Первый, о нашей с Громом болтовне:
БЕСЕДЫ ЗА СТОЛОМ
Я сидел за компьютером, проходил очередной квест в Neverwinter nights, как вдруг кто-то позвонил в мою дверь. Немного удивлённый я вышел на лестничную клетку и увидел своего одноклассника.
– Я думал, что тебя нет дома, – сказал он, увидев меня.
– Заходи. Зачем же пришёл, если меня нет? – спросил я.
– Я ведь русский, – усмехнулся он.
Я препроводил гостя на кухню, засыпал в заварной чайник зелёный чай, поставил воду, кипятиться. Выключив компьютер, я вернулся на кухню. На столе стояла кастрюля с пирожками, которые вчера испекла мать. Я предложил товарищу разделить со мной трапезу, он охотно согласился.
– Я на курсы не поехал, решил, вдруг ты дома, – поведал он.
– И правильно, – кивнул я.
– Ты бы Ольгу, что ли привёл, или Ангелку, – проговорил я, имея в виду наших одноклассниц.
– Если бы встретил, привёл бы, – отозвался товарищ.
– Вряд ли они бы согласились, – с сомнением произнёс я. – Ну, их на фиг, глючные они какие-то.
– Все кругом глючные, – согласился он. – В нашем классе поговорить даже не с кем.
– Это ты прав, – кивнул я, делая хороший глоток зелёного чая. – Какой-то народ вокруг неправильный.
– Вот единственное, с Коляном, он человек умный.
– Да, я помню, идём мы с ним по улице, и разговор льётся сам собой. А с большинством приходится вытягивать из них каждое слово.
Тема зашла о наших одноклассниках, особенно, об одноклассницах. От нечего делать мы стали мыть им кости, а ещё говорят, что бабы сплетницы. Враньё: самые страшные сплетники это мужики!
– Дуры они! – заявил мне товарищ. – Все интересы: косметика и «Фабрика Звёзд»!
– Точно. И всякую чушь несут о том, кто с каким пацанов СМС-ками переписывались и тому подобную ахинею.
Некоторое время сидим молча, примерно полминуты.
– А в Германии сейчас Праздник Пива, – оповестил меня товарищ.
– Хорошо им, – говорю я с завистью.
– У них праздник так праздник! Весь народ собирается и веселится, в это время все друзья. Даже, если ты вчера хотел убить этого человека, сегодня он всё равно друг.
– Не то, что у нас. Все напьются и передерутся, – с отвращением сказал я, делая очередной глоток зелёного чая. – А ведь раньше как было на Руси! Эх, Русь-матушка, что с тобой сделали!
– Вообще, немцы весьма гостеприимный народ. Они осторожны, но гостеприимны. Я тут на американском форуме был, они немцев обливали грязью.
– Что говорили? – известно, что американцы пытаются унизить все народы, что мы им сделали, непонятно. Наверное, у них комплекс неполноценности, плюс ещё множество факторов.
– Говорили, что немцы тупые, ещё хуже русских и вообще уроды. Ну, я им там такого задал! Правда, меня выгнали с форума, но я доволен, что это сказал.
– Опустил их?
– Ещё как!
– Что-то мы ушли от темы. О чём мы говорили? Об одноклассниках.
– Нет, у нас в классе не с кем поговорить даже.
– Что там наша «Святая Троица»? – говорю я. – Понты одни, а за ними ничего.
– Единственная, с кем из них можно общаться, это Вика. Когда она без них, то вполне нормальная. Помнишь, целых полчаса на большой перемене говорили и нормально. Да у нас Святая Троица и с ними ещё Святой Пётр.
– Да, ещё Кони Апокалипсиса, – усмехаюсь я. – Они хоть смешные.
– Что у нас за класс? Святая Троица вместе со Святым Петром, Кони Апокалипсиса, Колян – Мефистофель ходячий.
– Точно, – соглашаюсь. – Ты Вельзевул…
– Это кто?
– Какой-то морской демон. А я Асмодей.
– Нет, Пётр молодец, что перестал с ними общаться. Только я не понял, из-за чего у них случился разлад.
– Да, говорят, кто-то из троицы понты колотит, вот и случился казус.
– Так всегда бывает. Ненавижу, когда люди свой гонор наружу высовывают, – сказал я. – Противно это.
– Знаешь, большинство демонов, это люди, которые свернули с пути света. Когда они идут, следуя этим догматам, упираются в стену, а потом понимают, какая всё это чушь, то уходят на тёмную сторону. У Лукьяненко они идут в Инквизицию, а у нас просто принимают сторону тьмы. Демоны вселяются в людей и открывают им глаза.
Что такое одержимость, и надо ли с ней бороться – наша с ним любимая тема, и мы каждый раз идём к ней. Какая, спрашивается, связь между экзарцизмом и нашим классом? Наверное, прямая. Все, так или иначе, связано между собой.
– У меня неприятное чувство, что кто-то стоит за спиной и смотрит на меня, – произнёс мой собеседник. Я перекрестил пространство за его спиной. Он стал изображать демона, корчащегося теперь от боли возле моей плиты, мне стало смешно, правда, возникло неприятное чувство, как будто ударил сам себя. Мы поговорили о защитных знаках, о том, как тяжело живётся ангелам, о рунической магии, о том, что Земля постепенно перестаёт быть зоной «мёртвой магии» и о прочей мистике такого рода. Если бы здесь был кто-нибудь из «нормальных» людей, то он давно бы вызвал санитаров. Но кто задаёт норму? Известно кто – пастух, а стадо принимает эту норму и следует ей.
Добавлено в [mergetime]1113079278[/mergetime]:
Далее:
– Жить хорошо, – внезапно выдал мой товарищ. Затем ошалело произнёс: Я это сказал?
– Жить хорошо, пока есть чай, – заявил я, он согласился с этим утверждением.
Я уже давно потерял счёт выпитым кружкам, раза три отлучался в туалет, мы продолжали разговор, постоянно возвращаясь к одноклассникам. С каждой кружкой мой приятель использовал всё более крепкие выражения в отношении одноклассниц, обвиняя их в тупости, ханжестве и одновременно в пошлости, и в том, что они катятся по наклонной.
– Вот курить начала, – говорил он об одной из них. – Я был о ней более высокого мнения.
– Как говорил Чехов, целовать курящую женщину всё равно, что облизывать пепельницу. Не с теми она стала общаться.
– Видел я как-то, к ней парень заходил. Наверное, из-за него она стала курить, я помню, идёт он, и что-то ей суёт, кажись, сигарету. А вечером когда она возвращалась домой, то шла одна. Придурок, мог бы проводить девушку до дома.
– А то всякие, вроде меня шляются, – произнёс я.
– Да и без тебя идиотов хватает, – ответил он, спустя секунду мы оба начали ржать. – Я, главное, понял, что сказал, сказал товарищ, отсмеявшись.
– И ведь совсем не обидно, – изрёк я и снова начал ржать.
– Расскажи мне, что у вас случилось, когда ты ей зонтик сломал, – попросил приятель, говоря о другой однокласснице, с которой у меня случился небольшой казус. – А то мне рассказывали, что ты напал на неё, сломал зонтик и чуть не убил.
Мы снова начали дико хохотать, когда мой собеседник стал изображать меня, который, словно медведь навалился на бедную девушку, сломал об колено зонтик и стал её бить кулаками.
– Вообще-то, дело было так, – начал я. – Иду я, слушаю плеер, смотрю: они стоят, пьют воду. Я взял у них бутылку и сделал пару-тройку хороших глотков. Та начала на меня наезжать, обвинять в алкоголизме и ещё в чём-то. Я сделал вид, что собираюсь плеснуть в неё водой, она попыталась ударить меня ногой, – на этом месте мой товарищ стал смеяться. – Я рванулся к ней, схватил, наклонил и хотел укусить за шею. Но мне мешал наушник. Пока я его снимал, она вырвалась и стала бить меня зонтиком, – товарищ захохотал. – Ну и сломала его об мою руку.
Мы снова вспомнили, что рассказывала ему другая сторона, что я, якобы ни с того, ни с сего набросился на неё и стал избивать, и вновь принялись хохотать.
– А когда тебе это рассказывали? – спросил я.
– На следующий день. Тебя ещё не было.
– Ну да, Кузя ещё сказал, что я поехал за братвой, к разборке с ней готовиться, – усмехнулся я. Конечно, никакой разборки не было. Девушка около двух недель на меня дулась и требовала возместить ущерб за зонтик, который сама же и сломала, но потом, видимо, поняла, что её понты здесь бессмысленны, и перестала заниматься этим делом.
– Я помню, мы с братом напились… – начал я.
– У тебя вечно: «мы с братом напились», «мы с Толяном напились», – усмехнулся он.
– Моя книга начинает сбываться, – с улыбкой проговорил я. – Так вот, идём по улице, я пою «Я свободен», – услышав это, товарищ рассмеялся, видимо, представив меня, распевающего песни посреди улицы, – и вдруг вижу этих двоих. Ну, ты знаешь его, грузин такой.… Да видел ты его.
– Слышал о нём, – пожимает он плечами. – Не видел.
– Да видел ты его. Так вот, видел я их. Ну, видел и видел. Решил, не трогать их, тем более, брат уводил меня подальше.
– А что, если собраться классом, напиться, – сказал я. Потом упомянул одну из одноклассниц и решил: Хотя, лучше не надо. Напьётся, проблюётся, её трахнут, как всегда.
– Ты так говоришь, как будто сам принимал в этом участие, – заговорил мой товарищ. – Говоришь, говоришь, а потом тише: «как всегда», как будто сам её поил, проблёвывал и трахал.
– Иди ты! – воскликнул я, затем снова начал ржать. Ведь правда, моя фраза прозвучала так, как будто я был участником этих событий, которых, наверное, и не было.
– Ты точно русский, – заявил мой приятель, после того как некоторое время рассматривал моё лицо, заросшее щетиной. – У тебя предками были лешие.
Ещё один взрыв совместного хохота. Потом товарищ сказал:
– Меня опять с религиозного форума выгнали.
У него это вечная тема, как скажет, что думает о христианской религии, так его вышибают. Причём ничего ложного он не говорил. С одним священником спорил, говоря, что не существует абсолютного добра и абсолютного зла, а тот его не понял. Выгнали его, когда он сказал, что не видит смысла в поклонении еврейскому богу рабов. Не знаю, по-моему, он всего лишь сказал правду. Есть такой анекдот: на что похоже христианство? На горькую пилюлю: если раскусишь, то уже ни за что не станешь глотать.
– Почему Heavy metal предали анафеме? – не понимал мой приятель.
– Потому что, он вселяет в сердца дух свободы, – произнёс я. – А им этого не надо. Для них лучше, если народ будет слушать попсу, чтобы разжижала мозги.
– Ненавижу попсу, ненавижу «Фабрику Звёзд»! – со злобой в голосе изрёк мой товарищ.
– «Ой-ой-ой-ой! Это между нами любовь!» – вспомнил я песню Глюкозы. – Теперь все типа любят, типа чувствуют, типа живут.
Тут мы оба обратили внимание на то, как я сложил кисть. В простонародье эта пальцовка называется «коза», её часто используют бандиты, а ещё она служит защитой, то ли от зла, то ли от добра.
– Это анафема! – протянул я.
– Не надо ереси! Анафеме предают лучших, – сказал он. – А Глюкоза тут не причём!
– Да какая Глюкоза? Я о себе говорю. Обычно, про людей говорят: «это клиника», а про нас можно сказать: «это анафема!»
Добавлено в [mergetime]1113079323[/mergetime]:
Ещё:
– Возвращаясь, к теме пастухов и овец, – проговорил я, имея в виду социальную схему общества, которая состоит из пастухов, овец, волков и сторожевых собак. Речь шла об одной из одноклассниц, у которой было слишком много гонора и амбиций: она овца, которая мнит себя пастухом. Помнишь, когда речь шла об оплате класса, она больше всех орала, что нечего платить неизвестно за что, и сама первая же понесла деньги, когда запахло жареным.
– Вечно лижет зад учителям, – со злобой проговорил мой товарищ. – Может быть, она нас и закладывает? Когда мы прогуливаем, например.
– Возможно, – допустил я такой вариант. На самом деле, кто-то вечно докладывает нашей классной о настроениях в массах, даже о разговорах, которые ведутся среди нас.
– Просто подлизываться мало, нужно ещё приносить пользу.
– С учётом того, что она сама ходит, когда хочет, и ей даже ничего не говорят, возможет такой вариант.
– Может ещё одна, – он назвал ещё одно имя. – Она вечно бегает к классухе, что-то с ней решает, возможно, доносит информацию. Когда мы собираемся вместе прогуливать, она сначала с нами, потом незаметно исчезает. Возможно, идёт докладывать.
– Был момент, на английском. Завели разговор с учителем о сексе. Кто-то из девок. Без прямоты, конечно, без подробностей всяких, а в принципе об этом. Ну и кто-то сболтнул классухе об это разговоре. Вполне возможно, что и она.
– Кто разносит сплетни по классу? – спросил он. Видимо, решил найти стукача. Я назвал несколько имён, которые, как мне кажется, причастны к разнесению болтовни. Мы некоторое время обмозговывали эту ситуацию, потом я сказал:
– В принципе, какая разница? Ведь нас никто не подставляет под удар.
– Просто я ненавижу предательство. Из всех грехов это самый страшный. Ты можешь убить человека в горячке боя, что-то сделать случайно, но предать случайно ты не можешь.
– Это так, – согласился я. Я тоже считаю предательство самым страшным грехом.
– Откуда классуха узнала, где и когда я пил пиво? – произнёс он. – Я был в это время на другом конце Москвы. И вообще, это не её дело!
Тема вновь ушла куда-то в сторону. Товарищ рассказывал мне, как стоял на остановке и беседовал со стариками о политике. Когда речь зашла о Жириновском, они начали дружно хохотать, что даже пропустили автобус.
Темы сменяли друг друга так же быстро, как кружки с чаем. Я уже три раза заливал заварку кипятком, благо, зелёный чай можно заваривать несколько раз. Перемыли кости почти всем одноклассницам, одноклассников решили оставить в покое, они то по большей части, нормальные ребята. Вспомнили и о своих баранах, о разных друзьях и многих личных вещах. Постепенно темы исчерпали себя, надоело повторять одно и тоже, что жизнь прекрасна, что жизнь дерьмо, что все бабы дуры и прочие вечные вопросы.
Мы молча сидели, разглядывая свои пустые кружки, а на дне кастрюли виднелся одинокий пирожок…