Дальнобойный кулак

Когда валук Хеверн Тонви вышел из палатки, был уже день. Лагерь повстанцев примостился в небольшой речной балке, поросшей высокими кустами остролиста. Сразу за балкой тёк небольшой топкий ручеёк, и плотный частокол тростника закрывал лагерь со стороны дороги, оставляя только едва заметную тропку вдоль реки. Тонви с улыбкой потрогал упругие стебли и быстро зашагал к берегу. Мелькали мошки, неторопливо планировали стрекозы, похожие на синие гантельки.
Полурослик вышел на берег и направился к лодкам. Горячий песок жёг даже сквозь шерсть, пробирая до горла.
— Лодки в порядке?
— В полном,— отозвался лодочник Рунри,— Хоть сейчас отправляйся.
Тонви ловко подпрыгнул и оказался на корме. Дерево пекло ещё сильнее, но на нём, по крайней мере, не нужно было стоять босиком. Хафлинг поджал ноги и подпёр голову.
Рунри сидел на канатах.
— Отчаливаем сегодня, валук?
— Как и планировали.
— Имперцы путь не перекроют?
— Не должны,— мотнул длинным хвостом волос Тонви,— Наши им лодок никогда не дадут. А на плоту…. Сам знаешь. Громадины, да ещё на плоту — только так из-за бортов срежем. Арбалетчики у нас хорошие.
— Но у них, я слышал, луки. Они кочевников послали. Степняки, с берега только так перестреляют, как эльфы певоргов.
— Певоргов было сорок тысяч, они всю реку запрудили, а нас только сорок два полурослика на шести лодках. Нет,— Тонви развернул на коленях карту,— эти к берегу не полезут. Имперцы на конницу упор делают, но конницей в этих лесах ничего не сделаешь. Разве что деревни жечь…
— Парламентёр!— вскрикнул Рунри.
Тонви задрал голову и прищурился.
— Где?
— Вон, возле острова. Выплывает.
На ослепительно сверкающей глади воды чернел силуэт небольшого баркаса. Он неторопливо выплыл из-за длинного лесистого острова и направлялся прямо к лагерю. Гребли одним веслом, но кто — не разобрать.
— Надо и на остров часового поставить,— проворчал Тонви.
— А что толку? Пока доплывёт или докричится, нас сто раз в кольцо возьмут. Остров-то далековато.
Лесные хафлинги, в отличие от своих горных и обыкновенных собратьев, совсем не боятся воды. Но все расстояния кажутся им куда длиннее, чем людям.
— Чей он, валук? Какие есть ещё отряды?
— Вокруг нас — никого. Но отряды сейчас, как сморчки на вырубке — то здесь, то там. Может, Кимри… эта девочка вполне на такое способна.
— Нет, этот из Громадин. Видите, какая лодка.
— Но точно не Имперцы. Эти бы большой толпой приплыли, со всеми флагами. Запугивать они умеют лучше, чем воевать.
Лодка замерла посередине реки — древнейший знак приглашения к переговорам. Силуэт на вёслах поднялся, встал на скамейку и махнул зелёным платком.
— Эльфы?— встрепенулся Тонви,— Они же нейтралитет держат. Что такое?
— Может, приманка?
— Я поплыл,— встал валук,— я должен выяснить. Если получится союз…. то мы разбросаем их всех! И Гакоридов, и имперцев. Спускай на воду. Давай, вместе.
— Господин Тонви,— взмолился Рунри, покорно хватаясь за тяжёлый бок лодки,— а что, если это ловушка? Вы всё-таки валук, ведёте нас… куда-то. Мы же без вас… Можно, я поеду?
— Я должен быть сам,— торопливо сказал Тонви, усаживаюсь за вёсла,— Только сам. Если это договор — нужно подписать немедленно. Они могли пойти и к Гакори, не забывай. А если не вернусь — слушайтесь Секлени. Я ему доверяю.

Добавлено в [mergetime]1097384276[/mergetime]:
Лодку парламентёра уже отнесло течением и Тонви пришлось забирать немного вправо. Чёрный силуэт сидел неподвижно, положив руку на единственное весло.
Тонви торопливо подогнул левое весло и стал так, чтобы лодки сошли бортами. Эльф задумчиво плеснул ему под ноги горсть речной воды.
— Пусть вокруг война — здесь мир.
Тонви кивнул, перегнулся за борт, зачерпнул двумя руками и почтительно вылил на ноги эльфа.
— Пусть он не будет нарушен.
Они обменялись рукопожатием. Теперь можно было говорить.
— Вы парламентёр?— встревожено спросил Тонви,— или кто-то больший?
— И да, и нет; и большой, и меньший,— эльф выглядел абсолютно невозмутимым,— Дело в том, что я отступник.
Тонви почувствовал, как похолодели ладони, и торопливо положил их на горячую лавку. Теплее, однако, не стало.
— И что вам нужно?— он старался говорить как можно тише.
— У меня есть для вас… предложение,— сказал эльф, откидываясь на спину и что-то вычерчивая в воздухе длинным белым пальцем,— Да-да — предложение.
Тонви смотрел на его длинные, давно не мытые волосы, торопливо скрученные в хвост, и почему-то думал, что лесные полурослики, возможно, и приняли вместе с другими обычаями эльфов манеру отращивать длинные, до лопаток волосы, но хвосты и хохолки-тупеи придумали, разумеется, сами. Эльфы предпочитали сложные причёски, с косами, или вовсе ходили с распущенными волосами. Почему-то сейчас это казалось валуку на редкость важным — а всё остальное он просто боялся пока понимать.
— Так что вы хотите нам предложить?
— Оружие.
Тонви встрепенулся.
— Какое? Арбалеты у нас есть, правда, трофейные. Эльфийские, конечно, были бы лучше. Стрелы, любые, точно не помешают — делать сложно, а заканчиваются моментально. Ещё не повредило бы ближнего боя. Ножи, кинжалы, стилеты…
— Я говорю об оружии, которое позволит выиграть войну!
Валук замолк.
— Это какое?
— В чём проблема арбалета?— начал рассуждать эльф,— Стрелы! Вы сами сейчас сказали— они имеют свойство быстро заканчиваться. Тем боле, на перезарядку нужно время. Согласитесь, это неудобно.
— Да,— кивнул Тонви. Он ничего не понимал.
— Возьмём другое, наверняка знакомое ещё с детства вам оружие, которое куда древнее лука и арбалета — кулак. Пока не разбиты пальцы и не устала рука, кулак работает безотказно. Ах, какая жалость, что не бывает кулака дальнего боя!
— И что?
— Я много работал над этим, изучал некоторые… силы, ставил опыты, существенно опередившие всё, что делали в этой области до меня… одним словом, я достиг достаточных успехов, чтобы Высший Совет Лордов объявил их «надругательством над природой» и объявил меня отступником. Ныне я вдобавок и изгнанник и не подчиняюсь больше ни-ко-му!
Тонви приподнялся со скамеечки и, к своему немалому удивлению, разглядел на лице эльфа улыбку.
— Я был достаточно богат, чтобы продолжить свои исследования, достаточно умён, чтобы знать свою цель, и достаточно смел, чтобы не думать о последствиях. И мне это удалось.
Тишина. Слышно, как под лодками течёт вода.
— Что удалось?
Эльф молча поднял левую руку и валук невольно вскрикнул. Кисти не было — вместо неё из рассечённой кожи рос, составляя с рукой единое целое, небольшой позолоченный арбалете Он выглядел вполне обычно, если не считать двух рядов железных когтей под основанием. На натянутой тетиве лежала крупная белая стрела, с какими-то ошмётками вместо оперения.
— Я могу сделать такое всему вашему отряду,— серьёзно сказал он,— Кроме повара, разумеется. Живу сейчас здесь, на острове. Сорок таких солдат…. Для них нет ничего невозможного, противник просто побежит.
— Как это работает?— шевельнул сухими губами Тонви.
— «Это» работает хорошо,— улыбнулся эльф,— Смотрите, вон чайка. Хлоп!
Звякнула тетива, послышался хруст и плеск. Валук невольно обернулся — белая тушка медленно покачивалась на волнах, раскинув крылья. Когда он обернулся, арбалет снова был заряжен.
— Стрелы растут прямо из тела, нужно только вовремя их обрубать,— пояснил он,— Делаются из шлаков, желчи, отходов… если бы вы знали, сколько в организме лишнего! Скрепляется своеобразным клеем, пришлось вживлять паучьи железы и кое-что ещё. Одного раза хватает примерно на сорок штук, потом нужно перекусить и через полчаса можно стрелять опять.
— А как вы нас оперировать будете?— поинтересовался Тонви,— Одной-то рукой?
— Левая рука не очень важно. Тем более,— на руке напряглись жилы и когти под арбалетом зашевелились, как пальцы. Полурослика чуть не вырвало, он поспешно отодвинулся к краю лодки. Эльф развернул руку, чтобы было лучше видно и валук с омерзением зажмурил глаза — эта сторона оказалась ещё хуже. От вскрытой руки к основанию арбалета тянулась толстая синеватая трубка вены.
— Что с вами? Жара?
— Нет,— давился полурослик,— уберите, уберите. Видеть не могу. Я ещё с детства… все эти артерии, сосуды, позвонки… бр-р-р… Я даже мяса есть не могу, только ветчину и колбаски.
— Можете открывать.
Рука лежала на прежнем месте. Солнце поблескивало на позолоте.
— Ладно Ладно. Пусть так. Всё это ваше очень и очень интересно. Но каково будет нам с эдакими клешнями. Об этом вы подумали?
— А что, безрукий герой не может уметь успеха у женщин? Допустим, Гоферед — он…
— Я понял. А что насчёт оплаты? Во сколько нам обойдётся эта дальнобойность? Неужели вы сделаете это просто так, для проверки?
Эльф расхохотался.
— Что вы, что вы. Я поистратился на эти исследования, мне нужно покрыть издержки. Но и вы не прикидывайтесь нищим борцом за свободу. У вас, валук Тонви, есть достаточно средств, чтобы расплатиться за подобную операцию. Да и за любую другую.
— Я не понимаю, о чём вы,— заёрзал полурослик.
— Как же? Ведь это вы, тот самый легендарный Тонви, который в своё время занял Замок Красных Сосен и собственноручно разбил голову несчастному наместнику Гелни. Правильно?
— Тогда у меня было двести восемьдесят бойцов. Осталось сорок.
— Он вы вынесли из того штурма не только боевой опыт. Только сорок мохноногих фанатиков и один повар-лодочник могли поверить, что те мешки на дне вашей лодки (не этой, другой) — неприкосновенные припасы, на тот случай, если вы не доберётесь до лагеря. Но на самом деле, там вся казна наместника — не правда ли, валук?
— Откуда вы знаете?— бессильно простонал Тонви.
— Хорошая подзорная труба проясняет дело лучше, чем тысяча личных разговоров. Труба ловит отражённый свет — и ей ничего не остаётся, как показывать всё в истинном свете. Природа не умеет лгать.
Тонви сжал лоб ладонями. Эльф разлёгся так, чтобы голова лежала повыше и закрыл глаза. Правую руку он положил под голову, а левой полуобнял борт — видимо, арбалету тоже требовался отдых. Если бы Тонви пригляделся, он мог бы заметить, что тетива стянулась и обмякла.
Над лодкой с громким скрипучим криком пронеслась целая стая чаек. Полурослик поднял голову и открыл глаза.
— Нет,— сказал он,— Нам такое не поможет. Понимаете… знаю, в трубу это не видно… мы воюем не против кого-то, а за самих себя. Мы хотим быть свободным государством, пусть даже и как имперская провинция, а не окрошкой из областей, где наместниками ветвь Гакори. А если у нас будет такое… Мы не сможем просто отбиться и прекратить войну.
— Вы в любом случае не сможете.
— Да. Но есть шанс хоть на какие-то уступки… А так нам придётся всю империю зачем-то завоёвывать, чтобы не повторили удара. Они же нам не простят ваше оружие.
— Так вы не согласны?— нетерпеливо спросил эльф. Он уже сидел в лодке, перебирая пальцами по веслу.
— Нет,— выдохнул Тонви,— нам это не нужно.
— Что же — прощайте!
Эльф флегматично взял весло, оттолкнулся от лодчонки полурослика и направился к острову. Теперь было хотя бы ясно, почему он гребёт одной рукой. А вот куда…
Как куда? К Гакори! Он же отступник, ему всё равно.
Тонви вскочил и начал осматривать лодку — как назло, не грузовую. Доска! Хорошо. Он схватил доску, взбежал на нос и прыгнул вдогонку.
Он успел ощутить, как ушла из-под ног лодка и сообразить, что враг отошёл довольно далеко — и рухнул на обжигающую корму. Эльф вздрогнул, попытался обернуться, но не успел: полурослик был уже на ногах и изо всех сил врезал доской по грязным, засаленным волосам. Голова с ржаво-красным шрамом скатилось на дно лодки, увлекая за собой тело. Весло перевернулось через борт и исчезло в воде. Эльф поспешно дёрнулся за ним, но внезапно вспомнил о другом оружии и, не глядя, приподнял арбалет.
Тонви — он уже изготовился для второго удара — отчаянно завопил и изо всех сил ударил под углом, прямо по ненавистному позолоченному скорпиону. Арбалет звякнул и рассыпался, тренькнув порванной тетивой, на дно лодки хлынул фонтан крови. Эльф заверещал и отлетел к боту, тщетно пытаясь дотянуться им до воды. Обрубленная рука, утыканная позолоченными механизмами, тряслась, словно её жгли огнём.
«Ну конечно же»,— сообразил Тонви, поднимаясь с залитого кровью дна лодки и изготавливаясь для нового удара,— «Арбалет чувствует! Ведь нервы не только передают — они ещё двигают мышцами. Он не смог бы без них»
Эльф, корчась от боли, вползал на борт, цепляясь здоровой рукой. Хафлинг вновь бросил короткий взгляд на арбалет и чуть не задохнулся от омерзения. Из того места, где когда-то был сгиб ладони, на дно лодки вилась длинная белая верёвка, укутанная в «перьевые» ошмётки. Стрелы? Да, конструкция арбалета была пока далека от совершенства.
Эльф выдохнул и, оттолкнувшись правой рукой, отчаянно рванулся вперёд. Тонви ударил его прямо по лбу, ребром. Лоб пересекла вторая ссадина, эльф бездумно откинулся назад, стукнувшись о борт затылком. Валук, не глядя, схватил и швырнул за борт левую руку. Рука шлёпнулась и всплыла — красный обрубок мяса, обезображенный каким-то невероятно изощрённым пыточным инструментом. Рядом плавала заляпанная кровью верёвка для стрел. Тонви отступил и, напоследок, рубанул правое плечо. Хрустнуло. Эльф слабо застонал и стих.
Тонви с просто партизанской ловкостью вскочил ему на грудь, поднял бесчувственное тело и пригнул голову к воде.
— Как удивительно!— с натянутой улыбкой проговорил эльф,— Как странно! Эльфы всегда помогали полуросликам. Теперь они убивают своих учителей. Да. Ученик хочет иметь самостоятельное значение — это признак роста.
— Ты не эльф,— прошептал хафлинг,— ты отступник. Ты больше не эльф!
И вдавил голову эльфа в тёплую речную воду.


Добавлено в [mergetime]1097384322[/mergetime]:
В лагере никого — все отсыпаются перед переходом, даже завтракать не идут. Лодка скрипнула по песку.
— Поставишь,— тихо сказал Тонви, выскакивая на берег. Он даже не посмотрел на лодочника — отряхнулся и быстро зашагал к себе.
— Господин валук,— лодочник ухватился за борт, но продолжал смотреть ему вслед, едва не выворачивая голову,— так когда мы выступаем?
— Вечером,— бросил Тонви,— Поплывём в ночь.
Рурни привязал лодку, постоял и, махнув рукой, направился следом. Он догнал Хеверна уже возле палатки.
— Господин валук,— тихо сказал Рурни,— Я всё видел… но ничего не понял. Нет, я не хотел смотреть, оно само получилось. За что вы это с ним сделали?
— Так было надо,— не оглядываясь, процедил валук.
— Но он же… парламентёр.
— Он не только парламентёр. И парламентёр — в последнюю очередь.
— Но закон гостеприимства… его же вроде нельзя нарушать.
— Закон…— обернулся Тонви,— Закон нарушать можно — если он становится незаконным.
Он скрылся в палатке. Внутри было темно, как в могиле. Валук сел на лежанку и прислушался.
— Вам принести завтрак?
— Нет.
Когда шаги лодочника растворились в шелесте реки, валук нагнулся и осторожно вытащил из-под кровати увесистый мешок. От мешка нестерпимо разило сиренью.
— Накни… бедная ты моя, бедная,— пробормотал валук, развязывая горловину,— если бы ты знала, как я из-за тебя возненавидел сирень. Не могла других духов купить при жизни, что ли. Хотя откуда ты могла знать об этом, а? Вроде бы травница и всё такое, а духи всегда покупала, потому что местными травами и так пропахла насквозь. Тьфу.
Он бросил развязанный мешок на пол.
— Нет, предки, конечно, были поумнее,— пробормотал полурослик, поднимая мешок,— Дух Реки! Даже если его уже лет двести не было видно — можно пробудить. Интересно, чем питается этот дух во время таких вот «спячек». Чтобы всплыл, достаточно всего-навсего свистнуть голову с ближайшего кладбища… хех, а это мудро, типа для встречи с этим духом ты должен быть ещё более чокнутым, чем… чем даже тот эльф… бр-р-р, надо же было додуматься да такого… явно в молодости синих грибов переел! Ладно, забыто. Ну, и окончательный ритуал. Правда, убивать будет только потомков указанного… интересно, как он отличает, кто потомок, а кто нет. Накни, скажи мне, а откуда ты-то, ведьма эдакая, знала про этого Духа? Может, вы с ним родня? Накни, ответь, я знаю, для тебя нет ничего невозможного.
Хафлинг рассмеялся. Пальцы залезли в мешок, сжали забальзамированную голову наместника Гелни, и лицо полурослика стало каменным.
— Смерть, Гакори,— прошептал он,— Смерть — всему вашему роду, будьте вы прокляты! И это сделаю я.


Добавлено в [mergetime]1097384339[/mergetime]:
По набережной, мимо памятника валуку Хеверну Тонви, прогуливались две небольшие фигурки. Обе — лесные полурослики, у обеих прекрасные длинные хвосты пепельно-серых волос. Но между ними всё же было различие.
— Говорите,— сказала девушка,— я слушаю.
— Кстати, мой отец,— важно начал Версерни,— два года, до самого конца войны, был поваром в отряде этого Тонви.
— Герой войны?
Они спускались к воде. Между старых ступенек кое-где пробивалась трава.
— Можно сказать. Они, кстати, той ночью в одной лодке плыли: Тонви, Секлени и Рурни. Только им двоим он и рассказал про казну. А потом...
— Знаю я это, про стрелу.
— Самое интересное, что отец мне не так рассказывал. Говорил, просто выпал, словно сам бросился или толкнули… но это же бред, согласись. Некому было толкать. И труп так и не нашли. А ещё у него какой-то узелок был… тоже не нашли. Странное дело.
Они помолчали. Кимри потрогала ножкой влажный борт лодки.
— А мой отец тоже герой войны,— улыбнулась она,— да… И поизвестней твоего, будь уверен.
— Он погиб же, вроде. Я что-то такое слышал.
— Да, погиб.
— Только в случае чего не обижайся, мы с юга приехали, о ком-нибудь из местных могли и не слышать…
— Ты его знаешь.
— Так кто?— Версерни был явно заинтригован.
— Догви. Сын Савурни, сына Гакори.
Версерни отступил на две ступеньки вверх.
— Это…
— Догви Третий. Наряду с Ветни Первым — законный государь лесных хафлингов, только от Гакори. Убит при штурме лагеря Гакори отрядами законной династии.
— Да не шути ты так.
— С чего ты взял, что я шучу?— она уселась на парапет,— Всё это абсолютная правда. У него, как и у всякого великого полководца, было полно походных любовниц. Последней была моя мать. Вот так. В ту, последнюю ночь, когда штурмовали лагерь, доблестный Догви драпанул, а её даже не разбудил. Так что Дух Реки его утащил, видимо, заслуженно. Мать… словом, в конце концов появилась я и была названа в честь какой-то валучки, чья банда первой ворвалась в лагерь. Такая вот удалённая форма неблагодарности.
— Я не понимаю, к чему ты это…
— А к тому, что этот самый Хеверн Тонви был ничуть не лучше. Все они одинаковые. Воюют, воюют, а на деле просто спасают свои шкуры и экономят на приданом. Скоты они все, вот они кто!
— Я, может, пойду…
— Иди, иди. Как начнёшь войну, не забудь записать в любовницы. Или в валучки, я себе тоже памятник хочу!
Версерни удалился, что-то бормоча под нос. Что-то про женщин, для которых нет ничего святого. Кимри осталась, покачивая ножками над водой. Потом встала, отвязала лодку и оттолкнулась от берега. Она любила кататься одной.
Сейчас, ранним утром, на набережной не было никого. Ещё не проснувшийся город вытянулся вдоль берега — камень парапетов, холмы землянок, заборчики и всё это утопает в зелени. За двенадцать лет все следы войны растворились, затянулись, а то и вовсе исчезли, остались только кое-какие обломки — пара сожжённых, да так и не отстроенных домов, полуобвалившийся частокол, заброшенная застава, следы от стрел на бревенчатых стенах и парочка памятников. Отсюда всего этого было не видно, разве что квадратная башня заставы бросалась в глаза. На проломленной катапультой крыше уже показалась травка.
Кимри правила к островам. Возле сожжённого моста она немного свернула и обогнула остров. Город скрылся за деревьями и, казалось, остался далеко позади. Здесь он совсем не чувствовался. Пахло влагой, ласково покачивался серебристый тростник. Далеко впереди, в небольшом затоне, покачивались жёлтые кувшинки. Хорошие цветы и в некотором роде тёзки.
Кимри означает «лучница». Хотя на самом деле та, валука, была урождённая Кимфи — «кувшинка». Тоже неплохо, но, согласитесь, кувшинка совсем не боевое растение, не в пример лютику или крапиве.
Несмотря ни на что, Кимри любила свою великую тёзку (говорят, она ещё жива). Между прочим, она могла назваться и Гункекимри — «арбалетчица», а это, согласитесь, было бы совсем не то.
Лодку несло всё дальше и дальше. Кимри свернула к затону. Венка из кувшинок, конечно, не получится — стебли слишком жирные — но букетик вполне ничего. Простоит долго, воду можно даже не менять.
Лодка тихо шелестела среди листьев. Вода здесь была уже другая — мутная, белёсая, вперемешку с илом. На топком берегу лежал толстый слой грязи. Кимри развернула лодку так, чтобы один борт был возле кувшинок, а другой в чистой воде и отложила весло. Течения здесь не было, и лодка просто мягко покачивалась на воде.
Первый цветок всегда самый неудобный. Кимри брезгливо поморщилась, перевернулась к другому борту и начала обмывать руку. Тьфу, ну и жирная вода.
— Гакори!
Что?
— Гакори!— ехидный, скрипучий голосок.
Это у кого такие шуточки? Кимри едва не разрыдалась. И кто это такой изобретательный — выследить, бесшумно плыть, ни разу не попасться на глаза, чтобы…
Кимри выпрямилась, сглотнула слёзы, взяла весло и обернулась.
Никого.
— Гакори!
— Кто вы?— голос дрожал,— Кто это говорит?
Никого, ничего. Мутная гладь затона, круглые сочные листья, жёлтые чашечки кувшинок.
— Я всегда представляюсь. Я — Дух Реки. Я вызван головой Гелни. Я жив, пока живи Гакори. Я умру вместе с ними.
Заросшая гладь колыхнулась и забурлила. Кимри вскрикнула и упала в лодку. Звонко хрустнули заросли кувшинок, за бортом мелькнуло что-то чёрное и в левую лодыжку впилась рука.
Кимри не могла пошевелиться — просто лежала и смотрела на бледную, грязную, жирную руку с размякшими, словно от водянки пальцами. Грязь, ил, ракушки каких-то улиток. Рука неторопливо и властно потянула её к себе.
Девушка завопила и рубанула руку веслом. Весло скользнуло по жирному запястью, дёрнулось и перевернулось через борт. Кимри подалась вперёд, но не сумела его удержать. Плеск. Всё, упустила.
Лодка уже раскачивалась, готовая перевернутся. Со стороны затона что-то булькало, с другой в лодку прыгали равнодушные, серые волны большой реки. Внизу, на дне, грязно чафкал застоявшийся ил.
В лесу, словно издеваясь, запела птица.
Руки соскользнули с борта и судорожно впились в лавочку. Лодку мотало, вода плескалась за шиворот. Дух был явно сильнее, очень хорошо слышалось, как он хихикает. Локти соскользнули со скамеечки, девушка судорожно попыталась схватиться за какую-то серую рогожку на дне (Боги, это что, чужая лодка? Ну я и растяпа), сорвала ткань и отлетела к другой скамеечке. Лодка накренилась, под ногами уже дышала прохладная илистая вода.
Сорванная рогожка отлетела в сторону. На дне лодки лежал небольшой позолоченный арбалет. Рядом стрелы. Эхо войны.
Кимри задорно ругнулась и даже ухитрилась улыбнуться. Ей даже показалось, что дух теперь тянет не так… или просто сил прибавилось? Нет, ну надо же такому случиться.
Кимри подтянулась на скамеечке и начала осторожно, одной правой, вправлять стрелу. Дух, почуяв неладное, заворчал и потянул сильнее. Лодка ухнула в воду, и внезапно, восстанавливая устойчивость, сдвинулось в бок. В дно что-то стукнуло. Хе-хе, надеюсь, по голове.
Ногу не отпускало, однако хватка несколько ослабла. Внизу заворочалось, по затону скользнул всплеск. Ну-ну. Выбирай, выбирай позицию получше.
Кимри подхватила арбалет, развернулась на спину и перебралась к борту. Тихий затон превратился в суп с капустой, илом и кувшинками. Подцепив свободной ногой сидение, она перегнулась через борт и направила арбалет в сумрачную воду, отчаянно пытаясь угадать, где у этого Духа голова. Безголовом он быть не может, не задницей же разговаривал. Как умела, прицелилась и дёрнула спуск.
Звяньк! Проклятье, кажется, в плечо. Мерзкая рука дёрнулась и разжала пальцы, похожие на связку пиявок.
И внезапно послышался рёв. Рёв… странный рёв. Не гулкая труба боли, нет, а целый оркестр — контрабас ужаленного, гобой пострадавшего, труба озлобленного и скрипки, скрипки жертвы какой-то невероятно, бесконечно бессмысленной подлости. Вой рванулся из глубин, понёсся к небу, крутанулся вокруг лодки, солнца мира, заполнил, пошатнул всю вселенную и опрокинул её на бок, в хаос и отчаянье…
Кимри едва успела ухватиться за вторую скамейку — лодку едва не перевернуло и теперь швыряло из стороны сторону, гулко стукая дном об мясистые листья. В глубине бессильно выл Дух. Нога была свободна. Девушка потрогала её другой пяткой и чуть не взвыла от боли. Вывих, чего и следовало ожидать.
Она вновь приподнялась над бортом, приподнимая арбалет. Здесь неглубоко. Там, внизу, почти возле поверхности, было какое-то движение, ползали целые столбы донного ила, а почти под самой лодкой дёргался какой-то чёрный кокон.
Руки ломило. Девушка вновь прицелилась и, ругнувшись для точности, послала в чёрный ком стрелу. Потом ещё и ещё.
Криков не было. Внизу что-то дёрнулось, скрипнуло и поплыло вверх, покачивая руками. Мутно-свинцовая гладь воды разорвалась, выпуская наверх чёрное от грязи тело.
Речной Дух оказался точь-в-точь таким, каким она его представляла. Ноги с полинявшей шерстью и длинными пальцами, сцепленными дряблой перепонкой. Бледная кожа, водоросли, раковины, пожалуй, нескольких десятков улиток. Раскинутые руки, правая сжата в кулак, а вместо левой — огромная, заплесневело-черная клешня. Три стрелы — плечо, живот, шея, ещё одна прошла мимо.
Кимри перевела взгляд на голову Духа и тихо сползла на дно лодки.
На неё смотрело кривое, почерневшее, заляпанное грязью и илом лицо валука Хеверна Тонви.