Добрый!
Это, пожалуй, лушее, из моего бумагомарания. Особям слабого пола рекомендую



Непонятны две вещи:
1. Зачем текст присоединять в виде документа Ворда, если его можно свободно уместить в сообщении? Настоятельно рекомендуется впредь так не делать (если конечно документ не находится на другом ресурсе), незачем перегружать форум присоединенными файлами.
2. Зачем присоединять один и тот же файл дважды? Второй файл удален.

Модератор

Красиво, сочно, юморно! Вообщем - наилучшие впечатления! Keep it up!!!

Пять баллов!! Согласить целиком и полностю не могу, уж слишком много определений слово "дура" можно придумать и не все они будут лестными, но написано здорово! И идея оригинальна!!!!
Респект

Вы уж извините, многоуважаемый модератор, эстонкого ламера! Я ведь тогда вообще впервой на утеху зашла!!!

ШПАСИБО всем, кто ДУРУ оценил!!!
Анафема(или тытеперь уже Суета. Кстати, почему место жительства(я про дурдом) не сменила?) как ты к ДУРЕ я знаю. Ты ведь всетаки практически соавтор И без тебя безумной ничего бы подобного бы и не было!

Поскольку тему эту создала сдуру сразу как на форум попала, теперь уж не отвертишься и вывешиваю суда уже не только о философии отключения разума, но и прочее. более глобальное, по крйней мере в задумке глобальное. Наваш суд - первя глава повести. которая еще без названия.

ПОХОРОНИТЬ НЕБО

Плотный до тупости спокойный воздух с бессмысленным упорством давил на землю. Распугивая ящериц, Gathering медленно тащился по каменистой пустыне. Бинты размотались. Его левое крыло было изломано и держалось только на сухожилиях, правое пострадало меньше, но вряд ли оно еще хоть раз смогло бы поднять его под облака.
Вечер. Кровавое солнце наполнило пустыню. Оно стекало струйками по белым растрепанным перьям и капало в сухую потрескавшуюся землю. Пыльная уставшая нога ступила на раскаленную гальку. Gathering равнодушно откинул длинные соломенные волосы – перед ним был заваленный камнями источник. И здесь была буря.
Гангрена… Сложное решение принято. Нет иного выхода. Он хладнокровно оторвал свое левое крыло. А зачем ему теперь правое? Больнее уже не будет. Gathering достал меч из ножен и изловчившись начал методично наносить удар за ударом. Пот, смешиваясь с кровью, стекал по его красивым рукам, широкой спине.
Он не вскрикнул. Да и кто бы это услышал? Шакалы да пресмыкающиеся. Разве способны они разделит чужую боль?
Наконец оба крыла упали перед его измученными глазам. Для него больше нет неба…
Gathering сел на раскаленный камень и, ловя куском лупы осколки жесткого солнца, стал разжигать костер. Он взял свой окровавленный меч и начал накалять его на отрытом огне. Когда сталь стала столь же безжалостно-рыжей, как и статичный жаркий воздух, Gathering прижег свои кровоточащие раны.
Сквозь каменный завал, журча, тонкой струйкой пробился родник. Стало не так жарко, и вода не испарялась, а смешивалась с кровью и утекала прочь, унося его боль. В глазах Gathering блеснули фанатичные искорки гнева. Он встал и начал яростно разбирать завал. Цепкие пальцы, широкие горячие ладони, крепкие плечи – заваленные камнями крылья.
Вода чистая сильная хлынула из источника и забрала с собой куда-то его гнев. Опустошенный, Gathering присел около могилы, в которой только что похоронил свое небо. Веки его сомкнула дремота, похожая больше на бред.
В пустыне настала жизнь. Ночь прокралась под каждый камень, разбудив всех обитателей. Все зашевелилось, зашипело, зашабуршало по мертвой земле. Невдалеке раздался вой шакала, почуявшего запах свежей крови.

Ой, это очень грустное начало. А как у него там с регенерацией, а???
Жду продолжения...грустно, млин, теперь.

Клер, я о дуре в хорошем, сладком смысле слова. Важно ведь не ЧТО говорить а КАК!!! Шпасибо за позитив!!

Кстати, читала твое, про Алису в общем. Захватывает. Уже интересно что будет дальше. А тема крыльев у мня вообше под особым присмотром

с регенерацией у него плоховато!! Не растет крыло два раза и протезы не помогут. Ты не грусти, иначе просто не могло быть. все поймешь потом.

Вашемувниманию вторая глава
Красеньким выделены слова, которые я взможно заменю, а может и оставлю Про кояки сразу пишите, если заметите


ТРЕСК ЛОМАЮЩИХСЯ СУДЕБ

Море. Кудлатые барашки волн еще спокойны. Gathering стоял на краю утеса, глубоко вдававшегося в бездну. Его тело напряглось от восторга, от восторга предвкушения бури. Ему всегда нравилось играть с судьбой. И пока он побеждал. В рубашке родился, везунчик. Не знал, что он ведомый а не ведущий. Gathering никогда не боялся проиграть. Он вообще боялся только двух вещей: себя и страха. А судьба? Что судьба? Кому вынется - тому сбудется!
Восточный ветер усилился. Gathering расправил крылья, и жесткий но нежный воздух понес его в небо. Если уж летать, так высоко, а если придется падать… об этом сейчас не стоит. Сейчас намного важнее бескрайнее небо, сильный ветер, дьявольский восторг Gathering.
Воздух влажный. Крылья намокли. Пора бы на землю, но вдруг на горизонте замаячила черная точка. Лодка? А в ней человек, рыбак, наверное. Он борется со стихией за свою жизнь. Сильные руки, широкие ладони, цепкие пальцы – непослушные весла.
Gathering метнулся к ему на помощь. Широкий размах его белоснежных крыл уже обильно был атакован ливнем. Тяжелы капли, трепля перья, делали каждое новое движение сложение… Он слишком любил людей…
Человек в лодке уже устал. Волны то и дело забирались в лодку и, казалось, вот-вот перевернут ее. Его смуглые руки отпустили весла. Самое страшное: статичные глаза обреченно вглядывались в бездну. «Отец ТАМ, братья ТАМ, возможно мама и сестренка тоже. Смерть – лучшее, что может случиться в жизни».
Успел. Он подхватил рыбака и понесся как можно быстрее. А судьба смеялась им вслед, пугая своим нутряным хохотом-громом. И, казалось, на зло все подначивала шторм.
Вот берег. Он близко. Близко!.. Мощный и злой восточный ветер отбросил Gathering в сторону. Нет сил сопротивляться. Крылья слишком тяжелы. Утес. Треск ломающихся крыльев. Стон. Гром.
Человек почти не пострадал. Gathering закрыл его своим телом. Вероятно, он только сломал ключицу. Иначе бы правая рука не болталась бы так безвольно. Рыбак был красив. Высокий, стройный. Про таких говорят: «Худой, да жилистый». Сильный значит. Лицо пропорционально. Волевой подбородок с ямочкой, прямой нос, четко очерченные губы, черные не слишком длинные слегка вьющиеся волосы.
Gathering отнес его поближе к деревне. Место было ему уже знакомо. «Эх, брат. Мы оба с тобой в рубашке родились», - подумал он и направился прочь. Никто не должен его видеть. Никто не должен знать кто он.
Стон. Человек очнулся, сделал робкую попытку приподняться. Рыбак никогда теперь не забудет огненное свечение глаз того, кто спас его, того, кто шел теперь в никуда, истекающий кровью, с вырванным левым крылом.

Типа предыстория, да?
Еще грустнее стало, потому как несправедливо!!!!!
Человека спас, а ему такое в награду.
Впрочем, это случается сплошь и рядом, увы.
Очень понравилось. Хочу еще

Как обещала

ОТРЕЖЬ!

Этот знакомый пряный запах, запах из детства. Он проник в Gathering и заставил го выйти из глубокого забытья.
- Я дома? – осторожно спросил он и только теперь разглядел, что вокруг не родные рубленные из сосны стены, а камень. Пещера. Всюду пучки трав. Здесь живет знахарь.
- Почти, братик, - ответила высокая рыжеволосая женщина.
- Талила! Ты жива? Почему не оповестила нас? Мы думали… - Gathering захлебывался словами почти так же, как вчера захлебывался ливнем. Или это было не вчера?
- Сестренка, а где твои крылья? – неожиданно для обоих спросил он.
Талила ответила не сразу. На несколько секунд она снова окунулась в поток боли. Время лечит? Кто вам это сказал? Можно, конечно, засунуть свою боль в самый дальний угол души, но все равно она когда-нибудь вылезет обратно. Запах, цвет, слово – и тебя снова посещают мысли о самоубийстве.
- Не сейчас… выпей лучше ромашки, - Талила опустила глаза, протянула брату чашу и засуетилась, накрывая на стол.
Gathering сел, подложил себе под спину сосновый лапник. Крылья были туго прибинтованы к спине, и левое противно ныло, а при движении казалось, что ему в спину медленно входит нож. Ломило кости. Глаза горели. У него жар и сильный.
- Сколько я уже у тебя?
- Три дня, – Талила выела ягоды из пирожка, оставив раскрошенный хлеб на пне, заменявшем ей стол. Она всегда так делала. Брала только лучшее, по ее мнению. А Gathering собирал то, что она выкинет. Ему казалось, что все в этой жизни невероятно вкусно.
- Я видела, как ты спасал того парня. Я в поселке за знахарку. По любому вопросу ко мне. Вот и прибежали после грозы, звали рыбака выхаживать. Я попросила три часа отсрочки. Решила тебя сначала найти… нашла.
- Как он?
- Он то не плохо, недели через три до конца оправится. А вот твое крыло… левое, - она отвела глаза и протянула брату кинжал. Он взял его в руки. Тяжелый. Массивная золотая рукоять была украшена самоцветами. Тусклый свет не мог наиграться в их гранях. Gathering направил запутавшийся лучик в глаза Талиле.
- А ты сама себе крылья отрезала? – даже сталь не такая холодная, как его голос.
- Да! – это слово острее кинжала, - Я люблю его! Слышишь!? – Талила кричала не своим голосом. Это была Боль, которую она так усердно прятала последние пол года, - А я ему не нужна! Я крылья себе отрубила ради того, чтобы быть с ним! А ему не надо этого… он и тебя неба лишил! Забрал твои крылья! Спасли на свою голову!
- Кто он?
- Остих. Ненавижу его, - Талила затихла, села на свежую солому, покрывавшую пол и тихо даже без всхлипывания заплакала. Gathering забыл обо всем: забыл спросить, тот ли это Остих, и причем тут его небо, забыл о безжалостной боли, о золотом кинжале и страшном безмолвном предложении сестры. Он положил свою горячую руку ей на плече. Талила подвинулась к нему ближе, легла на грудь, и он почувствовал жжение ее слез. Он пережил ее боль. Она больше его собственной.
Вдруг сестра с решительностью посмотрела ему в глаза. Растерялся. Ни чего хорошего.
- Gath, отрежь себе крылья. Отрежь пока не поздно. Ты же погибнешь! Еще пара часов и… гангрена. А потом… Ты желаешь себе смерти? Отрежь, брат, отрежь!
Ее лицо исказилось в неистовой мольбе, и она вновь протянула ему кинжал. Ошарашенный Gathering еще долго смотрел на безжалостный желтый металл. Минута. Вторая. Выражение лица наполнилось решимости и он резким движением руки метнул орудие убийства неба в доску, прикрывавшую вход в пещеру.
- Я погибну без крыльев! – закричал он и, схватив вещи, выскочил на улицу.
Gathering долго бежал не чувствуя боли и слабости. А перед глазами то и дело вставал образ сестры: растрепанные рыжие волосы, исступленные глаза и разноцветные блики самоцветов на ее искаженном страданиями лице. «Отрежь! Отрежь!» - слышал он ее голос. Затыкая уши и пытаясь перекричать собственную память, Gathering упал на что-то твердое. Каменная пустыня. Это конец. Вокруг только плотный, до тупости спокойный воздух, с бессмысленным упорством давящий на землю.

Ага, теперь начало и конец соединились
Спасибо тебе за отзывы
Мне очень нравится, но ты выкладываешь так мало
Давай есче

Приветствую, Gathering!
Все изучил, Многое созвучно с твоими стихами.

То как Gath расстается своими крыльями. Он делает это методично! И только "фанатичные искорки гнева" в глазах говорят о том что он лишился чего-то ценного, часть себя.

А вот в третьей новелле у меня возник вопрос.
С Талилой все понятно, она отдает крылья ради того чтобы быть с человеком которому она ненужна, это трагедия, да.
Но ее трагедия. Почему же Gath страдает от того же человека?

Самопожертвование чревато, и инициатива наказуема.Но крылья можно сломать во имя спасения всех, и опять же это никому не будет нужно.

И этот Остих рисуется этаким злодеем, из-за которого лишаются крыльев. Причем он вроде как и не просит и ему следовательно не за что благодарить.

Может он здесь совсем не причем, а Талила и Gath сами себя лишили неба? Ты не думала об этом?

PS
Заранее извиняюсь, но я предлагаю написать тебе четвертую новеллу
можно буквально из пяти слов: у Gathering снова выросли крылья!

Новелл буде больше чем десять, пока пятую пишу.
А Gath потерял крылья из-за себя самого. Это его плата за свою непомерную гордость. Еще будет более глобальная мотивация. Только я еще не опредилилась с ее окончательной концепцией
Вывешу следующую главу. Она самая сумбурная и, возможно, скоро ей предстоит очредная редакция. Жду советов.

ОСЕДЛЫЙ СТРАННИК

Остих очнулся дома у себя на кровати. Рядом была Морана, такая разная. Она ухаживала за ним уже четыре дня. Зафиксировала сломанную ключицу, отпаивала его всевозможными травами. Но порой ему казалось, что Морана, такая заботливая и любящая, вдруг подсыплет ему в чай яду. Казалось, что она его ненавидит. А сегодня она вообще странная. Молчит, бледная вся, неспокойная, руки трясутся. Больна, наверное.
-Морана, ты хорошо себя чувствуешь? – уже забеспокоился Остих. Но Морана и не торопилась отвечать. Она витала где-то далеко, в страшном месте, где поток ее боли с шумом смешивался с болью брата. Она чувствовала, он уже лишился неба. Но не знала, лишился ли он заодно жизни или нет.
-Что-то случилось? Эй! Ты где?
-А? Нет, ничего не случилось, бульон будешь?
-Мне то не ври, - Остих растерялся – по ее щеке проползла слеза, - Мара, ты плачешь?
- Нервное, сплю мало. Бульон будешь? – с резкими интонациями, подразумевая «замолчи! Не твое дело», ответила она.
- Буду, - ответил он без особой охоты. «Не хочет говорить. Она мне больше не доверяет. Я ей не интересен и не нужен».
«Он всегда со всеми приветлив, ко всем относится ровно и хорошо. И ко мне. Даже после того, как я, дура, жизнь себе перевернула, после того, как свои симпатии высказала… Инициатива наказуема. Я для тебя никто. А ты для меня… этого ни единая душа не узнает. Никогда!», - Моране жутко захотелось вылить горячий бульон на грудь Остиху, расцарапать ему все лицо, выдрать его прелестные черные волосы. Вдруг вспомнился отец, еще молодой, с вьющимися золотистыми волосами и небольшой аккуратной бородой. «Мы ничем не лучше людей. Об этом всегда нужно помнить, дети мои. Просто нам физически больше дано – мы способны летать, - сказал он, когда по истечении семи лет от рождения у Мораны и Gathering прорезались крылья, - и помогать людям нужно всегда, делиться своим даром, тайно желательно. Помогать вы должны даже тогда, когда они тебя унизят, когда истязают, не важно, морально или физически. Никто не имеет права причинить боль человеку, как и нам. Все мы Его дети. И на всех нас Его промысел». «На всех, - подумала Морана, - Gath, где ты? Gath, прости меня, братик. Все мы там будем, но не сейчас. Прошу, не забирай его сейчас! »
* * *
Когда молодая знахарка только появилась в рыбацком поселке, Остих даже подумывал на ней жениться. Понравилась она ему. Яркая, забавная, умная и такая же чужая всему миру, как и он.
Остих не был своим в деревне. Он из тех мест, где люди не строят домов, не занимаются земледелием, разводят только лошадей и в чай кладут масло. Он был из какого-то восточного племени, кочевавшего по степям Средней Азии.
Лет десять назад, а может и больше, когда весь континент был захвачен Великой войной, Остих уже был воином. Молодым худощавым парнем, с только начавшими пробиваться усами. Он был искусным стрелком и первым среди равных. Но… Война забрала жизни всех его братьев и отца, украла сестру, оставила вражеский меч в его легком.
Именно тогда Талила увидела его впервые. Им с Gath уже исполнилось двенадцать и они, совершеннолетние и абсолютно самостоятельные по закону рода Софирам, помня слова отца, рванулись в самую гущу - помогать людям. Что ж два юных, полных сил отрока только помогли Крылатым санитарам. Но сколько же детям пришлось увидеть: кровь, смерть, боль, искалеченные судьбы, разрушенные семьи… всего и не перечислишь. Талила никак не могла понять: зачем? Зачем люди убивают друг друга?
После очередного сражения она нашла тело Остиха, уже холодеющее, бледное и с дыркой в груди. «Мертв. Смерть, ты так безжалостна!» - подумала она, как молодой стрелок вдруг закашлялся, харкнул кровью… Дальше? Дальше полевой госпиталь.
Талила влюбилась. Она проводила рядом с Остихом все свободное время. Можно сказать ее усилиями уже через месяц он мог сидеть, ел, пытался говорить. Он мог только слышать ее голос, глаза у всех раненых были завязаны. Таков закон Софирам, закон тайной помощи. Никто не должен их видеть. Почему? Это была тайна, доступная лишь дряхлым старикам и лишившимся крыльев. Исполняя тот же закон, через несколько лет Талила была вынуждена сменить имя. Иначе Остих узнал бы ее. С тех пор она Морана.
Еще через месяц было решено подкинуть Остиха в ближайшую деревню.
- Gath, иди. Мы попрощаемся, - еле сдерживала слезы Талила, наверное, в последний раз смотревшая на любимого.
- Сестра, ты помнишь. Повязка, - предостерег Gathering и улетел в санчасть.
Весна. Фруктовые деревья в цвету. Ах, этот дурман любви! Он взял в свою руку ее ладонь, ладонь его спасительницы, ладонь девушки, которая была для него только голосом.
-Мы еще увидимся, - сказал Остих и непонятно было, спрашивает он или утверждает.
Талила не ответила. Она хотела видеть его глаза. Она нарушила закон… Первые минуты Остиха ослепило солнце. Как же давно он его не видел! Потом перед ним все четче стал вырисовываться темный силуэт… силуэт с крыльями! Талила увидела зеленоглазый страх… Она забрала свою руку из его ладони, от чего обоим стало почти физически больно, и взлетела вертикально вверх. Только ветер теперь утрет ее слезы.
«Она, наверное, ангел», - подумал Остих и потерял сознание.

По поводу "Дуры"!

Я восхищен! Вот это рассказ – сплав юмора, стеба, самоиронии и даже сатиры. Написано очень хорошо – без лишних слов, сочно, питательно, в лучших традициях русской иронической кухни… то есть прозы. Так и хочется воскликнуть – а целиком Кулинарную Книгу могёте? Было бы здорово почитать. И хотя некоторые могут обидеться, восприняв рассказ как издевательство или просто глумление, другие же наоборот от души посмеются и даже задумаются! Спасибо, ты изваяла настоящее блюдо, восхитительно сладкое, но не приторное. Давай ещё! Ням!

.....................................................................................................................


«В пустыне настала жизнь.»
Некоторые моменты очень впечатляют, хотя в целом смысл иногда слишком конкретен, иногда довольно расплывчат. На мой вкус, конечно. Но пишешь ты безусловно хорошо. В первой новелле мне кажется слишком много «кровавых» слов и производных – но может так и задумывалось.

Так. Думаю твоим произведениям пойдут на пользу не только похвалы, но и немного критики.

Начнем с очепяток. «измученными глазам» и «на отрытом огне». Опечатки бывают у всех, но это тоже недостаток. С ним полагается бороться. ))))) «на зло все подначивала шторм»



«Gathering метнулся к ему на помощь. Широкий размах его белоснежных крыл уже обильно был атакован ливнем.»

«Ему» заменить на «нему». Мелочь, а приятно! А лучше написать «к рыбаку», а то подряд три варианта местоимения «его» сбивают. Второе предложение настойчиво требует перестановки слов. «движение сложение» хотелось бы тоже подправить. Прости за занудность!

Теперь «кояки».
«Кудлатые барашки волн еще спокойны»… башки на волнах появляются тогда, когда они уже ох как не спокойны…. Хотя может в Эстонии море ведет себя по другому, всяко может быть.

«Он слишком любил людей»… За что, почему? А так звучит, словно не подкрепленная ничем декларация. «Статичные глаза» на мой взгляд звучит ужасно… в описании человека. Как если бы выражение «бегающие глаза» заменили на «динамичные глаза».

««Отец ТАМ, братья ТАМ, возможно мама и сестренка тоже. Смерть – лучшее, что может случиться в жизни». Допустим мы не станем интересоваться, как они все Там очутились. Но… В подобной ситуации… возможно спасение человека – это только продлевание его мучений. Во всяком случае есть повод для размышления.

«Место было ему уже знакомо»… Ну почему бы хотя бы не намекнуть почему, откуда оно было знакомо. Я люблю недосказанности, которые можно додумать. Но мне кажется, их многовато. Зачем же тогда столь подробный портрет рыбака, занимающий пол абзаца?

И все-таки в твоих рассказах есть атмосфера, смысл, и игра ума… не будь этого, не стоило бы и мучаться с критикой.

Думаю, пока хватит. Продолжу попозже, если ты конечно сразу же не пресечешь мои «изыскания».

Критика-критикой, а где продолжение???
Интересно ужасть, а тут ничего не пишут
Кстати, надеюсь, что теперь уже начнутся приключения самого Гэса (прости за фамильярность), а то я начала уже немного путаться в экскурсах в прошлое.
Сорь, если что не так

Все для вас!:))))))
Просто мало у меня написано, а музык снова в запое...

СОБЫТИЕ

Остих послушно открывал рот, а Морана как по часам отправляла ему туда ложку с бульоном. Оба молчали. Напряжение натягивалось. С улицы донеслись громкие встревоженные голоса.
-Китан и Шапирр вернулись, вот и шумно, - предположил Остих, и сам себе не поверил. Раз в месяц в город посылали самых сильных и выносливых, чтобы обменять продукты питания на ткани, кухонную утварь, свечи и все то, чего не могли произвести в поселке. Вернувшихся всегда встречали радостно. Вот почему неспокойные нотки голосов улицы насторожили рыбака и его сиделку.
Путь был не легкий. Два дня пустыни и еще один по пересеченной местности и все это только в одну сторону. Остих и сам часто бывал в городе. Только в этот раз не пошел, уступил хромому. Хотя Шапирр уже давно не был хром. Лет шесть прошло, как он встал на деревянную подпорку, заменяющую изуродованную в войну ногу. А Китану повезло больше. Он был из тех счастливчиков, которые вернулись практически здоровыми. Он часто ходил в город и в него были влюблены практически все девушки в округе. А вы представляете, сколько девушек в послевоенное время?
-Может, с Шапирром что-то случилось, - осторожно предположил Остих.
-Нет, он парень крепкий. Слышишь, как бодро отвечает. Все в порядке с ним. Они не одни вернулись, - Морану охватило какое-то непонятное предчувствие. Может они Gathering принесли? Она застыла, мысли остановились. Не заметила даже как в остихову комнату влетел Тараман – невероятно подвижный и живой подросток, который имел исключительную способность вляпываться в истории.
-Эй! Знахарка! Раненого принесли. К нам в дом иди, - крикнул он не очень любезно, но иначе было просто невозможно. Пятнадцать лет – чудесный возраст!
Морана старалась не думать о худшем, старалась натянуть на себя маску хладнокровия, дабы, увидев брата, не выдать родства вырвавшимся криком. Вот уже небольшой домик Ява и Калей. Вокруг столпилась вся деревня, кроме тех, кто вышел сегодня в море. Уставший, грязный, с тонкими запекшимися струйками крови на деревянной ноге встретил ее Шапирр. Улыбнулся и, слегка приобняв, провел во внутрь. Там видно было, как в густых потоках света ритуально танцует пыль, как измотанный Китан, в прилипшей к телу рубахе, абсолютно растерянными серыми глазами, казавшимися практически бесцветными по сравнению с загорелым лицом, вглядывается в непонятные раны под лопатками. «Откуда? Зачем ковыряться в спине, если таким образом невозможно причинить вреда жизни? Тем более так не глубоко. Что там можно так повредить? Да еще и культя какая-то справа, вся в свежих следах от меча. Нет, конечно, на свете не мало уродцев, но чтобы из-под лопатки росло нечто?» - разумные вопросы, для человека, прошедшего войну. Нет ответа.
Gathering лежал на животе. Калей, красивая чуть полноватая женщина средних лет, легкими осторожными движениями промывала раны травяным отваром. Она не задавала никаких вопросов, просто верила в существование крылатых. Она знала это. Она вообще знала больше, чем можно было предположить.
Морана потрогала лоб Gathering – холодный. Это хорошо. Значит, раны чисты. Значит, заживет все быстро. Брат открыл глаза и непослушными сухими губами улыбнулся. Жив! Теперь он это понял.
-Очнулся? – всполошилась хозяйка дома. – Парень, как тебя зовут? - с нескрываемой радостью спросила она.
-Gathering, – еле слышно, охрипшим от сухости голосом ответил раненый.
-Как-как? – переспросил настороженно Китан.
-Катерин, - уверенно, на выдохе, сказала Морана.

Читается легко, очень приятно на слух. На мой неопытный глаз ляпов не видно. А тема крыльев... наверно лучшая из тех, что можно взять. Все здорово! Только жалко, что объем такой маленький выкладывается. Не успеешь разогнаться - уже конец... Но тут уж... Остается только терпения набираться! Буду ждать продолжения. Можно?

Спасибо, Vitus, за кртику!:) Она меня заставила улыбнуться и задуматься.
Про эстонские барашки на волнах: задумывалось спокойствие относительно полнедующей бури. А вообще я моря настоящего ни рау в жизни не видела (только водохранилище Обское, но это совсем не то) Моного я потеряла...

Так и есть. Только я хотела, чтобы это только настроение создавало. Не получилось. Билась билась с этой главой. Обещаю еще подумать

Э... у меня сейчас курс диалектолоии идет (а отсутсвие начальной "н" у местоимений - типичная диалектная черта), так что у меня в словарном запасе вруг откуда-то возникли диалектные словечки. Пря не заню как с ними бороться!!!:) Иногда, их наличие помогает, особый колорит создает. Но, пожалуй,не в этом тексте!

Дальше, с последующими главами. все по идее должно собраться в цельную картинку. Не знаю, на сколько удачно у меня это получилось... кто-то уже запутался

Всегда пожалуйста, приходи и говори все, что считаешь нужным Мне понравилось

Клер, я ее не заметила...
sinobi, можно. конечно
З.Ы. Объяните кто-нибудь, как можно собственные сообщения редактировать

Ну, по прсьбам трудщихся, выложу ка я сразу две главки!:) Чтоб разгоняться было куда! Просто мне еще последняя написанная глава очень нравиться. Я прям не могу. как хочу ей с кем-нибудь поделиться!!!:)
Ловите!:wub:

ОДНО ДЕЛО

Наступила чудесная ночь, такая в восточных сказках – живая, полная весенних ароматов, нежная и ласковая, как влюбленная дева. Калей читала эти сказки. Множество племен и народов во времена войны прошли через деревню, все они оставили частичку себя – привычки, кухонную утварь, особенности говора, легенды и книги. Последнее было, пожалуй, самым ценным. Мархад, пожилой чужеземец, обучил нескольких деревенских девчонок читать и писать на арабском. Калей была чуть ли не единственной грамотной в поселке. Ныне из учениц старого араба остались только она, да ее подруга – Завира. Мало кто из детей перенес голод и другие тяготы войны.
Калей пыталась уснуть, но что-то сон заблудился. Заигрался, наверно, с молодой луной. Стараясь не разбудить мужа, она на цыпочках вышла из комнаты. Ее неугомонный сынок невероятно красочно и в то же время абсолютно бессвязно рассказывал что-то во сне. Тараман затих, и Калей услышала спокойное дыхание раненого в соседней комнате. Зажгла свечу. Он по-прежнему лежал на животе, бинты почти не намокли, все-таки умеет Морана кровь останавливать. А хозяйке все не давали покоя черты лица Катерина, дерзкие и в то же время забавно расплывшиеся во сне. У нее в доме крылатый… бывший крылатый.
Великая война началась незадолго до рождения Калей. Вентру, приморскую деревушку, она застигла еще через пять лет. Так что все ее детство было наполнено невероятными сказами про подвиги великих воинов. И самыми манящими были легенды о Крылатых врачевателях. Тем более что эти сказания подкреплялись вполне ощутимыми, реальными фактами – к деревенскому саду нередко подкидывали раненых с завязанными глазами.
Кто такие Крылатые точно не знал никто. Некоторые говорили, что они дети ангелов и земных женщин. И что повязки людям одевают для того, чтобы не осквернили своим взглядом их небесной чистоты. Другие утверждали, что это люди-птицы, спустившиеся с гор. И что вместо лиц у них птичьи морды, поэтому нельзя их видеть. Третьи вообще в Крылатых не верили. Считали, что спасение раненых дело рук знахарей-партизан, по каким-то неизвестным причинам пожелавших остаться неузнанными.
Но подкинутые таким образом, настаивали, что у этих существ есть крылья, большие. Они слышали шелест перьев на ветру, чувствовали колебания воздуха от сильных взмахов, они помнили ощущение полета. Раненые в один голос утверждали, что Крылатые невероятно добры. Врачуя тело, они не забывали про душу. У каждого, кто прошел через эту санчасть, даже у самого увечного и, казалось, безнадежного, было невероятной силы желание жить. Врачеватели помогали почувствовать смысл бытия без глаза, без почки, без конечностей. Вернувшиеся не позволяли себе унывать, они становились еще более деятельными, они ЖИЛИ.
С восьми лет Калей стала помогать выхаживать раненых. Она слушала увлекательные рассказы светлых летчиков (так с доброй иронией называли в Вентре тех, кого спасли врачеватели) каждый день. И вскоре стала уже грезить встречей с Крылатым. Она считала, что делает с ними одно дело. И действительно было так. Деревенский тыл был необходимой и невероятно самоотверженной основой для дела спасения раненых.
Калей и Завира часто ночевали в саду. Ведь надо же что-то делать для осуществления мечты! Они три раза в неделю ждали появления своих коллег. И, не смотря на то, что ни одного Крылатого они так и не подкараулили, это были самые волшебные ночи. Теперь это самые яркие их детские воспоминания. Важно было видеть каждый день не только увечных мужчин и их убитых горем жен, матерей, детей, но и молодую луну, игру ветра с верхушками деревьев, слышать ночной тонкий аромат цветов, наслаждаться столь редкой тишиной. Важно истину видеть в жизни.
Прошло десять лет. Осенью Калей полюбила. С Явом поженились скоро – время такое было. Он - в бой, она - выхаживать раненых и носить его сына. Сложно было, голод. Рыбы в этом году мало, да и овощи на скромных огородиках не очень-то уродились. Тараман родился слабым, но с невероятным стремлением к жизни. Как будто ему тоже кто-то с крыльями каждый вечер нашептывал на ухо добрые слова. А может это сама мать?
В предпоследнюю весну войны, когда Тараману было почти четыре, и Калей могла спокойно оставить его у бабушки, она вместе с Завирой, как в детстве, собралась ночевать в деревенском саду. Так велико было еще желание увидеть Крылатого – героя легенд, которые она так теперь любила рассказывать сыну.
Казалось, деревья дружно поклонились подругам, как долгожданным гостям. Все было как всегда, только сад не казался больше огромным, как в детстве. Калей почувствовала себя дома, нет, не как в той каменной коробке с маленькими оконцами, затянутыми бычьи пузырем, а действительно дома, там, где тебя любят. Бабушка говорила, что она родилась в этом саду. Земля была еще холодная, поэтому Калей и Завира устроились на раскидистой яблоне. Подруги собирались бодрствовать всю ночь и для своеобразного развлечения захватили с собой полную кожаную фляжку квасу и мешочек сухарей.
Пол ночи прошло в воспоминаниях детства. Говорили шепотом, смеялись в кулачок, а иногда объяснялись при помощи одних гласных звуков. Получалась своеобразная песня, похожая на яблоневый аромат.
-Аиа, а ои, а ы у ееа е аиа (Завира, а помнишь, как ты чуть с дерева не свалилась?), - мелодично, чуть с расстановкой пропела Калей. И как ни странно, подруга ее прекрасно поняла.
-Ою, ою (Помню, помню), - Смеется. – Аеиа ооо а еу и оиа еа у о еи. Ы еаа оо о а ыа ея (Зацепилась воротом за ветку и повисла метрах в двух от земли. Ты металась подо мной как рыба в сетях),- Завира смеялась чуть с хрипотцой повизгивая и подхрюкивая иногда, как будто ей все еще десять лет.
-Ооо, о я оааа оы оа (хорошо, что я догадалась взрослых позвать),- Калей звонко хохотнула вдруг насторожилась. – Слышишь? – сказала она уже серьезно и с присутствием всех согласных. Завира стала прислушиваться, как в полуметре от них промелькнуло белоснежное крыло. Женщины обомлели, Калей зажала себе рот, чтобы не выдать их убежище своим детским восторгом. На поляну перед садом медленно садились трое: раненый парнишка с завязанными глазами, которого бережно поддерживали Крылатые. Они были лет на десять моложе деревенских санитарок. Мальчик и девочка с большими, казавшимися розовыми от восходящего солнца крыльями. По бескровным губам и отчетливым фиолетовым кругам под впалыми глазами можно было догадаться, что они не доедали и не досыпали. Хорошо видно было, как сокращались мышцы, туго обтянутые кожей, когда мальчик осторожно укладывал воина на траву. Крылатый медленно выпрямился и остановил свой усталый взгляд на кронах яблонь, усеянных мелкими нежными цветочками. Калей вздрогнула. Его серые большие глаза, казалось, сияли согревающим желтым светом. И можно было подумать, что в них отражается солнце, если бы оно не было за спиной мальчика. Крылатый перевел взгляд на свою спутницу, понуро стоявшую над раненым.
- Сестра, ты помнишь. Повязка, - сказал он и взлетел.
* * *
Теперь, спустя уже десять лет, Калей узнала его, мальчика с солнечными глазами. Сегодня ночью он лежал в ее доме, лишившийся крыльев, тихо спал, набираясь сил. Теперь он человек.

ЗНАЧИТ ЖИВ

«Я человек», - первая, быстрая, спокойная, с легким оттенком боли мысль Gathering. Было уже утро. Он проснулся под жизнерадостные редкие выкрики петухов. Голова его была ясной, спина слегка ныла, тело затекло и требовало движения. Gath осторожно поднялся с постели. Справа от него на сундуке стояла потухшая изрядно оплавившаяся свечка на медной подставке. Чуть по дальше спала Калей. Она свернулась калачиком на широкой лавке, волосы ее растрепались и почти прикрыли умиротворенное лицо.
Стараясь не скрипеть половицами, он вышел во двор. Солнце еще не показалось из-за горизонта, только бледно-розовая полоска старым шрамом пролегла на востоке. Gathering очень медленно, носом втянул в себя утреннюю прохладу. Отекшее тело не хотело слушаться. Осторожно напрягая каждый мускул спины, он расправил плечи. Больно. Значит жив.
Шаг, еще шаг, еще. Загремела цепь и из конуры высунулась мохнатая черная морда. Два уголька смотрели не зло, только поблескивали с опаской. Морда недовольно заворчала (лаять в столь утренний час она просто не могла себе позволить, да и человек этот ей понравился, по запаху) вылезла из конуры, показав тем самым остальную свою часть. Пропорциональное тело выгнулось и зевнуло. Собака оказалась на редкость ладной.
-Ну, не ворчи уже, - сказал Gath лохматой морде и улыбнулся одними губами.
Собака подняла на него свои угольно-черные глаза, доброжелательно вильнула хвостом и удалилась к миске с водой. Все-таки так улыбаются только добрые люди.
Катерин задумался. Крыльев нет, жара нет, боли практически тоже. Я чувствую себя свободным... от чего? Полуулыбка не сходила с его лица, только глаза сделались серьезными. Он резко повернулся на восток. Тонкая струйка побежала по спине. Забыл. Повредил засохшую рану. Может скоро он совсем все забудет: боль, смерть, жар пустыни, небо... Нет, небо он не забудет никогда. Шрамы тому в помощь. Пусть он их не видит, но есть же они!
Gath по привычке пошевелил крыльями. Культя! Он осознал, что она есть. Этот уродливый изрубленный отросток (точнее бы сказать остаток)! Вдруг стало страшно. Что же скажут люди, когда увидят? А ведь многие уже видели. Катерин почти решил оставаться в поселке, с сестрой. А теперь его не поймут. Его выгонят. Как он сможет объяснить наличие ЭТОГО? А что скажут дома, если узнают? Нет, домой он теперь ни ногой. Да и через Инвитусов хребет пешему нет хода.
Холодный нос ткнулся в ладошку. Морда смотрела не в глаза, она смотрела внутрь, в душу. Собака ловко подкинула руку Катерина, очень даже навязчиво приглашая почесать у себя за ухом. Улыбнулся. Значит жив.
Хорошенько всклочив шерсть на черном затылке, Gath медленно, прихрамывая на обе ноги, направился на встречу к грядущему солнцу. Он беззвучно ступал по росистой холодной траве, стараясь не нарушить последних мгновений умиротворения, царившего в деревне.
Он остановился за селением у колодца, одетого камнем. Старые плодовые деревья напомнили ему события десятилетней давности. Понял он, что спас одного и того же человека уже дважды. Ведь именно в Вентру подкинули они с Талилой Остиха. Давно ли? А несколько дней назад он снова отнес его суда, к деревенскому саду.
Хотелось пить. Навивая конопляную веревку на ворот Катерин начал подымать бадью из колодца. Вскоре наполовину полная она оказалась у края. Подхватить ее одной правой рукой было неудобно, пришлось через боль подключить левую. Он осторожно поднес бадью к губам, начал пить и вдруг понял, что кто-то на него смотрит. Метрах в двух от него стояла девушка. На вид ей было не больше восемнадцати. Высокая, стройная, как яблонька, в рабочей одежде, с длиной темной косой. Она смотрела с недоумением. Она знала кто он – странный раненный, урод. Ей Китан вчера рассказал. Молодой полуголый мужчина трясущимися руками еле держал бадью. Покраснела. Сводимые судорогой пальцы разжались. Глухо стукнулась об землю бадья. Остатки воды расплескались. Он смотрел в ее глаза, и на мгновение к нему вернулось ощущение полета. Он же здесь, на земле! Как может он летать? Захотелось броситься этой девушке в ноги, целовать пыльные ступни, прижать ее к себе и долго-долго не отпускать. Остается в Вентре. Значит жив.

Ну как вам!:)

Ну вот, совсем свеженькое. Так сказать, с пылус жару
Особое внимание прошу обратить на ошибки. наточности и прочии казусы. Писала недавно и проверить не успела, поэтому их должно быть неимоверное кол-во

СОБРАНИЕ

- Воины, недавно среди нас появился новый человек, Катерин, - начал спокойно, и, пожалуй, слишком торжественно Игис, темноволосый мужчина сорока с лихвой лет. Он был за старшего с поселке. Вся его молодость прошла в военное время. Опытный командир, примерный муж и отец, Игис пользовался уважением своих односельчанян. – Это не обычный человек.
- Урод, - тихо сказал Китан. Мужчины переглянулись с легким недоумением, но помолчали, только Шапирр толкнул друга локтем в бок.
- Многие думают, что он крылатый... бывший, - продолжил Игис. - Теперь перед нами стоит вопрос, кто он и насколько безопасно будет оставлять его в Вентре. Хоть война и закончилась, армия Тардера, разбитая и расчлененная на части, бродит еще в окрестностях побережья. А вы знаете, крылатых даже бывших они, мягко сказать, не любят. Оставляя Катерина в деревне, мы подвергаем опасности наши семьи, наших жен и детей. С другой стороны, он молод, физически крепок, при нем нашли оружие, хорошее, если не сказать отличное. Он тоже воин, и весьма ловкий, если сам себе крылья отрубил.
- Ага, так крепок, что при виде Арджии без чувств упал на землю, - ехидно прокомментировал Китан. По комнате пробежал легкий смешок.
- Китан, прекрати. Ты понимаешь, что подобными шутками ты наводишь тень на честь моей дочери? – раздраженно приструнил его Игис.
- Прости, капитан. Знаешь, что я сам за Джи кого угодно.
Председатель смерил шутника строгим взглядом и продолжил.
- Ваши предложения. И помните, что мы должны поступить по совести. Сейчас, кто хочет, пусть выскажется, а потом проголосуем.

* * *

Восторг. Море. Ветер. Дождь. Рыбак. Смерть. Смех. Стон. Гром. Треск.
Gathering проснулся. Снова то же сон. Все его тело бил озноб. Болели крылья, которых нет. Они чесались, ныли, требовали движения. Он часто видел в госпитале, как тяжелый больной, только после ампутации, просил почесать отсутвующую пятку спросонья. Фантомные боли.
Культю свело судорогой. Ему показалось, что кто-то проник под его кожу и холодными когтистыми лапами схватил крылья изнутри. Катерин сморщился, но еще как-то свою боль показывать не стал. Не хотел хозяйку лишний раз тревожить. Калей ведь уже третьи сутки с ним нянчится. Не привык он в положении больного находиться. Сам ведь лекарь. Долго корил себя за тот глупый поход к колодцу. Слишком слаб. Провалялся потом сутки. Температура поднялась. Не должен был. Но как же ему та встреча помогла, или все же навредила?
Знал он, что теперь как минимум месяц будет мучится тем, чего нет. Сложно понять, тяжело побороть. Помнил из своей практики в госпитале, что раненых, потерявших конечности, тяжелей всего возвращать к жизни. Ногу, конечно, можно заменить деревяшкой. Но и это только в том случае, если лишившийся сумеет выстоять, оспорить у смерти возможность побыть еще здесь, в этом мире. А крылья протезом не заменишь...
Катерин подошел к бочонку, полному чистой, холодной воды, который стоял почти у самого выхода. Зачерпнул деревянным ковшом и хотел уже напиться, как донесшиеся с улицы слова чрезвычайно заинтересовали его.
-Я не могу уже ждать, девочки! Что же они решат? - Калей была не на шутку взволнована. – Я Яву наказала, чтобы он отстоял право Катерина остаться в Вентре. Но мало ли что другим в голову взбредет!
- Отец утром тоже весь взвинченный был. Ему Катерин понравился, я по глазам видела, так что папа постарается наших мужчин склонить к правильному решению, - Gath выглянув дверную щель, говорила девушка, которой он имел неосторожность залюбоваться у колодца. При ярком солнечном свете ее красота казалась еще более неповторимой. Во дворе, помимо хозяйки и черноволосой девушки находились еще несколько женщин, среди который Gathering узнал сестру. Талила сидела на деревянной чурке, подпирая правой рукой голову.
- Боятся они его, - сказала черноволосая женщина в самом простом платье, Gath видел ее, она приходила два дня назад, когда ему было плохо.
- Завира, ну ты выдумала, - возразила Ония. С ней Катерин уже был знаком. Она иногда приходила к Калей за советом или просто в гости.
- Морана, он крылатый? - спросила хозяйка. Его любимая сестренка растерялась. Она не знала, как себя вести. Молчит.
- Только не говори, что не знала его раньше, - Калей продолжала наступление, ей важно было быть абсолютно уверенной. Молчит.
-Почему меня боятся? - Катерин вышел из укрытия. Он решил спасать сестру.
- Ты же крылатый? – повторила свой вопрос Калей.
- Был им, - Катерин испугался не меньше сестры. Только вместе со словами ушло куда-то напряжение. Он теперь свободен. Он разрушил стену. Он открыт. И... он уязвим.
- Тардерам обещают высокую плату за ваши крылья, - пояснила все та же темноволосая женщина.
Эта фраза вызвала только легкую ухмылку Gathering.
- Ваши мужчины на совете, если я правильно понял? Где?
И куда подевалось недавнее недомогание? Gath шел уверенно к домику Игиса, гордо подняв голову. Глаза его светились, на губах застыла все та же усмешка. За крылья большую плату? Ну, попробуйте, тардеры! Не мало я вашего племени на куски порвал.

* * *

- Пусть вылечится, и ступает, откуда пришел, - Мит говорил неспокойно, видно было, как пульсирует жилка на виске. – У меня скоро сын родиться. Я войны больше не хочу. Устал я. Все жизнь мою война. Вы понимаете, если нас Тардерам заложат, они ведь разбираться не будут, всю деревню сразу выкосят.
-Ты воин, или кто? – Шапирр гневно, переходя на крик, говорил. – Сын у тебя скоро. И какой ты пример ему подашь? Пример трусости? Или того, что не надо платить по счетам? А тот, кого ты выставить вон предлагаешь, спас множество жизней, среди которых и твои друзья тоже! Забыл? Сколько в саду раненых с завязанными глазами находили? Забыл, как семь лет назад клялся мне в таверне, что Крылатого видел?
Мит притих. Авторитет Шапира для него был непоколебим. Только теперь он не просто воин, он еще и муж, и скоро станет отцом. Эти обстоятельства заставляли по-другому смотреть на вещи. Ели бы жил Мит до сих пор бобылем, так безоговорочно был бы за. Но сейчас, когда на днях появится на свет новый человек...
-Как светлый летчик, - улыбнулся Остих, - я за то, чтобы предоставить Катерину право выбора. Пусть вылечится. А в Вентре много пустующих домов, если захочет, останется жить в одном из них. Меня рыбацкий поселок принял. Может и ему он станет домом. Почему бы и нет?
Тут в комнату твердым шагом вошел Катерин. Он окинул всех присутствующих дерзким взглядом. Мит опустил глаза. Шапир улыбнулся. Остих узнал своего спасителя. Другие члены собрания с напряжением смотрели на него. Все ждали, что же скажет странный раненый. Китан встал, уступая ему место. Откуда что взялось? Недоверие и ревность к Арджии исчезли, захотелось оказать уважение этому человеку. Gath улыбнулся, жестом пригласил его снова присесть. Все-таки так, как Катерин, улыбаются только добрые люди.
- Я хочу остаться, - начал крылатый громко, но спокойно. – Я обещаю исполнять все ваши законы, помогать вам. Я лекарь, и возможно, не дай Бог, конечно, помощь моя пригодится. Кто я и откуда пришел не спрашивайте (вы и так все знаете – добавил он про себя). А тардеры... – губы его искривились в кровожадной улыбке, оголяющей острый белый клык с левой стороны, - они пожалеют, если заявятся сюда.
-Голосуем, - с явным облегчением произнес Игис. – Кто за, поднимите руки. Мит, брат, а ты?
-Воздержусь, - буркнул Мит и уставился в пол.
- Единогласно, практически. Поздравляю! Ты теперь житель Вентры, - Игис выдохнул и добродушно похлопал Катерина по плечу, который только что понял, что левое крыло чешется чуть пониже изгиба.

Ура, я же говорила - останется.
И девушка хорошая есть на примете
А фантомные боли - это страшно.
Сильно ему сочувствую

Косяки? Ну, вот очепяточка небольшая:

И больше - ни одной. Не нашла, по крайней мере. По-прежнему красиво, ровно написано. И по-прежнему слишком быстро заканчивается.

Вот вам еще кусочек. Сегодня додумала. На чало писала после зачета по диалектологии. так что извините, если трудно читается, так задумано

ВЕНТРА

-У Вентры свои секреты, - сказала задумчивая Морана. Ветер дул с моря, теплый и влажный. Катерин сидел чуть-чуть подальше, так, что его ступни иногда захлестывало соленой водой.
-Какие? – спросил он, перебирая в руке обласканную морем гальку.
-Ты что-нибудь замечал странного в Калей?
Задумался. На первый взгляд показалось, что вроде все нормально, женщина как женщина, муж, ребенок, добрая, заботливая. Но потом вспомнил, как случайно заменил две иссиня-красные точки у нее на шее. Действительно странно, Калей дает свою кровь вампиру.
-Следы от укусов видел, - как-то не весело отозвался брат.
-Если присмотришься, то и у других подобное на шее есть. Не спрашивай почему. Это не моя тайна.
-А у кого спрашивать?
-Сам знаешь.

* * *

Gath стабильно шел на поправку и вот вчера всей деревней начали благоустраивать дом, который он выбрал. Собрались все, кроме Остиха. Катерин заметил его отсутствие. Рыбак сослался на плохо зажившую ключицу. Ему было слишком больно смотреть на лишившегося крыльев, которого нередко передергивали судороги, меняя молодое лицо на уродливую гримасу. Он чувствовал себя виноватым. Это все из-за него...
Работа спорилась. Мужчины быстро разобрали старую крышу и начали уже заменять прогнившие стропила. Катерину этот процесс нравился. Ведь за последний месяц он практически ничего не делал, режим. Конечно, как только удавалось вырваться из-под усиленного наблюдения сестры, он тут же направлялся помогать местным бабушкам, или дежурил у колодца, намереваясь хоть еще разок подкараулить красавицу Джи. Но это все не то, настоящей работы не было. Дерева не было в руках, пахнущего смолой, топора с широкой лопастью и острым носком, тесака и такой доброй команды. Сейчас - он вершит крышу, строит свою жизнь в Ветре.
Однажды, когда Морана пошла на пару дней в ближайший бор по травы, Катерин направился к самой старой жительнице поселка – Мире. Сколько ей лет не помнил уже никто, но бабка, беззубая и скрюченная, все равно каждый год засаживала сой огородик, чем могла. Ей, конечно, помогали соседские девчонки, но старая Мира нехотя подпускала их к своим растениям.
-Им бы тока хуосами уертети, - объясняла она, шамкая гладкими деснами. На что Gathering отвечал с улыбкой:
-Ну тогда, бабушка, давай я помогу, хвоста у меня нет, так что вертеть нечем.
И, как ни странно, Мира ему доверяла вкапывать, мотыжить, пропалывать свой клочочек земли. А потом, после работы, всегда наливала большую плошку ядреного квасу с редькой и надолго еще задерживала его разговорами. А рассказать ей было что. Легенды, предания, местные и не совсем, забытые или оставшиеся в памяти, реальные и не очень. В тот день она как обычно улеглась на печь и рассказала еще одну историю про грозу. Это вообще была ее любимая тема.
-Бабушка, я сплю плохо. Ночью часто по Вентре прогуливаюсь. Вчера вот с северной стороны наткнулся на заброшенные дома, сказал он, когда старушка закончила.
-У Уентре мноо пустых хаток, никоо энтим не удиуишь, - сказала Мира очень четко и даже с каким-то подобием агрессии в голосе.
-Они не пустые, бабушка, там люди... или вампиры? – Катерин всерьез намеривался вытянуть правду из старухи. Уж она то точно должна знать все.
-Як дохадалси, – отозвалась Мира с печи.
-Не слепой. Расскажи, бабушка, откуда в Вентре вампиры?
-Не мой тайн то, касатик, - с сожалением сказала она. – Ну да ланна. Щаснаццать годин тому назад был страшно´й голод. Рыбин нету, дождзи игародики за´лили усе, исть нечауа. Пришла в Уентру в ту пору деука. Млада, а бледнюча - стрась. Назуалася Нитрой, сказала, шо уоин, шо протиу энтих, как их, усегда забыуаю...
-Тардеров, - помог Катерин.
-Да, их изуергов. Патом уыяснилося, шо енто уампир. А наши деревенские хуманисти, у как по иноземному то зауутьси, ее и астауили. А Нитра деуок наших сомустила, мол, уампирам в такой голод проще, рыбин нету – а нам и не надобна, нам бы толь кроуяки испиуати. Ну, дуры эти ее и послухалися. Кусанула она их разочек и усе поголоуно кроусосами сделалиси. Как и жиуть теперь на о´тшибе новых людёу чураются, бледнучи усе, солнца бояцца, и детёу не могуть зачати. Хоть и подуизалися они на уечну жизню, да счастия им не много на долю за уечность то уыпадеть.
Мира замерла, уставилась в одну точку. Ушла в себя. Вдруг по ее дряблой загорелой щеке поползла слеза.
-Бабушка, ну что ты? – забеспокоился Катерин, подошел к печи и взял старушку за теплую шершавую ладонь.
-Мая то, унучка, Рема, тожо тама... – Мира расплакалась, тихо всхлипывая и причитая по-старушечьи.- А ты, милок, шо-то тожо на уампирюху больно пахож. Ишь клыки то у тебя какие!!!
-Да ладно тебе, бабушка! Я же солнца не боюсь.
-А як ты прауду-матку из людёу тянути могёшь, прям как кроушку?
-Прости, бабушка, - Катерин застыдился, он ведь действительно своими настойчивыми распросами причинил боль Мире. Но старуха засмеялась так же внезапно, как и заплакала.
-Не уампир ты, касатик. Ты паследнее с себя снимешь, а людёу сасати не пайдешь.

Бабка - супер. Особенно фразочки вроде "касатик"... Молодец, хотя первый раз увидела такое написанное - глаза так ме-едленно полезли из орбит...
Продолжай в том же духе.

Э-э-э, кто движение делал?..

промысел?

Если оба слова раздельно написаны, значит, не опечатка... так и было задумано?

кровожадный какой) вообще, по-моему фраза... ну, не дурацкая, но... по стилистике не вписывается, что ли... хотя, учитывая продолжение, думаю, можно и так оставить...

не знаю, может, я улыбаюсь неправильно, но у меня никак не получается обнажить только один клык...
В целом: мне очень понравилось хочется узнать, чем же это всё закончится...
PS может, я невнимательно читала, но я не заметила описания внешности Gath-а...
PPS я вот тут подумала... а почему Крылатые помогают именно... э-э-э, название народа или страны, кажется, не было , а тардеров убивают?.. мне казалось, лекарям без разницы кому помогать... Объяснение дальше по тексту будет?..

все будет чуток потерпите.
А про внешность Гэсову... ее описание разбросано по тексту. Может соберу где-нибудь в одном месте.
А улыбаться, чтобы было видно клык можно, когда зубы кривые (с одной стороны клык торчит)
Ди, спасиб. Я бабку когда делала оч старалась

СОН

Фантомные боли чуть-чуть отпустили. И только каждую ночь ему снился один и тот же сон. У него снова есть крылья - большие, белые, сильные. Он стоит на утесе, глубоко вдающимся в море. Снова неописуемый восторг, снова сильный ветер, снова отчаявшийся рыбак в его крепких руках. Смех-гром. Молния в спину. Не долетели до берега, и горько-соленые волны уже яростно бьют в лицо. Одна дорога – в страшную неведомую морскую глубину. Она зовет, и нет сил сопротивляться. Где-то наверху шторм. А здесь только плотная темная вода. И, пожалуй, не страшно уже утонуть...
В очередной раз, проснувшись посреди ночи, Катерин, не зажигая свечи, сел на кровать. Его пробирала мелкая дрожь, то ли от холода, то ли от страха. Gath вышел на улицу. Глубоко вдохнул свежий ночной воздух и улыбнулся, наслаждаясь тем, что его легкие заполняет не морская вода. Цыкнув на проснувшуюся Морду, он направился подальше от северных домиков. Как-то еще не очень хотелось встретится лицом к лицу с Нитрой и ее подругами. Не боялся, просто не был готов.
Полная луна вкрадчиво смотрела ему в лицо сквозь ветви садовых деревьев. Сверчки пели, и казалось, нет никого в этом мире, кроме него. Но вдруг он заметил темное пятно на краю сада. Это Остих, он не сразу его узнал. Рыбак лежал, раскинув руки, на том же самом месте, где уже дважды оставлял его Gathering.
Остих, видно почувствовав на себе чей-то взгляд, встал. Перед ним был Катерин, измученный и слабый. Днем в деревне он еще как-то крепился, не показывал как ему на самом деле тяжело, а сейчас... Остих всегда сторонился Катерина, боялся лишний раз напоминать ему своим присутствием о той грозе. Теперь они стояли друг против друга молча. Рыбак разглядывал своего спасителя. Высокий, плечистый, волосы прямые светлые. Курносый нос, маленькие пухлые губы, прямые брови, две темных родинки на нижнем левом веке, гусиные лапки в уголках глаз и две небольшие бороздки между бровей. При лунном свете стало четче видно, что круглое щетинистое лицо ассиметрично. Казалось, на одной половине отразились все страдания, на другой же почила спокойная гордость. Глаза серые. Где-то там внутри дотлевают угли... подкинул бы кто дровишек!
Чувство вины захлестнуло Остиха. Все из-за него. Видел же, что гроза собирается, и все равно замешкался. И вот теперь результат. Сам отделался сломанной ключицей, а человеку... крылатому человеку всю жизнь перевернул. Остих отвернулся и направился в сторону деревни. Ему было слишком больно видеть измученные глаза Катерина. И чем он мог помочь? Чем отплатить за спасенную жизнь?
А Gath лег на еще теплую траву, раскинул руки как Остих. Как он давно не плакал? С тех пор как Талила пропала. А он ведь мог спросить как самочувствие, просто поздороваться, улыбнуться на конец. Боится. Виноватым себя чувствует. Молчит.
Хотелось музыки. В часе пути было болотце. Катерин пошел туда... за тростником.
* * *

Калей проснулась рано, только забрезжил рассвет, только запищали птенцы под крышей. Катерина в соседней комнате не было. Она привыкла к частым ночным отсутствиям своего постояльца.
Морда уже гремела по двору цепью, пора ее кормить. Калей вынесла среднего размера лоханку, наполненную кашей, сваренной на мясном бульоне. Собака радостно взвизгнула и завиляла хвостом.
Катерин сидел рядом с конурой, на деревянной чурке, и что-то мастерил. Воск, тростник, нож. Рождалась флейта.

Мучила эту главу почти три месяца... воть

ВСТРЕЧА

Вот и новый дом. Катерин сидел на сколоченной, на скорую руку лавке облокотившись на не менее «изящный» стол. Больше мебели не было. Но это, по сути, не важно. Ведь главное, что у него теперь есть свой дом, что в нем пол пахнет свежим деревом. А стены каменные, это даже лучше - зимой уж если протопишь хорошо, то тепло нескоро выйдет.
Смеркалось. Некрупные капли размеренно постукивали по новой кровле. Под звуки дождя и засыпается легче. Но в эту гармонию вмешался вой. Не вой шакала или собаки, а настоящий, волчий. За Инвитусовым хребтом, в долине Квутамо, в его родных местах водились эти хищники с взглядом, без спроса проникающим в душу. Откуда же волк в Вентре? Море, пустыня, степь, мелкие пролески и никаких крупных животных, которые могли бы послужить ему пищей. Волк одиночка в рыбацком поселке. Странно.
Несмазанная дверь скрипнула, в проеме на мгновение в свете молнии Катерин увидел очертания Талилы, невысокого человека в разодранном плаще и лохматую фигуру волка. Животное скалилось и... виляло хвостом. Gath улыбнулся в ответ.
Сестра молча кивнула, прошла через всю комнату и остановилась у противоположной стены. За ней вошел невысокий. Зверь радостно взвизгнул, слегка нагнул морду, прижал уши и стал вылизывать руки Gathering. Повисла неловкая пауза. Тихо, только падают капли с плаща на пол, все сокращая частоту. Слишком много времени прошло. Трудно начать.
-Здравствуй, Дро, - Gath протянул руку и застыл, как давно он не видел этих глаз?! Большие, как море, и зеленые с ненавязчивым оттенком хорошей стали.
-Здравствуй, брат, - ответил на рукопожатие Дро. Он был лет на десять старше Катерина, где-то на голову ниже и заметно худее, хотя что-то общее то и дело проскальзывало в жестах, позе, во взгляде и улыбке. Темно-русые волосы были аккуратно собраны в пучок, худое лицо гладко выбрито, на левой скуле – старый белый шрам.
Дро был первенцем, веселым худощавым мальчишкой и в течение десяти лет единственной отрадой родителей. Гала не могла доносить, как и не оберегал ее Гелл. На шестой раз получилось – родилась двойня: Талила и Гэс.
Когда Дро было шесть лет, играли с мальчишками в предгорье, и он сорвался с холма, повредил уже набухшие, практически готовые к появлению на свет крылья. Пришлось вскрывать кожу под лопатками. Сохранить ребенку небо не удалось. Он не познал радости полета, хоть на роду было написано быть крылатым. Зато несчастный случай дал ему возможность учиться, выйти в мир. Род Софирам уже три века не показывался за пределы долины Квутамо. И только во время Великой войны было решено создать отряды Крылатых санитаров.
-Какими судьбами? – спросил хозяин дома, усаживая гостя на лавку.
-Я частенько к сестре захожу, когда рядом где-нибудь обитаю. Но ты же знаешь, я на одном месте долго не задерживаюсь.
-Непоседа, как тебя мама называла, - вдруг лицо Гэса приняло почти яростное выражение, - Ты знал?
Молчит.
-Нет, ты ответь! Ты знал, что Талила жива?
-Собственно я и помог ей сбежать...
-Да как ты мог? Ты... – захлебывался словами брат, который два года считал свою сестру мертвой.
-Давайте не сейчас, - чуть раздраженно откликнулась Талила откуда-то из угла.
-Мог бы хоть сообщить, что она жива, - почти успокоившись, сказал Gathering и присел на корточки около зверя. - У! Флэйм, старина! Не забыл старого хозяина, - приговаривал Gath, трепля зверя за ухом.
-Помню, он первое время только тебя к себе и подпускал, улыбнулся Дро.
-Ну и умница же твоя Акира была! Таких молодцов с волком нагулять! Когда ощенилась, этот то, самый задиристый был, злючий-кусучий такой, - сказал Катерин и щелкнул полуволка поносу. Флэйм заворчал, поймал хозяйскую руку зубами.
-Вот скотинка то! Вроде уже пес в возрасте, а все бы ему грызть что-нибудь! Ну, пусти уже руку, щекотно! – иронично заметил он, даже не думая сопротивляться. Зверь послушно ослабил хватку, Gath вынул руку и стал растирать лиловые точки. – Брат, а ты по поводу или без?
- По поводу. Пора...
Gathering поднял на гостя затухающие глаза. Жизнерадостной маски нет, только боль.
-Я почувствовал, - сказал тот, кто с раннего детства владеет тайной рода. – Теперь ты должен узнать все.

5 причин, по которым я - дура:
1) потому что дураком легче живется;
2) потому что дуракам закон не писан, хотя только для/ради них и пишется;
3) потому что дурак дураку - рознь, но не ровня, а это само по себе уже повод для самоутешения;
4) потому что “дурак дурака видит издалека”, а не в зеркале;
5) потому что я - дура, а не лечусь.

Прочитала еще несколько рассказов (или лучше зарисовок?), но ничего такого же феерического и иронично-насмешливого не встретила. Зато "Дура" - это нечто, мне мало что нравилось на сим форуме из прозы, но "Дура" - просто пять баллов!

Если в этой теме читала, то далее идет повесть, которая называется "Грядущий", а если в другой, то все равно спасибо за мнение. Я тоже ДУРУ больше всего люблю и считаю ее лучшей из моего бумагомарания
Шпасибо