Глава 2 - Мир Dragonlance - Сага о Копье

Мир Dragonlance / Творчество / FanFiction / Ночь желаний / Глава 2 | Версия для печати

НОЧЬ ЖЕЛАНИЙ

(Хроники Второго Катаклизма)

2. Ваньелле
Я сидела с закрытыми глазами, прислушиваясь, пока не зазвенело в ушах. Шаги мужа давно уже стихли в коридоре, потом со двора долетел его голос, окликающий конюха, беглый топот, цоканье подков. Вот натужно заскрипела створка ворот, копыта забили, удаляясь, по пыльной дороге. Все. Я подняла голову со скрипом, слышным, кажется, и за дверью.
Обойдется, сказала я себе. Даже не сомневайся. Преподобная умная старуха, но видит все хуже и хуже, с тех пор как простудилась в позапрошлом году. Возраст пергамента можно определить на ощупь, но не возраст письма... Вот послушник ее мог бы быть опасен, если бы не его всем известная маленькая слабость. Уна, конечно, не допустит, чтобы он вмешивался в мои дела. Зрение у нее, может, и слабеет с возрастом, а вот принципы - совсем наоборот. Так что подделку мою никто не распознает. Не должен.
От слишком яркого света ломило глаза, запах воска был густ, как сироп. Неохотно поднявшись, я принялась гасить свечи. Нет, все-таки правильно я не стала врать насчет того, что не разговаривала со жрицей. Чем меньше вранья - тем лучше. Безопаснее. И в деревню я тоже правильно не поехала. Это, конечно, возможность вмешаться, если разговор пойдет не туда, но и возможность выдать себя, причем большая. У старой Уны чутье на ложь - как у баклана на кильку. А Дитер ее убедит, потому что сам верит.
Как же так, с каким-то бессильным изумлением подумала я, как же он поверил? Как он мог?
Я присела на подоконник. В комнате стало почти так же темно, как на улице. Дитеров камердинер осторожно сунул голову в дверь:
-Прикажете запереть ворота, миледи?
-Запри, а калитку оставь. Собак не спускай.
Голова показала в поклоне лысеющее темечко и втянулась обратно в коридор.
Странно все же, как я смогла отринуть в конце концов все мучения, сомнения, кажущийся неизбывным душевный раздрай последних недель. Я всегда была такой - очень трудно принимала решения, но исполняя решенное уже не колебалась. И все же я не могла представить, что стану думать о Дитере и о том, что ему наверняка предстоит, вот так - спокойно и почти с сочувствием. Предательство оказалось похоже на любую другую неприятную работу - поначалу противно, потом привыкаешь.

Когда в самом начале весны было объявлено о помолвке, последняя прачка в Нижнем Сходе понимающе прищелкнула языком. Кое-где, а скорее всего - в "Двухвостой камбале", возможно, даже подмигивали. Еще бы, партия - лучше не придумаешь: единственная наследница богатого торгаша заарканила знатного соламнийца, чтобы обеспечить своим детям самый легкий доступ в ряды прославленного рыцарского ордена. Можно было бы найти кой-кого и поприличнее, чем младший сын младшего сына, за душой у которого - ни-
чего, кроме отцовского меча, серебряных шпор да свитка с родословной. Но материальное положение Дитера Ат-Рингальта волновало меня в последнюю очередь.
На доставшееся от деда наследство пожаловаться мне было нельзя: выросший в приказчиках у богатого палантасского купца, он с детства страстно мечтал только лишь о собственной земле и, получив ее, наконец, вцепился в хозяйство, как упырь - в спящую девицу. Жену он потерял рано, единственная дочь - моя мама - интереса к счетам и описям не имела никакого, и единственной дедовой отрадой стал овечий приплод, война с барышниками, по дешевке скупавшими рыбу, и собственная коптильня, откуда на пала-
нтасские рынки возили мидий, пузырь-рыбу, треску и морских гребешков. Да еще, может быть, я.
Так что, похоронив деда, я обнаружила в своем владении обширное и хорошо налаженное хозяйство, приносящее ежегодно от четырех до пяти с половиной тысяч чистого дохода - сумма, достаточная чтобы пяток Соламнийских рыцарей мог жить припеваючи вместе с оруженосцами, конюхами и поварами.
У Дитера Ат-Рингальта не было ни оруженосцев, ни конюхов, не говоря уж о поварах. Однако у него было то, по сравнению с чем все богатства легендарного Истара показались бы кучкой овечьих мослов - у него был Повергающий Ночь.
Точнее, наверное, было бы сказать не "у него", а "с ним". Я впервые увидела Повергающего черным мазком против бледного зимнего солнца; он рос, обретал облик, черты, форму - опасно угловатую, составленную будто бы из сплошных бритвенно-острых краев и в то же время вызывающе, надменно грациозную, словно и воздух, на который опирались широкие перепончатые крылья, должен был быть польщен честью, что была ему оказана. Я смотрела, как он снижается спиралью над внутренним двором Трех Ясеней, и не
смела даже сморгнуть слезы, выступившие на глазах от жаляще-белых, холодных солнечных лучей. Собаки повизгивали в ужасе, забившись в будки. Слуги сбивались кучками в дверях, перешептывались, строили предположения, выкрикивали приветствия я их не слышала. Сложив крылья, дракон коснулся земли и промерзший булыжник громко хрустнул под чудовищными, в локоть длинной, когтями, сияющими, как полированная бронза - несколько камней потом оказались раскрошенными на куски. Дракон наклонил голову и стало
видно, что к его холке пристегуто нечто вроде снятого с колес возка, и в этой штуке, держа в руке толстые ременные поводья, сидит человек. Это показалось мне святотатством.
С полдесятка юнцов из Нижнего Схода и окрестностей давно просились в оруженосцы, и рыцарь Розы прилетел с материка, чтобы взглянуть на новых рекрутов. Я вежливо покивала, поулыбалась, не слушая, и предоставила ему заниматься своими делами.

Вы пробовали когда-нибудь подойти к дракону? Становится невыносимо страшно, но это не физический страх - смерти, боли, увечья. Человек боится сравнения. Представьте, например, меня - я стою рядом рядом с этим живым сияющим чудом, гением разрушения - и на кого я похожа? Бескрылая муха против бронзовоперого сокола, мягкая личинка против Великого Змея, бесконечная слабость проив силы за пределами моего воображения. Не помню, как я оказалась в передней, потопталась там, хватаясь и выпуская две-
рную ручку, потом решительно сказала, что, провалиться мне в Бездну, я еще хозяйка в собственном доме, и снова вышла во двор.
Дракон лежал на том самом месте, где и спустился на землю, как-то даже скромно свернувшись, но все равно заполнял пол-двора сверканием чешуи, шумным, как из десятка кузниц, дыханием и резким запахом разогретого металла. От брюха на пару футов кругом расползалось темное пятно оттаявшей земли. Шея выгнута грациозной петлей, рогатая голова покоится на вытянутых передних лапах, глаза прикрыты бронированными веками - воплощенный покой. Я остановилась у порога, нервно вытирая о юбку взмокшие ла-
дони.
-Не желаете ли чего нибудь... - я не могла придумать, как к нему обращаться. Сэр? Милорд? С языка упорно просилось "государь".
-Зовите меня Повергающий Ночь - раздался голос у меня под черепом, низкий, вибрирующий, напомнивший о кошках - об огромных песочно-пятнистых зверях из-за моря, которых я видела как-то на ярмарке в Каламане. У меня засвербело в затылке, теплая мягкая рука стиснула крестец, а сердце рванулось за вылетающим из ноздрей паром, - так примерно переводится мое имя с нашего языка.
-Очень приятно, - выдавила я, - Мое имя - Ваньелле Гамен и я...
-Владелица этого прекрасного поместья, - светски закончил дракон, - Польщен. И да, госпожа, мне бы хотелось напиться.
Обрадовавшись, что нужно что-то делать, я крикнула слуг, сама проследила за тем, как из конюшни притащили и отчистили самую большую поилку и натаскали в нее колодезной воды.
-Вовсе не нужно так много, госпожа, - голос дракона поймал меня в самый разгар хлопот. Я вздрогнула, а он продолжал вроде бы с усмешкой, - Но спасибо за заботу.
Повергающий лакал из поилки по-кошачьи, и к тому времени, как он поднял голову и удовлетворенно фыркнул в желоватое зимнее небо, я уже знала, что буду делать; я была легкой, как пригоршня птичьего пуха, меня несло горячим ветром к цели, которая, скорее всего, не была и не станет ничем, кроме миража.

Рыцарь вернулся со смотрин в наилучшем расположении духа - четверо из пяти новобранцев оказались вполне годны. Пятого, негодного, сына вдовой рыбачки Рины, я знала хорошо и видела, как он, поджав губы и ни на кого не глядя, идет прочь со двора. Поступление в оруженосцы дало бы ему хорошее постоянное содержание, но мальчишка (Раат, вспомнила я, Раат) чудовищно заикался, да и разумом был недалек. Потеряв в море мужа и старшего сына, мать ни за что не хотела отпускать его на промысел, а в Трех
Ясенях работа находилась не всегда. Отбросив пока эти мысли, я заговорила с гостем.
Теперь-то я была сама любезность. Я пригласила рыцаря отобедать. Он отнекивался. Я настаивала. Он согласился. За трапезой я расспрашивала его, что слышно о новой угрозе с севера и насколько она реальна. К сожалению, более, чем реальна, однако он удивлен, как миледи стало известно то, что и в Орденах не каждому дозволено знать. Вы же знаете, сэр рыцарь, слухом земля полнится, а слухов в последнее время - что блох у дворовой псины. Ах, не обращайте внимания, живя среди простонародья, поневоле
усваиваешь... ну, вы понимаете. Не стоит, не стоит. И как же столь обворожительная молодая дама хоронит себя в этакой глухомани? В деревенской жизни есть свои прелести, и гораздо бОльшие, чем сэр рыцарь может думать. Что угнетает порой, так это отсутствие образованного общества. Да-да, конечно, он может себе представить. И все же, как сэр рыцарь... Дитер, с вашего позволения. Вы слишком добры. Все же как вы, Дитер, представляете себе действия Орденов в случае, если эта угроза из предполагаемой
станет зримой? О, видите ли - и тут он принялся угольком чертить по салфетке большую и сложную карту. Не надо было быть стратегом, чтобы при взгляде на нее понять, что соламнийцы не имеют ни малейшего представления, куда будет нанесен первый удар и где сосредотачивать силы.
В обратный путь Дитер собрался уже на закате. Я проводила его за порог и пригласила бывать еще. Видение просторных золотистых крыльев, разворачивающихся над стылым сумеречным двором не покидало меня в ту ночь и возвращалось во многие из последующих.
Все восемь дней до того, как Повергающий с Дитером прилетели вновь, я провела, словно за шиворот мне засунули полное гнездо шершней - в бестолковой суете и беготне, в беспрерывном взглядывании в южное окно и в поминутной готовности удариться в слезы. Но они все-таки прилетели, и я успокоилась. Через восемь дней, потом еще через три, потом еще. Я старалась изо всех сил. А потом Дитер и вовсе перевелся на Огрызок, в нашу Веселую Мо - захолустную крепостишку, которую и укреплением-то назвать
срамно.
Свадьбу назначили на первый день лета - по возможности скромную, поскольку приглашать было почитай что некого. Помню собственный ужас, когда, выглянув во двор утром в день церемонии, обнаружила, что из сорока гостей тридцать примерно были знакомыми Дитера, хотя я прожила на Огрызке всю жизнь, а он - двадцать два дня.
Быть замужем, обнаружила я вскоре, не так уж и тягостно. Отца я не помнила совсем, мама - болезненная, всегда отстраненно-благожелательная и погруженная в себя - была мне совершенно чужой. Она пережила деда всего на полтора года и, честно говоря, я горевала о ней меньше, чем о дочке нашего управляющего, ставшей мне чем-то вроде подруги, но рано вышедшей замуж и уехавшей в Каламан. Со смерти деда я, оказывается, успела уже забыть, каково это - когда рядом есть кто-то, кому ты не безразлична.
С Повергающим Ночь я тогда виделась нечасто, а разговаривала и того реже. Мне было невыносимо тяжело смотреть в его глаза, медные в янтарных искрах, лениво полуприкрытые, с узкими зрачками - черными вертикальными разрезами, входами в какую-то жуткую даль и глубь. Я терялась и спешила свернуть разговор. Иногда мне думалось, что дракон не дает себе труда проникнуть в мои потаенные мысли просто потому, что они совершенно ему неинтересны, а порой я могла бы поклясться, что он уже это сделал - и
понял, а может быть, и посочувствовал. Даже не знаю, которая из возможностей пугала меня больше.
Впрочем, видеть, как Повергающий взлетает в белесое, словно облизанноге солнцем, небо - один или с товарищами, как медленно парит, чуть пошевеливая кончиками крыльев или вдруг, как пущенное сильной рукой копье, бросается вниз, мне было вполне достаточно. Хотелось иногда раскинуть руки и самой подняться навстречу белому бешеному глазу солнца, а там - пропадай все. Но разве это не пустые мечты? Я училась находить удовольствие в обществе мужа, сносить визиты его друзей (бОльшая часть которых,
хвала богам за маленькие милости, вернулась на континент) и уже начинала думать, что мое нынешнее положение вовсе не лишено светлых сторон.
Даже война не сразу рассеяла эту приятную иллюзию. Угроза, о которой мы с Дитером говорили в первый вечер нашего знакомства, стала-таки реальностью, причем реальностью устрашающей. Города на континенте валились в руки воинов Такхизис, как подгнившие яблоки, Соламнийские рыцари - лучшие, по общему мнению, бойцы Ансалона - оставляли крепость за крепостью, пока в их руках не остались только Эргот да несколько островков вроде нашего. В довершении всего, небывалая жара и засуха держалась все ле-
то - трава и посевы сохли на корню, рыба уходила от берегов, люди и скотина доедали последние прошлогодние запасы; купцы словно забыли о нашем существовании. Я попыталась списаться с давними, надежнейшими торговыми партнерами деда в Палантасе и Гвиннеде - с тем же успехом можно было бы орать им с крыши Трех Ясеней. Однако по-настоящему все поменялось лишь в тот день, когда Дитер вернулся вечером слегка навеселе и сказал, что сегодня была стычка и что Повергающий ранен.
Это так и осталось единственным столкновением Дитерова гарнизона (а точнее, самого Дитера персонально) с черными, но ужаса, которого я нахлебалась в ту бессонную ночь и утро, когда ни свет, ни заря помчалась к Повергающему на берег, хватило бы, мне кажется, на десяток генеральных сражений.
У дракона были ужасно обожжены задние лапы и хвост, перепонка на левом крыле разорвана в двух местах, и сломано несколько ребер. От одной только мысли, как близко - на волос, на комариный нос - была я от того, чтобы никогда в жизни его больше не увидеть, меня начинало мутить. Теперь я проводила с ним гораздо больше времени, и недели через две у нас и состоялся разговор, заставивший меня вспомнить о случайно найденной странице из чьих-то записей; сначала вспомнить, потом отыскать ее среди
ненужных бумаг, а потом и переписать левой рукой, разведенными чернилами, оставляя ее каждый день на прямом солнце. Переписать от начала и до конца, изменив лишь несколько фраз.

Мне нелегко было это сделать. Правда. Я, оказывается, привязалась к Дитеру, сама не замечая того. Пока еще война не успела толком затронуть Огрызок, но это всего лишь вопрос времени. А когда ее кровавое величество пожалует к нам гостевать, механизм, сооруженный мною, придет в движение, и Дитера не станет. Но Повергающий останется со мной - я почти уверена в этом. Я не могу его потерять. Я сделаю все, что в человеческих силах, чтобы никуда его больше не отпустить.

<<< Назад

Дальше >>>