сортрем, повинуясь инстинктам, дико взвыл и, бросив оружие и щит, начал хлопать себя руками в надежде сбить магический огонь. Звериный лик Мары исказила коварная ухмылка, когда, не мешкая ни мгновения, она развернулась и бросилась на противника.
- Нет… - взвыл Ястреб. Он еще попытался уклониться от атаки, в то же время понимая, что этот бой стал для него последним. Все, что он успел разглядеть перед смертью – острейшие иглы шипов на бронированном кулаке, что пушечным ядром летел ему между глаз.
Полуэльфийка презрительно плюнула в кровавое месиво, в которое превратилось мертвое лицо капитана «Крыльев».
- Мразь, - процедила она.

Усталость змеиным ядом расползалась по телу. Все-таки магия – это ремесло не из легких. Едва поддерживая заклинание левитации, Ледориан опустился на окровавленную палубу «Крыльев Ветра». Сил почти не осталось. Кое-как волшебник сумел прикрыть себя заклинанием Железной Кожи. Даже почти обессилев, он не мог оставить своих товарищей по оружию. Перехватив посох наподобие дубины, покрепче стиснув его, он надеялся, хоть как-нибудь помочь в битве.
Смерть Сортрема потрясла мага. Он потерял одного из лучших друзей. Казалось невероятным, что этого несокрушимого, уверенного в себе человека, с которым они не раз прикрывали друг другу спину, не стало. Ястреб не вернется с охоты.
Боль утраты наравне с гневом мутным потоком толкнулись в грудь. Все еще теплящаяся в маге сила, умноженная горем, нашла выход.

Не задерживаясь над трупом Сортрема, Мара вновь кинулась в атаку. Но не успела она сделать и пары шагов, как в грудь ударил мощный поток ветра, швырнув ее на мачту. Полуэльфийка сильно ударилась спиной и рухнула на палубные доски. Вражеский маг, о котором она успела забыть в пылу схватки, вновь напомнил о себе в бою.
Заклинание, делавшее ее зверем, спало, и девушка вновь стала сама собой.
- Будь ты проклят, ничтожество! Убью! – взвыла девушка.
Увидев, кто перед ним, Ледориан слегка растерялся. Смертельное заклинание уже было готово сорваться с его губ, но он так и не решался произнести ключевой слог. Да, перед ним была та, кто только что убила его друга. Но ведь это Мара, его любимая… Нет. Он больше не сомневался в собственных чувствах к темнокожей полукровке.
И заклинание погасло, развеявшись, как прах по ветру.
Но эльфа поразили то отвращение, та ненависть, с которой полудроу смотрела на него. Неужели все то, что между ними было, ничего для нее не значило?
Недолгих мгновений, пока маг был в замешательстве, Маре хватило, чтобы, преодолев расстояние, отделявшее волшебника от нее, выхватить кинжал и вонзить его в грудь эльфу. Железная Кожа дала сбой, рухнув в один момент, как и радужные мечты Ледориана о возможном счастье.
- Мара… - все еще не веря, прошептал он. Удивленные глаза бросили последний любящий и горький взгляд на убийцу, после чего душа отправилась на поля Фуги – бескрайние равнины смерти…
Следующим движением полудроу вырвала кинжал и на развороте ударила волшебника ногой в грудь. Пролетев несколько ярдов по воздуху, тело Ледориана перевалилось через борт и исчезло в зеленых волнах.

После произошедших событий исход схватки был предрешен. Видя смерть своего капитана и волшебника, исчезнувшего в морской пучине, моряки Уотердипа пали духом. Их руки с трудом поднимали оружие, отражая атаки пиратов. С каждой секундой их становилось меньше и меньше.
Вскоре кровь последнего из них расцветила палубу свежими багряными красками.

Вернувшаяся в свой нормальный облик, Мара оглядела палубу. Итог схватки был печален. Едва ли половина команды осталась в живых, корабль был изрядно поврежден, но гордость за то, что они одержали верх над доселе непобедимой командой, с лихвой перекрывала горечь потерь.
«Безумная Звезда» постепенно набирала в трюм воду. Спасали водонепроницаемые переборки, однако первый же шторм мог с легкостью потопить разбойничью шхуну. Но теперь в распоряжении полукровки был практически неповрежденный в ходе схватки бриг противника. Вопрос о том, стоит ли пустить его ко дну вместе с трупами его моряков, предварительно обчистив каюты и трюмы, или же воспользоваться столь приятным трофеем уже не стоял. Теперь это был ее корабль…

Автор: Лирабет 30-08-2007, 14:01

Симпопо и FR к тому ж. Нра.
Я-то ждала, что это маг свою любимую пристукнет. Сказывается общение с Аарином Гендом...
А вот и тапки летят клином:

Запятая лишняя. И тут всё ж лучше "несколько" (во всяком случае я об это "у" спотыкаюсь)
Там, на бриге, у всех столь одинаковый пульс, унисонный? Странно. И "перекрестить" курс - это "во имя Отца и Сына и Святаго Духа"? "Пересечь её курс", "перебежать ей дорогу", в конце концов... или что там ещё можно придумать...
Что-то меня эти "капли" смущают. Капли - это когда жидкость. Капли крови, дождя, вина и т.д. А пена, будучи другой консистенции, падает какими-то кусочками, ошмётками, клочьями то бишь. "Брызги кровавой пены", а?
Мне, брюзге, мерещится, что это пиратов становилось всё меньше и меньше. Просто поблизости много слов, к которым можно применить местоимение "их" - моряки, руки, атаки, пираты. Может, подкорректировать чуток?
Второй "противник" явно лишний.
Если меня вконец не доконал склероз, "неповрежденный" тут следует писать раздельно, ибо это не просто "неповреждённый бриг", а "не повреждённый в ходе схватки бриг". Как там эти штуки в предложениях зовутся... обстоятельства... дополнения... А, провались они в Девять Адов, не помню! Народ, кто тут отличник по русскому языку и недавно из школы к тому ж? Подскажите!

Автор: Тореас 30-08-2007, 14:10

Да не суть на ошибки наши переводчики по ФР еще и не такой на гора выдают..
Рад, что понравилось.
Спасибо, что заглянули.

Автор: Горация 11-09-2007, 14:32

Как говорится, меня не ждали, а я приперлася.
Прочитала последний рассказ. Что могу сказать… Неплохо, что касается описаний, образности. В принципе, все это у тебя наработано довольно хорошо. Но вот что касается смысла… (я крайне редко берусь высказываться по этому поводу). Мне кажется, что все больно простовато. Этакий взгляд с мужской стороны (просто зачастую в подобных историях жертвой выставляют женщину). Но, по большому счету, какой-то пятый смысл здесь и не нужен. Красивая история с батальной сценой и неожиданной концовкой)

Ну, как обычно, нарыла кое-что)))

«набита темными эльфами, полукровками, контрабандистами»
Такое впечатление, что контрабандисты – это такая же раса, как эльфы и полукровки.

«обсуждая огромное количество всевозможных товаров»
Немного странно… обсуждать количество, да еще и огромное. Если на то пошло, то обсуждается обычно качество этого огромного количества.

«Над головой кружились тучи вайкинов – рода морских летучих мышей»
Сдается мне, что слово «рода» здесь совершенно лишнее. Оно разрушает все предложение. Тучи (кого?) вайкинов – (пояснение: тучи кого?) морских летучих мышей. А не тучи, состоящие из рода.

«а небо заменял возвышающийся каменный купол – о борт, в бесконечном ритме пульса далеких морей билась черная вода.»
«Возвышающийся» - нехорошее слово, труднопроизносимое, трудноусвояемое, тем более, сразу после «встречающихся». И потом, о какой борт билась черная вода, когда с начала абзаца упоминается только причал, у которого борта не может быть по определению. В таком случае, не мешало бы уточнить о борт чего она все таки билась.

«Спустя несколько ударов сердца»
Немного странная мера… и потом: чьего сердца?

«на палубе выстроился весь состав «Крыльев»»
Состав??? Скорее, это команда или экипаж…. По крайней мере, прежде я так думала. Гораздо логичнее сочетание «состав команды». А отдельно, напоминает железнодорожный состав или химические ингредиенты…

«разрушило часть палубы»
Так и хочется сказать «разнесло»! Но, это ничего не значащее отступление)

«Судно дало крен, но, к счастью, черпать воду не стало.»
Не особо мне нравится это «черпать воду»… приходится напрячься, чтобы понять, о чем идет речь.

«Повреждения были совсем незначительными: проломило верхнюю часть борта у юта, треснуло лишь несколько досок.»Не ассоциируется у меня как-то слово «проломило» (действие довольно сильное, кроме того, соответствующая эмоциональная окраска) с незначительными повреждениями. Если бы «задело верхнюю часть борта» или что-то подобное – это уже другой разговор. Тем более, следом такое противоречие: треснуло лишь несколько досок.

«Оттуда открывался чудесный вид на панораму сражения.»
Не увязывается как-то «чудесный вид» изначально подразумевающий чуть ли не идиллическую картину, с «панорамой сражения» - зрелищем, весьма далеким от приятного. На мой взгляд, все что угодно, только не чудесный (в этом конкретном случае).

«отражая атаки пиратов. С каждой секундой их становилось меньше и меньше»
Об этом уже говорилось выше. Тут выстроено так, что слово «меньше» цепляется к «атакам». По логике понятно, что людей становилось меньше, по написанию – все же атак.

«Вскоре кровь последнего из них расцветила палубу свежими багряными красками.»
Какое радостное описание! По мне, так это почти неприлично по отношению к смерти, о которой идет речь… Некое глумление в нарочитой небрежности и легкости.

Вот в этом не уверена… Кажется, что «несколько раз на день» но «по нескольку раз на дню».

Автор: Тореас 12-09-2007, 10:50

Горация, рад видеть.
Действительно простовато. Глубокой идеи заложено не было,
основной упор делался именно на батальные сцены.
За разбор мелочей спасибо

Автор: Тореас 10-10-2007, 9:23

Может, это и есть настоящее счастье

Устроиться на диване с полным комфортом не получилось. Отвратительно скрипнул коленный сустав. Звук был такой, будто стекло царапают. Леонид поморщился.
Прихрамывая, доковылял до платяного шкафа. Взял маслёнку и, сетуя на дрянную жизнь, а, проще говоря, банально матерясь, смазал колено. Пару раз для проверки согнул и разогнул бедовое сочленение. Скрип исчез.
Для порядка вздохнув разочек, Леонид убрал маслёнку и, притворив массивную дверцу шкафа, запер его. Достал сигареты и спички. Закурил.
Механические легкие с едва слышным шелестом втянули дым.
«Прима», хоть и с фильтром, была забористой. От самосада так не продирало, как от этого «произведения» ленинградской табачной фабрики. Леонид закашлялся. Бездумно смахнул пепел в пепельницу. Вместе с пеплом вылетел и уголек.
- Тудыть тебя в качель!
Было от чего осерчать. За последние два десятилетия та же наука сделала гигантский шаг вперед. Даже не шаг – шажище! Органы искусственные для трансплантации, биопротезы на любой вкус... Соседи, ученые с местного НИИ приборостроения, как-то за совместным празднованием Нового Года обмолвились, что и ИИ, сиречь интеллект искусственный, уже изобретен. А вот быт в стране наладить не могут… Сигарет нормальных так и не научились делать. Отопление, туалеты и ванные комнаты – это вообще отдельный разговор. Социализм, мать-перемать его во все тяжкие!
Леонид, скромный водитель такси, не разделял оптимизма ученых соседей. Ну, изобретут или изобрели искусственный интеллект, и что? Что дальше то? Хвалёный ИИ сразу же канализацию почистит, течи труб исправит? Или, наконец, установит мир во всем мире? Свежо предание, но верится с трудом.
Лёня сам после Афгана чуть ли не роботом стал. Половина тела, если не больше – биомеханические. Угораздило подорваться так, что его врачи по кусочкам собирали. Но, хвала Гиппократу сотоварищи, новые «запчасти» были ничуть не хуже старых. Руки-ноги оторвало, легкие и кишечник пробило – теперь приходится «щеголять» с заменителями.
Леонид чрезвычайно стеснялся протезов, и старался никому не распространяться о своей немощи. Вот и приходилось втихомолку с маслёнкой возиться. К докторам – ни в коем случае. Лучше соседей-ученых попросить, бутылку за это поставить. Жена и сын (он свято в это верил) – и то до сих пор в неведении.
В замочной скважине послышалось слабое царапанье. Взгляд Леонида скользнул по старинным, еще дореволюционных времен часам. Массивные стрелки показывали без двух минут семь. Жена вернулась.
Все-таки молодец у него Люська! Хоть и трудоголик каких мало, но, помимо работы, еще и на повседневные дела достаточно времени умудряется выкроить. Вот и сейчас она забрала Сашку из садика. Хотя сам Леонид был в отпуске и с легкостью мог прогуляться через пару кварталов ради сына. Мог, но лень-матушка родилась гораздо раньше... Поговаривают, что она появилась еще до Адама и Евы, которых Бог и слепил-то уже от скуки. (Как говорится: чтобы было!)
Да и как идти, когда по телику олимпиаду транслируют? В Лёне до сих пор не умер заядлый болельщик. С утра, пока не жарко, прямиком к пивной. Затариться «Жигулёвским» на весь день. Придти, закинуть пиво в холодильник, оставив бутылочку для разгону, и усесться на диване перед теликом. А, нет! Ещё балкон открыть и вентилятор включить, не то и свариться недолго. Уже который день стояло +35 в тени. Что творилось на солнцепёке – лучше не представлять.
Хорошо в отпуске, каким боком не крути…
- Лёня, мы дома! Можешь встречать, - раздался в прихожей голос жены.
- Да, папа, втъечай! – вторил детский голос. Как ни бились родители, но пока отучить Санька от того, чтобы он перестал картавить, никак не могли, - у мамы столько в сумках!
- Бегу, бегу! – улыбаясь, Леонид подскочил к жене и принял тяжелые авоськи, - Дорогая, чего набрала-то? Кирпичей что ли?
- Ага, их самых! Кирпичей! – на Люськином лице загорелись веснушки. Они всегда вспыхивали, когда она смеялась, - завтра вот как нафарширую их пеплом от твоих сигарет – пальчики оближешь!
- Ммм… вкуснятина, наверное… А на гарнир цементную кашу? – Лёня, водрузив сумки на кухонный стол, тоже расхохотался и потянулся за припасенным пивом.
- Не! В подливе с машинного масла!
Шутка оказалась не к месту. Бутылка, которую Леонид успел извлечь из холодильника, угрожающе затрещала в руке.
- Милый, что с тобой? – разувшись сама и сняв с Сашки сандалии, Люся прошла на кухню, - у тебя лицо бледное-бледное.
- Ничего… - едва слышно прошептал он, - ничего…

- Папа, идем ужинать! – донесся с кухни голос Сашки. Да и у самого Леонида в «желудке» уже минут пятнадцать как раздавалось голодное бурчание.
Шлепая босыми ногами по паркету, он чуть ли не бегом направился к столу. Сашка, беззаботно чавкая, уже во всю рубал.
- И чем это у нас так вкусно пахнет? Чур, мне всего и побольше!
- Ишь, какой! – на лице Люси отобразилась всегдашняя веселость, но глаза смотрели с тревогой, - тебе лучше? – чуть тише спросила она.
- Да, нормально. Мальца перегрелся, наверное. Сейчас поедим, пива холодненького глотну еще, и буду в полном порядке, - он натянуто улыбнулся. Впрочем, этого хватило, чтобы с лица жены исчезла тень волнения.
- Шиш тебе, а не пиво. Поужинаем и идем в кино. Мне подруга достала два билета на вечерний сеанс, - оттараторила она, накладывая ему полную тарелку тушеного картофеля с мясом, - новый западный фильм. Очень хороший. Мне на работе рассказывали...
- Погоди ты, а как же Сашка? Мы ведь не оставим его одного, – Леонид нахмурился. Рассобиралась, видите ли, а о сыне не подумала.
- А с Санькой мама посидит. Она через минут десять должна придти. Так что давай, ешь, и будем собираться.
Зная характер жены, оставалось лишь смиренно последовать совету. Тем более что ужин был великолепным. Мясо и картофель буквально таяли во рту.

…Со стороны Финского залива задул прохладный бриз, немного освеживший застоявшийся воздух. Город, пробуя морскую свежесть на вкус, вздохнул полной грудью. В вечернем небе, одиноко мерцая, зажглась первая звезда.
Лёня бездумно уставился на нее, не обращая внимания на Люськины разглагольствования. Впечатлений от фильма у него не осталось. Мелодрамы, в отличие от жены, он не любил. Не то чтобы Леонид не верил в чувства. Как раз наоборот, свою бесценную Люсю он любил больше собственной жизни. Только даже западные режиссеры и актеры до сих пор не научились, а может, попросту, не умеют показать на экране настоящие чувства. Все слишком натянуто, искусственно. Так же искусственно, как, к примеру, скажем его рука или нога. Вроде бы и есть, а с какого боку не глянь – фальшивка. Искусная подделка, не более. Только не каждому суждено почувствовать разницу.
- Лёнька, нахал, ты меня не слушаешь совсем! – он почувствовал, как жена требовательно дернула его за локоть.
- Слушаю, слушаю, - рассеянно произнес он, оторвавшись от созерцания неба.
- Тогда скажи, как тебе фильм! Понравился? Я уже битый час от тебя ответа добиться хочу.
- Очень понравился. И я даже полностью согласен со всем, что ты говорила. Самому и добавить нечего. Давай, я лучше нам мороженого куплю!
- Вот угорь изворотливый! – Люся возмущенно шлепнула мужа по предплечью. Но в глазах играло веселье. Каждой бы такого мужа, как ее Лёнька, и мир стал бы лучше…
Леонид довольно ухмыльнулся и отправился к ближайшему ларьку.
- Девушка, пару эскимо, будьте любезны! – он протянул деньги полноватой продавщице. Шумно выдохнув воздух, как бегемот, та наклонилась куда-то под прилавок.
Через несколько секунд он уже спешил к жене. Неторопливо они пошли дальше, с наслаждением кусая белые ледышки мороженого. До дома оставался один поворот. Войти под арку, и вот он, подъезд.
- Мужик, закурить не найдется?
Леонид обернулся на источник голоса. Три подростка в драных кожанках. Толи панки, толи рокеры – поди разбери эту молодежь. Один, самый низкорослый, поигрывал цепочкой, двое держали руки в карманах.
- Извините, ребята, ни одной сигаретки, - произнес он, в напрасной надежде, что троице хочется только курить, а не портить ему вечер.
- А если подумать? – тот, что с цепочкой, презрительно сплюнул, - а то ведь мы и поискать можем.
- Дорогая, иди домой, я сейчас, - бросил он перетрусившей Люське, - не волнуйся, все будет в порядке… - и шагнул навстречу троим вымогателям.
- Поискать, говоришь, сопляк. За «искалку» не боишься? – ладони Леонида слегка напряглись. Нет, не сжались в кулаки. Это лишнее. Удары ребром ладони, костяшками пальцев гораздо более действенны. А с троицей надо расправляться быстро.
Ещё с армейских лет Лёня знал, что подобное быдло надо ломать сразу и нещадно. Подонков жалеть нельзя, потому что, если ты пощадишь их, то они тебя точно не пощадят. Куда мир катится, что плодит подобную гнусь…
- Борзый ты, дядя, - цепь в руке низкорослого закрутилась быстрее.
Леонид не стал ничего отвечать на эту реплику. Зачем тратить драгоценные секунды. Просто бросился вперед. Не бездумно. Нет. Каждое движение выверено. Тело, хоть и механическое наполовину, но повинуется как прежде.
Летит в голову стальная цепочка. Уклоняться – терять время.
Взлетает навстречу левая рука, чтобы неуловимым движением вырвать из рук низкорослого его «оружие». Удивиться не успеет. И, не останавливаясь, на инерции, ногой в лицо.
Тот отлетает, брызгая в воздух юшкой и осколками зубов. Готов, авиатор…
Оставшиеся выхватили из карманов ножи. Прыткие какие. Один даже занести руку для удара успел. Только на этом все. Колено Леонида со всей силы врезалось ему в пах. Парень согнулся от боли, а Лёня, заканчивая прием, впечатал колено ему прямиком в подбородок. Господин судья, извольте считать до десяти… Нокаут!
Боковым зрением Лёня заметил неуловимую тень за спиной и прыгнул. В сторону, уходя от стального росчерка. Парень ринулся на него, бешено размахивая ножом. Господи, бедолага, ты и нож-то в руках держать не умеешь. Брось и беги, пока поздно не стало.
Не бросил. Извините…
Для него кажущееся небрежным, для парня – сверхъестественно быстрым – движение. Зазвенел по асфальту выбитый нож. И следом Леонид ударил. Раскрытой ладонью. В нос. Резко, снизу вверх.
Последний из нападавших рухнул, как подкошенный. Из сломанной переносицы потекла густая темная кровь. Ничего, жить будет. Поваляется без сознания с полчаса и оклемается. Считай, еще легко отделался. Леонид расчетливо смягчил удар, чтобы не убить.
- Все в порядке, милая, - он повернулся к застывшей у подъезда жене. Выражение ужаса на ее лице, заставило его беспокойно обернуться. Разве что-то не так? Вроде не переусердствовал.
В левом боку внезапно закололо, и легкие начали хрипеть. В глазах резко потемнело, будто кто-то вуаль набросил. Скосив мутнеющий взгляд, Леонид увидел рукоять ножа, торчащего между ребер. Но крови не было.
“Значит, тот второй успел-таки ударить…” – на этой мысли сознание погасло.

Мир вернулся внезапно. Шумом в ушах и туманом в глазах. В груди раскалывалось сердце. Сипя и клокоча, вздыхали легкие.
- Ксюха, ты что творишь? – зашипел над ухом сердитый мужской голос, - отключи его, а то потом…
- Отключаю-отключаю. Нет, вот ведь молодежь пошла… - невидимая Ксюша сокрушенно вздохнула, - такой конструкт, чуть не угроби…
Что-то щелкнуло, и на этом звуки оборвались. Мир вновь исчез.

***

Сергей облегченно выдохнул и теперь мог спокойно утереть трудовой пот со лба. Три часа они с Ксенией корпели над поврежденным Леонидом, но таки добились своего. Повредившиеся в результате «клинической смерти» микросхемы были благополучно заменены на новые. Программы-контроллеры поведения перепроверены – все в норме. Блок памяти исправлен, подчищен и дополнен: пробудившись, Леонид ничего не вспомнит о драке – для него минувший вечер окончился благополучным возвращением домой.
- Ксюня!
- Что? – раздался голос жены уже из прихожей.
Сергей улыбнулся. Молодец, Ксю. Сама догадалась, что сейчас нужно пойти и успокоить Людмилу. Та, наверное, уже изрыдалась. Еще бы: каково жене, которая уже один раз потеряла мужа и обрела его вновь благодаря ученым соседям, заново переживать смерть любимого? Пусть с осознанием того, что он не настоящий, но тем не менее.
- Ничего, родная. Иди-иди…

К счастью успокаивать Люсю не пришлось. Справилась. Пересилила себя. Сдержала слезы. Боялась сына разбудить. Боялась вопроса «Где папа?»
Сашка мирно спал, спрятав руки под подушку и сладко посапывая. Наверное, видел уже десятый сон. На его загорелом лице играла улыбка.
Мама Людмилы мирно всхрапывала на том самом диване, где Леонид готов был просиживать целыми днями, пялясь в экран телевизора и попивая холодное «Жигулевское».
- Ну, как он? – губы женщина предательски дрожали. Как, впрочем, и голос.
- Все в порядке…
Тихий вздох, и колени у Люси подогнулись. Она медленно осела на пол.
- Как камень с сердца… А я то уж боялась, что все... не увижу его больше!
Поток слез все-таки прорвался через плотину.
- Люся…
- Я ведь люблю его!
Ксения уж было открыла рот, чтобы сказать: «Люся, он ведь не настоящий! Нельзя любить машину». Но тут же одумалась. Для жены Леонида и его маленького сынишки именно он, искусственный интеллект с воспоминаниями погибшего солдата, стал родным и любимым. Особенно для маленького Сашки. Он не помнил смерти отца, слишком мал бы для этого. И Леонид, их с Сергеем изобретение, смог заменить осиротевшей в одночасье семье родителя и мужа. Ведь негоже ребенку расти без отца.
Поэтому Ксения попросту молча опустилась рядом с Люсей и обняла ее. Слова – лишнее.

***

Наступили выходные. Не сказать, что они были очень уж долгожданными: все-таки последние дни отпуска – не самое радостное событие. Всегда хочется отдохнуть еще.
Жара немного спала, и Леонид всей семьей решили пойти в Парк культуры. Не дома же сидеть. Тем более, что Сашка давно просился на карусели.
- Папа, а когда пойдем уже? – Сашка настойчиво теребил отца за штанину брюк, - я на лошадках покататься хочу.
- Скоро пойдем, сынок. Вот как только мама боевую раскраску сделает, так мы сразу выходим, - Леонид потрепал непослушные Сашкины вихры, - Люсь, ну ты скоро там?
- Иду-иду! – Люся закончила с макияжем и вышла из спальной, - не могу же я показаться на людях не накрашенной.
- Господи! Любимая, да ты и так красивей всех, без всяких помад и теней.
И Леонид самым бессовестным образом запечатлел на ярко-алых губах жены смачный поцелуй. В ответ та, предварительно покраснев от комплимента, сердито шлепнула его по мускулистому плечу.
- Вот если ты мне помаду съел, я не знаю, что с тобой сделаю!
Впрочем, возможная экзекуция отменилась после просмотра зеркала.
- Еще раз вытворишь подобное – укушу! – грозно пообещала Люська, перед тем как двери квартиры закрылись за их спинами.

…День прошел в Сашкиных восторгах и улыбках счастливых родителей. Такого постреленка воспитывать – не каждой паре дано.
Леонид стоял, обняв жену, и довольно смотрел, как его сын летает по кругу на спине прыткой лошадки в яблоках. С наслаждением слушал его заливистый смех. Ловил блескучие лучики глаз.
“Вырастет – весь в меня пойдет, бесенок!”
И Лёня притянул Люсю к себе и вновь без зазрения совести поцеловал.
- Спасибо тебе, милая, - шепнули губы мгновением позже.
Люся застыла, переводя взгляд попеременно с сына на мужа и обратно. И маленькие прозрачные бусинки в уголках глаз грозили наверняка испортить макияж. Но сейчас Люсю это вовсе не волновало. Она доверчиво спрятала голову на груди мужа и дала волю слезам.
Может, это и есть настоящее счастье?

Автор: Горация 15-10-2007, 14:44

Странно, что все молчат-то????
Я то прочитала, еще на прошой неделе, но опять не хотела быть "ледоколом"... но, мне не оставляют выбора)))

посему, лови...
Идея не плохая, но, мне показалось, что чего-то не хватает... и, кажется, не хватает этой самой машинной сущности этого Леонида. О том, что он робот, читатель узнает только из слов автора, больше это ни в чем не выражается... нет такой особой отличительной черты, не смотря на которую жена его так любит. Нет в этой ее любви того особенного чувства, о котором ты хотел сказать. Он самый обычный человек... по-этому и особенность этого счастья ощущается весьма натянуто (если вообще ощущается) если бы, например, он был весь насквозь железный и на вид хромированный, а имел душу или что-то такое, за что жена его любила не смотря ни на что, мысль бы лучше прослеживалась...
хотя, может, я чего-то не понимаю

Отчего-то хочется поменять местами слова «органы искусственные».


(Что?) – половина. (КакаЯ?) – биомеханичесКАЯ.


Совершенно безболезненно можно опустить слово «времен»… «еще дореволюционным часам», кажется, так глаже.


Не могу сказать точно, что мне здесь резануло… Леонид – решили. Не согласовано тут.


Было бы весьма странным теребить за штанину юбки. Про брюки, на мой взгляд, лишнее уточнение, это не важная деталь.

Автор: Тореас 16-10-2007, 5:46

я сам в шоке. хочешь немного критики хотя бы.. а фигушки зачастую..
некоторые огрехи уже поправил, только вот тут не выложил исправленную версию
Спасибо, Горация

Автор: Тореас 13-03-2008, 9:29

Давненько ничего не выкладывал здесь. Поэтому вот. Немного недовычитанный рассказ.. пособите с ашипками, кто чем может ))

Тебе пора, клоун...

- Лежите спокойно, не двигайтесь.
Холодные пальцы деловито растерли гель по грудине.
- А больно не будет? Или щекотно? Я ведь того... боюсь ее, щекотки, – перебарывая кашель, он еще пытался шутить.
Врач слабо улыбнулся, остановив ультразвуковой сканер в паре сантиметров от тела пациента.
- Не волнуйтесь, Михаил Николаевич… Ничего подобного не случится. Пару минут, и будете одеваться.
Последовавшую следом обещанную пару минут молчания нарушало только слабое гудение диагностической аппаратуры…
- Ну, что, доктор? – застегивая пуговице на рубашке, обратился он к выстукивающему прерывистый ритм по клавиатуре врачу, - жить буду?
На каменном лице врача нельзя было прочесть ничего. Только странный блеск в глазах и подрагивающие руки, оторвавшиеся от кнопок, говорили о том, что все очень и даже слишком серьезно.
- Михаил Николаевич, пожалуйста, присядьте…
В коридоре под дверью раздался тревожный лай.

- Эй, старик, глаза разуй! Куда прешь?! – раздался за спиной возмущенный молодой голос. Кажется, женский. Можно повернуться и нагрубить в ответ. Только совесть не позволит. За всю свою жизнь Михаил Николаевич Кудрявцев не произнес ни одного бранного слова. Да, и сам виноват – по сторонам надо смотреть, а не под ноги.
Бегущая рядом верная Матрена, в отличие от хозяина, не сдержалась и звонко облаяла посмевшую поднять голос на ее хозяина. Мол, что не видишь, глупая, что человеку и без того тошно.
- Матрешка! Ну-ка, фу! – Кудрявцев предупреждающе дернул гладкошерстную любимицу за поводок, - Нельзя грубить старшим.
В ответ - преданный блеск черных глаз-пуговиц и вертолетный пропеллер хвоста. Молоденькая болонка быстро забыла об обидчице и выжидающе уставилась на Михаила Николаевича.
И тот никак не мог разочаровать любимицу. Из кармана подзасаленного пиджака появился кусочек столь обожаемого ею рафинада.
Пока Матрена поглощала лакомство, Кудрявцев успел потрепать ее по белому мохнатому загривку, да поправить розовый бант на хвосте. Зачем, спрашивается, внучка завязала это постоянно норовящее сползти украшение на хвост несчастной Матрешки... Как там она выразилась – гламурно. Из последовавших объяснений семилетней златовласки шестидесятилетнему дедушке, что же такое пресловутый «гламур», старый клоун так ничего и не понял, кроме того, что сейчас это модно.
Вмиг повеселев на десяток градусов, болонка залихватски тявкнула, дергая поводок.
- Да, идем-идем, торопыга. Понимаю, что тебе не терпится на работу… но только ведь не работать торопишься, шалунья, а к ухажеру, - туманный взгляд Кудрявцева несколько прояснился от воспоминаний циркового закулисья. Как сейчас перед глазами: вся труппа с ног сбивается, ища пропавших болонок: Матрену и Федора – ее избранника. А те в этот момент преспокойно милуются среди реквизитов, совершенно не думая о выступлении. У всех паника, а им бы хоть бы хрен по деревне.
Вздыхая о былом, ссутулившийся человек с семенящей рядом собакой устало брел к цирку…

- Михаил Николаевич, родной, где ж запропастился-то? Репетицию пропустил… - худрук с выражением крайнего волнения на лице подбежал к вошедшему Кудрявцеву.
- Что играть сегодня? – бесцветным голосом спросил клоун, словно пропуская мимо ушей слова руководителя труппы.
- Как что, дорогой вы мой? Новый номер, «Такси», кто обещал?! Матрешка, ты как, готова? – наклонившись, худрук почесал веселую болонку за ухом.
Утвердительное «гав!» в ответ было весьма красноречивым.
- Степашу уже загримирован. Очередь за вами, Михаил Николаевич. Номер через полчаса. Так что преображаемся в скором темпе, и – на манеж…

Напялить на себя концертный костюм, состоящий из разудалого рыжего парика с залысиной, шляпы-котелка с пластмассовым цветком, обрезанного смокинга и нелепой манишки – дело пяти минут. Втиснуть припухшие от долгой ходьбы ступни в узкие остроносые лодочки красных кричащих туфель – еще минута. Тщательно выбелить лицо и нарисовать на нем улыбку – от силы четверть часа.
Отложив помаду, Кудрявцев бросил взгляд в зеркало. Как и положено, из зазеркалья на него смотрел «веселый» клоун. Улыбка до ушей, хоть завязочки пришей. Самому же Михаилу Николаевичу хотелось в этот момент завыть, как волку, тоскующему на Луну.
Сегодняшний визит к врачу подписал ему суровый приговор: «У вас рак легких, четвертая стадия». Жаль, сразу в домовину лечь нельзя.
В другой раз Михаил Николаевич мог бы плюнуть на все и, напившись вдрызг, одеть петлю на шею. Но сознание того, что срывать благотворительное представление для ребятни из детских домов не в его праве, заставило клоуна придти и отработать номер. Лишать капли счастья тех, которым с детства не повезло в жизни – бесстыдно, по меньшей мере.
Он знал, что такое наивная детская радость, когда малыши верещат от восторга, смеются над потешным рыжеволосым шутом на манеже. Будто наяву перед глазами возник образ заливающейся смехом внучки, сидящей в первом ряду, когда незнакомый рыжий дядька ревел в два ручья после того, как ему порвала штаны так похожая на их Матрешку собака.
Детский смех и улыбки – более чем щедрая награда для рыдающего клоуна.
Но парой мазков кистью Кудрявцев добавил на щеки синие капли сбегающих слёз. Что такое истинная клоунада, как ни трагикомедия…

Обмундированный в такси ослик Степаша покорно ждал у кулис. Желтые шашечки на темных боках, вместо сбруи – игрушечный руль и педали, вместо запасного колеса – запасная нога. На крупе табличка с номером, как на настоящем автомобиле.
Что же, седлаем и вперед! То есть: за руль и поехали!
Ткань кулис послушно разошлась.
- Би-бип!!! Би-бип!!! – призывно гудя, «таксист» сделал круг по манежу на своем «жеребце», который бодро трусил, слушаясь клаксона за ушами.
По окончанию витка холостого извозчика ждал пассажир – наряженная в светскую львицу Матрешка. Как бы голосуя у обочины, она махала лапкой.
- Эх, прокачу! – «водитель» остановил «такси», не глуша мотора, как раз напротив болонки. Деловито вылез, обошел «машину» и раскрыл перед Матрешкой несуществующую дверь. При этом поклонившись так низко, что штаны, довольно плотно обтягивающие вовсе не тощий зад, треснули, явив детворе исподнее в розовый горошек.
Естественно, что в салон к такому водителю ни одна уважающая себя женщина не сядет. Матрена демонстративно отвернулась, напускно сердито тявкнув. Что последовало за этим: конфуз прикрывающего прореху клоуна, пробирающегося обратно на водительское сиденье, и продолжительные раскаты хохота на трибунах.
- Би-бип! – уже не так уверено возвестил клаксон, и Степаша-«такси» уже не так бодро затрусил по кругу.
Детвора продолжала счастливо смеяться.
Приключения только начинались. На исходе второго круга «такси» едва успело затормозить перед лежащей поперек дороги Матреной в бессознательном состоянии. Рыжеволосый водитель, визжа от ужаса, давил на «педаль тормоза» и изо всех сил тянул на себя «руль».
«Машина» остановилась в считанных сантиметрах от бездыханного тела.
Паникующий «таксист» пулей выскочил из салона, прикрывая левой ладонью прореху в штанах и испуганно оглядываясь по сторонам – вдруг кто заметит!
На трибунах вновь разгорелся пожар смеха и улыбок. Наверное, каждый из ребят знает, каково это – оказаться в подобном положении. Но ведь смотреть со стороны за чужим конфузом – это так весело!
- А!!! - паникующий клоун, вертясь как юла, чтобы скрыть от посторонних глаз дырень на штанах, дрожащей рукой прикоснулся к лежащей к верху лапами собаке.
- А-а-а!!! – еще громче, касаясь ее второй раз. Матрешка оставалась неподвижной.
За время оказания первой помощи бесстыдное «такси», скрылось в неизвестном направлении – Степаша ретировался за кулисы.
Зрители в восторге.
- А! – раздается удивленно-испуганный возглас. Несчастный шофер обнаружил, что его «такси» исчезло, - Украли!!!
Подобно пресловутому Шерлоку Холмсу бедняга выудил из-под манишки увеличительное стекло внушительных размеров. И, уже не стесняясь порванных штанов, стал деловито изучать место преступления.
На трибунах истерика.
И в этот момент пришла в себя несчастная обморочная.
О, боги! Какой шанс! – Матрешка одним прыжком вцепилась за болтающийся обрезок фалды – точь-в-точь за задницу укусила.
Ужасу и слезам клоуна, мечущегося по манежу как белка в колесе, ответом послужили уже даже не смех – всхлипы, выдавливаемые из груди. Чтобы расхохотаться, надо ведь воздуха в грудь набрать. А этого никак не дают сделать – слишком захватывает зрелище.
Рыдающий навзрыд «таксист» с неожиданной ношей на пятой точке, сверкая пятками, исчез за кулисами.
И после этого грянули восторженные аплодисменты. В эти секунды дети верили, что радость может продолжаться бесконечно…
- Ну, Михаил! Ну, Николаевич! Брависсимо! – за кулисами восхищенный худрук заключил плачущего клоуна в крепкие объятия, не замечая, что по рисованному лицу катятся вовсе не невсамделишные слезы…

Не дожидаясь окончания выступлений, старый клоун удалился в гримерку. Судорожно стер с лица испорченную слезами маску.
«Прощай, чертова улыбка. Брось меня, я подарил тебя другим, оставил на манеже.
Прощевайте и вы, слезы. Недаром я вас лил, даря смех и веселье».
Кудрявцев, бросил последний взгляд на отражение в зеркале. Встретился глазами со смертельно уставшим человеком в рыжем парике и нелепом котелке.
«Прощай и ты, клоун…»
Тут его разобрал приступ кашля, безуспешные попытки остановить который продолжались минут пять, пока из горла не вылетел кровавый сгусток – причина першения в горле.
После чего, побросав цивильные вещи в небольшой чемоданчик из-под реквизита и не переодеваясь(в морге переоденут), Михаил Николаевич, подхватив саквояж, двинулся к выходу. Никто не заметил, как он вышел через запасный выход.
Едва сдерживая так некстати наворачивающиеся слезы, Михаил Николаевич остановился у потрепанной афиши.
«Прощай, Цирк. Ты был частью меня, моей семьей, мной самим», - клоун почтительно стянул маскарадный котелок, обнажив голову, - «Матрешку жалко оставлять. Но без хозяина не останется. Ведь мы – семья.
Нет.
Теперь Вы – семья! А я… я…»
Рядом раздался обиженный лай верной болонки. Как так, хозяин бросил? (работа №026c)
- Матрешка! А ну, марш домой! Кому сказано! Не то котелком запущу, мало не покажется. Кыш!
Хмуро глядя исподлобья и опустив хвост-пропеллер украшенный бантом, верная болонка не посмела ослушаться хозяина. Ушла, косясь.
«И мне пора…»

Владелец «Пенной кружки», небольшого пивного ресторанчика на набережной, приподняв бровь, приветствовал постоянного посетителя. Видно, Михаил Николаевич совсем удачно отметил очередное выступление в цирке, раз пришел догоняться, даже не переодевшись.
- Как обычно, пива с раками? – учтиво осведомился он у клоуна, с не меньшим удивлением заметив, что тот абсолютно трезв.
- Только пива, пожалуйста, рак у меня уже есть… - ответствовал тот, устраиваясь за свободным столиком у стены.
Владелец хмыкнул: пойми, этих клоунов. Так шутить с каменным лицом не каждый может. Видимо, все эмоции в цирке оставляют, и на собственную жизнь их не хватает…
…Глянув в янтарные глубины принесенного напитка, Михаил Николаевич сделал добрый глоток. И вновь его одолел сильнейший приступ кашля, окончившийся схаркиванием сгустка гнилой крови.
Как сказал доктор – болезнь стремительно прогрессирует. Не в правилах хороших врачей лгать. И потому на вопрос Кудрявцева: «Сколько мне осталось?» - принесший клятву Гиппократа честно ответил: «Не больше месяца». Зараза слишком близко подобралась к «мотору».
Так зачем мучить себя и родных, и, в первую очередь, внучку, золотоволосую Светланку? Незачем им видеть, как он увядает, слышать, как хриплый кашель разрывает грудь. Он не сможет смотреть на их слезы, изношенное старческое сердце не выдержит. Это была его привилегия – плакать.
Плакать, чтобы другие смеялись…
По сухой, шершавой от грима щеке скатилась предательская слеза. За ней другая…
Плакать, чтобы другие смеялись…
- Всем пива и раков за мой счет! – провозгласил во всеуслышание, уже не сдерживая рыданий, бросая на стол не нужные больше деньги.
И, опростав одним залпом остатки пива в кружке, старый клоун выбежал на улицу, направляясь к ближайшему мосту.
- Михаил Николаевич, чемоданчик-то забыли! – неслось ему в спину.
«Нужен он мне теперь сто лет как!»

…Резкий порыв речного ветра ударил в лицо, высушил слезы. Парик с водруженным котелком съехали куда-то на затылок.
«Ну, что. Теперь, действительно, прощай, клоун», - облокотившись на перила, Кудрявцев, не мигая, смотрел на темные волны плескавшиеся метрах в двадцати под ним, - «Пора!»
- Дедушка!
- Папа!
И в дополнение Матрешкин лай за спиной. Что за напасть?! Или сама судьба не дает совершить опрометчивого поступка?
- Папа, ты чего удумал?
Ну вот, дождался. Глаза дочери на мокром месте, и Светланка шмыгает носом.
- Вы как здесь очутились? Нельзя уже после представления кружечку пива пропустить в одиночестве, - нарочито ворчливым тоном буркнул Михаил Николаевич.
- Матрешка домой прибежала одна. Скулит. Будто за собой зовет. Мы уж думали грешным делом, с тобой что стряслось. За ней пошли.
- Ох, уж эта Матрена… Паникерша, не иначе, - клоун обнял дочь и внучку. И те улыбнулись в ответ. Радость сменила слезы.
Внезапно по телу будто волна жара прокатилась. Бешено забилось сердце. В груди закололо, словно кто-то настойчивыми толчками решил пробиться наружу. Кажется, подкосились колени, и он начал оседать на мостовую.
Покатился прочь дурацкий котелок…
Мир начал отдаляться. Где-то на грани еще слышались не сдерживаемые рыдания, крики «папа» и «дедушка», собачий лай.
Милые, родные… и теперь такие далекие. Спасибо, что вы были рядом!
Какую глупость он почти совершил. Умирать, не бросив прощального взгляда на дорогих сердцу людей, не обняв их, не ощутив напоследок тепло их любви – недостойно настоящего человека. Дурак ты, клоун. Такого счастья себя чуть не лишил…
Не хотел слез? Но их не избежать. Ни за что. И глупо было надеяться на обратное.
Спасибо тебе, дорогая Матрешечка… Спасибо, за это мгновение счастья. Для меня оно останется одним из самых дорогих во всей прожитой жизни.
А теперь, тебе, действительно, пора, клоун… Пора…

Автор: Горация 5-05-2008, 14:51

Прочитала последний рассказ… Черт возьми, чуть не прослезилась! Очень хорошо у тебя все получилось! И тема такая… я бы за такую не взялась… тяжелая.
В общем, талантище ты… только пишешь мало…

Как обычно, по тексту тут кое-что выудила, куда же я без этого!

«среди реквизитов»
Обычно «реквизит» употребляют в единственном числе. «Среди реквизита».

«где ж запропастился-то»
Обычно «где пропадал», но «куда запропастился»….

«Степашу уже загримирован»
Опечатка?

Автор: Тореас 28-05-2008, 11:39

пасип бальшущее...
а еще говорят, что сценка в цирке удалась

Автор: Тореас 29-05-2008, 12:58

XXII век.
Без трёх минут Полдень.
Мировое сообщество переварило остатки коммунизма и социализма и, за неимением другой пищи, пожирает само себя.
Во главе угла находится моментальная выгода. Люди – лишь средство. Такое же, как раритетный «Domestos» для борьбы с неприятными запахами в туалете.
Деньги – не пахнут, если ими в буквальном смысле не подтираться.
Нет больше «взрослой жизни». Есть расписание дня.
У детей больше нет детства. Нет игр в «прятки», «казаки-разбойники», «штандр-штандр», «цепи-закованы» и «съедобное-несъедобное». «Войнушка» отошла в иной мир. А для «игр в доктора» сначала нужно достичь половой зрелости.
Нет сказок на ночь про Ивана-царевича или Финиста-Ясного Сокола. Или же про аленький цветочек…
Илья-Муромец спит летаргическим сном на печи.
Спящая красавица ворочается в хрустальном гробу, но поцеловать её некому.
Руслан променял Людмилу на девку из придорожного кафе на окраине столицы нашей необъятной Родины.
А дядька Черномор получил пожизненный срок за проявление «дедовщины» среди роты богатырей особого назначения.
Всё изменилось. Даже сказки, и те…



Итак. Где-то в пределах столичного мегалополиса…



Солнечный ко-заяц весело перескочил с пластикового подоконника на спинку виброкровати. Распушив хвост парашютом, приземлился на постель. Запушил всё обратно и скачком добрался до торчащего из-под одеяла ко-носа. Подёргал за торчащие из ко-ноздрей ко-волосики, игриво отвесил волшебного щелбана по самому кончику дыхательного аппарата и исчез.
- Аапчхи-и! – Колексей добротно чихнул. Да так, что одеяло сдуло на пол.
В ответ виброкровать сделала то, что и положено делать настоящей, качественной виброкровати, стоит хозяину проснуться – начала вибрировать. Приятная дрожь пробежала по всему телу Колексея, пробуждая затекшие за время сна туловище и члены.
Молодой ко-человек потянулся, зевнул, прислушиваясь к работе режима «С добрым утром!», и настороженно замер.
Точка вибрации остановилась где-то в районе ко-ягодиц, настойчиво разминая уже пришедшую в себя после ночного одеревенения ко-задницу. Та волей-неволей, но начала возбуждаться.
«Опять умник-близнец врубил гей-режим. Шутник-стимулятор!» - рассерженный ко-юноша шарахнул верхним левым членом по спинке виброкровати. Туда, где помаргивал диодами пульт управления.
Вибрации прекратились. Ко-задница тотчас же прекратила процесс возбуждения и вернулась в нормальное состояние.
- Сынок, ты чего там буянишь? – донесся с кухни голос родительского организма, - спускайся! Завтрак ждёт!
- Завтрак… - насупленный Колексей напряг мышцы брюшной части ко-организма и заставил ко-туловище принять вертикальное положение. Два нижних члена громыхнули босыми ко-пятками по полу, - Опять, поди, отварная арматура? Ко-глаза мои её бы не видели. Железа мне, видите ли, не хватает… Можно, наконец-то попробовать этот, как его… Гуляш! Или пирожки!? - уныло бубнил он всю дорогу до столовой.
- Что, на кулинарных форумах пересидел? Пирожки ему… Ещё манную кашу попросил бы! Умойся для начала, - намекнул родительский организм, копаясь у алхимической плиты и гремя ретортами, - с немытыми верхними членами не получишь ничего. И давай быстрее, у меня уже слюнки бегут. Фаршированные гантели – объедение. Ко-пальчики оближешь.
- А Косашка где? – после непродолжительного плескания водой в ко-лицо и протирания ко-глаз подал голос Колексей, - я тут ему всыпать хотел…
Договорить, чего же и куда он хотел всыпать своему организму-близнецу, Колексей не смог – ко-рот самопроизвольно наполнился кислотными выделениями.
Фаршированные гантели в соляном соусе, украшенные металлической стружкой и пучками облезлой проводки, распространяли такой аромат, что дух захватывало и хотелось проглотить всё и сразу.
- Косашка уже в сети. Как проснулся, даже есть не стал – подключился к Сети, вкалывает на Корпорацию, - бросил через ко-плечо родительский организм, раскладывая гарнир из толчёных удобрений по тарелкам, - позови его, кстати.
- Ещё чего. Кто не успел, тот опоздал! – обиженному поведением близнеца Колексею пламенно захотелось умять и Косашкину порцию удобрений с гантелями в придачу. Поэтому идти звать брата к столу он не собирался. - Сам виноват! Пусть теперь до обеда терпит. С рабочего места отлучаться строго по расписанию.
- Ладно, не гуди, - буркнул родительский организм, - Садись, ешь. И в кого Косашка такой трудоголик? Ведь Корпорация редко доплачивает за часы переработки.
- Может, он энтузиаст? – жуя проволоку, прочамкал Колексей, - Я читал, что есть такие. Хуже трудоголиков. Гораздо.
- Ешь, не умничай! – родительский организм с наслаждением надкусил фаршированную гантелю. Брызнул сок, оросив ему ко-подбородок, - На энтузиастах Корпорация держится.
Колексей ответил не сразу. Он упоённо и с наслаждением поглощал навоз с подливой. Вприкуску с гантелями.
- Да ну их к чертям, этих энтузиастов-держателей. Я добавки хочу! – провозгласил он после того, как вылизал тарелку дочиста и начал косить ко-глазом на предназначавшуюся Косашке порцию.
- Хватит с тебя. Иди, работай! И Косашку гони сюда. Пусть оторвётся минут на десять, это разрешено. Нельзя, чтоб ко-тело без минералов просиживало, а то совсем в овощ превратится.
- А добавка? – всё еще надеясь на благоприятный для себя исход, спросил Колексей.
- Обойдешься! Давай, шевели нижними членами! – родительский организм был непреклонен, - Сеть и Корпорация ждать не будут.
И ведь не поспоришь. Родительский организм – он такой. Чуть что, может и верхним членом так по ко-голове приложить, что мало не покажется. Тем более опасно искушать судьбу, когда неподалеку лежат нечищеные пудовые гири. Хоть и весьма вкусный при должной обработке продукт, но если такой прилетит промеж ко-глаз – ко-черепу мало не покажется.
Косашка как-то жаловался, что ему прилетело. Так он неделю нормально работать не мог. Терял концентрацию, и коннект с Сетью рвался непрестанно. Пару выговоров даже заработал.
Колексей помнил те чудные мгновения, когда Босс, имевший привычку постоянно жевать поливинилхлорид, брызгая крошками изо рта, отчитывал Косашку. Грозился забанить его, от Сети отключить. Чтоб никакого контакта. Даже через проксик.
А для ко-человека это означает смертный приговор. Или, используя корпоративный лексикон, списание по акту непригодности.
Люди с приставкой «ко-» – наполовину овощи. Эти мутировавшие порождения Корпорации с атрофированными конечностями и измененной структурой организма появляются на свет и существуют только с одной целью – увеличивать благосостояние своих создателей. Перестаёшь приносить доход – отправляешься в расход.
Кончилась эйфория от кучи лайков, пинга нет, бан, учёная запись удалена - и у большого пальца Босса-императора наступает эректильная дисфункция. Далее следуют списание и утилизация.
И вынужденно или, как в случае с энтузиастами, по убеждениям ко-люди подсаживают на Сеть население планеты. Что Корпорации, собственно, и надо. Делай деньги, наплевав на мораль – вот её девиз. А ко-люди – инструмент для претворения его в жизнь.
Где достаточно нескольких слов, а где требуются продолжительный флирт или прикармливание троллей. Мы для вас – кажущаяся свобода и вседозволенность в Сети, вы в ответ отдаёте нам кошелёк и душу.
Сеть затянула многих, если не сказать – всех. Правда ходят слухи, что есть ещё те, кто не утонул. Барахтаются.
- Чего застыл, как овощ замороженный? Кому сказано – двигай членами! – родительский организм, не церемонясь, отвесил правой рукой задумавшемуся на мгновение Колексею крепкий подзатыльник.
«Верхним членом», – тут же поправил себя ко-юноша.
В ко-голове загудело.
Потирая ушибленное место, Колексей хмуро поплёлся в предназначавшееся для работы помещение – пластиковый бокс без окон. Вернее, окна там были, но только в раззявленных пастях мониторов, через которые в реальный мир смотрела Сеть. Смотрела кучей мелких вкладок из оболочки браузера.
Из дверного проёма доносился методичный стук Косашкиных ко-пальцев по клавиатуре. Организм-близнец маньячил с раннего утра. Интересно, скольких уже заарканил и посадил на сетевой кукан?
Стараясь двигаться неслышно, Колексей всё ещё на негнущихся после тумака родительского организма нижних членах подкрался к сидящему в виброкресле близнецу. Заглянул в монитор.
«Уголок Тверской». Приват-чат.

[Дива]: Милый, я так хочу тебя. Не представляешь, как я пылаю!
[Бармалей]: Детка, ты так меня заводишь!
[Дива]: Возьми меня прямо сейчас…

Нет нужды объяснять, что сексуально неудовлетворённой гетерой был Косашка. Колексей ухмыльнулся и потянулся к тумблеру на виброкресле близнеца. Пусть и он ощутит, что такое гей-режим. Тем более, что ситуация вполне располагала.
Однако тумблер и без вмешательства Колексея был включен.
- Ммм… - томно простонал Косашка.
«О-о-о», - подумал Колексей, - «вот и причина энтузиазма выяснилась. Организм-близнец, оказывается, самый настоящий вибро-онанист!»
- Слышь, дрочила, хорош ко-анус нежить. Завтракать иди. А то мне из-за тебя родительский организм уже отвесил горячих.
Косашка подскочил в виброкресле, как кислотой ошпаренный.
- Ты чего здесь?
- Завтракать, говорю, топай. Хоть раз на время посмотрел бы, дрочила…
Вмиг понурившийся Косашка заблокировал доступ к своей «ОСи» и, щёлкнув тумблером, натужно приподнялся с отключившегося виброкресла.
«Еще бы...» - Колексей с ехидной ухмылкой представил степень возбуждения ко-задницы близнеца.
- Иди-иди. И скажи спасибо родительскому организму, что я не слопал твою порцию фаршированных гантелей.
Близнец ушёл расстроенным, еле волоча нижние члены. Видно было, что очень не хотел покидать насиженное место, где было так тепло и приятно.
Колексей фыркнул и уселся в предназначенное ему виброкресло. Включил режим «релакс».
RJ-45 нашел привычное место во встроенной в подлокотник розетке – физикал коннект есть. Поднимаем сессию.
Верхние члены оттарабанили доменные логин и пароль. Монитор раззявил пасть приветствием: «Добро пожаловать в Сеть!»
«Что ж, посмотрим, на чём мы вчера остановились…»
Список новостей и обсуждений нехотя обновился.

Форум «Песочница.Да?!» Здравствуйте, Арматуро! Ваше последнее возвращение было Вчера, 21:30. С момента Вашего отсутствия появилось 107 сообщений в 32 темах.

«Негусто. И скучно. Наигрался в куличики. Позже гляну».
ЖЖшечки, борды, дайрики и соцсети выглядели не менее уныло. Всё та же политота и самолюбование. Всё те же маты, лайки, няши и косплей. И прочая галиматья.
Минут тридцать Колексей потратил на то, чтобы прикормить троллей. Пока те ожесточённо жевали, промониторил список читателей. Те же лица. И плюс, и минус одновременно. Оттока нет, но и прирост отсутствует.
Пока он сёрфил и подбрасывал еды в кормушки, вернулся сытый и довольный близнец, устроился в соседнем кресле.
«Кошмар! В чат залезть, что ли? Или, на худой конец, на сайт знакомств. А то еще премиальных лишат по итогам месяца за невыполнение плана. Чем я, в конце концов, хуже Косашки?»
На «Уголок Тверской» решил не ходить, чтоб не портить близнецу показатели. Да и не нравилось ему изображать из себя девочку или мальчика по вызову.
Путешествие по «комнатам» было недолгим. Куда не зайди – никого нет. Или люди ещё не проснулись для знакомств, или на сегодняшний день судьба окончательно решила повернуться к ко-юноше задним проходом.
Он уже было собирался вернуться в свой уголок в «Песочнице», но обратил внимание на чат-комнату с трагичным названием «Любовь и одиночество в Сети». Обычно там всегда был стабильный онлайн, но сейчас болталась всего одна особь, по всей видимости, женского пола.
«На безрыбье и малёк – щука…».
Колексей вбил ник и щёлкнул «Войти».

[Пупсятинка]: Привет…



С этого «привета» всё и началось. Колексей сам не осознал, что подсел на работу.
Ко-юноша потерял аппетит. Даже любимые гири не доставляли ему никакой радости и удовольствия. Часто вместо завтрака, обеда и ужина он предпочитал побыть в Сети.
Родительский организм подозрительно косился на него при встрече и на пару с Косашкой за глаза называл «энтузиастом». А иногда не стеснялся и прикладывал тумака верхним членом.



[Пупсятинка]: Почему ты не идёшь есть?
[Арматуро]: Не хочу оставлять тебя в одиночестве.
[Пупсятинка]: Может, пойдем вместе? Я с голоду умираю.
[Арматуро]: Ладно, давай!))) За это время успею соскучиться!
[Пупсятинка]: Я тоже буду думать о тебе. Ты такой необыкновенный…

Колексей перечитал последнюю фразу несколько раз и смачно сплюнул. От досады.
Ко-робот-уборщик, вереща сигнализацией, немедленно принялся вытирать кислоту, и за пару секунд вернул полу девственную чистоту.
- Ублюдок! - ко-юноша выдохнул и разорвал сессию, ругая себя последними словами. Знала бы ко-собеседница, насколько близка была к истине. Действительно, он необыкновенный по сравнению с ней.
От нахлынувшей злости Колексей стиснул ко-кулаки, отчего левый подлокотник его виброкресла треснул и сломался. Ко-юноша недоумённо уставился на пластмассовые остатки и обрывки проводки в верхнем члене – придётся тикет в техподдержку открывать, чтоб розетку починили в спешном порядке.
Может, решить проблему самому будет быстрее?
Верхние члены тряслись. Разорванные витые пары никак не хотели скручиваться. Вместо нужного кросса получалась спутанная паутина.
- Ты чего возишься? – бормотнул над ко-плечом Косашка, - Помочь?
- Уйди, дрочила! Без тебя справлюсь, - зло бросил Колексей, считай что прорычал. Сейчас он был готов проклинать всё и вся: Корпорацию, Сеть, Косашку, родительский организм, весь мир и себя…
- Не хочешь, как хочешь! – близнец вернулся в собственное кресло, в котором гей-режим уже давно не отключался. Через минуту раздалось всегдашнее страстное постанывание.
Колексей провозился еще полчаса, прежде чем восстановил кроссировку.
Коннектор сухо щелкнул в заждавшемся гнезде.

[Пупсятинка]: Где ты так долго был? Я заждалась
[Арматуро]: Прости. Так получилось…
[Пупсятинка]: Главное, что теперь ты здесь, со мной!
[Пупсятинка]: Мне кажется, мы созданы друг для друга

Второй подлокотник угрожающе затрещал.

[Арматуро]: Я понял это с самого начала
[Пупсятинка]: Муррр))) Какое ты, всё-таки, солнце)))
[Арматуро]: Да?
[Пупсятинка]: Дя… Люблю тебя!
[Арматуро]: А я тебя!
[Пупсятинка]: Может, мы, наконец, сможем увидеться?
[Арматуро]: …
[Пупсятинка]: Это означает «нет»?

«LAN-cable disable!» - сообщила бесчувственная система. Колексей ещё раз сплюнул, вызвав верещание ко-робота. В сжатой ко-ладони остались обрывки UTP-шки и пластиковые крошки от розетки RJ-45.
Что он мог ей ответить? Сказать правду?
Тем самым он убил бы не только себя, но и её. Разглашение Корпоративной коммерческой тайны карается самым строгим образом – списанием по акту непригодности. Обоих в расход. И нерадивого сотрудника, и того, с кем он разоткровенничался.
Назначить ей свидание? Выйти в свет?
С учетом того, что выбраться из Корпоративных боксов прежде не удавалось никому – безнадежное предприятие. Да и невозможно повторение сказки о красавице и чудовище. Видела бы Пупся его… Настоящее ко-лицо, а не ту фальшивку, что он подсунул ей вместо фото.
Или просто сказать «нет»?
К чертям такую ко-жизнь! Обман на каждом шагу. Враньё. И в первую очередь – самому себе. Нужно уйти в отпуск. Поваляться всласть на виброкровати. Вволю налюбоваться потолком. Главное – подальше от Сети. А там – стерпится-забудется.
- Косашка, слышь, можешь от моего имени заявление на отпуск накатать? А то я себе Сеть сломал, - нарушил он постанывание близнеца.
- Попроси родительский организм. Я сейчас занят!
Колексей пространно махнул верхним членом в сторону близнеца. Дрочила, что с него взять.
Ко-юноша направился в гостиную, где трудился родитель.
Аппаратуры на рабочем месте у старшего ко-человека было не в пример больше, чем у его потомков. Зато процесс автоматизирован. В большинстве своем вместо родителя общались программы-«долдоны» с стандартным набором фраз на все случаи жизни.
Оставалось только сидеть и следить, чтоб программа невзначай не сбилась.
- Ты чего не на рабочем месте? - родительский организм подозрительно нахмурил ко-брови.
- Я в отпуск решил пойти.
- А… - понимающе протянул организм, - пиши заявление. Тебе как раз премия пришла, энтузиаст.
- У меня Сеть померла. Можешь за меня набить? – известие о нежданной премии не прибавило Колексею настроения.
- Ладно, чёрт с тобой. Набью, отошлю. Иди тогда, обедай. Там эспандер жареный на столе.
Колексей благодарно ретировался.
- Кстати, тебе вместе с премиальными флаер в Ко-бар приложили. Сходишь, развеешься. А то совсем закис, энтузиаст! – долетели вслед слова родительского организма.
«Почему бы и нет… Выпить сейчас точно не помешает».



В Ко-баре было пусто. Одинокая барменша сиротливо ютилась за мультикассовым аппаратом – компьютером с подключенными раритетными приблудами. Увидев Колексея, она заметно оживилась:
- Чего изволите?
Колексей пробежался ко-глазами по барной карте. Выбор был богатым.
Хочешь напиться вдрызг? Легко!
«Что ж, пойдём по порядку…»
- Двойную фосфорную, пожалуйста! – и протянул ко-девушке флаер. Та несколько разочарованно вздохнула. Видимо, о несбыточных чаевых. Потому как флаер – универсальное средство оплаты. Действует только один день с момента первого заказа, но денежный лимит – внушительная сумма. Сдача, которую обычно оставляют на чай при расчёте, с флаером не предусматривается.
- А вы что будете? – поинтересовался Колексей у ко-девушки, когда его заказ оказался перед ним, и он сделал внушительный глоток.
- Я ж на работе, - слабо возразила та.
Фосфорная подействовала безотказно. Глоток крепкого напитка и живая собеседница вмиг отодвинули образ Пупси на задний план. И барменша уже казалась чрезвычайно привлекательной.
История права, женщины и алкоголь – отличное средство спасения от сердечных травм.
- Сейчас все на работе. И мы никому не скажем, - подмигнул он ей. Определенно, ко-девушка была мила. Даже с учётом того, что она – «ко-».
- Тогда, можно я немного ашенотри возьму? – скромно поинтересовалась официантка, опустив ко-глаза.
- Что угодно! – ко-юноша вновь протянул ей флаер, - меня Колексеем зовут.
- Спасибо. Я – Конастасия.
- Приятно.
Флаер коротко чирикнул в ридере. Конастя что-то быстро отстучала по клавиатуре мультикассы, нырнула под барную стойку и вернулась оттуда уже с бокалом кислотного коктейля в верхнем члене.
- За знакомство!

… - А давайте еще выпьем?
- Мне уже хватит, - она улыбнулась, скашивая ко-глаза в монитор.
- Жаль. В одиночку я не хочу. Может, всё-таки, по капельке? Чуть-чуть… - Колексей хитро облокотился на ко-барную стойку.
- Но вдруг кто-то придёт?
- Чего опасаться? Ты же говорила, что я у тебя первый посетитель за неделю. Ведь так?
- Да.
- Значит, бояться нечего. Снаряд два раза подряд в одну воронку не падает. Или ты так спешишь избавиться от единственного клиента?
- Хорошо… Только по чуть-чуть!
- А можно, я сам чек пробью? – Колексей чувствовал необъяснимую легкость в ко-теле, какой еще ни разу не ощущал, и разом перемахнул через стойку к Конастасии.
Та в удивлении отпрянула, не успев свернуть одну из вкладок.

[Пупсятинка]: Это означает «нет»?
[Пупсятинка]: Прости, я не хотела давить, – безропотно сообщил монитор…



Такова она, жизнь ко-людей – рабов трудового распорядка. Сеть-еда-виброкровать. Фосфорная по выходным. Запланированное и согласованное с руководством Корпорации размножение по окончании пубертатного периода.
И квартирный вопрос их не портит…
Пусть нет ухаживаний, этого канувшего в лету конфетно-букетного периода. Нет свиданий под звёздами. И ко-люди справедливо не верят в старые сказки про красавицу и чудовище.
Но за две минуты до Полудня пара родительских организмов: Колексей и Конастасия – обязательно расскажут новорождённому ко-малышу свою ко-сказку на ночь. Гротескную историю о чудовище и чудовище.
И, как и встарь, в их ко-сказке героев ждёт счастливый ко-нец.

Автор: Тореас 25-03-2015, 8:50

Гранитное сердце



Не течёт вода под лежачий камень. Он одиноко замер в разлоге гор, укутавшись туманом. Один-одинешенек. Лишь капли дождя изредка омывают его лицо…
Или это всего лишь слёзы?

Сбросив с плеч вязанку хвороста, Эрзах по старой привычке отёр лоб в напрасной надежде смахнуть трудовой пот. Куда там… Но привычку не избыть.
На неестественно бледной для жителя гор коже не проступило ни капли влаги. Путь в другой конец долины за топливом для очага и обратно к затерянному в изломах ущелий домику у обычного человека отнял бы изрядное количество сил. Но, к сожалению, Эрзах не был обычным человеком. Больше не был.
Стоило ему вспомнить об этом, и силы вмиг покинули его не знающее физической усталости тело. Тяжело вздохнув, как заблудившийся в горах измотанный тур, он опустился на кривую скамью, которая тревожно скрипнула в ответ.
Тяжёлые воспоминания истощают сильнее любого труда.
Эрзах закрыл глаза, пытаясь отогнать наваждение. Но оно отнюдь не жаждало, чтоб его спровадили. Напротив, оно затягивало в глубины воспоминаний. В те далекие годы, когда сердце в груди ещё билось гулко и горячо, а не висело каменным грузом, как ныне.
Скамейка под Эрзахом вновь скрипнула, на сей раз тоскливо и протяжно, будто бы прося избавить её от мучителя – рассевшегося хозяина. И наваждение сгинуло. Исчезло, затаилось на время. Но Эрзах знал, что вскоре оно вновь возвратится, чтобы терзать его душу.
Он встал со скамьи и с благодарностью посмотрел на плод своих давних трудов. Иссохшее за долгие годы дерево доживало последние дни. Порой, глядя на потрёпанную временем скамейку, Эрзах всё чаще задумывался о том, чтобы несколько обновить убранство дома и двора.
В отличие от него, ничто не вечно под звёздами.
За домом, этой нелепой кособокой мазанкой, голодно завыл Пастух. Вспомнив, что не кормил пса со вчерашнего вечера, Эрзах хлопнул себя по лбу за забывчивость и скорым шагом направился на кухню. К ларю, где лежал последний кус вяленого козьего мяса. Отрезал большую часть, оставив себе лишь толику для скромного обеда. Хватит для лёгкого перекуса, дотерпеть до ужина – Эрзах не прихотлив.
Пастух радостно завилял хвостом, совсем по-щенячьи – почуял запах пищи. Улыбнувшись, Эрзах отдал мясо псу. Тот, радостно повизгивая, точь-в-точь, как в детстве, принялся уплетать долгожданное лакомство.
- Приятного аппетита, старина, – Эрзах наклонился, чтобы потрепать Пастуха по седому загривку. Пятнадцать лет прошло с той поры, как он подобрал еще слепого щенка – единственного друга за столетие одиночества, неизвестно как оказавшегося на его пороге, - сейчас попить тебе налью.
Колодец – неровно выложенная камнями глубокая яма, был до половины полон. Заскрипел не менее рассохшийся, чем скамья, ворот. Зажурчала цепь. Эрзах вытянул из гранитной пасти измятое ведро, в котором весело плескалась кристальной чистоты вода. Налил в уже опустошенную проголодавшимся Пастухом миску. Стосковавшись не только по еде, но и воде, тот принялся жадно лакать.
Эрзах ещё раз погладил пса, с сожалением улыбнулся.
Увы, время неумолимо. Вскоре наступит момент, когда Пастуха не станет, и он опять останется наедине с одиночеством. Вновь начнёт медленно сходить с ума от безысходности. Один против мира, вопреки времени.
И поговорить-то будет не с кем. Стадо коз – не в счёт. Тупые животные – слушать не умеют, не говоря уж о понимании.
- Эх, Пастух… - во рту у Эрзаха внезапно пересохло, а глаза предательски защипало.
Он наклонился к ведру и, сложив ладони лодочкой, зачерпнул студеной. Смочил губы, плеснул на лицо. Накатившее наваждение исчезло так же быстро, как и появилось. Но Эрзах, на всякий случай, для надежности, несколько раз погрузил лицо в ведро с водой. Холод окончательно отрезвил его.
Фыркнув, он мотнул головой, стряхивая жгучие капли. На глаза упали тёмные пряди – волосы Эрзаха давно забыли, что такое стрижка. Сам-то Эрзах помнил это слово, но только в отношении овец.
Отражение – молодое лицо с пронзительными голубыми глазами, так же намекнуло, что неплохо было бы вспомнить такое слово, как бритва.
Эрзах ухмыльнулся и подмигнул отражению, и юноша в ведре ответил ему тем же.
- Как думаешь, Пастух, стричься, бриться? Или не стоит? В большой кишлак надо идти, на базар. Продать пух, да продуктов купить: той же муки, да масла солнечного. А то в ларе и погребе шаром покати – одна вяленая козлятина. Кто захочет купить пух у неопрятного торговца, а, Пастух?
Пёс, устроившийся в тени мазанки на заслуженный отдых, послеобеденную сиесту, безразлично зевнул. Ему-то что, мясо есть, и ладно.
- Ну ты, пройдоха! - юноша отбросил непослушные волосы со лба, - ладно, отдохни с часок, потом на базар пойдём. Ты же не хочешь, чтоб хозяин голодал? А вернемся, коз подоим, я тебе молока парного налью.
Ответом было сопение Пастуха.

Тропинка незримым клубком разматывалась под ногами. На спине болтался большой тюк козьего пуха. А рядом трусил верный Пастух, довольный прогулкой.
Путь до большого кишлака неблизкий – несколько часов плутать по закоулкам ущелий. Пусть Эрзах не столь часто отправлялся в люди, но за многие годы запомнил дорогу назубок. Случающиеся землетрясения, сходы каменных лавин не затронули узенькой тропки, не оборвали тонкой нити, связывающей его с людьми.
- Что, Пастух, давненько мы с тобой не бывали на базаре? – юноша на мгновение остановился поправить сползающий со спины тюк, подтянуть ременную петлю.
Пёс радостно осклабился и несколько раз гавкнул, соглашаясь с хозяином – последний раз они с Эрзахом отправлялись в кишлак две полных луны назад. Эхо лая, заметавшееся меж каменных стен, затихнув, утонуло в глубине ущелий.
- Тише, дружище, тише. Разбудишь старушку-гору, она нам вмиг царские курганы соорудит – засыплет камнями, и помянуть будет некому, - юноша вздохнул собственной лжи. Хорошо, что его друг не умеет читать мыслей.
Могила могла бы быть только одна – Пастуха. Эрзаха смерть в очередной раз обошла бы стороной. Поначалу, едва узнав о своём проклятии – гранитном осколке, в которое превратилось горячее молодое сердце – Эрзах пытался покончить с собой. Всё без толку. Проклятье колдуньи, чьей близости безуспешно добивался молодой царевич, оказалось сильнее смерти.
Как сейчас юноша помнил разгневанный взгляд Джанайи в тот момент, когда он произносил пустые признания в любви – ярче пылает только кузнечный горн. И её слова…
«Пусть же камнем станет твоё сердце, которое не знает жара любви. И пусть камнем тот обратится, кто тебя полюбит».
Она ещё что-то забормотала себе под нос, но Эрзах не слушал. Он тогда лишь громко рассмеялся в лицо разгневанной женщине – подумаешь, недотрога. Сама потом будет жалеть, что отказала царевичу. Могла бы в злате-серебре купаться, а ей, видишь ли, любовь истинную подавай.
Напрасны были смех и презрение – дома, вместо привычного тепла, ждали только холодные каменные статуи родителей, младших братьев и сестер Эрзаха. И укор в их потухших глазах.
Дальше был только бег. Бег прочь от прошлого, от людей, от себя самого…
Сквозь нахлынувший поток горьких воспоминаний пробился оглушительный лай встревоженного Пастуха, вновь, на какое-то время рассеяв в душе юноши набежавшие густые тучи.

Козий пух на базаре пользовался постоянным спросом. И Эрзах не боялся несколько завысить цену: десять монет вместо восьми. Его товар был много лучше прочих, так что покупатели находились сразу. Ничего удивительного, ведь у Эрзаха за плечами вековой опыт.
После необходимых покупок: муки, масла – от выручки ещё кое-что оставалось: пара монет, которые Эрзах решил было приберечь. Он уже направлялся к выходу с базара, когда его внимание привлекла лавка с украшениями. Вернее, ноги сами понесли его к прилавку.
Молодая торговка, предлагавшая обывателям драгоценные товары, оказалась девушкой ослепительной красоты. Она приветливо улыбнулась новому покупателю.
- Что ж вы, юноша, так поздно подошли. У меня почти всё разобрали, - показно извиняясь, она развела руками, - осталась разве что сущая безделица.
На прилавке одиноко лежал кулон на тонкой цепочке – сердце, вытесанное из красного гранита. Взгляд юноши словно приковало к багровому камню.
- Нравится? – спросила девушка, заметив, как Эрзах уставился на украшение, - Берите, не прогадаете. Всего пара монет. Подарите девушке сердце, - она кивнула на кулон и хитро подмигнула юноше, - девушка взамен подарит вам свою любовь.
Эрзах, наконец, смог оторвать взгляд от кусочка гранита, поднял глаза и улыбнулся торговке.
- Беру, - на прилавок легло два железных кругляша.
- Вот и ладно. Берите, и пусть вам улыбнется счастье. После свадьбы ещё «спасибо» скажете Джанайе…
- Джанайя? – голос Эрзаха задрожал.
Рядом неистово и протяжно взвыл Пастух…

Эрзах не знал, сколько он бежал и куда. Он спотыкался несчётное количество раз, поскальзывался на камнях и падал. Руки, колени и лицо были разбиты в кровь – но, как обычно, юноша не чувствовал боли. Он не чувствовал тяжести мешка на плечах. Не слышал за спиной истошного лая Пастуха.
Позади не было ничего, кроме настигшего прошлого. И Эрзах боялся обернуться, чтобы столкнуться с ним лицом к лицу. Боялся снова увидеть укор в каменных глазах родных.
А неотступно в мыслях билось имя: «Джанайя!»
- Джанайя! – хриплый крик раз за разом рвал пересохшее горло. Эрзах бежал и не замечал, что вопит, будто в приступе падучей, - будь ты проклята, Джанайя!
Он еще раз упал и едва сумел подняться. Силы оставили его. Стоя среди гор, под набежавшими тучами, Эрзах зарыдал от бессилия. Так плачет заблудившийся в горах ребенок, который в отчаянии не может найти дорогу домой. Так плакал и бессмертный юноша с гранитным сердцем в груди. Плакал от бессилия обрести самого себя. Стать таким, как прежде.
Проливной дождь с жестокого неба лишь добавлял слёз на его лице…

- Эй! Вы слышите меня? Очнитесь!
Эрзах почувствовал, как его небритой щеки коснулось что-то шершавое, и открыл глаза.
Рядом заскулил верный Пастух, прекратив вылизывать хозяину лицо. А над самим Эрзахом склонилась та самая девушка, у которой он, чуть было, не купил проклятое ожерелье.
Юноша задрожал и стиснул кулаки, пытаясь отогнать вновь подступившее наваждение.
- Вы помните меня? Я – Джанайя, - девушка улыбнулась.
- Уходите, оставьте меня, - Эрзах поднялся, - я не хочу знать ни кто вы, ни почему пошли за мной.
- А на базаре вы не казались таким грубияном, - девушка притворно нахмурилась и стрельнула в Эрзаха чёрными глазками, - зачем вы убежали так внезапно? Монеты бросили, а кулон почему-то оставили. Я, между прочим, девушка честная. Мне чужого даром не надо!
- Я повторяю, что не хочу знать ни кто вы, ни почему пошли за мной, - стараясь не обращать внимания на девушку, Эрзах наскоро приводил себя в порядок. Но первым делом проверил – не отсырела ли мука в заплечнике во время дождя, и не порвались ли бурдюки с маслом.
- Не хотите, как хотите. Из-за вас и вашего кулона, я здесь. Заберите покупку и проводите меня до кишлака, сама я дороги не найду, - Джанайя обиженно надула губки, - что за мужчины пошли!
- Забирайте ваш кулон. Считайте, что я вам его дарю.
- Нет, так не пойдёт!
- Послушайте, Дж… - Эрзах, наконец, собрался с силами и посмотрел на девушку. Но стоило ему произнести первые буквы её имени, он сбился и застыл, как истукан, с открытым ртом. Отчасти от того, что боялся произнести её имя, отчасти – сраженный её ослепительной красотой. Конечно, и там, на рынке, он обратил внимание, но сейчас в свете заходящего солнца она была ещё более прекрасна.
У ноги ехидно фыркнул старый Пастух…

Забил родник рядом с одиноким гранитным осколком. Густые, как кисель, воды приняли и ласково обняли отшельника, оказавшегося поневоле на дне ручья – нарушили молчаливое уединение. Пролетели годы, проснулся камушек, задрожал – точит его нещадная вода…

Эрзах до сих пор не понимал себя, почему позволил девушке пойти с ним, а не проводил её до кишлака. Может, слишком просящий взгляд был у Пастуха?
Таким же мучительным был вопрос: что же заставило Джанайю пойти с ним?
Каким из её слов верить? Тем, что ей по сути негде ночевать, поскольку постоялый двор в кишлаке забит? Или тем, невзначай оброненным у торгового прилавка, о кулоне в подарок и о подаренной в ответ любви?
Так или иначе, но в его кособоком и тесном домике стало ещё теснее.
Эрзах, конечно же, уступил девушке свой топчан и одеяло из козлиных шкур. Сам же приютился в противоположном углу на тонкой циновке. Ему было неважно, на чём спать. Топчан и одеяло были лишь данью привычкам.
- Спокойной ночи! – пробурчал он Джанайе.
А наутро ни он сам, ни девушка так и не смогли объяснить друг другу, как оказались под одним одеялом. Как и не смогли посмотреть в глаза друг другу за весь день.
Но наступила ночь… И гранитное сердце на цепочке вновь мирно заснуло в объятиях козьих шкур.

…Двое застыли на пороге. За дверью ждала дорога и верный проводник – старый пёс.
- Эрзах, ты же понимаешь, что я не смогу так просто уйти, - слова давались девушке с огромным трудом, она едва сдерживала слёзы. На её шее висел подаренный юношей гранитный кулон.
- Нет, Джая, это ты не понимаешь. Ты должна! Иначе… - Эрзах запнулся.
- Что иначе? – она в отчаянии смотрела на него. В уголках глаз дрожали солёные хрусталики, но так и не решались сорваться.
- Ничего! – Эрзах отвернулся.
- Не молчи! – слёзы всё-таки нашли выход наружу, - Только не молчи, я прошу тебя!
- Джанайя, я – чудовище, меня нельзя любить!
- Не ври мне, слышишь! Никогда не ври! Лучше сразу скажи, что не любишь меня. Подлец! – девушка зарыдала навзрыд, слёзы градом покатились из её чёрных глаз.
- Джая, ведь я всё рассказал тебе. Я проклят! - Эрзах взял руки девушки в свои, слегка сжал, - Полюбивший меня станет камнем. Таким же холодным и безжизненным, как моё сердце. Я не могу любить, не могу быть любимым. Прошу тебя, уходи… Я не хочу, чтобы с тобой случилось то же самое, что и моими родными.
- Нет, я не верю!
- Уходи! – он вытолкнул её за порог, запер дверь и опустошенно выдохнул.
Пусть так. Дорога и слёзы лучше, чем дождь и мёртвый камень. Или…
Эрзах распахнул двери настежь. Джанайя, не оборачиваясь, в сопровождении верного Пастуха шла по направлению к кишлаку.
- Прощай, Джанайя, - шёпот обескровленных губ юноши был едва слышен, - я люблю тебя!
Грянул гром. В небе и в груди Эрзаха одновременно. Но он ничего не почувствовал. Раскатистый рёв небес раздался еще раз, и юноша, схватившись за сердце, в бессилии упал на колени.
Взгляд Эрзаха, затуманенный слезами разлуки, застыл, глядя на оставленный Джанайей предмет: на пороге лежал треснувший гранитный кулон.

Из забытья Эрзаха вырвало поскуливание Пастуха. Верное животное свернулось клубком возле его ног.
- Вернулся, старина? – юноша привычно потрепал пса по загривку, - проводил Джанайю?
При звуке имени девушки Пастух перестал скулить и радостно подскочил.
- Что, обрадовался? Рад, что она ушла? – протянул Эрзах в задумчивости, - А я теперь вот не знаю, радоваться за неё или плакать, что отпустил. Кстати, чем это пахнет? – с кухни доносился аппетитный запах жареного мяса.
- Вот ведь мужчины пошли… - донесся голос Джанайи.

- Ты не ушла! – в промежутках между поцелуями только и мог выговорить Эрзах.
- Конечно, не ушла, - Джанайя тщетно пыталась высвободиться из объятий юноши, - попробуй тут уйди, всю дорогу завалило. Пришлось возвращаться. А теперь, мой милый, отпусти-ка меня. Если у нас обед пригорит…
Оставив любимую, Эрзах вышел на залитый солнцем двор. Горячие лучи обожгли его. А на лбу моментально выступил пот.
У порога, рядом с брошенным кулоном, лежало его треснувшее гранитное сердце…

Автор: Тореас 25-03-2015, 8:57

Последний трамвай в сегодня

Порывисто дунул ветер, бросил в лицо пригоршню колючего снега - будто ледяные иголки вонзились в кожу. Сергей прищурил глаза, вглядываясь в метель. Но, к сожалению для себя, не обнаружил ничего и вновь повернулся спиной к холодным, злым порывам.
Уже битый час он с ёлкой наперевес ждал транспорт – единственный трамвай, который ходил отсюда, с северной окраины города. Угораздило же поверить напевам тёщи, что в канун Нового Года здесь продавцы не задрали вдвое цены на необходимый вечнозелёный атрибут праздника. А денег – в обрез, до следующей зарплаты. Если бы не умоляющие глаза дочери, в которые Сергей смотрел в тот момент, когда жена сетовала, что живую ель, скорее всего, на праздник они ставить не будут и обойдутся искусственной – он, может быть, и не поехал бы за тридевять земель.
Да и сейчас Сергей уже жалел, что отправился к чёрту на кулички. Лучше бы залез в долг, занял денег у соседей, но купил бы колючее, пахнущее Новым Годом деревце в магазине рядом с домом. Пусть дороже. Зато здоровью дешевле бы обошлось.
Ноги почти оледенели. Под полы потёртого временем пальто задувало. Не спасало даже традиционное для мёрзнущего на остановке человека приплясывание на месте. Сергей чувствовал, что ещё немного, и он перестанет ощущать пальцы в своих ботиночках на легкой подошве. А после и сам превратится в сосульку.
Скорее бы в тепло. И чёрт с ним, с грозящим насморком. Главное – не схватить славное обморожение. Сам, конечно, тоже молодец – додумался одеться по-осеннему. Впрочем, и погода-то с утра не предвещала светопредставления, которое сейчас явилось окрестностям во всей красе. Было около ноля, лёгкий юго-восточный ветер, дышащий оттепелью.
А сейчас что? Растудыть чёртову метеорологию в хвост и в гриву! По-другому и не вышепчешь.
Лучше бы клятый Новый Год, вообще, никогда не наступал. Взять бы, да выкинуть дату из календаря…
Сергей судорожно чихнул.
Ну вот. Значит, точно. Раз «чихало» согласилось с ним.
Сквозь завывания метели донёсся трезвон приближающегося трамвая…

- Это «тройка»? - на всякий пожарный случай переспросил Сергей, обращаясь неизвестно к кому.
Никто и не ответил. Естественно, вопрос был риторическим. Другого трамвая здесь и быть не могло.
- Осторожно! Двери закрываются! – доложил голос из репродуктора.
Сергей послушно отошёл подальше от подножек, едва не задев еловой веткой пассажира в чёрном осеннем плаще и старомодной шляпе. Тот неприязненно покосился на неуклюжего человека с ёлкой и демонстративно отвернулся к окну. Мол, что на тебя время тратить, невежа.
- Извините, - Сергею стало неловко.
Пассажир в чёрном на мгновение оторвался от созерцания пейзажей за окном. Безразлично махнул рукой, в духе того, чтобы Сергей не беспокоился и отстал от него. После чего благородно вернулся к оставленному занятию.
Сергей как раз раздумывал над тем, как бы поудобнее устроиться вместе с грузом, когда за его спиной раздалось недовольное рычание и нетерпеливый перезвон колокольчиков.
- Оплачиваем проезд! – проскрипел следом старушечий голос.
- У меня проездной, - буркнул мужчина, поворачиваясь к кондукторше, не успев даже задуматься, кто или что могло рычать и звенеть, - а за багаж сейчас расплачусь.
Повернулся и замер с открытым ртом.
Рядом с кривой, сгорбленной старушонкой тщедушного вида (ни дать, ни взять – Баба-Яга) стояла медвежья туша, осклабившись во все свои сорок два зуба. Косолапый, на чьей голове красовался разноцветный колпак с целой гроздью бубенчиков, приветливо закивал. По трамваю разнёсся радостный перезвон.
- Проездные недействительны, - тем временем безапелляционно заявила кондукторша, - а с ёлки твоей чего взять, кроме иголок…
Мишка рыкнул, словно соглашаясь с женщиной. Колокольчики на его колпаке коротко звякнули.
- Ну-ка, не буянь, Топтыгин, - прикрикнула на медведя кривая горбунья, - нечего мне пассажиров распугивать! Чеши вальсом отседова!
Бубенцы печально тренькнули и смолкли. Медведь понурил голову и поплёлся в хвост вагона.
- Так, я жду оплаты, - заявила старушка, снова обращаясь к незадачливому покупателю ёлки.
Делать нечего – опешивший Сергей полез за кошельком. Ссаживаться он был не намерен. И так намёрзся вдосталь, а дома жена с дочкой, наверное, уже по папе все жданки съели.
- На кой чёрт мне ваши бумажки? - кондукторшу передёрнуло от омерзения, - Оплачиваем или выходим!
Изумленно взглянув в нахмуренное лицо старушки, Сергей задумался, чего она хочет от него.
- Натурой что ли взять хотите? – попытка отшутиться была не слишком удачной.
- Остряк нашёлся, - старушенция многозначительно хмыкнула, дернула щекой, - сдались мне твои чресла сто лет как.
- Так что же… - начал было Сергей, но странная кондукторша жестом заставила его умолкнуть.
- Душа мне твоя нужна, - протянула она, - душа-душоночка… Имеется в наличии? Берём в качестве арендной платы на время проезда.
Мужчина в очередной раз опешил. Нет, конечно, в жизни Сергею многое доводилось видать. Но чтоб сумасшедших допускали до работы в общественном транспорте – никогда. Да, ещё и с медведем в придачу.
В хвосте трамвая затренькали бубенцы, рыкнул Топтыгин, словно почувствовав, что Сергей подумал о нём.
- Вы в своём уме, бабуля? – мужчина постарался отгородиться от психически нездоровой старухи купленной елью. Мало ли, что ей в голову взбредёт.
- Не устраивает что-то? На выход! – поза, которую приняла странная кондукторша, была красноречивым дополнением к её словам. Кривой палец недвусмысленно указывал на дверь, - Нет души на оплату или не хотите платить – значит, никуда не едете. Зайцев не возим.
- Это что, розыгрыш? Или где-то скрытая камера? Идите вы к чёрту вместе со своими шутками! – взорвался Сергей.
Сначала он чуть не промёрз насквозь. Теперь ещё или с психической, или ещё чёрт пойми с кем объясняться приходится. Наконец пристроив ель и демонстративно развернувшись, он, ища поддержки, присел рядом с пассажиром в чёрном плаще, который, не обращая внимания на перепалку, продолжал пялиться в окно.
Кондукторша, запричитав на весь вагон что-то невнятное, бросилась к кабине водителя – жаловаться. Зазвенели бубенчики – косолапый в шутовском колпаке, устроившийся на одном из сидений, казалось, смеялся.
- Вот хохма! - Сергей через силу заставил себя улыбнуться.
- Зря улыбаетесь, молодой человек, - пассажир в шляпе, наконец-то, соизволил отвернуться от окна и произнести пару слов, - ведь, действительно, ссадят. А оно вам надо?
- Нет, конечно, - Сергей смутился, - мне домой надо, чем скорее – тем лучше. Жена с дочкой ждут… Новый Год, всё-таки!
- Тогда зачем вы сели в трамвай? – незнакомец сделал недоумённую мину.
- Как зачем… - Сергей сразу же пришёл к выводу, что столкнулся ещё с одним сумасшедшим. Второй вывод, который напрашивался сам собой – нормальных в трамвае двое: он и медведь, - Я домой тороплюсь, да ещё и замёрз на остановке, как собака. Чёрт бы побрал такой «праздник».
- А… Тогда всё понятно, - пассажир в чёрном лениво зевнул, - вы по ошибке, а не по убеждениям.
- В смысле?
- Ну вот, смотрите, - незнакомец пожевал губами, - я здесь оказался, потому что стал искренне ненавидеть Новый Год. Не хочу, чтобы завтра наступало. Эти ёлки, гирлянды, пьяные рожи, мордобой под бой Курантов… Фу, мерзость! А здесь – тихо, спокойно. Тишь да благодать. Вечное сегодня без завтрашнего дня. Да, отдал душу, и что?
«Дочертыхался», - подумалось Сергею. Почему-то, история показалась ему довольно-таки правдоподобной. Тем более в канун Нового Года – поры чудес, - «Душу, значит, в аренду, и катайся, сколько влезет. Сам же желал, чтобы праздник не наступал», - машинально он перекрестился.
- Вон, и Топтыгин здесь по той же причине катается, - продолжал попутчик в чёрном, - Завела его как-то в трамвай группа циркачей. Тоже ошиблись, как и ты. Они на новогоднее выступление торопились, не знаю уж, какое по счёту. А медведь уже был измотан празднествами и ссаживаться вместе с остальной труппой не пожелал. Что ему, души, по-твоему, жалко за толику отдыха? Ничуть! Подумаешь, душу в аренду сдал на время проезда. При выходе – вернут.
- Сколько вы уже так катаетесь? – рассеянно спросил Сергей. Мысли его были сейчас не с ним – уплыли к жене с дочерью. А взгляд блуждал в поисках стоп-крана – остановить проклятый вагон.
- Не знаю, - пассажир в шляпе наморщил лоб, погрузившись в раздумья, - сложно сказать, ведь здесь вечное сегодня. Когда вы вошли, я как раз раздумывал над тем, как течёт время в трамвае и за окном. Но так и не смог прийти к однозначному выводу.
- И за всё время, что вы здесь, ненависть так и не прошла? Не хотелось сойти? – на волне поднимающейся паники Сергей и забыл, что он до сих пор не оплатил проезд. Стоп-кран, ожидаемо, отсутствовал. На выход, когда пожелаете? Ну-ну!
- Может быть, когда-нибудь мне и захочется… - незнакомец пожал плечами, - но, наверное, это произойдёт не раньше, чем Топтыгин заговорит.
- А семья? Родные, близкие? – недоумённо спросил Сергей, - о них вы подумали?
- У меня только мама… - пассажир неожиданно умолк и отвернулся.
Трамвай остановился.
- Выходите! Живо! – Сергея рванула за плечо чья-то сильная рука. Видимо, водителя, которому успела нажаловаться старушка-кондуктор, чёрт её дери, - Тоже мне, заяц-безбилетник нашёлся.
Сергей даже не успел что-то сказать в собственную защиту, как его, в прямом смысле, за шкирку выкинули в открывшиеся двери трамвая вместе с елью.

Он сидел в снегу на той же самой остановке. Рядом лежала злополучная ёлка.
Из окна набирающего ход загадочного трамвая улыбалась морда Топтыгина. Медведь махал лапой на прощание. Весело звенели бубенцы…
Внезапно трамвай остановился, будто кто-то нажал отсутствующий стоп-кран. Из раскрывшихся дверей выскочил пассажир в чёрном плаще. Улыбнулся сидящему в снегу мужчине, на прощание махнул старомодной шляпой.
Сквозь метель до Сергея донеслось:
- Спасибо…
И голос растворился в морозном воздухе вместе с его обладателем, который в этот момент, наверняка, нашёл подтверждение одной своих из теорий о течении времени в трамвае.

Сергей встал и отряхнулся. Облегченно вздохнув, поднял ёлку.
Видимо, ему всё-таки придётся идти домой пешком. Но теперь путь по заметенным сугробами улицам не казался чем-то пугающим. Тем более что холод не чувствовался, по телу странным образом разлилось тепло.
За спиной раздался трезвон приближающегося трамвая…

Автор: Тореас 25-03-2015, 9:03

Снегопад когда-нибудь кончится

Улицы Гронингена накрыла противная ноябрьская морось. Зашедшие со стороны моря тучи обрекали вечер не только на серость и скуку, но также на дождь и промозглую сырость.
Маленькому Йосу, сжимавшему в руках потёртый скрипичный футляр, было холодно, и хотелось есть. Но дверь дома была прочно заперта изнутри на засов. И, несмотря на то, что в прорези занавесок окон второго этажа пробивался лучик света, мальчик знал, что он попадёт домой не раньше, чем уйдёт герр Кюрш. Этот богатый прагматичный мужчина с прошлого года столовался в доме Йоса, чья матушка готовила вкусно, а подавала обед всего лишь за четверть гульдена. Но последние несколько месяцев герр Кюрш, в отличие от прочих посетителей, начал подолгу задерживаться после трапезы. Порой бывало так, что ужин у Йоса начинался после того, как фонарщик зажигал фонари не только на центральной площади города, но и на прилегающей к ней узенькой улочке, где в ветшающем доме жили Йос с матерью.
В свои десять лет мальчик не знал, отчего герр Кюрш так допоздна гостит у них в доме и для чего мама запирает дверь изнутри. Однако после того как богатый посетитель уходил, мать всегда с особой заботой справлялась у Йоса о том, как прошли занятия в школе. Или кормила самыми вкусными оставшимися кусочками. И иногда, укладывая мальчика спать, незаметно клала ему в карман школьной куртки несколько стюверов. Так что в иной вечер Йос был бы и не против скоротать время на крыльце у двери или играя с приятелями на площади, но сегодня ему уже очень хотелось к тёплому камельку. А бурчащий живот всё настойчивей вспоминал вкуснейшее рагу с кусочками каплуна – любимое блюдо мальчика.
Чтобы не промокнуть и согреться, Йос уселся на крыльцо, прижался спиной к тёплому дереву двери и обнял скрипичный футляр. Капли дождя судорожно скребли по небольшому козырьку над входом, силясь достать мальчика, но морось всё-таки не могла дотянуться до него, как не старалась.
Сегодня Йос задержался на уроке музыки. Уже начинало темнеть, и вскоре должен был появиться фонарщик. Герр Кюрш всё не уходил, и чтобы скоротать время мальчик достал скрипку. Старую, потёртую – какую только и могла купить ему мама на скудные средства.
Учитель Ян сегодня рассказывал об импровизации, но как Йос не старался, ничего путного на уроке у него не получилось.
«Закрой глаза и дай музыке плыть через тебя. Ты – это мир, а мир – это музыка.
Шелест капель дождя, шум прибоя и даже проснувшийся рано петух на заднем дворе – часть океана гармонии. Нужно лишь скользить по его волнам…»
Но Йосу ещё только предстояло учиться «плавать». Пока лишь он сразу шёл ко дну, как брошенный за борт якорь. В конце концов учитель Ян махнул рукой, предложив мальчику для начала хотя бы научиться правильно тонуть.
Тонуть. В холодной, как снег, воде. Когда волны накрывают тебя с головой, и жгучие ледяные иглы безжалостны, как вставшая стеной метель непроглядной зимней ночью.
И только горит молчаливый маяк вдалеке. Или фонарь на заметённой снегом площади…
Йос подул на озябшие пальцы и, закрыв глаза, сделал первое движение смычком.
Проходивший мимо старый фонарщик на мгновение остановился у крыльца, бережно поставив рядом с мальчиком светящийся хрустальный шар, в котором бушевала метель. Зажёг висящий рядом фонарь…


Пошёл снег.
Густой пух закружил по скромному скверику, укутывая в белое вечнозелёные деревья, усталые скамьи, озябший фонтан и одинокий разгорающийся фонарь.
На пустых парковых подмостках, словно и не замечая налетевшей вьюги, танцевала изящная балерина. Закрыв глаза, не видя ничего вокруг, она кружилась и кружилась под одну ей слышимую мелодию, изгибаясь в невообразимых позах.
Перед сценой стояли двое: бородатый гном в колпаке с бубенцом и запряженный в расписные сани олень – единственные зрители странного немого танца.
- Как думаешь, - гном почесал спутанную седую бороду, - она когда-нибудь остановится?
Олень тряхнул головой, пытаясь сбросить с холки нападавшие снежинки, пожевал губами:
- Не раньше, чем кончится снегопад…

* * *
За окном резвилась мартовская капель. Воробьи купались в лужах, и детвора пускала по ручьям кораблики из старых деревянных башмаков.
Всё позже зажигались фонари после коротких зимних дней.
Йос – молодой человек в поношенном студенческом камзоле, сидел подле постели матери, стискивая кулаки. Стискивал так, что костяшки белели пуще снега, а ногти впивались в ладони. Мама кашляла, кашляла с надрывом, давясь при вдохе, прижимая к губам окровавленную тряпицу.
Герр Кюрш умер под Рождество – чахотка оказалась сильнее. Его жена и дети не плакали на похоронах. Для того чтобы делить наследство, слёзы не нужны.
Теперь наступала очередь матери Йоса, что ухаживала за оставленным родными Кюршем, не ведая того, что сама больна. Порошки, мази для втирания, которые юноша покупал на последние сбережения – всё без толку. Ни одна микстура не могла победить болезнь. Лекарства лишь оттягивали неизбежное.
Спускался вечер, и в комнате становилось темно. Больная перестала кашлять и на время забылась сном.
Юноша ещё какое-то время обождал, прислушиваясь к дыханию матери – но оно было на удивление ровным и умиротворённым, словно тяжёлая болезнь и не наступала.
Йос поцеловал маму в лоб и вышел. За последние недели он измотался, как скакун, загнанный стремительным почтовым курьером, и ему совершенно необходимо было поспать хотя бы несколько часов. Однако стоило ему прилечь и утонуть в перине, долгожданный сон ушёл.
За приоткрытым окном противно скрипел раскачивающийся на ветру фонарь, и доносились гулкие шаги приближающегося фонарщика. Старик на мгновение остановился у старого столба возле дома Йоса.
Стало светлее.
И тут на Йоса, помимо лютой бессонницы, накатила безудержная тоска. Он чувствовал себя как выброшенный на необитаемый остров матрос: разбита шлюпка, нет припасов – сплошное голое отчаяние. Один, совсем один.
На стенах плясали тени. В окнах мелькали блики от зажегшегося уличного фонаря. В такт мерцал хрустальный шар, его счастливый талисман из детства.
Порывисто поднявшись с кровати, Йос подошёл к столу. Заглянул в бесконечную метель.


Движения отточены, стройны и изящны. Па, ещё па. Одна в одной только ей слышимой гармонии. Под хмурыми взглядами гнома, кутающегося в куртку, и оленя в упряжке, притопывающего на месте.
- Знаешь, иногда я начинаю сожалеть, что мы с тобой не можем так же, на сцене, - буркнул гном, - хоть согрелись бы.
- Дурак ты! – беззлобно протянул олень. - Где ты видел, чтоб зрители на сцену лезли? Наше дело стоять, раскрыв рты, и восхищаться. Ты, бездельник, к слову, хоть поаплодировать можешь…


Скрипит перо, заглушая доносящийся из соседней спальни кашель проснувшейся матери. Капают негаданные слезы на бумагу, мешаясь с чернилами в хитросплетениях нот…
…К утру мать Йоса умерла.

* * *
Август – месяц невест. Месяц урожая, спелых фруктов, наливных лоз и ароматных цветов. Месяц счастья.
Йос Энкельфауд, молодой талантливый композитор, ученик Старого Яна, пребывал в радостном волнении. Его молодая супруга была на сносях. И со дня на день должна была разрешиться от бремени.
Повивальные старухи, все как одна твердили, что чета Энкельфаудов ждёт наследника. Не сопливую девчонку, которой нужны будут куклы, платья и кружева. А мальчугана – бойкого и смелого. Как моряк, каким когда-то хотел стать сам Йос.
В это утро он по обычаю проснулся пораньше, для того чтобы приготовить завтрак. Последние несколько месяцев он каждый день баловал супругу, принося угощение ей в постель.
Мурлыча под нос что-то торжественное, он мыл фрукты, выкладывал их на поднос, стараясь не шуметь, чтобы раньше времени не разбудить жену.
Главное – после не забыть перенести мелодию на бумагу. Йос нутром чувствовал, что из этого мог родиться его новый шедевр.
- Милый… - тревожный оклик супруги заставил его резко обернуться. Лике стояла на лестнице, растерянно прижимая ладони к животу. Подол её ночной рубашки был мокрым, - милый, мне страшно. Кажется, схватки начались.
- Но… - Йос замер с подносом.
- Быстрее беги за Мартой, прошу тебя, - голос Лике задрожал.
Проводив жену обратно в постель, Йос стремглав бросился за старой повитухой, которая в своё время принимала роды у его матери.
Торжественная мелодия, не выходящая из его головы, стала тревожной…
…Битый час он сидел подле двери спальной, слушая страшные крики и попутные слёзные всхлипывания в промежутках между потугами у супруги, которая всё никак не могла разрешиться.
Тревога неумолимо переросла в страх. Страх, граничащий с ужасом, окутал его липкой паутиной. Как паук пеленает жертву.
Дрожа, будто в лихорадке, Йос ушёл к себе в кабинет на первом этаже, но и там его преследовали стенания жены, превращая комнату в пыточную. Он сел в кресло и принялся покачиваться, обхватив голову руками, пытаясь ладонями зажать уши, чтобы не слышать криков боли. Но отзвуки мук Лике набатным крещендо отдавались в его голове.
Внезапно всё стихло.
Плечи Йоса напряглись так, как будто на него всей тяжестью рухнул сам небесный свод – ноша под силу лишь мифическому Атланту. Если молчание обессиленной родами супруги было понятно, то почему не кричал новорожденный?
- Герр Энкельфауд, ваша жена… и ребёнок… - повитуха, без стука открывшая дверь и застывшая на пороге его кабинета, давилась слезами, - они… они…
Боль потери воспламенила разум, подобно искре, от которой вспыхивает порох. Вспыхивает, чтобы мгновенно сгореть.
Хрустальный шар на подоконнике нестерпимо полыхнул.


Пурга. Ледяная круговерть с пробивающимися каплями дождя.
Две солёных полосы – два ручья, прочерченных сквозь слои грима. От глаз до подбородка.
Неистовая кода в снежном вихре.
- Мне кажется или она плачет? – олень с грустной мордой повернулся к гному.
Тот ничего не ответил. Только пристально во все глаза смотрел на балерину, утирая собственные слёзы.


Дальнейшее происходило словно в тумане. Как из-под земли появился коронер, забрал тела Лике и их с Йосом мертворожденного сына. Пообещал, что похороны и все заботы с ними связанные возьмёт на себя община.
Потом были ещё какие-то люди, высказывали соболезнования, перешептывались, глядя на побелевшую в одночасье голову герра Энкельфауда. Йос что-то им отвечал, часто невпопад и равнодушно, как будто случившееся горе его не касалось.
…Близился вечер. Сочувствующие разошлись по домам, пообещав непременно быть на похоронах. Йос запер за ними дверь и вернулся в кабинет. Было душно, и он отворил окно.
Гармония, по чьим волнам он скользил, пронзила его. Пронзила и выбросила на рифы, как беспомощный перед властью шторма корабль. Получив смертельную пробоину, он шёл ко дну.
Хрустальный шар всё так же горел нестерпимым белым светом…


Кружились в вихре последние снежинки. Завершался казавшийся бесконечным танец под гаснущую мелодию.
Балерина торжественно и печально сложила руки и опустилась в финальном реверансе.


…Смолкало крещендо, стучавшее кузнечными молотами в виски. Уходила прочь мелодия, вслед за чернилами на острие пера, ласкающего бумагу.
Йос бросил последний росчерк пера, поставив подпись. Гармония сохранена. Её история не утеряна. Она расскажет о трагической гибели «корабля» Энкельфауда каждому заинтересованному слушателю. Сам же «корабль»…
Скрипнул верхний ящик стола. На мгновение дрогнули руки, заряжая пистолет.
Щелчок.
Искра иглой коснулась пороха.
Раздался выстрел.
…Ветер, пробравшийся в открытое окно через занавески, трепал седые волосы и ворошил исписанные вереницей нот страницы с каплями чернил и крови.


Успокоившись, замерли снежные вихри, мучавшие сквер. Отряхнулся олень, переступил с ноги на ногу. И гном оправил бороду, печально динькнув бубенчиком на колпаке.
Оба с грустью смотрели на заплаканное лицо застывшей в реверансе балерины.
Снегопад закончился.


Проходивший мимо старый фонарщик на мгновение остановился у открытого окна, бережно взял с подоконника ярко горящий хрустальный шар и неторопливо пошёл дальше, неся людям его свет, зажигая по дороге новые огни…

Автор: Тореас 5-06-2015, 19:38

Братство заплатки

На планёрке объявили день повышенной нагрузки. Мол, самое время поправить худые производственные планы. Поэтому, не время отлынивать, марш-марш работать!
Все разлетелись по отделам с улыбкой. Нет, не с глупой, мы ж не идиоты. Просто мы все, можно так сказать, энтузиасты. Взять хотя бы меня.
Я люблю свою работу и, как бы кому это ни казалось странным, получаю от неё удовольствие. И даже сегодня, когда у нас ожидается дополнительная нагрузка, я не унываю. Хотя и знаю, что никто мне не заплатит.
Но я не меркантилен. Мне деньги-то особо ни к чему. Ведь здесь, в кафе, где я работаю, завсегда и без того нальют, да накормят. Бесплатное обслуживание за счёт «заведения».
Да, кафе «Заплатка» - замечательное место. Всегда уютная и доброжелательная атмосфера. Здесь почти всегда тихо и не бывает лишних посетителей. И не только потому что название малопривлекательно.
Мы – небольшая и нераспиаренная фирма, маленькое братство, которое не может себе позволить аренду крупных помещений в центре города, чтоб отстроить популярные ныне клуб, стрип-бар или яркое кабаре. Но у нас свой контингент посетителей. Да, их немного. И поэтому им обеспечиваются индивидуальный подход и гарантированная помощь.

Стою у дверей, разглядываю приближающихся парня и девушку. Идут «под ручку». Свободной рукой девушка прижимает к груди шикарный букет. Если б счастье было солнцем, я бы вмиг ослеп.
Явно, не наши клиенты. А идут прямиком в «Заплатку». Придётся отваживать. А я в этом деле не ахти мастак.
- Здравствуйте! Меня зовут Михаил. Чего изволите? В кафе пройти? Простите, никак нельзя. - Вижу недоумение в глазах влюблённой парочки. - Поверьте моему опыту, вам лучше найти другое заведение.
Девушка надула губки. Парень насупился, глядит исподлобья.
Ох, уж эта современная молодежь. Сейчас, как пить дать, упрямиться, ругаться начнут…
- Так вот, зовут меня Михаилом, - повторяю сурово и делаю предупреждающий жест, останавливающий оскорбления, готовые сорваться с губ ребят, - И у меня очень нужная профессия. Я – строитель-каменщик. Замешать раствор, поправить кладку, укрепить швы и замазать трещины – это ко мне.
Замерли. Растерялись. Хлопают глазами.
Можно продолжать, пока недоумение не сошло с лиц. Мне то, что с того, что они не понимают, как строитель-каменщик может работать в кафе и почему не хочет пускать их внутрь.
- Прошу, не удивляйтесь! – Продолжаю. Обстоятельно. Обо всём по порядку. Лишь бы слушали и не перебивали. – Сотрудники нашей фирмы имеют самые неожиданные и разнообразные профессии.
Неопределённо машу рукой. Сейчас я им понарасскажу…
- Вот, например, у нас работает великолепная швея Ирина. Взглянешь на её крепкие и ровные стежки, и глаз радуется. И вмиг веришь, что не все дела шьются белыми нитками. Она обычно сидит в дальнем углу, незаметно, но эффективно выполняет свою работу, за что изредка получает от «шефа» дополнительные премиальные дни к отпуску.
В центре зала обычно орудуют Макс и Димон - кузнец и сварщик. Довольно шумная, но очень продуктивная парочка. Экстренно забить скрепы или заварить чего наглухо – всегда пожалуйста. Быстро и качественно.
А у барной стойки стоит ведро с раствором и лежит небольшой мастерок. Это мной облюбованное местечко.
За стойкой же располагается очаровательная барменша Оленька - шикарная блондинка с жемчужной улыбкой и идеальной грудью. Мы за глаза называем её «болеутолитель». Всегда знает чего и кому предложить.

От моей короткой лекции в понимании у молодёжи лучше не стало. По-прежнему всё сложно. Так и норовят протиснуться туда, где их не ждут. Девушка меня уже и психом окрестила.
Ну да, слишком уж издалека я зашёл в своих объяснениях. Но «Заплатка» - не стройка же, а культурное заведение, матом нельзя…
Что ж, выпрошу ещё каплю терпения. Хотя парень начинает злиться. Желваки на скулах так и играют.
А, вот и посетитель. Идёт стремительным решительным шагом. Наконец-то!
Пропускаю его внутрь, останавливаю рванувшуюся следом парочку:
- Да, вам – нельзя, ему – можно. И даже нужно.
Первый же клиент с утра – и сразу непростой случай. И терпения выпрашивать не пришлось.
- Простите, короткий перерыв на экстренное обслуживание. – Запираю дверь перед носом у влюблённых, бросаюсь в зал.
Они остаются глазеть снаружи. Ладно, чего уж, пусть смотрят, коли уходить не хотят. Правда, не знаю, что уж они там увидят…

Ситуация, действительно, сложная. В одиночку не справиться.
Молодой парень с отсутствующим взглядом. Одиночка с богатым внутренним миром, в котором, не зайди он к нам, вряд ли наступит завтра.
Идёт напрямую к стойке. Напиться храбрости, подготовиться к армагеддону личности.
Безответная любовь, что ж ты делаешь, сука!
Ладно. Схема отработана. Прорвёмся.
Киваю «болеутолителю», и та без слов наливает парню водки. И тут же включается вся наша дружная команда. Кузнец яростно работает молотом, вбивая скрепы в разбитое сердце, останавливая увеличивающиеся трещины. Сварщик опускает забрало и даёт работу своему аппарату - укрепляет скрепы полосами металла. Швея уверенными стежками стягивает края душевных ран.
И пока летят искры, застывает металл и мелькает игла, а улыбчивая Оля, подмигивая, подливает парню в рюмку, я беру в руки ведро с раствором и мастерок.
- Третью, Оленька, ему налей! Чтоб за здравие, а не две за упокой.
Тяп-ляп, и сердечко будет как новенькое. Были раны и трещины, и нет их больше.
Ещё минутка. Ну, вот и всё…

- Живи, парень! Иди домой. Всё будет хорошо. – Отпираю дверь, и молодчик с просветлевшими глазами, улыбаясь, горячо жмёт мне руку на прощание.
А эти влюблённые всё стоят у входа. И взгляд у них оторопелый, потерянный. Парень бледный, как привидение. Девушка не краше. Букет того и гляди из рук выпадет. Ну и,спрашивается, кто виноват, кроме их собственного упрямства?
- Ффух… - выдыхаю, пытаясь разрядить атмосферу, вернуть парочку в здесь и сейчас. - Видите, какая непростая работёнка. А ещё это ваше четырнадцатое февраля – дополнительная нагрузка в делах сердечных.
И тут то ли оторопь сама отошла, то ли «шеф» подсуетился, но в глазах девушки промелькнула искра понимания, взгляд стал осмысленным. И она, что-то пробормотав, торопливо увела очнувшегося благоверного за собой.
Хвала тебе, «Шеф»!
У кого праздник, а у кого и непростой рабочий день. Уверен, молодые останутся не в обиде за то, что я не пропустил их в «Заплатку». Им счастье и без ремонта на сердце дано.
Хоть в «Небесной канцелярии» этого и не одобряют, достаю сигарету. По старой памяти, когда ещё на стройке работал. Никак не могу избавиться от грешной привычки. Закуриваю и стою, втягивая седой дым, вслушиваюсь в звучание гармонии сердец. На третьей затяжке ловлю мощный приближающийся диссонанс.
Наш клиент.
Пора возвращаться к работе. Тем более что вновь потребуется мой мастерок…

Добавлено:
Вещъ

В некотором технократическом царстве, в некотором информационно развитом государстве жил-был КУПЕЦ – Кибернетическая Унифицированная Персонификация Естества Цифрового. Или же, говоря по-русски, робот обычный, гуманоидного образца. Андроид, во всём с людьми схожий.
И была у КУПЕЦа дочь любимая. Ну как дочь – приёмный организм-хозяйка. Та, кто его от рабства складского избавила. Хвала распродаже великой, что звалась «Биороботы за полцены».
Но возлюбил он её, как родную (по крайней мере, ему так казалось).
И хозяйка не скупилась на любовь. Не каждому КУПЕЦу дано имя обрести. Многие так и ходят до скончания сроков гарантийного с постгарантийным – безымянными. А тут с первого же дня нарекли.
Вещъ – прозвала его хозяйка Настенька.
Что это могло означать, КУПЕЦ не понимал. Но принял, торжественно кланяясь в пояс владелице и роняя масляные слёзы умиления в подставленные ладони. Ведь испортить ковры в хоромах отдельных, что квартирой зовутся, никак нельзя.
И что не просила дочурка, так Вещъ стремглав бежал исполнять. То по дому убраться, то за биомассой для питания сходить и трапезу вечернюю Настеньке приготовить.
Ведь некогда ей самой заниматься подобными мелочами. Бизнес-леди. Вся в трудах, аки пчела. Бывает, так сердечная умается на работе, что придёт, упадёт на простыни белые, и не есть, ни пить не изволит. Только сказки на ночь и помогали, чтобы хозяйка сбрасывала дневной груз проблем с плеч и засыпала, как младенчик в люльке.
Хотя, бывало и такое, что приходилось всю ночь напролёт «сказки рассказывать» без устали, когда в Настеньку словно бес вселялся. Тогда она была готова сказки слушать одну за другой. И все разные.
То «конька-горбунка», то «сивку-бурку», то «лихо одноглазое», а то ещё чего. И про Буратино, что любил совать свой нос, куда не попадя – очень уж ей сказка нравилась. Бывало, по нескольку раз за ночь просила перечитать.
Но не было большей радости для световых рецепторов КУПЕЦа, кроме как видеть дочурку удовлетворённой. И не было больше радости для Настеньки, как открывать что-то новое в книге, что хранила в себе мудрость веков, и именовалась «Инструкцией по эксплуатации»…
***
Пролетали дни за днями, за неделями месяца. А из тех и годы складывались.
Грустил КУПЕЦ, глядя на возлюбленную дочь. Тоскливо ему было лицезреть, как краса хозяйки увядает нетронутой, и годы берут своё.
Нет, конечно, ему по-прежнему нравилось читать ей сказки на ночь. И в эти моменты давление, что нагнетал его сердечный поршень, зашкаливало, а имитация нервной системы захлёбывалась псевдоэндорфинами.
Но оперативное запоминающее устройство изредка намекало, что сказки на ночь, по идее, должен читать не он.
А замуж Настенька всё не торопилась и даже не собиралась. Женихов в своё время отваживала одного за другим, а ныне те и вовсе перестали ходить.
Вот и сегодня, вернулась дочка домой к полуночи. С работы. Во хмелю.
Глядя на хлеб-соль, сморщилась:
- Убери. Завтра съедим. Сегодня уже некуда. Прости, Вещъ. Корпоратив был.
Спрашивать о подробностях КУПЕЦу не пристало. Видел он уже, и не раз, последствия таких гуляний.
- Какую сказку сегодня ты хотела бы услышать? – Вопросил традиционно. И поклонился в пояс: мол, чего вашей душе угодно?
- Да какие сказки, твою мать! – Со стола полетели горшочки с жарким. Обои расписных стен дополнились картофелем, мясом и подливкой.
Случалось, КУПЕЦ видывал дочь не в настроении. Срывы нервные тоже случались. И Вещъ уже знал, какую модель поведения выбрать. И какую сказку прочитать.

Пара часов пролетели на одном дыхании. Под шелест механических лёгких и вздохов Настасьи.
За прелюдией из любимого Буратино последовали несколько коротких, ёмких историй из списка Шахразады. После них Настя окончательно успокоилась и откинулась на подушки, глубоко дыша.
КУПЕЦ достал припрятанные возле кровати коробок самовоспламеняющихся лучин и заморские курительные палочки. Чиркнул лучиной по коробушке. Поднёс появившийся огонёк к кончику «сигареты». Раскурил. Протянул «сигарету» Настеньке.
- Спасибо, Вещъ. - Дочка приняла курительную палочку, сделала глубокую затяжку. И ещё одну. Провела пальцами по слегка невыбритой щеке биоробота. – Хороший ты. Жаль, что не настоящий.
И тут плечи Настеньки затряслись, а сама она зашлась в рыданиях. Бросила недокуренную сигарету в открытое окно опочивальни, и прижалась к груди КУПЕЦа.
- Что стряслось-то? - КУПЕЦ растерялся. И поршень его сердечный на мгновение приостановился из-за переживаний за любимую дочь.
- Ничего-ничего, Вещъ. Всё в порядке. – Через всхлипывания отвечала Настасья. Подняла вдруг заплаканные очи свои, посмотрела пристально в световые рецепторы КУПЕЦа. – Просто тыква не превратится в карету. А Пиноккио не повстречается с феей. Понимаешь?
Ничего не понял КУПЕЦ. Объём памяти оперативной и операционная система, снятая с поддержки у отца-производителя, не позволили.
***
Улетела Настенька в земли заморские на несколько дней в командировку. А КУПЕЦ давай голову ломать, процессор загружать, о чём же горюет его ненаглядная.
День думал он. Два. А скрипты размышлений всё не компилировались.
Тыква. Фея. Превращение. Карета. Пиноккио. Не настоящий.
Фея и Тыква. Пиноккио и Карета. Понимаешь?
Превращение. Не настоящий.
Пиноккио. Тыква.
Go to…
И если б не алармы программные, то не озарило бы КУПЕЦа, что не стоит продолжать гонять скрипты по бесконечному циклу. Не то перегрузит он свою память оперативную, и рухнет система. Без возможности восстановления. И не увидит он больше дочери любимой, ненаглядной Настеньки.
Вздохнул он и остановил компиляцию.
Перегретый процессор выдохнул ему благодарное кремниевое «спасибо».
Взглянул КУПЕЦ на календарь. Ба! Дочка же завтра возвращается! А дома не убрано, не стирано. Продуктов свежих нет.
Прибрался он так, что заблестели хоромы, как золочёные. Загрузил бельё в машину стиральную и отправился в дорогу. Не ближнюю и не дальнюю. Туда, куда ещё не добралась урбанизация. Туда, где нет ни лесов каменных, ни дорог железных. И продукты питания рождаются не на конвейере.
На деревенский рынок. За продуктами особыми, что ГМО не содержат.
Добрался скоро, как в сапогах-скороходах. Хвала трансгрессионным маршрутам дальнего следования.
Набил авоськи полиэтиленовые овощами, мясом, зеленью да фруктами – всё по бросовым ценам.
И столько авосек набрал он, да таких тяжёлых, что не будь КУПЕЦ КУПЕЦом – не унёс бы. А так – подхватил снедь и лёгким шагом, будто и не тяжела ноша, домой отправился. К трансгрессионной остановке.
Только коротка дорожка оказалась, что твоя стёжка. Услыхал он при выходе с площади рыночной такое, что процессор закоротило.
- Ох, Фая. И сдалась тебе эта тыква…
Компилятор аж щёлкнул.
Фея и Тыква!
КУПЕЦ повернулся.
Неказистого вида старушка пыталась справиться оранжевым монстром, сделать из него колобка. Но тот упирался и катиться никак не желал.
- Пособить тебе, матушка?
- Спасибо, конечно. Но куда тебе, милок. - Старушка сощурилась. – У самого руки, вона, как заняты.
- Это ничего. - КУПЕЦ перенёс все авоськи в левую руку, а правой, наклонившись, подхватил тыкву. – Говори, куда несть?
- Экий ты богатырь. А по виду и не скажешь. – Удивилась старушка. – Ну, давай, левей бери, тут недалеко, пару кварталов. Как звать-то тебя, милок?
- Вещъ.
- Что за имена пошли… - Старушка сокрушённо покачала седой головой. – Хотя, чему удивляться. Сейчас Ивана-то и не встретишь. А я – Фаина Карловна.
- Куда ж тебе, Фаина Карловна, тыква такая громадная? Карету с неё делать будешь? – Начал выспрашивать КУПЕЦ под давлением компилятора.
- Скажешь тоже. - Старушка хихикнула. – Я ж не Золушка. Язва у меня. Вот доктор и прописал диету тыквенную. Тыква у меня на огороде ещё не созрела, пришлось на рынок идти. А там все громадины, как на подбор.
И тут Вещъ так сокрушённо вздохнул, услыхав это, что Фаина Карловна суетливо осведомилась:
- Куда ты так бежишь? Устал поди? Ты отдохни, милок, отдохни. Нет, прёт, как танк. Вот повезло же кому-то с мужиком!
КУПЕЦ на мгновение остановился и в недоумении посмотрел на старушку.
- Что? Не женат, что ли?
КУПЕЦ помотал головой. В его операционную систему не было заложено функции участия в социальных институтах.
- Куда девки глядят! И не живёшь ни с кем?
И тут Вещъ всё как на духу выложил. И про стирку-уборку-готовку, и про сказки на ночь. И про Настенькины слёзы. Но про то, что он андроид – смолчал.
Старушка посмотрела на него пристально, но только головой покачала. Мол, вон оно что.
Дошли.
- Спасибо тебе, сынок, за помощь твою. – Фаина Карловна улыбнулась. Тепло, открыто. – Доброе у тебя сердце. А за девку свою не тревожься. Коли, не бросает она тебя, верно, любит сильно. А раз любит… Значит, у тебя ещё есть время то, чтобы стать нормальным мужиком.
И только захотел КУПЕЦ возразить, что не сердце у него, а поршень, но тут последовательность скриптов выстроилась в логическую цепочку.
Любит. Настенька любит Вещъ.
- Пиноккио. Не настоящий. Понимаешь? – Компилятор перескочил go to.
Наверное, он произнёс это вслух.
- Ты, часом не надорвался, пока нёс? – Нахмурилась старушка. – На-ка вот, молочка выпей. Парное! Совсем другим человеком себя почувствуешь…

Обратный путь до трансгрессионной остановки полиэтиленовые авоськи нещадно тянули руки к земле. И ручки резали пальцы. А в операционной системе царил хаос.
Вещъ опустил жетон в прорезь турникета. Зашёл, выбрал пункт назначения и, спустя мгновение, вышел из трансгрессора. До родных пенат было рукой подать. Но он, хоть и почувствовал усталость, свернул к цветочному бутику.
Пиноккио. Совсем другим человеком себя почувствуешь. Понимаешь? – напоследок выдал компилятор.
- Девушка. Заказ на завтра примите. – Вспоминая деревенскую фею Фаю, отрапортовал как на духу. - Букет полевых цветов. Большой и красивый. И открыточку вложите. - КУПЕЦ… нет, уже совсем не КУПЕЦ приветливо улыбнулся скучавшей торговке.
- А что написать? – молоденькая цветочница, схватив блокнот и ручку, захлопала глазами.
- С любовью! Вещъ.

Автор: Тореас 29-08-2015, 9:01

Сильная и справедливая

Жили-были Кощей с Бабой-Ягою. В тёмном дремучем лесу, в избушке на куриных ножках жили они, не тужили, нечисть всякую плодили и растили, да богатства копили.
Кощей всю свою сознательную жизнь занимался промыслом: то на охоту соберётся и умотает за тридевять земель, то рыбачить за дальний кордон. А потом по тамошним лесам да рекам чудища лесные с чудо-юдами морскими разбредались. И за их отлов и отстрел ведьмак Коша брал приличные отступные с местного населения.
Кто его, бессмертного, надоумил на всё это, или же он своим умом дошёл, история не помнит. Как не помнит и имён его родителей.
Вырос Кощей сиротой. И жену себе такую же подобрал – сиротинушку детдомовскую, в то время ещё девку-Ягу, красавицу расписную.
Одни злые языки поговаривали, что приворожила его Ягуся, позарившись на доходы. И не пройдёт и года, как гулять она начнёт от такого урода, а то и вовсе бросит. Другие судачили о том, что красавица у худощавого анорексика в штанах могла найти такое, что он до поры до времени от прочих женщин прячет. Но так и ветер тоже попусту дует. А слова, как известно – ветер.
Не послушали влюблённые никого. Сыграли свадебку, да через годок-другой съехали подальше от наветов да кривотолков. Не то уже успевшая обабиться Яга пунцовой ходила от вопросов про мужнино яйцо и иглу в нём. Самого Кащея открыто прозывали содомитом и сторонились. Да и дитя им от посторонних глаз прятать приходилось.
Уехали в тогдашнюю глухомань. И так облагородили местечко, что любо-дорого посмотреть.
Змей Горыныч – первенец у молодой семьи, родившийся до срока, дунул с трёх сопел и выжег посреди леса уютную полянку. На ней Коша избу и срубил. Да поставил сначала не по фэн-шую. Так Яга, улыбнувшись любимому, наколдовала избушке ноги, чтобы дом и поляна смогли достичь гармонии.
Людские, что выросли поначалу, вместе с доступным взгляду срамом смотрелись чудовищно, и пришлось проводить ампутацию. А вот куриные вышли в самый раз.
И зажили они счастливо и припеваючи.
Летели дни за днями, за неделями месяца. А те в годы складывались.
Кощей всё промышлял по ближним и дальним округам, а Баба-Яга корпела по хозяйству. Спорилось в её руках любое дело. И гуси-лебеди всегда откормлены были, и реки молочные с кисельными берегами не пересыхали, и стада коньков-горбунков паслись на близлежащих пастбищах, нагуливая бока. Ну и торговля пирожками приносила немалый доход семейному бюджету.
Так что в сфере капиталистического фермерского хозяйства, двор их, что таился на лесных заимках, считался зажиточным. А семья уверенно карабкалась вверх по лестнице Forbes.
Но хоть зоркий пастух тучных стад Змей Горыныч, что кружил в синем небе, и следил в шесть глаз, чтоб даже мышь незаметно не проскочила; хоть чудо-юдо болотное караулило все близлежащие хляби, да ручьи с озерами, чтоб не прошлёпал по ним никто – всё равно беда пришла. Оттуда, откуда никто не ждал.
Стремление пополнить мошну заработками на почве киднеппинга принесло несчастье благополучной семье…
***
- М-м-м! – Обворожительная блондинка с кляпом во рту и помятым кокошником на голове очнулась связанной на лавке у печи. Из глаз её покатились крупные слёзы. Доигралась.
- Чего ты там мычишь? – дородная женщина предбальзаковского возраста, одного взгляда на которую достаточно, чтобы понять насколько беспощадным бывает время, подошла к пленнице и сорвала с неё головной убор. – Дай сюда, всё равно он тебе не идёт.
- М-м-м?! – взгляд блондинки был умоляющим.
- Да не жуй ты кляп, он несъедобный. – Растягивая слова, сказала толстушка невольнице, встав перед свет-мой-зеркальцем, чтобы примерить кокошник. – Эх, не в цвет к сарафану, зараза. И мятый, как в заднице побывал... Может, у тебя другой есть?
- М-м-м!
- А другие слова ты, вообще, знаешь? – Колыхнув необъятными бёдрами, женщина в кокошнике развернулась и в два шага оказалась возле связанной блондинки. Рывком выдернула кляп у неё изо рта. – Говори!
- Василиса! Ну, прости меня! – Голос пленницы сорвался. – Давай, я тебе золота дам. На ступе обратно отвезу. Прошу.
- Чего-о-о? А ну-ка, заткнись! Вот не надо было меня воровать! Лучше покажи, где у тебя тут нитки-иголки-булавки лежат. А то Горыныч ваш кусаться полез, сарафан вот испоганил клыками. – Василиса взмахнула истрёпанным подолом, всплеснула могучими руками, демонстрируя разорванные рукава. – Пока я ему одну голову не открутила, не понял, что это не он меня похитил по твоему наущению, а я согласилась с ним на экскурсию проехать чисто из интереса к сельскому быту и красотам природы. И в кого он у вас такой дурной…
Повисло молчание.
- Он хоть живой? – Произнесла, наконец, отошедшая от шока Яга. От мыслей, что сын отбросил коньки не от меча богатырского, а от женской руки, в её сознании помутилось.
- Да что с ним станется, у него ж ещё две башки. Лежит, вон, за избой. Скулит. – Утробно хохотнула Василиса. – Ничего, не кручинься, бабка. Может третья ещё обратно отрастёт. Змей, всё-таки.
- Какая я тебе бабка? Я же моложе тебя выгляжу.
- Поговори мне ещё. – Василиса замахнулась мясистым кулаком, чей размер мог поспорить с крупным молодильным яблоком, и Баба-Яга тотчас прикусила язык, невинно захлопав пушистыми ресницами. – Осмелела больно. Или кляп на место вернуть?
Яга судорожно закрутила головой из стороны в сторону, всем видом показывая, что без кляпа ей гораздо лучше.
- То-то же! - Нашедшая всё, что ей было необходимо – длинную цыганскую игру и клубок ниток, Василиса принялась заштопывать платье. - А вы, я как погляжу, богато живёте.
- Не бедствуем. – Яга шевельнулась, попытавшись ослабить путы. – Слушай, может, развяжешь меня? Мне поесть приготовить надо. Муж скоро с охоты вернётся, кормить нечем. Да и сама, поди, проголодалась за время полёта?
- Может, и развяжу. – Возведя очи горе, Василиса беззвучно зашевелила толстыми губами, видимо, взывая к своему внутреннему голосу. – А что готовить будешь? – Поинтересовалась она, наконец.
- Времени немного, солнце на закат, так что скатерть-самобранку раскинем. Обещаю, не хуже чем в ресторане оттрапезничаешь. Закажешь всё, что захочешь. – В глазах Яги появилась надежда, что монстра в женском обличье можно задобрить.
Василиса вновь призадумалась. Видимо, перебирала в уме всё то, что она давно хотела попробовать, но не решалась. Молчание продолжалось около минуты. После чего она утвердительно кивнула, соглашаясь сама с собой:
- Да, точно развяжу.
С минуту она возилась веревками, которыми была опутана её пленница, распутывая морские узлы.
- Накрывай на стол, бабка. Проголодалась я.
Упрашивать Ягу не пришлось. Она пулей заметалась по избе, шебурша по сундукам в поисках заветной скатерти, скребя по сусекам и закромам, и гремя горшками с кастрюлями. Василиса продолжала стоически штопать разодранный сарафан.
- Слушай, Яга, - промолвила она через какое-то время. – Я вот одно понять не могу, вот живёте богато, в достатке. Неужели, всё своими руками? Или воровать людей настолько выгодно?
- Ну, есть несколько схем. Барщину как оброк провести. Киднеппинг опять же. – Неожиданно разоткровенничалась ведьма-блондинка. – За сестрицу-Алёнушку мы от братца-Иванушки неплохие барыши получили.
- Ох, семейка… - Василиса сокрушённо покачала головой. – Жаль, что вы мне раньше не попались. Ну, или я вам… - И громко расхохоталась. Почесала живот. – Скоро жрать-то готово будет?

- Василиса, можно вопрос? – Пригубив медовухи из берестяного кубка, осмелела Яга.
- Валяй! – Промычала бесцеремонная гостья, на миг оторвавшись от пожирания бараньей ноги под чесночным соусом.
- Я вот понять всё не могу. Ты Василиса Прекрасная или Премудрая?
Баранья нога выпала из жирных пальцев.
- Знаешь, я и сама не уверена. – Василиса встала, обтерев соус с рук о скатерть-самобранку. Одним присестом опростала полбурдюка с вином. – Но мы это сейчас легко выясним.
- Это как же? – Баба-Яга выразительно изогнула брови в недоумении, отхлебнув ещё медовухи.
Василиса, ухмыльнувшись, подошла к висящему на стене голосу правды.
- Свет-мой-зеркальце, скажи! Да всю правду доложи! Я ль на свете всех милее, всех прекрасней и мудрее?
- Дура ты. Старая и страшная. Потому не замужем. Похудеть бы тебе, да к пластическому хирургу сходить. – Вынесло вердикт бесстрастное зеркало. И тут же разлетелось по полу на тысячи осколков. Укатилась под лавку осиротевшая металлическая оправа.
- Зато сильная и справедливая! – Резюмировала Василиса. Плюнула на смолкшее навсегда стекло. – И этим я прекрасна. – После чего под полным ужаса взглядом Бабы-Яги вернулась к ужину.

- Да, хозяйка ты что надо. – Глубоко вздохнув после окончания трапезы, объевшаяся Василиса откинулась на лавке, прислонившись к тёплому печному боку. – Так вкусно и сытно меня давно не кормили.
- Спасибо. – Пришедшая в себя после уничтожения свет-мой-зеркальца Баба-Яга слабо улыбнулась. – Так, может, тебя домой теперь отвезти?
- С ума сошла что ли? – взбеленилась Василиса. - Послушай, Яга. Ты до сих пор ничего не понимаешь?
- Признаться, нет.
- Ты меня украла?
- Украла… - Сокрушённо ответила ведьмачка, опустив глаза.
- Я – Василиса Прекрасная?
- Даже свет-мой-зеркальце…
- Что?! – Полные щёки всколыхнулись от гнева. Василиса угрожающе занесла кулак.
- Прекрасная-прекрасная! – Испуганная Яга отпрянула от нависшей угрозы.
- То-то же! – Сильная и справедливая уселась обратно на скамью. - Кто меня спасти должен? - В её голосе зазвучали восторженные нотки. - Иван-царевич! Прискачет на коне белом или на волке сером, а потом женится на мне. Усекла? – Тон под конец тирады стал угрожающим.
- Да… - Смиренно пробормотала ведьма.
- Какие вопросы? Сидим, ждём, когда приедет и спасёт. – И Василиса вновь принялась доштопывать подол.
Баба-Яга в бессилии села на скамью. Но тут же встрепенулась, услышав за порогом избы знакомые звуки шагов. Дверь избушки отворилась, и вошёл усталый, измождённый Кощей с ружьём на плече и кругами под глазами.
- Любимый! – бросилась к нему ведьмачка.
- Ой, напугал, чертяка страшный! – Воскликнула Василиса, при виде Кощея подпрыгнув на месте, отчего скамья коротко скрипнула, прося о помощи. – А-а-ай, иголки эти ваши. Сломалась, зараза! Я из-за вас палец уколола.
- Ненавижу! – всхлипнул вмиг побледневший Кощей, тухнущим взглядом уставившись на остатки иглы в руке Василисы, и замертво осел на пол.
За порогом взвыл от горя контуженый двухголовый Горыныч. И упала, рыдая, над бездыханным телом Баба-Яга.

- Да не печалься ты, бабка! – Василиса правила низколетящей, перегруженной ступой. Напротив судорожно всхлипывала безутешная Яга. – Ну, правда, не хотела я. Сама пострадала – царевича не дождалась. Ничего... Купишь живой воды, окропишь суженого, иголку новую купишь, и будет твой Кощей – как новенький. Зато урок на всю жизнь запомнится.
Мотор ступы чихнул, как бы подтверждая слова сильной и справедливой.
- А вообще, ты смотри. Было бы чего жалеть. Плюнь на своё захолустье. Мужа-страшилу похороним. Продадим твоё хозяйство – ручаюсь, хорошие деньги выручишь. Первое время можешь у меня пожить, пока квартиру и работу не найдёшь. Тридевятое Нерезиновое – царство больших возможностей. Вот на шоу экстрасенсов, хочешь, устрою? Деньги рекой потекут!
Баба-Яга, не слушая, утирала безудержные слёзы…

Автор: Тореас 25-01-2016, 13:02

Артемон

- Смотри, Мартин! Какой милый пёсик! - молодая мамаша, что шла, подметая широкими юбками мостовую, остановилась возле крыльца, на котором я терпеливо ожидал их прихода. - Интересно, чей он, кто нам его оставил?
- Сейчас взгляну, дорогая, - дородный бюргер в праздничном камзоле, видимо, отец семейства, наклонился ко мне. Пробежался пальцами по шее. - Ошейника нет.
Карапуз, прятавшийся у пышных грудей родительницы, сказал: "АГУ!" - и оторвался от естественных подушек. Уставился на меня любопытными глазёнками. Голубыми, как цветущие незабудки в садах.
Я высунул язык, изображая приветливую улыбку. Качнул курчавой головой направо, налево. Вильнул хвостом.
Ничей я. Свой собственный.
- Глянь-ка, сынок, ты понравился этому пуделю-добряку, - улыбнулась и мамаша, поцеловала мальчугана в макушку. - А тебе он нравится?
Малыш смотрел, не моргая, утонув своими незабудками в темной ониксовой глубине моего правого глаза и нефритовом сверкании левого.
Я подмигнул ему, и он ответил мне, заливисто рассмеявшись, потянул ручки.
Да, у меня талант, умею нравиться людям.
- Тогда, лохматый, ты можешь остаться, - проговорила мамаша, сюсюкаясь с развеселившимся чадом. - Но жить будешь у порога!
Я умильно завертел хвостом и заливисто залаял, показывая, насколько доволен хозяйской милостью бюргера и его супруги.

В доме Мартина и жены его Кристианы было очень уютно. Хоть он и был мал по сравнению с соседскими - домами более зажиточных горожан. Но был он чист, ухожен, а на кухне всегда вкусно пахло.
Его закрома никогда не пустовали: водились там и жирные каплуны, и пулярки; и бобы никогда не лёживали меньше, чем мешком. И добрый кус говядины бывал там нередким гостем, ютясь подле большой крынки масла. А бурдюки с добрым рейнским нередко братались, забывая об одиночестве, и так же по-братски отправлялись в жертву чревоугодию на выходные или по праздникам.
Маленький Валентайн - обладатель незабудковых глаз, не знал, что такое слёзы горя и боли. Всё, от чего он мог реветь - это едкий солнечный луч, что забирался к нему в кроватку и будил его или, напротив, не давал заснуть. Или в минуты, когда Кристиана запрещала ему играть с Артемоном, весёлым пуделем с разноцветными глазами - то есть со мной. Ну, или когда Артемона просто не было рядом - я, всё-таки, взрослый пёс в самом расцвете сил (или кажусь таким), и не всегда могу равнодушно пройти мимо надушенных и начёсанных соседских фиф, особенно когда они так крутят хвостами и стреляют глазками.
А в остальном - мы были неразлучны. Просыпались и отходили ко сну вместе: он в кроватке, я подле. Что такое коврик у порога, я забыл через несколько дней. Малыш не ложился, если меня не было рядом.
Трапезничали, гуляли, играли - тоже вместе, под строгим присмотром Кристианы.

Валентайн рос, как сорняк на грядках - быстрее всяких овощей. Ему не было интереса в играх со сверстниками - он постоянно выходил победителем. А при играх в прятки или догонялки со мной дух соперничества был силён.
Он побеждал, благодаря уму и смекалке, а я... Принято на веру, что благодаря нюху и тому, что у меня на две ноги больше.
Раньше прочих Валентайна определили в приходскую школу.
И тут нам волей-неволей, но пришлось расставаться. Настоятель храма, завидев стройного мальчика с четвероногим спутником, моментально указал за порог. Либо идёшь учиться, слушать глас Божий, либо слушай собачий лай вне церковных стен.
Мартин с Кристианой указали сыну на дверь храма. А мне - место у паперти.
Я и сам, завидев святошу, отбежал куда подальше. Уж больно падре мне не понравился. Так и зазыркал, так и забуровил взглядом, стоило заглянуть в мои разноцветные глаза.
Не на что тебе там засматриваться, любезный!
День ото дня сидел я, мёл хвостом мостовую, ожидая окончания занятий. Чтобы потом обсудить с Валентайном всё то, что он узнал в школе.
- Идём, Артемон! - как команда к началу беседы. - Нас сегодня такому учили...
Каждый раз неспешно мы шли домой. Он рассказывал, задавал вопросы. Я подгавкивал, подталкивая его к ответам. Чем не учитель и его ученик!?

***
- Знаете, герр Анхель, у меня есть подозрение, что, определённо, что-то не так, - долговязый мужчина с лёгкими залысинами, кривой улыбкой и высоким любом сморщился, что увядший помидор, смачно плюнул на пол трактира. - За последний век, что мы с вами тут провели, мне порядком осточертели эти бюргеры, эти колбасы, это льющееся рекой рейнское. Впав в чревоугодие, мы так и не достигли цели. Ещё немного, и я заделаюсь мизантропом, - и сделал добрый глоток светлого пива.
- Герр Хангель, Богом клянусь, он где-то здесь! Только затаился, - плотного сложения спутник долговязого, совершенно лысый и лопоухий, был ростом ему по плечо. А умом - и того ниже. Но пиво любил не меньше старшего по должности.
- Знаете что! - высоколобый побагровел. Занёс руку, чтобы отвесить товарищу затрещину, но сдержался. - Клянитесь чем-нибудь иным. А то я сейчас так же поклянусь именем Божьим, и у нас с вами возникнет неразрешимое противоречие: клятвы одним и тем же, но за противоположные точки зрения.
- Коллега, давайте обойдёмся без противоречий, - лопоухий, не обратив внимание на вспышку ярости товарища, сделал ещё один добротный глоток. Донёс до рта шмат гентской колбасы - на закуску. Пожевал в раздумьях. Залил пинтой светлого из Брюгге. - Продолжим поиски. Может, стоит инквизицию привлечь или ещё чего? Объявим какое-нибудь учение еретическим - по струнке все ходить начнут, лишь бы в живых остаться. А прячущийся среди святош выдаст себя рано или поздно.
- Герр Анхель, - вздохнул долговязый, - вот почему у вас идеи появляются только во хмелю? А иначе кузнечными щипцами не вытянуть. И когда в вас меньше, чем пара пинт, разговаривать, вообще, нет смысла.
- Во славу Божию! - лысый поднял дубовую кружку с пенной шапкой. Хангель сделал тоже самое.

***
- Артемон... - мой повзрослевший друг, которому вот-вот должно было исполниться восемнадцать зим, был сам не свой. Весь прошедший месяц ходил и молчал. Я весь язык излаял, пытаясь его разговорить - тщетно.
За прошедшие годы, я ещё не видел Валентайна таким. Ну и решил, придёт время, сам расскажет. И вот, дождался.
- Славный Артемон... Старый славный Артемон...
Нет, конечно, он подмигнул моему зелёному лукавому глазу. Привычно потрепал за ухом. Но во взгляде Валентайна читалась растерянность. Ветер сомнения трепал лепестки незабудок.
- Р-рр-гав!? - думаю, наконец, я имел право спросить, что же случилось.
- В смятении я, дружок, - Валентайн уселся на бортик фонтана, что на площади у прихода, где он учился. Подол рясы лёг в пыль. Рядом с моим хвостом.
- Р-р-р! - я догадался, о чём говорит мой друг. Прочёл по глазам. Но он должен излить душу. Иначе диалога не будет, и я не смогу помочь, не смогу направить.
- Церковь, Артемон. Отец с матерью рассказывают одно. Но пастор учит иному. Что идёт вразрез с Писанием - ересь. А еретикам сейчас только один путь. И индульгенции не спасут. Мне страшно, Артемон! И молитвы не помогают.
- Вуффф!
- Я на распутье, дружок. Что мне делать?! - юноша вздохнул. Потёр красные от недосыпа глаза. - Или попасть на костёр за покрывание еретиков и сгореть вместе с ними? Или донести, предав родителей? Но жить.
На секунду наши взгляды столкнулись. И я подмигнул Валентайну ониксовым глазом. В этот момент молодому человеку могло показаться, что в чернильной глубине колышутся языки пламени.
Ничего. Посчитает, что показалось - перекрестится.
Юноша резко поднялся, одёрнул рясу. Креститься не стал. По незабудкам глаз пробежали сполохи огня.
- Если не донесу я, донесут за меня и на меня.
Я залаял, соглашаясь.
Так или иначе, Валентайн увидит на эшафоте дорогих сердцу людей. Выбрать жизнь - всяко лучше, чем сгореть. А чтоб не слышать криков отца и матери, не видеть их мучений на костре - так это можно заткнуть уши и отвернуться.

***
- Кто на сей раз, герр Анхель? - долговязый инквизитор обратился к помощнику, копошащемуся над пергаментами делопроизводства.
- Еретики, как обычно, - лысина осталась в прежнем положении. Не останавливаясь, скрипело перо. - Впрочем, занятный случай. Лютеране. Муж с женой. Доносчик - их сын.
- Да уж... - протянул Хангель. - Отправить родителей на эшафот. Иуда, не иначе!
- Смиренный отрок. Богословию учится. В науках прилежен.
- Видно, в тихом омуте, герр Анхель, черти водятся, - протянул долговязый. И застыл, осознав, что он только что сказал.
- Всегда считал вас гением, герр Хангель, - забормотал лысый крепыш, оторвавшись от пергамента. - Навестим юношу? Чую, это тот, кого мы ищем! Вселился, бес!
- Нет, - Хангель сощурился, - выждем. Сейчас главное - не вспугнуть. Будем осторожны. Пусть сделает ещё один шаг, и тогда будем брать. Не для того ждали веками, чтобы второпях потерпеть фиаско.

***
Узнав, кто донёс на Мартина с Кристианой, добрые бюргеры избили юношу, добро и приветливо повстречав его в тёмном переулке. Ни свидетелей, ни стражи, что могла бы услышать крики о помощи.
Я не вмешивался.
Выживет - продолжим обучение. Нет - значит, воздалось по делам его.
Так или иначе, он - мой.

Две недели Валентайн не мог встать с кровати. И если бы не Бине, то и не встал бы -выходила, подняла на ноги.
Да, Бине - сирота, выросшая при храме. Белокурая девчушка лет пятнадцати с ясно-васильковыми глазами и очаровательной улыбкой. Глухонемая.
Ещё от Валентайна я слышал о ней. Корзинку с новорождённой подбросили к дверям церкви. Настоятель вырастил Бине и воспитал, как мог. И вырос совершенно Божий человечек. В её присутствии у меня даже челюсти сводило - так он от неё веяло святостью и добродетелью.
Впрочем, если бы обеспокоенный отсутствием Валентайна на утренней службе настоятель не послал Бине узнать, куда юноша запропастился, то... То ещё на одну душу в Преисподней стало бы больше.

Бине провела мокрой тряпицей по горячему лбу Валентайна. Всю ночь у него был жар. Он горел, словно грешник в Чистилище. Бормотал, попеременно звал то отца, то мать.
И я спал беспокойно, как с распятием под боком. Мешало близкое чувство вины, бессознательное раскаяние.
Губы девчушки неслышно шевелились. Наверное, молилась, как могла.
- Мама... - прошептал Валентайн, и открыл глаза.
Проснулся и я, глухо рыкнув. Покосился на сиделку, наморщил нос и чихнул.
Дико воняло святостью.
Раскаяние и молитвы - это плохо. Могут простить. А я не люблю тратить время попусту.
- Артемон, фу! - голос юноши был слаб. В рассветной мгле он, как не силился, не мог разглядеть лицо спасительницы, что избавила его от кошмаров, вернула к жизни. - Кто ты? - Вымолвил, наконец.
Бине, конечно, не ответила. При всём желании не смогла бы. Она и вопроса не слышала. Только при виде очнувшегося Валентайна сложила ладони вместе и поднесла кончики пальцев к губам. Глаза её засветились восторгом.
- Артемон... - позвал Валентайн.
И я залаял, подтверждая, что его верный пудель здесь, рядом.
Наши взгляды встретились. И незабудки в очередной раз утонули в ониксе и обожглись о нефрит.
Срочно был нужен ещё один грех. Незамаливаемый. Чтоб и раскаяние не помогло.
- Кто ты?! - повторил Валентайн, поднимаясь с кровати. В его тоне звучала неприкрытая угроза. - Добить меня пришла?!
Глухонемая лишь слабо улыбалась, непонимающе глядя на юношу яркими васильками глаз...

***
- Герр Анхель, вы чувствуете? - плечи долговязого инквизитора напряглись. Слетела красная мантия, обнажая сталь доспехов. - Пора!
- Я целиком и полностью в вашем распоряжении, мой друг! - ещё одна мантия отправилась вслед товарке. Прошелестели расправляемые крылья. - Ведите, герр Хангель. На этот раз ему не уйти!

***
Признаться, такого от Валентайна я не ожидал. Думал, просто задушит.
А тут смертный грех с отягчающими.
- Идём, Артемон! - мой великий грешник утёр перепачканное кровью лицо, взвалил на плечи мешок с телом Бине. Откуда только силы взялись.
Жаль, что нет возможности перетасовать колоду событий и растянуть игру ещё месяцев на девять, когда Бине подошёл бы срок рожать. Поторопился, ученик. Или я переборщил с советом.
- Идём! - повторяет Валентайн.
Незабудки подёрнуты пламенем. С лёгким налётом безумия.
Эх, моё любимое! Не могу пропустить продолжение.

- Остановись, Сатанаил! Игра в прятки окончена, - в пустом проулке, которым Валентайн пробирался к реке, неожиданно стало тесно.
- Что, позвольте? - юноша сделал шаг назад, смерив сухим взглядом перекрывших ему дорогу мужчин в доспехах и крыльями за спиной. Опустил на мостовую промокший от крови мешок.
- Герр Хангель, - тот, что был пониже ростом, выступил вперёд, кладя ладонь на эфес меча, - предлагаю не разводить демагогию. Пленим. И на Суд.
- Категорически поддерживаю, герр Анхель!

Я наблюдал за развернувшейся борьбой из ближайшей подворотни. Ожидаемо, она была недолгой.
Ещё за квартал до встречи я почувствовал приближение посланцев Небес. Пришлось отстать от Валентайна, погрузившегося в раздумья. Он и не обратил внимания, что идёт один, с мешком за плечами, без сопровождения "верного пса".
Я уверен, Суд будет скорым. И над моим великим грешником. И над незадачливыми сыщиками, что в очередной раз опростоволосились, приняв смертного за первого из Падших.
Мы скоро встретимся, Валентайн. И встреча наша, поверь, будет тёплой. Даже жаркой.
А сейчас настала пора найти себе новое пристанище. Во Франции, по слухам, сейчас самое раздолье.
Найду себе доброго гугенота. Буду мести хвостом, радостно лаять и подмигивать разноцветными глазами. И ждать того момента, когда он или какой иной хозяин, мнящий себя святошей, скажет мне:
- Идём домой, Артемон!
А я заливисто пролаю ему в ответ: идём домой, грешник! Каким бы долгим не был наш путь...

Автор: Тореас 2-08-2017, 22:05

Словом, мы все больны хейтболом

"СШЭР N13" - гласила потрёпанная временем и московскими кислотными осадками вывеска. Само здание напоминало пострадавший от пульпита зуб - ремонт был жизненно необходим.
Значит, ГИС-траспортёр не ошибся, доставил по адресу. Хотя, по опыту знаю, с этой дрянью и не такое бывает. Моя разработка. И как разработчик я знаю, что стоит не обновить ландшафтно-адресное пространство, и здравствуйте. Так, например, коллегу из отдела тестирования Серёгу Беспричинных пару раз вместо Посадской улицы, где он проживает, уносило в Сергиев Посад.
К слову, сам Сергей и посоветовал мне обратиться в СШЭР. Мол, Санёк, дружище, надо смотреть правде в глаза: твой жизненный цикл работа-дом-жена превращает тебя в урода. Нервы ни к чёрту, общительность на нуле, доброжелательность захлебнулась, показатели эффективности стремятся к критическим значениям. Но есть одно местечко. Сам пробовал. Рекомендую. И улыбается, сволочь.
Что делать... Нельзя не согласиться. Со стороны оно всегда виднее. Для того и нужны настоящие друзья - чтобы говорить тебе правду о тебе самом, когда ты сам её не видишь.
И вот стою я перед осколком прошлого. На выщербленных серых ступенях.
"Скажи слово, тварь, и войдёшь!" - привлекает взгляд объявление, прикрепленное раритетными кнопками к обшарпанной входной двери. Ламинированный листок формата А4 - привет из далёкой эпохи.
- Дивнюки вы эльфийские! - несмотря на дрянное настроение, я нашёл в себе силы улыбнуться.
Вспомнилась школа, уроки литературы. Эх, сейчас бы чарочку гномояда, да трубочку эльфийским листом набить, раскуриться.
Отбросив несбыточные мечты, я дёрнул ручку двери. Тщетно. Обшарпанный дубовый монолит не шелохнулся. Пришлось толкнуть плечом - ноль реакции. Кроме запротестовавшего от такого обращения плеча.
- Тварь! - с чувством ругнулся я, покопавшись в памяти и выудив ответ на эльфийскую загадку.
Дверь, всё такая же неприступная, провернула меня на посохе Гэндальфа вместе неверным паролем.
- Да твою ж maman! - я начал судорожно искать взглядом табличку с расписанием работы заведения. Неужели, попал на выходной день? Что такое "не везёт", и как с этим бороться... Подвели меня Серёгины ГИС-данные?
Табличка отсутствовала.
Я ещё раз потеребил дверную ручку - хоть бы хны.
- Скажи слово, тварь, - прокряхтел чей-то голос за дубовым препятствием, делая особое ударение на слове "тварь". Будто ко мне обратился. - И войдёшь.
- Открывайте уже! - рявкнул я, чувствуя как краснеют щёки и кончики ушей. Затаившаяся ярость рванулась наружу. - Что за шутки. Мальчика нашли!?
- Скажи слово, тварь! - настойчиво повторил голос неизвестного. Спокойно так. Как будто его вовсе не волновало эмоциональное состояние посетителя.
- Какое ещё слово? - в это мгновение я твёрдо решил, что если дверь всё-таки откроется, то я нанесу этому вахтёру травмы. И тут, скрипнув на проржавевших петлях, дубовые створки разошлись. - Сука...
- Слово, тварь. Слово! - заросший пегой бородой старик схватил меня за ворот пальто и потащил вглубь здания. Я хотел было посопротивляться, нанести вахтёру обещанные травмы, но... неожиданно для самого себя перехотел. Ушло желание. Или затаилось. Я не понял.
Не знаю, сколько мы прошли по тёмному коридору, я сбился на сотне шагов. Но тут мой нечаянный проводник открыл какую-то дверь, и свет наотмашь ударил по уже привыкшим к темноте глазам.
Бородач бросил меня в кресло у резного стола. Сам сел напротив. И я, проморгавшись, наконец-то, смог его рассмотреть.
Напротив меня восседал гриб-сморчок с зелёным свистком на шее. Человек лишь отдалённо напоминающий человека. Исходя из логики свистка - тренер. Его неопрятная борода скорее представлялась мне кособоким муравейником - кучей пепельного цвета, с торчащими в разные стороны палочками и иголками.
Брррр, мерзость. С детства не люблю муравьёв.
- Фамилия? - бородач поморщился, всем своим видом выражая неприязнь к моему присутствию.
- Кокорин! - бросаю в ответ как плевок. Хмурюсь. Уверенность в Серёгиных рекомендациях существенно падает. Раздражение растёт, как давление пара в закипающем чайнике.
- Имя?
- Александр.
- Тебе с такими данными не к нам, а в футбол надо было идти, паря, - существо в "абибосе" ухмыльнулось. - Поди, потомок?
Шутник. И ретро-форму, явно, спецом надел. Быдляк кривобородый. Зачаток амёбы.
- Внучатый племянник, - отвечаю, сдерживаясь, чтобы не выругаться или не залепить кулаком вход в муравейник.
Понятное дело, гордиться нечем. Родословная с гнилыми корнями. Впрочем, и родство-то сомнительное - хоть какое-то оправдание.
- И что вам, ваше высокородие, господин Александр Кокорин, - слово "господин" сморчок произнёс с особым нажимом, - понадобилось в нашей спортивной школе эмоциональной разгрузки? Деяния предков тяжким грузом давят на плечи?
Для себя я решил называть его Муравейником, потому как он не представился. А оставлять безымянным объект для лучей ненависти - не комильфо.
- Я именно что за эмоциональной разгрузкой шёл. Но, похоже, у вас тут с этим туго, - демонстративно поворачиваюсь, собираясь уходить. Злость внутри так и клокочет. Уйма времени потеряна впустую. Завтра Серёге выскажу всё, что о нём думаю. Причина выматерить Беспричинных - самая, что ни на есть. Берите, не обожгитесь.
- У нас здесь спортивная школа, а не приёмная психотерапевта, - старик схватил меня за плечо. Крепко. Рванул, повернув лицом к себе.
Всё-таки, чайник закипел. Я занёс кулак.

И очнулся, сидя на коротко стриженой жухлой траве.
Пейзаж - что-то отдалённо напоминающее футбольное поле. Этакий вытянутый прямоугольник. И даже ворота в наличии.
Вокруг - толпа человек двадцать. Кто битой покачивает, кто семечки лузгает, сидя на кортах, кто чётки перебирает с таким выражением на лицах, что сразу видно - набожные люди, сподвижники. И тренер с муравейником на лице - мессия этой гоп-команды с задворков прошлого.
Да и на мне вместо рабочего костюма и стильного пальто -- "абибосовские" треники.
- Вставай, золотко! - мне протянул руку улыбающийся в тридцать два зуба парень - резкий контраст с окружившими меня угрюмышами.
Воспользовавшись его помощью, я поднялся.
- Ну что, Кокорин, - старый бородач швырнул мне что-то похожее на футбольный мяч. - Знаешь, что это?
- И знать не хочу! - я презрительно сплюнул. В гробу я вас видел в майке на босу грудь, любезнейшие.
- Отлично, - каркнул Муравейник. И обратился к улыбчивому, - Ромашка, дуй в ворота. Сейчас мы испытаем новичка. И тебя заодно проверим, не начал ли ты хоть немного ненавидеть этот мир.
Добродушно улыбаясь тот, кого тренер назвал Ромашкой, трусцой побежал в ближайшую штрафную. Встал в рамку.
Тренер, тряхнув муравейником, потянул меня за собой. Поставил мяч на одиннадцатиметровую точку. Пенальти меня бить заставит?
- Так вот, Кокорин. Это не мяч, это - хейт. И играем мы вовсе не в футбол. Сам понимаешь, играть в футбол для эмоциональной разгрузки -- не самое лучшее занятие. Взгляни на команду, - седобородый сделал широкий жест рукой, заставляя ещё раз взглянуть на толпу гопников в трениках. - Ну, какой им футбол, сам посуди.
Честно говоря, я не понимал ни черта. Кроме того, что будь у меня бита, как у некоторых из гоп-команды, я бы с радостью навешал дедуле горячих.
- Короче, - продолжил Муравейник. - Даю первый свисток - готовность вратаря. Второй свисток - готов ли ты. После третьего свистка - бей. Бей так, как будто меня ударить хочешь. От всей души, со всей ненавистью. А дальше поглядим. Понял?
Сигнал к атаке - три зелёных свистка. Смешно.
Я кивнул. С прищуром поглядел на "хейт". Цыкнул меж передних зубов.
От души и с ненавистью, говорите? Мне не жалко.
Дождался третьего свистка. И после короткого разбега пробил.
Удар получился дерьмовым, скажем прямо. Поневоле двоюродного деда припомнишь. Точнёхонько по центру. В грудь улыбающемуся "Ромашке".
И того вместе с хейтом со всей силы отбросило в сетку ворот.
- Гол, однако... - в растерянности протянул гриб-сморчок и задумчиво начал жевать кончик бороды.
Признаться, я и сам оторопел.
- Ты что мне, тварь, вратаря угробил? - заорал тренер спустя мгновение, поняв, что "Ромашка", лежащий в обнимку с хейтом, не шевелится.
Мы бросились упавшему. Я с испуга, что действительно сделал что-то плохое, замер над бледным голкипером. А Муравейник, опустившись на колени, делал какие-то невнятные пассы руками. То ли грудь массировал, то ли крестил. Наконец, наклонился и поцеловал в лоб.
"Ромашка", открыл глаза и захлопал пушистыми ресницами. Одуванчик, прям, а не ромашка:
- Михаил Ефстафьевич, что это было?
- Эх, Ромашин... - Муравейник устало сел рядом с пришедшим в себя вратарём. Рукавом "абибоса" вытер проступивший на лбу пот. - Понимаешь, Дима, за любовь тоже иногда бьют. Давай, приходи в себя, да разъясни новичку, что у нас тут да как. А я в контору. Надо успеть подать Кокорина в заявку. Такого пенальтиста ещё поискать надо. Первым же ударом тебя в нокаут отправил, мда...

Через два часа я с моим новым знакомым Дмитрием Ромашиным сидел в пабе.
Отошедший после выстрела хейтом в грудь голкипер сдул пенную шапку с кружки и сделал добрый глоток.
- Благодать... - протянул он, и белозубая улыбка снова заиграла на его лице.
Везёт же парню. Так мало надо для хорошего настроения.
Впрочем, после тренировки и у меня настроение было на удивление приподнятым. Давно себя так не ощущал. А всего-то делов - по заданию Муравейника попрактиковался в исполнении штрафных ударов: обстучал хейтом и искусственные стенки, и каркас ворот, и даже сетку порвал несколько раз. Ромашку в ворота после первого удара больше не ставили.
- Слушай, - я тоже сделал основательный глоток, оценив пряный вкус эля. - Я так, честно говоря, ничего и не понял. Давай рассказывай.
- А ведь на тугодума ты не похож, Кокорин, - протянул Ромашин. Со вторым глотком его улыбка стала ещё приветливей и шире. - Запустил в меня конденсатом ненависти, а теперь невиновного строит. А если бы я кони двинул?
- Послушай, я не знал! Хейт этот на вид - обычный футбольный мяч.
- Да ладно тебе, - миролюбиво протянул Дмитрий. - Сейчас всё разъясню.
- Валяй, я весь внимание! Твоё здоровье! - мы звонко столкнули кружки.
- Удивительное дело эти СШЭР. Непонятно, почему так мало людей пользуется. Наверное, реклама плохая, - Ромашин говорил не торопливо, в перерывах между предложения пригубляя пенный напиток. - Берёшь толпу людей с накопившимся грузом проблем, из которых буквально сочатся отрицательные эмоции. И выпускаешь на поле. В футбол-то все в детстве играли. Только тут вместе мяча - хейт. Так называется этот конденсатор отрицательных эмоций. Пнёшь его, и на душе легчает. Вот и играем в хейтбол.
- Не слишком ты похож на человека, измученного бытом, - заметил я. - Улыбка на пол лица.
- А вратари все такие. Излишне позитивные и доброжелательные. Поверь, это тоже проблема, потому нам поймать немного ненависти не помешает, - Дмитрий подмигнул мне и поднял руку, подзывая официантку. - Красавица, повтори нам с товарищем.
- Так чего ж тебя вырубило? - Я позволил официантке забрать пустую кружку и уставился на несчастного счастливого голкипера.
- Заряд был слишком сильный. Ты, часом, не мизантроп? Или просто накопилось?
- Накопилось... - я выдохнул. - Работа, и дома жена пилит -- хуже напильника.
Нам принесли эль. Мы молча чокнулись.
- Ты это, за неделю только не расплескайся. А то у нас в следующую субботу финал с Питером. Исполнитель с таким зарядом конденсата - бесценное усиление, - Ромашин ещё раз мне подмигнул. - Уверен, тренер тебя поставит на матч. Так что советую дополнительную накачку. Особенно рекомендую семейную ссору. Беспроигрышный вариант.
- Финал? У вас ещё и турнир есть? - моему изумлению не было предела. И слова про семейную ссору я предпочёл пропустить.
- Любительский, - Дмитрий потёр нос. - До профессионалов, к счастью, не дотягиваем. Там одни мизантропы с ксенофобами под психотропными веществами играют, да филантропы с ксенофилами на антидепрессантах в воротах стоят. Так там и деньги, что от игры, что от фармакологии текут. А мы всего лишь любители-гастролёры. Бывает, кто-то всего на пару тренировок или матчей приходит, и ему хватает. Так и живём.
- А зачем все эти "скажи слово, тварь" и треники? Вот этого я совсем не догнал.
- Метод Ефстафьевича, его и спрашивай. Может, так проще дать выход ненависти...

В понедельник я шёл на работу, как на праздник. Настроение с пятницы никто не испортил. Жены дома не было. Оставила в пятницу короткую видеозаписку: "Уехала на неделю к маме". Так что после тренировки в СШЭР и эля в пабе, я разделся и плюхнулся в постель, и от души выспался. И все выходные был предоставлен сам себе.
- Санёк, привет! - в коридоре навстречу попался Беспричинных. - Ну как?
- Ничего! - я улыбнулся и хлопнул его по плечу. - Спасибо, Серёга, выручил. Как говорится: то, что доктор прописал.
- Ну, бывай! С тебя пузырь!
- И тебе не хворать, - я нырнул в кабинет, на прощание махнув другу рукой. Рассусоливать некогда. В голове крутилась одна идея...

- Вы понимаете, что вы предлагаете, Кокорин? - начальник департамента ИТ Невструев, смотрел на меня исподлобья.
- Конечно, Семён Семёнович, - я старался остаться спокойным. Хотя его тон мне не нравился. Как есть зарубит идею, гад. - Рацпредложение, на мой взгляд, выгодное. Вместо существующего алгоритма работы ГИС-транспортёров с необходимостью "ручного" ежемесячного обновления баз данных, делаем обновление динамическим - по мере поступления и ввода информации. Оптимизация процесса. Снижение трудозатрат. Я уже скелет скриптов набросал.
- Ты мне что, - Невструев аж привстал в кресле, - людей после этого предлагаешь сокращать?
- Не сокращать, а переориентировать. И оптимизировать численность.
- Пошёл вон!
Чего, я и ожидал. Гнида, она и есть гнида. Знаю я его, сейчас сам вприпрыжку поскачет к техдиру на ковёр, продвигать "свою идею". Зачем я, вообще, к нему пошёл, идиот, покрасоваться захотел? Но ничего, Кокорин не лыком штопан. Лети, Невструев, а мы тебе крылышки подрежем.
- Семён Семёнович, я хочу предупредить, что рацпредложение уже направлено на рассмотрение техническому.
- Ты меня что, перед фактом пришёл поставить?! - глаза Невструева, казалось, были готовы вылезти из орбит.
- Уже поставил, Семён Семёнович, - я вежливо откланялся и закрыл за собой дверь. Жаль, что нельзя хоть одним глазком взглянуть, как он сейчас беситься будет.

- Так. На сегодня от тренировки ты отстранён. Терпишь до субботы, - Муравейник был непреклонен. - Мне сейчас на твою головную боль, согласования документов и козла-начальника - покласть хер такой же длины, как от Земли до Плутона. Матч с питерскими через два дня, кубок на кону, а он конденсат расходовать вздумал. Хейт ему подавай.
- А если я там убью кого? Да, даже если как тогда Ромашку приложу, что откачивать придётся? - я сжал зубы. И кулаки. - Под монастырь подвести хотите?
- Не твоя это головная боль, понял!? Я тебя на игру ставлю, я и отвечать буду. И откачивать... Ладно, - Евстафьевич внезапно сжалился, - иди, сделай пару ударов. Но не больше! И чтоб в субботу был заряжен, как перед первой тренировкой. На стадион не пущу, не то что в раздевалку, если психологическое состояние будет не в точке экстремума.
- Даю слово!
- Слово он даёт, - Муравеник прищурился. - Смотри, как бы потом за твоё Слово не спросили с тебя...
А где играем хоть, дома или на выезде? - жонглируя хейтом, поинтересовался я, пропустив замечание мимо ушей.
- Ни там, ни тут. Финал же! Ни нашим, ни вашим - в Раменском.
- Что ж сразу не в Химках?
- Там нельзя. Арена для профессионалов.
Настроение наутро было лучше некуда. Но я надеялся, что, как и в любую пятницу, день будет трудным. Тем более, что нужно было идти на ковёр к техдиру. А я был уверен, что Невструев уже напел обо мне дифирамб, и моё рацпредложение зарубят или разобьют в пух и прах.
Даже накрутил себя до известной степени.
И каково же было удивление, когда технический, несмотря на все протесты Невструева, рацпредложение утвердил. И назначил меня ответственным за весь проект в целом.
Весь конденсат ушёл и растворился, будто и не было.
Сходил на тренировку, попинал хейт, ничего не скажешь. И как завтра играть? Подвести Муравейника я не мог. Иначе грош цена моему слову.
С такими неутешительными мыслями я ГИС-портнулся домой.
К счастью, из недельного отъезда вернулась жена. И воспользоваться одним из первых советов, полученных в СШЭР, для хорошей игры устроить семейную ссору -- было делом техники.
Тем более, что после визитов к матери, Анюта всегда возвращалась в таком настроении, что семейные ссоры были сами собой разумеющимися атрибутами возвращения в родные пенаты. Даже особых усилий прилагать не требовалось.
Сейчас начнёт петь про то, что пора заводить детей. Про отсутствие внимание к её проблемам. Про бесчувственного, бессердечного, глухого кнопкодава.
Ну вот, поехали!

Поле в Раменском было не в пример хуже нашего тренировочного. Всё в рытвинах и проплёшинах, каким и должно быть поле для игры в хейтбол. Как заметил Муравейник: условия максимально приближенные к профессиональному уровню.
Зрителей не было. Хоть и матч любителей. Но финал, и две лучшие команды. Так что от случайного хейта никто не застрахован.
Наша команда, как и на тренировках, вышла в "абибосовских" трениках. Традиции СШЭР. Выездная форма.
Противник, как и положено жителям культурной столицы, вышел при параде. Наследники Петра Великого, в расшитых камзолах и париках. Со стороны могло показаться, что кто-то всё-таки разрешил в России марш "западных ценностей".
- Цыпа-цыпа, ко-ко-ко! Петушары намалёванные! - раздались глухие восклицания в рядах нашей команды.
Я сказал проще и короче, но ёмко:
- Педерасты!
- Довольно мило, - резюмировал улыбающийся Ромашин.
- Играем в прессинг. Прессуем на всех участках поля. Защите не спать! - Муравейник давал последние установки и размахивал заявочным листком стартового состава.
Приглядевшись, я обнаружил свою фамилию в списке запасных.
- Кокорин, ты сидишь. Я сам знаю, когда тебя выпустить. Потому никаких вопросов, усёк?

Матч начался без раскачки.
Напомаженные петербуржцы игры в тотальный хейтбол. По схеме всеобщего презрения с жестким контролем хейта.
Я не понимал, что это могло значить, но кивал Ефстафьевичу, озвучивающему каждое действие на поле.
- Бровку крой! Жестче в подкате! Кто так выносит, сучий ты потрох! Да вы будете в атаку бегать, инвалиды?! Выдавливай, дави-дави-дави! - по Муравейнику можно было составлять краткий словарь идиоматических выражений.
Но в целом, первый тайм прошёл в борьбе и без опасных моментов. Преимуществом владели питерцы. Их модель игры была отточена. Они не взвинчивали скорости и не форсировали события, но методично осаждали подступы к нашей штрафной.
Впрочем, дело до прицельного удара по воротам так и не дошло. Хейт ни разу не долетел до голкипера. И Ромашка откровенно скучал.
Его долговязый коллега, вообще, время от времени посылал в поле воздушные поцелуи и приветливо махал рукой. Непонятно, своим или чужим. В общем, являл собой образ типичного заднеприводного развальцованного, у которого наступил брачный период.
Убил бы.

Второй тайм начался не в пример бойче. И Ромашке пришлось попотеть, вытаскивая хейт то из-под перекладины, то из нижних углов.
Казалось, ещё немного, и нас дожмут, сомнут и выбросят в помойное ведро.
Шла семьдесят пятая минута. И Муравейник, барражирующий у бровки, сделал замену:
- Кокорин, Жнецов - на поле! Делайте, что хотите, но мне нужен штрафной. Не до пенальти. Но так, чтобы у него, - мне в грудь воткнулся зеленый свисток, - была возможность на один удар. Один хороший удар. Хоть ёжика рожайте, хоть дикобраза. Вперёд!
Легко сказать. Питер продолжал наседать.
Основное время игры подходило к концу, когда Ромашка вытащил, казалось бы, неберущийся хейт после навеса с правого фланга. И было видно, что он дотянулся из последних сил. Улыбка погасла, и в глазах притаился недобрый огонёк. Ещё немного, пару сейвов, и его вместе с хейтом затолкают в ворота.
- Выноси, твою мать! - надрывался у бровки Муравейник. - Выноси!
И Дмитрий, вложив в удар весь накопленный конденсат, запустил мяч далеко за центр поля. Прям на ногу рванувшемуся Жнецову.
Обработать - дело техники. И она не подвела.
Контратака.
Шанс.
Я бросился в широкую брешь меж опешивших защитников. Один разрезающий пас, и выход один на один. А там я вколочу хейт в сетку вместе с заднеприводным.
- Дай!
И Жнецов вырезал мне пас-конфетку. Шведой. Как доктор прописал.
Передо мной остались только хейт, ворота и вратарь. Позади - топот оставшихся не у дел питерских.
Линия штрафной. Одиннадцати метровая точка. Занесённая для удара нога.
И тут земля рванулась мне навстречу. И катящийся по ней хейт, вобравший мой конденсат.
Видимо, один из защитников успел в последний момент сделать подсечку, - подумалось напоследок. Перед тем как хейт и земля подарили мне шикарный поцелуй.

Я лежал навзничь. И ничего не видел перед собой, кроме неба над Раменским. Осколка неба, если быть точным. Всё остальное пространство занимал пегий муравейник - борода Михаила Ефставьевича.
- Кокорин? Живой, скотина?
- Живой... - взгляд сфокусировался. Я попытался встать, опершись на подставленное плечо тренера. - Как игра завершилась?
- Уфффф! - Муравейник облегчённо выдохнул. И тут же взорвался. - Какое завершилась! А кто пенальти бить будет? Жгрумбамдумбайло из деревни Хрумбумбом?! Время на последний удар есть. Снеси этому петуху яйца, Саня! - шепнул он напоследок, убегая за бровку.
Ноги не гнулись. Коленки дрожали. Под ложечкой засосало.
Учитывая, количество прилетевшего мне в голову конденсата, напомаженный вратарь из Питера минимум получит хейт-нокаут. А если максимум?
Но не успел я его пожалеть, как заднеприводный послал мне воздушный поцелуй...

- Ура! Ура! Урааа! Качай его, ребята!
Не скажу, что летать под потолком раздевалки в Раменском мне не понравилось. Благо, что потолки были достаточно высокими.
И шампанское из кубка было сладким, как и вкус победы.
Но едва схлынула эйфория, я понял, чего сейчас хочу больше всего - домой. К Анютке. Просить прощения за вчерашнюю ссору.
Не знаю, получится ли. Вчера я, пожалуй, перестарался. Отправленный в реанимацию после хейт-нокаута питерский вратарь может подтвердить.
Впрочем...
- Михаил Ефставьевич, можно просьбу? - я умудрился выдернуть тренера из кучи-малы беснующихся победителей.
- Тебе - хоть сто! - захмелевший Муравейник по-отечески обнял меня.
- Я возьму хейт на выходные? Дома погонять.
- Валяй! Хоть навсегда забирай, СШЭР не обеднеет!

Я шагнул из ГИС-транспортёра прямо на порог дома, чувствуя, что Анюта готовит мне горячую встречу.
И не просчитался.
Не успел раздеться, как почувствовал на себе сверлящий взгляд.
Ноги на ширине плеч. Руки упёрты в бока. Гимнастика? Как бы не так!
Глаза метают молнии. Поставь Аню сейчас бить пенальти, боюсь, гомосека из северной столицы пришлось бы хоронить.
- Где ты был, сволочь? Пил?
- Шампанское из кубка, - я нагнулся, чтобы расстегнуть спортивную сумку.
- Какого ещё кубка? Ты меня совсем за дуру держишь?! - люблю эти истерические нотки.
Под ноги Анютке покатился хейт.
Лишь бы в меня не попала.
- Да пошёл ты, Кокорин! - они летят почти одновременно: хейт в прихожую после хлёсткого, но неточного удара и звонкая пощёчина с правой. - И ты, и твой футбол!
И в тот момент, когда я заключил Анюту в объятия и поцеловал, до ушей донесся грохот из несчастной прихожей. Что-то рухнуло. То ли шкаф, то ли потолок...


Мы лежали на скомканных простынях. И я бездумно глядел в окно. На проплывающие перины облаков.
А они, я уверен, в ответ глядели на нас. На наши скомканные полотна простыней, изломанные горы подушек и одеял. На спящую на моей груди Аню.
От её прижавшегося ко мне тела в меня лились приятная истома и тепло.
Вот только прихожую придётся восстанавливать. И детскую обустраивать...

Автор: Тореас 21-08-2017, 8:07

Крутись, волчок!

Нужно долепить куличики. Они, конечно, несъедобные. Но такие красивые, что даже мама завидует. Её куличики, что она готовит на кухне, получаются не в пример хуже. Зато вкусные-вкусные, сладкие-сладкие.
- Сынок, обед готов, пошли кушать! - донёсся с веранды голос мамы. Тёплый и обволакивающий, как запах супа с лапшой и курицей.
- Ма-ам, я чичас! Иг-ушки только собе-у! - я отбросил лопатку и формочки и выглянул из-под грибка. Посмотрел на солнце.
Пока я буду лопать суп, солнце и жара как раз приготовят куличики, и можно будет накормить мою армию.
Строгим взглядом я оглядел парад оловянных солдатиков, оловянного генерала на оловянном коне с оловянной саблей в руке. Загонял я их с утра. Объявляю привал.
- Ждите, я ско-о! И не вздумайте сбежать! - я погрозил пальцем моему воинству. И те послушно дали под козырёк.
Машинки, танки и волчок я сложил в углу, в "гараж". Ставить в "гараж" юлу - оно, конечно, неправильно. Но это был не просто волчок-юла, это была летающая тарелка инопланетных захватчиков, с которыми боролась моя доблестная армия. Пришельцы притаились, их кораблю был нужен ремонт. Он получил пробоину в борту во время боя - небольшую трещину.
- Ты где там? - голос мамы был настойчивым. - Суп стынет!
- Бегу!

После обеда моё оловянное войско осталось голодным. Мама не разрешила мне идти играть в самое пекло, и заставила лечь в кровать - на тихий час.
Но сон не шёл. Я переживал, что армия, оставшись без поддержки главнокомандующего, подвергнется коварной атаке затаившихся в "гараже" пришельцев. На генерала надежды нет.
Выскользнув из кровати, я на цыпочках прокрался в сени, мимо задремавшей на диване у телевизора мамы. Половицы предательски скрипнули, и я замер. Но всё обошлось, и я неслышимо устремился на линию фронта.
Неслышной тенью я скользил в тени акаций, надеясь застать врага врасплох.
Однако в изумлении замер сам, обнаружив на поле боя постороннего. В песочнице, присев на бортик, вращал инопланетный корабль незнакомый мальчик.
- Крутись, волчок! Крутись! - приговаривал он для чего-то.
В ход межпланетной битвы решила вмешаться третья сила?
Я сжал кулаки.
- Кто тебе аз-ешал б-ать мои иг-ушки? - я знал, что выгляжу грозно. Мне даже показалось, что незнакомец стал меньше ростом, как будто сжался от страха. Что ж, ведь я - Повелитель Земель и Владыка Песка. Враги должны дрожать перед моей силой и мощью!
- Ой, привет! - мальчишка уронил юлу и обернулся. - Я твои игрушки не трогал, это моя, - он отодвинулся, чтобы я увидел, что "гараж" по-прежнему полон. - А как тебя звать?
- Анд-ей! - я смягчился. Повелитель может быть благосклонным.
- А я - Шурка! - он совсем по-взрослому протянул мне руку.
И я, беря пример с папы, а он всегда так делает, когда к нам в гости приезжают его друзья - пожал протянутую ладонь. А ещё - позавидовал, как он "рэкает". Мне б так научиться рычать.
- Можно с тобой поиграть? - немного стесняясь, спросил мой новый знакомый.
Я важно кивнул. Моей непобедимой армии не страшен никакой корабль пришельцев: ни заблудившийся на галактических тропах, ни спрятавшийся в "гараже" меж моих машинок и танков.

Мы заигрались до вечера.
Я успел назначить Шурку губернатором Песчаных Дюн и Генералом танковых войск.
Пришельцы отступали. Мы выбили их из "гаража" и почти очистили пустынный плацдарм. Но нам жизненно не хватало ресурсов.
- Вынеси попить, - попросил мой новый друг.
Я насупился. Повелитель может гневаться.
Что это? Планируется переворот?
- Не могу.
На счастье вышла мама.
- Андрюшка, это - твой новый друг? Ну, вы - просто молодцы, всю песочницу перепахали.
- Мам, это - Шу-а. - Повелитель Земель должен быть официальным.
- Александр, - официально и по-взрослому отрекомендовался мой Генерал.
- Ужинать будете? - мама улыбнулась. - Бросайте ваши игры. Папа с работы приехал. Стол накрыт. Идите умываться.
Но я заметил, что губернатор Песчаных Дюн свой инопланетный корабль отложил в сторону. Инопланетяне подкупили его и не хотят сдаваться?
После ужина папа с мамой добродушно разрешили нам доиграть. Опасность вторжения должна быть устранена.

- П-отивник запе-т. Атакуем! - я отдал приказ. Но никто не захотел ему подчиняться.
Губернатор и отданные ему в подчинение войска остались на месте.
- Извини, друг, - Шурка взглянул на часы на руке, которых я раньше не замечал. Взял в руки волчок, что-то перещёлкнул в нём, - но мне пора домой.
Что это? Предательство? Измена?
- Но это папины часы! - я узнал знакомый металлический браслет.
- Я просто взял их поносить, - Шурка оттолкнул меня. Раскрутил юлу, - Крутись, волчок! Крутись! - и как будто стал выше ростом, и постарел. - Брысь, мелюзга!
- Во-юга! - я бросился на обидчика, размахивая кулаками. И через мгновение мы с Шуркой барахтались в песочнице, устроив кучу-малу.
- Я же сказал, отстань! - генерал грозно сверкнул подбитым глазом, а я шмыгнул разбитым носом. - Спасибо, было познавательно. - Он залез в карман шорт, достав из него ключи.
Я узнал брелок.
Ключи от папиной машины.
- И не вздумай кричать, они всё равно спят, не разбудишь, - предупредил незнакомец, чьё повзрослевшее лицо теперь лишь отдалённо напоминало губернатора Песчаных Дюн Шурку. Он схватил валяющуюся на песке юлу. И побежал к припаркованной у ограды папиной "Волге".
Сквозь слёзы я посмотрел на изломанную линию фронта. Перевёрнутые танки. Тела стойких, но павших оловянных солдат. Инопланетный корабль без пробоины...
Без пробоины?!
Я схватил юлу, понимая, что губернатор захватил не тот корабль и не тех пришельцев.
Слёзы высохли.
- К-утись, волчок! - К-утись! - припомнил я приговорку Шурки, которую он бормотал под нос минутой ранее и когда я незаметно подкрался к нему днём. Запустил юлу, но ничего не произошло.
Вор уже открывал отцовыми ключами дверь машины.
- Р-р-р-р!!! - я сам не заметил, как зарычал сквозь сжатые зубы. - К-р-р-рутись, волчок! Кр-р-рутись!
И ускорил вращение инопланетного корабля, подняв в песочнице новую бурю.

Я стянул отцовские часы с холодной дряхлой старческой руки мёртвого губернатора Песчаных Дюн. Повернул ключ в двери, запирая машину.
С презрением посмотрел на тело того, кто был Шуркой. На бледное лицо в обрамлении седых волос. На борозды морщин, застывший взгляд.
Не хотел бы я стать таким, когда вырасту. Никогда.
Мама говорила, что брать чужое - нельзя. А мама не может врать.
Я прижал волчок к груди.
Когда повзрослею и начну стариться, я обязательно перещёлкну тумблер. И скажу:
- Крутись, волчок! Крутись!
Чтобы снова стать Повелителем Земель и Владыкой Песка. Пока не надоест.