МИФЫ ОБ ИНКВИЗИЦИИ
Вопрос об Инквизиции хорошо иллюстрирует один из парадоксов «информационного века»: доступность верной информации о каком-либо предмете ни в коей мере не гарантирует ее влияния на общественное восприятие.
Одно только слово – «Инквизиция» – и образ уже стоит перед глазами. Принято считать, что это была пародия на следствие и суд, что инквизиторы были фанатиками, причем скорее всего – сумасшедшими, пристрастившимися ко вкусу крови, и что они пытками выбивали из ни в чем не повинных людей ложные признания, а потом отправляли их на костер.
Даже в этом стереотипе присутствует неразрешимое противоречие: были ли обвиняемые ни в чем не виноватыми и, следовательно, жертвами кровавой истерии, или же героями свободомыслия, а значит – формально, с точки зрения закона, виновными в его нарушении? В зависимости от целей, которые ставят перед собой пишущие об Инквизиции, они подчеркивают либо один, либо другой вариант, либо даже оба вместе, хотя согласовать их друг с другом едва ли возможно.
Современная историография Инквизиции, созданная по большей части некатолическими авторами, создала внимательный, относительно точный и, в общем, довольно умеренный ее образ. Среди важных трудов в этой области можно назвать «Инквизицию» Эдварда Петерса, «Римскую Инквизицию и Венецию» Пола Ф. Грендлера, «Преследование ереси» Джона Теденчи и «Испанскую Инквизицию» Генри Кэмена.
Вот выводы, к которым они приходят:
Инквизиторы обычно были профессиональными легистами и бюрократами, строго руководствовавшимися установленными процедурными правилами, а не какими-либо личными чувствами. Правила эти сами по себе не были несправедливы. Они требовали наличия доказательств, позволяли обвиняемому защищаться и изымали из употребления сомнительные свидетельства. Таким образом, в большинстве случаев вердикт трибунала был справедлив, то есть соответствовал доказательствам. Многие дела прекращались на той или иной стадии, поскольку инквизиторы убеждались в несостоятельности доказательств. Пытки использовались лишь в незначительном числе случаев и дозволялись лишь в случаях, когда наличествовали убедительные доказательства того, что обвиняемый лжет. В ряде случаев (например, в исследованиях, проведенных Карло Гинзбургом в итальянской местности Флиулия) свидетельств о применении пыток нет вовсе. Лишь небольшой процент осужденных подвергался смертной казни (в каждом конкретном регионе он колебался в пределах не более двух или трех на сотню). Гораздо чаще приговор состоял в пожизненном заключении, нередко смягчавшемся по прошествии нескольких лет. Наиболее распространенным наказанием было публичное покаяние в той или иной форме. Особенно преувеличивается число жертв «кошмарной» испанской Инквизиции. Она преследовала не миллионы людей, как часто приходится слышать, а примерно 44 тысячи (с 1540 по 1700 гг.), из которых казнено было менее двух процентов. Знаменитый случай Жанны д’Арк связан с многочисленными нарушениями процедуры, а сам процесс был подстроен ее политическими врагами, англичанами. Когда несколько лет спустя был проведен повторный, без нарушений, процесс, инквизиторы посмертно оправдали ее. Хотя Инквизиция действительно преследовала ведьм, точно так же поступало и практически любое светское правительство. К концу XVI века римские инквизиторы начали выражать серьезные сомнения в большинстве случаев обвинения в ведовстве. Инквизиция давно уже стала bete noir (предметом ненависти) практически для всех врагов Церкви, например, для европейских антиклерикалов. Но особенно сильны мифы о ней в англоязычных странах, в том числе в Америке.
Во многом «благодарить» за это надо Джона Фокса с его «Деяниями и памятниками» (Acts and Monuments), которые часто называют еще «Книгой мучеников». Вот уже сотни лет это стандартный учебник для преданных протестантов, наряду с Библией и книгами Джона Буньяна. Фокс, живший в елизаветинскую эпоху, в подробностях рассказывает бесчисленные истории о протестантских мучениках, особенно - во времена королевы Марии. Забавно, учитывая то, для каких целей это произведение обычно используется, что преследование Марией протестантов не имело никакого отношения к Инквизиции, поскольку последняя в Англии попросту не существовала.
Но ненависть англоязычного мира к Инквизиции проистекает еще и из того, что юридическая система, которая в ней применялась, незнакома ему. Слово «Инквизиция» означает «исследование», что само по себе едва ли звучит зловеще. Но большинство юридических систем континентальной Европы, в отличие от английской, были основаны на Римском праве: они не состязательны, и функции суда в них сводятся не к нейтральному взиранию на борьбу обвинения и защиты, а к выяснению истины.
В книге Фокса, как и в других протестантских писаниях об Инквизиции, игнорируется тот факт, что не одни только католики занимались преследованием по религиозным мотивам. Еретиков сжигала и Елизавета I, и ее наследник Иаков I, и власти практически любого протестантского государства в Европе вплоть до середины XVII столетия. Инквизиция отличалась лишь тем, что благодаря ей этот процесс был хорошо организован и, по меньшей мере теоретически, поставлен на единую основу во всей Церкви, тогда как у протестантов преследование ереси происходило обычно хаотически и зависело в первую очередь от местных условий.
Просвещение, как все хорошо знают, осудило религиозные гонения, и в XVIII веке в Западной Европе они, в своей традиционной форме, прекратились. Но Просвещение же породило в ходе Французской революции Комитеты общественной безопасности, и ирония истории состоит в том, что вот как раз они-то вполне соответствовали тем стереотипам, которые люди часто имеют об Инквизиции - это были судилища, управляемые нередко психически неуравновешенными фанатиками, и там людей действительно приговаривали скопом, не разбирая, кто прав, кто виноват. Если бы Комитеты общественной безопасности функционировали так же долго, как Инквизиция, их жертвам буквально не было бы числа.
Причина же, по которой правда об Инквизиции никак не может проникнуть в общественное сознание, не составляет большой загадки. В сохранении традиционного ее образа заинтересовано множество людей, и некоторые из них, к сожалению, католики. Те, кто отрицает притязания Церкви на моральную власть, используют в качестве своего главного оружия обвинение в лицемерии: как, мол, может Церковь, на чьих руках кровь миллионов людей, осуждать аборты? Для кое-кого из католиков благие вести о том, что Инквизиция была не так дурна, как им казалось, это на самом деле вести дурные, и слушать они их не хотят. Во многих послесоборный католицизм породил постоянное низкопоклонство перед секулярным миром, и они не знают другой позиции, кроме непрестанных извинений. Их взгляд на нынешнюю Церковь требует от них верить, будто Церковь прошлых столетий была сущим кошмаром, от которого мы, дескать, только начинаем, наконец, просыпаться.
Понять Инквизицию можно лишь в контексте веков, когда она существовала; веков, когда религиозная однородность и ортодоксия, как и подчинение властям, считались необходимыми для выживания общества и утверждались силой, в чем принимали участие практически все политические и религиозные институты. Декларация II Ватиканского Собора «Dignitatis Humanae» раз и навсегда положила конец образу мыслей, способному возродить Инквизицию или рассматривать ее как имеющую вечное значение. Однако должна Инквизиция и перестать быть тем мифом и лозунгом, которым была так долго. Почему бы нам теперь не назвать жестокий и неправедный суд, скажем, комитетским?
© Джеймс Хичкок
© первая публикация "Catholic Dossier"
© русский перевод и публикация "Una Fides"
Добавлено:
ЧЕРНЫЕ МИФЫ
Они поддерживаются в общественном сознании (часто в международном масштабе) для того, чтобы в нужный момент оживить их и провести срочную кампанию манипуляции сознанием.
Большие исторические черные мифы создаются авторитетными интеллектуалами и художниками и поддерживаются усилиями правящих кругов для того, чтобы сохранять культурную гегемонию этих правящих кругов. Эти мифы оправдывают тот разрыв с прошлым, который и привел к установлению существующего порядка. Если они поддерживаются и авторитетными зарубежными умами, такие мифы приобретают зловещий и долгосрочный характер и порождают дочерние или обобщающие мифы.
Для истории России в Новое время и для ее отношений с Европой очень важен, например, черный миф об Иване Грозном (его очень хорошо разобрал в нескольких работах В.В.Кожинов). Из этого мифа до сих пор и в среде нашей интеллигенции, и на Западе выводится якобы «генетически» присущий России тип кровавой и жестокой деспотии. Вот, советник Ельцина философ А.И.Ракитов излагает «особые нормы и стандарты, лежащие в основе российской цивилизации». Здесь весь набор отрицательных качеств увязан с державным характером русского государства: «ложь, клевета, преступление и т.д. оправданы и нравственны, если они подчинены сверхзадаче государства, т.е. укреплению военного могущества и расширению территории».
Поминается Иван Грозный и подчеркивается, что его якобы патологическая жестокость была не аномалией, а имманентно присущим России качеством: «Надо говорить не об отсутствии цивилизации, не о бесправии, не об отсутствии правосознания, не о незаконности репрессивного механизма во времена Грозного, Петра, Николая I или Сталина, но о том, что сами законы были репрессивными, что конституции были античеловечными, что нормы, эталоны, правила и стандарты деятельности фундаментально отличались от своих аналогов в других современных европейских цивилизациях». Здесь высказан главный идеологический тезис: Россия как цивилизация всегда фундаментально отличалась в худшую сторону от современных ей европейских государств - по сравнению с Европой Россия Ивана Грозного была чуть ли не людоедской страной, где кровь лилась рекой. И это убеждение - символ веры, его не поколебать никакими разумными доводами, поскольку основано оно на мифе.
В какую же сторону реально отличались стандарты России того времени от Европы? За 37 лет царствования Грозного было казнено около 3-4 тысяч человек - гораздо меньше, чем за одну только Варфоломеевскую ночь в Париже тех же лет (некоторые историки называют до 12 тыс. казненных тогда по приказу короля гугенотов). В тот же период в Нидерландах было казнено около 100 тысяч человек. Все это хорошо известно, однако человек, который уверовал в миф, уже не может отказаться от почти религиозной уверенности в том, что Россия - изначальная «империя зла».
Похожим образом соединились усилия испанских либералов, ведущих борьбу против союза монархии и церкви, и протестантов, ведущих борьбу против католичества, в создании черного мифа об Инквизиции. Впоследствии этот миф стал важным средством давления на общественное мнение в геополитическом противостоянии Англии и США против испаноязычного мира. Сегодня в Испании признание этого мифа является для интеллигента обязательным признаком лояльности по отношению к демократии и его полного разрыва с «реакционным традиционализмом» (франкизмом, клерикализмом и т.д.).
Миф об Инквизиции тесно связан с главным мифом современного Запада - о том, что протестантская Реформация породила неразрывно связанные между собой капитализм и науку. Таким образом, возникновение нового типа эксплуатации (во многих отношениях более жестокого, нежели феодализм) как бы компенсировалось прекрасным даром рационального мышления и освобождающего знания. Концепция «протестантской науки» интенсивно разрабатывалась начиная с 30-х годов нашего века влиятельным американским социологом Р.Мертоном1.
В дальнейшем в историю науки вошел, как почти очевидный, тезис о том, что наука расцвела на севере Европы потому, что там не было Инквизиции. И, напротив, Контрреформация и Инквизиция на юге Европы были несовместимы с духом науки2. Здесь, согласно официальной англо-саксонской истории, господствовало не рациональное сознание, а консервативная религия, суеверия и чувство.
Понятно, как важно было бы для верного понимания самого хода становления современного общества с рациональным светским мышлением знать, где, когда и как произошел переход от мышления эпохи Возрождения, которое представляло мир полным ведьм, демонов и магии. Где берет начало век Просвещения, век Декарта?
Удар по идеологическому мифу об Инквизиции нанес перед самой своей смертью американский историк-протестант Генри Чарльз Ли (1825-1909), который сам же так много потрудился для создания этого мифа. Его книга «История Инквизиции в Средние века» (1877) сделала его главным авторитетом в этом вопросе. В 1906-1907 гг. он опубликовал в четырех томах «Историю Инквизиции в Испании», в предисловии к которой писал, что стремился показать не страшную церемонию ауто да фе с сожжением известных персон, а «неслышное воздействие, которое оказывала ежедневная непрерывная и секретная работа этого трибунала на всю массу народа, показать те рамки, в которые он загнал ум испанцев, тупой консерватизм, с которым он удерживал нацию в средневековой рутине и не дал ей воспользоваться свободами рационального мышления».
И вот, уже после выхода в свет главного труда Г.Ч.Ли, в руки ему попали документы, которые перевернули все его взгляды. Это были протоколы процесса 1610 г. в г. Логроньо, на котором молодой инквизитор иезуит Алонсо де Салазар, получивший юридическое образование в университете Саламанки, убедительно доказал, что ведьм и демонов не существует. И сделал он это согласно строгим нормам позитивного научного метода, намного опередив в этом свое время. Салазара поддержал архиепископ Толедо Великий инквизитор Бернардо де Сандоваль, а затем и Высший совет Инквизиции3.
Это решение кардинально изменило весь интеллектуальный климат в католических странах, а затем и состояние общества в целом - ведь «колдуны и ведьмы» составляли подавляющее большинство жертв Инквизиции. В результате именно в католических странах по решению Инквизиции прекратилась «охота на ведьм» - на целое столетие раньше, чем в тех частях Европы, где победила Реформация.
Новыми глазами взглянул после этого Г.Ч.Ли на исторические данные. И оказалось, что известные борцы за рациональное мышление (как, например, Декарт) были на севере Европы редкими диссидентами, а большинство видных интеллектуалов даже и в XVIII веке верили в демонов и ведьм. И сотни тысяч «ведьм» пошли на костер в век Научной революции (и сжигали их в США вплоть до XVIII века, причем судьями были профессора Гарвардского университета).
Г.Ч.Ли, честный ученый, нашел в себе силы и мужество заявить буквально накануне смерти: «Нет в европейской истории более ужасных страниц, чем сумасшествие охоты на ведьм в течение трех веков, с XV по XVIII. В течение целого столетия Испании угрожал взрыв этого заразного помешательства. Тот факт, что оно было остановлено и сокращено до относительно безобидных размеров, объясняется осторожностью и твердостью Инквизиции... Я хотел бы подчеркнуть контраст между тем ужасом, который царил в Германии, Франции и Англии, и сравнительной терпимостью Инквизиции».
Г.Ч.Ли начал большую работу по документальному описанию охоты на ведьм, обратясь в архивы всех христианских стран. Эту работу закончили уже его ученики. Ф.Донован, современный историк, пишет:
«Если мы отметим на карте точкой каждый установленный случай сожжения ведьмы, то наибольшая концентрация точек окажется в зоне, где граничат Франция, Германия и Швейцария. Базель, Лион, Женева, Нюрнберг и ближние города скрылись бы под множеством этих точек. Сплошные пятна из точек образовались бы в Швейцарии и от Рейна до Амстердама, а также на юге Франции, забрызгали бы Англию, Шотландию и Скандинавские страны. Надо отметить, что, по крайней мере в течение последнего столетия охоты на ведьм, зоны наибольшего скопления точек были центрами протестантизма. В полностью католических странах - Италии, Испании и Ирландии - было бы очень мало точек; в Испании практически ни одной».
Историки, которые осмелились отойти от установок черного мифа об Инквизиции, сразу смогли преодолеть кажущееся ранее необъяснимым противоречие: утверждение о том, что Реформация освободила мышление, никак не вязалось с тем фактом, что именно виднейшие деятели протестантизма (Лютер, Кальвин, Бакстер) были фанатичными преследователями ведьм. Лютер непрестанно требовал выявлять ведьм и сжигать их живыми. Как пишет друг Г.Ч.Ли, историк и философ В.Лекки, «Вера Лютера в дьявольские козни была поразительна даже для его времени... В Шотландии, где влияние Реформации было сильно, как нигде более, пропорционально более жестокими были преследования [ведьм]». Ричард Бакстер («самый великий из пуритан»), один из главных авторов, которых цитирует М.Вебер в своем труде «Протестантская этика и дух капитализма», представлен Р.Мертоном как выразитель духа новой науки. Но именно он в 1691 г. опубликовал книгу «Доказательство существования мира духов», в которой призывал к крестовому походу против «секты Сатаны».
Работы Г.Ч.Ли и его учеников не смогли поколебать господствующую на Западе идеологию, которая исходит из мифов англо-саксонской историографии. Даже в самой Испании публично поставить под сомнение миф об Инквизиции значит навлечь на себя подозрение в симпатии к франкизму, клерикализму, сталинизму и прочим грехам. Сегодня в Испании даже знающий истинное положение дел историк осмеливается говорить об этом лишь шепотом и лишь наедине. Однако в среде историков и философов история становления науки и капитализма видится, конечно, уже иначе. От М.Вебера, который начал поворот, до М.Фуко, который в книге «Слова и вещи» дал более беспристрастную («археологическую») трактовку, проделана большая работа по демифологизации.
Яснее стала и диалектическая связь между созданием в процессе Реформации обстановки страха и атомизацией общества, превращением человека в никому не доверяющего индивида. Но миф настолько необходим политикам, что предсмертное признание Г.Ч.Ли осталось гласом вопиющего в пустыне. Ничего не изменилось и после множества работ других ученых - даже в католических странах!
1 В известной статье «Наука, техника и общество в Англии XVII века» (1938) он писал: «Соединение рационализма с эмпирическим подходом, столь характерное для пуританской этики, составляет суть самого духа современной науки».
2 Спор католиков с протестантами в XVI-XVII вв. затрагивал фундаментальные вопросы становления современной западной цивилизации: представления о человеке (индивидуум или член братства), о человечестве (единое или разделенное на расы избранных и отверженных), о правах личности и народов (спор о статусе индейцев).
3 В своих рассуждениях инквизиторы исходили из тех же принципов, что впоследствии применил Декарт - они шли от метода. Признание существования ведьм и колдунов создавало такую неопределенность для следствия и невозможность надежных доказательств для суда, что весь изощренный юридический процесс Инквизиции терял смысл. Спасение Инквизиции как общественного института, как беспристрастного церковного суда потребовало «очистить» мир от демонов.
© С.Г. Кара-Мурза
© из книги "Манипуляция сознанием"
Добавлено:
ТОМАС ТОРКВЕМАДА - ВЕЛИКИЙ ИНКВИЗИТОР
Тиран или мудрец ?
«Неподвластный суетности мирских стремлений, он кажется одновременно сверхчеловеком и недочеловеком, неустрашимый среди проклятий, равнодушный к рукоплесканиям, презирающий материальные блага - ни в чем не проявляется столь величественным и достойным восхищения, как в решительном самоотречении, с которым посвящает себя служению своему Богу». Действительно, трудно дать герою нашего повествования более меткую оценку, чем это сделал великий Рафаэль Сабатини.
С именем Торквемады связаны грандиозные преобразования, потрясшие католическую Европу в конце XV века. Именно ему обязана инквизиция своим превращением из ордена странствующих монахов – бенедиктинцев во всесильную контрразведку. Если до фра Томаса преследование еретиков носило хаотичный характер, и целиком держалось на народном энтузиазме и религиозном фанатизме бродячих учеников Святого Доминика, то Томас Торквемада сумел доказать венценосной чете Испании, опасность распространения ересей для безопасности государства. Основанная им по королевскому указу Священная инквизиция выросла в совершеннейший институт контрразведки, агентурная сеть которого включала более половины населения Испании и Галлии.
Впервые в мировой истории возникла тайная полиция с налаженной юриспруденцией, четкой иерархической структурой, собственными юридическими институтами и Богословскими кафедрами. В то время, как народная молва прославляла его милосердие и крайний аскетизм, для вольнодумцев имя Торквемады стало синонимом зла.
Родословие инквизиции
Началась история инквизиции, этой безжалостной, но и беспристрастной спецслужбы еще задолго до рождения Торквемады, в самом начале ХІІІ века. Это было время расцвета альбигойской ереси, предшественницы протестантизма и современного сектантства. Ересь поразила всю центральную Европу и большую часть Галлии. Сохранившие верность Святому Престолу короли стали готовиться в новый Крестовый поход. Однако Ватикан понимал, что вооруженное подавление восстания не приведет к искоренению ереси, озлобившиеся альбигойцы просто уйдут в подполье. Поэтому всю свою мощь Ватикан употребил на идеологическую войну с противником. Вслед за войсками следовало множество проповедников, которые призывали еретиков вернуться в лоно Церкви, и при необходимости предавали наиболее активных лжеучителей в руки светской власти.
В этом мероприятии больше всех преуспел некий Доминик де Густав. На его счету были не только многочисленные обращения рядовых сектантов, но и руководителей ереси, так называемых совершенных. В это время Ватикан создает специальную миссию против альбигойцев, и естественно возглавил ее именно брат Доминик.
С течением времени миссия выросла в крупный монашеский орден, основной целью которого была проповедь против ересей. А вскоре, во время Латеранского собора 1215 года Доминик де Гусман получил титул апостолического инквизитора для искоренения ересей и преследования еретиков во всех частях христианского мира.
При Святом Доминике инквизиции были даны чрезвычайные полномочия, ордену подчинялись как церковные, так и светские власти, однако орден страдал от полного юридического беспредела, что нередко сводило на нет все данные ему привилегии. Несмотря на раскрытие целого ряда громких дел, например разоблачение орденов иллюминатов и тамплиеров, уцелевшие осколки которых впоследствии организуют первые масонские ложи, с последующими казнями их руководителей, тайная полиция Ватикана, успешно выполнявшая свои функции в средневековье, оказалась бессильной перед заговорами нового времени.
В старой инквизиции не велось делопроизводство, отсутствовали протоколы заседаний, право апелляций. Решения о высшей мере наказания инквизиторы принимали не только без коллегиального обсуждения, но даже и без санкции орденского начальства. Обычным делом стало подвергать обвиняемых самым изощренным пыткам, причем проводилась пытка без каких- либо свидетелей. Подсудимых разрешалось держать неограниченное время в предварительном заключении, при этом имущество обвиняемого становилось собственностью ордена. Случалось, что невиновный человек проводили в тюрьме всю свою жизнь, пока братья инквизиторы неторопливо искали несуществующие улики.
Естественно, что подобные обычаи делали сотрудничество инквизиции наилучшим средством для организации различного рода интриг. Если нужно было отобрать чье-либо имущество, или на несколько лет спрятать в тюрьму политического конкурента, самый верный способ лежал через подкуп ордена. Очень скоро инквизиция, бывшая некогда могущественной миссией, превратилась в банальную игрушку враждующей между собой аристократии.
Гибнущий орден нуждался в преобразовании, волевом руководителе, способном своей энергией вновь заставить двигаться в нужном направлении громоздкие механизмы инквизиции. Именно таким человеком был Торквемада.
Великие реформы
Получив богословское образование и отличаясь аскетическими наклонностями, Торквемада очень быстро сделался приором одного из важнейших монастырей Севильи, а затем и духовником кастильской принцессы Изабеллы. Именно инквизиция способствовала ее возведению на трон и заключению брака с Фердинандом Арагонским, соединившего не только королевские сердца, но и два самых значительных Испанских королевства.
В 1483 году Томас Торквемада был назначен великим инквизитором Кастилии, а затем и Арагонии. Главной задачей великого инквизитора стало религиозное и политическое объединение Испании.
После изгнания мавров Пиренейский полуостров представлял из себя конгломерат карликовых, враждующих между собой государств, в каждом из которых к тому же был свой архиепископ, подчинявшийся непосредственно Папе. Только юрисдикция Торквемады простиралась от Франции до Португалии. Священный Трибунал в это время был единственной структурой, общей для всей Испании.
По смирению отказавшись от епископского сана, великий инквизитор снимал с кафедр сепаратистки настроенных архиепископов провинций, и никакие апелляции в Рим не могли изменить судьбы опального прелата. В лучшем случае изгнаннику предоставлялась какая либо опереточная должность в Латеранском дворце, вроде звания Папского мажордома, и всю оставшуюся жизнь монсеньер проводил под неусыпным наблюдением инквизиции.
Отличаясь необычайной кротостью, при государственной необходимости Торквемада не считался с титулами вице-королей Арагона и Каталонии, требовал от них публично стоять в церкви в одежде кающихся, санбенитто, и наравне с простыми еретиками ходатайствовать о досрочном снятии епитимьи.
Первым шагом в осуществлении грандиозного замысла для Торквемады стала юридическая реформа инквизиции. Именно создание четкой вертикали духовной власти, идеальная организация секретного делопроизводства позволило великому инквизитору преобразовать монашеский орден в тайную корпорацию, фактически неподвластную не только королю, но и самому Папе.
Когда интересы инквизиции шли вразрез с требованиями двора, Торквемада ссылался на Папские буллы и грозил министрам отлучением. Не останавливался трибунал и в том случае, если буллы Его Святейшества шли в разрез с его интересами, при этом ссылаясь на противоречие папских приказов законам испанского королевства и указам правительства. Подобное произошло с буллой Бенедикта XIV Sollidta et provida, запрещавшей объявлять вне закона литературный труд любого католика без слушания дела в суде под наблюдением короля. Естественно, что подобное требование на практике оборачивалось жуткой канцелярщиной, полностью парализующей работу инквизиции, поэтому Священный Трибунал просто-напросто объявил буллу особо секретной, и с чистой совестью положил ее под сукно.
Закон прежде всего
Для координации деятельности Верховного Трибунала Священной Инквизиции с работой Королевской полиции был создан Высший Совет. Возглавил это учреждение сам Торквемада. Кроме него в совет входили назначаемые королевской четой по два человека из епископов, пользующихся доброй репутацией среди народа, белых священников и монахов в возрасте не моложе сорока лет и безупречного поведения, несколько магистров богословия и докторов права. Члены совета после назначения отправлялись в Рим, где должны были сдать полный экзамен по своей специальности. Только после этого папская комиссия допускала их к делам.
Создав Высший совет - обновленный мозг инквизиции, Торквемада позаботился и о доставке для него необходимых сведений. Вторым важнейшим делом великого инквизитора стало создание слаженной агентурной сети, охватившей все слои населения Испании. Именно Торквемада впервые предложил систему дублирования оперативных материалов из открытых и секретных источников.
За наружное наблюдение отвечали фискалы, штатные сотрудники инквизиции, выполнявшие обязанности осведомителей, а также помощников во время суда, на котором они появлялись в капюшонах.
Но самым важным звеном в церковной контрразведке были фамилиарес, так называемые родственники – тайные агенты, сотрудничающие с инквизицией по идеологическим соображениям. Они обязывались регулярно поставлять сведения в ближайший трибунал Священной Инквизиции. Даже самые критически настроенные исследователи признают, что для испанцев сотрудничество со Святым Трибуналом не являлось чем-то постыдным. Отцам инквизиторам рекомендовалось старательно объяснять верующим о необходимости блюсти чистоту веры, и сообщать о всех подозреваемых в отступничестве, потому что это было единственным средством, которое могло реально привести к открытию настоящих еретиков.
В семье фамилиарес были представлены все слои населения, среди них фигурировали известные писатели и государственные деятели. Их общее число, судя по данным Льоренте превышало 15 тысяч человек.
Первым делом недавно возникшего Высшего Совета стало принятие нового кодекса, включившего в себя 28 статей (инструкций), полностью регламентирующих деятельность инквизиции. Этот документ, датированный 1484 годом, серьезно ограничивал произвол инквизиторов на местах, и существенно расширял права подследственных.
Во избежание подлогов никто из членов трибунала не имел единоличного доступа к архивам инквизиции. После окончания судебного заседания, все следственные материалы помещались в хранилище архивов, запирающееся на три ключа, два из которых находились в руках секретарей, а третий у фискала.
Под страхом лишения должности судьям воспрещалось принимать от обвиняемых или их родственников любые подарки. Особая статья воспрещала освобождать еретиков из-под стражи, налагая на них денежные штрафы, однако разрешала заменять тюремное заключение постом, милостыней, паломничеством и другими епитимьями в таком роде.
Постановления об аресте, пытке и обвинительное заключение могли выноситься только коллегиально. Если оказывалось, что обвиняемый знаком с инквизитором, и предполагал, что арест связан с личными мотивами, то дело немедленно передавалось в вышестоящую инстанцию. Для свидетелей, давших ложные показания новым кодексом предусматривалось уголовное наказание, любое решение суда могло быть обжаловано в Ватикане.
Вопреки расхожему мнению, Святой Трибунал старался никогда не доводить дела еретиков до костра, не опробовав в течение долгого времени все остальные средства. Кодекс Торквемады предписывал инквизиторам побуждать родных и друзей обвиняемого, а также духовных лиц и всех граждан, известных своей образованностью и благочестием, посещать его в тюрьме для беседы. Сам епископ и инквизитор неоднократно убеждали заключенного принести покаяние и вернуться в лоно церкви. Хотя многие «идейные» узники считали себя мучениками, и желали как можно скорее взойти на костер, инквизитор на это никогда не соглашался. Наоборот, трибунал старался сделать пребывание узника в заключении наиболее комфортным, удалить все то, что могло внушить ему страх, и в особенности пытался уверить заключенного в том, что обратившись, он избегнет смерти, если только не впадет повторно в ересь.
Изгнание маранов: трагедия или драма?
В 1492 году наконец завершилась многовековая борьба христианских королей с захватившими Пиренеи мусульманами. В этот год Испанские государи Фердинанд и Изабелла завоевали Гранаду. Эта земля уже несколько веков оставалась последним несокрушимым оплотом арабов в Испании. Население Гранады в то время состояло в основном из принявших ислам марокканцев, получивших впоследствии имя мавров, и иудеев, которым в арабских странах жилось более вольготно, чем в христианской Европе.
После присоединения Гранады огромное множество мавров перешло в христианскую веру. К сожалению, в основном мавры принимали крещение притворно или, по крайней мере, понимали христианство весьма поверхностно. Вместе с тем они не искали никакой выгоды от церкви. Как правило, в основе их обращения в новую религию лежало желание снискать уважение победителей.
Инквизиция отнеслась к обращенным маврам очень лояльно. Торквемада понимал, что бывшие мусульмане не смогут сразу оставить свои старые обычаи. Необходимо длительное время, для того чтобы выросло новое поклонение, уже не вспоминающее о своих исламских корнях. По его личной просьбе Королевский совет принял секретный циркуляр, запрещающий в течении сорока лет преследовать за ересь морисков, то есть новых христиан. Также воспрещалось инквизиторам устраивать трибуналы в провинциях, лежащих западнее Кордовы. И действительно, первый Гренадский трибунал был создан лишь после смерти Торквемады, в 1526 году.
Несколько другая ситуация сложилась вокруг сефардов - испанских иудеев. Умея хорошо ладить с арабами, сефарды успешно занимались морской торговлей. С течением времени они даже приобрели монопольное положение в этой важнейшей для испанской экономики области. Подобное привилегированное положение позволило иудеям сосредоточить в своих руках большую часть богатств полуострова. В должниках у сефардов числились даже Арагонские короли и Кастильские принцы.
Изабелла, объединив под своей властью всю Испанию, вынуждена была принять своеобразное антимонопольное законодательство, запрещающее сефардам занимать определенные должности. Начались массовые крещения иудеев.
Конечно были евреи, искренне уверовавшие в то, что Иисус из Назарета и был долгожданным Мессией, надеждой Израиля. Осознав заблуждения иудаизма, они становились ревностными католиками, в полной мере преданными Папе и Испанской короне, сам Торквемада происходил из семьи крещеного испанского еврея. Но все же большинство сефардов принимало христианство лицемерно, ради шкурной выгоды, за что вполне справедливо получило от соплеменников прозвище маранов, что в переводе с сефардского диалекта означает нечистое животное, свинья. Впоследствии этим нелестным прозвищем стали называть обращенных иудеев и коренные испанцы. Перестав быть иудеями, они не становились и христианами. Разумеется, бывшие единоверцы укоряли маранов за предательство, и всячески увещевали вернуться к вере отцов.
С одной стороны мараны чувствовали стыд за предательство своей веры, но в то же время не хотели терять принадлежащих христианам привилегий. Человеку свойственно искать самооправдание. В умах маранов произошел своеобразный синтез, появилась идея о том, что не обязательно принимать Христа, именно как воплотившегося Бога. Можно признавать Его лишь «просвещенным учителем», соглашаться с нравственными заповедями, и в то же время проводить жизнь по Моисееву закону, ожидая освобождения Иерусалима, и прихода «всемирного царства Израиля».
Именно здесь, в цветущей Кастилии возникла ересь «жидовствующих», одно из самых злейших заблуждений нового времени. Подобно чуме, прокатившись по всей Европе, ересь дошла даже до Новгорода. Заблуждение находило своих последователей и в убогих хижинах швабских рудокопов, и в пышных Великокняжеских теремах в Москве, нынешние Свидетели Иеговы и Адвентисты седьмого дня, как раз и есть прямые потомки еретиков XV века. Те кому пришлось общаться с членами этих тоталитарных сект, наверняка поймут, что Королева не могла допустить безнаказанного распространения ереси по стране.
Инквизиция пыталась действовать как можно более мирно. Создавались многочисленные миссионерские общества, пытавшиеся объяснить новообращенным гибельность их заблуждений, бесполезность субботничества, и соблюдения Моисеева закона, после пришествия в мир Христа. Сам Торквемада немало времени посвящал миссионерским беседам с маранами. В одной еврейской рукописи даже сохранилась гравюра, изображающая спор Великого Инквизитора с иудейскими старейшинами.
Большое количество маранов, опасаясь преследований, переселялась в Гренаду, где не было инквизиции. Естественно, что переселенцы не вызывали у местных христиан особой любви, и в еще большей мере попадали под иудейское влияние.
Инквизиция вынуждена была принимать радикальные меры. Единственным возможным средством ограничить распространение ереси была признана необходимость прекратить общение маранов с ортодоксальными иудеями. 31 марта 1492 года короли Фердинанд и Изабелла издали декрет, согласно которого всем иудеям предписывалось под угрозой смерти покинуть Испанию до 31 июля того же года. Евреям было разрешено продавать свои земельные угодья, брать с собой движимое имущество и другие вещи, кроме золота и серебра, вместо которых они получали векселя или незапрещенные товары.
Нелегко далось Торквемаде принятие столь жестокого решения. Всячески сочувствуя сефардам, Великий Инквизитор поручил проповедникам уговаривать евреев принимать крещение и не покидать королевства, даже был опубликован эдикт, гарантирующий крестившимся неприкосновенность.
Иудеи, обладая обширными связями и несметными сокровищами, попытались изменить решение Королевской четы. Были пущены в ход все возможные средства, удалось подкупить практически всех министров, поддержал ходатайство сефардов и Наследник Престола. Благоприятствовало иудеям и то, что в эти дни внезапно вспыхнуло восстание в Гренаде. Иудейская община собрала в дар королю тридцать тысяч золотых дукатов, сумму, которая по расчетам должна была покрыть военные расходы королевства. Никто из царедворцев не сомневался в благоприятном исходе дела. Премьер министр уже подготовил новый указ, разрешающий иудеям остаться в Королевстве.
Но инквизиция вела свою игру. Пока шла подготовка посольства, Торквемада не предпринимал никаких шагов. В эти дни во дворце не появлялось ни одного инквизитора. Однако подобное поведение не было следствием слабости или равнодушия. Рыцари Святого Креста собирали силы, чтобы нанести решающий удар.
В назначенное время представители еврейской общины, Принц, и многие из Испанских грандов собрались в Тронном зале Мадридского дворца. Короне была предложена финансовая помощь, кроме того, евреи клятвенно обещали больше не общаться с маранами. Они соглашались жить в отдельных от христиан кварталах и возвращаться до ночи в свои дома. Фердинанд и Изабелла убежденные в искренности депутации, готовы были благожелательно отнестись к просьбе.
Премьер министр уже подал Монарху для подписи заранее подготовленный указ, но тут распахнулись тяжелые кованые двери. В зал безмолвно вошел Торквемада. Он шел со скорбно склоненной головой, одетый в обычную монашескую рясу, и держал в руках большое распятие. Подойдя к трону, великий инквизитор стал на колени перед королем и дрожащие старческие руки протянули властелину Испании простой, сельской работы Крест. Фердинанд в страхе отшатнулся, не понимая смысла происходящего, тогда Торквемада обратился к королю: "Иуда первый продал своего Господа за тридцать серебряников, Ваши Высочества думают продать его вторично за тридцать тысяч монет. Вот он, возьмите его и поторопитесь"…
Не только в Испании, но и во всем мире трудно найти человека с более драматичной судьбой. Томас Торквемада до самого последнего издыхания сохранил верность своим принципам. Даже самые ярые противники инквизиции вынуждены признать, что не властолюбие и жажда денег толкали Великого инквизитора на противление могущественным королям и Папам. Не жажда мести, ибо он всегда прощал своих врагов, возжигала аутодафе. И не бессмысленная жестокость действовала в нем, когда Торквемада изгонял евреев из их домов.
Великий инквизитор искренне служил Истине, хотя, к сожалению часто понимал ее превратно. Но именно верность Истине и составляет основную ценность в истории Великого Инквизитора. Поэтому все же стоит прислушаться к жизненному кредо, которое брат Томас Торквемада оставил нам, своим потомкам: «Завтра для нас может кончиться вся эта простая обыденная жизнь. Завтра – наш момент истины...».
© Evggor
© журнал "В мире спецслужб" №2 2004г.