Хамелеон «Чалли» Лаиэн в последний раз прошлась полотенцем по стойке бара, положила рядом с кассовым аппаратом блокнот, в котором вела счета посетителей, и небрежным жестом повернула рубильник под стойкой. Табличка на двери мигнула, и две первые буквы надписи «Закрыто» изменились. Вечер для бара «Синий Фанк» начался.
«Синий Фанк» был заведением во всех отношениях необычным. Возможно, дело было в особой АТМОСФЕРЕ, которая здесь царила. Атмосферу создавала обстановка «под старину», без всяких новомодных штучек, типа неоновых светильников, уютный полумрак и звуки того самого синего фанка, придуманного Барейзаком Асанте во время посиделок над стаканом молочного коктейля. Акустическая гитара задавала тон, ударные и маракасы — ритм, а бас-гитара была солистом. В целом, получилось нечто обволакивающее, уютное и напоминающее о летних ночах у моря.
Посетители по большей части были созданиями «не от мира сего», как в прямом, так и в переносном смысле. Это относилось и к самой хозяйке «Синего Фанка», не зря носившей имя Хамелеон. Этим вечером юная госпожа Лаиэн была невысокой блондиночкой с кукольным личиком и соблазнительной фигуркой. Утром она могла проснуться роковой брюнеткой, рыжим чертенком или же девушкой-панком с роскошным сиреневым ирокезом. Чалли поправила прическу, покосилась на часы. Половина десятого. Скоро начнут стекаться немногочисленные завсегдатаи. Музыканты уже начали играть на своей маленькой сцене в углу зала. Чалли хмыкнула, покосившись на шест рядом со сценой. Исполнение стриптиза кем-нибудь из завсегдатаев становилось доброй традицией: под одобрительные выкрики и смех проигравшийся в карты или просто не имевший возможности заплатить гость раздевался под музыку, не обязательно полностью — достаточно было просто скинуть рубашку. И никто не обижался. То, что в других барах сочли бы оскорблением личности клиента, здесь считалось вполне нормальным.
— Тихо сегодня, — заметила Куэй, милая девушка с зеленой кожей и слишком длинными руками, работавшая в «Синем Фанке» официанткой.
— Подожди немного, сейчас народ подтянется, — сонно ответила Чалли. Она не ошиблась: спустя минут пять-шесть в баре появились первые посетители. Куэй разгладила фартук и двинулась к ним.
Настенные часы пробили половину двенадцатого. С их последним ударом дверь распахнулась, и в бар ворвался огненно-рыжий эльф. Он сразу же направился к стойке, кивком приветствуя Куэй, плюхнулся на высокую табуретку и бросил на стойку сложенный лист бумаги.
— Вечер добрый, Зак, — Чалли меланхолично отложила стакан и полотенце. Барейзак Асанте кивнул в ответ; зазвенели многочисленные сережки в острых ушах.
— Мне как всегда, Чалли. Только двойную порцию.
Двойную так двойную. Литром молочного коктейля с клубникой невозможно упиться до чертиков, а ничего другого Зак не употреблял, по праву нося титул Первого Трезвенника Бара. Чалли пододвинула ему высокий стакан, до краев наполненный розоватой густой жидкостью и мороженым, на котором покоилась ягодка. Временно безработная Куэй подсела на соседнюю табуретку и с любопытством посмотрела на принесенный Заком лист бумаги.
— Что там у тебя, Зак?
— Посмотри, — беззаботно отозвался эльф, потягивая коктейль через соломинку. Чалли забрала лист у официантки и развернула. Первым, что бросилось в глаза, была огромная надпись «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Под ней была черно-белая фотография молодого человека лет двадцати трех. Коротко остриженные светлые волосы, немного узкие глаза, выступающие скулы, плотно сжатые тонкие губы — его можно было бы назвать симпатичным, если бы не высокомерный взгляд и слишком суровое выражение лица. Довершала портрет скромная приписка «Очень опасен».
— Висела рядом с входом, — пояснил Зак. — Я ее сорвал, чтоб народ не пугать.
— Интересно, кто это? — Чалли сложила листовку вчетверо и убрала в задний карман юбки. Куэй потерла стойку пальцем.
— Сэр Спард, — после некоторой паузы ответил эльф. — Один из Рыцарей Крови, наряду с Азаротом, Кэйне и Тарру. Командующий боевой группой «Псы Войны».
— Мы поняли, — перебила его Чалли. — Давай дальше.
Ни она, ни Куэй не удивились осведомленности музыканта. Ничего необычного. Барейзак Асанте только казался безобидным лопухом с гитарой, и музыка была не единственным его занятием.
— В рядах «Стражей Преисподней» давно творится какая-то сумятица, связанная с вторжением сюда, — продолжил Зак. Чалли с сомнением покачала головой:
— С чего бы демонам вторгаться в Шиз? У них своей головной боли полно!
— Ты слушай меня, — с бывалым видом заявил эльф. — На территории Шиза находится один из разломов, которые позволяют парням из Преисподней перемещаться в наш мир. Через него планировалось направить сюда четыре элитных отряда: «Псов Войны», «БЕСов», «Ледяных всадников» и «МЕФИТов». Шиз они бы не тронули. Их цель — Хеавен или на крайняк Дем’Она. Там тоже разломы, но связанные с Небом. Начало операции было назначено на полное лунное затмение, то есть на позапрошлую пятницу. Возле разлома оставались Спард и Тарру со своими войсками. Неизвестно, что между ними произошло, но когда к разлому прибыли «БЕСы» во главе с Кэйне, они обнаружили полуживого Тарру с проломленной головой, спящих мертвым сном «МЕФИТов» и «Псов» и весьма хитроумный блок на разломе. Блок мог пропустить только одного демона и то равного по силе Рыцарю Крови. Получается, что Спард предал своих и теперь скрывается где-то в Шизе. Аналитики Преисподней пытаются понять его мотивы, а Кэйне просто завербовал лучших охотников за головами, — заключил Зак и потянулся к своему стакану.
— Ты так говоришь, как будто сам там был и все видел, — протянула Куэй. Тоже ничего удивительного. Зак всегда и обо всем рассказывал так, словно сам был свидетелем.
Вечер тянулся бесконечно долго. Куэй скользила между столиками, в каждой руке — по подносу: посетителей не то что бы много, но кушать хотят все. Зак лениво уничтожал яичницу с помидорами. Чалли смешивала в шейкере коктейль для пары «нормальных», случайно забредших в «Синий Фанк». Почему-то молодые юноши и девушки считают, что это круто: нарядиться в черное, обвешаться амулетами и придти в заведение для не-людей выпить чего-нибудь слабоалкогольного. Мысли барменши витали далеко. Если Асанте прав, и в Преисподней планируется очередной блицкриг, то это вряд ли отразится на состоянии дел в баре. Демонам не чуждо ничто человеческое. Вон, даже Рыцарь Крови осознал, что занимается ерундой. Настенные часы пробили четверть первого. В половине четвертого «Синий Фанк» закрывался. Надо бы намекнуть об этом парочке в черном, а то они, похоже, вознамерились сидеть до рассвета.
Входная дверь скрипнула, впуская очередного посетителя. Новый гость был молодым человеком лет двадцати трех. С виду вроде бы один из «нормальных», но у нормальных не может быть настолько белых, как шерсть лабораторной мыши, волос и ярко-серых глаз. Нормальные приходят сюда, нарядившись в упаднически роскошные наряды в черных тонах, но не в коем разе не надевают темно-красное. Они не носят ни кожаных брюк, ни длинных, не до конца застегнутых плащей, украшенных заклепками и ремешками. Ни один «нормальный» не дополнит свой наряд черными кожаными перчатками с раструбами и темно-красным, в тон остальной одежде, длинным шарфом. И уж точно никто из них не будет зыркать по сторонам из-под полуопущенных ресниц, ожидая нападения. Одна и та же мысль одновременно пришла сразу в три головы. Чалли оторвалась от своего блокнота, Куэй замерла с подносом, а Зак не донес вилку до рта. Мадемуазель Лаиэн украдкой достала из заднего кармана сложенную листовку и сравнила фото с оригиналом. Похож. Один в один. Глаза сидевшего напротив Зака стали круглыми, как блюдечки. Спокойствие сохраняли только музыканты, продолжавшие играть.
Сэр Спард опустился на табуретку рядом с Барейзаком. Уши эльфа дрогнули, заставив серебряные колечки жалобно зазвенеть. Помидор с вилки упал на колено Зака, оставив на светлых джинсах пятно. Чалли протянула остроухому свиненку салфетку.
— Не поваляв, не поешь, — заметила она. Зак издал неопределенный звук, выражающий благодарность. Куэй сразу вспомнила, что ее ждет лохматый посетитель с волчьими ушами, и поспешила на зов. Барменша развернулась к новому клиенту.
— Доброй ночи. Что будешь пить? — здесь всегда и ко всем обращались на «ты». — Можешь заказать все, что хочешь, — Чалли навалилась грудью на стойку.
— А если у меня нет денег, чтобы расплатиться? — голос сэра Спарда был резким и немного хриплым. Простудился, подумала Чалли.
— На этот счет можешь не переживать. В моем баре можно напиться в долг, также мы принимаем натуроплату.
Зак выразительно покрутил вилкой у виска. «Ты хоть понимаешь, что творишь, глупая Хамелеон Лаиэн?! — читалось на его бледном вытянутом лице. — Кому ты это говоришь?! Этот тип сровняет нас с землей, глазом моргнуть не успеешь!».
— Не паникуй, — одними губами ответила Чалли. — Стриптизную повинность еще никто не отменял, и она касается всех.
Неважно, будь ты хоть сам Светлейший, в «Синем Фанке» ты такой же клиент, как и все остальные. И платить тоже обязан.
— Прошу прощения? — Спард удивленно приподнял бровь. В баре воцарилась напряженная тишина. Куэй разволновалась настолько, что предложила полуволку салат с маслинами, а утонченной дриаде — куски сырой печени. Чалли спокойно взяла полотенце и начала протирать и без того чистую стойку.
— Если ты не можешь заплатить, ты должен развлечь хозяина и других гостей. Таков закон Шизского гостеприимства. Так что будешь пить?

Рыцарь Крови, казалось, спал, облокотившись на стойку. Рядом стоял полупустой стакан глинтвейна. Чалли убрала стакан и осторожно коснулась плеча спящего. Тут же длинные пальцы, затянутые в перчатку, с нечеловеческой силой сжали ее запястье. Кукольное личико барменши чуть исказилось от боли.
— Через полчаса мы закрываемся, — проговорила она. — Ты собираешься платить?
Сэр Спард поднял голову. На щеке отпечаталась красная полоска — плетеный шнурок, украшавший перчатку. Чалли освободила руку. Пальцы разом онемели.
— У меня нет денег, — хрипло ответил сэр Спард. — Как я могу… отработать?
Хамелеон Лаиэн потерла онемевшую кисть. Боковым зрением она видела побелевшее лицо Барейзака Асанте. Ярко-серые глаза сэра Спарда словно смотрели в душу Чалли, выпивая ее до дна. Барменша улыбнулась.
— Видишь шест? Музыканты подыграют тебе.
— Такова плата за стакан глинтвейна?
— Такова плата вообще. Ты же сам сказал, что у тебя нет денег. А если нам понравится, ты даже сможешь заработать.
Музыканты перестали играть. Обычная барменша прилюдно опустила Рыцаря Крови ниже плинтуса! С другой стороны, «Синий Фанк» по праву назывался необычным заведением. Где еще вам представится возможность поглядеть на стриптиз в исполнении могущественного демона? Сэр Спард медленно поднялся на ноги. Впечатлительному Заку вдруг показалось, что сейчас этот сероглазый одним ударом вобьет Чалли в пол по самые уши, а потом покажет кузькину мать всем остальным. Ничего подобного не произошло. Рыцарь просто улыбнулся, неторопливо пересек зал и легко забрался на помост. Чалли кивнула музыкантам. Те пребывали в ступоре. «Вот теперь нам всем точно крышка», — подумал Зак. Он не был паникером, скорее констатировал факт. Помирать, так с музыкой.
Барейзак Асанте окинул высокую худощавую фигуру сэра Спарда внимательным взглядом торговца рабами (таковым являлся прадедушка Кариэль Асанте). Посетители, даже «нормальные», следили за ним во все глаза. Зак вскарабкался на сцену, отобрал у одного из музыкантов акустическую гитару и начал играть. Напряженная тишина нарушилась пением струн, в котором звучала непередаваемая чувственность. Очнувшаяся бас-гитара придала мелодии своеобразный эротизм, маракасы добавили шорох морских волн, ударные отбивали ритм сердца. Не будем забывать, что синий фанк, который играла группа, был придуман именно Заком.
Сэр Спард коснулся шеста.
Сказать по чести, «Синий Фанк» за пять лет существования повидал многое. Порой у шеста оказывались самые невероятные существа, каких только можно встретить в Шизе. Но такое здесь видели впервые.
Взгляд Рыцаря заволокла томная поволока. Тонкие чувственные губы изогнулись в призывной полуулыбке. Сэр Спард лениво, зубами стащил перчатки и небрежно отбросил их. Плавные движения завораживали. Не банальное раздевание под музыку, нет. Сама страсть, воплощенное желание, ангел соблазна… Он неторопливо провел рукой по груди, расстегивая молнию плаща. Едва уловимое движение плеч — и плащ соскользнул на пол. Кто-то — кажется, Куэй, — издал тихий стон. Еще бы. Немногие видели сэра Спарда полуобнаженным, и уж поверьте: там есть на что посмотреть. Плоский живот, втянутый сеткой выпуклых кубиков, изумительные, упругие плиты грудных изгибов… Длинные пальцы слегка дернули конец шарфа, и тот послушно развязался. Полоса ткани отправилась вслед за плащом. Рука сэра Спарда потянулась к брючному ремню, расстегнула пряжку…
— Хватит.
Чалли с удивлением узнала собственный голос. Зак прекратил играть. Сэр Спард замер возле шеста, изогнувшись назад.
— Этого вполне достаточно. Даже чересчур.
— Значит…я могу получить что-то еще? — в хриплом голосе появились удивленные нотки. — Тогда я хотел бы… снять комнату. Ненадолго.
Чалли кивнула. Если сэр Рыцарь будет расплачиваться подобным образом, он может жить здесь до скончания времен.
— Куэй, отведи гостя наверх, дай ему ключи от комнаты. И не задерживайся, — барменша выразительно взглянула на официантку. Та, не отрываясь, смотрела на сэра Спарда и только что не облизывалась. — Мы закрываемся, леди и джентльмены. Спокойной всем ночи.
Когда за последним посетителем закрылась дверь, Чалли расплатилась с музыкантами, вывела их через заднюю дверь, вернулась и повернула рубильник под стойкой. Куэй спустилась вниз, темно-зеленая от смущения. Вдвоем они собрали грязную посуду со столов и отнесли на кухню, где трудились гоблины-судомойки.
«Синий Фанк» погрузился в темноту, еще хранившую шорох морских волн и удары сердца. До завтрашнего вечера это был самый обычный двухэтажный дом, каких хватает не только в Шизе. Но только до завтрашнего вечера.

Браво!!! Брависсимо!!! Это гениально!!! Просто гениально!! Захватывает... Винс, тыне подумываешь о карьере писателя?))
З.Ы. Скоро продолжение??

Подумываю.Вечер второй уже начался.

Еще один вечер.В агентстве "Devil May Cry".


Звездочка.

Снова ноябрь. Я ненавижу этот месяц: холод, грязь из-под колес, тоска, вечная тоска. Сегодня я свободен — работы нет. Может быть, стоит устроить себе небольшой отпуск и смотаться куда-нибудь, где тепло? Нет. Я профессионал. Лучший из лучших, и я не имею права расслабляться. К тому же, на мою долю всегда найдется дом с привидениями или одержимый демонами ребенок. Но пока все спокойно, и я сижу на подоконнике в своей спальне. Смотрю в окно. И думаю о тебе.
Там темно. И холодно. Мне тоже холодно, хотя отопление жарит вовсю. Смешно, да? В комнате жарко, я сижу на подоконнике в одних джинсах, пью горячий чай, но мне все равно холодно. Мне нужен тот, кто согреет меня. Ты ведь согреешь меня? Глупо… Тебя нет рядом со мной. Тебя нет на этом свете.
Я отпиваю еще глоток. Горячая жидкость обжигает мне язык. Я беру пульт и включаю музыкальный центр. Что бы послушать? В моей подборке случайно оказалось несколько песен Энии — приятный грустный вокал, подходит моему настроению. Сбавляю громкость. Вот так: чай, Эния и моя тоска по тебе. А там, на небе, загораются звезды. Я вспоминаю, как мы были детьми. Наши поединки на деревянных мечах, я постоянно проигрывал… Твой смех выводил меня из себя, и я снова бросался в бой, уже врукопашную. Мы катались по земле и мутузили друг друга, пока ты не признавал себя побежденным. Помнишь, когда-то мы ненавидели друг друга? Маленькие были, глупые…
Я ставлю чашку рядом с собой. Звезды на небе, такие яркие, далекие. Помнишь, нам было по двенадцать лет? Мы лежали на траве и смотрели на звезды. Потом ты посмотрел на меня и сказал: «Твои глаза такие же яркие, как эти звезды…Ты моя звездочка». Я тогда не понял, о чем ты говоришь: «У меня такие же глаза, как у тебя!» — «Глупый, я не об этом…». Ты поцеловал меня в щеку. С того вечера ты всегда называл меня Звездочкой. Сначала меня это бесило. Но ты так улыбался, что я не мог долго злиться на тебя. Мы же близнецы, две половинки одного целого.
А потом ты исчез, и мы встретились только через семь лет. Ты изменился. Ты был совсем другим. Мы оба сильно изменились, и наш бой был уже на настоящих мечах. Ты чуть не убил меня. А год назад я убил тебя. Точнее, убил то, чем ты стал. И с тех пор я не нахожу себе места. Я думаю только о тебе. Я скучаю.
Я допиваю чай, спрыгиваю с подоконника и отношу чашку на кухню. Внизу темно — я не стал включать свет. Я хорошо вижу в темноте. Возвращаюсь обратно в спальню, раздеваюсь и ложусь в постель. Но я не хочу спать. Я встаю и иду к окну. Звезды… Они такие же, как твои глаза. Яркие…И холодные… Я чувствую, что по моим щекам вот-вот побегут слезы. Нельзя. Я не должен плакать. Дьяволы не плачут. Я бью кулаком по подоконнику. Боль… Такая незначительная, что я даже не замечаю ее. А я хочу боли! Боли физической, которая заглушит боль душевную! Где ты, братишка? Твоя звездочка гаснет…
Я беру складной нож. В оконном стекле я отражаюсь, как в зеркале. Я вырезаю на груди иероглиф, обозначающий душевное равновесие. Потом еще один. И еще один. Потом начинаю вырезать эти иероглифы на руках. Кровь течет по моему телу, но мне наплевать. Завтра утром от этих порезов не останется и следа. Я отбрасываю нож. Мне так одиноко, так паршиво, что хочется волком выть на луну. Я падаю на колени перед окном и кричу. Размазываю по лицу собственную кровь.
Потом…я чувствую на плече чью-то руку. Такую теплую…
— Звездочка… Что с тобой?
Я оборачиваюсь. Ты стоишь передо мной. Я не верю своим глазам: ты — человек, а не рогатая тварь, которая пала от моей руки. Ты улыбаешься. Я хватаю ртом воздух, словно рыба, выброшенная на сушу. Ты опускаешься на колени рядом со мной и обнимаешь меня. Я плачу, уткнувшись лицом в твое плечо, пачкая твою рубашку своей кровью. Ты гладишь меня по спине и тихо шепчешь: «Успокойся, Звездочка…Все хорошо…Я с тобой». Ты берешь меня на руки и несешь в ванную, включаешь горячую воду в душе. Я срываю с тебя одежду и затаскиваю в душ вместе с собой. Ты смываешь с меня кровь, и я готов стонать от наслаждения, извиваясь под твоими руками. Я беру твое лицо в ладони и покрываю его поцелуями. Я так соскучился, братишка… Ты ласкаешь меня, так жарко. Я прошу тебя не останавливаться, умоляю взять меня здесь и сейчас. Ты удивленно смотришь на меня. Я шепчу какую-то чушь. Ты говоришь, что не нужно торопиться. Ты обещаешь, что сделаешь это. Но не сейчас. Ты выключаешь воду и вытираешь меня полотенцем. Мне кажется, что все это происходит не со мной. Абсурд какой-то.
Мы лежим вместе в моей постели. Я прижимаюсь к тебе и глажу твою грудь. На ней — шрам, след моего меча. Я прикасаюсь к нему губами. Ты ерошишь мне волосы.
— Мы наконец-то вместе, Звездочка. Я так скучал по тебе…
Ты обнимаешь меня и целуешь в висок. Я негромко мурлычу. Мне хорошо с тобой. Часть меня кричит, что это неправильно, что мы братья, мы не должны… Плевать. Свои долги я обычно прощаю.
Ты говоришь мне: «Сладких снов, Звездочка…». Да. Я твоя звездочка, которая может погаснуть без тепла. Ты думаешь, это легко — быть невозмутимым и холодным, смеяться в лицо смерти, быть задиристым и наглым? Ты ошибаешься. Твоей звездочке было так плохо без тебя. Не оставляй меня больше одного.
Я засыпаю в твоих объятиях. Я знаю, что никогда больше не буду один. Ты будешь со мной, правда? Я же твоя маленькая звездочка…

Первый рассказ еще не читал. А вот второй оставил двоякое ощущение. Вроде и понравился, и отторгают отношения братьев. Странные, непраильные.
А может они и были упомянуты, отношения эти, чтобы как-то скомпроментировать читателя? Пробить его защиту, непричастность к рассказу.
Могу только сказать, что и сам полгода или год назад написал нечто подобное. И выставил на одном из сетевых конкурсов. Герои в нем уподоблялись богам, и отношения выясняли родные брат с сестрой. Но его не поняли, хоть я и пытался быть корректным в описании, и ставили в укор порочную связь, которая там была описана.

Незнаю, получилось или нет, но хотел сказать, что все эти неправильные родственные связи и т.д. в коротких рассказах (особенно проходящие по ним красной линией) могут отпугнуть читателя.

И еще - слишком часто упоминается "Я".

Ну,это первый раз,когда я пыталась написать что-то от первого лица.Сначала хотела назвать "Особые отношения",т.к. герои рассказа - не просто братья,а близнецы.Ладно,каждый поймет по-своему.

"А поутру они проснулись...".Продолжение "Звездочки".

Проклятый будильник! Я, не открывая глаз, нашарил пищащую тварь на прикроватной тумбочке и швырнул в неопределенном направлении. Писк унялся. Можно спать дальше.
Что-то было не так, я сразу почувствовал это. В постели я был не один: чья-то рука по-хозяйски обвивала мою талию, горячее дыхание согревало спину между лопаток. Я убрал эту руку и сел. Под одеялом невнятно заворчали. Голос был…мужской?! Я откинул одеяло. Зря я это сделал!
Мой брат. В одних «боксерах». Спит в моей постели! Рядом со мной! Ну, ни фига себе! Откуда он здесь взялся, он же мертв?! Я…я сам убил его год назад — вон, шрам на груди, след моего меча.
Спокойно, Данте. Возьми себя в руки, приятель, и обдумай все хорошенько. Ты еще не до конца проснулся. Это просто сон, глюк, обман зрения. В твоей постели никого нет. Я коснулся плеча спящего. Вполне реальный. Теплый такой, ровно дышит, еще и улыбается во сне. Хотел бы я знать, что ему снится! Неужели… Быть такого не может! Я что, переспал с родным братом?! Черт, сколько же я вчера выпил, если докатился до такого?! Нет, точно помню, что ничего кроме чая вчера не пил. Давай, Данте, соображай.
Кусочки мозаики потихоньку собирались в единое целое. Обычная осенняя тоска, звезды, холод, мои воспоминания о детстве… Звездочка. Он называл меня так. Когда-то мы в самом деле любили друг друга. Милый братик… Всегда был лучше, всегда издевался надо мной, а потом вдруг сказал, что любит меня. И я…да, я тоже любил его. Черт возьми, я люблю его! Причем не только как брата.
Теперь я вспомнил, что было вчера вечером. Это слегка шокировало, но… кому какая разница, с кем я буду спать? Это мое личное дело. Главное, что ты вернулся ко мне, Верг. Вергилий…
Он приоткрыл один глаз и хитро посмотрел на меня.
— Доброе утро, братик.
— И тебя также, — машинально ответил я. — Мы…
— Нет. Ты хотел этого, но я тебя успокоил.
У-ух…ЧТО???!! Я хотел, чтобы он меня…?! Вроде бы я не добавлял в чай спиртное. Верг сел и положил руку мне на плечо.
— Шокирован, да?
— Не то слово.
— Ты очень хотел, чтобы я остался с тобой. Я останусь, Звездочка.
Почему, когда он называет меня так, я чувствую слабость в коленях и головокружение? Я потянулся к его губам. Наша мать так и не сумела сделать из сыновей демона добрых католиков, так что это не смертный грех, за который я буду гореть в Аду, когда… виноват, ЕСЛИ умру. Это называется twincest. И, черт побери, мне это нравится!
Я подмял его под себя и укусил за нижнюю губу. Это тебе за то, что дразнил меня. Теперь за ухо — за первую попытку убить меня, в шею — за вторую попытку. Верг застонал, я закрыл ему рот поцелуем. Не дергайся. Если я чего-то хочу, я получу это!
— Ммм…Данте?
— Что? — я неохотно оторвался от его сладких губ. Он смотрел на меня несчастными, испуганными глазами. Что, Верг, твой младший братишка изменился, да?
— Ты… хочешь в-взять меня?
— Нет, — я слез с него. — Это я так прикалываюсь.
— Урод! — он швырнул в меня подушкой.
— Так же, как и ты, весь в папу! — парировал я и бросил подушку обратно.
Мы дрались подушками, как в детстве, смеясь во весь голос. Взрослые люди, называется! Все-таки я скучал по этому гаденышу…
— Как хочешь, я иду в душ, — я отобрал у него подушку.
— Хорошо, я приду позже.
ЧТО???!
— Испугался? Это я так прикалываюсь.
— Урод, — я снова повалил его на кровать. Он притянул меня к себе и впился губами в мой рот…
Боюсь, если так будет каждое утро, мне придется покупать новую кровать. Попрочнее.

А вот это уже совсем не нравится. Если в первой части вы подошли к самой границе (как бы это сказать) - дозволенного? То во второй, она оставлена далеко позади.

Мог бы еще расписать, но боюсь, что получится слишком грязно.

Mr. Self-Destruct.


Он стоял на самом краю крыши и смотрел вниз. Такой прекрасный вид на ночной город! Отсюда Шиз казался россыпью ярких неоновых огней, разделенных на две неравные части темной лентой реки Идао. Славный город Шиз, названный так в честь своего основателя Шиза О’Френика, город людей и нелюдей, полный загадок и сомнительных удовольствий. Город, где каждый день что-то происходит.
Он достал из внутреннего кармана куртки почти пустую пачку сигарет, взял в рот последнюю, скомкал пачку и отправил ее в свободный полет с двадцатипятиэтажного здания. Зажигалка обнаружилась в заднем кармане джинсов. Он закурил. Это было здорово — стоять на крыше, курить и смотреть на город. Славный город Шиз… Он выпустил дым из ноздрей двумя тонкими струйками. Еще одна затяжка, и недокуренная сигарета полетела вслед за пачкой. Потом он бросил зажигалку на крышу и раздавил ногой, обутой в тяжелый ботинок.
— Курение вредит вашему здоровью, — сообщил он в пространство, обращаясь к мельтешащим внизу фигуркам. Вряд ли они его услышали.
На темном небе вспыхивали неожиданно яркие звезды. Он всегда поражался тому, что над Шизом, несмотря ни на что, видно луну и звезды. Ночь была морозной, но холода он не чувствовал. Прекрасная ночь в прекрасном городе… Он улыбнулся звездам. Странное дело, он ощущал небывалую гармонию с окружающим миром и с самим собой. Все его худощавое гибкое тело переполняла эйфория, хотелось кричать в голос, буянить, одним словом — зажигать.
— Йиииии-ха-а-а-а-а!!!
Его голос сталью звенел на морозе. Все прекрасно, все просто здорово. А теперь — шаг назад и два вперед…
Падая, он перевернулся лицом вверх, чтобы видеть небо. Как же красиво! Ветер трепал неровно остриженные волосы и ремешки на воротнике куртки, свистел в ушах. Он пожалел, что забыл дома плеер. С плеером было бы веселее. Вниз, вниз, вниз, дальше от звезд, ближе к асфальту. Там, наверху, какая-то звезда вспыхнула особенно ярко и сорвалась с места, прочертив небо ярким всполохом света. Он снова улыбнулся и закрыл глаза.
Страшной силы удар.
Боль, пронзившая тело.
Тишина.
Тьма.

— О-о-о…
Он открыл глаза. Серые коробки домов поднимаются вверх, к темному небу и серебряным звездам, а он лежит на холодном асфальте, покрытом свежими трещинами. Во рту солоно от крови — он приподнялся на локте и сплюнул солидный темный сгусток. Ребра болят. Голова болит. Он дотронулся до ноющего затылка — так и есть, шишка. Слабость в коленях. Конечно, после такого удара…
Бессильная ярость захлестнула все его существо. Он ударил кулаком по асфальту. Ну почему ОПЯТЬ?!
Он неуклюже поднялся на ноги. В висках бухали кузнечные молоты. Нет, так продолжаться не может. Пошатываясь, он пересек проезжую часть улицы и прислонился к фонарному столбу на тротуаре. Правую скулу саднило — и где только умудрился содрать? Посмотрел на свои руки. Еще и перчатку разорвал. Он снял обе и отправил их в ближайшую урну.
Мороз стал ощутимее. Он убрал руки в карманы, снова сплюнул. Да, холодно. Все болит. От былой радости не осталось и следа — только сожаление о растоптанной зажигалке.
«Стою под фонарем, как последняя шлюха».
Он хрустнул плечами и направился вниз по улице. Куда угодно, лишь бы подальше от места неудачного самоубийства.
Город жил своей жизнью, и ему не было дела до несостоявшегося самоубийцы. Шиз портил небо выбросами своих заводов не одну сотню лет и повидал многое. Он мог рассказать тысячи историй — нужно только суметь услышать их. Самоубийца шел дальше. Снег хрустел под ногами. Холодно...
— Эй, отряхнись! У тебя вся спина в снегу!
Никакой реакции. Окликнувшая его девушка легкого поведения недоуменно фыркнула и вернулась к стайке своих товарок. Чудиков везде хватает.
Его внимание привлекли стилизованные под иероглифы сиреневые буквы, складывающиеся в название «Господин Змей. Тату. Пирсинг. Шрамирование». Чуть ниже надпись другим шрифтом — «Постоянным клиентам скидка 20%». Тонкие губы самоубийцы тронула улыбка. Он нашарил в кармане куртки кредитную карту.
— Что интересует господина? — поинтересовалась черноволосая девушка с колечком в губе. — Татуировка? Мы предлагаем более двухсот типов рисунков и орнаментов…
— Пирсинг, — хрипло ответил он. Девушка просто расцвела.
— Следуйте за мной, господин.
В кабинете мастера пахло спиртом. Сам мастер — восточного типа субъект, трясущий множеством длинных косичек — с поклонами усадил клиента в кресло.
— Нос? Губы? Брови? Язык? Щека? Или, может быть, гениталии?
— Язык.
Он выбрал платиновую штангу с двумя шариками — «отличный выбор, господин!». Рекомендации мастера касательно ухода за проколом благополучно пропустил мимо ушей, выцепив из всей речи только «фурацилин». Фурацилин, фурацилин… «Долго еще мне сидеть? — Инструменты должны простерилизоваться, господин». Не пить, не курить, чистить зубы…
— Теперь откройте рот…
Он чувствовал, что вот-вот заснет в этом кресле. Кварцевая лампа, направленная в лицо, нисколько ему не мешала.
— Все, господин. Не забудьте: в течение двух недель никакого алкоголя, сигарет…
Расплатившись с черноволосой кассиршей, он вышел на улицу. Язык немного распух и побаливал. Алкоголь, сигареты и еще какой-то фурацилин. Что за фурацилин и где его взять?
— Это лекарство такое, тормоз, — наконец сообразил он. — Пошли домой. На первом этаже аптека, и там этот фурацилин…
Привычка разговаривать с самим собой появилась у него достаточно давно. Причина была не только в постоянном одиночестве. Просто, как он сам утверждал, ему хотелось поговорить с умным человеком.
Алкоголь, сигареты и фурацилин.
Пожилая матрона, до бровей закутанная в теплую шаль поверх зимнего пальто, неодобрительно покосилась на растрепанного молодого человека, бормотавшего себе под нос: «Фурацилин…Еще сигарет купить…И обязательно фурацилин». Эти наркоманы совсем распоясались! Уже не боятся показываться на улицах!
Самоубийца шел дальше. Холодно. Голова болит. Ребра болят. Только снег хрустит под ногами.
На ступеньках перед аптекой закружилась голова, и он машинально ухватился за металлические перила, чтобы не упасть. Постоял минуты две, дожидаясь, пока окружающий мир прекратит свою бешеную свистопляску, потом оторвал ладони от поручней, оставив на холодном металле клочки кожи и мяса, и шагнул в пахнущее лекарствами тепло.
Фурацилин — он, оказывается, в пузырьках. Им надо полоскать рот каждый день. А сигареты и алкоголь нельзя. Две недели без сигарет… Впору вешаться. Хотя он уже пробовал.
Любимых сигарет в мини-маркете рядом с аптекой не оказалось. Пришлось брать ту же марку, но «легкие». Продавец — веснушчатый паренек едва ли старше двадцати — широко распахнул глаза при виде ободранных окровавленных рук покупателя. Тот ответил ему тяжелым взглядом, неловко сгреб с прилавка свою кредитку, зажигалку и сигареты и двинулся к выходу.
— А сдача?
— Какая еще сдача?
Он не помнил, как добрался до дома. Опомнился только перед дверью своей квартиры, тупо глядя на торчащий в замочной скважине ключ. В карманах куртки, помимо кредитки, лежали пачка сигарет, зажигалка и пузырек фурацилина.
Наконец-то дома. Ключи и все, что в карманах, — на тумбочку, куртку на вешалку, ботинки — в угол. Сам он, на ходу сбрасывая одежду, прошел в свою спальню и скользнул под одеяло. От прикосновения холодной ткани по обнаженной коже пробежали мурашки. Он свернулся уютным теплым клубочком, подтянув колени к подбородку. Так хорошо. И ничего не болит. Усталость неожиданно навалилась тяжелым ватным одеялом и закрыла ему глаза. Еще одна попытка свести счеты с самим собой закончилась полным провалом. Значит, так и должно быть.
Какое занятное хобби — играть со смертью. Никогда не надоедает.

Буду комментировать только первый пост и отчасти про самоубийцу, всё остальное можно смело не читать. Про самоубийцу - однозначно читабельно, но мало. Что продолжить-то мешает?
Про сэра Спарда. Любдю такое, хммм... фэтези. наверное, когда абсолютно чуждые создания воспринимаются как естественная часть обстановки. Когда разборки товарищей демонов и прочая воспринимаются как разбори братвы 90-х. Дело вкуса, но это по крайней мере весело.

Отсутствие свободного времени.

Итак,новый рассказ,точнее,его начало.Надеюсь,до отъезда в универ допишу.



Пособие по некромантии для начинающих.

Дом выглядел так, словно пережил две бомбежки и одну драку футбольных фанатов.
Впрочем, вид жилища никогда не смущал преподобного отца Фрирсона. По молодости лет (преподобный получил сан в возрасте тридцати трех лет и двух месяцев) он считал, что свет Истинной Веры нужно нести даже в коробки из-под холодильников - обиталища шизских бомжей. В конкретном жилище его смутила дверь — темная, покрытая какими-то странными пятнами, с ржавой ручкой и дверным молотком в виде головы шута. Шут идиотски ухмылялся, неприлично высунув язык. Видимо, этим языком полагалось стучать по нижним зубам, что отец Фрирсон и сделал.
За дверью раздался смех. Даже не просто смех, а СМЕХ, каким обычно озвучивают гениальных безумцев в черно-белых фильмах ужасов. Преподобный вздрогнул.
— МУА-ХА-ХА-ХА-ХА!!! — надрывался невидимый шут за дверью. Его безумный смех уже начинал нервировать, когда звук достиг своего апогея и оборвался на высокой пронзительной ноте. Отец Фрирсон с облегчением вздохнул. Этот дом явно принадлежит очень эксцентричным созданиям, но они исправятся. Конечно исправятся, стоит им только познать Истинную Веру.
За дверью послышались шаги и чей-то голос, похожий на металлический скрежет: "Кого там, мля, принесло в 16 часов утра?!". На мгновение за дверью воцарилась тишина, а потом тот же голос произнес непонятное и очевидно неприличное слово, поскольку шут на двери покраснел. Что-то щелкнуло, кто-то выругался, и дверь ме-е-едленно, с противным скрипом отворилась.
— Добрый день, — начал отец Фрирсон, обращаясь к темной щели между косяком и дверью. — Я хотел бы узнать ваше мнение...
Договорить ему не удалось. Дверь распахнулась окончательно, и на пороге появился хозяин дома. Миссионер от неожиданности отступил на пару шагов назад. Надежда на исправление данной личности посредством Истинной Веры внезапно показалась ему мертворожденной.
Предполагаемый неофит был тощим созданием в рваных джинсах и шлепанцах на босу ногу. Правый глаз закрыт темной повязкой, левый закрыт сам по себе. В зубах дымилась сигарета. Острые уши, торчащие из гривы спутанных каштановых волос, выдавали представителя Высшей расы. Только вот пепельный оттенок кожи буквально кричал о том, что идеалы этой расы явно чужды данному представителю. Существо открыло глаз, ярко-алый, с вертикальным зрачком, и мрачно уставилось на преподобного.
— Я хотел бы узнать ваше мнение...
— По какому вопросу? — проскрежетал заблудший агнец, затянувшись своей сигаретой и выпустив в лицо отцу Фрирсону облако сладковатого дыма, не имеющего ничего общего с табачным.
— Являетесь ли вы приверженцем...
— Чего?
— Верите ли вы? — преподобный решил сформулировать вопрос по-другому.
— Во что? — одноглазый склонил голову набок.
— В бога или богов, — терпеливо сказал отец Фрирсон. Доброта и терпение — вот ключи к каждому сердцу. Правда, в данном случае миссионеру понадобились бы не ключи, а таран.
Одноглазый вынул сигарету изо рта, внимательно осмотрел ее и снова затянулся. Потом сдвинул повязку на лоб и потер края пустой глазницы. Преподобного слегка передернуло.
— А ты веришь? — наконец произнес он, чертя пальцем какой-то странный узор в воздухе.
— Верю ли я? — обрадовался преподобный. — Конечно, я верю...
— Тогда молись, — ухмыльнулся одноглазый. При этом он смотрел куда-то вниз. Священник тоже посмотрел вниз.
Его ноги по щиколотку ушли в землю перед домом.
— В гробу я вас видал, с вашей Истинной Верой, — беззлобно сказал Линдрейк IV Ксир, потомственный некромант в шестом поколении и по совместительству патологоанатом в городском морге №2.
Он закрыл дверь и, зевая во весь рот, направился в ванную.
* * *
Для начала он принял холодный душ, но вовсе не потому, что это полезно для здоровья. Все было куда прозаичней — два дня назад в том квартале, где жил господин Ксир, отключили горячую воду. На две недели. Энергично растираясь полотенцем и ругая работников ЖКХ, некромант прошел на кухню и приготовил себе кофе. Прихлебывая черный напиток, он бросил беглый взгляд на календарь — сегодняшний день был обведен красным маркером. Это означало, что пришло время для Очередной Прогулки Среди Могил. Линдрейк допил кофе и улыбнулся — на фоне прочей житейской дряни Прогулка была неплохим способом развлечься.
* * *
В уютной тишине публичной библиотеки бледный темноволосый подросток в черном стоял перед стеллажом и задумчиво изучал корешки книг. Вход в эту секцию был вообще-то закрыт для лиц моложе двадцати пяти, но ему удалось обмануть бдительность пожилой мегеры в старомодном сиреневом костюме. Мегера мирно занималась изготовлением новых формуляров и ничего вокруг себя не замечала.
Паренек почесал в затылке. Его беда была в том, что он совершенно не помнил название нужной книги.
— Как же ее, блин? Тремор... грямор... гламур? Нет...
Не мудрствуя лукаво, юноша схватил первую попавшуюся книжку, спрятал ее под свитер и, стараясь выглядеть как можно более безмятежно, покинул секцию.
Мегера в сиреневом заполняла какие-то бланки. Парень опустился на четвереньки и быстро-быстро пробежал перед конторкой. Библиотекарша оторвалась от своего занятия, обвела бдительным взором окружающее пространство и, не обнаружив ничего подозрительного, снова уткнулась в свои бумажки. Юный воришка с облегчением вздохнул.
На ступеньках библиотеки расположились еще двое бледных и наряженных в черное существ неопределенного пола. Они потягивали что-то зеленоватое из пластиковой бутылки и делали вид, что сидят тут просто так. Грохот тяжелой двери заставил одного из них поперхнуться "живительной влагой".
— Валентин! Мы тебя заждались! Че так долго?!
— Ну... Там мегера злая, я ее убалтывал, — пробурчал Валентин. — Пошли отсюда.
Неулыбчивая троица двинулась вниз по улице, стараясь держаться в тени. Тут надо сказать, что один из них был девочкой. Тот, что поперхнулся зеленой дрянью, носил гордое имя Себастиан, снабжал всю компанию повестями в стиле «слаттер-панк» и употреблял абсент в немыслимых количествах. Девушку звали Мортисией, и это самое примечательное, что можно о ней сказать. Стоит отметить, что только Валентин получил свое имя при рождении, имена остальных были продиктованы их собственным вкусом и не утверждены властями.
Валентин с гордостью извлек из-под свитера свою добычу и продемонстрировал товарищам. Мортисия выхватила у него книгу.
— А потолще ничего не было?
— Посмотри на название, сестра!
— «Пособие по некромантии для начинающих», автор Л. III Ксир, — девушка благоговейно провела пальцем по тисненым золотым буквам. — ТруЪ… Пойдем ко мне, поглядим, что тут пишут.
Себастиан и Валентин переглянулись. Идея была неплоха, потому что в «замке» Мортисии было прохладно, темно, а еще там был холодильник с запасом абсента и клубничного мороженого. Последний месяц ребята старательно убеждали себя, что не переносят солнечный свет, и у них это почти получилось. По крайней мере, ношение черных вязаных свитеров в подобную жару однозначно вызывало тепловой удар.
Книга перекочевала в рюкзак Себастиана, и троица нырнула в уютный полумрак подземного перехода.
* * *
Когда настенные часы пробили половину десятого, господин Ксир был полностью готов к выходу. Он ненадолго задержался перед зеркалом, поправляя капюшон так, чтобы было видно только нижнюю часть лица, и вальяжной походкой покинул свое жилище.
В стародавние времена личности, подобные Линду, использовали в качестве транспортных средств метлы, грабли и прочий сельскохозяйственный инвентарь. Линдрейк IV был мудрее своих предшественников — он заранее вызвал такси. Машина ожидала его возле фонарного столба.
Возле порога лежала пыльная шляпа и несколько религиозных брошюрок: увязнув по колено, отец Фрирсон все-таки сообразил, что попал в зыбучий песок и сумел выбраться. А может, и не сумел. В первом случае Линд был за него рад, во втором же он мог только промолчать, ибо не мог сказать о преподобном ничего хорошего. Впрочем, судя по следам на песчаной дорожке, за отца Фрирсона можно было порадоваться. Некромант подобрал шляпу, отряхнул ее от пыли и, откинув капюшон, нахлобучил себе на голову. Шляпа была практически впору, только вот уши немного оттопыривались.
Таксист совершенно не удивился при виде пассажира. Он прожил в Шизе всю свою сознательную жизнь, большую часть которой проработал шофером, и твердо усвоил одну из прописных истин этого города — ничему не удивляться, все так и должно быть.
— Куда едем? — осведомился он, включая счетчик.
— Старое кладбище, — отозвался Линдрейк, вольготно устроившийся на заднем сиденье. Таксист кивнул и нажал на педаль газа. Автомобиль тронулся с места и медленно покатил в известном направлении.
Дорогой господин Ксир смотрел в окно и молчал, предаваясь воспоминаниям. Впервые он появился в этом городе двадцатилетним мальчиком, которого родители отправили на летние каникулы к дедушке. Дедушка, Линдрейк Третий, был преподавателем в Шизском государственном университете, доктором наук и заведующим кафедрой темных искусств. Лето пролетело незаметно… а потом, теплым августовским вечером, когда дедушка и внук гуляли по берегу реки, профессор Ксир сообщил маленькому Линду потрясающую новость: мальчик остается здесь, в Шизе. Родители решили, что достойное образование — а семейство Ксир всегда уделяло этому большое внимание, — Линдрейк Четвертый сможет получить только у деда. То, что под достойным образованием подразумевается искусство некромантии и что профессор Ксир выбрал его своим учеником и преемником, Линд узнал чуть позже. Любой другой подросток на его месте начал бы возмущаться, что «родители все решили за меня, не дали мне права выбора!». Отпрыск родовитого семейства, отдельные представители которого в Средневековье были сожжены на кострах за занятия магией смерти, сверкнул алыми очами и радостно воскликнул: «Здорово! Когда начинаем?!».
Он ни разу не пожалел о том, что пошел этой извилистой дорожкой. Даже потеря глаза не смогла уменьшить бурный энтузиазм юноши. В следующий раз буду аккуратней, решил Линд и с удвоенным пылом принялся зубрить теорию, содержавшуюся в записях Линдрейка Третьего. Помнится, дед даже написал учебник для начинающих, но это уже другая история.
— Старое кладбище, сэр, — голос таксиста резко вернул господина Ксира в реальный мир.
— Спасибо, — Линдрейк сунул ему мятую банкноту и покинул салон такси.
Темное небо, на котором мерцает серебряная монета-луна. Легкий, прозрачный туман за оградой кладбища. Какая прекрасная ночь!

***
— Эй, ребята, а вы уверены, что мы ничего не напутали? — Валентин озадаченно взглянул на своих товарищей.
— Валя, ты паникер, — «учительским» голосом заявила Мортисия. — Полная луна, кладбище, туман. Так было написано в книге. Или ты думаешь, что настоящие некроманты творят свои ритуалы в городском парке при ярком солнечном свете?
Валентин так не думал. Просто у него было дурное предчувствие насчет сегодняшней вылазки. Ребята и раньше ходили на кладбище, бродили между могил и даже облюбовали один уютный склеп, где можно было «культурно посидеть»: попить абсента, покушать мороженого или шоколадных конфет, обсудить прочитанные книги или просто пофилософствовать на темы загробной жизни. Чаще всего эти рассуждения сводились к следующей формуле: «Жизнь фигня. Мы все умрем. Ура!». Второй по популярности темой была магия смерти. Мечтой каждого уважающего себя шизского гота было поднять хотя бы одного зомби. Хотя бы скелет! А уж о том, чтобы призвать демона… Хотя в городских школах до сих пор ходили слухи о том, что пару лет назад одной готке удалось призвать демона, но тот не стал подчиняться, а натравил на незадачливую девицу полчища зомби и вампиров. Готка чудом спаслась, провела три месяца в психиатрической клинике и вышла оттуда совсем другим человеком: перекрасила волосы в золотистый цвет и воспылала страстью к стразам, ленточкам и плюшевым медвежатам. Лично Валентину совсем не хотелось повторять этот печальный опыт.
Троица гуськом шла по узкой дорожке: впереди Себастиан с рюкзаком, за ним Мортисия с книгой, Валентин замыкал шествие. Их путь лежал в самое сердце кладбища, где, если верить Л. III Ксиру, зомби поднимать гораздо проще. К тому же ребята сами решили выбрать могилу постарее, рассудив, что от полусгнившего зомби в случае чего отбиваться будет легче.

И,наконец, окончание:

В рюкзаке Себастиана побрякивали бутылки с темной жидкостью, которую готы приобрели в одном магазинчике на Седьмой авеню. Магазинчик специализировался на театральном гриме, масках, париках и оборудовании для спецэффектов. Если верить надписи на этикетке, данная жидкость представляла собой «искусственную кровь, почти идентичную натуральной». Помимо нее троица начинающих некромантов запаслась витыми черными свечами и кухонным ножом. Вроде бы все. Но Валентина все равно терзали смутные сомнения. Ему казалось, что ничем хорошим эта затея не кончится.
— Вот, — Себастиан остановился возле достаточно старой, полуосыпавшейся могилки. — Вот эта подойдет?
— Подойдет, — Мортисия встала возле надгробия. — Доставай нож, будем чертить пентаграмму.
— Ножом?
— А чем еще? — девушка пожала плечами. — В книге сказано: ножом или любым другим острым предметом.
Честно говоря, автор пособия упоминал еще и мел, причем в самом начале перечня, но готы решили, что это было бы недостойно порядочного некроманта.
Мортисия полистала книгу и остановилась на несложной схеме, представлявшей собой двойную окружность с вписанным в нее пятиугольником. Валентин вздохнул и принялся старательно очерчивать на твердой земле круг. Нож то и дело натыкался на мелкие камешки.
— Могила должна быть в центре пентаграммы, — прочитала Мортисия. — В каждом углу пятиугольника изображены руны… короче, как на картинке.
— Так и написано?
— Нет, я просто не могу прочесть, как они называются. Вот, — она показала Валентину иллюстрацию. — Ладно, я сама их начерчу. Дай сюда нож.
В школе у Мортисии было «отлично» по черчению, поэтому руны в ее исполнении выглядели почти так же, как в книжке. Когда она закончила, Себастиан расставил по углам пентаграммы свечи и поджег их.
— Так, — Валентин осмотрел данный натюрморт. — Вроде бы все сделали. Начинаем?
0-0-0
Линд удобно устроился на залитой лунным светом могильной плите. Вытянувшись на ней во весь рост и заложив руки за голову, он принимал лунную ванну и параллельно курил неизвестно какую по счету сигарету. Не табак, ни в коем случае! От него развивается рак легких! Господин Ксир предпочитал особую смесь трав, семейный рецепт. Доподлинно известно, что в состав курева входила конопля, но в очень малом количестве. Глаз некроманта был блаженно прикрыт, острые уши чуть вздрагивали, реагируя на звуки, издаваемые окружающей средой. Среда предпочитала молчать в тряпочку, изредка шурша и подвывая.
Астральное тело Линдрейка также пребывало в расслабленном состоянии, покачиваясь на волнах умиротворения и наркотического дыма. Однако это умиротворение было грубо прервано ощущением чего-то очень плохого. Ну… не то, чтобы очень плохого, но определенно знакомого, родного.
Линд сел на своем ложе, покрутил головой и неожиданно расплылся в улыбке.
— Ха… узнаю дедушкину работу.
Тренированный слух мага с многолетним стажем работы уловил далекую мелодию заклинания. Линд знал ее наизусть. Он устроился поуютней, вслушиваясь в астральную музыку. Ага… ага, вот так правильно… стоп, а это что такое? Линд резко сел на надгробии. Острые уши некроманта дрогнули, косяк чуть не вывалился изо рта.
— Ва-а-а-ашу ма-а-а-ать…, — выдохнул лучший из учеников Линдрейка Третьего. — Кретины… придурки… дебилоиды… Мля!
0-0-0
Троица готов медленно пятилась от могилы. Они, конечно, знали, что их действия приведут к результату, но чтобы к такому!
Из могилы, деловито урча, лезло тронутое разложением нечто. В его полусгнивших глазных яблоках читался чисто гастрономический интерес к трем юным и в меру упитанным телам.
— Ч-что такое? — заикаясь, прошептала Мортисия. — Мы ж-же его хозяева, он долж-жен нас слушаться, а-а-а не пытаться нас сожрать!
— Может, ты что-то напутала?
— Почему я? Кто чертил основную пентаграмму?
— Я, — убито прошептал Валентин. — Но руны чертила ты!
— А читал заклинание кто?
— Тоже я… Ты ведь все не могла правильно прочитать то слово… Ресурграм…
— Хватит спорить, — вмешался Себастиан. — Давайте спрячемся и поищем в книжке, как упокоить это существо!
Зомби выбрался из могилы и огласил окрестности утробным «уы-ы-ы-ы-ы!!!!!». Взгляд его глаз сфокусировался на Валентине, как на закуске… то есть, на ближайшем к нему объекте, потому что Себастиан с Мортисией спрятались за тощими плечами товарища. Возвращенец вытянул перед собой скрюченные руки и решительно заковылял вперед, твердо решив начать новую жизнь с плотного ужина.
Валентин уже успел три раза пожалеть, что ввязался в эту авантюру. А ведь подсказывал, подсказывал ему здравый смысл, что не надо было красть из библиотеки труд Линдрейка Ксира, не надо было тащиться на кладбище со всей этой околомагической чепухой, не надо было, черт побери, вообще озвучивать неделю назад на очередной сходке мысль, начинавшуюся со слов «А давайте попробуем…»!
— Есть какие-нибудь идеи? — мрачно поинтересовался он у товарищей.
— Есть… Давайте позовем на помощь, — ответила Мортисия и, не дожидаясь одобрения товарищей, завопила:
— ПОМОГИТЕ!!!! УБИВАЮТ!!!! КАРАУЛ!!!!

«Идиоты, придурки, кретины, недоразвитые, дебилы, полоумные, дауны, дураки, готы!!!» — думал Линдрейк на бегу, перескакивая через чужие надгробия. Собственно, это была его первая мысль. Вторая заставила его замедлить шаг и звучала так: «А куда это я тороплюсь? К началу представления я и так опоздал…». А третья мысль и вовсе была следующей: «Какого хрена?». Тут господин Ксир остановился, свернул себе косяк и сделал пару затяжек. Его дедушка накрепко вбил в голову внука три основных правила, первое из которых гласило: «Истинный некромант всегда исправляет свои ошибки сам, не надеясь на помощь других, ибо на ошибках учатся. Если же ты не можешь исправить то, что сделал… царствие тебе небесное». Поэтому фатальных ошибок Линдрейк старался по возможности не совершать.
От размышлений его отвлек пронзительный девчачий визг. А вот это уже серьезно. Ни один джентльмен — а господин Ксир не без оснований считал себя таковым — не бросит даму в беде. Напротив, он поможет ей выбраться из затруднительной ситуации… а потом впутает в другую. Остроухий спаситель прекрасных дам докурил свой косяк и вальяжной походкой двинулся дальше.
Его взору предстала чудная картина: свежеподнятый ревенант и трое готичного вида подростков, два мальчика и отчаянно верещащая девочка. Линд тяжело вздохнул. Нет, в самом деле, торопиться не стоило. Но раз уж пришел, надо что-то сделать. Тем более что некроманту предоставлялся редкий шанс промыть мозги подрастающему поколению, а если ревенант выест эти самые мозги, то промывать будет нечего!
Неправильно произнесенное заклинание. Неправильно нарисованная пентаграмма. Искусственная кровь вместо настоящей. Ну, тогда все понятно… Линдрейк досчитал до десяти, собираясь с силами, хрустнул пальцами, как пианист перед концертом, и по-особому посмотрел на развернувшийся перед его взором натюрморт. По идее, один из придурков должен контролировать ревенанта. Тогда мы сделаем вот что…
Связь между покойником и его «хозяином» была разорвана. Все оказалось еще проще, чем можно было подумать. Линд мысленно потянулся к оборванной нити и взял ее в руку.
— Стоять, красавчик… Спокойно.
В тусклых глазах ревенанта появилось тупое обожание, предназначавшееся вновь обретенному хозяину. Линд почти ласково улыбнулся ему и неторопливо пролевитировал к насмерть перепуганным подросткам. Сделав загадочное лицо, насколько это получалось с его обкуренной серой физиономией, некромант величественно простер руку к слуге и звучным голосом изрек:
— Возвращайся в царство мертвых!
Конечно, было бы неплохо, чтобы прогремел гром и ударила парочка молний, но нельзя же получить все и сразу. Достаточно того, что ревенант оказался покладистым и убрался в могилу без лишней суеты. Линд отряхнул ладошки, самодовольно ухмыльнулся, закурил и только тогда соизволил обратить внимание на несчастных недоумков, возомнивших себя великими магами и чародеями.
Размалеванные мордахи, немытые черные патлы, псевдосеребряные украшения… И это будущее человечества. Темному эльфу ничего не оставалось, кроме как пожалеть человечество. Девчонка — ее можно было узнать по более аккуратному макияжу — сжимала в руках какую-то книгу. Линд освободил потрепанный томик из ее дрожащих пальцев с накрашенными черным лаком ногтями.
— «Пособие по некромантии для начинающих», автор Л. III Ксир. Да-а… Милый дедушка, надеюсь, ты не перевернулся в своем гробу… разве что на другой бок, — некромант закатил око к небу. — Прости этих несчастных недоумков за поругание над трудом пяти лет твоей жизни, ибо тьфу-готы они и не смыслят, что творят! Аминь, типа.
После этого он снова повернулся к несостоявшимся чародеям:
— Ну ладно, придурки, будем каяться?
Придурки помялись немного, и один из них жалобно проблеял:
— Дяденька, не бейте нас… Мы не знали… Мы не хотели…
— Не знали, не хотели… Ближе к делу.
— Мы…, — юное дарование вытерло нос рукавом, — мы хотели только попробовать вызвать зомби. Мы хотели научиться… научиться настоящей магии смерти. Поэтому я… мы украли эту книгу, и…
— И прочитав два абзаца из введения, решили, что легко справитесь.
— Ага, — упавшими голосами подтвердили все трое. Линдрейк хлопнул себя по лбу и провыл что-то, отдаленно похожее на «Уроды!».
— То, что книга написана простым и понятным языком, еще не значит, что речь в ней идет о простых и понятных вещах, — некромант сложил руки на груди. — И если на обложке написано «Для начинающих», это не значит, что полные профаны вроде вас могут разобраться в тексте. Там хоть буквы знакомые были?
Размалеванные лица вытянулись. Казалось, по ним вот-вот потекут слезы и тушь.
— Дяденька, — пробормотал все тот же подросток. — Дяденька, а вы настоящий некромант, да?
Линд утвердительно кивнул.
— А вы нас научите?
Остроухий победитель зомби поперхнулся дымом своей сигареты и долго кашлял, стуча в грудь костлявым кулаком. Готы благоговейно смотрели на него, вытянув шеи. Правда, потом они поняли, что кашель незаметно перешел в истерический смех.
Валентин почувствовал себя полным идиотом. В очередной раз.
Отсмеявшись, Линд вытер выступившие слезы рукавом, снял шляпу и обвел троицу испытующим взглядом.
— Если бы хоть у одного из вас были минимальные способности к магии, я бы еще подумал. А то на ваших лицах и проблесков интеллекта не видать, — он многозначительно постучал пальцем по лбу.
Идиотики, что с них взять… Ма-а-аленькие идиотики, до сих пор не выросшие из пеленок. Считают, что любой из них может просто произнести несколько странных слов, и сбудутся все дурацкие мечты. Без всяких усилий.
Некромант нахлобучил шляпу на голову и развернулся, чтобы уйти. Скоро рассвет, надо бы добраться до дома и выспаться…
— Сэр! — опять этот настырный мальчишка. — Сэр, этого зомби вызвал я. Пентаграмму начертил в основном я, и заклинание читал я.
Линд бросил окурок себе под ноги.
— Ну, это в корне меняет дело. Значит, ты во всем и виноват. Если бы я был твоим учителем, ты бы у меня сутками стоял на горохе.
— Чего-чего? Зачем? — Валентин вытаращил густо накрашенные глаза.
— Чтобы вбить в твою тупую башку хоть немного ответственности за свои поступки. Основное правило знаешь?
— Нет…
Некромант сдвинул шляпу на глаза (точнее на глаз) и почесал в затылке. Общая картина потихоньку вырисовалась в его мозгу. Пацан все-таки талантливый, но непроходимо тупой. Как там дедушка говорил? «Научи их думать, а дальше они сами догадаются». Убить пару-тройку лет из своего бессмертия на ученика — жестоко, конечно, по отношению к себе, любимому, но кое-какие преимущества все же есть. Например, будет кому в доме убираться… Линд выпустил из ноздрей две струйки дыма. Он искренне надеялся, что не пожалеет о только что принятом решении.
— Как тебя зовут, балбес?
— Валентин, сэр, — дрожащим голосом отозвался мальчик.
— Отлично. Пошли.
— Куда? — не понял несчастный дурачок.
Линдрейк IV Ксир хмыкнул и кивнул в сторону выхода с кладбища.
— Не «куда», а «откуда». Ты собираешься торчать здесь до рассвета? В таком случае наши пути разойдутся, потому что мне здесь немного надоело.
— Так вы меня научите?! – внезапно ставшие квадратными глаза мальчишки излучали восторг, как от сбывшегося чуда.
— Скажем так: я готов об этом подумать.

Светало. На востоке небо окрасилось в нежно-розовый цвет, приветствуя восходящее солнце. Только вот шизские небоскребы скрывали эту красоту от странной парочки на автобусной остановке.
— Сэр, а правда, что два года назад одна девушка призвала на этом кладбище демона?
— Правда, — отозвался Линд, скручивая очередной косяк.
— А что потом случилось с этим демоном?
— Увидишь его — сам спросишь. Он потрепаться любит, особенно о себе.
Валентин потрясенно замолчал. Линдрейк с наслаждением затянулся.
— Кажется, наш автобус идет… У тебя мелочь есть?
— У меня проездной.
— Блин… А если хорошо подумать?
Валя порылся в карманах и извлек смятую десятку. Некромант забрал ее, посмотрел на свет и удовлетворенно кивнул. Десятка отправилась в карман нового владельца.
Бедный Валентин! Он еще не догадывался, что это только начало…

Мое новое творение. Silver.

Fandom: Devil May Cry
Категории: Alternative Universe, shounen-ai/het, drama, romance
Персонажи/пары: Верджил/Данте, Верджил/Триш


Chapter 1. Zero

Верджил Спарда прибыл в захваченный город вместе с группой экспертов, призванных оценить нанесенный ущерб. Оценивать, правда, было особо нечего — неделя бомбежек и артиллерийского огня превратила некогда прекрасный город в руины. Верджилу доводилось бывать здесь до войны, и он помнил прекрасные парки, уютные улочки и живописные здания. Теперь от былого великолепия остались лишь горы обломков, среди которых можно было обнаружить обгорелые останки людей и животных. В воздухе отчетливо ощущался запах дыма и пороха.
Война принесла в этот город осень.
Джип Верджила остановился на расчищенной от обломков площадке, где военный патруль соорудил нечто вроде загона из колючей проволоки, в котором толпились испуганные, плачущие дети.
Верджил вышел из машины и кивнул подошедшему патрульному офицеру.
— Что у вас? — поинтересовался он, убрав руки в карманы шинели. Глаза Верджила, несмотря на пасмурный день, были скрыты за темными очками.
— Шестьдесят семь, сэр, — ответил офицер. — Возраст от шести до четырнадцати.
— Распоряжения?
— Девочек отошлют в лагеря на север. Кого-то из мальчиков можно будет продать, остальных тоже в лагеря.
Верджил отстраненно кивнул. Ему внезапно стало холодно. Большинство маленьких пленников были босыми и носили какие-то лохмотья. Солдаты быстро разделили детей на две неравные группы. Девочки и мальчики. Кому-то повезет попасть в лагеря для военнопленных. Кто-то, напротив, окажется игрушкой в руках состоятельного извращенца. Те, кто отгородился от войны состоянием, с удовольствием коллекционировали маленькие трофеи. Покорные игрушки, которые быстро ломаются и которых без сожаления выбрасывают.
Животные. Верджил знал, что торговля людьми составляет значительную часть финансирования армии, но все равно не одобрял ее. Достаточно того, что эти варвары добровольно продали свои души Императору в обмен на силу для ведения завоевательной войны.
Девочек погрузили в подошедший грузовик. Верджил отвернулся, как раз, чтобы увидеть еще два, предназначавшихся для мальчиков. Здесь больше нечего делать.
— Не трогай его, ублюдок! Ему же больно!
Спарда развернулся на каблуках как раз вовремя, чтобы увидеть, как подросток с белоснежными волосами бросился на одного из патрульных, тащившего за руку плачущего малыша. Костлявый кулак врезался в плечо военного — лейтенанта, Верджил успел рассмотреть его знаки отличия, — и тот от неожиданности отпустил ребенка. Малыш тут же бросился к своим товарищам и спрятался в толпе.
— Ему больно, — повторил подросток. — У него рука обожжена, и надо быть слепой обезьяной, как ты, чтобы этого не заметить!
Он хотел сказать что-то еще, но лейтенант ударил его с такой силой, что подросток не удержался на ногах и упал. Пинок под ребра заставил его свернуться клубком, защищая коленями и локтями живот. Лейтенант рывком поднял мальчика на ноги и занес кулак для удара.
— Прекратить. Немедленно.
Кулак замер в воздухе.
— Избиение детей не входит в ваши обязанности, — отчеканил Верджил. Его руки в карманах сжались в кулаки. В груди поселилось нехорошее ощущение, словно удар металлическим носком ботинка пришелся по его собственным ребрам. За очками глаза Спарды вспыхнули яростным серебряным огнем. Он сознательно прятал глаза от окружающих, потому что Верджил Спарда не был человеком. Мало кто из смертных догадывался о его истинной природе, хотя прозвище «Ледяной демон» было ближе к истине, чем можно было представить.
— Да, сэр, — лейтенант неохотно отпустил жертву, и мальчика отвели к грузовику, предназначенному для будущих рабов. Взгляд подростка был прикован к Верджилу, в ярких серебристых глазах застыла мольба. Ледяной демон Верджил Спарда повернулся к нему спиной и неторопливо прошел к своему джипу. Оказавшись в салоне, он достал из бардачка фляжку с коньяком и сделал несколько больших глотков.
Война принесла в этот город осень и холод — в сердца людей.
Но серебро в глазах — от рождения.
***
Предназначенных для продажи мальчиков держали в здании бывшей текстильной фабрики. Верджил припарковал свой джип у входа. Он не был до конца уверен, почему он это делает. Еще один глоток коньяка. Жидкость неожиданно обожгла горло.
Верджил Спарда никогда не сомневался в принятых решениях.
Дежурный был и удивлен, и напуган неожиданным визитом из Командной Секции.
— Я ищу мальчика, доставленного сегодня утром из Гизелл. Около тринадцати лет, платиновые волосы и серые глаза.
Дежурный на мгновение задумался и кивнул.
— Следуйте за мной, сэр.
Он достал ключ, маркированный 3-12, открыл железную дверь и жестом пригласил Верджила идти за собой.
В огромном помещении нестерпимо воняло мочой. Вдоль стен тянулись ряды клеток, в которых держали маленьких пленников. Многие спали, тесно прижавшись друг к другу, некоторые только делали вид, что спят. Спарда отчетливо ощущал витавшие в воздухе страх, боль и отчаяние. Конечно, ведь эти дети знают, что их ждет. Он поморщился, но дежурный решил, что этому есть другая причина, и поспешил объяснить:
— Вонь от канализационной трубы, сэр. Вот она, проходит через помещение. Комендант считает туалеты слишком большой роскошью.
Верджил не ответил. Он пытался найти взглядом беловолосого подростка. Дежурный перехватил его взгляд.
— Нам пришлось поместить его в отдельную комнату, сэр. Он… болен. Мой помощник говорит, что потребуется не меньше двух недель, прежде чем его можно будет показать покупателям.
Они остановились в конце зала перед рядом дверей. Дежурный открыл одну из них и щелкнул выключателем.
— Оставайтесь здесь, — приказал Верджил и шагнул внутрь.
Комната была совсем маленькой, примерно два на два метра. Единственным предметом мебели была узкая складная койка, на которой спал мальчик. Его дыхание было прерывистым, щеки горели нездоровым румянцем. Верджил откинул тонкое грязное одеяло. Рубашка мальчика была пропитана кровью. Приподняв ее, Верджил обнаружил следы хлыста на бледной коже, кровоподтеки и ссадины.
Ледяной демон скрипнул зубами. Его внимание привлекло безобразное клеймо на нежной детской шейке. Поставленный раскаленным железом ноль с точкой внизу. Зеро.
Верджил знал, что рабов клеймят с помощью специальной краски, нанося цифровой шифр, содержащий информацию о расе и возрасте. Кто-то хотел причинить мальчику боль. И что означает зеро?
— Мама…, — прошептал мальчик, не открывая глаз. — Ты… ты жива…
Потрескавшиеся губы растянулись в подобии улыбки. Он бредит. Верджил осторожно прикоснулся к его лбу. У мальчика сильный жар.
— Мне холодно, мама… пойдем домой, хорошо?
Верджил снял шинель, закутал в нее мальчика и взял его на руки.
— Конечно, — прошептал он в маленькое ушко. — Мы пойдем домой.
Маленькое создание зарылось лицом в его мундир.
— Тепло…
Дежурный удивленно смотрел на них. Верджил сдвинул очки на кончик носа и подарил ему холодный взгляд серебристых глаз.
— Мальчик умер, — отчетливо проговорил ледяной демон. — Вы кремировали тело.
Дежурный кивнул.
— Что означало его клеймо?
— Мы не смогли определить его расовую принадлежность, сэр. Мы ни с чем подобным раньше не сталкивались…
Ледяной демон погладил мягкие волосы ребенка.
«Я отведу тебя домой. Только это будет твой новый дом».
***
— Я слышала, у тебя появился домашний любимец.
Верджил не ответил. Триш потянулась и отбросила за спину свои роскошные волосы, обнажив безупречной формы грудь.
— Маленький белый котенок с перебитой лапкой.
— Это не твое дело, — Верджил достал из лежавшего на столе портсигара сигарету и закурил. Его мысли витали далеко отсюда, там, где «котенок» приходил в себя после болезни.
— Повелителю это не понравится. Он военнопленный, ты сам понимаешь. Что ты вообще будешь с ним делать?
Верджил неопределенно пожал плечами. Триш выскользнула из постели, не удосужившись прихватить с собой хотя бы покрывало, пересекла комнату и опустилась ему на колени.
— Или тебе нравятся молоденькие мальчики? Неужели он привлекательнее, чем я?
Пальцы Верджила нежно скользнули по ее щеке и сомкнулись на горле.
— Как я уже сказал, это не твое дело. А теперь мне нужно идти, — он отпустил женщину и ссадил ее с колен. Триш потерла горло.
— Ты и в самом деле ледяной демон.
Он оделся, убрал портсигар в карман и ушел, как всегда, не прощаясь.
— Что это за мальчишка? — прошептала Триш. — Что он сделал, чтобы растопить твое ледяное сердце?
***
Прошло пять дней с того момента, как он забрал мальчика. На третий день наступил кризис, после чего найденыш пошел на поправку. Он уже мог ходить сам, но отказывался от еды и ни с кем не разговаривал. Врач, лечивший его, говорил, что большую часть времени мальчик сидел в темном стенном шкафу, время от времени выбираясь, чтобы попить или сходить в туалет. Когда вместо воды ему предложили куриный бульон, чашка осталась нетронутой.

Верджил добрался до особняка уже затемно. В прихожей его встретили врач и домоправительница, леди Неван.
— Все по-прежнему. Он в порядке, хотя еще очень слаб. И он ничего не ест.
— Он будет есть, — Верджил повесил шинель на вешалку. — Когда будут накрывать на стол, пусть поставят прибор для него.
Неван уже привыкла к причудам хозяина и возражать не стала.
Верджил поднялся по винтовой лестнице на второй этаж и прошел по коридору к одной из гостевых комнат. Сердце почему-то билось чаще, чем обычно. Верджил постучал, прислушиваясь к движению внутри комнаты. Тишина. Там никого нет. Верджил толкнул дверь.
Это была небольшая хорошо освещенная комната с мягким ковром на полу. Кровать выглядела так, словно ее ни разу не разбирали, на письменном столе стоял поднос с нетронутым обедом.
Шкаф, вспомнил Верджил. Он медленно открыл дверцу, позволяя свету проникнуть внутрь. Мальчик сидел там, сжавшись в клубок и уткнувшись лбом в колени. Новая одежда была ему велика.
— Ты боишься? Не надо, — Верджил сел рядом с ним. Ответа не последовало, только внимательный взгляд нечеловеческих серебристых глаз.
— Это твой новый дом.
Тихий вздох.
— Я…, — хрипло прошептал мальчик. Верджил провел рукой по его мягким волосам.
— Не бойся. Все будет хорошо. Ты должен быть сильным, чтобы пройти через эту войну и стать тем, кем должен.
Мальчик всхлипнул. Его хрупкие плечи тряслись от рыданий. Верджил нежно гладил его по голове, пока всхлипывания не стихли.

Пройдет много лет, прежде чем Верджил снова увидит его плачущим.


Добавлено:
Chapter 2. Rose

С того дня, как мальчик с серебристыми глазами поселился в особняке Верджила Спарды, прошло почти три года. Он заметно подрос, в движениях появилась кошачья грация — результат ежедневных упражнений с мечом. В фехтовании он делал успехи, как, впрочем, и в других предметах. Верджил не нанимал для него учителей, предпочитая заниматься образованием воспитанника самостоятельно. Жаль только, что времени на это катастрофически не хватало.

Верджил возвращался домой после почти двухмесячного отсутствия.
Июль в этом году выдался на удивление жарким, словно впитал в себя энергию гремящих на юге страны боев, взрывы и напалм. Под палящими лучами солнца джип превратился в духовой шкаф на колесах. Верджил утешал себя мыслью о том, что через пару часов он окажется дома и сможет насладиться прохладным душем и большим стаканом чего-нибудь освежающего.
Пропитанная потом рубашка прилипла к спине. Омерзительно. Верджил вытер лоб платком и глубоко вздохнул. Холодный душ… чистая одежда… стакан ледяного пива… Перед его внутренним взором возник отчетливый образ этого стакана, по стенкам которого стекают капельки воды, стакана, до краев наполненного янтарным напитком… Ледяной демон облизнул пересохшие губы. Он знал, что к его приезду все будет готово. На его домоправительницу всегда можно было положиться. Правда, у этой идеальной во всех отношениях леди имелся один крошечный недостаток. Леди Неван была суккубом. Но ведь это такая мелочь, верно?
Поглощенный своими мыслями Верджил не заметил выбоину на дороге. Джип ощутимо тряхнуло. Верджил выругался вслух. Весь оставшийся путь он не отвлекался на мечты о холодном пиве.

Особняк встретил его желанной прохладой и тишиной, нарушаемой лишь гудением кондиционеров.
— С возвращением, сэр, — возникшая из ниоткуда Неван опустилась в глубоком реверансе. Верджил кивнул в ответ.
— Ванна и чистая одежда ждут вас, — сообщила домоправительница. — Обед будет подан через сорок минут.
— Спасибо, Неван, — Верджил направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Демоница улыбнулась своим мыслям и растворилась в тени.
Дверь в ванную была приоткрыта, и Верджил видел, как играют на выложенных кафелем стенах блики. Не удосужившись закрыть до конца верь, он сбросил вонючую, пропитанную потом форму и с наслаждением погрузился в воду. Ощущение прохлады на раскаленной коже заставило его застонать от удовольствия. Великолепно… Просто великолепно…
Верджил просто лежал, закрыв глаза и ни о чем не думая. Кажется, он даже задремал…
— Верджил-сама…
Ресницы ледяного демона дрогнули.
— Я так рад, что вы наконец-то вернулись, Верджил-сама.
Не нужно даже открывать глаза, чтобы узнать, кто это.
— Я тоже этому рад, Данте.
***
Вечером Неван принесла в кабинет Верджила поднос с чаем, булочками и пепельницу.
Хозяин кабинета расположился за массивным письменным столом. Данте забрался с ногами в глубокое кресло. Все-таки Триш была права, называя его котенком — все повадки точь-в-точь кошачьи. Иногда Верджилу мерещилось, что из небрежно («Стильно!») растрепанных волос воспитанника торчат острые кошачьи ушки.
— Я вижу, ты усердно занимался в мое отсутствие, — Верджил достал из портсигара четвертую за вечер сигарету. — Ты заслужил небольшие каникулы. Никаких уроков, кроме фехтования, в течение недели.
— Круто!... Я хотел сказать, хорошо. Спасибо, Верджил-сама.
У Данте всегда плохо получалось скрывать свои истинные чувства. Самоконтроль, которым так гордился его опекун, у воспитанника практически отсутствовал.
Еще не было девяти, когда Данте попросил разрешения уйти, добавив, что от жары его все время в сон. Краешком сознания Верджил уловил исходящее от него беспокойство. И разрешил.
Когда за воспитанником закрылась дверь, ледяной демон налил себе еще чаю, бросил в чашку кубик льда и сделал большой глоток.
— А теперь, Неван, будь любезна, расскажи, что здесь происходило, пока меня не было.

В своей комнате Данте проверил дверной замок и на всякий случай заклинил ручку стулом. Удовлетворенно кивнув, он пристегнул к ремню джинсов парные кобуры, из которых выглядывали рукоятки пистолетов, и подошел к раскрытому окну.
Жители города в большинстве своем предпочитали не выходить на улицу по ночам. Данте их не понимал. На его взгляд, ничего страшного по ночам не происходило.
Он ловко спустился вниз, удачно разминувшись с кустами шиповника. Сторожевые псы, которых выпускали на ночь, благоразумно спрятались при его приближении. Сильнее они боялись только Верджила-саму.
Перелезть через трехметровый забор тоже не было проблемой.
***
… Выпад, блок, разворот, снова выпад…
— Атакуй. Сильнее.
Выпад. Блок. Разворот. Жарко. Пот застилает глаза. Выпад. Блок. Тело автоматически выполняет заученные движения, а разум далеко-далеко…
Выпад… Блок… Разворот…
Жарко…
…Меч вылетает из руки, холодное лезвие прикасается к горлу.
— Что с тобой сегодня?
— Простите, Верджил-сама.
От этих глаз невозможно оторваться. В них хочется утонуть, сгореть в пламени, пляшущем в глубине зрачков.
Жарко…
— Хватит. Меня тоже утомляет эта жара.

Прохладная вода струится по гибкому худощавому телу, капает с отливающих платиной волос. Постояв немного, Данте снова включил воду, на сей раз сделав ее умеренно теплой.
Это стало наваждением, навязчивой идеей, от которой нужно избавиться. Нужно вырвать это из себя, иначе он просто сойдет с ума. Так ведь не должно быть. Это неправильно.
Данте протянул руку за мылом. Закрыв глаза, он представил, что это другие руки бережно массируют его кожу… Другие руки гладят его тело, и в шуме воды слышится голос, который шепчет его имя и называет его…
Данте до отказа выкрутил вентиль и в течение минуты стоял под ледяным водопадом, прикладывая героические усилия, чтобы не отскочить в сторону. Когда в голове прояснилось, он выключил воду, вышел из душа и принялся яростно вытираться.

Верджил задумчиво крутил в пальцах зажигалку. На столе перед ним лежал конверт, подписанный тонким почерком Триш. Триш не любила телефоны, предпочитая писать перьевой ручкой на первосортной бумаге с золотым обрезом. И обязательно чернилами цвета запекшейся крови.
В этой записке она сообщала, что хотела бы увидеть его завтра в своем доме, в восемь вечера.
Она назначила ему свидание.
Эти отношения начинали его утомлять так же, как проклятая жара. Верджил смял записку, бросил ее в пепельницу и чиркнул зажигалкой. Потом откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Внизу, в гостиной Данте по-кошачьи растянулся на диване.
— Можно мне еще мороженого, Неван?
— Это уже четвертая порция, сладкий. Ты простудишься. И как в тебя только влезает?
— Оно же вкусное…
Верджил улыбнулся.
Завтра он встретится с Триш. Это будет их последняя встреча.
***
— Атакуй. Сильнее.
Выпад. Блок. Разворот.
Жарко…
Раствориться в серебре…
— Аргх!
Лязг металла о металл. Воздух словно взорвался вспышками ударов и движений. Ярость. Страсть. Выпад, еще один, блок, поворот, снова удар. Недостаток техники с лихвой компенсировался энтузиазмом и жаждой одержать победу.
Жарко…
…Меч вылетает из руки, холодное лезвие прикасается к горлу.
— Поздравляю. Ты сумел меня обезоружить.
Данте смущенно улыбнулся. Верджил крайне редко хвалил его на уроках фехтования.
— Я не знаю, как у меня это получилось.
— Если один раз получилось, то получится и потом, верно?
Перед началом тренировки Данте снял футболку, и теперь влажная от пота кожа блестела на солнце. Волосы растрепались еще сильнее, чем обычно. Верджил невольно залюбовался им. Очаровательное создание, картина, достойная кисти лучшего из живописцев…
Он вспомнил одну фразу, которую вскользь обронила Неван во время их разговора в тот вечер, когда он вернулся домой.
Самоконтроль. Главное — самоконтроль.
Данте круто развернулся и чуть ли не бегом кинулся в дом.

Это жара, это проклятая жара, твердил он про себя, дрожащими руками открывая кран с холодной водой. Все из-за жары.
Почему, почему все должно быть именно так?
Верджил-сама спас его, взял в свой дом и заботился о нем. Данте был глубоко благодарен ему, но разве благодарность может принимать такие формы? Это ведь неправильно. Данте в отчаянии впился зубами в руку. Ему хотелось выть от охватившей его тоски и безысходности. Он должен вырвать это из себя или сдаться. Одно из двух.
Вернувшись в свою комнату, Данте достал из ящика стола серую папку-скоросшиватель — результат месяца кропотливых поисков, нервотрепки и бессонных ночей. На обложке черным маркером было выведено имя. Ева Редгрейв.
***
Свет был приглушен, тяжелые портьеры задернуты. Верджил по привычке расположился за письменным столом и наблюдал, как Триш ставит в вазу принесенные им розы. Семь белых роз, белых, как волосы его котенка…
Он знал, что сначала будет шампанское (мерзость…), потом ей захочется долгой прелюдии. Он знал сценарий наизусть, и это раздражало его.
Эти отношения длились уже достаточно давно, чтобы любые чувства умерли, не оставив даже воспоминаний о себе. Да, Триш была умной и красивой женщиной, остроумной собеседницей и умелой любовницей, но их роману с самого начала не хватало остроты. Это был даже не роман, а просто секс, обоюдное удовлетворение. Она ревновала его, но эта ревность была без огня, словно Триш делала это потому, что так надо. Она знала о его интрижках на стороне и делала вид, что злится на него. Верджил пытался вспомнить, чем именно она привлекла его. На самом деле это он привлек ее. Ей нравились холодные мужчины.
Он закурил. Она приблизилась к нему, забрала сигарету и сделала пару затяжек. Верджил смотрел на нее снизу вверх, на ее роскошную фигуру, облаченную в шелковое кимоно, и чувствовал, как глубоко внутри поднимается острое желание причинить ей боль, стереть эту насмешливую полуулыбку с накрашенных губ, заставить ее показать истинное лицо.
— Император выказывал желание посмотреть на твою игрушку, — сообщила Триш, выпустив тонкую струйку дыма. — Почему бы тебе не взять его с собой на прием в следующий вторник?
Взять его с собой? Отвести в мир лживых улыбок и искусственных добродетелей? В мир, где по нему будут скользить оценивающие липкие взгляды, а за спиной будут раздаваться шепотки? Люди будут верить лишь тому, что придумают сами. Для них Данте будет просто игрушкой Ледяного демона, личной шлюхой, и они никогда не поверят в то, что в жилах этого мальчика течет темная кровь демона с примесью человеческой и что это главная причина, по какой Верджил взял его под свое крыло. Нет, они увидят лишь красивую куклу…
Верджил Спарда ненавидел людей.
…Триш испуганно взвизгнула, но он не обратил на это ни малейшего внимания. Отросшими когтями он методично рвал ее кимоно, превращая его в ровные полоски шелка и одновременно избавляясь от собственной одежды — гораздо аккуратнее, ведь ему предстояло возвращаться домой. Запах этой женщины, тяжелый, пряный, раздражал демона, сводил его с ума, искусственный запах, такой же, как и она сама, с ее гримом и нарисованной улыбкой. Он хотел снять с нее маску и увидеть, какова она на самом деле.
Он уложил ее на кровать и сам лег сверху, хрипло рыча и разрывая когтями тонкое кружевное белье. В ее глазах отразился первобытный ужас, когда она ощутила под руками не кожу, а прочную чешую демона, и Триш закричала, пытаясь сопротивляться. Тогда Верджил просто ударил ее. Когти оставили кровоточащие бороздки на щеке женщины, и он быстро слизнул выступившие темные капли. Даже у крови был искусственный привкус.
— У меня только одна игрушка, — прорычал он в ее ухо. Она жадно хватала ртом воздух.
— Пожалуйста…
Он раздвинул коленом ее бедра и грубо вошел в нее, заставив женщину закричать от боли. Грубо и жадно, так, как она того заслуживает. Это не любовь и не секс, это просто удовлетворение первобытных инстинктов, древнее, как кровь, как ярость и гнев… И к черту самоконтроль.
Он вздрогнул, изливаясь в нее, чувствуя, как ее плоть сжимается вокруг него, и открыл глаза. Он знал, что увидит ее истинное лицо.
По щекам Триш текли слезы, смывая грим. Прекрасные волосы потемнели от крови. Тридцатилетняя женщина, начинающая стареть, смертельно напуганная первыми, пока еще незаметными признаками того, что ее молодость и красота уходят, и вместе с ними уходит ее власть над мужчинами. Настоящая Триш.
Она лежала без движения, пока он принимал душ, и Верджил отстраненно подумал, уж не убил ли он ее. Однажды он уже убил случайную партнершу — давным-давно… Когда он вернулся в спальню и начал одеваться, Триш тихо застонала. Верджил даже не повернул головы. Застегнув пиджак, он бросил быстрый взгляд на зеркало и вышел из комнаты.
Он знал, что горничные позаботятся о своей госпоже.


... Данте тупо смотрел на разбросанные по столу бумаги и лежащую поверх черно-белую фотографию. Длинные пальцы нервно перебирали серебряную цепочку с подвеской. Это было единственное украшение мамы, она очень дорожила им. Она говорила, что эту подвеску подарил ей его отец. Алый камень переливался в свете настольной лампы.
Она мертва.
И он ничего не мог поделать. Он не смог спасти ее. Если бы он начал поиски раньше, то, возможно, успел бы забрать ее из лагеря. Тогда она была бы жива…
Ее больше нет.
Данте осторожно погладил фотографию. На ней мама улыбалась своей немного грустной улыбкой. Даже когда она была счастлива, улыбка все равно была грустной. Почему?
Теперь он остался один.
Ему захотелось найти Верджила-саму и рассказать ему все. Но Данте знал, что кроме него в доме только Неван и слуги. Плакаться домоправительнице было ниже его достоинства.
Он не плакал. В этом нет смысла, ведь слезы не вернут мертвых. Он дал себе слово, что никогда больше не будет плакать. Потому что слезы вызывали воспоминания. Воспоминания о теплой руке Верджила-самы, скользящей по его волосам, воспоминания о резковатом запахе, об успокаивающих нотках в голосе. Наверно, все началось именно тогда, только он сам был еще слишком глупым, чтобы понять все это. Для того, что он чувствовал, существовало красивое слово «любовь». Но разве можно любить кого-то одного пола с тобой? Для этого существовало не менее красивое словосочетание «содомский грех».
Данте криво усмехнулся. Слово «грех» стало пустым звуком, когда он узнал правду о своем происхождении. Верджил-сама рассказал ему о демонах. Серебристые глаза и белые от природы волосы никак не могут принадлежать человеку. А значит, для него больше нет тех правил и запретов, о которых говорила мама. Значит, он волен сам выбирать, какой дорогой идти. Волен сам выбирать, кого любить.
Но это неправильно! Неправильно! Неправильно!
Бритва лежала на раковине, и ее лезвие тускло блестело в свете ламп. Данте попробовал пальцем — острое, на подушечке выступила темно-красная капля. Он машинально слизнул ее, заметив, что от пореза не осталось и следа.
Темная кровь. Проклятая, темная, нечеловеческая кровь цвета увядших роз. Розы гибнут без воды. Вода — это любовь.
Верджил-сама сейчас вместе с той женщиной…
Мама умерла…
А розы гибнут без воды…
Данте закусил губу. На его лице появилось выражение сосредоточенности.
Бритва была острой. Каждый взмах оставлял алый кровоточащий след. Следы складывались в буквы, а буквы — в имя. Но когда он вырезал последнюю, остальные уже исчезали без следа. Данте убрал бритву в карман и вернулся в свою комнату. В нижнем ящике стола были спрятаны кое-какие личные вещи, в том числе стеклянный пузырек с прозрачной зеленоватой жидкостью. Человек, продавший его Данте, утверждал, что жидкость — это особый яд, который, попадая в раны, не дает им заживать. Сейчас у него появилась возможность это проверить.
***
Часы в гостиной пробили половину первого. Верджил налил себе полстакана виски, разбавил водой и залпом осушил стакан. После этого стало немного легче.
Неван сказала, что с того момента как он ушел, Данте закрылся у себя в комнате и не выходил. Кажется, он занимался. По крайней мере, она видела какие-то бумаги у него на столе, когда приносила ему чай с бутербродами и очередную порцию клубничного мороженого. Наверно, он сейчас уже спит. Верджил ощутил желание увидеть своего воспитанника. Просто увидеть.
Он поднялся наверх, прошел к комнате Данте и осторожно повернул ручку. Открыто. В комнате горела настольная лампа. Сам хозяин спал на животе, обняв подушку. Верджил хотел подойти ближе, но его взгляд вдруг выхватил разбросанные по столу бумаги. Интересно, что это?
Первой бросилась в глаза черно-белая фотография, на которой была изображена женщина с длинными светлыми волосами и грустной улыбкой, одетая в простое темное платье. Рядом с фотографией лежал кулон на серебряной цепочке. Алый камушек, оправленный в серебро. Верджил некоторое время изучал фотографию. У женщины были тонкие чувственные губы, как у Данте, и тот же разрез глаз. Его мать, догадался ледяной демон.
Одна из бумаг оказалась свидетельством о смерти, сообщавшим, что Ева Редгрейв умерла зимой этого года во время эпидемии пневмонии. Верджил оглянулся на спящего мальчика. Тот перевернулся на бок, выпростав левую руку из-под подушки.
— Верджил-сама…
Ледяной демон сел на кровать рядом с ним.
— Я здесь.
Воспитанник зевнул и потер глаза рукой, забинтованной от запястья до локтя.
— Вы уже вернулись, — хрипло прошептал он. — Или мне снится?
На бинтах виднелись темные пятна.
— Что у тебя с рукой?
— Порезался, — пробормотал Данте, снова закрывая глаза. — Ничего страшного…
— Дай мне посмотреть, — Верджил взял его руку и когтем вспорол бинты. Порезался. И не один раз. Глубокие кровоточащие следы складывались в буквы, а буквы складывались в слово. Точнее, в имя.
Верджил наклонился и осторожно обвел кончиком языка первую букву, слизывая кровь. По телу воспитанника пробежала дрожь.
— Верджил-сама…, — прошептал он, безуспешно пытаясь высвободить руку. — Я… я…
— Объясни мне, что это значит, Данте. Я прошу.
Порезы вновь стали кровоточить. Верджил слизнул выступившие капельки и внимательно посмотрел в мерцающие серебристые глаза. Данте судорожно сглотнул.
— Это… это бесполезно, Верджил-сама. Я втер в них яд, чтобы они не заживали.
И конечно, теперь они горят огнем, и тебе очень больно, глупый котенок. Но ты не подаешь виду и даже находишь силы улыбаться своей очаровательной улыбкой, которая сводит с ума.
— Зачем ты это сделал? — Верджил притянул его к себе. Скажи, скажи наконец, зачем ты истязал себя, я же вижу, что тебе больно!
Данте выскользнул из его объятий и принял знакомую позу — колени к подбородку.
— Я люблю вас.
Верджил гордился своим самоконтролем, но такое заявление было словно удар в солнечное сплетение.
— В таком случае..., — он запнулся, не зная, что сказать. Котенок выжидающе смотрел на него, как несправедливо осужденный смотрит на судью, ожидая вердикта. Все это не притворство, он сказал правду, которую давно хранил в себе. Такой контраст — искреннее любящее сердце после искусственных чувств той женщины…
— Мы можем перейти на ты, — Верджил протянул руку и нежно коснулся его щеки. Данте негромко заурчал от внезапно нахлынувшего счастья.
Если розы могут чувствовать, то, скорее всего, именно так они чувствуют воду…

…Утром он тихо выскользнул из постели, чтобы не потревожить спящего зверька, и вышел из комнаты.
Верджил никогда не мог и представить, что так может быть. По крайней мере, что так может быть с ним. Он улыбнулся, вспоминая тепло Данте и его запах — свежий, приятный… Пусть спит. Когда он обнаружит, что его персональный обогреватель сбежал, то, разумеется, проснется и обидится на весь мир, решив, что над ним жестоко подшутили.
И тогда очень кстати будет вазочка с клубничным мороженым, политым расплавленным шоколадом.

Я страдаю фикрайтерством, грешна, но пытаюсь исправиться. Вот, попытка сделать не фик, а что-то чуть больше...

Название: Божественная Комедия Овердрайв.
Часть первая.

I live in the bright light,
Walking in the dark midnight,
Skin pale from the street light,
Kill time nothing to do,
Inside looking outside,
Clawing at the door shut tight,
You can't run and you can't hide
White lies fearing the truth
Gravity Kills “Inside”


Казалось, что бар «Планета любви» существовал с самого начала времен или, по крайней мере, с момента закладки Метрополис-сити. Это двухэтажное здание оставалось неизменным на протяжении десятков лет, как не менялось и внутреннее убранство бара, презирая текущую моду и научно-технический прогресс. Допотопная неоновая вывеска мигала сиреневым, привлекая клиентов. Внутри царил дымный полумрак, из которого доносилась музыка и стук бильярдных шаров. Да-да, в «Планете любви» можно было поиграть в настоящий, не электронный бильярд, посмотреть на живых стриптизерш и выпить настоящего алкоголя. Хозяйка, высокая рыжеволосая Люсия Феррино, унаследовала бар от своего прадеда Энзо и всячески старалась поддерживать хорошую репутацию «Планеты любви». А репутация эта стоила дорогого, ибо бар являлся нейтральной территорией, где заключались договора между наемниками и их клиентами. И конечно, как и ее прадед, Люсия занималась кое-какими темными делишками под прикрытием своего заведения, имея некоторый процент со всех сделок, принимая контракты и потихоньку приторговывая оружием и наркотиками.
«Я просто живу и не мешаю жить другим», — говорила она о своей деятельности и добавляла, что у девушки должны быть свои маленькие радости в жизни.
«Планета любви» — островок стабильности в неспокойной жизни Метрополиса — каждый вечер гостеприимно распахивала двери для всех желающих. Так паук гостеприимно раскидывает свои сети.

Мэддок заметил мальчишку первым. Так уж получалось, что он всегда обращал внимание на «крепкие юные задницы».
Дэнверс увидел паренька парой секунд позже.
Лет четырнадцать-пятнадцать, не больше, но не по годам высокий. Худощавый, гибкий мальчик, как раз во вкусе Мэддока, насколько Дэнверс знал своего напарника. Тот уже исходил слюной, глядя на точеную фигурку, приближавшуюся к ним. Темные джинсы, низко сидящие на стройных бедрах, футболка с эмблемой какой-то рок-группы и потертая кожаная куртка — мальчик хочет выглядеть крутым. Маленькая ходячая неприятность, так Дэнверс охарактеризовал его про себя. На зрение он никогда не жаловался, спасибо фирме «Цейс» и их искусственным хрусталикам, и сумел разглядеть еще кое-что, что его совсем не обрадовало. На шее мальчика висело распятие, стилизованное под кельтский крест и украшенное алым камнем. Перевернутое распятие.
«Осторожней, Мэддок. Лучше не трогай этого парня…», — Дэнверс предупреждающе посмотрел на напарника, но тот никак не отреагировал.
Вот мальчишка проходит мимо их столика, Мэддок ловит его за руку и затаскивает к себе на колени. Жертва ошеломленно хлопает ресницами. Симпатичный. Нежная кожа, яркие глаза и очень светлые, кажется, совсем белые волосы.
— Привет, сладенький, — хрипло проговорил Мэддок, поглаживая бедро мальчика. — А что ты здесь делаешь, совсем один?
Дэнверс сделал вид, что его вырвало в тарелку. Чертов педераст, когда-нибудь он нарвется на неприятности!
Мэддок продолжал пудрить мальчишке мозги. Дэнверс сплюнул и повернулся к сцене, с преувеличенным вниманием разглядывая красотку-блондинку, извивавшуюся у шеста. Вот это высший класс! Все при ней, и личико, и фигурка на уровне, а волосы…
— … твою мать!!!!!! — заорал Мэддок.
Дэнверс обернулся. Мальчишка стоял рядом с Мэддоком, зажимавшим ладонью ухо. Между пальцев текла кровь. Мальчик спокойно наклонился и выплюнул на тарелку Мэддока кусок окровавленной плоти. Потом лизнул Мэддока в щеку и что-то прошептал. Глаза Мэддока округлились. Мальчик достал из кармана куртки носовой платок, аккуратно вытер кровь с губ и подбородка, застенчиво улыбнулся Дэнверсу и двинулся к стойке бара.
— Этот гаденыш…, — выдохнул Мэддок. — Этот гаденыш сказал, что в следующий раз засунет мне в задницу 45-ый калибр и нажмет на курок!
Наблюдавшая за этой сценой Люсия усмехнулась про себя и повернулась к новому клиенту.
— Привет, малыш, — ее белые от постоянного употребления синтетической марихуаны губы тронула дружелюбная улыбка. — Чем могу помочь?
— Мне нужна работа, — ответил мальчик. — Настоящая работа, без дураков.
— Правда? И что же ты умеешь?
— Убивать, — он поднял на Люсию невинный взгляд юного ангела, недавно свалившегося с небес и готового вкусить греха.
Люсия знала, что именно так смотрят самые безбашенные из солдат удачи. Ну а самые безбашенные получаются из подобных очаровательных мальчишек, если не гибнут в первые два-три месяца своей карьеры. Те же, кто смог выжить, достигают невероятных высот за сравнительно короткий срок. Она давно научилась не жалеть их. Парни ищут смерти, зачем мешать?
— Хорошо, — сказала Люсия. — У меня как раз есть подходящее задание для тебя.
Кто знает, может из него и выйдет толк… Прадедушка как-то рассказывал об одном парне, которому не было равных в их деле. Волосы того парня тоже были седыми. Но это уже совсем другая история.

1. Something rotten.

Узкий переулок петлял между домами, выводя к черному ходу «Планеты любви». Жизнь в переулке бурлила, насколько может бурлить жизнь на изнанке города. Здесь можно было только идти, ибо многочисленные киоски и витрины, выставленные прямо на проезжую часть, затрудняли движение транспорта, даже двухколесного.
Данте остановился возле одного ларька и купил нечто с непроизносимым кавказским названием, представлявшее собой нанизанные на нитку орешки в застывшем виноградном сиропе. Запрокинув голову, он стащил зубами с нитки один орешек. Вкусно. Прокладывая себе путь сквозь толпу и киоски, наемник двинулся дальше.
Заплеванный асфальт ложился под ноги, поблескивая затянутыми радужной пленкой лужами и цветными обертками от сладостей и сигарет. Одна из них жалобно хрустнула под подошвой армейского ботинка Данте. Типичная картина в Нижнем Городе — грязь, обшарпанные лавчонки и забегаловки, предлагающие блюда китайской кухни и разнообразные сладости, усталые запуганные люди, шарахающиеся от собственной тени.
Он откусил еще кусок ореховой «сосульки» и вдруг ощутил, что запутался в собственных ногах. Извернувшись по-кошачьи, Данте умудрился сохранить равновесие и даже не уронил орешки.
— Вашу мать! — процедил сквозь зубы наемник.
В нише между ларьком с сигаретами и мусорным контейнером лежал какой-то парень в грязном тряпье. Лицо наполовину скрыто маской шлема ВР, засаленные дреды собраны в два хвоста по бокам головы, в зубах потухшая самокрутка. Ноги парня были вытянуты — об них-то Данте и споткнулся.
Это был один из тех, кого на местном жаргоне называли виртоголиками или, сокращенно, виртиками — несчастные, пристрастившиеся к Сети как к наркотику, не способные больше воспринимать реальный мир. Они становились практически растениями, забывавшими о пище и отдыхе, и потихоньку умирали от истощения. На мгновение Данте захотелось пристрелить бедолагу и избавить его от мучений, но, тем не менее, он сдержался. Виртик все равно умрет, неважно когда — сейчас или через месяц.
Он отошел от парня шагов на десять, когда за спиной послышалось странное сипение. Данте обернулся. Ноги виртика, торчавшие из-за мусорки, судорожно дергались, отбивая странный ритм на асфальте. Эпилептик? Возможно. Проходившая мимо ниши женщина испуганно вскрикнула. Виртик бился, словно к его телу подключили 220 вольт, по подбородку текла слюна. Потом конвульсии резко прекратились.
— Кр-р-ра…, — пробормотал парень, неуклюже поднимаясь на ноги. Данте удивленно приподнял бровь. Он всю свою сознательную жизнь думал, что виртики не умеют говорить, по крайней мере, не в реале. Виртик протянул к нему руки со скрюченными пальцами и неуверенно шагнул вперед. Происходящее напоминало сцену из старинного фильма ужасов с ходячими мертвецами. Только финал у этой сцены оказался совсем другим.
Парные пистолеты удобно легли в ладони.
Виртик затрясся под свинцовым градом и неуклюже рухнул на асфальт. Данте подошел ближе и пнул его носком ботинка. Виртик не шевелился. Тогда Данте сорвал с него шлем ВР. С бледного худого лица смотрели в небо темные провалы глазниц. Потом, присмотревшись, Данте понял, что зрачки виртика невероятно расширились, заняв не только радужку, но и склеру.
На всякий случай, да и чисто по привычке, он сделал контрольный выстрел.

— Какая-то укуренная сука напала на меня в переулке за баром, — сообщил наемник. Он уютно устроился в глубоком кресле, перекинув скрещенные ноги через подлокотник, и сразу завладел банкой имбирного пива. Люсия прекрасно знала, что он не выносит алкоголь, и старалась приберечь для него что-то безалкогольное.
— Угу, — отозвалась женщина, не отрываясь от бумаг. Данте открыл банку и сделал жадный глоток.
— Надеюсь, тело уже убрали. Этот виртик неэстетично смотрелся. Голова грязная, одежда в каком-то дерьме… если это вообще можно было назвать одеждой, — он отхлебнул еще пива и поставил банку на подлокотник. — Глаза у него были странные. Один сплошной зрачок. Не знаешь, что дает такой эффект?
— Понятия не имею.
— Жалко…, — Данте залпом опрокинул в себя остатки пива и по-кошачьи потянулся. — Есть что-нибудь интересное для меня?
Люсия потерла переносицу. Иногда ее чертовски раздражала непосредственность этого восемнадцатилетнего отморозка, граничащая с редкой наглостью.
— Есть, но ты вряд ли заинтересуешься. Пятьдесят тысяч за очень специфическую услугу.
Данте закусил губу.
— Да, пожалуй, это не для меня. А что-нибудь менее специфическое?
— Извини, малыш, все уже закончилось.
Он грустно вздохнул. Сейчас он скажет, что у него закончились деньги, попросит в долг пару тысяч, и…
— Тогда я пойду?
— Подожди, — Люсия пошарила в ящике стола в поисках своих сигарет. Данте, приподнявшийся было в кресле, рухнул обратно.
— Ты что-то говорил насчет того, что на тебя напали…
— Ну да, — Данте махнул рукой и сшиб с подлокотника жестянку из-под пива. На светлый ковер капнуло немного жидкости. Люсия закатила глаза.
— Вот, — она протянула ему свежий выпуск «Метрополис Герольд». Наемник вцепился в газету и пробежал глазами открытую статью. Приятно было наблюдать, как на его ангельском лице появляется выражение крайней задумчивости.
— Так значит… это уже давно происходит?
— Последние два или три дня. Неладно что-то в Датском королевстве, не находишь? — Люсия наконец-то нашла сигареты и с наслаждением закурила.
Данте пропустил цитату мимо ушей.
— Какая-то новая болезнь?
— Кто знает…
— Здесь говорится, что приступы у всех зараженных протекают одинаково: сначала судороги, потом больной нападает на первого встречного, убивает его и умирает сам спустя пару минут. Бред какой-то, — он скомкал газету и отправил ее в корзину для бумаг. — Из-за чего же им умирать?
Люсия вытащила газету и расправила ее.
— Из-за остановки сердца. Когда ты научишься читать внимательно?
— Когда пойму, что случайных остановок сердца не бывает. А поскольку это я уже понял…
Они посмотрели друг на друга так, как могли бы это сделать крутая бизнес-леди и курьер из ее фирмы, проснувшиеся утром в одной постели.
— Если кто-то будет интересоваться этим, дай мне знать.
Люсия молча кивнула в ответ.

Домой он шел другим путем, инстинктивно избегая мест вроде того, где на него напал бешеный виртик. Поднятый воротник куртки закрывал нижнюю часть лица подобно забралу шлема. В голову лезли всякие глупые мысли.
Если бы его спросили, почему он решил взяться за это дело, Данте не смог бы ответить. Просто от самой мысли, что какая-то потерявшая человеческий облик мразь осмелилась напасть на него — на него! — становилось не по себе. А когда Данте становилось не по себе, ему хотелось убивать, причем не просто убивать, а охотиться, выслеживать добычу, загонять в угол и там безжалостно обрывать тонкую нить, что зовется жизнью.
Данте зябко поежился. Весна в этом году выдалась на удивление холодной. Нет, пожалуй, сегодня он не будет охотиться. Нашарив в кармане какую-то мелочь, наемник нырнул в подземку. Перемахнул через турникет, растолкал по дороге несколько человек и благополучно втиснулся в вагон. Со своим заработком он давно мог бы обзавестись личным транспортом — мотоциклом или авто, — но, на взгляд Данте, это было крайне неудобно. На метро можно доехать гораздо быстрее, да и охотиться удобнее на своих двоих. Перемещаясь по городу в железном «гробу на колесиках», гораздо сложнее отлавливать информацию и людей. Данте привык чувствовать город кожей, а как это делать, если ты по собственному желанию заточен в огромной консервной банке? Что до мотоциклов… При желании Данте легко мог обогнать мотоцикл. Только потом сердце начинало болеть.
Он гордился возможностями своего тела, но еще больше — тем, что в этом теле не было ни единого имплантанта. Об этом знали все, но никто не мог дать этому логическое объяснение. Завсегдатаи «Планеты любви» принимали факт, что этот мальчишка может прыгнуть на три метра вверх, перевернуться в воздухе и приземлиться на одну ногу, как нечто само собой разумеющееся.
Ему нужно было ехать еще четыре станции. Данте прислонился к стене, проигнорировав единственное свободное место в вагоне, и зарылся носом в воротник.

Лифт как всегда не работал.
Поднимаясь по лестнице, Данте пытался получить эстетическое удовольствие от созерцания граффити и чтения разнообразных, старых как мир, надписей. Попытки окончились полным провалом. Тогда он стал считать ступеньки. До нужного этажа их оставалось ровно тридцать семь.
Дверь была не заперта.
— Раздолбай, — процедил Данте. Он закрыл за собой дверь на оба замка, снял нога об ногу ботинки и прошел в комнату. Пол был засыпан обертками от шоколада и пустыми стаканчиками из-под китайской лапши. В кресле сидел подросток в видео-очках и отбивал правой рукой соло на невидимых клавишах. Пальцы мелькали с невообразимой скоростью. На левой руке красовалась перчатка-консоль. Данте в два прыжка преодолел расстояние до кресла и сорвал с паренька очки.
— Эй! — возмутился тот. — Я же работаю!
— Работаешь, да? — прошипел наемник. — Я тоже работаю! И я не хочу видеть дома бардак, когда ты работаешь! Ты меня понял, Неро?
— Отдай очки, — пискнул мальчишка.
— Отдам, когда ты приберешься здесь.
— Я доделаю и приберу! Пожалуйста!
Данте разжал пальцы, и очки непременно упали бы на пол, если бы Неро не успел их подхватить.
— Я быстро, — пообещал он, напяливая очки. Данте наградил его легким подзатыльником. Сказать, что Неро раздражал его, значит ничего не сказать. Но мальчишка был его единственным родственником, к тому же несовершеннолетним, и Данте являлся его опекуном. Он постоял немного, глядя, как Неро размахивает руками с грацией мима, и решил, что неплохо бы принять ванну.
Из крана с шипением ударила вода. Данте попробовал рукой — горячая, но не сказать, что кипяток. Подумав, он плюхнул в воду полпакетика ароматической соли, призванной «успокоить нервы и подарить незабываемое ощущение покоя». Покой нам только снится, ухмыльнулся про себя Данте. Соль пахла мятой и почему-то сосновыми иголками. Главное, чтобы хорошо растворилась, иначе опять придется ерзать задницей на твердых кристалликах и внушать себе, что это массаж ягодичных мышц. Какой тут, пардон за каламбур, в задницу массаж? Данте сбросил надоевшую за день рубашку, расстегнул джинсы и позволил им соскользнуть на пол, вышел из них и стащил носки. Один порвался на пальце. Данте забросил их в корзину с грязным бельем, вместе с трусами. Потом он загрузит все это в стиральную машину и будет сидеть рядом и смотреть, как мелькают в барабане разные тряпки. А сейчас он, обнаженный, стоял босиком на прохладном кафеле и слушал журчание воды, предвкушая кожей долгожданное тепло. Данте только сейчас в полной мере почувствовал, как он устал за день, как ноют натруженные мышцы ног и ступни, и как сильно хочется наконец-то лечь и расслабиться. Расслабиться и забыть обо всем.
Зеленоватая от соли вода наконец-то заполнила ванну больше, чем наполовину. Данте глубоко вздохнул и со стоном блаженства погрузился в воду с головой. Как хорошо! Он вынырнул, убрал с лица мокрые волосы и удобно расположился в ванне. Ради таких минут Данте готов был практически на все. Он закрыл глаза, позволив себе окончательно расслабиться. Бывало такое, что он засыпал в ванне, а потом просыпался от того, что вода остывала и лежать было уже не так уютно.
Сон подкрадывался на мягких лапах, нежно журчал ему колыбельную, касаясь щеки своей мягкой шерстью. Вода медленно переливалась через край ванны, на кафеле появились лужи — сначала много маленьких, а потом они слились в одну большую. Данте качнул головой. Он просто полежит немного, чтобы ноги отдохнули. Сон окутал его теплой влажной пеленой и внезапно превратился в грязного парня с засаленными дредами, который сомкнул руки на его горле, перекрыв доступ воздуха в легкие. Данте попытался оттолкнуть его, но почему-то не смог, и виртик забормотал что-то, скаля неровные желтые зубы. Тогда Данте предпринял последнюю, отчаянную попытку спастись: подался всем корпусом вперед и боднул виртика головой…
Он сидел в переполненной ванне, жадно хватая ртом воздух.
— Отлично, — пробормотал Данте. — Просто великолепно. Я чуть не утонул в своей собственной ванне.
Он кое-как вытер лужу на полу старой футболкой, выуженной из корзины с бельем. Футболке от этого ничего не сделается, наоборот — чище будет. Интересно, этот мелкий засранец прибрался, как обещал, или придется тыкать его носом в каждую соринку на полу? Данте не считал себя вправе воспитывать Неро, но если не орать на этого придурка, парень окончательно увязнет в матрице и превратится в виртика.
Как и час назад, Неро сидел в кресле, в очках и перчатке. Но теперь на полу не было ни соринки, на стеклянном кофейном столике стояла тарелка с двумя треугольниками пиццы и кружка с чаем. Данте подавил желание покровительственно потрепать Неро по загривку — слишком много счастья мелкому, — и уютно расположился на диване, завернувшись в махровую простыню, которая заменяла ему полотенце.
— Эй, Дэн, — Неро повернул голову в его сторону, на некоторое время прекратив жестикулировать. — Моя консоль морально устарела, мне нужна новая. А еще я хочу сменить глаза, — последние следовало понимать как «мне не нравятся эти очки», — и вживить вторую перчатку, а то неудобно пропускать провода под рубашкой.
Данте сонно посмотрел на него из-под длинной челки.
— Забудь… у нас нет денег на все это.
— А… А куда же они все делись? — удивленно выдохнул мальчишка. Он даже снял очки и уставился на Данте, словно ожидая увидеть, как тот торопливо поедает кредитные чипы.
— Твоя рука, — наемник лениво начал загибать пальцы. — Твоя учеба. Все твое барахло. Черт побери, Неро… я зарабатываю деньги, я имею право тратить их и на себя тоже! — он взял кусок пиццы и принялся есть его так же, как ел орехи в сиропе. — Если тебе так все это нужно, почему тебе не начать копить деньги, а не тратить свой заработок на китайскую жратву с доставкой на дом, журналы, сэнс-записи и прочую херню?
— Я трачу деньги не только на херню!
— Да? И что же из всего этого барахла ты купил на свои? — ехидно поинтересовался Данте, не переставая жевать. Неро не нашел, что ответить, и насупился. Вытравленные до белизны волосы упали на лоб, и Данте в очередной раз подумал, что Неро зря старается. Конечно, ему льстила мысль о том, что мальчишка считает его своим кумиром и образцом для подражания. Но зачем ударяться в плагиат: красить волосы в белый и носить серые линзы?
Он так и не понял, почему его, только-только справившего шестнадцатилетие, назначили опекуном этого недоразумения, которое в первую же минуту сообщило, что станет крутым хакером.
Пицца закончилась, на дне кружки плескалась заварка. Данте потер виски.
— Я спать, — бросил он, скатываясь с дивана. Простыня осталась на месте, ну и черт с ней. Длинный мягкий ворс ковра ласкал ступни. Данте прошел в спальню и плюхнулся на низкую кровать. Упругий матрац чуть подбросил его вверх.
Спустя пять минут он услышал, как скрипнула соседняя кровать. Маленькая квартира погрузилась в темноту.
***
В своем кабинете на тридцатом этаже Уроборос Корпорэйшн Билдинг Джонатан Аркхам нервно ходил из угла в угол, то и дело косясь на плазменный монитор своего компьютера. На письменном столе лежала потрепанная книга в кожаном переплете, раскрытая где-то посередине. Аркхам подошел к бару и плеснул в стакан виски примерно на три пальца.
Все повторяется, твердил он про себя, история ходит по кругу. В конце прошлого века, почти девяносто лет назад, перед его прадедом открылась такая же возможность, но тот упустил ее. Аркхам отхлебнул виски. Нет, он не будет таким дураком, как дед, он все предусмотрел.
Монитор осветился, на экране появилось лицо мужчины, окаймленное длинной волнистой бородой.
— Аркхам, — донеслось из динамиков.
— Ваша Светлость, — Аркхам склонил голову. — Все продвигается согласно нашему проекту.
— Почему мои подданные гибнут?
— Мы работаем над этим. Уверяю, скоро это прекратится.
Мужчина кивнул, и монитор погас. Аркхам залпом допил виски.
— Ты мог бы быть и повежливее со мной, — процедил он, потирая бритый затылок. — В конце концов, сейчас ты просто искусственный интеллект на сервере моей компании, и мне ничего не стоит стереть тебя и отправить туда, откуда ты пришел. А я, я материален. Материален!

1.2. Interlude

Танцующей походкой по ночным улицам, подставляя лицо лучам неонового света, слушать музыку города, ловить ритм, далекий и гулкий, словно удары сердца, и двигаться в такт, чувствовать, как город растворяется в тебе, бежит по твоим венам и ударяет в мозг не хуже хорошего вина. Город пахнет дымом, дешевыми сигаретами, сладкими духами шлюх, пахнет выстрелами, взрывами, горящим мусором. Давай же, ударь меня, подойди ближе! Соблазни меня, ударь меня, убей меня!
Беги от меня.
Спрячься.
Я все равно найду тебя.
Давай поиграем?
Розовая неоновая вывеска — в ее свете волосы отливают модным в этом сезоне оттенком «цикламен» — складывается в слова «Sakura no ha». Возле входа стоит японка с голубыми волосами, на ногах — туфли на умопомрачительной платформе. Она достает сигарету и с вызовом смотрит, ждет, что симпатичный гайдзин предложит ей прикурить. Симпатичный гайдзин проходит мимо, бросив на нее презрительный косой взгляд.
Внутреннее убранство — жалкая попытка скопировать элитные японские рестораны Верхнего Города. Официантка подозрительно смотрит на нового посетителя, но, узнав, кланяется и жестом предлагает пройти к столику. Он милостиво кивает, проходит к угловому столику и уютно располагается на стуле, собираясь по привычке закинуть ноги на стол, но вовремя останавливается, вспомнив, что все-таки не дома. Официантка кладет перед ним меню. Беглый взгляд, отметил ногтем пару названий. Девушка неуклюже разворачивается и уходит, видно, что она не привыкла к гэта и кимоно.
Запах рыбы, доносящийся из кухни, раздражает ноздри.
Эй, где ты?
Я жду.
Официантка приносит окономияки с креветками и маленький графин легкого сливового вина.
— Douzo, Dante-san.
— Doumo.
Терпкое вино пощипывает нёбо. Он отщипывает кусочки окономияки и отправляет в рот. Креветки вкусные…
Как истинный хищник, он мог ждать часами.
Терпкое вино, солоноватые креветки, мягкое тесто. Музыка, мигающие огоньки над баром, стук гэта. Люди за столиками, мужчины и женщины, у каждого — свой особый запах, который они пытаются скрыть с помощью одеколонов, запах пота и кожи, запах волос, дыхания, запах, который легко запомнить. Он помнит запах того, на кого охотится сегодня. Его здесь нет. Пока нет.
За соседним столиком ссорятся мужчина и женщина. Они оба больны и валят вину друг на друга — Данте чувствовал запах гнили, исходящий от обоих. Он отворачивается и делает еще глоток вина, надеясь перебить эту вонь.
Восторженный щебет на японском, в ноздри бьет запах дорогой туалетной воды. Он поднимает голову и видит свою добычу в сопровождении той девчонки, что отиралась у входа. От волнения его бросает в дрожь, руки сами тянутся к спрятанным под курткой пистолетам, но он одергивает себя. Не сейчас, иначе не будет никакого удовольствия.
Его добыча — приземистый японец лет сорока — проходит в один из кабинетов, увлекая за собой верещащую от счастья проститутку. Девица настолько рада долгожданному клиенту, что даже не замечает потягивающего вино беловолосого гайдзина, отказавшего ей. Гайдзин улыбается своим мыслям, левая рука нежно поглаживает кобуру под курткой. В такие моменты он напоминает себе кота, караулящего добычу возле мышиной норки. Сладкое предвкушение струится по венам, согревая не хуже вина. Он подозвал официантку и попросил, чтобы его столик не занимали — он вернется буквально через пять минут.
В кабинете царил интимный полумрак, сильно пахнет пачули. Из общего зала доносится музыка. Все в порядке.
— Добрый вечер, Йодзима-сан, — Данте вежливо поклонился. Жертва недоуменно смотрит на него. Кто он, этот очаровательный европеец, и откуда он здесь взялся?
— Меня прислал ваш добрый друг, Ватару Куга, — продолжал мальчик, расстегивая потертую кожанку на молнии. Значит, подарок от Куги? Но зачем, тем более… мальчик?
— Он просил передать вам…, — он изящно поводит плечами, сбрасывая куртку. Синеволосая девчонка испуганно взвизгнула, заметив парные плечевые кобуры.
Пистолеты удобно легли в ладони. Кровь пела в его венах, наполняла все его существо невыразимым блаженством. Это лучше, чем любовь искуснейшей из женщин, крепче вина, это заставляет чувствовать себя живым…
— Ваш добрый друг Ватару Куга просил передать вам привет.
Музыка в общем зале заглушает звук выстрелов и животный крик девчонки.
Спустя пять минут он выходит из кабинета, садится за свой столик и подзывает официантку. Девушка приносит счет. Оставлять чаевые здесь не принято, но все же он кладет в рукав ее кимоно двадцатидолларовую купюру.

Божественная комедия овердрайв.

Часть вторая. Too many demons

Такой ночи Джеймс Стивенс, более известный как Лохматый Стив, не видел ни разу за всю свою жизнь. Утром в новостях скажут, что температура этой ночью опустилась до трех градусов по Цельсию, но Стив новостей не смотрел и газет не читал, поскольку видел в них только бумагу для самокруток и хорошую растопку. Еще он прокладывал газетами ботинки, чтобы не мокли ноги. Однако сегодня газеты его не спасли — было чертовски холодно, и Стив пожалел, что не последовал примеру остальных и остался ночевать в парке. Но он, черт побери, не хренов миллионер, чтобы выкладывать четыре доллара за место в ночлежке. Нет у него четырех долларов. Зато есть кое-что получше. Дрожащими руками Стив достал из-под некогда бывших пиджаком лохмотьев полиэтиленовый пакетик, в который был завернут розовый дерм. Вот оно, сокровище. За такое и сотни не жалко, а он, Стив, заплатил те самые четыре доллара, потому что брал у своего старого знакомца. Душевный парень этот Луи, хоть и ниггер. Стив не любил ниггеров.
Он прилепил дерм к шее — так кайфа больше. Кайф, он всегда с глюками приходит, Стив это знал. Глюки тоже разные бывают, как будто кино смотришь или там сэнс-запись. Стив и смотрел. Только в этот раз глюки были странные, да и эффект не такой, как всегда.
Воздух, казалось, потеплел, или просто ему стало жарко? Вроде, от этой дряни в жар не бросает. Нет, теплее стало, точно. Стив вытер лоб. Ничего, зато согреется. Он улегся поудобней на скамейке, так, чтобы не свалиться в случае чего. Один раз его так торкнуло от наркоты, что Стив чуть ли не пляску святого Витта откалывал. В этот раз, слава богу, обошлось без судорог. Зато глюки пошли — мама не горюй, даже лучше, чем в кино.
Воздух над аллеей уплотнился, и на нем словно выступила здоровенная капля, которая медленно сползала вниз, к асфальтовой дорожке. В футе от земли капля прорвалась, и из нее выпал какой-то парень. Стив даже сел на своей скамейке. Прямо как старый-престарый фильм про робота-убийцу из будущего! Стив еще мальчишкой смотрел, там еще такой мощный мужик робота играл. Этот парень, правда, особо мощным не выглядел. Высокий — это да, зато худой и волосы как у бабы, белые, длинные. Сам тоже белый как полотно, руки в крови, по животу и груди красные полосы тянутся, как будто его когтями рвали. Поднялся на ноги, стоит и смотрит на Стива своими глазищами, а глазищи так и светятся красным, как неоновые лампы.
— Я прошу прощения, — говорит. — Но я должен это сделать.
А сам ближе подходит. Вот это глюки, блин. Стив открыл было рот, чтобы спросить, что же этот парень сделать должен, но не успел.
— Мне очень жаль, — сказал его глюк, протянул руку и вырвал Стивово сердце.
***

— …случаи помешательства среди горожан продолжаются.
Данте выключил телевизор. Неро побарабанил пальцами по подлокотнику.
— И что?
— Ты не понял?
— Я понял. У всех этих парней просто плохой лед. А у меня хороший.
— Придурок, — Данте швырнул в него пультом. Неро ловко поймал ни в чем не повинный предмет и положил его рядом с собой.
— Не надо за меня волноваться, Дэн, — мальчик заложил руки за голову и потянулся. — Со мной ничего не случится. У меня хороший лед, к тому же я могу контролировать себя. Я же не виртик.
Его снисходительный тон заставил старшего парня скрипнуть зубами. Данте с трудом удержался, чтобы не швырнуть в гаденыша еще чем-нибудь. По большей части, Неро спасло лишь то, что у Данте не было под рукой подходящих метательных снарядов.
Он достал из шкафа рубашку и начал одеваться.
— Ухожу на всю ночь.
— Угу.
— Если устроишь бардак, будешь все утро обниматься с пылесосом.
— Угу.
— Если что, звони, не стесняйся.
— Угу.
— И не угукай, когда я с тобой разговариваю.
— Угу.
Данте сделал глубокий вдох. Нет, в самом деле, можно проявлять хоть сколько-то уважения к старшему, даже если у вас всего три года разницы?
Оставшись в одиночестве, Неро первым делом кинулся к письменному столу, где хранились его видео-очки и консоль. На месте их не оказалось, зато там лежала записка хорошо знакомым почерком: «Предусмотрительно с моей стороны, правда?».
— Мудак! — Неро в сердцах грохнул кулаком по столу. Пластиковая столешница отозвалась жалобным скрипом.

Now here you creeps
Punks and freaks
I’m talkin’ ‘bout virus from the street
Spread this virus
Go for Hell
Check out the resistance of your cells
Его чувства были обострены до предела — обычное состояние, которое обычно не беспокоило, а совсем наоборот, помогало охотиться. Глаза скрыты за темными очками, ноздри чуть подрагивают, вдыхая запахи города. Запахи говорили, что что-то не так.
Виртуальное безумие медленно захватывает город. Недочеловеки неопределенного пола, те, чья жизнь проходит за переделами реального мира — они уже заражены этим новым вирусом, который может оказаться чем-то пострашнее черной чумы. Данте сжал кулаки. Если бы он только знал, кто именно заражен, тогда… А что тогда?
— Вы слышали, да?
— … найден мертвым…
— … вырвано сердце…
Под неровно остриженными белыми волосами ухо Данте дрогнуло, уловив обрывки диалога. Найден мертвым… кто?... вырвано сердце…
— … это как-то связано с тем виртуальным безумием?
Он остановился возле киоска купить сигарет. Сдачи как всегда не было, пришлось брать в довесок очередную ненужную зажигалку, и, как назло, не было его любимых «легких». Данте чертыхнулся про себя. Зажигалка улетела в урну…

…Мужчина в полицейской форме пятится, пока не прижимается спиной к стене. На него надвигается другой — по пояс обнаженный, покрытый кровью… чужой? Или своей?
— Я надеюсь, что вы поймете меня правильно… Мне очень жаль, что приходится так поступать, но дело в том, что я голоден, — голос у него низкий, с извиняющимися нотками, словно на исповеди. Коп выхватывает пушку и начинает стрелять. Одна пуля попадает в плечо мужчины… рана медленно затягивается. Мужчина качает головой.
— Вот теперь вы вынудили меня, — он спокойно ломает руку копа. Тот кричит от боли и роняет пистолет. Мужчина придвигается совсем близко, прижимает его к стене и тянется губами к горлу копа.
— Если бы я не был так голоден, все прошло бы быстро…, — он впивается острыми зубами в тонкую кожу. Чужая боль по вкусу напоминает кровь, горячую, солоноватую, чуть отдающую железом. Хорошо… Тепло бежит по венам, заставляя сердце биться чаще. Он терзает зубами неподатливую плоть, разгрызая кожу, мышцы, добираясь до сонной артерии, словно восставший после столетнего сна вампир. Убивать — приятно, боль и страх жертвы согревают изнутри, исцеляют тело, утешают душу… насыщают.
Когда он отпускает, коп безжизненной грудой мяса падает на землю. Раны на торсе начинают затягиваться…

…Данте с удивлением осознал, что стоит на коленях посреди улицы. Пачка сигарет валялась рядом, из нее выкатилось несколько белых цилиндриков.
— Что за хрень? А ведь я даже затянуться не успел, — ошарашено пробормотал Данте. Он поднялся и почистил джинсы на коленках. Бывает же…
Кто, интересно, был тот длинноволосый мужик, убивший копа?
И почему мне кажется… что я его знаю?
В конце улицы призывно мигала вывеска «Планеты любви».
Как всегда, народу было не протолкнуться. Данте расчистил себе местечко на диване в углу, откуда можно было наблюдать за происходящим, а самому оставаться незамеченным. Официантка принесла ему томатный сок и пиццу «за счет заведения». Данте кивком поблагодарил ее. Девчонка игриво вильнула бедром и растворилась в толпе. Он удобно растянулся на диване, закинув ногу на спинку. Здесь, в темном уголке, можно было побыть наедине со своими мыслями, и громкая музыка почти не мешала.
Впрочем, всегда находились желающие нарушить его уединение.
— Скучаешь, сладенький?
Данте скривился. Почему-то все старые пердуны, которые решались закадрить его, считали, что от подобного обращения он должен растекаться лужицей по дивану и бежать за ними на край света. Ему всегда хотелось ответить чем-то вроде «Я не сладенький, я кисленький», но Данте сдерживался, справедливо полагая, что старым пердунам не дано оценить его чувство юмора.
— Сладенькие тусуются вон там, — он махнул рукой в противоположный угол, где помещалась сцена со стриптизершами.
— Они мне не нравятся.
— А я нравлюсь? — Данте плавно перетек в сидячее положение и начал неторопливо расстегивать рубашку. — Как по-твоему, я…?
— Очень милый, — осклабился мужчина. Его спутник, низенький азиат в черном, подобострастно закивал.
— В самом деле? — Данте потянулся, вытянув руки над головой. Сейчас, когда рубашка была расстегнута, было видно его плоский живот, выступающие ключицы… и кельтский крест на шее.
— Oni no dansa! — выдохнул азиат. Данте кивнул, польщенный достигнутым эффектом. Oni no dansa, дьявольский танцор — так его называли крутые парни из группировки «Сыновья Феникса», а с их подачи — и все остальные. Азиат поспешно увел своего господина, что-то втолковывая ему на ходу. Данте помахал им вслед и потянулся за пиццей.
Раньше его оскорбляло, когда его принимали за шлюху. Теперь же, приобретя репутацию одного из лучших солдат удачи, Данте перестал обижаться и даже развлекался возможностью поиздеваться над любителями молоденьких мальчишек. Однако он знал, что лучше не заходить слишком далеко. Многие талантливые новички, из которых несомненно вышел бы толк, попались на эту удочку. Данте иногда встречал их здесь, в «Планете любви», или на улицах — в лучшем случае, ребята становились игрушками богатых папиков, в худшем превращались в обычных проституток, готовых на все ради дозы наркотика. На его взгляд, такая участь была немногим лучше участи увязших в матрице «овощей».
— Хозяйка хочет поговорить с вами, — официантка, на этот раз чернокожая, выросла словно из-под земли. — Она просила передать, что это важно.
Данте лениво стек с дивана и поплелся через толпу к стойке бара.

…Неро купил себе хот-дог и примостился на скамейке, чтобы поужинать. Он не любил бывать на улице, предпочитая зависать в виртуальном пространстве. А уж в школу Данте приходилось отправлять его буквально пинками.
Нет, все-таки это было подло с его стороны! Да! Подло! Неро откусил кусок хот-дога и принялся яростно жевать. Все, видите ли, из-за этой новой эпидемии. А может, это не эпидемия, а очередная газетная утка? Неро не доверял газетам, предпочитая узнавать новости он-лайн. В Сети же насчет виртуального безумия ничего не говорилось.
Кетчуп обжег рот. Неро кое-как дожевал сосиску, жалея, что пожадничал и не купил еще и колы. С другой стороны, тогда пришлось бы добираться до дома на своих двоих. С тех пор, как он начал работать, Данте сократил выдаваемую на карманные расходы сумму на пятьдесят процентов. Часть заработка Неро шла на хозяйственные расходы наряду с теми деньгами, которые добывал Данте, часть — в персональную копилку, а все остальное Неро тратил, как хотел.
Три новых диска с записями Анны Тсу приятно оттягивали внутренний карман куртки. Неро с трудом поборол желание послушать прямо сейчас хотя бы один. А соблазн был велик — каждая песня Анны сопровождалась сэнс-клипом. Мальчик вытер руки и рот бумажной салфеткой и отправил ее в урну. Пора домой, искать консоль и очки, чтобы хоть немного поработать сегодня. Хотя Данте вполне мог утащить его вещи с собой, с него станется. Неро слегка помрачнел. Ладно, тогда будем гулять до посинения. Он спрыгнул со скамейки, подошел к ларьку с хот-догами и купил еще один плюс двойную кока-колу.
Он решил немного пошататься по парку. Свежий воздух, листочки-цветочки и прочая фигня. Неро знал, что не так давно здесь устроили настоящий сад камней, а еще он знал, что созерцание этой штуки помогает расслабиться и привести мысли в порядок.
— Я пойду смотреть на сад камней, — проговорил он вслух, задним умом понимая, что какой там сад камней в восемь вечера, потом домой возвращаться черт знает во сколько, и еще неизвестно, удастся ли вернуться целым, невредимым и со всеми вещами, с которыми вышел из дома. Тем не менее, Неро отправился в парк. Частично — по собственному желанию, частично — в пику Данте, который мог шататься где угодно, когда угодно и сколько угодно по своим так называемым «делам».
Сегодня в новостях передавали, что в парке нашли мертвого бродягу с вырванным сердцем. Неро слышал краем уха и не очень-то испугался: в Метрополис-сити постоянно находят мертвецов. Ему было всего четырнадцать, почти пятнадцать, и он не видел причин бояться какого-то там маньяка, шастающего по парку.
Гравий похрустывал под ногами, а он шел все дальше и дальше, убрав руки в карманы и опустив голову — манера, которую он перенял у своего кумира. В воздухе пахло мокрой листвой и песком — после обеда шел дождик. Все-таки Данте прав, надо чаще бывать на улице. На щеку Неро с ветки упала прохладная капля. Он не глядя смахнул ее и улыбнулся.
Дорожка завела его в глубину парка, но совсем не туда, куда хотелось попасть — вместо сада камней Неро вышел к заросшему ряской пруду.
— Вот блин! — пробормотал подросток. Он пнул носком ботинка камешек. Снова капнуло на щеку, и Неро опять смахнул каплю. Пальцы почему-то стали красными. Неро поднял голову и увидел в ветвях нечто странное, похожее на большую сломанную куклу. Куклу, которая еще совсем недавно жила.
— …! — Неро отступил на пару шагов, держа руку у рта. Ему показалось, что оба хот-дога вместе с кока-колой сейчас вырвутся на волю тем же путем, каким пришли. Надо сваливать, мелькнула в голове здравая мысль, но ноги отказывались слушаться.
В новостях не врали… Не врали… Вот черт, и что теперь делать?!
Шорох за спиной заставил его вздрогнуть. Неро медленно обернулся. Там, среди деревьев… две фигуры… мужская и женская… Неро нерешительно шагнул вперед.
Женщина в разорванном платье лежала на земле и слабо пыталась отбиваться. Мужчина крепко держал ее запястья, длинные волосы, пропитанные кровью, висели сосульками, щекоча ее перекошенное страхом и болью лицо. Он насиловал женщину и одновременно кусал ее, вырывая зубами куски плоти. Неро сдавленно всхлипнул. Бежать, бежать отсюда, и чем скорее, тем лучше!
Мужчина поднял голову и посмотрел на него. Его рот и подбородок были вымазаны кровью, глаза горели алым, из горла вырывалось хриплое рычание…
Неро остановился только возле входа в парк. Он согнулся, опираясь руками о колени и тяжело дыша. Нет, кажется, за ним никто не гнался.
Возле входа в метро его вырвало. Проходившая мимо женщина неодобрительно покосилась в его сторону и перешла на другую сторону улицы.

— Ты опять распугиваешь посетителей, малыш? — Люсия достала из пачки очередную сигарету. Данте протянул ей зажигалку. Женщина прикурила и благодарно кивнула.
— Они сами ко мне лезут.
— В самом деле? Ладно, это твои проблемы. У меня есть кое-что для тебя, — она стряхнула пепел с сигареты. — Некая леди желает встретиться с тобой.
— Люс, если ты не забыла…, — начал было Данте, но Люсия не дала ему договорить.
— Она предпочитает общаться без посредников. Считает, что мы слишком дорого берем за свои услуги. Так вот, она будет ждать тебя завтра в половине одиннадцатого вечера на крыше «Отель Метрополис».
— Именно меня?
— А ты знаешь кого-то еще в этом городе, кто носит прозвище «Дьявольский танцор»?
Данте радостно оскалился.
Эта таинственная леди… Кто знает, может быть, у нее есть ответы на его вопросы. Тогда тем более стоит встретиться с ней.
А еще леди обычно хорошо платят за исполнение своих «маленьких дамских прихотей».

Звук открывающейся двери заставил Неро вздрогнуть и сжаться в комок. Он же запер дверь на оба замка, когда пришел! Черт, неужели этот псих из парка следил за ним?
— Эй? Неро? — Данте заглянул в их спальню. Темно и пусто. Наемник пожал плечами и включил свет. Неро зажмурился. Он прятался под столом, решив, что это самое надежное место, из которого в случае необходимости можно бесшумно и сбежать.
Данте открыл шкаф и достал из своего ящика очки и перчатку Неро, ждавшие своего часа под грудой носков.
— Эй! Ты где, уродец? Вылезай!
Неро помотал головой, хотя Данте не мог его видеть. А вдруг это не Данте? Лучше сидеть тихо и не рыпаться, иначе…
— Ты что здесь делаешь? — наемник стоял на четвереньках перед столом и внимательно смотрел на него. Неро всхлипнул. Данте заполз к нему и обнял мальчишку.
— Я… я видел того маньяка в парке, — сообщил Неро, не переставая всхлипывать. — И он меня тоже видел…
Данте погладил его по жестким от неоднократного обесцвечивания волосам. Да, Неро, ты храбрый только в виртуальности, а на самом деле…
— Я… боялся, что он будет гнаться за мной…
— Никто за тобой не гнался. Успокойся. Я здесь. Тебя никто не тронет.
— Обещаешь?
— Обещаю. Давай вылезем отсюда, а?
***

Так было лучше, гораздо лучше. Все эти люди, отдавшие ему свои жизни… Как было бы хорошо, если бы можно было обойтись без убийства, но, к сожалению, по-другому нельзя. Чтобы жить, хищник должен убивать.
От рваных ран на груди и животе остались припухшие алые рубцы, которые сойдут через пару дней, мелкие повреждения зажили сразу после того, как он расправился с бродягой и съел его сердце. Просто удивительно, как его не стошнило от такой трапезы… Сердце было еще теплым и вздрагивало, когда он в первый раз вонзил в него зубы.
Кое-как отмывшись в пруду от крови, он натянул свитер предпоследней жертвы, которой просто оторвал голову, собрал волосы в хвост, для чего пришлось позаимствовать у женщины резинку. Оба тела он похоронил.
Это были вынужденные меры, сказал он себе по дороге к выходу из парка, такого больше не повторится. Он вспомнил светловолосого мальчика. Его лицо… Оно казалось смутно знакомым. Эти белоснежные волосы, яркие, испуганные глаза — он никак не мог вспомнить, где видел их раньше.
Было что-то еще, что беспокоило его, что-то, дразнившее его чувства, притупившиеся за время заключения, что-то очень важное.
Что-то, что обязательно нужно найти.

2.2 Interlude: King of cyber castle

«Уроборос Корпорэйшн» была одной из трех компаний, практически подмявших под себя Метрополис-сити. Она занималась разработками в области компьютеров, сетевых технологий и виртуальной реальности. В прессе эту компанию не зря называли кибер-замком.
Если «Уроборос Корпорэйшн» была замком, то Джонатан Аркхам был ее королем.
Всю свою жизнь он стремился к власти. Это стремление было характерной чертой всех мужчин его рода. Его отец был основателем компании, но мало чего смог добиться на этом поприще. Предприятие было на грани гибели, когда бразды правления взял в руки двадцатитрехлетний Джонни Аркхам, которого тогда не воспринимали всерьез и называли «желторотиком». Он сумел вывести компанию из кризиса и поднять ее на такие вершины, о которых Джонатан-старший мог только мечтать. Он и мечтал — лежа в могиле, поскольку пустил себе пулю в лоб, когда «Уроборос Корпорэйшн» оказалась на грани банкротства.
Теперь Джонни превратился в мистера Аркхама, мультимиллионера, владельца одной из крупнейших в стране компаний, а также счастливого мужа и отца. В тридцать лет он женился на Карен Эшкрофт, а год спустя у них родилась дочь Мэри, названная так в честь бабушки. Все это было прекрасно, но… этого было недостаточно.
Теперь, кажется, мечты Аркхама о безграничной власти потихоньку начинали сбываться.
В семейном особняке ему довелось отыскать дневник своего прадеда. Прадед увлекался оккультизмом, что, в конце концов, его и погубило. Но его записи оказались бесценны. Описания ритуалов вызова демонов, легенды и факты, выписки из старинных манускриптов и распечатки исследований — дневник был истинным сокровищем.
Теперь Аркхам точно знал: путь к вершинам лежит через подземелья.
Это существо, Мундус, поселившееся на центральном сервере «Уроборос Корпорэйшн», было частью легенды о демоне по имени Спарда. Аркхам не видел причин не верить легенде так же, как не видел причин остерегаться запертого в виртуальном пространстве Темного Принца. На эту сделку он пошел сознательно, понимая, что его ждет как в случае успеха, так и в случае поражения. Но в отличие от своего деда, Джонатан Аркхам все предусмотрел. В частности, он предусмотрел то, что линия крови Спарды оборвалась на его сыновьях. Старший погиб от руки младшего на острове Маллет — об этом рассказывал Мундус, а младший, насколько Аркхаму удалось узнать, без вести пропал восемнадцать лет назад.
Остановить его было некому.

… Плазменный монитор снова замигал. На этот раз Аркхам был готов.
— Ваша Светлость, — он склонил голову перед появившимся на экране Мундусом. Тот предпочел не тратить время на церемонии.
— Кто-то выбрался из Преисподней без моего ведома! — прогрохотали динамики, и Аркхам в очередной раз подумал, что надо бы заменить их: слишком много шума.
— Я не думаю, что это будет проблемой, — он откинулся в кресле и сложил руки на груди. — Это ведь вирус, значит, специалисты смогут отловить его и уничтожить.
— Аркхам, — на экране глаза Мундуса сверкнули алым. — Его нет в этом измерении, которое ты называешь виртуальностью. Он не может быть вирусом.
— Вы хотите сказать, что кому-то из ваших слуг удалось выбраться в реальный мир?
— Не слуге. Пленнику!
— Я прикажу разыскать его.
— Не стоит, — Темный Принц улыбнулся. — Это будет бессмысленной тратой времени. Скоро он погибнет. Он был слишком слаб и до побега.
— Кто это был? — Аркхам постарался не выдать своего любопытства, хотя на самом деле ему было очень интересно знать, что это за пленник, которого так боится и о котором в то же время так беспокоится его демонический партнер.
— Это неважно. Он для нас не опасен. Уже не опасен.