Мир Dragonlance / Творчество / FanFiction / Ночь желаний / Глава 1 | Версия для печати

Предуведомление: Все персонажи данной повести вымышлены автором от первого до последнего. Автор, однако, выражает величайшую благодарность М. Уэйс и Т Хикмэну (хотя они, конечно, этого не прочтут) за создание мира, в котором разворачивается действие, и за саму идею Катаклизма. Названия Ансалон и Эргот, вполне вероятно, являются собственностью TSR, Inc.

НОЧЬ ЖЕЛАНИЙ

(Хроники Второго Катаклизма)

скачать рассказ в zip-файле (36 кб)
оставить отзыв

1. Дитер
-... Высадятся черные? - раздался голос у меня за спиной. Говоривший забавно пришепетывал на букве "с". Я опустил уже вдетую в стремя ногу и обернулся.
-Что?
-Дык прощения просим, ваша милость, - Вопрошающий, невысокий худенький паренек с очень близко посаженными глазами, сделал шаг назад. Туника у него была в сенной трухе, а сапоги - в навозе. Помощник конюха, наверное, - Знать бы, что будем делать, ежели черные высадиться надумают. Папаша беспокоятся очень, велели спросить.
-Кто такой твой отец? - глупый вопрос, но дающий время собраться с мыслями.
-Нис ваша милость, Нис-рыбак, через три дома отсюда живем. Извелся весь, ваша милость, прямо с лица стаял. Все боится, что лодку заберут. Нам без лодки не жизнь, пропадем. А меня Данутом звать, закончил он ни к селу, ни к городу.
-Вот что, Данут, - я доверительно понизил голос, - Передай отцу - черным не до нас. Они весь Ансалон сожрали, теперь переваривают...
-Чтоб он им поперек глотки встал, - пробормотал паренек истово.
-Неплохо было бы. Так вот, они еще долго заняты будут и в море сунутся нескоро. Остров наш маленький, ловить им тут нечего. Пусть твой отец не переживает.
-А если все-таки... Ну, ваша милость... - он опустил глаза и копнул носком сапога рыхлую пыль, - Вы ж понимаете, я ничего такого, но маловат гарнизон-то, а? Не сдержит...
-Пришлют подкрепления с Эргота, - твердо соврал я, - Отобъемся. Не переживай и отца успокой. Понятно?
Парнишка кивнул так, что русая челка закрыла кончик носа, и схватил поводья, которые я и так уже держал.
-Еще бы. Боги в помощь, ваша милость! Доброй ночи!
-И тебе, - ответил я, выезжая за ворота трактира "Двухвостая камбала". Я надеялся, что убедил пострела, а также что он окажется достаточно болтливым и перескажет наш разговор соседям. Неуверенность плохой знак. За ней следует паника, а паника нам вовсе ни к чему.

Последние дома Нижнего Схода остались позади; начались выпасы. Тут и там среди холмов взбебекивали во сне овцы, перекликались пастухи. Уже вызвездило и темнота поднималась, как прилив; на западе таял последний дымно-розовый след заката. Там на равнине, подернутой зеленой (а сейчас, к концу лета - скорее рыжей) травянистой рябью, лежала рощица, а на опушке - Три Ясеня, наследственное имение моей жены. До него еще миль семь душных сумерек.
Я вытер вспотевшую шею и отпустил поводья. Гнедая не сбавила рыси: дорогу она знала. Чувствуя, как между лопатками сбегает теплая, щекотная струйка, я полез было за пояс - достать листок пергамента и еще раз перечитать написанное, но вспомнил, что уже темно и в любом случае ничего нового там не найдется. За последние четыре часа я перечитывал этот листок раз пятнадцать - тоненький такой листок, по краям обтрепанный и почерк на нем странный, чуть неуверенный, с легким обратным наклоном -
словно левша писал. Я вздохнул, вновь против воли возвращаясь к событиям раннего вечера.

... Я тихонько шагнул через порог и прислонился плечом к косяку. Вэн сидела спиной ко мне в тяжелом, неудобном даже на вид кресле без подлокотников; перед ней, на таком же массивном, напоминающем какую-то диковинную осадную машину столе были раскрыты истрепанные амбарные книги, разбросаны свитки пергамента и очиненные перья. Солнце еще не садилось, но окна кабинета, больше похожего на небольшой фехтовальный зал - такого же пустого, с голыми, словно ободранными, стенами - смотрели на восток,
и свечи кое-где прогорели уже наполовину.
Вэн сидела, опустив голову, и вроде бы разглядывала нечто, лежащее на коленях. Вот она подняла руку и пробежала пальцами по волосам, цвет которых оставался для меня загадкой. Такой бывает согретая солнцем сосновая кора или, может быть прибрежный песок, только что оставленный приливной волной, когда солнечные лучи брызгают светом от песчинок и капелек. Не знаю. Только я ни у кого еще не видел таких волос и, наверное, не увижу.
Я стоял, не шевелясь, а испачканная чернилами рука Вэн продолжала теребить прическу, которая теперь, стараниями хозяйки, и вправду несколько потеряла от своей подобранной строгости. Что-то беспокоило мою любимую в последние недели - она бледнела, молчала, стонала во сне, а днем почти не поднимала глаз. Случалось, делая что-то, прерывалась и подолгу сидела, поджав губы, упершись взглядом в носки синих домашних туфель. Если ее в такие минуты окликали, очень медленно оборачивалась, хмурила
брови, но не сердито, а словно бы виновато, как взрослый человек, которого застали катающимся верхом на деревянной лошадке. Нечего и говорить, как мне все это не нравилось; пару раз я пытался подступиться к Вэн с расспросами, но она только посмеивалась, да так натурально, что я почти успокаивался. Почти, да не совсем.
Уже не пытаясь ступать бесшумно, я пересек кабинет. Выскобленный, как стеклышко, деревянный пол должен был бы разболтать о моем приближении, но остался глух и нем. Вэн так и не обернулась.
-Вэн... - Я легонько, чуть касаясь, провел кончиками пальцев от мочки ее уха до плеча. Какая нежная кожа. Как ноздри чистокровного коня, Проснись.
Она медленно обернулась ко мне, хмуря брови. На коленях у нее, на серо-синем шелке юбки, лежал древний пергаментный листок со скрутившимися в трубочку углами.
-С чего ты взял, что я сплю?
-Шучу, - я поцеловал Вэн за ухом, вдыхая слабый горький аромат трав, которыми она споласкивала волосы, - Ты совсем перестала понимать шуток со своими любимыми дебетами и кредитами. Что это за писулька?
Секунду пальцы жены сжимали пергамент, словно не решаясь с ним расстаться, потом с коротким вздохом она протянула мне листок. Тонкая телячья кожа от времени стала почти прозрачной; с левой стороны виднелись дырочки для переплета. Кто знает, сколько раз на этом листе писали, соскабливали написанное и писали вновь: старые следы проступали из-под чернильных строк густо, как морозный узор на стекле. Тут и там стертые письмена переплетались со вновь нанесенными так плотно, что разделить их сто-
ило бы немалого труда.
"И когда коснулся огонь ее платья, завизжала богомерзкая ведьма и заголосила и сказала так: Глупец и сын глупца..."
Я оторвал взгляд от крупных, чуть расхлябанных, с обратным наклоном букв и взглянул на жену.
-Что это, Вэн?
Она поднялась с кресла и долго оправляла кружевные манжеты.
-Страница из какого-то журнала, может быть, дневника. Чьи-то личные записи. Или кто-то из слуг чувствовал тягу к искусству.
-Выглядит древним...
Вэн пожала плечами.
-Пергамент очень старый, но самому тексту лет семьдесят, самое большее - восемьдесят.
-Откуда ты знаешь?
-Там идет речь о Каррике Птицелове. Дед купил у него Три Ясеня шестьдесят восемь лет назад. Читай, Дитер, раз уж взялся.
Сдвинув в сторону толстую книгу, раскрытую на списке плательщиков, а может, неплательщиков какого-то налога, я присел на край стола. Груда свитков с мягким пыльным шорохом осыпалась на пол. В коридоре слышны были торопливые шаги и хлопанье дверей - слуги зажигали свечи. Я вздохнул и поднес листок поближе к свету:
"... На закате на третий день после равноночия. Весь день провела лютая ведьма в подвале, молясь своим темным богам, и столь велика была сила ее ворожбы, что стражники, охранявшие двери - мужи весьма доблестные - ослабевали, как дети, и просили замены.
И настал час заката, и все, кто жил в Трех Ясенях - от почтенного Каррика, славного сеньора, разоблачителя колдуньи, и до последнего псаря - собрались на дворе, чтоб посмотреть на казнь. Но супруга Каррика, почтенная (Нистэле? Исмэле? - не разобрать), не явилась на двор, а осталась в своих покоях, печалясь... "
Здесь буквы истончались до бледно-серой, чуть заметной вязи, смысла которой я, как ни вглядывался, уловить не смог. Несколько строк пришлось пропустить.
"И вот, когда коснулся огонь ее платья, завизжала богомерзкая ведьма и заголосила и сказала так: Глупец и сын глупца! Ты думаешь, что наказал меня, а наказал себя самого! И вот, в смертный свой час налагаю я проклятье на дом сей и на всех, кто живет в нем и жить будет: да висит твое вероломство над крышей его, подобно отравленному клинку! Так предрекаю я: владелец этих стен покинут будет любовью своей, как я была покинута, и изведает предательство, как я изведела, и займет мое место!
Слыша такие слова, побледнел достойный Каррик, словно смерть свою воочию узрел, и слуги попятились в страхе. Ведьма же..."
Я поднял глаза от тонкого, как носовой платок, пергамента. Вэн, бесшумно ступая, обходила комнату и зажигала от огарка новые свечи: над фитилями вспухали желтые световые пузыри с лиловыми ободками. Из приоткрытого окна доносился оголтелый стрекот цикад, лязганье колодезной цепи и собачий брех. Я откашлялся.
-Где ты это нашла?
Не прерывая своего занятия, она чуть заметно дернула плечом.
-В библиотеке, в одном из сундуков со старыми документами. Пару недель назад мне стало не на чем писать - трудно сейчас найти чистые листы, со всей этой войной...
-Я знаю.
-Да, - Вэн задула огарок и на секунду замерла, не опуская руки, Извини, я просто хотела сказать - на материк никто давно не плавал, а те, кто уплыл - не вернулись. В общем, я решила разобрать старые записи и отдать кое-что Эллерину в чистку, - она отложила огарок в деревянный ящичек, в котором собралась уже изрядная куча огарковых предшественников, и взглянула на меня - Библиотека по колено полна всякого старья, сама не понимаю, как накопилось. Там это и было, среди расписок восьмидесятиле-
тней давности.
-Еще одно подтверждение возраста.
Вэн молча кивнула.
-А сама ты что-нибудь слышала об этом? Ну, может дед рассказывал?
-Нет, никогда, - Вэн снова села в кресло, аккуратно сцепила руки на коленях и нахмурилась, - Я все время об этом думаю, но ничего не могу вспомнить. Ничего, - она заложила за ухо выбившуюся из прически прядь, - Правда... мама говорила, что бывший сеньор, этот Каррик, продавал Три Ясеня поспешно и очень дешево. Наверное, узнала от деда: самой-то ее тогда еще на свете не было. Я видела тот договор - действительно дешево, хотя этому могла быть тысяча причин: спешности ради или по дружбе, или
потому что земля тогда была дешевле...
-Или из-за проклятия, - сказал я.
-Или из-за проклятия. Или из-за падения стоимости денег. Или еще из-за чего. Но дед никогда об этом не упоминал - до самой смерти. Я уверена. А может, это все вообще ерунда.
-Почему ты молчала так долго? - поерзав, спросил я. Новая порция свитков обрушилась на пол небольшим пергаментным водопадом. Слова Вэн были настолько тихи, что почти потерялись на фоне их шороха. Она крепче сцепила пальцы.
-Не знаю, Дитер, я... Я все думала об этой записке, что это неправда или я не так поняла... Я надеялась... одолеть, пересилить. Ну почему она нашлась именно сейчас? Мне страшно. Это все война, будь она проклята...
Голос Вэн скакнул вверх, оборвался вниз и она разрыдалась, ткнувшись лицом мне в колени. Ошалев, я только и мог, что гладить ее по затылку, учиняя окончательный разгром среди когда-то тщательно уложенных прядей, да повторять, как заведенный: "Ну что ты, Вэн... Все хорошо... Ну перестань же... " Вэн не всхлипывала, не тряслась, только часто и судорожно вздыхала, а я чувствовал, как теплая влага быстро пропитывает штанину.
Не думаю, что мои слова успокоили Вэн - не очень-то я силен в утешениях. Наверное, она просто выплакалась. Слезы еще текли по щекам, оставляя в свете свечей блестящие солью дорожки, когда она выпрямилась и немного посидела, заслонив глаза ладонью.
-Ты понимаешь, что все это значит? - спросил я, беря жену за руку. Ногти у нее были сгрызены до мяса - неподходящая привычка для настоящей леди, часто в шутку говорил я. Настоящую леди даже обгрызенные ногти не портят, так же в шутку отвечала Вэн, - Окажется на моем месте и прочее?
-Не больше твоего, - Вэн сделала неопределенный жест и замерла, покусывая костяшки пальцев, глядя в сторону, - Но сомневаюсь, что эта девка имела в виду вечеринку в честь очередного заседания Конклава.
-Но она же не имела в виду... - у меня сжалось горло. Удивительно, как легко мы оба приняли на веру слова, написанные почти столетие назад странным почерком на телячьей коже, - Вэн, не...
-Не на костре? - тихо закончила она. Я спохватился.
-Глупости, - быстро и очень бодро сказал я. Бодрый тон - главное, если не знаешь, что делать. Не волнуйтесь, дескать, ребята, что противника шестеро к одному. Все идет по плану, - Не те сейчас времена. Никто никого не будет жечь. Тем более тебя.
Губы Вэн искривились в какой-то недоделанной усмешке.
-Ты меня обнадежил.
-Нет, правда. Ну давай не паниковать, - проклятье, если бы только я получше разбирался во всех этих волшебных штучках! - Давай подумаем, что здесь можно сделать. Ты только успокойся.
Вэн подняла на меня глаза, казавшиеся в свете множества свечей совершенно медными.
-Я спокойна.
И несмотря на тени на скулах и складку меж бровей, несмотря на капли пота на висках, на растрепанные волосы, на покрасневшие веки и белесые полоски на щеках - следы слез - она действительно выглядела теперь спокойной. Уж во всяком случае, гораздо спокойнее меня.
-Ну вот и хорошо. Мне кажется, надо поговорить со жрецами. Точно! - чувствуя трусливое облегчение от того, что можно свалить все это на кого-нибудь более сведущего, я зачастил:
-Я могу прямо сейчас поехать в деревню, может, преподобная Уна еще не спит. И даже если спит, вытряхну старушенцию из перин, пусть расскажет, как снимают проклятия. Она должна... знать... Слушай, Вэн, - оборвал я себя, заметив новое, какое-то робкое выражение на лице жены, - А ты сама-то с ней не говорила?
Вэн покачала головой и снова отвела взгляд.
-Я... знаешь, как человек, который потерял что-то очень ценное. И ищет всюду, но только не там, где это что-то скорее всего и лежит. Потому что боится его там не найти. А я наоборот... боюсь найти.
-Так ты не хочешь, чтоб я ехал к Уне? - Я вскочил со стола, уже в который раз за этот вечер сбитый с толку, - Но это же глупо! А лучше бы и ты тоже...
Вэн качнула опущенной головой:
-Нет, Дитер. Я не в форме, - она беспомощно повела руками, словно приглашая в свидетели книги на письменном столе и свечи в истекающих горячим душным воском канделябрах, - И потом, ты же знаешь, Эллерин...
Я не удержал довольной ухмылки. Кудрявый красавчик Эллерин, послушник преподобной Уны, сох по Вэн давно и страстно. Хотя обстоятельства и не располагали к развлечениям, одной из причин поездки было, признаюсь, недостойное желание снова увидеть тайную, исступленную зависть в его взгляде.
-Ну тогда оставайся, а я мигом, - Вэн тоже встала и подошла ближе. Я осторожно прижал ее к себе, целуя в мягкие солоноватые губы, - Ты только не переживай, ладно? Я быстро.
Во дворе то и дело хлопала калитка и перекликались голоса - слуги расходились по домам. Выходя из кабинета, я оглянулся через плечо: Вэн уже снова сидела за столом, опустив взгляд в раскрытую книгу.

Дальше >>>

Это версия для печати. Чтобы посмотреть страницу на основном сайте нажмите здесь.