Часто при написании своих произведений мы заселяем наши миры различными расами, народами и магическими существами. Зачастую довольно большое количество времени мы тратим на то, чтобы описать их жизнь, придумать им различные умения, рассказать историю их возникновения.
Поэтому я решил несколько обобщить эти сведения по основным видам и расам. При создании этой темы я буду (в основном) использовать материалы по статьям журнала Мир Фантастики. Новые статьи я буду добавлять в первое свое сообщение. И еще большая просьба если кто-нибудь имеет какую-нибудь дополнительную информацию об уже описанным видах или же о тех, о которых нет никакой информации – добавляйте в тему, буду очень рад узнать что-то новое.

P.S. Предлагаю также использовать эту тему как бестиарии, просто хотя бы перечислим уже существующие виды и расы фэнтезийных существ.
P.P.S. Если это никому не нужно остановите меня пока я не разошелся

ОРКИ. Кто они такие, откуда взялись?
Орки, гоблины и десяток других наименований — похожие, как близнецы, далекие родственники и совершенно разные биологические виды — они прочно прописались в фэнтезийных мирах и иногда проникают и в космическую фантастику, и в альтернативную современность.
Говорить мы будем о вымышленных существах, называемых либо орками, либо гоблинами (поскольку два этих понятия иногда означают одно и то же или почти одно и то же), а также об их разнообразных родственниках с фамильного древа. Также попытаемся ответить на основные вопросы орковедения: почему у них зеленая кожа (и зеленая ли) и почему их так зовут. С последнего и начнем.
Как вы расу назовете, так она и...
Существует несколько основных версий происхождения слова “орк”. Большинство сходится в одном мнении, какового будем придерживаться и мы: слово “орк” (Orc) в том значении, в котором его сейчас чаще всего употребляют, было введено в литературу профессором Дж. Р. Р. Толкином. И не во “Властелине Колец”, а раньше, на страницах “Хоббита”. При перечислении опасностей, ожидающих путешественников во Мглистых горах, упоминаются “гоблины, хобгоблины, орки”. К сожалению, наиболее распространенный у нас перевод Н. Рахмановой об орках ничего не говорит — да и нашему читателю в далеких семидесятых ничего не сказало бы вскользь упомянутое незнакомое слово.
Но придумал ли его сам Профессор? Очевидно, нет, ведь в одном из писем он сам замечал, что использовал староанглийское слово orc (демон) для наименования придуманного им биологического вида, поскольку оно показалось ему удачно звучащим. Исчерпан ли на этом вопрос? И снова нет. В Италии мы можем услышать об орчах — кровожадных великанах, излюбленным лакомством которых были человеческие младенцы. Третья ниточка может привести нас опять на Апеннинский полуостров, на сей раз времен Древнего Рима. В Латинской мифологии Оркус (сокращенно Орк) называли богиню смерти, а за ней — и все загробное царство. Хоть и богиня, а личность, согласитесь, неприятная.
Земные корни.
Впрочем, человеческий мозг устроен так, что одного названия ему мало. Ему еще и сам предмет подавай. Вы можете посмотреть на раскиданные по этим страницам иллюстрации. А заодно узнать, на что опирался Толкин, придумывая своих ставших классическими орков.
“Хоббит”, как уже говорилось, называет орков гоблинами. Вообще, для мира Толкина слова “орк” и “гоблин” — синонимы. Иногда оговаривается, что гоблинами называют мелких орков, а хобгоблинами — напротив, крупных, но это не суть важно.
Важно то, что понятие “гоблин”, очевидно, взято из европейских легенд (а туда, скорее всего, попало от имени царя карликов Гоба, или Гхоба). В европейской мифологии это маленькие сгорбленные существа с темной кожей и длинными руками. Они живут в людских домах или дуплах, а на голову надевают колпаки. В этом описании обратим внимание на три детали: темнокожесть, длиннорукость и сутулость. Эти качества впоследствии перейдут и к толкиновским оркам. Им мы и станем уделять внимание, а для желающих поглубже изучить “исторических” гоблинов порекомендуем поэму Кристины Россетти, которая так и называется — “Ярмарка гоблинов”.
Орки толкиновского Средиземья
Когда орки были эльфами...
Всякий человек, имеющий представление о мире Толкина, знает, что средиземские орки — изуродованные потомки первых эльфов. Даже если вы не читали “Сильмариллиона”, в котором сказано об этом факте, то наверняка на ум придет короткая лекция Сарумана только что выведенному им урук-хаю из первой части кинотрилогии Питера Джексона.
Не будем пока разбирать вопрос о том, кто на самом деле вывел урук-хаев, хотя постепенно и до него доберемся. Что касается орков, они действительно произошли от первых эльфов, пробудившихся во тьме Средиземья и захваченных в плен Темным властелином Морготом. В глубинах своей крепости Утумно он чарами и жестокостью извратил и поработил их, дав начало новой расе разумных существ. Эльфы называли их орогами, а также ирчами, люди — орками, а на Черном наречии их имя было уруки.
Тут необходимо сделать небольшое отступление, отвечающее на вопрос “почему”. Почему Моргот отлавливал эльфов, сгонял их в темницы, издевался там над ними, время свое тратил — и все ради получения такого низкокачественного продукта, как орки. Многое, конечно, можно списать на садистскую натуру Темного властелина. Но официальная причина в том, что Моргот после своего восстания не мог самостоятельно создать что бы то ни было живое. Вот и приходилось ломать и портить.
Сведения о внешности, культуре и общественном строе орков небольшими кусочками рассыпаны по страницам многочисленных книг Толкина. Ростом среднестатистический орк был ниже человека, вдобавок к этому еще и сутулился так, что длинные руки доставали чуть не до земли. Кожа толкиновского орка темных оттенков (хотя в фильме Питера Джексона окраска этих существ варьируется от светло-серой до желтой и откровенно красной; впрочем, никакого зеленого). Традиционно орки изображаются с раскосыми глазами, острыми и редкими зубами, часто — без волосяного покрова. Вообще, надо признать, что профессор Толкин оставил художникам довольно много свободы для изображения орков-гоблинов: начиная от уродливых и бородатых квазилюдей из первых советских изданий “Хоббита” и заканчивая отвратительными “насекомыми” в трилогии Джексона.
Заселяя Средиземье
Известно, что орки изначально не испытывали особой любви к своему властелину, зато боялись его, как черт крестного знамения, значит, уважали. Сам же Моргот использовал их как пушечное мясо, для чего предусмотрительно заложил в генетическую программу расы способность размножаться не хуже кроликов (вспомним, что у бессмертных эльфов с этим с самого начала были проблемы).
Кстати, не берусь утверждать, что орки бессмертны (хотя в книгах Толкина обнаружить орка, умирающего от старости и сентиментально гладящего по головам правнуков, не удалось), но отдельные особи прожили долго даже по дунаданским меркам. Например, вождь морийских орков Больг в расцвете своих лет убил предводителя гномов Наина, и только через полтораста лет погиб в Битве Пяти Армий. Его отец Азог, по некоторым данным, прожил более трехсот лет. Но это все скорее исключения из правил, потому что на протяжении трех эпох Арды орков жестоко били, потом они снова размножались, потом их опять били, и так далее. А начало это славной традиции положили нежнейшие синдары (одно из племен эльфов) еще до первого восхода Луны и Солнца.
Понятное дело, что ни Моргота, ни эльфов оркам любить не хотелось, поэтому когда Белерианд был затоплен, а Темный властелин извергнут за пределы мира, оставшиеся в живых гоблины не преминули воспользоваться неожиданной свободой и хлынули осваивать просторы Средиземья. Почему-то им более всего приглянулась вытянутая с севера на юг полоса по обеим сторонам Андуина. По крайней мере, к концу Третьей эпохи выделялось несколько орочьих племен, разделенных по широтному признаку: орки севера, основные поселения которых были под горами Грам и Гундабад; орки Мории, при участии Балрога захватившие бывшие гномьи владения; служившие Саруману орки Изенгарда; а также мордорские орки, среди которых различали подчиненных непосредственно Саурону и девятке назгулов. Не представляет сомнения, что, помимо перечисленных, были и другие орочьи племена, не столь многочисленные.
Социология и физиология
Толкин, отведший оркам роль пушечного мяса, не углублялся в их общественную модель. Позволю себе приблизительно определить ее как военную диктатуру. Во главе племени стоял вождь (в “Хоббите” упоминается титул “Верховный гоблин”), от которого расходилась пирамида армейской иерархии. Естественно, у орков были и самки, и молодняк (мясом которого так любил лакомиться Голлум), однако об орочьих женщинах нам известно еще меньше, чем о гномьих.
У гоблинов имелись рабы, по преимуществу пленные. Своего языка у орков не было; разные племена говорили на разных диалектах (часто это были примитивные варианты всеобщего языка Вестрона), изредка и по принуждению пользуясь разработанным Сауроном Темным Наречием. Орки вступали в союзы с варгами (разумными волками), некоторыми гномами и людьми, служившими Злу. Между собой орочьи племена нередко враждовали.
Гоблины овладевали ремеслами, в основном теми, которые прямо или косвенно были направлены на уничтожение противника и причинение страданий. Они изготавливали молоты, топоры, мечи, кинжалы, мотыги, клещи и орудия пытки. “Не исключено, что именно гоблины изобрели некоторые машины, которые доставляют неприятности человечеству, особенно те, которые предназначаются для уничтожения большого числа людей за один раз. Механизмы, моторы и взрывы всегда занимали и восхищали гоблинов”, — говорится в “Хоббите”. Орки умеют рыть туннели и разрабатывать рудники, уступая в этом только самым искусным из гномов. Для бесшумного передвижения они используют мягкие башмаки.
Орки всеядны, но предпочитают свежепойманное мясо, причем не имеет значения, кому оно принадлежит: лошади ли, человеку ли... Кровь у гоблинов черная. Орки не любят солнечного света, поэтому предпочитают жить в подземельях или в вековечной тьме Мордора. Наземные операции они проводят по ночам или при благоприятных погодных условиях. Исключением являются урук-хай, выведенный Сауроном вид крупных солнцестойких орков, а также полуорки, скорее всего, полученные Саруманом в результате скрещивания гоблинов и людей.
Расовый состав
Зеленокожие распространены по всей поверхности фэнтезийного “Молота войны” — вы найдете их в каждом лесу и под каждой горой. Наиболее четкие классификации выделяют три расовые группы — собственно орков, гоблинов и снотлингов — среди которых различаются отдельные племена.
Разница — в размерах: орки — самые крупные и сильные, снотлинги — самые мелкие и хилые. Считается, что зеленокожие растут постоянно (возможно, последовательно переходя из одной группы в другую), пока не встретят на своем жизненном пути того, кто поставит их на место. Поэтому положение каждого индивидуума внутри орочьего племени определяется на глазок в прямом смысле этого слова. Вожди и их свита — самые крупные, за ними идут так называемые Большие орки — воинская элита племени; плодовитые и злобные гоблины исполняют роль слуг и пушечного мяса, а нелепые снотлинги — самые настоящие отбросы зеленокожего общества.
Среди орков можно выделить “просто орков”, черных орков и диких орков. Черные орки — самые большие, крупные и дисциплинированные. Их не очень много, поэтому они редко образуют свои племена. Чаще всего черные орки становятся правящей верхушкой большого племени обычных орков. Племена диких орков населяют экваториальные области, где под действием жары и палящего солнца их мозги разлагаются. Они известны своими свирепостью и безрассудством, а также тем, что всем доспехам предпочитают боевую раскраску.
Внутри гоблинов можно выделить ночных гоблинов — особый подвид, в обычных условиях обитающий исключительно в подземельях. Если ночной гоблин выходит на поверхность, он обычно надевает плотные черные одежды, дабы защититься от солнечного света. Остальные зеленокожие совершенно нормально реагируют на солнце.
Тактика и стратегия
Смысл жизни зеленокожих (да, в принципе, и других армий “Молота войны”) — в войне. Чаще всего племена зеленокожих воюют друг с другом — и только появление по-настоящему сильного лидера (варбосса) может сплотить их против другой расы. Походы объединенных сил зеленокожих против людей, эльфов или кого бы то ни было называются Ваа-орком, или Ваагхом, и чаще всего заканчиваются после нескольких успешных сражений междоусобным побоищем. Ваагх катится по обреченным землям противника неостановимой зеленой волной, поедая трупы убитых врагов и сородичей, и воздвигая за собой громадные монументы из экскрементов. В сражении орки кидаются на врага всей своей массой, давя количеством. Если военачальник будет сдерживать зеленокожих, они
рано или поздно передерутся между собой. Не будь у них внутренних распрей, мир давно бы принадлежал оркам.
В кавалерии зеленокожих можно выделить четыре основные составляющие: орки на диких кабанах, орки на летающих рептилиях вивернах, гоблины на волках и ночные гоблины на сквиггах.
О последних надо сказать особо. Сквигги — пещерные полу-животные, полу-грибы, состоящие в основном из зубов и когтей. Только ночным гоблинам, одурманенным грибными спорами, может прийти в голову мысль выехать на них на поле боя. Зато бешено прыгающий сквигг способен нанести серьезный урон отрядам противника — а если не повезет, то и своим.
Чем-то похожи фанатики ночных гоблинов — накачанные наркотическим грибным пивом мини-берсеркеры, вооруженные громадными цепными шарами. Выпущенный на поле битвы фанатик носится, не разбирая дороги и раскручивая свой смертоносный шар — пока сам не разобьется о непреодолимое препятствие. Из техники зеленокожих самая интересная — катапульта “Дум дайвер”, из которой запускают живых гоблинов (для воздушной разведки).
Орда
10 лет назад случилось событие, оказавшее громадное влияние на индустрию компьютерных игр и походя затронувшее тему нашего скромного исследования. Компания Blizzard выпустила первый Warcraft. Поклонники Warhammer’а ходили вокруг да около, поглядывали на 256-цветные мониторы и загадочно намекали на то, что им прекрасно известно, откуда взялись бело-синие люди-имперцы и дикие зеленые орки. Остальные — просто рубились. После нескольких
продолжений Blizzard замахнулась на многопользовательскую онлайновую ролевую игру “World of Warcraft”. Угадайте, кто станет одной из самых популярных рас?
В первом Warcraft’е все было просто: вот благородные люди, вот захватчики-орки; вот наборы отрядов с идентичными функциями, убивайте друг друга на здоровье. К Warcraft’у третьему (не говоря уже о MMORPG) у вселенной игры появилась многотысячелетняя и насыщенная история, а заново открытые факты заставили нас по-иному посмотреть на, казалось бы, примитивный сюжет первой из игр серии. Десять лет спустя выясняется, что Warcraft — вовсе не Warhammer, механически перенесенный на экраны компьютеров, а вполне себе полноценный и самобытный мир.
По общепринятой реконструкция истории орков в Warcraft’е, зеленокожие тысячелетиями жили под красными небесами планеты Драэнор, создавая там ни капли не агрессивное патриархальное общество, достигшее высот в шаманской магии и культуре. Орки были разделены на кланы — разобщенные группы гордых охотников, которые воевали исключительно ради того, чтобы выжить в неласковом мире Драэнора. Во главе кланов стояли вожди, которым помогали шаманы. Спокойное существование орков закончилось с появлением на Драэноре демонов Пылающего Легиона. Последние заключили сделку с одним из орочьих шаманов, который объединил орков и через пространственные врата повел несколько кланов проливать кровь в населенный людьми мир Азерота. Не обошлось при этом и без демонической магии — Пылающий Легион превратил орков в кровожадных и бездумных существ, несущих только смерть и разрушение.
После множества побед и поражений, наверняка разыгравшихся на мониторах доброй половины читающих эту статью, орки почти овладели землями людей и эльфов. Однако предательство в их рядах качнуло чашу весов в другую сторону. Альянс людей и эльфов уничтожает межпространственный портал и заключает оставшихся орков в резервации. Тем временем на Драэноре шаман Нер-Зул, стремясь увести свой народ от демонов Пылающего Легиона, решает открыть порталы в иные миры и посылает несколько кланов снова в мир Азерота. Люди наносят ответный визит в Драэнор, во время которого Нер-Зул открывает порталы, бежит, но высвободившаяся при этом энергия разрывает на куски несчастный Драэнор. Наступает несколько лет затишья, на протяжении которых орки сидят в своих резервациях.
Со временем ученые с удивлением обнаруживают, что орки становятся все спокойнее и спокойнее. Они больше не устраивают пьяных драк, подчиняются приказам надсмотрщиков и вообще мало походят на орду, вторгшуюся из Драэнора. Верховный маг Даларана Антонидос высказывает предположение, что орки начали освобождаться от довлеющего над ними заклятия Пылающего Легиона. Тут появляется Тралл (молодой орк, воспитанный людьми как раб), приветствует новообретение орками своих исторических ценностей и поднимает восстание с целью освободиться еще и от людских оков. Затем, предчувствуя приближение третьего Warcraft’а, уводит свой народ на континент Калимдор, дабы обрести там вторую родину взамен уничтоженного Драэнора.
Орки третьего Warcraft’а несколько отличаются от своих предшественников из первой и второй серий — прежде всего это обусловлено их возвращением в русло родной культуры. Тралл установил запрет на некромантию и магию демонов, и взамен им пришли древние шаманские ритуалы. Был восстановлен древний институт наездников на волках — орки обрели собственную кавалерию. Наконец, Тралл заключил союз с расой минотавров, и быкоголовые теперь сражаются совместно с орками.
Новейшие литературные интерпретации
Если говорить о классических орках, то прочитанных страниц достаточно, чтобы составить о них не самое поверхностное впечатление. Под конец предлагаю пару-тройку неклассических орков-гоблинов. Не будем рассматривать совсем уж клинические случаи, в которых орки снабжены бабочкиными крыльями и полосатыми семейными трусами. Просто покажем, что еще можно сделать с обсуждаемым нами термином.
В книге Дж. Роулинг о Гарри Поттере гоблины — служащие самого надежного в мире волшебного банка “Гринготтс”. У гоблинов-клерков смуглая кожа, длинные носы, пальцы, ногти и ступни. Нередко их лица обременены печатью интеллекта. Роста они мелкого — около метра. Как и положено гоблинам, они работают глубоко под землей, где и находятся хранилища “Гринготтса”. Впрочем, ничего против солнечного света они не имеют. Не исключено, что, поставив
гоблинов за стойку банка, Роулинг подумала о швейцарских финансовых воротилах из реального мира, которых на Западе иногда называют гномами.
Совершенно иных гоблинов мы встречаем в сериале Йона Колфера об Артемисе Фауле. Тамошние гоблины — одна из рас волшебного народца, обитающего под землей. В подземном обществе эти рептилеобразные существа занимают социальную нишу маргиналов — от контрабандистов до хулиганов. Одна из тюрем подземья так и называется — “Гоблинская тишина”. Развитым интеллектом колферовские гоблины не отличаются, поэтому в сложных предприятиях действуют, как правило, под руководством негодяев из других рас — например, эльфов или пикси. Зато гоблины умеют пускать молнии и вообще обожают все, связанное с огнем — в этом одна из причин их тысячелетней вражды с норокопателями-гномами.
Ну, и в самом конце хотелось бы упомянуть книгу, которая не имеет к фантастике никакого отношения — скорее ее можно отнести к не менее интересному жанру футурологии. Это труд Максима Калашникова и Юрия Крупнова “Гнев орка”. Орки в данном случае — это мы сами, жители бывшего Советского Союза, — но в представлении цивилизованного Запада. По мнению авторов, это представление нашло свое метафорическое отражение в толкиновских орках — здесь и “клиническая” неспособность к демократии западного типа, и азиатская узкоглазость, и внешняя одинаковость. Позволю предположить, что изучение придуманных европейцами орков может до некоторой степени прояснить и их отношение к нам.
* * *
Орки, гоблины, гретчины, хобгоблины, урук-хай, снотлинги; светостойкие и светобоязненные; пушечное мясо Врага, беззаветные служители войны и цивилизованные варвары, не говоря уже о множестве неклассических интерпретаций — глаза разбегаются, а ведь мы не рассказали и четверти того, что придумало человечество про гоблинов-орков. Несомненно, зеленокожие (или серокожие) бестии — одна из любимейших фэнтезийных рас, и нас еще ждут десятки и сотни свиданий с ней на страницах книг, мониторах, киноэкранах и в настольных играх. Надеюсь, краткий экскурс в историю вопроса сделает ваши встречи в орками еще более интересными.

P.S. В следующий раз будет про ДРАКОНОВ и их боевое применение.

Господин Дракон
Сила, слабость и боевое применение драконов

Какое фэнтези обходится без дракона? Крылатая рептилия стала указателем на жанр произведения: раз есть дракон, то это фэнтези! Однако образ дракона в мировой культуре наполнен более глубоким смыслом, чем во многих современных книгах и фильмах.
Несуществующий, неистребимый
Дракон — это хищная рептилия с крыльями. У дракона четыре когтистых лапы и длинный хвост. На хвосте — острый копьевидный наконечник. Дракон покрыт чешуей. Он истекает ядом и ужасно смердит. Обычно в глотке у дракона есть специальные пиротехнические железы, превращающие эту и без того опасную
рептилию в летающий огнеметный танк. Драконы сторожат клады, крадут с неопределенными намерениями красавиц, уничтожаются при помощи странствующих шварценеггеров.
Подобную справку может выдать любой. В то же время драконы не существуют. Не правда ли, мы подозрительно хорошо осведомлены о несуществующем?
Откроем "Армянскую географию" — сочинение седьмого века, авторство которого приписывают Моисею Хоренскому:
"В Индии множество гор, рек и островов. Там встречаются: зверь, похожий на лань, с острым рогом, убивающий льва, и носорог; другой зверь, похожий на льва, но с мордой острой и длинной; камелопарды; корьян; обезьяны; петухи с перьями на бороде, слоны, тигры, драконы, громадные муравьи, львы-муравьи, мыши бешкмшко, зверь крокодил, единорог, большой зверь с когтем на хребте, убивающий льва языком, птица гриф, мускусная кабарга и рогатый осел."
Вот сколько индийских чудес поместилось в одном параграфе "Армянской географии". Согласимся: дракон смотрится вполне банальным зверьком — вроде кошки — рядом с такими интригующими тайнами природы, как корьян, мышь бешкмшко или "большой зверь с когтем на хребте, убивающий льва языком". То же самое мы увидим на страницах "Естественной истории" Плиния Старшего, в "Александрийском Физиологе" и десятках других трактатов, принадлежащих перу античных и средневековых авторитетов. Но вот что любопытно: большинство представителей фантастической фауны — гидропы и энудры, энфильды и камелопарды — были обречены в европейской культуре на вымирание, а драконы сохранились и расплодились в великом множестве.
От Тифона до Сатаны
Древние грекипоначалу не выделяли драконам отдельной ниши в животном царстве. Почти все греческие драконы и драконицы являются счастливыми обладателями имени собственного. Каждый из них наделен уникальным набором качеств, из-за чего все вместе они не образуют "нормального" биологического вида, оставаясь экземплярами обширного паноптикума монстров божественного и полубожественного происхождения. Вообще, слово "дракон", которое обычно производят от греческого "дракейн" — "зоркий, видящий", употреблялось эллинами весьма вольно, из-за чего драконом может называться и любая крупная змея, и страховидный галлюциноз, вылезший из дебрей архаического бессознательного.
Так, "дракон" Тифон, сын, между прочим, Геи и Тартара, был сплошь покрыт перьями, руки его простирались "от заката солнца до восхода" и оканчивались сотней драконьих голов. Ниже бедер его тело состояло из множества змей, которые издавали громкий свист. Сам Зевс был вынужден выйти на бой с Тифоном, причем был бит и управился с ним только с третьей попытки, раздавив исчадие небезызвестной горой Этной. Кстати, в борьбе с Зевсом Тифону помогала драконица Дельфина, из чего мы делаем вывод, что греческим драконам был свойствен половой диморфизм. Какие факторы препятствовали их массовому размножению — сказать трудно. Вероятно, только героизм богов и их мускулистых отпрысков.
Но, хотя о массовом размножении драконов говорить не приходится, Тифон между делом все же успел оставить потомство. Ладон, стороживший яблоки Гесперид, был сыном Тифона, и с ним пришлось иметь дело Гераклу. А мать Тифона, Гея, порадовала мир и читателей "Мифологической библиотеки" Аполлодора еще одним драконом — Пифоном. Он воспитывал молодого Тифона и охранял вход в дельфийское прорицалище. Доохранялся: Аполлон, которому до зарезу требовался оракул, убил стража. Вероятно, Пифон подходил к выполнению своих служебных обязанностей чересчур формально и прогневил бога-лучника настырным: "Пропуск, предъявите пропуск"...
Довольно быстро драконы получают прописку в греческой геральдике. Уже Гомер сообщает, что щит Агамемнона был украшен синим трехглавым драконом. Правда, щиты гоплитов классической эпохи, судя по изображениям на вазах, куда чаще украшались коршунами, лебедями, вепрями, петухами и львами. Самым же расхожим мифологическим образом был не дракон, а устрашающий лик Медузы Горгоны.
Греческое природоведение, в отличие от поэзии и философии, набрало силу сравнительно поздно, уже после походов Александра Македонского. Зато развивалось оно весьма бурно, и когда на исторической арене греков сменили римляне, им в наследство досталось огромное созвездие Дракон, а также множество научных и паранаучных трактатов о чудесах дальних земель. Так, вероятно, именно греческий источник был использован римским всезнайкой Плинием Старшим, который в своей "Естественной истории" поведал удивительный сюжет о самоубийственной вражде драконов и слонов. В Индии, дескать, водятся драконы необычайной величины, которые могут несколько раз обвиться вокруг слона. Обвившись, дракон начинает душить царя джунглей. В итоге гибнут оба: издыхающий слон падает и своим огромным весом сокрушает дракона.
Зачем же дракон нападает на слона? Плиний объясняет, что слоновья кровь — холодная, и жарким летом драконы, охваченные самоубийственным экстазом, стремятся утолить жажду именно ею.
Также Плиний сообщает, как эфиопские драконы переплывают Красное море. Драконы собираются по пять, переплетаются и образуют подобие плота. Так и плывут до самой Аравии.
Сведущ Плиний также в магии и медицине. Если взять жир из сердца дракона, обернуть его в шкуру газели и привязать к руке оленьими сухожилиями, это принесет успех в тяжбе. Из глаз дракона, высушенных и растолченных с медом, можно приготовить мазь, спасающую от ночных кошмаров. Ну, а амулеты из зубов дракона обеспечат своему владельцу царскую милость.
Вскоре после кончины Плиния драконы были поставлены на службу римским милитаризмом. Встретившись на равнинах современной Венгрии с воинственными сарматами, легионеры увидели удивительные знамена. Это были раскрашенные шелковые рукава, по покрою напоминающие полотняные флюгера, которые, кажется, по сей день используются на небольших аэродромах. Шелковые рукава надувались ветром и издавали леденящие душу звуки. Римляне приняли идею на вооружение, назвали эти знамена "драконами" (draco), а знаменосцев — "драконариями".
Дракон занимает почетное место в Апокалипсисе — знаменитейшем сочинении Иоанна Богослова, бывшего, к слову сказать, современником Плиния:
"И прошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним".
Кстати сказать, античные драконы не имели крыльев, и, похоже, именно Библия широко популяризовала пернатых змеев, которые и стали эталонным образцом дракона.
Благодаря сочинениям Иоанна и других ранних богословов, для средневекового христианина-книжника дракон начал устойчиво ассоциироваться со змием-искусителем, врагом божественной гармонии. Но в средневековье, особенно до 1100 года, не все европейцы были христианами, и далеко не все христиане в совершенстве владели высокоученым аппаратом теологических аллегорий. Раннее средневековье не было временем тотального засилья христианской идеологии, а потому оставался достаточный простор для мифопоэтического креатива — что не замедлило обернуться бурным приростом драконьего поголовья.
Эпические уникумы и геральдические стандарты
Воители викингов и англосаксов были знакомы с драконами не понаслышке. Сигурд, он же Зигфрид, герой древнегерманского эпоса, прославился победой над мудрым драконом Фафниром, обитавшем в доме с железными дверями на острове Гнитайхед. Согласно "Старшей Эдде", Фафнир оказался весьма болтливым созданием — прежде, чем умереть от раны, он успел обменяться с Сигурдом стихотворными речениями, выдающими в нем существо если не
благородное, то по крайней мере здравомыслящее. Кровь Фафнира обладала чудесными свойствами. Испив ее, Сигурд начал понимать язык птиц. А омывшись в крови дракона, герой приобрел неуязвимость.
Неожиданным для тех былинных времен реализмом проникнут сюжет драконоборчества из англосаксонской поэмы "Беовульф". Главный герой — собственно, Беовульф — неоднократно побеждал вражеские рати и морских чудовищ. Когда в его владения за свежей человечинкой повадился гигантский огнедышащий змей, Беовульф отважно вышел на бой и... схватка оказалась роковой для обоих. Беовульф зарубил дракона, но и сам умер, обожженный и отравленный ядом "червя зломерзкого".
Из эпоса драконы перекочевали в европейскую геральдику и на страницы рыцарских романов. Когда англосаксы говорили "поднять дракона", это означало, что дружина берет в поход большое боевое знамя с вышитым на нем крылатым змеем, а это, в свою очередь, значило, что пощады врагам не будет. Драконы красовались на носах викингских кораблей, на гербах Йорков и Тюдоров, на оружейных клеймах ахенского городского арсенала.
Геральдика — наука строгая. Именно в европейской геральдике выкристаллизовались основные подвиды драконов, каждый со своими обязательными признаками. Собственно дракон полностью совпадает с тем описанием, которое было предусмотрительно дано в начале статьи. Виверна, входящая в герб герцогов Мальборо, — дракон с двумя лапами вместо четырех. Гидра — семиголовый дракон. Амфисбена — двуногая крылатая змея, имеющая вторую голову на хвосте. Английский кокатрис — виверна с головой петуха. И, наконец, василиск: кокатрис с головой на хвосте. Все эти создания получили одну или несколько частей тела от рептилий и потому обычно причисляются к драконам. А вот грифон, например, никакого отношения к драконам не имеет, поскольку он собран из благородных животных: орла и льва.
Популяризации дракона как гада и символа также немало способствовала легенда о святом Георгии, известная как на Руси, так и в Западной Европе, но об этом — в свое время.
Любовный треугольник по-русски: он, она и лютый змей
Будучи признан герольдами и алхимиками, на Западе дракон все же оставался форвардом команды Мирового Зла. На Востоке же он играл за команду Сил Света, причем с неменьшим успехом. Если для Запада дракон был Тем, с Кем Нужно Сражаться, то на Востоке он скорее воплощал Того, Кто Сражается Лучше Всех, архетип идеального бойца, эдакой шаровой молнии, обученной боевому кунг-фу. Когда Брюс Ли величал себя Драконом, он лишь следовал китайской
традиции, в которой маскулинность со знаком плюс равна драконоподобности и наоборот.
В социальной сфере эта понятная (потому что первобытная) логика тоже находила себе место: чем выше статус мужчины, тем больше в нем должно быть "драконовости". Наиболее наглядно эта иерархия выражалась в мужском костюме. Если ты совсем мелкий чиновник — носить тебе одежды с одним драконом, если конфуцианские добродетели для тебя норма жизни — тогда с тремя. А уж если ты родился императором, смело можешь позволить себе парчовое платье с девятью вышитыми драконами. И тогда никто не спутает тебя с жалким императорским советником. Кстати сказать, нарушителей драконовой иерархии (если такие находились) наказывали со всей свойственной гуманистической китайской культуре мягкостью — смертью. Чтобы знали, как посягать на звание Самого Драконоподобного Мужчины.
В отличие от Запада, где дракон обычно ассоциировался со стихиями огня и воздуха, на Востоке дракон считался водным животным, тесно связанным с дождем, туманом, источниками влаги и утонченным волшебством. Именно поэтому в классических японских садах так часто встречаются скульптурные изображения дракончиков, из редкозубых пастей которых изливаются вовсе не огонь и сера, а струйки воды. Китайский дракон также символизировал бессмертие, что, в общем, не удивительно, если учитывать, что драконы истребляются в сказках и легендах тысячелетиями, но, судя по всему, племя их не переведется еще долго.
Обратимся теперь к нашим палестинам, где дискуссии между евразийцами и западниками не утихают по сей день. Образ древнерусского дракона в контексте этих дискуссий весьма примечателен. С одной стороны, дракон на Руси воспринимался как персонифицированное зло: он крадет женщин (и, кстати, молодых мужчин — особенно знатного рода), разоряет волости и в целом ведет себя асоциально. Он также ассоциируется со стихией огня: "Горыныч" этимологически восходит к слову "гореть", а уж во вторую очередь — к слову "гора", внутри которой он проживает. Дракон многоголов, шумен и опасен. Таким образом, налицо вроде бы западный тип прожорливой крылатой рептилии.
С другой стороны, дракон в некоторых русских былинах предстает как существо широко мыслящее, умное (и впрямь, имея девять голов, простаком быть неприлично), чтящее закон и не чуждое тонкостям юриспруденции. В одной из былин змей предлагает Добрыне вместо кровопролития составить пакт о ненападении и, на основании этого документа, разойтись с миром (даром что змей первым же его и нарушает). И, совсем уже в русле восточной традиции, дракон из русских сказок, который выступает в них под множеством творческих псевдонимов — Огненный Змей, Змей Тугарин, Змиулан, — не мыслит себе
жизни без стихии воды: рек, озер, топей, низин и, конечно, дождей и гроз. Когда он появляется над Русью-матушкой, гром гремит и "дождь дождит". А ведь по сей день, когда по весне приходится ждать осадков особенно долго, иной китайский крестьянин уверен, что причина всему — плохое настроение драконов, которым попросту лень выползти из своих подземных нор, подняться в небо и устроить хороший ливень. Одним словом, русский Змей Горыныч — это западный дракон "с раскосыми и жадными глазами". Двумя лапами он в Европе, двумя — в Китае, то есть он — подлинный евразиец.
Впрочем, русская эпическая традиция не была бы собой, если бы не перевесила все же некоторые вывески. В особенно интересном свете предстает и проблема дракона как воплощения маскулинности.
Полуя зыческий русский дракон — это в первую голову опасный соперник мужчины в борьбе за сердце женщины. А проблему героического драконоборения здесь можно легко свести к сюжетной кульминации сюжета с адюльтером. Конечно, этот "любовный" мотив был силен и на Западе, но западная принцесса, если можно так выразиться, не столь падка на драконовы обольщения. Западный дракон обычно уводит принцессу силой, уносит ее, вопящую от ужаса, на своей спине и прячет в пещере, в то время как русскому дракону зачастую достаточно его личного обаяния, чтобы принцесса пошла за ним сама.
Sex appeal русского дракона ничуть не слабее, чем у Джека Николсона. Быть может, поэтому уносить красавицу на свою территорию он стремится редко, предпочитая радостям пещерной страсти холостую жизнь наедине со своими драгметаллами и дензнаками, которых у него, как и у западного собрата, всегда "несчетно".
Зачастую русскому дракону достаточно лишь "познать" красавицу — разумеется, "познать" в библейском смысле — утвердив посредством этого свою мужественность и силу. Похищение же зачастую не входит в его планы. Русский дракон — это в первую очередь коварный ловелас, бессердечный сердцеед, дамский угодник в страховидном обличье. Известна сказка, где Змей Горыныч, служащий поваром у Ивана, купеческого сына, соблазняет его жену, Елену Прекрасную. Прелюбодеи тщательно лелеют планы устранения обманутого супруга, однако случайность путает карты, и в конце сказки, как у Шекспира, гибнут все — и Иван, и дракон, и Елена. В другой сказке похотливому дракону удается добиться любви прекрасной царевны. Единственным препятствием для счастья нашей влюбленной пары является брат девушки, Иван-царевич, который, к сожалению, твердо стоит на позициях традиционной морали. Дракон учит царевну, как сжить брата со свету, однако Иван-царевич все
же берет над хитростью верх и с мечом в руках объясняет прелюбодеям, что социальный запрет на межвидовой секс нерушим, а наказание — неизбежно.
Итак, русский дракон — это персонификация стихии мощных сексуальных желаний, многие из которых, со всей очевидностью, проходят по ведомству "садо-мазо". "Ты — безжалостный, сильный, жестокий, а я — маленькая, беспомощная, ранимая принцесса"! Дракон — порождение природы, которой изрядно надоела культура с ее вечным "нельзя", это маскулинность в своем первичном, не признающем табу обличье. А потому, чтобы завоевать свою Забаву Путятишну, русский герой должен убить дракона, присвоив таким образом все его качества — в частности, неукротимость, роковое обаяние, изобретательность и, наконец, сокровища. Чтобы потом, самодовольно позируя былинникам речистым над трупом обезглавленной крылатой твари, как бы невзначай бросить своей Забаве: "Теперь-то ты видишь, что я гораздо круче?".
Хаос на коротком поводке
Взгляд на дракона как на соперника-соблазнителя, характерный для славянской языческой традиции, христианской русской культурой унаследован не был. По мере христианизации Руси набирал популярность совсем другой образ дракона, уже известный нам и из греческой мифологии, и из Откровения Иоанна Богослова — образ дракона-сатанаила, "твари богомерзкой".
Самым востребованным сюжетом драконоборения становится подвиг святого Георгия (также Егория Храброго). В четырнадцатом веке изображение Поединка Номер Один попадает на эмблему, а позднее — в центр герба города Москвы и становится частью государственного герба Российской империи, символизируя историческую драму народа-богоносца, наперекор всем напастям противостоящего Мировому Злу.
В сюжете о святом Георгии дракон напрочь утрачивает свою сексуальность, превращаясь в агрессивное воплощение хаоса, интересующееся исключительно едой и человеконенавистничеством, в родного брата вредоносного библейского "змия", отравляющего жизнь рода людского от самого грехопадения. Святой должен усмирить его посредством своей духовной силы и тем самым уподобиться архангелу Михаилу, низвергающему "дракона и ангелов его" с небес на
землю. Согласимся: эта задача посложнее "сказочной", состоящей в том, чтобы снести вражине голову. Фигура христианского святого и воина-мученика Георгия естественным образом завершает ряд богов-драконоубийц, в котором индийский Индра соседствует с Зевсом, Аполлоном и скандинавским Тором.
Согласно легенде, христианский воин Георгий проезжал окрестности некоего города в Ливане, даже не подозревая о том, что неподалеку объявился дерзкий и ненасытный дракон, требующий с людей дани в виде хорошо сложенных юношей и девушек. В день, когда Георгий решил напоить своего коня возле рокового болота, очередь быть съеденной драконом дошла до дочери правителя. (Из этого средневековый слушатель сразу делал вывод о том, сколь далеко зашли "драконьи бесчинства", хотя наш современник наверняка употребил бы здесь слово "беспредел".) Возле воды Георгий обнаружил обреченную девицу. Казалось бы, христолюбивому воину ничего не оставалось, кроме как надеть шлем, опустить копье — и вот уже слышится хлопанье крыльев, леденящие душу вопли и хищный лязг железа...
Но история о Георгии Победоносце имеет одно серьезное отличие от других ей подобных. Святой Георгий укротил змея не оружием (как на гербах и эмблемах), но силою молитвы. Тварь, обессиленная, упала к его ногам, готовая принять любые издевательства, которые, разумеется, не замедлили воспоследовать — вскоре освобожденная дева на поводке повела дракона в родной город. Когда живописная троица вернулась в лоно цивилизации, горожанам не осталось ничего иного, кроме как выслушать пламенную проповедь Георгия и принять крещение, ибо аргументу в виде когтистого, чешуйчатого монстра, побежденного силою святого слова, было нечего противопоставить даже самым закоренелым язычникам. Лишь только после этого Георгий убил дракона, окончательно потерявшего свою функциональность даже в качестве наглядного пособия, и превратился для рыцарей грядущих поколений в идеальный символ победы. Его боготворили и крестоносцы, уверенные в том, что святой воин вместе с ними штурмовал Иерусалим, и куртуазные поэты, полагавшие его подвиг, совершенный ради Прекрасной Дамы, эталоном рыцарственности, и европейские романтики — словом, на его месте хотел быть каждый. Другое дело — а смог бы?
Перерождение дракона
Знакомство с современной фантастикой наводит заядлого драконоведа на неожиданные мысли и неутешительные выводы. Бороться с драконами стало немодно. Пять тысяч лет было модно — а теперь уже нет. Дракон более не символ Мирового Зла, не волонтер хищного хаоса и даже не соперник (а если соперник — то и ладно, не убивать же из-за этого милое животное?).
В современной фантастике, в отличие от фантастики античной, с драконом принято вести просвещенные беседы о судьбах мира или, на худой конец, о том, как выгодней вложить свой капитал. С другой стороны, дракон сам становится объектом политкорректных бесед на популярные темы. Истребитель монстров Геральт из романа А. Сапковского "Ведьмак" призывает пощадить последнего представителя редкого вида драконов, которого готово поднять на колья "тупое быдло". При этом василиски, мантихоры и прочие зловреды слова доброго не заслуживают, ибо действительно опасны. Фарисейство? Кажется, да, и притом построенное по недоброму политическому шаблону, а-ля "косовские бандиты — повстанцы, а сербские солдаты — каратели; первые достойны покровительства ООН, вторые — бомбардировок НАТО".
Итак, новая ипостась дракона — дракон-жертва. А как же пирогенные железы, штука почище панцерфауста? Как же алмазные когти, рвущие в клочья рейтара вместе с хвалеными миланскими доспехами?
Есть, есть у драконов и железы, и когти. Без них никуда. Фантастика — это зрелище, а хорошее зрелище нуждается в мощной боевой технике. Однако, если дракон находит себе боевое применение, выступает он зачастую не в качестве противника, но в качестве союзника. Как, например, в "Войне мага" Ника Перумова. Юная драконица Рыся зовет героя Фесса "папой" и "папочкой", самым трогательным образом засыпает его тысячей "почему", ластится как образцовая дочурка и вообще служит воплощением всех мыслимых детских добродетелей. Правда, когда под стенами цитадели объявляются несметные полчища врага (в фэнтези они почти всегда несметные, се ля ви), от девочки-припевочки остается одно воспоминание — Рыся скоренько "перекидывается" в драконицу и, даже не предложив врагам сдаться в плен, начинает уничтожать их десятками и сотнями:
"Огонь метался, яростно бросаясь на все, могущее гореть. Что испытали латники-алебардисты в эти последние секунды, можно было только догадываться". И далее: "В пролом врывались новые и новые панцирники, однако на миг они замешкались перед страшной баррикадой из обугленных лат и шлемов — все остальное исчезло в буйстве низвергнутого драконицей пламени". И, пока Рыся отбивает вместо главного героя атаку за атакой, читателя (в моем лице) мучит один вопрос: с каких это пор драконы "на нашей стороне"? А как же противостояние Мировому Злу, искони воплощаемому в образе крылатых рептилий, а как же, в конце концов, Евгений Шварц с его до боли правдивой пьесой, разве он нам не указ?
В общем, торжество этического релятивизма поначалу вызывает недоумение. Но потом вспоминаешь, что в культовом "Понедельник начинается в субботу" А. и Б. Стругацких Змей Горыныч вместе с многими прочими вурдалаками и душегубами введен в будничный научный оборот. Бравые младшие научные сотрудники возят Змея Горыныча на полигон, а пожарники прислеживают за тем, чтобы он не слишком воспламенялся. Какую цель преследуют сомнительные эксперименты над опасной зверюгой — не уточняется.
В "Заповеднике гоблинов" К. Саймака дракон становится союзником симпатичного лешачьего сброда во главе с профессором Максвеллом в борьбе против омерзительных инопланетян-колесников. Подчеркнем, что главный герой "Заповедника" — ученый, роман — научно-фантастический, а дракон мыслится в нем как "последний представитель рода четвероногих друзей" древних инопланетян.
Наконец, в менее известной, но не менее квазинаучной эпопее С. Снегова "Люди как боги" дракон появляется вследствие работы специалистов Института Новых Форм. В ходе развития сюжета это большое огнедышащее существо применяется по прямому назначению: помогает громить врага на дальних планетах.
Эти примеры показывают десакрализацию образа дракона, проведенную талантливыми авторами научной фантастики еще в шестидесятые годы минувшего века и неизбежно отразившуюся в других жанрах fiction. Эволюция очевидна: поднявшись в ранге до носителя Абсолютного Зла, Дракон затем был низведен до статуса друга, союзника или даже просто домашнего животного разбушевавшегося "на строгих научных началах" Человека.
Но история не закончилась. Дойдя до нижней точки, маятник качнулся в другую сторону. В романах Джорджа Локхарда и Павла Шумила драконы не только "не хуже людей", они — куда лучше. В отличие от нас, погрязших в подлостях и коррупции, драконы бесстрашны, чисты помыслами, они держат данное слово и благородны, как десять князей Мышкиных, вместе взятых. Более того, драконы обладают куда более развитыми технологиями и подлинным чувством прекрасного... Какое уж тут драконоборение? Остается лишь капитулировать перед светочем разума, Господином Драконом.
Вместо эпилога
Каждый второй положительный герой в современном криминальном боевике — наемный киллер или киллер киллеров, что, в сущности, одно и то же. Каждый второй негодяй — коррумпированный чиновник, прокурор или следователь прокуратуры. Чтобы "вынести" коррумпированных прокуроров и братву, заправляющую в Вечном Городе Энске, требуется малословный крепыш с послужным списком "Ангола, ВДВ, Афган, ДШБ, Чечня, СОБР". Чтобы "исполнять" выстрелом в затылок кровавых ежовских палачей, необходим идеальный палач — Холованов. Необходим Дракон.
Современный массолит гоняет бесов силою Вельзевула, и другого решения бесовской проблемы не мыслит. А надо ли напоминать, что после Герники и Вьетнама, после Камбоджи и Балкан нервы почтенной публики стали крепче, чем у средневековых дружинников, и что образ крылатого крокодила на десятки хичкоков проигрывает бескрылому ядерному грибу? Потому и угрозы, с которыми сталкиваются "хорошие парни" в фантастике и фэнтези, приходится измыслять отборные, ранее невиданные. А драконов привлекать только в качестве союзников в борьбе с этими новыми невероятными угрозами.
Можно возразить, что Чужой, созданный мрачным гением Гигера, и есть тот самый дракон, который по-прежнему принадлежит к пандемониуму Темных Сил. Можно вспомнить Годзиллу, динозавра-мутанта. Но останемся верны именам вещей: фантастическое существо не является драконом, пока не названо драконом. Чужой — не дракон, это монстр особого вида и особой физиологии. О несимпатичном инопланетянине с телескопической глоткой пока еще твердо известно, что он враг. И слава богу.
Драконы же, настоящие драконы, поработили человечество, прикинувшись его лучшими друзьями и покровителями — прямо по Шварцу. Подобный результат, увы, видится неколебимо логичным. Но, может, мы просто проглядели своего Ланселота?

Вообще то у нас не принято статьи здесь размещать, особенно не свои, особенно такие объемные. А по различным магическим и не очень существам на данный момент имеется несколько энциклопедий. Так что закрыто, ибо не очень ясно что именно предлагается обсуждать ...