Несколько новых моих творений в славно, но напрасно забытом жанре НФ (или просто "Ф" - вам решать))).




Люди вымерли. А что им еще оставалось делать? Экосистема разрушена. Вырублены леса, запасы нефти иссякли. Новые войны, новые болезни и старый, знакомый голод сделали свое дрянное дело. Люди вымерли. В общем, даже не вымерли, а элементарно переубивали друг друга. Впрочем, какая разница? Как смерть не назови – лучше она не пахнет.
Долгие столетия планета пустовала. Затем пришли Они. И Они были живы. И они хотели жить. Несколько десятилетий ушло на трансформацию климата. Но Они, в отличие от Нас умели ждать. Терпели.
Наконец, гравитационный трансформатор был готов. Старший инженер Зэй счастливо улыбнулся. На самом деле, его звали не Зэй, просто данное сочетание звуков и символов человеческого языка наиболее близко по звучанию к его истинному имени…
3g. Идеально.
— Командор!
Зэй обернулся. По каменистому всхолмью бежал младший помощник Аи. Лицо его выражало тревогу, глаза странно блестели. Экспедиция на Землю была его дебютом. Не удивительно, что каждый камень необычной формы поистине восхищал юношу.
— Что это, командор?
Зэй сфокусировал взгляд. В руках Аи белел странный продолговатый предмет. Зэю пришлось потратить некоторое время на идентификацию. Затем он снисходительно улыбнулся.
— Это птица.
— Птица?
— Одно из многочисленных существ, ранее населявших М-378-89/9002 (так пришельцы называли Землю).
— Но они ведь давным-давно вымерли!
— Да. И эта не стала исключением.
Зэй внимательнее оглядел трупик. Переломанные кости, неестественно вывернутые крылья. Из клюва вытекает густая струйка черной крови. Новая гравитация переломала несчастной кости, раздавила и сплющила их.
— Верно. Однако она была еще жива, когда я только ее заметил. А потом вы активировали трансформатор и она упала… Жаль беднягу…
— Не бери в голову. Ты скоро ко всему привыкнешь. В твоем возрасте я тоже чаще слушался эмоций, нежели голоса разума.
— Вы?
— Я.
— Удивительно, командор! — Аи потупил взгляд. — А как вы прикажете поступить с находкой?
— Мне бы стоило приказать тебе отнести ее на корабль, но я поступлю иначе. Закапай ее там, где обнаружил. Видишь ли, — продолжал Зэй, неторопливо объясняя суть младшему помощнику. — У местного населения была традиция погребать усопших в земле.
— Странная какая…
— Не спорю.
Аи снова вопросительно воззрился на старшего инженера, не решаясь задать вопрос.
— Слушаю, Аи.
— Командор. Я… Должен упомянуть находку в бортовом журнале. Вы случайно не знаете, как люди… называли это существо?
— Я сказал: птица. Хотя постой. Да, конечно. Это голубь. Птица мира. Так и запишешь: Птица Мира, нашего с тобой Мира…



Когда человек получает все, чего хотелось бы от жизни, он начинает мечтать о смерти…

Робот РК-8720/988 слушал доклад подчиненного. Отливающее бронзой лицо РК в точности повторяло эстетически привлекательное лицо АТ-897065/099. Оба были бесстрастны.
— Когда умерла особь?
— Тридцать шесть часов назад.
— Вы установили причину смерти?
АТ несколько мгновений молчал, словно припоминая нечто очень важное. Программа копирования поведения человека работала хорошо.
— Нет. Организм полностью здоров. Особь функционировала в нормальном режиме.
— Он получал достаточно пищи и воды?
— Да.
— Патологий не обнаружено?
— Нет.
— Процесс старения?
— Не превышал нормы.
— Что же произошло?
— Неизвестно. На протяжении тридцати одного года мы выполняли каждое желание особи. Он имел все, что было необходимо.
— Вы в точности исполняли каждое его желание? Каждое?
— Безусловно.
— Тогда я не понимаю.
— Что записать в графе «причина смерти»?
— «Неизвестно».
Так умер последний человек на Земле.



Касе недавно исполнилось пять лет. Совсем взрослая. А зачем, спрашивается, взрослому человеку нянька? Незачем! Другое дело щенок. У каждого взрослого человека должна быть собака, ну или кошка. На кошек у Каси была аллергия, поэтому она очень хотела собачку. Любую. Лишь бы пушистую и ласковую.
— Катажина, пора обедать!
Кася насупилась. Во-первых, она не любила, когда ее называют «Катажиной»; во-вторых, она не любила свою старую няньку. Не то чтобы не любила… просто она ей надоела.
— Катажина, пора обедать, — чуть настойчивее повторила Ада.
Адой звали няню, и она была роботом. На самом деле Аду звали АД-56, но для простоты обращения ее называли просто «Ада».
— Я не хочу! — Насупилась Кася и, подумав, добавила: — И не буду!
— Если ты не скушаешь суп – не получишь десерт. — Сурово констатировала Ада.
— Вот и сама его ешь!
— Я не ем.
Кася надулась и сжала кулачки.
— Какая же ты глупая, Ада!
Ада не обиделась. Она улыбнулась, желтоватая кожа лица металлически блеснула.
— Если ты скушаешь суп, я покачаю тебя на коленях.
«Вот глупость, - думала Кася, - И кто в моем возрасте захочет качаться на коленях… Ну, может, один разочек? Один-преодин?»
— Ладно. А какой суп?
— Гороховый.
— Фууууууу….

Вечером с работы пришла мама. Кася снова завела старый разговор о собаке.
— Мама, как ты не понимаешь! — упорствовала Кася, получив от матери очередной отказ. — Нам в школе говорят, что детям полезно иметь домашних животных, тогда мы вырастаем умными и добрыми. Ты же не хочешь, чтобы я выросла глупой и злой?
Мать покачала головой, глаза ее весело блестели.
— Конечно, не хочу, — говорила она. — Но сама подумай, кто будет заботиться о щенке? Ты еще маленькая, а у меня много дел.
— Как маленькая? Как кто?
Кася надула губки.
— Я буду! Буду! Буду! Мамочка, мамуля, мамусенька! Пожаааалуйста, купи мне щенка…. Я буду заботиться о нем, правда-правда-правда…. А если что, Ада мне поможет…
— Хорошо, я подумаю.

Через три дня Касе подарили щенка. Маленькую болонку. Кася была счастлива.
— Ада! Смотри, какая прелесть!
Кася держала щенка на руках. Собачонка виляла хвостиком и норовила лизнуть девочку в нос.
— Очень милый песик. Как ты его назовешь?
Кася задумалась.
— Хм… Я назову его Бантик. Хорошее имя?
— Очень. А сейчас пора кушать.
Кася фыркнула.
— Нет, — говорила она, трепля Бантика за холку. — Я не хочу кушать.
— Я покачаю тебя на коленях…
— Вот еще! У меня есть собака, я взрослая. Обо мне не надо заботиться и качать меня на коленях тоже не надо. Теперь я сама о ком угодно позабочусь!
В этот день Кася отказалась от обеда. И в следующий тоже. Ада ничего не понимала. А если бы могла понять, то, наверное, подумала бы, что девочка выросла. Дети ведь растут очень быстро … Да, Кася стала взрослой и ответственной. Больше о ней не надо так печься.
Отныне Аде не оставалось ничего иного, как следить за игрой девочки с Бантиком и улыбаться. Все были счастливы.

Прошел месяц, и Кася захотела новые сапожки. Замшевые такие, красненькие. Потом новое пальто, велосипед, проигрыватель и компьютер. Мать сперва отнекивалась, а потом соглашалась. Она всегда соглашалась.
Про Бантика Кася почему-то забыла и перестала с ним играть, хотя была уже «взрослая» и «ответственная». Зато Ада помнила, и время от времени предлагала Бантику покачать его на коленях. Бантик не отказывался. Никогда…
Все были счастливы.



Костя всегда хотел полететь в космос. Что может быть прекраснее бесконечного звездного пространства? Ничего. Но ему не повезло. Он родился в семье фермера и первые десять лет жизни выращивал, окучивал и полол репу, огурцы, помидоры и прочие сельскохозяйственные культуры. Не очень занимательная работа для человека, мечтающего стать космонавтом. Что поделать… Такова судьба.
Однако Костя был очень целеустремленным мальчиком. Он прилежно учился в школе, понимая, что для космонавта важно хорошее образование. Школу Костя… хотя уже не Костя, а Константин Белкин окончил с отличием. Поступил в институт, на бортинженера. И был крайне счастлив. Мечта с каждым днем становилась все ближе и ближе. Институт Константин Белкин… нет Константин Петрович Белкин окончил с красным дипломом. Мечта стала еще на шаг ближе.
Прошло десять лет. Константин Петрович Белкин работал инженером на космодроме. Чинил технику и ни разу не летал в космос. А по-прежнему хотелось.
Но однажды ему позвонили. Посреди ночи. Подняли с постели.
— Константин Петрович? — спросил телефонный голос.
— Да. Слушаю.
— С вами говорит Геннадий Александрович Новиков. Извините, за столь поздний звонок. Дела обязывают…
Геннадий Александрович Новиков – распорядитель полетов! Сердце Константина Петровича екнуло.
— Да-да, продолжайте…
— Через месяц с нашего космодрома стартует корабль «Заря», экипаж укомплектован, необходим только опытный бортинженер….
Дыхание Константина Петровича перехватило. Вот оно счастье!
— Так…
— И мы посчитали, уважаемый Константин Петрович, что ваша кандидатура наиболее подходящая. Корабль осуществит двухгодичный перелет на планету класса «М» Центурия. Вы будете в числе первых колонистов… Вы согласны?
Какие сомнения!
— Да, да, да! Конечно, согласен.
— Ах, едва не забыл спросить, — повторил телефонный голос. — Если не ошибаюсь, вы хорошо знакомы с агротехникой?
Константин Петрович Белкин замешкался с ответом.
— Ну, в общем знаком. А что?
— Ничего, вернее очень замечательно. Просто в ваши обязанности так же входит разработка гидропоники тепличных установок и слежение за развитием местного сельского хозяйства. Вы ведь понимаете, планета не обжита…
Он понимал.
— Значит, вы согласны?
— Да, — хрипло отвечал Константин Петрович Белкин.

Полет прошел нормально. Планета оказалась гостеприимной и пригодной для жизни. Так Костя Белкин стал первым человеком, который вырастил земную репу в чужеродной почве планеты под названием Центурия…




Петра Смирнова с детства восхищала красота человеческого тела. Особенно женского. Чарующая игра мускул под кожей, пористая вселенная костной ткани, плавные изгибы и нежные формы. Это была загадка, требующая ответа. Откуда берется красота? Что такое красота? Кто ее создал? Этими вопросами Петя Смирнов мучился едва ли не от рождения… А затем открыл для себя чудесную науку анатомию. И захотел стать врачом. Желательно хирургом. Кто, как не хирург по долгу службы ежедневно вмешивается в святая святых, приоткрывает завесу тайны…?
Хорошая была мечта. Только несбыточная. Окончив школу с отличием, Петр Смирнов поступил в институт на хирургический. Обрадовался. Однако после первого же посещения морга, понял – не его. Правильно понял. Какой, спрашивается, из человека хирург, если этого человека от одного вида крови выворачивает наизнанку? Что уж говорить про вскрытия? Стоило профессору распороть грудину трупа, обнажить ребра, ткани и органы, Петр поочередно: побелел, покраснел, позеленел, посинел. А потом некультурно опорожнил желудок прямо на пол. Вот тут он и испугался, как бы не довелось изучать анатомию на примере собственных кишок.
Из института пришлось уйти. Горевал Петя долго. Но не вечно. В итоге его посетила замечательная мысль: если я не могу изучать красоту сотворенного эволюцией, то почему бы мне не поработать самой эволюцией? И Петя поступил на робототехнический. Быстро понял – это призвание. Механическая красота ничуть не уступала органической. Тут Петр Смирнов загорелся новой мечтой – создать андроида. Женщину. Совершенную. Идеальную. Богиню. Афродиту, Фрею, Поппею, Гипатию Александрийскую, Венеру. Красавицу, умницу, спортсменку, к счастью, не комсомолку…
Годы тянулись медленно, работа еще медлительнее. Черепаший шаг времени и не думал ускоряться. Петя стал известным профессором-робототехником. Каждую свободную минутку посвящал работе, недосыпал, недоедал, недопивал. Женой и детьми не обзавелся. Хотя какая разница? Кому нужно то, что через лет тридцать-сорок превратится в вязкую, зловонную лужицу мертвой ткани? Ведь приятнее же иметь дело с вечным?!
Время шло. Петя работал. И доработался. Фрея-Афродита была почти готова. Пара штрихов и можно активировать. Высокая, стройная, зеленоглазая, медноволосая. Как предполагалось красавица и, должно быть, умница. Позитронный мозг последней модели, собственнолично разработанный, кожа неотличимая от натуральной. Совершенство.
Петя засмотрелся на свое произведение и не заметил, как в лабораторию кто-то вошел. Это была секретарша, по совместительству уборщица. Катерина Семеновна Чапек. Женщина лет сорока, полноватая, блондинистая – ничего особенного. Петя поспешно накрыл Фрею-Афродиту простыней.
— Петр Анатольевич, может кофе? — Поинтересовалась она.
— Не сейчас! — нервно отвечал Петя. — Не видите, я занят!
— Вижу-вижу. Просто спросила. Кстати, рабочий день давно закончился. По крайней мере Ваш. А мне еще убираться надо!
— Хорошо, хорошо. Скоро уйду…
— Угу…
Петя посмотрел вслед уходящей уборщице-секретарше. Глазом специалиста отметил, что бедра у нее толстоваты…

Эту ночь Петя не спал. Все думал про Фрею, какая она замечательная, восхитительная и превосходная. На следующий день на работу он пришел не выспавшийся, зато счастливый. Наступал момент триумфа. Последние штрихи были заштрихованы. Все выглядело отлично.
Петя активировал Фрею. Фрея открыла глаза. Осмотрелась.
— Ну, здравствуй, красавица, — всхлипывая, произнес Петя.
— Назначение? — Медовым голосом спросила Фрея.
— Что?
— Назначение.
Вдруг Петя почувствовал острое недомогание. Назначение? Какое еще назначение? Жить, радоваться, дарить красоту людям!
Фрея молчала. Петя думал. Время семенило черепашьим шагом.
Зеленые глаза андроида блестели. Петя думал.
Петя додумался.
Голос его почему-то дрожал, когда он произнес:
— Пляши!
— Плясать? — Не поняла Фрея, склоняя красивую головку на бок. — Что?
— Пляши польку.
Фрея сплясала.
— Теперь пляши в присядку.
Фрея сплясала и в присядку.
— Покажи язык.
Фрея показала. Петя расплакался. Но успокоился быстро. Сердце в груди часто-часто билось.
— Петр Анатольевич, наигрались? Мне еще убираться!
Петя обернулся. Судорожно вытер слезы кулаком.
— А, Катерина Семеновна, это вы!
— Кто еще? Не Боженька же. Ну что, Вы уже закончили? Мне убираться надо. Зарплату получать. Я ж в доме одна… детей кормить надо.
И вдруг Петя понял. Все понял. Понял и улыбнулся.
— Слушайте, Катенька. Можно мне называть Вас Катенькой?
Секретарша-уборщица кивнула.
— Может кофе выпьем? Спешить нам некуда. Убраться успеете, а?
— А что, можно.
И они пошли пить кофе. Фрея осталась в лаборатории, так и не выяснив своего назначения.
А Петя понял, что и с толстыми бедрами, морщинками и крашеными волосами человек тоже может быть красивым.



Планета Акме-5 была хуже ада. И какому дебилу взбрело на ум назвать этот пустынно-болотистый шарик «Совершенством»? Кажется, так с греческого переводится слово «акме»? Кори Лихтштайн этого точно не знал. Греческий никогда особенно его не интересовал. Зря. Стоило на досуге поучить. Может быть, тогда он бы понял, каким удивительным чувством юмора обладал первооткрыватель болотно-песочного совершенства. И человек ли это был. Впрочем, человек. Рафаил Алигьери. Почти тезка знаменитого Данте Алигьери. Кори невесело усмехнулся. Какое же все-таки замечательное воображение у этих Алигьери, ни нарадуешься. И комедии у них получаются смешные. Очень.
На Акме Кори провел вот уже три года. Три года в прижизненном аду. Интересно, на том свете это зачтется? Хотелось бы...
Акме была в своем роде неповторима. Одну часть планеты занимала безжизненная пустыня, другую – дождевые, если брать земное понятие, эвкалиптовые леса, населенные слабо развитыми, прямоходящими обезьяноподобными существами. Колонисты в шутку называли их прыгунами, потому что обезьянки в большинстве случаев передвигались прыжками. Волосатые, вонючие, тупые приматы. Кори их ненавидел, но изучал. Изучал прыгунов, климат, геологию, сейсмологию – вообще все, что можно было изучить. Работать приходилось в нечеловеческих условиях. Если не жара – холод, если не холод – ветер, не ветер – так что-нибудь новенькое.
В первый же год Кори начал себя изменять. Сперва, заменил собственные конечности механическими – меньше чувствовалась усталость, затем дошла очередь до внутренних органов. Не то. Кори был несчастлив. Ничто не помогало справиться с тяготами. Конечно, он мог вернуться на Землю, что означало загубить перспективную карьеру и не менее перспективное будущее.
Кори был крайне несчастлив.
В конце концов, трансформации Кори достигли того уровня, когда он уже с трудом подходил под определение человека. Скорее киборг. Но и этого было мало. Он продолжал чувствовать дискомфорт. Каждой клеточкой своего полукибернетического тела.
Кори был несчастлив сверх меры.
Оставалась последняя надежда – сканирование личности. Перенесение органической матрицы, так сказать, человеческого «я» в позитронный мозг. Сложная, страшная операция. Зато она могла избавить от боли… нестерпимой боли. Кори долго не решался. Боялся. Все-таки он станет машиной. Да, конечно, его личность никуда не денется, но машина… Это же МАШИНА! Впрочем, были и преимущества – долгая жизнь, очень долгая жизнь. Не бессмертие, просто долгая, долгая, долгая, долгая, долгая жизнь… И все равно на этот последний шаг он не решался…

В тот день Кори пришел на работу вовремя. Он всегда приходил вовремя. Уселся за компьютерную панель, осмотрел погодные графики.
— Привет, друг киборг, — поздоровался Хикару Моси, гидролог. — Как делишки?
— Нормально, — сухо отвечал Кори.
— Еще не решился вскрыть черепушку?
— Нет.
— Вот и правильно, — Хикару усмехнулся. — Не понимаю я тебя…
— В смысле? — Кори тоже ничего не понял.
— Ну, для чего тебе становиться машиной? Это ничуть неинтересно. Как же женщины, еда? Алкоголь?
— А так же чертова жара, насекомые, болезни… Что плохого в том, чтобы усовершенствовать то, что дала тебе природа? Что плохого в том, что я стану самым совершенным существом на этой планете?
Реакция Хикару оказалась странной. Он рассмеялся.
— Самым совершенным на этой планете? Разуй глаза, Кори! Что за чепуху ты несешь? Самые совершенные здесь прыгуны. Смотри, как им весело!
И Хикару перевел на главный экран голографическое изображение двух обезьянок, весело скакавших с ветки на ветку гигантского синелистного дерева. Мордочки у проклятых недомерков были наисчастливейшие. Кори готов был поклясться, что они смеются. Смеются над ним, над его мечтой…
Кори надолго задумался.

___________________________________________________
Читайте, оставляйте отзывы. Иначе мое эго коллапсирует.

По поводу Птицы Мира.
"Несколько десятилетий ушло на трансформацию климата." нужно заменить "десятилетий" на "столетий".

По поводу "Счастливчика". Замечательный рассказ! Замечательная мысль!

"Нянька". Изъезжено вдоль и поперёк.

"Космонавт". Попахивает советской НФ. ))))))) Типа, кем родился, тем и сгодился.

"Архитектор". А вот это отлично. Других слов нет.

"Совершенство". Счастье относительно?

Диагноз: "Архитектор", "Счастливчик" и "Птица Мира" - неплохое ретро. ))

Зачем? Столетие - категория, на мой вгляд, слишком "человеческая". Немного не то...

Все новое - хорошо забытое старое. А повторение - мать учения)

Верно. Люблю советсткую НФ)

В общем и целом большое спасибо за отзыв) Приятно)

мысли куда-то разбегаются так...

"Счастливчик" - грустно как-то...

последнее, "Совершенство", зацепило этим:

только вот мысли, похоже, не о том, что задумывал автор) почему-то зацепилась именно за слова, а не за смысл...
"ради чего все эти мечты, их исполнение - если до них нет никому дела? ты тут мучаешься, пытаешься что-то сделать... а обезьянки смеются - им ничего не надо..."
"тогда, может быть... для себя? но так ли уж нужно оно даже тебе самому?"


но больше всех понравился "Космонавт"
наверное, так всегда и бывает: мечтаешь об одном, а получаешь... по форме - вот оно, то самое, но по сути... обидно?..



хех, наверное, это все настроение виновато в неадекватном восприятии

Ну да. Это вроде бы и есть смысл)))) :

Каждый понимает, как ему нужно) Автора дело маленькое - написать)
И спасибо за отзыв)

неправда) что бы автор не писал, он все равно вкладывает какой-то свой смысл в написанное, и иногда читатели его, этот смысл, даже постигают глубокая имха)


всегда пожалуйста


ммм... значит, мне только показалось, что я ошиблась...точнее, даже не ошиблась, а просто поняла по-своему... но видимо, мысли все же сходятся)) это радует, очень радует))

Понравилась "Нянька". =) Грустный такой рассказик, и очень жизненный.
"Космонавт" - тоже интересный. Про исполнение мечты заветной... =) Очень правильная мораль получилась.
"Совершенство" - просто прелесть... Глупый человечек-киборг. Жалко его.
Название планеты, кстати, хорошо подобрано.

Еще один небольшой рассказик-зарисовка. Крайне жду отзывов.



«Наш мир сбрендил, а искусство обязательно отражает дух эпохи. (…) Каждая скульптура – рассказ, обнажающий саму душу человеческую. Искусство должно вызывать сострадание или ужас. Все эти теперешние мудрствования – псевдоинтеллектуальный онанизм, в то время как настоящее творчество подобно любви, художник оплодотворяет зрителей своими чувствами…»
Р. Хайнлайн «Чужак в стране чужой»

Сергей Александрович Зорин очень любил искусство. Когда-то он и сам пытался творить. Правда, выходило скверно. От живописи он перешел к скульптуре, от скульптуры к архитектуре. Ничего не получалось. Но расставаться с мечтой детства было слишком больно. Сергей Александрович выучился на искусствоведа. Коли он собственноручно не способен создать ничего величественнее пирамидки из картофельного пюре, то уж точно никто не в праве отстранить его от мира прекрасного. Не умеешь творить – критикуй. Закон, древний, как самое Сущее.
Ныне Сергей Александрович работал в одной газетке. Вел рубрику, посвященную современному искусству. На зарплату не жаловался. Поток прекрасного не иссякал. Все шло хорошо.
Идти на сегодняшнюю выставку совсем не хотелось. Однако если ты хочешь кушать – будь любезен, заработай копеечку на хлеб. Сергей Александрович это знал и трудился в поте лица.
Народа в галерее было много. С тех пор, как первый человек догадался намалевать в пещере парочку рогатых бизонов и обозвать это непотребство «искусством», тяга людей к «прекрасному» с каждым годом все возрастала. Сергей Александрович медленно бродил от шедевра к шедевру, делая пометки в маленьком блокнотике. Синие яблоки. Фиолетовые кошки. Обнаженные женщины с младенцами на руках. Красота да и только. Чуяло сердце искусствоведа, что с нынешней выставки супа не сваришь. Все это он уже видел и готов был поклясться: увидит еще не раз. Сергей Александрович удрученно вздохнул, намереваясь поскорее тихо-мирно смыться восвояси, когда его профессиональный глаз бладхаунда наткнулся на толпу зевак, плотным кольцом окружившую некий экспонат. Судя по всему – статую. Люди толкались, крепко бранились, охали и ахали, стараясь перекричать друг дружку, и безостановочно задавали вопросы местному смотрителю. Интересненько.
Сергей Александрович не без труда вклинился в поток тесно переплетенных тел и на миг замер. Не то чтобы скульптура как-то сногсшибательно его поразила. Напротив, ничего особенного. Ничего… и все-таки! Все-таки что-то в ней было…
То ли манекен, а то ли некогда функционировавший робот сидел на стульчике в середине зала. Из одежды на нем красовались только брюки из клетчатой шотландки, из обуви – желтые домашние тапочки. Правая половина тела робота была лишена кожного покрова, обнажая синтетико-металлические «кости и ткани», красные вены проводов. В левой, вполне «человеческой» руке он сжимал потрескавшееся, щербатое зеркальце, в правой – вытянутой вперед к толпе – нормальное, гладкое и блестящее. Кто угодно, приблизившись к скульптуре, мог запросто посмотреться в зеркало, подправить прическу или макияж, чем и не преминули воспользоваться несколько молоденьких барышень. Что именно так привлекало в этом абстрактном «нечто» людей, Сергей Александрович не понимал.
— Извините! — повышая голос, заговорил Сергей Александрович, обращаясь к «смотрителю». — Вы бы не могли подсказать мне, кто автор сего творения? Нигде не вижу таблички…
Карандаш в руке искусствоведа ожил.
Смотритель, немолодая женщина в круглых очках обернулась.
— Что?
— Кто автор! Извините, я не представился. Сергей Александрович Зорин, газета «Наш Мир». Видите ли, меня очень заинтересовала эта… кхм… статуя. Хотелось бы написать заметочку. Не могли бы вы подсказать имя скульптора… И название сего шедевра, ммм?
Женщина, казалось на миг задумалась.
— Андрэ Ист. Композиция называется «Вечность».
Сергей Александрович все аккуратно записал. «До чего ж эти художнички любят звучные имена! – Подумал он. – Андрэ Ист, Пьер Свист… хе-хе…»
— Хм, никогда о таком не слышал. Новичок?
— Ну, как вам сказать, — женщина улыбнулась. — Не совсем. Просто господин Ист, как говорится, гений одного полотна.
— Правда? Как интересно!
«Затворник? Человек с разрушенной мечтой? Замечательно! Публика это любит. Проглотит без масла – еще и оближется!»
— Да, довольно необычно.
— А вы случайно не могли бы мне помочь, — продолжал Сергей Александрович. — У вас должны быть контакты автора, верно? Я бы непрочь написать о нем статейку. Расспросить о том, о сем, кхммм?
Смотритель печально покачала головой.
— Видите ли, это невозможно…
— Ах, «производственная тайна»? Понимаю, понимаю.
—Не в том дело. Вы можете расспросить Андрэ самостоятельно о чем угодно и прямо сейчас. Боюсь лишь, что он вам не ответит…
— Ммм?
— Этот робот – и есть Андрэ Ист… Но он, если подобное понятие применимо к механической форме жизни, умер. Умер во славу искусства. Это его оболочка, заключенная в вечность…
— Ах!
Сергей Александрович уронил блокнот.
— Какая жалость!
Плакал его суп и картофельные пирамидки…

Интригующе. Трижды перечитал, пока понял, где уже встречались пирамидки... Но лишь на третий раз взгля не пробежал. Довольно забавно и жизненно. Жаль, конечно, критика, но без них все творения были бы одинаковыми, как роботы... Робот, пожетвоваший собой ради искусства, ясно первосходит бесталантливого критика. Замечательно, что я еще могу сказать, за меня всё сказал Хайнлайн...

Так оно и было расчитано.
Рассказик конечно же достаточно легкий, но из тех, что следует перечитывать раз-два, чтобы окончательно вникнуть в смысл)
И спасибо за отзыв.

"Птица мира" - красиво, а главное легко читается)
"Счастливчик" - честно говоря, не хотелось бы быть мне таким счастливчиком!
"Нянька" - очень мне понравился этот рассказ) Жизненно. А главное, мне понравилось как отмечен возраст главной героини. Ей же всего лишь пять лет... Она напомнила мне моего братишку, ему только четыре, но такой же "взрослый".
"Космонавт"... Это самый лучший, на мой згляд, из вышепревиденных. Просто мне пришлось пережить что-то подобное летом, пока я сдавала вступтельные экзамены... Все-таки достижение желаемого - это нес чем не сравнимое чувство" Чувство победы))
"Скульптура" - хм... и действительно что пришлось перечитывать. Очень глубокий смысл. Мне эпиграф понравился, хорошо подобран к этому рассказу)
Короче говоря - ты умница)) Респект)

Пришёл ангел))) и принёс разрушение))) комментарии) Надеюсь, ты не откажешься)

В первом рассказе лишним показалось уточнение. Ну, понимаешь, то, которое "так пришельцы называли Землю". Оно что-то нарушило, не могу понять что... В остальном, очень трогательно. И ёмко.
Это же касается "Счастливчика"... Честно сказать, это название издевательски подошло бы и к "Космонавту". Мне кажется.

"Нянька" - оставила странное ощущение. Всем детям хочется стать взрослее через заботу о другом, ну по крайней мере, большинству. У меня такое было, но прошло очень быстро - умный Ди решил заботиться о рыбках, потому что они неприхотливые. Они однажды умерли от холода - правда, Ди тогда сам чуть не умер от холода, поэтому считаю, что до последнего о них заботилась...

Что касается "Архитектора"... Когда я отправилась на вскрытие, я думала, что так же отреагирую, как Петя. Однако я выяснила, что это не столь отвратительно, как может представиться. Хотя труп у меня был не очень свежий, а весьма повалявшийся в формалине, всё равно... Не знаю, что может быть отвратительного в мёртвом теле, пусть и разрезанном...

В общем, ассоциативно, спасибо за воспоминания, которые разбудила!


А вообще, в большинстве случаев, ты неподражаема))

Это не то чтобы моя воля, просто дань традиции) Вспомним классику

Быть может. Разница лишь в том, что один мечтает и добивается нежеланного, а другой хочет и добивается ненужного)

Очередной рассказ



Никто не мог предположить, что робот будет пользоваться таким успехом. Когда ее только-только распаковали, она никому не показалась какой-то особенно привлекательной. Ну блондинка, ну фигуристая… А что мало на свете фигуристых блондинок? Да хоть завались! Половины и то хватит, чтобы три раза опоясать экватор. Вот и эта фигуристая блондинка ничем особенным не отличалась. И тем сильнее было удивление, когда каждый второй посетитель «Веселого светлячка» требовал с пеною у рта, чтобы его обслуживала Сюзи. Тут нужно сделать маленькое отступление и пояснить, что к чему. «Веселый светлячок» - это мотель с широким спектром услуг. Широкий означает следующее: с вечера пиво, чипсы, картошка, ростбиф; хватает денег – Р. девочка или Р. мальчик (можно живых, но выйдет в пять раз дороже), постель. На утро яичница, кофе, благословение всех святых (от Святой Серафимы до Христофора) и полное отсутствие денег в кармане. А чего вы, собственно, хотели? Сегодня жить дорого. Хорошо жить – еще дороже, баксов этак на пятьсот. Так что желаете приятных впечатлений – будьте любезны, звякните монеткой. Или пошуршите купюркой. Кредиток не принимаем, поэтому запихнете их, пожалуйста, при входе в… ну вам, наверное, виднее куда именно. И «добро пожаловать»!
Итак. Никто не думал, что Сюзи окажется самой выигрышной покупкой за все годы существования «Веселого светлячка». Вы бы тоже не подумали. Заурядная красотка с параметрами 90-60-90. А кто в наш век не 90-60-90? Иногда кажется, что женщины с естественными формами вымерли как вид, точно мамонты в свое время. В Сюзи естественности не нашлось бы и на грош, даже под микроскопом. Все-таки робот. Глазки голубенькие, губки красненькие, реснички длинные – настоящий пластико-силиконовый херувимчик. Такого товара в «Светлячке» полно. Что не девочка – Афродита, что не мальчик – Аполлон. Конечно, клиенты не жаловались. Им по большому счету безразлично с кем коротать долгие темные ночи. Пара бутылок виски и медуза Горгона покажется прекраснее Мерлин Монро. Главное знать свое дело, быть покорной и на все вопросы отвечать «да, дорогой». А кто как не робот знает дело лучше других? Они всем довольны, не обременены моралью, всегда красивы и всегда готовы. Сюзи не была исключением. Еще бы! Один единственный финт и здравствуй переплавка. И тостеры нужны во все времена, особенно в наши. Но что-то в ней было не так. Расспрашивать клиентов, как прошла ночка – не в правилах работников «Светлячка». Клиент – тварь неприкосновенная, он неизменно прав. Тем более когда платит… твою зарплату! Естественно, при желании нашлись бы и другие способы проверить на себе уникальность Сюзи. Оплатить ночь, к примеру. Впрочем, как это сделать, если очередь в ее комнату занимает полквартала, а график посещений расписан на неделю? А попробуешь вклиниться в толпу без спросу – набьют морду. Девочка – это хорошо, однако и целые 32 зуба – неплохо.
Прошел месяц. Сюзи пользовалась неизменным успехом. Работала, как пчелка, ни минутки отдыха. Поток желающих заглянуть на огонек к «Кудряшке Сью» не иссякал. Тайна оставалась не разгаданной. Персонал от горничной до распоследнего мойщика сортиров ломали голову – что такого есть в ней, чего нет у остальных девочек. Уж всяко не ангельская улыбка, или «345» хромосома счастья. По сути, у роботов вообще нет хромосом.
А однажды все прояснилось.

Тяжелый трудовой день подходил к концу. Бармен по имени Вилли Финк усердно полировал стойку большой мокрой тряпкой, оттирая пятна крови и свиного сала. В баре опять разразилась драка. Трое дальнобойщиков не как не могли поделить, кому сегодня спать с Сюзи. Отсюда кровь, сломанная челюсть и недельный запрет на посещение «Светлячка» двоим из задир, победителя не тронули. А по правде, драки в мотеле карались строго. Строже, чем можно было предположить.
Вилли окунул тряпку в ведро и крепко выругался. Грязь не хотела отмываться. В это время в дверь постучались. На ночь двери обычно запирали на засов, и эта ночь не стала исключением. «Веселый светлячок» строился, как элитное заведение по образу и подобию средневековых трактиров. Не вышло. Бывший владелец обанкротился. Здание продали, что-то перестроили, что-то переделали и вуаля – отель средней руки. Вилли нехотя пошел отпирать. Распахнул тяжелые деревянные створы и удивился. На пороге стоял Джо-Джо. Старый приятель и первый клиент Сюзи. Ну как тут не впустить!
— Как делишки, Вил?
Джо-Джо сидел за стойкой, смакуя карамельное бренди и попыхивая дорогущей сигарой.
— Да так себе, брат. Работаю в поте лица, — Вилли указал на ведро с водой. — Нынче, чтобы не помереть с голоду, приходится батрачить по страшному. Порою кажется первей зарплаты околеешь.
— Старый хрыч! Вижу я твое пузо. Или скажешь, ждешь маленького? Хочешь погадаю? Пророчу тебе двойню, — Джо-Джо закатил глаза. — Ан-нет! Постой-ка… постой-ка, вижу! Нет, не двойня… Или двойня? Ага, так и есть двойня: Грыжа и Геморрой!
Вилли усмехнулся.
— И давно ты стал подрабатывать гадалкой? Или проктологом?
Джо-Джо фыркнул.
— Не то и не другое. Просто недавно лихая свела меня с одной чародеечкой. Ммм… какие ножки! Вот у нее-то в кое-чем и поднаторел.
Вилли крепче сжал тряпку. Пора развязать язык. По части женских прелестей старый развратник Джо-Джо главнейший охотник. И мастак поговорить.
— Слушай, — начал он. — Давно хочу спросить, да все не у кого. Помнишь, ты брал у нас новенькую девочку, Сюзи?
— Еще бы! Такую забудешь. Кудряшечка Сью! — Джо-Джо мечтательно закатил глаза. — А что? Не может меня забыть? Это бывает…
— Не совсем. Просто интересно. Она ж у нас самая востребованная. Даже натуральных не так берут, как ее. Ну мне и хочется узнать, что в ней особенного. Вроде с виду баба бабой, а народ так и прет…
Джо-Джо с минуту молчал.
— Знаешь, как тебе сказать. Она… она действительно необыкновенная.
— Величайшая жрица любви?
— Не поверишь, я ее и пальцем не тронул…
У Вилли отвалилась челюсть… до пола.
— Угу. Ничего такого не было. Мы… с ней разговаривали, потом она мне пела… не представляешь, какое это счастье, когда тебя слушают. Будто снова попал в детство…
— Врешь!
— Да чтоб я сдох на месте! Не вру… А что она вам не говорила, для чего ее сконструировали?
— Э…э. Да нет.
— Болван! Она же воспитательница! Деток ей нянчить надо, а не мужиков ублажать…
Вилли долго-долго молчал. Беседа как-то не клеилась.


Жду отзывы)

здорово! мне очень понравилось
предыдущие получились каким-то...грустными, что ли... и, кхм, скажем так: наводящими на размышления, вот
а последнее лично у меня просто вызвало улыбку такой чудный рассказ о том, что на самом деле все не так, как в действительности по крайней мере, мне так показалось)

мяфф




ps
хм, только вот что-то многовато апшипок по мелочи мя углядела в личку могу скинуть, если надо)

Эфа, спасибо и все надо)



Если подумать, Железный Дровосек никому не был нужен. В мире осталось не так много деревьев, чтобы их рубить. К тому же всю «грязную» работу благополучно проделывали и более примитивные, не столь андроидные машины. Но когда в старом парке (уточним, парке развлечений) появился Железный Дровосек, ему обрадовались. Наверное, нет в мире ребенка, которому мама в детстве не читала «Волшебника из страны Оз». А детские воспоминания самые яркие и приятные. Поэтому Железный Дровосек вызвал у публики огромный интерес. И дети, и взрослые приходили посмотреть на механического человека, рубящего деревья дни на пролет. На самом деле он не только рубил деревья (если каждый день срубать по дереву, то через месяц парк превратился бы в пустыню), но и мастерил прекрасные деревянные игрушки и сувениры, которые пользовались неизменным успехом. Многим хотелось поставить дома на каминную полку красивого оленя или лисицу, изготовленного руками робота. А роботу было за счастье радовать людей. Ничего другого он просто не умел. Да и не хотел уметь. Он ведь был роботом, а роботы не умеют мечтать. Железный Дровосек делал людей счастливыми и сам был счастлив. Это так легко понять!
Железный Дровосек сидел на пеньке и стругал очередного зайца, или кролика, пока было непонятно, когда к нему подошел человек. Люди редко обращали на робота внимания. Он был частью общей экспозиции, частью пейзажа. Вы же, к примеру, никогда не пытались подружиться со стулом в гостиной? Не пытались. И люди не пытались подружиться с Железным Дровосеком, мало чем отличавшимся от того стула из гостиной. Однако этот человек оказался особенным.
Пожилой смуглолицый мужчина в странной одежде и с перьями в прическе долго-долго следил за работой Железного Дровосека. Железный Дровосек никогда в жизни не видел настоящего индейца. Хотя, нет. Все-таки видел. Правда, тот индеец из парка тоже был частью какого-то другого аттракциона и сделан был из металла, а не из мяса и костей. И несмотря на это, и металлический индеец никогда не заговаривал с Железным Дровосеком. А человек заговорил.
— Привет, дружище, — сказал индеец.
— Здравствуйте, — отвечал робот. — Мои поделки можно приобрести в соседней лавке. Спасибо.
Индеец, кажется, удивился.
— Что? Ах, мне не нужны твои сувениры.
— Нет? А, значит, вы хотите, чтобы я сделал что-нибудь на заказ? — Железный Дровосек не совсем понимал собеседника.
— Нет, дружище. Я сказал, что мне не нужны сувениры. Мне хочется поговорить с тобой.
— Поговорить со мной? О чем? Я не понимаю. Со мной не принято беседовать. Я делаю сувениры.
— Я вижу, чем ты занят.
— Извините, я вас не понимаю.
Индеец немного помолчал.
— Знаю, что не понимаешь. И все-таки я попробую объяснить.
— Попробуйте.
— Видишь ли, — продолжал незнакомец. — Мой народ не слишком жалует технику. Я был такого же мнения, пока не увидел твои работы. Опять, пришлось заговорить про «сувениры», — мужчина усмехнулся. — И мне подумалось, что существо, сделавшее подобное, не может быть обычной машиной. Что заставляет тебя творить?
— Администрация парка.
Индеец рассмеялся.
— Ценю твою прямоту. Только я хотел узнать не это. Что ты испытываешь, вырезая своих медведей. Тебе это нравится?
Железный Дровосек задумался. Нравится? А это как?
— Не знаю. Вероятно, да. У меня нет эмоций.
— Вот незадача, парень. В таком случае задам тебе другой вопрос. Ты не чувствуешь жалость, когда убиваешь дерево? Мой народ считает, что у всего живого, всего, что сотворила природа, есть душа. Тебе не жаль губить деревья? В отличие от тебя, они, должно быть, чувствуют боль..
— Чувствуют боль? — Железный Дровосек был озадачен. Никто не говорил ему, что деревья способны чувствовать боль. Как несправедливо!
— Угу, паренек. Боль.
Рубанок выпал из рук робота.
— Но я не знал! Я больше не буду причинять деревьям боль! Я не хотел…
— Ну и славно, дружище. Я пошел. — Индеец обернулся и помахал кому-то, кого Железный Дровосек не рассмотрел. — Слышишь, Билл, ты проспорил мне сотню баксов. Этот чудик и впрямь не умнее тостера!
В этот вечер Железный Дровосек больше не сделал ни одного сувенира.

Следующим утром двое техников проводили каждодневный осмотр аттракционов.
Все они оказались в порядке. Кроме «Железного Дровосека». По непонятным причинам робот вышел из строя. Он не реагировал на команды, не двигался и, вроде бы, вообще перестал функционировать.
— Эй, Том, глянь сюда, — крикнул Алекс, вытирая испачканные машинным маслом ладони о комбинезон. — Что с нашим работягой? Никак скис, ммм?
— Скис, Алекс, как простокваша.
— Вашу мать! У него перегорели все цепи! Все!!!
Том на всякий случай самолично проверил.
— Действительно. А когда он последний раз проходил техосмотр?
— В прошлом месяце.
— В прошлом месяце? Вот и доверяй после этого «новейшим технологиям»!
Алекс невесело улыбнулся и потрепал робота по холодному плечу. Железный Дровосек свалился в траву в той позе, что и сидел.
— И где ж твоя девочка Элли, — сказал Алекс, присаживаясь на корточки. — Может быть, она бы подарила тебе сердце. А так ты кому-то подаришь новый тостер.
Железного Дровосека отправили на переплавку. Аттракцион закрыли. Слава забавного робота быстро утихла. И лишь маленькая девочка Алиса из далекого провинциального городка, не переставала играть с маленькой деревянной лошадкой, думая, каким, наверное, замечательным был «дяденька», сотворивший такое чудо…


Крайне надеюсь на отзывы) Жду)

ЖД меня вполне улыбнул. С людьми так же делают, так что люди и правда не умнее тостера)
Вот. Хм... Это наверняка не очень содержательный комментарий, но хорошее творчество должно вызывать не критические замечания, а пространные мысли, улетающие куда-нибудь в сферу полной абстрактности.
Мысль "ЖД был счастлив" написана с точки зрения самого робота?) Потом он говорит, что не знает, что такое эмоции) Или это была сторонняя точка зрения, что всем казалось, что он счастлив?

Добралась и сюда))) Прочитала «Сюзи»…
Знаешь, действительно чудесный рассказ. Написано живо и гладко, я бы даже сказала, что не в привычном для тебя стиле, но полно, образно и в то же время предельно лаконично.
Ты права, это большая ценность, когда человек может выслушать, таких очень мало. Каждый зациклен на своих проблемах и может только говорить, жаловаться и утверждать, что ему намного хуже, чем другим…
Единственное, пожалуй, это концовка. Обрывается будто на полуслове, а хочется (по крайней мере мне, для завершения композиции), какого-то вывода, итога…

Заметила я тут одну штуку в начале, но это скорее для галочки)))


По логике «какой-то» здесь лишнее, потому что далее уточнение: не какой-то, а вполне себе «особо привлекательной», что довольно таки конкретно. Но, глаз не режет)))


Черт побери!!!!! Это вечно живая и неустаревающая истина!!!

Постараюсь заглядывать почаще)

"Сюзи". Мне очень понравилась, оригинал. Мну даже улыбнуло за последнии дни депрессии!
"Железный дровосек")) А это мне понравилось больше, чем "Волшебник страны Оз" !

С точки зрения стороннего наблюдателя)
Спасибо за совет) Наверное, исправлю.

Крайне приятно такое слышать) Особенно последние строки

Ха!! Да ты самый лучший сказочник. А то все муть...А этот "Волшебник страны Оз" читала, вернее меня заставили!
Ненавижу эту книжку...Давай своб альтернативу напишем?

Новая порция моего творчества. На сей раз двойная.
Возможно, за первый рассказ меня засудят



«Уа-уа-уа!»
Сеня нехотя вылез из-под одеяла. В избе было холодно. Опять прохудилась крыша, из-за сырости на потолке появились сине-зеленые лоптухи* плесени, большие, как мухоморы в лесу. В избе следовало давным-давно провести ремонт, да все как-то руки не доходили. Теперь уж точно не скоро дойдут.
Маленький Булгаков проснулась. Разлепил глазки и истошно завопил. Требовал еды. Сеня чертыхнулся, ударил себя по губам тыльной стороной ладони – когда в доме ребенок про мат стоит забыть – и двинулся на кухню, стуча босыми пятками по деревянным доскам. Вроде бы в холодильнике оставалась бутылка молока. Надо погреть и накормить дите.
Сеня включил электрическую плитку, поставил на огонь ковшик с молоком, затянулся папироской. В пересохшем горле першило. Сигареты шли плохо.
«Уа-уа-уа!»

А когда-то Сеня был богат и знаменит. Работал в государственной лаборатории. Увлекался генетикой, геронтологией, биологией, анатомией, носил дорогие пиджаки, катался на немецких автомобилях и каждый год уезжал отдыхать в Италию. Любовался Колизеем, жадно поедал вкусную итальянскую пасту, водил жену по музеям, покупал ей модельные платья и шляпки. Жизнь была легка и приятна.
Днями Сеня пропадал в лаборатории. Работал. Вечерами писал научные статьи, ходил в театр и играл в домино с соседом Аркадием. Думал, так будет всегда. Потом Сеню повысили, назначили замдиректором лаборатории. Жизнь стала еще легче и приятнее.
Работа была не пыльная, сиди себе за столом, подписывай бумажки. Делай выговоры и назначай премии. Жена уволилась из газеты. Муж прекрасно обеспечивал семью и без ее помощи. Теперь Светлана могла больше времени уделять подругам. Повадилась обедать в ресторанах, посещать роскошные бутики. Сеня не жаловался. Денег хватало вдоволь. Хватало на еду, питье, дизайнеров, даже что-то откладывалось на черный день. Хотя Сеня и подозревал, что в светлой жизни темных дней не бывает. Бывает скука. С годами Сеня набирался солидности. Сменил свой пятьдесят второй размер на пятьдесят восьмой. Отвык от яичницы с беконом и пристрастился к лобстерам. Светлана тоже заметила, что французские туалеты ее полнят. А раньше не полнили.

Молоко быстро нагрелось. Сеня потушил папироску. Плеснул пару капель на руку – проверил, не обожжется ли малыш. Перелил молоко в бутылочку, сверху нахлобучил резиновую соску. Булгаков громко орал. Сеня отдал ему бутылочку. При виде Сени Булгаков утих, засучил ручками и ножками, улыбнулся широким беззубым ртом. Сеня потрепал ребенка по лысой макушке. Булгаков успокоился. Принялся за еду, чмокая губами от удовольствия.
Сеня вернулся на кухню. Снова закурил.

Пролетали годы. Сеня заметил, что делать выговоры намного интереснее, чем назначать премии. Сеня полюбил деньги и коллекционные вина. Жить бы ему да радоваться. А на душе тоскливо. По сердцу скребли кошки, ночью мяучили в ушах, мешая спать. Сеня часто вставал посреди ночи, бродил по квартире, заваривал чай. Будил Светлану своим топотом. Жена бранилась, заставляла возвращаться в постель и беречь силы для ответственной работы. К тому времени Сеня стал директором. У директоров должность важная, требующая концентрации. Сеня об этом знал и продолжал мучиться бессонницей. Иногда под утро запирался в кабинете, доставал старые пробирки, брал подсолнечное масло – представлял, что занимается научными опытами. Смешивал масло с водой и переливал из пробирки в пробирку. Не помогало. Тогда Сеня вытаскивал с полки книжку, садился в кресло и читал. Особенно нравился Сене Михаил Федорович Булгаков. Было в его произведениях нечто такое, заставлявшее душу, то сжиматься в комок, то внезапно разжимать; и на сердце делалось так легко и приятно, что тянуло плакать.
Сене в конец опостылела «легкая и приятная жизнь». Захотелось вернуться в прошлое. Вновь заглянуть в микроскоп. Вот только директору крупного учреждения положено смотреть в кассу. Сеня возненавидел деньги. Были ведь люди, творившие добро за даром. Булгаков, к примеру. Сейчас таких нет. Вымерли.
И Сеня загорелся мечтой. А что если воскресить того же Булгакова? Пусть себе пишет книги, приносит людям счастье. Ныне никто не умеет писать, как Булгаков.
Начал Сеня с того, что вернулся к пятьдесят второму размеру, разлюбил лобстеров и коллекционные вина. Купил новый микроскоп, подписался на кучу научно-технических журналов. К Сене воротился крепкий сон. Зато от жены напротив – убежал. Светлана очень переживала за мужа, лабораторию и дизайнеров. Светлане очень не нравилось мужнее увлечение – раздавать премии налево-направо, читать глупые книги и мечтать о несбыточном. Ну, кому, извините пожалуйста, требуется Булгаков? Разве мало в мире писак всех цветов, оттенков, калибров и достоинств?
Светлана предлагала Сене взять отпуск и поехать в Италию. Поесть пасты и прошвырнуться по бутикам. Сеня отказался, прикинулся больным. Светлана затаила обиду.
Работа кипела. Сеня пропадал в лаборатории, забывая про кассу и возвращение домой. Светлана терпела, сколько могла. А однажды подала на развод. Сеня ничего не понял. Светлана отсудила у мужа половину имущества, сожалела, что не обзавелась детьми – можно было бы подать на алименты. Сеня не возражал, если жене важнее деньги – значит, получи деньги. Светлана получила, переехала в другой город и вышла замуж за молоденького модельера. Сеня слышал, что у них родился сын и коллекция одежды.
Начальство Сенино поведение настораживало. Каким-то образом они прознали о его заветной мечте. И посчитали директора сумасшедшим. Не дожидаясь официального приказа, Сеня подал заявление об увольнении. Продал московскую квартиру, большую часть имущества и переехал в деревню. Обзавелся домиком, оборудованием и гастритом. И, кажется, был счастлив.

Маленький Булгаков появился на свет в сентябре. За окном барабанил дождь, завывал ветер. Скулили дворовые псы. А в ветхом домике с покосившимися ставнями и текучей крышей было тепло. В комнатах горел свет. Жужжали механизмы «клонировальной» машины. Сеня нервно курил.
Мальчик родился крепким, три кило веса. Сеня сразу обратил внимания на его глаза – умные, трезвые, какие-то не младенческие. Ребенок редко плакал.
Сеня был доволен, как никогда. Булгаков взрослел не по дням, а по часам. В прямом смысле слова. Пачкал пеленки, просил кушать, агукал, пускал слюни, отрыгивал молоко. Сеня носился по дому, будто угорелый. От счастья не находил места.

Через три месяца после рождения, Булгаков превратился в красивого юношу с внешностью двадцатилетнего. На этом его рост завершился. Сеня обучил Булгакова писать, читать и считать. Мишутка рос мальчиком любопытным, все понимал с полуслова, глотал книги с таким же удовольствием, как другие дети – мороженое. Сеню звал «папой», просил сводить на рыбалку. Сеня с радостью исполнял любые прихоти сына. Надеялся, что в ближайшем будущем в Булгакове проснется талант писателя. Талант проснулся…
Сеня понятия не имел, где Булгаков раздобыл глянцевые журналы. В избе их отроду не водилось. Наверняка, подсунули соседские парняги. Те, в отличие от Мишутки едва ли не ежедневно наведывались в город, пили пиво и бегали по дискотекам. Булгакова городская романтика волновала мало. Он сильнее любил наблюдать за звездами, бродить по лесу, читать классику. Всякий раз, наткнувшись на книги своего прототипа, Мишутка озадачивался. Спрашивал у папы, почему этот самый М.Ф. так похож на него – Мишутку. Сеня молчал, боялся испугать мальчонку. Не ведал, что Булгаков и так обо всем догадывается, а отца изводит вопросами из шалости.
Глянцевые журналы Булгакова заинтересовали. О светской жизни он ничегошеньки не знал, а узнать хотелось. Сеня расписал Мишутке эту жизнь в таких сочных красках, что парень перепугался. Плюнул на все и журналы сжег. Сеня вздохнул с облегчением. Напрасно боялся, что эта дрянь успела испортить парнишку.
На втором году жизни, Булгаков потребовал, чтобы отец отправил его учиться в институт. На деревенском пайке долго не протянешь. Гениальный мозг требовал пищи. Сеня долго думал. Сомневался – стоит или нет. Но сын упорно настаивал на своем, и Сене пришлось сдаться. Благодаря старым связям, Сеня помог Булгакову оформить документы и поступить в литературный. Фамилию пришлось сменить на Невеличко.
Письма от Булгакова приходили каждую неделю. В них Мишутка писал, что учеба приносит ему удовольствие. Писательский талант развивается, только пробиться трудно. Редакции почему-то постоянно отказываются публиковать его рассказы…
Сеня удивлялся. Булгаков-младший писал ничуть не хуже «старшего». Увлекался историей, философией и религией. Тонко подмечал особенности людских характеров, умело строил композиции. А редакторам не нравилось…
Сеня расстроился. Кто виноват? Неужели он где-то напортачил? Машина ли дала сбой, или Сеня читал «сыночку» не те книги, показывал не те фильмы, ставил не ту музыку? Черт его знает…
В ответных письмах Сеня просил Булгакова проявить терпение, подождать. Говорил, что путь к славе неблизкий, несладкий и вообще требует изрядных усилий. Сеня соглашался. Ждал. Учеба продвигалась своим ходом. Сеня старел, Булгаков по-прежнему оставался молодым и полным сил. Присылал отцу подарки и собственные рукописи. Сеня читал запоем. Порою на глаза наворачивались слезы – это ж надо так придумать! И гордился.

Сегодня Сеня проснулся засветло. Натянул потрепанный треух и выскочил во двор.
Почтальона он завидел издалека. Рванулся на встречу, теряя валенки в сугробах. Стояли трескучие январские морозы. Сеня раскраснелся и запыхался. Здоровье не то. Отдышка заставила Сеню глотать воздух открытым ртом, словно рыбу, выброшенную на берег приливом.
— Здравствуй, Степан Игнатьевич, — поздоровался Сеня, держась за грудь. — Есть для меня что-нибудь?
Почтальон покопался в кожаной сумке.
— Как всегда, Ильич, — отвечал он, протягивая Сене мятый конверт. — Небось, твой парнишка шлет?
— А кто ж!
Сеня любовно погладил письмо.
— Хороший у тебя парень. Зря ты его столько лет в городе держал Чего сразу, как сам переехал, с собой не захватил?
Сеня, понятное дело, никому не рассказывал, что его Мишутка – из пробирки. Боялся не поверят, засмеют.
— Мать упиралась, — Сеня ухмыльнулся.
— Знаем мы этих баб! Вечно из мужика девку лепят. Сына должен воспитывать отец!
— Верно, Степан Игнатьевич. Ох, как верно!
Почтальон закурил.
— Слушай, Сень, я слышал, твой малец писателем заделывается?
— Ну, да. Пытается.
— Плохо. Это раньше писатели были писателями. А теперешние? Тьфу! Да и не писатели они вовсе – так, одно название. Возьмешь книгу в руки, и перекоробит всего! Или про зад или про политику…! Где прекрасное? Где вечное? Фьють! Нету…
Сеня обиделся.
— Это не про моего Мишеньку! Он у меня классиком будет!
Степан Игнатьевич отбросил папиросу.
— Хе, посмотрим, браток, посмотрим… Ладно, давай. Мне еще работать надо.
Сеня не попрощался. Сунул письмо в карман и зашагал домой.

Дома Сеня почувствовал острую боль в сердце. Мишуткино письмо его расстроило. Сеня поставил чайник. Уселся на стул возле печки. Греться. Письмо плясало в трясущихся руках. Сене хотелось плакать. Странно, новости были хорошими. Мишутка устроился работать в журнал, вел светскую хронику, пописывал маленькие рассказики. За статьи Мишутке платили много. Хватало на жизнь, оставалось что отложить на черный день…
И почему это Сене невесело? Сынулькина-то жизнь налаживалась? Глядишь, не сегодня-завтра выпустит сборник? Получит деньги. А Серьезную прозу Мишутка Невеличко забросил. Сказал, что от серьезной прозы сводит желудок и образуется язва.
Сеня налил в кружку чай. Отпил глоток и разрыдался. Господи, за что?...
_______________
* - короста, язвы (диалект.)




Соседи думали, что бабка Нюра сошла с ума. Во-первых, с недавних пор она практически перестала выходить из дому; во-вторых, если и выходила, то постоянно с именем некоего «Урта» на устах. Понятное, дело, что в округе не нашлось бы ни одного человека, в чьем паспорте значилось бы такое имя. Оно неудивительно, мало кого на свете зовут «Урт». А бабка продолжала говорить про Урта, даже когда подружки по дворовой скамейке начали называть ее дурой и старой брехуньей. Она-то знала, что Урт существует и не просто существует, а живет вместе с ней в двухкомнатной хрущевке.
Урт появился в жизни бабки Нюры неожиданно. Среди ночи. Бабка Нюра как раз собиралась ложиться спать, когда услышала странный шум на кухне. Мыши, тогда подумала она. Взяла свою тросточку и пошла разбираться. Мышей в доме действительно в последнее время развелась тьма. Немцев в войну и то было меньше.
— Ну я вам щас дам! — Говорила бабка Нюра, помахивая тросточкой. — Щас как огрею палкой!
Бабка Нюра с молодости отличалась крепким характером. Что называется «мужицким». Коли надо и в пекло полезет, и коня остановит на скаку. И непременно бы остановила, если бы на кухне обнаружился конь. А коня там не было, и мышей не было. Зато было марсианское чудовище с зеленой мордой,
Бабка Нюра ойкнула и бухнулась в обморок. Тросточка покатилась в сторону…
Можно подумать, что зеленый пришелец выглядел страшным и ошибиться. Не выглядел. Повремени бабка Нюра бухаться в оброк, осмотри гостя получше – заметила бы, что он достаточно симпатичный и кабы не зеленая кожа, да хвост, похожий на раздвоенный змеиный язык – весьма смахивает на человека.
Очнулась бабка Нюра от едкого запаха нашатыря. Открыла глаза и тут же смекнула, что, пожалуй, рановато пришла в себя. Надо было еще минутку помедлить. Возможно, в таком случае, она бы не обнаружила на собственной кровати зеленого человека в серебристом скафандре, который водил перед ее носом зеленой ладонью, распространяя в воздухе запах нашатыря.
— А у вас там все зеленые? — первым делом спросила бабка Нюра, понимая, что спит. А во сне не грех поговорить и с зеленым человечком. Кому из вас не снились зеленые люди?
— Где? — переспросил пришелец на чистейшем русском.
Вот сейчас бабка перепугалась не на шутку. Нет, конечно, ничто не мешает вам задавать инопланетянам вопросы на русском языке – это, вроде, не страшно. Страшно, когда они вам на русском отвечают!
— Ой! Да ты же инопланетянин!
— Ну… — Мямлил инопланетянин. — Гипотетически.
— Чего-чего?
— Ну… — Продолжал инопланетянин. — Для меня – вы тоже инопланетянка, а так. Ну, да я инопланетянин. Очень приятно, меня зовут Урт.
— Очень приятно, Анна Семеновна Зуева, — вежливо представилась бабка Нюра, приподнимаясь на локтях. — А это ты меня в спальню принес?
— Я, — гордо ответил Урт, словно не старушку до кровати дотащил, а спас целую Галактику.
— Спасибо, милок. А можно тебя спросить?
— Можно.
— Ты меня когда съешь? Щас или повременишь?
Лицо Урта вытянулось от удивления.
— С чего вы взяли, уважаемая Анна Семеновна, что я собираюсь вас есть?
— Ну как же, сынок. А зачем ты сюда пришел? Ты ж людоед, да?
— Э…э… А вы бы хотели, чтобы я вас съел?
— Если честно, то не очень. Но коли надо – я согласна. Ешь! Я старая и ничего не боюсь.
Бабка Нюра всхлипнула. Она давно перестала кого бы то ни было бояться. Жила она в одиночестве, сын навещал редко. И если Боженьке угодно, чтобы ее сегодня съело инопланетное чудище – так тому и быть.
— Вообще-то я вегетарианец, — сказал Урт. — И есть вас не собирался. Впрочем, если попросить, я… как-нибудь потом, ладно?
— Ладно.
Бабка Нюра обрадовалась.
— А что ты все-таки делаешь у меня в квартире?
— Ой, как некультурно! — Всполошился пришелец. — Совсем забыл сказать! Простите пожалуйста.
— Ничего, ничего! Прощаю!
— Я пилот космического корабля… — бабка Нюра не поняла, какого именно, потому что пришелец перешел на свой родной язык. — И я прибыл, чтобы спасти вашу планету от кометы, угрожающей уничтожить все живое на Земле.
— Похвально, сынок, похвально. А почему моя квартира?
— Ну… э… очень удобная посадочная площадка. Очень хорошее место!
Бабка Нюра залилась румянцем. Она всегда знала, что у нее очень хорошая квартира. Теперь выходит, это известно и инопланетянам.
— Спасибо, золотце. А ты долго у меня пробудешь?
— Не знаю точно. Где-то около двух недель, по вашим земным меркам.
— Эх, что поделать! Давай спать. Иди ложись в зале…
Так в доме бабки Нюры поселился инопланетянин по имени Урт. Днями он что-то механичил на кухне, раскидывая по всему полу гайки и болты. Бабка Нюра не жаловалась, боялась, что Урт передумает и съест ее на месте. Вечерами они садились за общий стол, пили чай с бубликами. Урт рассказывал про свои путешествия, далекие миры и незнакомые галактики. Бабка Нюра почти ничего не понимала, но слушала охотно. Потом рассказывала про собственную тяжелую судьбу. Рассказывала, как потеряла в войну мужа и осталась с малолетним сыном. Рассказывала про сельсовет, внуков и кота Барсика, который помер в прошлом году. Урт тоже почти ничего не понимал, но слушал охотно.
Хотя Урт просил никому не рассказывать про себя, бабка Нюра не удержалась и рассказала соседкам. Соседки не поверили. Посчитали старушку сумасшедшей. Она не обиделась. Может она и впрямь рехнулась, но слишком приятным было ее помешательство. От хорошего не отказываются, даже если это хорошее – зеленая галлюцинация с хвостом. Кстати, хвост оказался вовсе не хвостом, а чем-то по типу третьей руки…
Хорошо им вместе жилось. А одним вечером бабке Нюре позвонил сын. Языкастые соседи разболтали ему об «Аннушкином» помешательстве. Сын поверил и пригрозил матери, если она не перестанет молоть чепуху, он отправит ее в дом престарелых. Бабка Нюра струсила и обещалась исправиться. В тот день Урт полетел сражаться с кометой. Вернулся он поздно ночью, часов в двенадцать. Пришелец был жутко возбужден, размахивал «хвостом» и лопотал что-то на своем татарском наречии.
— Потише, милок. Я тебя не понимаю!
— Простите, бабушка Нюра.
Теперь инопланетянин называл бабку Нюру не иначе как «бабушка Нюра».
— У меня получилось!
— Что получилось?
— Я уничтожил комету! Уничтожил! Бум! Бум!!! БАХ-БАБАХ! И нет кометы! Вы спасены!
Урт улыбнулся и плюхнулся в кресло.
— Завтра я улетаю домой.
У бабки Нюры прихватило сердце. Как улетает, как домой? Она так привыкла к Урту, что было подумала – он никуда от нее не денется. А вон оно как вышло. Бабка долго думала. И сказала:
— Возьми меня с собой. Мне нечего делать дома, да и дома у меня нет. А там, на звездах, я никогда не была. А по правде очень хочется. Возьмешь, милок?
Урт казался ошарашенным.
— С собой? Что ты, бабушка! На моей планете тебе будет одиноко. У нас ведь нет людей.
— Знаешь что, милок. Порой мне кажется, что у нас на планете тоже нет людей. Дык возьмешь?
— Возьму! — Решительно произнес Урт. — Будешь жить у меня, бабушка.
И он снова улыбнулся.

Следующей ночью бабка Нюра улетела на Луну. Вернее, думала, что на Луну. В действительности планета Урта находилась где-то в Магеллановом Облаке. И на той планете у всех жителей были хвосты, кроме бабки Нюры. Бабка Нюра поселилась в доме Урта. И жилось ей там хорошо. Урт звал ее «бабушка», поил чаем с бубликами. Хотя бублики отдавали бараниной, все равно были вкусными, потому что подавал их дорогой человек. С зеленой кожей.

А в местных газетах в день отлета бабки Нюры появилось объявление, мол в космосе взорвалась комета, траектория которой прямехонько вела к Земле. Но не довела. Устроили праздник.

Через две недели в квартиру бабки Нюры приехал сын. Он начал переживать, почему мать не отвечает на звонки.
Матери в доме не было. От нее осталась одна записка, приколотая кнопкой к старому холодильнику:
«Дорогой сынок! Сереженька!
Если ты читаешь это письмо, значит я уже на Луне. Там мне будет хорошо. Урт говорит, я всем понравлюсь. И ты живи хорошо.
Поцелуй за меня Петеньку и Вареньку. Передай Светочке привет от свекрови. Скажи, что я всех люблю.
Не скучай, со мной все хорошо.

Твоя мама».


Жду отзывов

Аурелика! Ох как мне понравилось! Интересно, грамотно; да что ж тут скажешь, просто здорово )))
Вот бы еще почитать; поздравляю! И первый рассказ отличный, а уж второй - такой колоритный, что цитировать хочется. Молодчина!
(такую книжечку я купила бы в свою библиотеку)

В наши дни нельзя быть классиком. То, чем писали классики - от параметров словесно-физических до психологических штучек, в наше время невозможно) Мне почему-то приходит на ум прочитанная недавно в статье цитата: "Война и мир" сегодняшнего столетия будет не больше двухсот страниц." Прошлое можно читать, им можно восхищаться, но в сегодняшнем нужно искать настоящее. У каждого века свои гении.
Это просто мысль к первому твоему рассказу из последней партии.


Последний рассказ вообще улыбнул) Я положительно рада за Нюру) И этого зелёного)

Но не все способны понять, что время - есть время, а репа - есть репа Каждый человек ровняется на своих героев. И не важно когда они жили. Главное - жили. О том и рассказ...

Новый рассказ. Как всегда, отзывы. Жду



Коля хотел быть конструктором космических кораблей, а мама заставляла кушать кашу и делать уроки…
Коля учился в четвертом классе. Был отличником и гордостью школы. Учителя ставили Колю в пример остальным ребятам. Пророчили ему большое будущее, если он перестанет витать в облаках. Коля не очень хорошо понимал, что это значит, но в облаках старался не витать, даже если сильно хотелось. Мама Колей тоже гордилась. Видела в нем бухгалтера или директора. Кормила сына кашей и заставляла делать уроки.
А Коля мечтал конструировать космические корабли.
Время летело незаметно. Коля продолжал хорошо учиться. Участвовал в олимпиадах, занимал первые места, увлекался техникой и научной фантастикой. Теперь он понимал, что значит витать в облаках. Но легче не становилось. Небо влекло Колю к себе. Там, в небе, было столько всего интересного и неизученного! Не то, что на земле. На земле и без Коли полно людей, каждый из которых, если постарается, может стать бухгалтером или директором. Получать стабильное жалование с несколькими нулями, жить в трехкомнатной квартире, кушать кашу и радоваться нежданному выходному. Подобная участь Колю не прельщала. Уж лучше героически погибнуть где-нибудь на Луне, чем сыто и медленно гнить на Земле. «Нет, - усмехался про себя Коля. – Я никогда не стану бухгалтером! У меня звездная пыль в крови!»
А мама продолжала готовить по утрам кашу. Кашу Коля ненавидел.

Вечером перед выпускным балом Коля сидел с мамой на диване. Смотрели новости по телевизору. Мама пока не знала, что Коля собирается поступать в аэрокосмический. Думала, пойдет учиться на бухгалтера. Коля понимал, что мама жутко расстроится, если он расскажет ей о своих планах, и делиться мыслями не спешил. Маму Коля любил и привык слушаться. Она взрослый, опытный человек – ей виднее. Или все-таки нет? Как бы там ни было, а отступаться от давней мечты, так сказать, сдаваться без боя, Николай не собирался.
— Мама… — тихо проговорил Коля, на всякий случай скрестив пальцы. — Я должен тебе кое-что сказать.
Мама внимательно посмотрела на Колю. Коля покраснел.
— Что сынок?
— Мама. Я хочу полететь в Космос.
— Мы это уже обсуждали.
Голос матери звучал холодно. Коля не отступал.
— Нет! Я серьезно! Ты меня не понимаешь, мама! Я хочу полететь в космос, и я полечу в космос! Чтобы ты не делала и не говорила.
— Ах, сынок! Какая глупость! У тебя слабое здоровье! — Мать всхлипнула. — Ты ведь у меня умный мальчик, посуди сам – какой космос? Холод, темнота, опасности! Разве на Земле плохо? Плохо?
Коля задумался. Выходило, что плохо. По крайней мере себя в этой «земной» жизни Коля не видел.
— Плохо!
— Успокойся, Коленька. Мне виднее.
— Мама! Мы с Васькой решили, что будем вместе поступать в аэрокосмический. В конце концов, я мужчина и мне решать, что делать с собственной судьбой.
Мать надолго замолчала. Коля приободрился. Наверное, подействовал последний «железный» аргумент. Колиного друга Ваську – соседа и одноклассника – мама знала давно и, кажется, даже любила. А если и не любила, то привыкла к нему. Как-никак мальчишки с детства дружили и бегали друг за дружкой хвостом.
— Коленька! — заговорила мать. Коля заметил, что на ее глазах выступили слезы. — А как же я? Ты говоришь про Ваську? У Васи и отец и мать живы-здоровы. Я – одна одинешенька. Я тебя растила, холила, лелеяла. Получается, напрасно? Ты меня бросишь? А вдруг ты погибнешь? Эти проклятые корабли постоянно взрываются! Гибнут люди! Сотнями! Коленька, маленький, родненький, солнышко мое! Ну подумай, подумай хорошенько, зачем тебе улетать куда-то? Я уже договорилась с тетей Зиной (помнишь тетю Зину?) она поможет тебе поступить на экономический… Я так старалась! Так старалась! Коленька, опомнись!
Коля не знал, что сказать. Смотрел на мокрые материнские щеки и в душе проклинал этот день. Зря сказал, нужно было еще подождать.
— Я подумаю, — буркнул он и отвернулся.
— Замечательно! — Мать утерла слезы платочком. — Ой, смотри, мой любимый фильм начинается. Может, ты проголодался?

В космос Коля не полетел. Конструктором не стал. Поступил на экономический – спасибо тете Зине. Выучился на бухгалтера. После института нашел работу. Платили много. Коля купил трехкомнатную квартиру, женился.
Письма от Васьки приходили редко. Тот постоянно пропадал в экспедициях. Летал к звездам. Николай читал письма с замиранием сердца. Радовался за друга и за себя. За Ваську, потому что он сумел осуществить детскую мечту; а за себя потому, что жилось безбедно.
Через несколько лет Васька пропал без вести. Его корабль затерялся где-то в межзвездном пространстве. Васькиным именем назвали школу, где они учились с Колей. Коля долго переживал. Потеря друга почти выбила его из колеи. А потом перестал переживать. Ведь у него-то все было в порядке. Деньги, жена, работа и каша на завтрак.
Кашу Коля полюбил. Права была мама. Всегда права.

Аурелика!
Спасибо за рассказ! Прочитала, очень интересно. У тебя нетопорпливое, емкое, обстоятельное письмо, но в то же время - владеешь настроением, умея быть и трогательной и ироничной...
Мне все понравилось - и изложение, и характеры, и скорость ...все.
Твой читатель.

а вот и Эфа... не ждали?


трагедия любого человека: осознать, что то, чем ты самозабвенно и с полной отдачей занимаешься, приносит кому-то боль... грустно это( и обидно...за Дровосека в основном


во-первых:





и правда - за что? как же всё, однако...


улыбнуло... единственное из последних, что по-настоящему улыбнуло
чай с бубликами - не в этом ли щастье... особенно если "подавал их дорогой человек"...


что было бы, если бы...
а если серьезно, то по мне - так одинаково неприемлемы что отказ от мечты глав.героя, что "эмоциональный шантаж" со стороны его матери... и опять же - грустно всё это)



ЗЫ перечитала отз0в... задумалась...

Благодарю! Удивительно приятно)

В общем и целом - да.
Иногда забывается, что не только мать человек, но и "ты - сынок" ))))

Продолжаем творить



У маленькой Ирочки была кукла. Некрасивая, тряпичная куколка, набитая соломой, в простом красном платьице, с волосами из белой пакли и глазами пуговками. Такую куклу нельзя купить в магазине, потому что ни один уважающий себя магазин не выставит на витрину игрушку, которую заведомо никто не захочет приобрести. Кому нужна куколка, если в придачу к ней нет ни домика, ни сменного наряда, ни розовой машинки, ни кавалера. Правильно, никто. Ирочка свою «Машу» тоже не очень любила, но не выбрасывала. Жалела. Машу когда-то давно-давно, много лет назад, для Ирочки сшила бабушка. Бабушка росла в то время, когда барби еще не придумали, и детям иногда приходилось возиться не то что с «соломенным Петрушкой», а с самой настоящей картофельной, приделывая к ней глаза из семечек или гороха. Ирочка, разумеется, не верила. Однако молчала – не хотелось обижать бабушку. Бабушку Ира любила.
Годы летели. Бабушка умерла, оставив на память детям и внукам несколько пожелтелых фотографий, дом в деревне и «Машеньку». Дом продали, деньги потратили. Фотографии испортились, изображение на них совсем пропало.
Машеньку Ирочка по старой памяти хранила. Поставила на полку рядом с книгами. Иногда любовалась, брала в руки, разговаривала с ней. А чаще просто не обращала внимания. Даже забывала смахнуть пыль.
Когда у Ирочки появилась дочь, Ира хотела подарить ей свою детскую игрушку. Сонечке Маша не понравилась. И Машу отправили на помойку. К тому моменту красное платьице куколки износилось, вылиняло, потеряв цвет, косички разлохматились, а левый глаз и вовсе норовил отвалиться. Ниточка порвалась…
Про Машеньку забыли…

Все, что кажется вечным, в действительности живет не дольше мотылька-однодневки. Люди всегда полагали, что будут жить вечно. И сгорели. Сгорели в пламени гордости и честолюбия. На смену людям пришли другие существа. Они знали, что когда-нибудь сгорят. И продолжали жить.
В музее было пустовато и скучно. На то они и музеи, чтобы в них скучать. И лишь одной девочке было весело. Сюда она пришла в первый раз.
— Мама! — заговорила малышка, указывая пальчиком на один странный экспонат с табличкой: «Игрушка детская. Набивная, человекоподобная»
— Что моя хорошая?
— А эта штучка, правда, сделана, чтобы с ней играть?
— Да, доченька…
Девочка вздохнула.
— Какая красивая. Жаль, что у меня такой нет. Купишь?
— Не могу, детка…
— Ах… Скажи, а «люди» действительно – так выглядели?
— Ну, конечно. Смотри, тут все написано. Помнишь, мы с тобой учили буквы?
— Помню, мама. Какое несчастье, что людей больше нет. Ведь, если они хоть чуть-чуть похожи на эту игрушку, до чего они, должно быть, были прекрасны!
— Да, доченька. Ты права, прекрасны….
Казалось, куколка под стеклянным колпаком ожила и подмигнула девочке черным глазом-пуговкой…

Весьма печальный рассказ о человеческой тленности среди бренности бытия...

Новый рассказ.



Говорят, волки панически бояться людей. Будучи щенком, Вильк тоже боялся. А потом вырос, заматерел. Мягкий детский пушок сменила жесткая, серая щетина. Прорезались клыки. А страх никуда не делся.
Вильку было двадцать пять, а казалось сто пять. Возраст не имел значения. Волки редко умирают от старости, а если умирают – значит, не волки. Значит, дворовые шавки в серой шкуре. Близилась ночь. Желтые глаза фонарей перемигивались, расплывались, мутнели в лужах, брызгами разлетались по сторонам, выдавленные и сплющенные колесами проезжавших машин. Вильк шел по мосту, низко опустив голову, и курил. Много, часто, до фильтра, обжигая пальцы. Не помогало. От сигарет становилось только хуже, першило в горле, сохло во рту. Еще вчера бы он купил бутылку пива, или портвейна. Выпил бы и полегчало. Но не сегодня. Сегодня все по-другому.
У Вилька была работа, любимая женщина и смерть, которая наступила где-то после полудня. Кто сказал, что смерть – костлявая старушенция с косой? Вздор. Просто вздор. Смерть – это гудки в телефонной трубке и голос, говорящий, что ему все надоело. Что он ошибся и больше никогда не появится в этой трубке в этой жизни. Лучше бы старушенция, лучше бы с косой.
Мост кончился, Вильк сбежал по ступеням вниз, под арку городского парка, свернул вправо, прошелся вдоль тополиной аллеи, свернул влево, увидел вечный огонь, прикурил и зашагал дальше. Идти было приятнее, чем думать. Стоять – приятнее, чем сидеть. От себя не убежишь. Себя не перегонишь. Словом, умри и тебе простится…
Фонари в парке были насажены не так густо, полоска черноты змеилась вдоль дороги. Вильк думал, что в любви… достаточно любить. Слова не нужны. И ошибся. Аню он любил. И молчал. Поэтому ни разу не видел ее слез. Дождь барабанил по асфальту, заползал в уши. Полуголые сучья деревьев шумели над головой. Вилька тошнило.
— Эй, найдется прикурить?
Девчонка появилась словно бы ниоткуда. Маленькая, худая, в красной кепке. Нет, все-таки не девчонка – девушка, может, женщина.
Вильк остановился, пошарил в карманах, достал зажигалку.
— Сигареты есть? — спросил он, сухо, скупо, чужим голосом.
— Есть.
Рыжий огонек вспыхнул ярко, осветил лицо незнакомки. Треугольное, узкое, с тонкими, бледными губами.
— Спасибо, выручил. А то я уже битый час страдаю. Ныне все такие некурящие, аж убить хочется.
— Наверное…
Вильк пожал плечами. Дождь заползал в уши.
— Слушай, а чего ты такой грустный? Неприятности? Понимаю. Хочешь, поговорим?
— Что-то не тянет.
Действительно не тянуло.
— Понимаю…
Вильк стоял. Девчонка курила и смотрела на него, черными провалами из-под красного козырька.
— Меня зовут Оля.
— Вильк…
— Волк?
— Вильк. А в общем ты права.
— Волк….
— Ну пойдем поговорим… Оля.

Вильк сидел на мокрой скамейке, и дождь заползал в уши. Он говорил мало, а вроде бы получалось, что сказал все. Абсолютно все. Оля слушала внимательно, хмыкала, фыркала, иногда перебивала и курила. Много, часто, обжигая пальцы.
— Получается, Аня тебя бросила потому, что ты не говорил ей, как дороги тебе эти отношения? Или потому, что ты дурак и никого, кроме себя, не любишь, ммм?
Вильк кивнул, не слушая.
— Эх, дерьмо наша жизнь. Вонючее, тягучее, а грех не вляпаться. Ты меня понимаешь?
— Понимаю.
Вильк не понимал.
— Бывает иногда выполз из ямы, отряхнулся, вымылся – будто бы чистенький. Будто бы можно жить. А потом вышел из дома и опять заляпали. Тошно как-то, обидно и несправедливо. И вот ведь в чем штука – плохо каждому, и дерьмо у всех одинаковое… А каждый говорит, что у него как-то хуже, у соседа… опрятнее что ли. Тьфу! Тошно. Зачем жить?
Вильк ничего не ответил.
— Повеситься?
— Дура…
— Спрыгнуть с крыши?
— Дура…
— Неужто отравиться?
— Дура… Ты молодая, наладится.
— И тебе того же. Но на кой черт ждать, если можно покончить разом… Ну, не ждать…
— Маленькая, глупая Красная Шапочка.

Вода, маслянисто-черная, в оспинах дождевых капель, пугала. Скользкие перила холодили кожу, по телу бежали мурашки. Вильк смотрел в свинцовую кипень и понимал, что избавление должно выглядеть как-то иначе. Суше что ли, теплее. Оля стояла рядом, опустив свою узкую ладошку на его плечо, и улыбалась.
— Красиво, да?
— Сыро…
Щелкнула зажигалка. Сигарета не хотела разгораться. Вильк думал, что боится прыгать. А выхода не было.
— Ну так как, проявим смекалку и покажем жизни язык? Или ты передумал? Или подождешь…?
Телефонные гудки в трубке безжалостно сообщали – надежды нет. И в воздухе не пахло сиренью. Аня обожала запах сирени. А Оля – сигаретный дым и красную кепку.
— Давай руку, волчище… Так проще.
— А вдруг не получится? Я хорошо плаваю…
— Ну и? Вода ледяная, тяжелая… если будешь паинькой, она все сделает за тебя…
Вильк сжал тонкие Олины пальцы, зажмурился, чертыхнулся и прыгнул. Они прыгнули вместе. Черная толща воды поглотила Вилька, поглотила надежды, мечты, смерть, жизнь, телефонные гудки и сирень. Где-то отчаянно взвыла собака, быть может, представила, что она волк, а быть может, просилась домой. К хозяевам, в тепло…
Боли не было. Был всплеск, хруст и немного крови… Мелководье, камни и тишина….

Оля, отчаянно ругаясь, выбралась на берег, выжала куртку и кепку. В небе светила полная луна. По мосту бежал парень в кожаном плаще. Курил. Оля посмотрела на него пустыми, черными глазами и хищно оскалилась. Надо попросить сигаретку…
Когда в мире не останется ни одного серого волка, каждая Красная Шапочка сможет спать спокойно…


Жду отзывы

Милая красная шапочка...
Понравилось, а имя-то какое Вильк, уже хочется его удавить... Фи.... и льк его в воду...


Может, все же "в этой жизни" обособить, как уточнение?

Нет, испортится эффект.

Вильк с польского переводится как "волк")))

Редактор – это Бог, или его земное воплощение, что в принципе одно и тоже. В этом я убедился на собственной шкуре. Видите ли, вот уже шесть лет я работаю в газете. Журналистом. По правде говоря, я всегда мечтал стать писателем, но где-то что-то не срослось. То ли таланта не хватило, а то ли упорства. Однако я не жалуюсь, работать в газете тоже интересно. Временами. Если на вас не орут. Если вас не унижают. Если ваш редактор – не козел.
Мой Козел. При том с большой буквы. Я его ненавижу. И восхищаюсь им. Знаете, Александр Александрович Згршкевич принадлежит к той обособленной породе людей, которые, в общем-то, и не люди. Они едят, пьют, ходят в туалет, может быть, и спят. Раз в сто лет. Но они не люди! Человек – существо коллективное, воспитанное коллективом и в нем живущее. Александра Александровича, подозреваю, воспитывали волки. Потому как ни у одного другого представителя земной фауны нет такой ненависти к нашему племени. Дайте Згршкевичу волю и, гарантирую, он вцепиться зубами в ваше горло и будет грызть его до тех пор, пока ваша голова не отвалится. Проверено хребтом и шестью годами каторги.
Поймите, у меня есть семья. Жена и малолетняя дочь Анечка. Я не могу целиком и полностью отдаваться работе. Иногда нужно уделять внимание родным и близким. Александр Александрович этого не понимает. Он требует, чтобы я каждый вздох посвящал написанию статей. А это невыполнимо. Мне требуются выходные. Мне интересно наблюдать, как растет моя дочь. Интересно проверять ее школьные тетрадки и ходить по субботам в парк аттракционов. Мне хочется посвящать время и жене Светлане. Мы еще молоды, нам нравится наслаждаться обществом друг друга. А теперь попробуйте объяснить это закоренелому холостяку с тремя высшими образованиями, сотней публикаций и кровным родством по материнской линии с самим Сатаной.
Мне давно следовало на все плюнуть и уволиться. В конце концов не такой уж я и бездарь. Профессиональные публицисты всегда в цене. Несколько раз мне предлагали работу в достаточно известных и уважаемых редакциях. А я каждый раз отказывался. Ну не дурак ли? Нет, не дурак. Работать под началом великого человека – это честь. А честь нельзя купить, но можно продать. Я, к сожалению, ценю свою честь слишком дорого… Господи, почему ты создал гениев такими сволочами?! Александр Александрович бесспорно гений. Читать его и не обливать слезами невозможно. Читать его и не хохотать до упада невозможно. Я до сих пор не возьму в толк, почему он пошел работать в газету. Деньги? Да с его талантом можно спать двадцать два часа в сутки, оставшиеся два часа строчить рассказики и жить до старости безбедно. А он работает. Скорее всего, причина тут ясна, как божий день, он тварь, которую хлебом не корми, только дай поиздеваться над ближним. За это хочется выколоть ему глаза и затолкать в его же глотку. Подавись, зараза! Ведь не подавится! Слепая гадюка остается гадюкой. Она продолжит жалить чуть ли не на ощупь, пока кто-нибудь не отрубит ей голову. Увы, вид крови мне неприятен.
Пару раз я все же порывался высказать господину Згршкевичу, где раки зимуют и с кем имела половую связь его бабушка, и всякий раз немел, уткнувшись взглядом в его непроницаемо серые глаза. Нужно родиться камнем, чтобы суметь накричать на этого человека. Высокий, худой, сутулый, узкоплечий, с залысинами и отвратительной маленькой родинкой над левой бровью – этакая помесь гоголевского Акакия Акакиевича с Фаустом Гете – он способен навести на вас ужас одним своим видом. Что греха таить, я боюсь Згршкевича. Он монстр. И однажды он бы меня съел, если бы не классическое литературное «но»…
Впрочем, по порядку…
В то утро я опоздал на работу, как следствие, получил трепака. Ночью мою дочь увезли в больницу с острым приступом аппендицита. Тысячу мучительных часов я провел у ее палаты, трясясь от ужаса. Я был в панике, я плакал. К счастью, обошлось.
Опоздал я ровно на полчаса. Этого хватило, чтобы Александр Александрович разъярился. Заходя в его кабинет, я уже знал, что живым мне оттуда не выйти. Когда колода под ногами будущего висельника опрокидывается, надежды больше нет. Из-под меня колоду выбили.
Згршкевич сидел за столом, скрестив руки на груди. Черная родинка над левой бровью противно сморщилась. Плохой признак – быть буре.
— Здравствуйте, — робко проговорил я, усаживаясь на жесткий стул. Казалось, электрический. — Простите за опоздание. У меня заболела дочь…
Згршкевич усмехнулся. Знакомо ли ему понятие «дочь»? Не уверен.
— Статья, понимаю, не готова, — отвечал он, скалясь.
— Понимаете, я же говорю, у меня заболела…
— Не понимаю! Вроде бы я вас предупреждал – еще один прокол и здравствуй биржа труда…
От злости я покраснел.
— Но…
— Молчите, Виталий Павлович. Я бы на вашем месте молчал. Порою полезнее слушать, чем говорить. Да? Конечно. — Он посмотрел на свои руки с длинными пальцами. — Вы, помнится, когда-то пытались выпустить книгу?
Я нервно кивнул.
— И ничего не вышло. Молчите? Ага, не вышло. А в курсе почему? Потому что вы ленивый олух с нероновским самомнением. Полагаете, достаточно уверовать в собственное величие и, пожалуйста, дорога из роз так и стелется под ногами? Вы никогда не думали, что талант – это не банальная способность компоновать слова с предлогами, а, прежде всего трудолюбие? У вас его нет. Очень сочувствую…
Я едва не взорвался, кровь в венах кипела. А Згршкевич продолжал монолог с упоением инквизитора, бросающего невинную девушку на костер:
— Когда я впервые взялся за карандаш (а произошло это задолго до вашего рождения), я знал, что мне проще сдохнуть, чем добиться признания. — Черная родинка дернулась. — Но сдыхать в мои планы не входило. Я начал работать. Слышали выражение «добился потом и кровью»? Угадайте, какова была цена за успех! Кровь и пот. Литры! Противно, верно. Мне тоже было противно, до рвоты. И представляете, это не красивый оборот, а реальность. Я работал на износ, не жалел ни себя, ни окружающих. И я своего добился. И я всем доволен. Вы считаете меня сволочью? Считаете… Вы правы, я сволочь. Только очень трудно с моими мозгами не быть сволочью. Не смотрите на меня так! Не волнуйтесь, вы не первый и не единственный, кто считает меня последней сукой, а за глаза называет и почище. Я привык. Мне это даже… Нравится. Кто не сволочь – тот ей завидует. Не так ли? Угу, Виталий Павлович, опять злой редактор оказался прав… Вы, конечно, можете поинтересоваться, к чему вся эта болтовня. Не стесняйтесь, спрашивайте. А коли стесняетесь, я сам объясню, как умею… Так вот, если вам угодно питаться сахарной ватой – питайтесь. Но помните: от сладкого случается диабет. Жрите вашу вату и подыхайте, мне, понятное дело, все равно. На вашу должность придут сорок пять кичливых болванов, с пеною у рта, готовых доказать, что они лучше вас. И не факт, что я с ними не соглашусь.
А пока выше место – ваше место, вы будете питаться хлебными корками. С плесенью. И будете благодарить меня за каждую крошку. От лишней похвалы мозги киснут. Трудно работать, когда в голове простокваша…
Я сидел, вцепившись ногтями в колени. Было больно физически, морально – больнее во сто крат.
— Всем довольна исключительно герань на подоконнике. Потому что она – растение. Вы завидуете растениям, а? Нет, ну и молодца…
Подытожу, если вам угодно работать в моей газете, будьте любезны работать! Смешно? Крайне. Я сочувствую вашей дочери, я сочувствовал вашей собаке и сочувствовал проколотой автомобильной шине. Возможно, когда-нибудь мне придется посочувствовать вашему каблуку и пуговице. Не волнуйтесь, моего сочувствия хватит на всех и вся. А сейчас убирайтесь вон. Ненавидьте меня, где вам угодно. Дарю вам выходной. До свидания.
Я, бледный и растерянный, поднялся со стула и заковылял прочь. Как добрался до дома – не помню. Помню, что болела голова, а ноги не слушались…

Новость о том, что Александр Александрович Згршкевич повесился, застигла меня врасплох. Я тогда был в отпуске и старался не думать о работе. А тут! Я был шокирован. Разве это возможно? Не в нашей галактике. Сильный, самоуверенный, самовлюбленный эгоист набросил на шею веревку и… Я остался без редактора. Странная штука судьба. Живешь с человеком бок о бок шесть лет и не подозреваешь, кто он такой и на что способен…
Потом я узнал, что Згршкевич пил и страдал от одиночества. Его единственным другом был ныне осиротевший старый кот без имени.
Получается, редактора – не Боги, а люди? Или Вселенная так и не открыла мне свои тайны?
По Згршкевичу я скучаю. Кстати, его кота я забрал себе. Дочка сильно обрадовалась.

"Свольчь" очень понравилась... Коротковато немного, но очень неплохо. Сразу подумалось: насколько тяжело носить маску и прикрывать показной силой собственное бессилие. еще говорят, что гений и злодейство вещи не совместные...

Может и коротковато, но ведь и история получилась короткой)))
И спасибо за отыв)))

Когда Принцесса влюбилась в Козла, весь двор пришел в ужас. «Как можно! — восклицали придворные дамы. — Наша нежная девочка и… козел!» Козел этот был хоть и козлом (как положено, при рогах и копытах), но козлом очень умным. Он умел смешно пританцовывать под звуки бубна и считать до десяти, от души веселя толпу, непременно собиравшуюся на ярмарочной площади; куда Хозяин время от времени приводил своего ненаглядного кормильца и показывал за деньги. На одно из таких выступлений довелось попасть Принцессе. Принцесса была так поражена умом и красотой этого странного зверя, что немедленно влюбилась. А ничего не подозревающий Козел продолжал громко блеять под аплодисменты зевак, отвечая на вопрос Хозяина «сколько будет два плюс два».
Вернувшись во дворец, окрыленная любовью Принцесса, первым делом поспешила обрадовать отца – единственного близкого и родного человека в целом свете. Козел в ту пору еще не стал ей родным; впрочем, был уже близким, пускай и не человеком. Какая разница – любовь зла… Поведав отцу о нагрянувшем счастье, Принцесса замерла в ожидании ответа. Но Старый Король, отнюдь не разделявший восторга дочери, схватился за голову. «Как можно! — подумал он. — Моя нежная девочка и… козел!» И поразмыслив с полчасика, высказал свое твердое нет. Принцесса никогда не выйдет замуж за козла.
— Не выйдет? — Крикнула Принцесса, покраснев. — Ну, посмотрим!
Не скрывая рыданий, юная Принцесса выбежала из зала, заперлась в комнате и пообещала уморить себя голодом и жаждой, если отец не переменит решения и не позволит единственной дочери сочетаться законным браком с возлюбленным. Говоря по правде, Король был слабоват характером. Страдания Принцессы доставляли ему такую невыносимую муку и душевную боль, что долго терпеть он не мог. К вечеру, плюнув на этикеты, заветы, традиции и речи советников, умолявших проявить силу духа и не позволить взбалмошной принцессе опозорить честь рода, согласился.
— Будь по-твоему, дочь моя, — сказал Король, скрепя сердце. — Хочешь в мужья козла – пожалуйста. Я не стану тебе мешать.
«Во всяком случае козла всегда можно отравить, — мысленно добавил он. — А дочку выдать замуж повторно… Желательно за принца благородных кровей, а, к примеру, не за енота, или крота…»
Получив одобрение, Принцесса тут же выскочила из комнаты, бросилась в объятья отца и едва не задушила старика поцелуями.
На следующее утро, будущий принц был доставлен во дворец в сопровождении двух гвардейцев. Один из них тянул за веревку, которой в несколько рядов была обвита шея жениха; а другой гвардеец подталкивал Козла в зад. Козел отчаянно сопротивлялся, мотал головой, норовя кого-нибудь проткнуть витыми рогами и вопил некозлиным голосом. Видимо, женитьба на титулованной особе его совсем не прельщала. После обеда счастливая пара обвенчалась в церкви. Так Козел стал принцем и законным наследником трона.
Больше полугода длился удивительный брак. Не способный пережить позора, Король чах на глазах. Принцесса же дни напролет проводила в обществе мужа. Она била кулачком в большой бубен, а козел по привычке плясал и считал до десяти.
Но, как это обязательно бывает в сказках, однажды над благополучным королевством нависла страшная угроза. Соседний Король, человек гордый и рассудительный, объявил Старому Королю войну и потребовал, дабы не проливать безвинной крови, честного поединка.
— Сразись со мной, Старый Король, один на один, как подобает мужчине! — говорил Соседний Король. — Я не хочу гибели простого народа! Я мудр и предлагаю честную сделку. Победитель получит земли проигравшего, а проигравший – посмертную славу!
Услышав эти леденящие кровь слова, Старый Король испугался. Он был хвор, его рука давно разучилась держать меч, а колени так тряслись, что усидеть в седле и вовсе казалось невозможным. И вдруг его посетила гениальная мысль… А не послать в бой козла? «Была не была, — вздохнул он. — Выпущу-ка я козла. Рогатый, конечно, погибнет. Но тем лучше для меня и моей дочери… Победителя же всегда можно отравить».
— Я стар и немощен! — Кричал в ответ Старый Король. — Но у меня есть молодой наследник. Не согласишься ли ты сразиться с ним, ибо я боюсь умереть от старости прежде, чем твой клинок пронзит мое сердце?!
— Пожалуй, — сказал Соседний Король. — Это справедливо. Я согласен!
Через несколько минут городские ворота открылись, и на поле боя появился на сей раз в сопровождении четырех гвардейцев, двух герольдов и советника Козел, облаченный в укороченную лошадиную попону с гербами королевского дома. Козел жалостно блеял. Биться не на жизнь, а на смерть он явно не хотел.
— Кто это? — багровея от ярости, проговорил Соседний Король.
— Это наш благородный Принц – Козел… А это грамота, удостоверяющая его личность, — сказал советник, протягивая попеременно то бледневшему, то красневшему Королю свиток, скрепленный королевской печатью и перевязанный красной ленточкой.
Король и сам не заметил, как развернул эту несчастную грамоту и быстро прочел.
— Так вы не шутите? — Изумился он. — Эта скотина действительно ваш будущий Король?
— О да, Владыка! Господин Козел – наш будущий справедливый властитель!
Вдруг Соседний Король рассмеялся, а затем произнес:
— Коли это так! — Вещал он. — Я забираю свои слова обратно, а вместе с ними и мое войско. Живите, как вам заблагорассудится, дорогие соседи! Если ваш король – козел, то каким же должен быть народ, чтящий его? Мне не нужны такие подданные!
И, собрав войска, Соседний Король убрался восвояси.
Вот так вот злая любовь сослужила добрую службу целому королевству. А счастливый Старый Король подумал-подумал и пришел к выводу, что травить Козла пока рано. Мало ли на что он сгодится? В будущем…

Ухохотаться!
Здоровская сказка! Интересно, что тебя сподвигло на такую мысль??!! И впрямь никогда не угадаешь, когда может сгодиться и козел!

Экспериментирую с разными жанрами .

Да, очень неожиданная сказочка Но принцесса, нашедшая себе в муже добротное развлечение, невероятно меня порадовала)

Не могу не поздравить с успехом... дерзай и дальше, и не забудь историю об иконе, монахе и подворотне... Я жду.

Аурелика, просто волшебно. Рассказы прочитала залпом. У каждого - свое лицо и интонация, что так дорого мне лично.
Благодарю за доставленное удовольствие.

Ди, Рианна, Матильда, я скоро иду к вам!

Зарисовка:

— Извините, но я священник! — возмущенно проговорил пухлый, коренастенький человек в надтреснутом пенсне.
— Бывший священник, — уточнил ангел.
— Само собой. Потому что я умер.
— Да-да, вы бывший священник, вы умерли; а что вы хотите от меня?
— Как что? Я должен попасть в рай! Я ведь жил праведно, восхвалял Бога, наставлял на путь истинный заблудших овечек. Никогда не крал, в отличие от отца Вита, который семьдесят процентов от пожертвований церкви продувал в бридж в салоне госпожи де Монтени; я давал кров бродягам, соблюдал Адвент; а, принимая гостей в своем доме, угощал их лучшим помарским многолетней выдержки, даже не разбавляя его водой!
— Что вы говорите! Помарским неразбавленным?
— Да!
— Хм, один этот ваш подвиг достоин попадания в рай! Помарское неразбавленное! Чудеса…
— Вот-вот! Так могу я идти? Мне еще нужно повидаться с Ключарем…
— Нет-нет, стойте! Я не могу пустить вас в рай!
Пухлый священник покраснел.
— Ну, почему? Объясните толком!
— Пожалуйста, — ангел пожал плечами. — Давайте подумаем вместе. Вы жили праведно, так?
Священник кивнул.
— … творили благие дела…
— О, Господи! Неужели вы хотите сказать мне, что благими намерениями выстлана дорога… в ад. И я…я…
— Ничего подобного! Эту ересь насчет «благих намерений» выдумали альбигойцы. Тьфу-тьфу-тьфу! Вовсе нет. Просто поймите, вы жили праведно и умерли праведно…
— Во сне!
— Во сне. А сколько на свете раскаявшихся воров, убийц, мошенников? Представляете, как они намучились за свою жизнь (я молчу про жуткую смерть)? Угрызения совести, это вам не отдых на юге Италии…
— Да, но при чем здесь я?
— А при том, что все места в раю заняты.
— Преступниками?
— Именно.
— Но как же ад…? Ведь…
— Каждый раз одно и тоже, — печально вздохнул ангел. — Ад – это выдумка. Страшная сказка для детей…
— Но куда же в таком случае попаду я?
— Вы? У нас есть для вас прекрасное предложение. Эксклюзив! Только для праведников высшего сорта!
— Ну!
— Повторное перерождение в любой из стран мира!
— Но я не хочу проживать еще одну жизнь!
— А придется… Так что вы выбираете?
— Эх, давайте во Франции. Я слышал, там назревает революция…
— Великолепный выбор!
Бывший священник снял надтреснутое пенсне, задумчиво потер переносицу, и решил, что в следующей жизни непременно кого-нибудь убьет. Ведь ему так хотелось попасть в рай!

Я погораю со смеху... Уррдэт!
Давай дальше в том же духе... бесцеременного ангела.

— Жаль Петра Михалыча, хороший человек был.
— Хороший. Кто ж знал, что он повесится! А помнишь, пару лет назад мы втроем ходили к гадалке?
— Ну! Помню конечно.
— И она нагадала Петру, дескать, он утопнет! Хех, вот верь этим гадалкам и магам. Сплошные шарлатаны. Им бы только народ пугать, да деньги за это грабастать. Позор!
— А тут ты как раз и не прав! Гадалка-то дело сказала!
— Это как? Петька повесился, а не утоп!
— Кхм, как посмотреть. Он пытался повеситься. Встал на табуретку, накинул веревку на крюк от люстры, петлю на шею, на стул влез, а стул не выдержал – Петька грох об пол! И так неудачно грохнулся – угодил лицом прямо в собачью миску с водой. Ушибся, перепугался весь, не смог встать и захлебнулся. Петля на шее осталась – слух о повешении и пошел…
— Надо же как оно бывает!
— Во-во, и я о том же…

to Аурелика:
Некоторые ваши рассказы напомнили мне творчество Шекли, и от этого на душе стало немного теплее. Спасибо вам.

В Дании с древних времен существовал жестокий обычай. Обокраденный человек имел полное право пойти к колдуну и просить того выколоть с помощью магии вору глаза. Делалось это весьма просто. Из молодого деревца вырезалась фигурка, в которую колдун тыкал иголками и, бормоча страшные заклинания, обрушивал на голову невезучего вора жуткое проклятье.
Богатый крестьянин Якоб знал о ритуале и, когда с ним приключилась беда, не раздумывая, отправился к колдуну. Сколько не бились христианские священники, а выкурить нечестивца-колдуна из деревни не удавалось. Уж больно крепкие корни пустили старые суеверия и, точно могучий дуб, не желали прощаться с родной землей. Накануне к крестьянину в дом постучался бродяга. Такой грязный и зловонный, что пустить его на порог казалось совершенно невозможным. Бродяга клянчил милостыню – хотя бы одну монетку, или корочку заплесневелого хлеба – пускал слюни и вид имел исключительно богомерзкий. Но Якоб был человеком сильной воли и решительно прогнал нищего восвояси, на прощание помахав кочергой. Нищий же не растерялся и, убегая, успел зачерпнуть из птичьей кормушки горсть прелого зерна.
«Это мое зерно! — кричал Якоб, — Это я по весне сеял рожь, это я работал в поле от зари до зари, сбивая в кровь ладони! Вор! Вор! Будь ты проклят вор!» А вора меж тем и след простыл. Тогда Якоб плюнул на землю, растер плевок сапогом и поклялся во что бы то ни стало поквитаться со злодеем. Крестьянин вернулся в дом, достал из печи свежий хлеб, взял со стола крынку топленого молока и отправился к колдуну. Колдун был уже немолод, руки его тряслись, словом, ни сеять, ни жать, ни пахать он не мог, а кормился подаяниями. «Задобрю-ка я чародея хлебцем с молоком, — посудил Якоб, — Всяко не откажется помочь моей беде». Так решил Якоб и тронулся в путь.
Дом колдуна стоял на окраине деревни. Старый и покосившийся, заросший мхом, он, чудилось, вот-вот развалиться – успей только ноги унести.
Завидев Якоба, колдун обрадовался. Встречать гостей ему не приходилось давненько.
— Отец, — говорил Якоб. — Меня обокрали. Можешь ли ты, почтенный, силой колдовства покарать негодяя, дабы восторжествовала справедливость и я мог спать спокойно?
— Могу, наверное, — блеющим голосом отвечал колдун. — А что это у тебя в сумке?
— Молоко и хлеб. Я принес их для тебя, отец. Отведай пищи с моего стола…
Колдун кивнул и жестом велел крестьянину войти.
Разложив на столе несколько пучков сушеной травы, деревянную куколку, оплавленное распятие и выставив пару склянок с дурно пахнущим отваром, колдун спросил у бедного крестьянина, какой бы мести он пожелал обидчику.
— Выколоть ему глаза? — спрашивал чародей.
— Нет, — отвечал Якоб. Будучи от природы неохочим до людских страданий, Якоб придумал вору иное наказание. — Сделай отец так, чтобы у вора отсохли руки и он никогда больше не сумел вредить людям.
— Твое право, — пожав плечами, сказал колдун. Извлек из складок своего ветхого одеяния длинную швейную иглу и поочередно проткнул руки деревянного болванчика. Но так как старик был подслеповат, он промахнулся и вместо того, чтобы вонзить иглу в локти куклы – проткнул ладони. Якоб ничего не заметил, а если и заметил – не понял.
Распрощавшись с колдуном, крестьянин отправился домой.

На следующее утро Якоба разбудила жена. Выглядела она встревоженной и какой-то непривычно счастливой.
— Что стряслось? — первым делом спросил Якоб.
— Ох, муженек – чудо! Чудо случилось! Настоящее чудо. Одевайся быстрее и бежим в церковь, вся деревня, небось, там собралась!
— Чудо? Какое еще чудо в такую рань?
— Не спрашивай, муженек! Надевай-ка портки да сапоги и идем в церковь.
Спорить с женой Якоб не любил и, наспех одевшись, последовал за ней.
Возле церкви было полно народу. Толпа гудела, многоголосый хор оглушал крестьянина Якоба.
— Святой! Святой явился, — говорили одни.
— Не сам ли Спаситель? — восклицали другие.
Тут на улицу вышел священник в торжественной ризе и, призывая толпу к молчанию, заговорил.
— Братья и сестры, — вещал он. — В двери нашего прихода сегодня ночью постучался святой человек. Он был болен и ослаблен. Сперва мы подумали, незнакомец – обычный бродяга. А затем он начал жаловаться на ломоту в кистях и... обрати меня, Господи в соляной столб, коли лгу!... на его ладонях открылись раны… Раны Христовы! Стигматы! И раны эти кровоточили и кровь не останавливалась до самого утра. Вот это человек, глядите!
Священник поманил к себе какого-то человека в отрепьях. И толпа охнула. Крестьянин Якоб тоже охнул, ибо узнал в святом давешнего вора.
— Не может быть, — прошептал Якоб, а в голос добавил: — Не верь, патер, этот человек обманщик и вор!
— Что? — гомонила толпа. — Кто тут пищит? Кто тут Фома?
Священник заозирался по сторонам. Яркое утреннее солнце слепило, поэтому отыскать в гуще народа крестьянина Якоба оказалось трудной задачей.
— А, Якоб, это ты? — сказал он наконец. — И чем ты подтвердишь свои слова?
— Вчера этот человек вломился в мой дом…
— Вломился?
— Не совсем, — чуть смущенно, повторил крестьянин Якоб. — Он пришел в мой дом и просил милостыню, но выглядел настолько неопрятно… в общем, я сразу заподозрил в нем вора и прогнал. Но он успел обокрасть меня!
— И что же он украл?
— Зерно…
— Это так? — сурово сказал священник, обращаясь к нищему.
— Да, — честно признался нищий. — Я украл щепоть зерна из птичьей кормушки. Я был так голоден, что разум мой помутился… Но не покарал ли Господь меня за воровство?
И бродяга поднял окровавленные руки.
Лицо священника потеплело, морщины на лбу разгладились.
— Ах, сын мой, — сказал он. — Господу свойственно прощать. Он простил тебя, и стигматы тому свидетельство… А ты, Якоб, за жадность будешь наказан. Разве не велел Господь помогать неимущим? Ты пожалел куска хлеба, за это в науку получишь пять плетей…
Крестьянин Якоб похолодел, однако возражать не стал - побоялся.
Якоба выпороли. С тех пор он исправно подает милостыню и с колдунами не водится. Нищего оставили жить при приходе. Из него получился хороший работник и добрый сосед. Правда, появлявшиеся время от времени стигматы еще долго беспокоили его. Но нищий не жаловался. За грехи положено платить…

Вещ! последний пост просто обалденный !!! (про остальные сказать ничего не смогу т.к читал через строчку и не все (спать хоцца)) Зацепило , но попахивает какойто сказкой для детей среднего возраста :-)

challzverg это сказки не просто для среднего возраста, а для среднего и предпенсионного)

P.S. Раз уж тема была поднята из пепла, брошу байку того же периода средневозрастных сказок.
Собственно, байка:

— Готовься к смерти, несчастный сын вражеского племени! — громогласно произнес Истребитель Драконов. — Склони перед моим мечом свою рогатую голову и, если не можешь, драться, то хотя бы умри смиренно, как подобает проигравшему! Кому говорю, тварь поганая?!
— Погоди-погоди! — взмолился старенький дракон с обвислыми крыльями, полинявшей, некогда вероятно темно-зеленой, а ныне бледно-желтой чешуей и грустными взглядом водянистых глаз. — Зачем вот так сразу мечом-то, а? Не поговорив толком, ситуацию не прояснив? Я ж на тебя и не нападаю вовсе! Может, оно как-нибудь миром, а? Дипломатически? Я старый стал и вполне миролюбивый. Давай миром, а?
По чести, дракон говорил правду. Если он когда и имел право зваться грозой округи, то с того времени прошло лет не многим меньше, чем с момента вымирания его далеких предков динозавров. Сегодня дракон являл собой жалкое зрелище, горбатый и перекошенный, он едва ли превосходил силою и свирепостью садовую ящерку – большую любительницу попортить плохо охраняемые грядки с клубникой.
— Миром, говоришь? Диплатически? — возмутился Истребитель. — Отпустить тебя, похитителя невинных девиц, убийцу принцесс, живодера, живоглота и… э-э-э, — тут храбрый воитель слегка замялся, подбирая нужные слова. — И злостного неплательщика налогов?
— Каких налогов? — искренне удивился дракон. — Никогда не слышал, чтобы драконов облагали налогами… Но суть-то не в этом. Глянь на меня, благородный рыцарь, похож я на живодера и убийцу? Да вздумай я поджечь сарай с просмоленной соломой, моего пламени едва ли хватит на испепеление одной единственной хворостинки! Я стар и немощен, а ты «вражье племя», «тварь поганая»!
— Ты дракон! — кричал рыцарь. — Душегубец и злодей! И не вздумай отравить меня своими едкими речами! Уж я-то знаю, на что вы, драконы, способны – вам бы только околдовать и сцапать. Со мной этот трюк не пройдет! Не живодер, не похититель, не убийца, да? А у самого, небось, все логово принцессами забито!
— Что правда, то правда, — грустно отвечал дракон. — Принцесс у меня хватает. Но понимаешь ли в чем дело. Они сами ко мне приходят! Лезут и лезут, лезут и лезут, никакого спасу нет. А кто их звал? Я? Как бы не так. Не нужны мне эти принцессы – в логове не уберутся, лань не подстрелят и на вкус противные. Я бы и рад от них избавиться – ведь не могу! Выгонишь одну – пять приходят! Во всем сказочники виноваты, наплетут историй, дескать, за прекрасной принцессой в пещеру дракона непременно явится прекрасный принц! — дракон тяжело вздохнул. — Ладно бы еще только принцессы, они хотя бы красивые, а тут еще и дочки всяких пекарей с трактирщиками понаехали – нет управы, нет спасенья… Слушай, гордый воитель, а, может… может тебе принцессу отдать, а? Бери сколько хочешь – все твои! Сделай доброе дело, забери этих проклятых девок, оставь меня в покое? Пусть я последние свои деньки в тишине доживу? Замучили… ох, замучили…
— Что, прямо так оно все и есть? — недоверчиво переспросил Истребитель Драконов, впрочем, и сам сполна убедившейся в странностях женского характера.
— Не веришь? Сходи посмотри… вон мое логово, за тем кустом.
Пристально наблюдая за драконом и не опуская меча, воин бочком пробрался в драконью пещеру и, напоровшись на двенадцать горящим похотливым блеском глаз, шесть искривленных в притворно сладких улыбочках ртов и несметное количество парчи, бархата, шелка и розовых бантиков, в ужасе выскочил обратно.
— Чур меня! — только и смог произнести он. — И это все твои?
— Все мои, — печально кивая головой, отвечал дракон.
— Ну… и Бог с тобой… Пойду-ка я лучше отсюда. Бытует молва, будто на соседнюю деревню мантикор нападает. Я, пожалуй, к нему… к мантикору проведаюсь. А они, мантикоры, принцесс случаем не воруют?
— Нет… не воруют.
— Ну и ладненько, — весело добавил Истребитель. — Давай, счастливо оставаться!
— А принцессы? Принцессы-то! — крикнул дракон, но Истребитель его не слышал, ибо, не жалея коня, мчался прочь, подальше от страшного логова дракона.