Шарль Бодлер - великий французский поэт. Создатель знаменитого сборника стихов
«цветы зла», автор знаменитого «мятежа»!
Мои почести и уважение вам – Бодлер!

А вот кричать не обязательно...
И зачем так трагически? Как его забудешь, если он уже вошел в историю литературы.
Лично мне не особо много из Бодлера нравится. Разве что стихи про библиотеку. Уж слишком сильно у него идет любование смертью - лошади разлагающиеся, все такое...

Обожаю Бодлера, сборник "Цветы зла"! Конечно, есть там немного гадости, но от "Предисловия" я уже выпала в осадок - разве он не прав? Конечно, еще "Пляска Смерти"... Пожалуй, единственный поэт, которого я принимаю и у которого мне нравится более чем одно стихотворение. Бодлер пленил меня именно мрачным настроем.
Предисловие
Безумье, скаредность, и алчность, и разврат
И душу нам гнетут, и тело разъедают;
Нас угрызения, как пытка, услаждают,
Как насекомые, и жалят и язвят.

Упорен в нас порок, раскаянье — притворно;
За все сторицею себе воздать спеша,
Опять путем греха, смеясь, скользит душа,
Слезами трусости омыв свой путь позорный.

И Демон Трисмегист, баюкая мечту,
На мягком ложе зла наш разум усыпляет;
Он волю, золото души, испепеляет,
И, как столбы паров, бросает в пустоту;

Сам Дьявол нас влечет сетями преступленья
И, смело шествуя среди зловонной тьмы,
Мы к Аду близимся, но даже в бездне мы
Без дрожи ужаса хватаем наслажденья;

Как грудь, поблекшую от грязных ласк, грызет
В вертепе нищенском иной гуляка праздный,
Мы новых сладостей и новой тайны грязной
Ища, сжимаем плоть, как перезрелый плод;

У нас в мозгу кишит рой демонов безумный.
Как бесконечный клуб змеящихся червей;
Вдохнет ли воздух грудь — уж Смерть клокочет в ней
Вливаясь в легкие струей незримо-шумной.

До сей поры кинжал, огонь и горький яд
Еще не вывели багрового узора;
Как по канве, по дням бессилья и позора,
Наш дух растлением до сей поры объят!

Средь чудищ лающих, рыкающих, свистящих
Средь обезьян, пантер, голодных псов и змей,
Средь хищных коршунов, в зверинце всех страстей
Одно ужасней всех: в нем жестов нет грозящих

Нет криков яростных, но странно слиты в нем
Все исступления, безумства, искушенья;
Оно весь мир отдаст, смеясь, на разрушенье.
Оно поглотит мир одним своим зевком!

То — Скука! — облаком своей houka* одета
Она, тоскуя, ждет, чтоб эшафот возник.
Скажи, читатель-лжец, мой брат и мой двойник
Ты знал чудовище утонченное это?!

XXIX. ПАДАЛЬ
Вы помните ли то, что видели мы летом?
Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?

Полуистлевшая, она, раскинув ноги,
Подобно девке площадной,
Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,
Зловонный выделяя гной.

И солнце эту гниль палило с небосвода,
Чтобы останки сжечь дотла,
Чтоб слитое в одном великая Природа
Разъединенным приняла.

И в небо щерились уже куски скелета,
Большим подобные цветам.
От смрада на лугу, в душистом зное лета,
Едва не стало дурно вам.

Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи
Над мерзкой грудою вились,
И черви ползали и копошились в брюхе,
Как черная густая слизь.

Все это двигалось, вздымалось и блестело,
Как будто, вдруг оживлено,
Росло и множилось чудовищное тело,
Дыханья смутного полно.

И этот мир струил таинственные звуки,
Как ветер, как бегущий вал,
Как будто сеятель, подъемля плавно руки,
Над нивой зерна развевал.

То зыбкий хаос был, лишенный форм и линий,
Как первый очерк, как пятно,
Где взор художника провидит стан богини,
Готовый лечь на полотно.

Из-за куста на нас, худая, вся в коросте,
Косила сука злой зрачок,
И выжидала миг, чтоб отхватить от кости
И лакомый сожрать кусок.

Но вспомните: и вы, заразу источая,
Вы трупом ляжете гнилым,
Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,
Вы, лучезарный серафим.

И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.

Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты - навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй.


Падаль- это гимн красоте! Нетленной, нематериальной, и не заметной глазу обывателя!

Большой поклонницей его творчества себя назвать не могу. Хотя люблю читать под настроение. Нравится некая мрачность атмосферы, угентенность...
Творчество Бодлера, на мой взгляд, резко выделяется на фоне остальных.
А любимый сборник, наверное, все-таки - "Цветы зла". Много стихотворений из него, как говорится, запали в душу

Мадам с косой
Ага, Предисловие на меня тоже произвело достаточно большое впечатление)

XXIX. Великодушный игрок
Вчера, пробираясь в толпе по бульвару, я почувствовал, как меня задело таинственное Сушество, — мне всегда хотелось свести с ним знакомство и я его сразу узнал, хотя никогда прежде не видел. И он несомненно питал относительно меня такое же чувство: проходя мимо, он значительно мне подмигнул, и я поспешил повиноваться его знаку. Я чутко шел за ним и вскоре спустился по его следам в подземное жилише, ослепительное, блиставшее такой роскошью, что с ним лаже отдаленно не мог соперничать ни один из тех домов, что были наверху, в Париже. Мне показалось странно, что я так часто проходил совсем близко от этого великолепного логова, не замечая входа. Там царила изумительная, но пьянящая атмосфера, заставлявшая едва ли не в то же мгновенье забыть все постылые ужасы жизни; грудь заполняло темное блаженство, сходное с тем, что должны испытывать поедатели лотоса, когда, отплыв к зачарованному острову, озаренному светом вечного полудня, они чувствуют, как под одуряющие звуки мелодичных каскадов в них родится желание никогда больше не видеть родных пенатов, жен, детей и никогда более не вверять себя высоким морским валам.
Там были странные лица, мужские и женские, отмеченные роковой красотой, — мне показалось, что я уже видел их в те времена и в тех краях, которые помнятся мне, но как-то смутно; эти лица внушали мне скорее братскую симпатию, чем опаску, с которой обычно смотришь на незнакомца. А попытайся я описать странное выражение их взглядов, я сказал бы, что никогда не видел, чтобы в глазах с такой силой сверкали ужас перед скукой и бессмертное желание чувствовать жизнь.
Не успели мы с моим хозяином сесть, как уже стали старинными и преданнейшими друзьями. Мы поели, мы приложились сверх всякой меры к всевозможным необыкновенным винам, и, что еше более необыкновенно, спустя несколько часов мне показалось, что я не пьянее его. Между тем наши постоянные возлияния несколько раз прерывала игра — это сверхчеловеческое наслаждение, — и должен признаться, что я играл и, по уговору с партнером, героически легко и беспечно проиграл свою душу. Душа — это нечто столь неосязаемое, так часто бесполезное, а порой и обременительное, что по поводу этого проигрыша я испытывал чуть меньше волнения, чем если бы потерял визитную карточку на прогулке.
Мы долго курили сигары, — их несравненный вкус и аромат навевали душе ностальгию по неведомым странам и наслаждениям, и, опьяненный всеми этими усладами, я осмелился в приступе фамильярности, которая, кажется, вовсе не была ему в тягость, воскликнуть, хватая полный до краев кубок: «За ваше неувядаемое здоровье, старый Козел!»
Болтали мы и о вселенной, о сотворении мира и о его грядущем распаде; о великой идее века, то есть о прогрессе и способности к совершенствованию, и вообще обо всех формах человеческого тщеславия. На эту тему у его высочества не иссякали легкие и неопровержимые остроты, которые он высказывал таким пленительным слогом и с таким уморительным спокойствием, подобных которым я не знал и за самыми знаменитыми острословами рода человеческого. Он объяснил мне абсурдность разных философий, что занимали и доныне занимают умы, и даже удостоил меня доверительного рассказа о некоторых основных принципах, коими обладать и пользоваться дозволено лишь мне одному, не делясь ни с кем. Он никоим образом не сетовал на то, что во всех частях света пользуется дурной репутацией, и заверил меня, что сам он более всех заинтересован в разрушении суеверия, а также признался, что лишь однажды испугался за свое могущество — в тот день, когда услыхал, как один проповедник, более проницательный, чем его собратья, воскликнул с кафедры: «Возлюбленные братья, когда услышите хвалу прогрессу и просвещению, не забывайте, что самая изошренная хитрость дьявола состоит в том, чтобы уверить вас, что он не существует!»
От воспоминаний об этом знаменитом ораторе беседа естественно перешла на академии, и мой странный сотрапезник заверил, что во многих случаях не гнушается вдохновлять перо, язык и ум педагогов и, как правило, собственной персоной присутствует на всех академических заседаниях.
Ободренный столь милостивым обхождением, я спросил его, как поживает Бог и давно ли они с ним виделись. Он ответил с беспечностью, в которой сквозила печаль: «Мы раскланиваемся при встречах, — но так, как два старых джентльмена, чья врожденная любезность не в силах до конца заглушить память о прежней вражде».
Едва ли его высочество давал когда-нибудь столь продолжительную аудиенцию простому смертному, и я боялся злоупотребить его добротой. Наконец, когда дрожащая заря выбелила оконные стекла, эта знаменитость, которую воспевает столько поэтов и которой служит столько философов, бессознательно преумножающих ее славу, сказала мне: «Мне хотелось бы оставить вам по себе добрую память и доказать, что, хоть обо мне и говорят столько дурного, иногда и я бываю — воспользуюсь вашим вульгарным выражением — чертовски добр. Чтобы возместить вам душу, которую вы утратили безвозвратно, дарю вам залог, который достался бы вам, будь удача на вашей стороне: пожизненный талант утолять и преодолевать Скуку, причудливую хворь, в которой берут начало все ваши недуги и весь ваш жалкий прогресс. Какое бы желание ни зародилось в вас — я помогу вам его осуществить; вы будете парить над вашими вульгарными собратьями; вам достанется вдоволь лести и даже обожания; серебро, золото, бриллианты, волшебные замки сами будут искать вас и умолять, чтобы вы их приняли, и обладание ими не будет стоить вам ни малейших усилий; по
приказу своей фантазии вы перенесетесь в другую страну, обретете новую родину; вы неустанно будете опьяняться наслаждениями в дивных краях, где всегда тепло, а женшины благоухают, как цветы, — et caetera, et caetera...» — добавил он, вставая и провожая меня добродушной улыбкой.
Если бы не опасения унизить себя перед столь многолюдным собранием, я бы охотно упал в ноги этому великодушному игроку, чтобы поблагодарить его за неслыханную шедрость. Но когда я с ним расстался, мало-помалу в сердце мне вновь закралось неизлечимое недоверие; я не смел более верить в столь чрезмерное счастье, и вечером, когда по дурацкой привычке, еше не до конца утраченной, читал молитву на сон грядуший, повторил в полудреме: «Господи! Господи, Боже мой! Сделай так, чтобы Дьявол исполнил обещанное!»

Вот интересно.... А какие у него ещё есть стихотворные сборники, можно узнать? Думаю, если бы Шарль был жив, он бы задал тот же вопрос. Помимо "Цветов зла" у него выходил только сборник стихотворений в прозе и так же были опубликованы его дневники.

Ух ты! Бодлер посвятил мне стихотворение в прозе. Здорово.) А вообще спасибо.) Помимо "Великодушного игрока, "Искушения или Эрос Плутос и Слава", я бы выделил "Двойственную комнату" и "Confetier (надеюсь, правильно написал, а то книга не на руках....) художника"
Кстати, если вы выкладываете его стихотворения(не очень понимаю, зачем. Скачать его вполне можно, скажем, на lib.ru), я думаю, стоит так же указывать и переводчиков. А то у меня 3 книги "ЦЗ" с разными переводами. Но есть и ещё, правда сейчас они не издаются уже.

переводил Гумилёв, вроде

уже читала, неплохо!!!
Сейчас перечитываю «Поэму Гашишу»
С течением времени оно осмысливается по-другому.

Да, вот именно. Не имеет смысла заводить тему, чтобы только выкладывать в ней произведения писателя. Здесь же не библиотека...

Нескажу что многое нравится, но есть стихи, которые очень трудно забыть. Но самый-самый лобимый это "Человек и море".

Знаете ли вы, что сегодня 185 лет со дня рождения Шарля Бодлера? Он родился 9 апреля 1821 года. Отправим ему поздравления в потусторонний мир, который он не обделил вниманием в своём творчестве?
Удивительным поэтом он был на самом деле и удивительной личностью. Один из основателей модернистского искусства, певец декаданса, личность совершенно готичная. А стихи - есть и прекрасные, и отвратительные (в плане содержания, а не стиля, разумеется), у глубоко философские, и совершенно упаднические.

Жаль только, что достоверные сведения о дате его рождения не извесны. По моим источникам день его рождения размыт в рамках от 8 до 21 апреля... лично я отмечаю 21, по традиции...

Правда? А я в двух источниках именно эту дату встречала .