Решил повыкладывать некоторые свои рассказы. Начну с недавнего.

Опус номер раз.

Прости, что взял тебя с собой...

Над селением овражных гномов, что приютился в распадке меж двух холмов, поднимались клубы дыма.
Броган просто не смог пройти мимо. В его ушах звенел высокий то ли визг, то ли плач, который издавала стоящая на коленках маленькая фигурка посреди горящих и рушащихся шалашей – всего того, что могли построить овражные гномы своими собственными руками.
Слезы, застилая глаза, градом катились по щекам Рини. Остальные овражные гномы либо уже разбежались кто куда, либо, что было еще вероятнее, благодаря своей известной на весь мир тупости, просто не нашли пути к спасению и задохнулись в дыму.
Скорбное подвывание раздавалось из горла овражницы. Она смотрела на мертвое тело своего брата, который был ее единственной семьей, не считая, конечно, остального небольшого клана овражников, когда крепкие руки оторвали ее от земли и вынесли прочь из горящего поселка.
- Твоя спасти Рини! – это были первые слова замарашки, после того как она пришла в себя, и поток слез прекратился. – Моя любит твоя! – гнома, выставив перед собой ручонки и вытянув губки слюнявой трубочкой, полезла обнимать своего спасителя.
Глубокий и скорбный вздох, вырвавшийся из груди Брогана, говорил сам за себя. Теперь нужно будет очень постараться, чтобы отвязаться от этой Рини. Терпеть компанию овражника истый горный гном считал недопустимым.
- Постой, Рини, - гном еле отодрал от своего пояса пару цепких ручонок. Благодарность все-таки должна иметь свои пределы. Еще любви овражной гномы ему не хватало на старости лет… - у тебя еще остались родные?
Брогану тут же пришлось пожалеть о своих словах. Рини, сияя улыбкой до самых ушей, плюхнулась седалищем на землю, подняв вокруг себя тучу пыли.
- Моя много родных! Но не здесь, – правая ручонка высунулась из-под рубища указывая в сторону сгоревшего поселка, – а другие места. Здеся брата, а там, - Рини закрутила головой, вспоминая в какой же стороне живут ее родственники, - а там много. Папа – один! Мама – один, и еще один – два! Еще один – брат. Один, один и один – два! - в глазах овражницы засиял неподдельный восторг, она сразу же забыла о своем горе.
Броган схватился за голову. Математические способности овражных гномов – самых тупых существ на его взгляд – всегда оставались за гранью его понимания. Пока он обдумывал, а не лучше ли было оставить гному в ее поселке, чем теперь переносить такие муки, Рини досчитала и начала дергать его за рукав.
- Два! – с уверенностью заявила она, тыча ему парой дурнопахнущих пальцев в нос…

***

Броган шевельнулся, переворачиваясь на бок, и, натягивая на себя одеяло, понял, что совершенно не может двинуть ногами. Казалось, что они связаны, но путы были довольно слабыми.
Гном, недовольно бурча себе в бороду, дернул правой ногой, высвобождая ее из невидимых объятий, когда почувствовал как что-то с неожиданной силой обхватило его правую голень и вновь притянуло к левой.
Чертыхаясь, Броган протянул руку, нащупывая свой походный мешок. Наконец, он нашел то, что искал. Селитровая палочка – изобретение гномов-механиков – чиркнула по боку небольшого коробка и вспыхнула, озарив короткой вспышкой лицо гнома, его нос картошкой, седую бороду и черные глубоко посаженые глаза.
Рука со спичкой медленно проследовала к “опутанным” ногам Брогана.
- Молоты Торадина! – тихое восклицание не потревожило существо, которое, обхватив ноги гнома своими тонкими грязными ручонками и посасывая большой палец на правой руке, сладко спало с умильным выражением на измазанном сажей лице.
Броган едва подавил в себе горячее желание отпихнуть эту грязную кучу отрепьев, от которой смердело не хуже выгребной ямы. Он слишком хорошо помнил восторженное выражение на лице этой малышки, когда она смотрела на своего спасителя, ее заискивающую улыбку и глаза полные обожания.
Осторожно высвободив свои ноги из объятий овражной гномы, которую он спас вчера из горящего поселка, Броган, с невесть откуда взявшейся нежностью, заботливо укрыл ее своим плащом.

***

Чиркнула спичка. Броган раскурил свою трубку с изогнутым чубуком, с нескрываемым блаженством затянулся и выпустил сизое облачко дыма. Уже месяц он путешествовал в обществе Рини, которая через несколько дней забыла о своём горе и никуда не хотела уходить от “своего Брогги”. Ее черные глаза-бусины с неземным обожанием пожирали Брогана, которого подобное положение дел несколько смущало.
Овражница была готова исполнить все для своего спасителя, что бы он только не пожелал. Другое дело, что это излишнее рвение порой приводило к плачевным результатам. На лице гнома заиграла улыбка, когда он вспомнил, как Рини попыталась повторить его подвиги по разжиганию костра. Пока гном набирал воду в ближайшем ручье, Рини залезла в его рюкзак и нашла спички...
Сухой валежник весело затрещал, и язычки пламени лизнули сухую траву под ногами овражной гномы, которая словно зачарованная стояла возле разожженного ею костерка…
Броган едва успел потушить разгоравшуюся прямо на Рини одежду водой из котелка. К ручью пришлось идти вторично, предварительно отобрав у гномы спички…
Старый гном решил не отводить свою новообретенную спутницу к ее дурнопахнущим сородичам. Впервые за много лет нашелся тот, кто мог скрасить его одиночество. Быть может, Рини не понимала многого из того, что рассказывал ей Броган, но слушателем она была благодарным.
Ее уши жадно ловили каждое его слово, внимали каждой истории о его бытности воином, и для овражницы ее спаситель был самым настоящим героем. Рыцарем без страха и упрека как сказали бы в более цивилизованных местах. Но для Рини он был просто “милый Брогги”, которого она никогда уже бы не променяла на кого-либо другого.

***

До родных гор оставался всего один дневной переход, когда произошел донельзя неприятный инцидент.
Броган помешивал в котелке обструганной палкой. Его походное варево еще не поспело, но аппетитный запах уже разносился окрест. Рини шныряла где-то поблизости, выискивая в кустах что-либо для себя съедобное. Старому гному так и не удалось отучить её от дурной привычки есть всякую дрянь.
За спиной Брогана послышались легкие шуршащие шаги.
“Рини” – мелькнула привычная мысль, прежде чем тупой удар по голове погрузил сознание гнома во тьму.
… - Брогги! Брогги! – из забытья его вывело легкое тормошение и удары по щекам. Какой-то липкий отвратительно пахнущий комок съехал с его лба на нос.
Броган открыл глаза и приподнялся. Вонючий ком шлепнулся ему на грудь. Гнома чуть не вырвало. Конечно, его благодарность Рини была безгранична, но методы её лечения как всегда были неординарны. Дохлая гниющая крыса разорванная практически пополам – самый лучший способ привести пациента в сознание.
- Твоя живой! – овражная гнома чуть ли не приплясывала от счастья.
- Спасибо тебе огромное, Рини! – Броган уже увидел, кто нанес ему удар сзади. Посреди всего того беспорядка, что он и устроил, лежал задушенный гоблин.
Воображение гнома живо нарисовало ему картину произошедшего. Подкравшийся сзади зеленокожий обрушил на его голову свою палицу и, будучи уверенным, что гном мертв, занялся мародерством. А потом появилась Рини.
Броган уважительно покосился на маленькую овражницу, которая рылась в своей котомке, бормоча что-то себе под нос.
Что двигало ей, когда она напала на хоть и ненамного, но превосходившего её и ростом и силой гоблина, оставалось только догадываться. Но, определенно, это пересилило инстинкт самосохранения.
Не имея другого оружия, кроме данного ей самой природой – рук с цепкими пальцами, ног и зубов – Рини сумела одолеть мародёра.
Броган провел рукой по своему затылку. Волосы были мокрыми и слипшимися от крови. Пальцы осторожно коснулись огромной шишки, и гном зашипел от боли. В голове грянуло так, будто пудовым кузнечным молотом вдарили по наковальне.
- Брогги, возьми! – гном резко обернулся к Рини, отчего новая вспышка боли озарила глубины черепа. Овражница, наконец-то, нашла то, что искала в своей сумке. На её протянутой ладони лежала дохлая застывшая ящерица – одно из самых известных лекарств среди овражных гномов.
Брогану оставалось только сжать зубы.

***

Две низкорослых фигурки двигались по направлению к недалеким пограничным горам, под которыми простерлись чертоги гномьего королевства. Ступая по торфяникам, Броган продолжал обдумывать сложившуюся ситуацию.
Откуда вблизи Гномьих Врат появился гоблин... Эти твари никогда не нападают в одиночку. Да и появление обычной разбойничьей шайки неподалеку от королевства гномов маловероятно. Броган начал подозревать самое худшее. На Торадин напали. Вторжение из Запустелых Земель.
После небольшого происшествия с нападением старый гном, не задумываясь, извлек из заплечного мешка свою не на раз латанную кольчугу-бахтерец, несколько помятый рогатый шлем и остальную справу. Стоило ему облачиться в доспехи, и восторгам Рини вновь не было предела. Красный то ли от удовольствия, то ли от стыда Броган нервно оправлял кольчугу, поудобнее располагал топор за поясом, слушая восхищенные оханья и аханья овражной гномы.

***

Чутье не подвело Брогана. Его предположение, что на королевство гномов напали, было верным. Но в его голову даже на миг не закралась шальная мысль, что враги могут взять штурмом неприступные гномьи бастионы.
Однако случилось то, что случилось. Торадин был взят ордами зеленокожих: гоблинов и их более крупных собратьев – хобгоблинов. Броган с Рини шли к руинам, не зная того, что ожидает их впереди.

***

Овражная гнома даже присела от неожиданности, когда над ее ухом раздался скорбный вопль, сорвавшийся с уст Брогана. Парочка преодолела гряду холмов, с гребня которых открывался вид на широкую долину, предваряющую Гномьи Врата – массивные каменные створки входа в Торадин.
Сердце Брогана предательски сжалось при виде открывшейся панорамы. Долина была завалена трупами его сородичей. Среди мертвых деловито сновали зеленокожие, обирая коченеющие тела.
Ладонь самопроизвольно легла на рукоять топора, но трезвый рассудок не позволил гному совершить безумство. Его смерть не решила бы уже ничего. К тому же он чувствовал себя ответственным за жизнь Рини.
Дрожащая рука сползла с топорища и опустилась на плечо гномы.
- Пойдем, Рини. Теперь и у меня нет дома… - слезы душили Брогана, но он все еще сдерживался. Лишь сделав несколько шагов с гребня, скрывшись с глаз случайного наблюдателя, гном позволил чувствам взять верх над собою. Он рухнул на колени, закрывая лицо руками. Беззвучные рыдания сотрясли его тело.
Овражница еще не до конца понимала, что стало причиной расстройства “её Брогги”, но пыльные ладошки Рини сочувственно легли на плечи старого гнома, которому сейчас была так необходима любая поддержка.

***

Пятерка зеленокожих во главе с хобгоблином Кроффом рыскала по местности вблизи от захваченного Торадина. Один из гоблинов что-то радостно тявкнул. Он обнаружил едва заметную цепочку следов, ведущую по направлению к Гномьим Вратам. Первые отпечатки были совсем маленькими, и Крофф не смог понять, кому они принадлежат. Но второй след определенно был оставлен гномьим ботфортом.
Крофф довольно осклабился. Пожива сама идёт в руки.

***

Рини боязливо взвизгнула и обхватила Брогана за талию. Старый гном поднял свой устремленный в землю взгляд. Гоблины. Казалось бы, не так и страшно, если бы не пятый зеленокожий.
Он был и выше ростом, чем остальные, и доспехи на нём были не в пример лучше – гномий панцирь. Широкая полоса двуручного меча лежала на его плече.
Хобгоблин.
На лице Кроффа играла довольная усмешка, обнажавшая клыки, когда он наблюдал за реакцией угодивших в ловушку гномов. Грязную кучу отрепьев в лице овражницы он решил оставить на потеху своим подчинённым, с гномом же решил расправиться сам.
- Беги, малышка! – Броган подтолкнул Рини, чтобы та оставила его. – Ты еще сумеешь спастись!
Гнома недоверчиво сделала несколько шагов, недоуменно оглядываясь на Брогана, который уже держал свой топор наперевес, ожидая нападения. Оно последовало незамедлительно.
Воздух протестующе зашипел, рассекаемый двуручным страшилищем Кроффа. Навстречу ему, зло сверкнув, взлетел топор. Гоблины незамедлительно бросились вслед Рини, которая моментально дала дёру, скрывшись за гребнем ближайшего холма.
Броган парировал замах хобгоблина и незамедлительно нанес удар, который пробил защиту противника, но лишь бессильно высек искры из нагрудной пластины панциря. По лицу Кроффа расползлась кровожадная ухмылка.
Он ловко ушел от второй атаки гнома и, развернувшись, пнул его в живот ногой. Низкорослый воин отшатнулся, у него явно сбилось дыхание. Воспользовавшись этим замешательством, Крофф сделал короткий шаг навстречу гному, нанося сильный поперечный удар в грудь Брогана.
Кольчуга, скованная прославленными мастерами подгорного племени, выдержала, но хобгоблин одним движением развернулся, и острие его двуручного меча вновь понеслось к груди гнома. Такой удар не под силу остановить ни одной кольчуге.
Мелькнула тень, и Крофф почувствовал, что клинок пронзил чьё-то тело. Но это был не его противник. Рини, которой удалось обхитрить ее преследователей, ценой собственной жизни остановила роковой удар.
Маленькое тельце соскользнуло с клинка Кроффа. Гнома умерла без единого стона, бросив последний любящий взгляд на “своего Брогги”.
Слепая ярость захлестнула старого воина, заставив его броситься в самоубийственную атаку. Все свои силы он вложил в последний бросок. Он чувствовал, как меч хобгоблина входит ему в грудь, разрывая легкие, пронзая сердце, но не чувствовал боли.
Они рухнули вместе. Гном, из чьей спины выглядывало окровавленное остриё меча, и его обезглавленный противник, чьё тело фонтанировало кровью из перерубленной шеи.
Губы гнома ещё успели прошептать последнее “прости”, прежде чем смерть пленила его душу...

Симпатичный рассказик. Написан хорошо. Мне понравилось.
Но мне, почему-то, хочется его увеличить, точнее, расписать центральную часть более подробно. Может, даже прибавить парочку дорожных приключений. Такие хорошие персонажи получились, а повествование затрагивает их все равно как-то поверхностно. Но, вполне возможно, что я просто привыкла к "большой" прозе, все мне кажется недосказанным.

По стилистике я все же нарыла несколько моментов.

Во первых, в самом начале рассказа слишком часто встречается словосочетание "овражные гномы".

Далее - стандартные придирки:


Слово "взгляду" здесь явно лишнее.

и далее, в следующем предложении:




Понятно, что значения разные, но звучит не очень. Может, "старого гнома" вообще заменить на "старика"?



Здесь совершенно глупая придирка. Честно говоря, я не совсем могу представить себе "кованый ботфорт". Это сапог выше колена, сделанный из железа?




Две совершенно одинаковые фразы в коротких соседних абзацах.



тавтология...


Наверное это все...
PS: жаль, что редко появляешься здесь

просто рассказ писан специально для ЦарКона, где дейcтвует ограничение на 15000 символов

чёрт... ну кто просил уже выкложить работу...
фиг подправишь...
Наверное, счас буду чаще заглядывать

Берёшь и редактируешь)) Действует отменно) Если тебе не лень, конечно!

А эта, как её... Версия финальная, исправленная и дополненная? Том второй, страница 273?)

Меня смутило вот эта штука:

Пожива - это что-то вроде заработка, если я не ошибаюсь. Как-то связано с деньгами... И хотя даже в таком варианте смысл какой-то имеется, меня просто смутила эта фраза) Хотя она может быть и верная...


Мне понравился рассказ Впрочем, мне не показалось, что надо расширять центральную часть... Жалко только в финале... Её смерть оказалось бессмысленной.



Что не может не радовать, незабвенный!

Чуть чуть не так

К деньгам напрямую имеет отношение слово "нажива" - соответственно, от слова "наживаться" (или наоборот), наживать добро.

А "пожива" - от слова поживиться, т.е. урвать себе что-то. Например, вполне можно поживиться дичью...

Во-во... Я полазила по словарям, они мне сказали, что нажива и пожива чуть ли не синонимы. В принципе, я пришла к выводу, что это логичная фраза.
Но убиться веником, она меня смутила

тут то это работает, а вот на сайте ЦарКона - нет.
неужели ты думала, что я редактировать не умею?
ну для нее она не была бессмысленной. она умерла, спасая своего героя
она же не виновата, что он потом убился
пасиб, дорогая!

Кованые ботфорты в природе не могут ни при каких условиях появиться.
Скорее всего это сабатоны - стальные башмаки и кованая пластинчатая защита носка ноги.
Отдельный доспех защищает голень, другой бедро и обязательно колено. все это проклепано и завязано на кожаные ремешки. Одевается сей доспех поверх простеганной или толстой одежды, сабатон непосредственно одевается на кожаный ботинок. Если это не полный сабатон, а лишь верхняя часть, то по ступне идут два ремешка, если сделать которые из стали - будут весьма чувствительны: не пройдет и двух часов, как натреш ногу. Посему совет: не используй для героев то, что не можешь вынести сам.

Вот-вот, это я и имела в виду. Абсурдный предмет одежды получился.
Тоги, за инфу, думаю, все скажут спасибо, но картинке (даже такой познавательной) в этой теме не место.

Горация.

вот вам ссылка, какие ботфорты имелись в виду. это никак не до колена, и уж тем более не выше его, ботинки.
Ботфорты

Впечатления от рассказа отличные. В общем, по-моему, получилось очень даже здорово. Само повествование затягивает, но не могу не согласиться с Gorac, хорошо бы, если бы возможно было как-то расписать середину рассказа, или как-то подправить концовку. Уж очень интересно пишешь В общем твори...у тебя это отлично получается!

Я, кажется, поняла, что нужно сделать!
Просто словосочетание "кованый ботфорт" нужно заменить на "ботфорт с оковкой". Так логичнее.

Ну вот! Я же говорила - Мастер прозы! Мне понравилось... Ну, а критики тут все сказали и без меня... Вообще, рассказы - это отдельная статья - их гораздо труднее писать, чем длинные произведения, чтобы они были полностью завершенными и продуманными...

С уважением, Тень...

Немного корявый рассказ. Приходилось ограничивать себя рамками 18000 знаков... Надеюсь, рано или поздно подправлю. а пока...

Опус номер два:

Alter Ego


Ночная тьма и свет дневной
Единым были… то есть мной…

Длинный темный тоннель, в конце которого брезжит свет, плавно обтекая мрачную фигуру, которая кажется сотканной из того же мрака, что и давящие стены… Полы моего белого плаща развеваются на неощутимом ветру. Я несусь навстречу выходу на огромной скорости. Еще немного, и я столкнусь с препятствием в виде тёмного. В последний момент, преграждающий мне путь к свету чуть поворачивается, ветер сбрасывает капюшон с его головы, и лучи солнца озаряют его лицо… моё лицо… Я потягиваю руку навстречу себе в останавливающем жесте…

Лаэрт вскочил тяжело дыша. Сон… Он снова посетил его. Уже порядка трех недель, с тех пор как он смог остановить нежить, которая почти уничтожила его отряд Освободителей, этот сон снился ему каждую ночь.
Молодой чародей сел на край топчана, опустив голову между колен и до боли стиснув кулаки, так что костяшки пальцев побелели. Порой ему казалось, что он сошел с ума и бредит.
Странные знаки на коже напротив сердца и на правой ладони, происхождение которых по-прежнему оставалось загадкой для Лаэрта, вновь горели белым огнем, рассеивая сумрак в походном шатре.
Два треугольника, один на груди, другой на ладони, с чёрной каймой и непонятной вязью неизвестных рун по краю и тёмной каплей внутри не были обычной цветной татуировкой, которые широко распространены у варварских племен, которые любят украшать свое могучее тело этим видом живописи. Это вообще была не татуировка. Сигилл. Он проявил себя совершенно неожиданным образом, и теперь появлялся каждую ночь. И каждую ночь мага терзали одни и те же сновидения…

***

Звезды рухнули с небес, и у подножия Безымянных Гор, протянувшихся на юге материка, заклубилась Тьма, начавшая медленным ядом расползаться по земле, отравляя плодородные земли, наполняя души живущих там людей ужасом и страхом.
Мертвецы с горящими ненавистью глазами поднимались из своих могил, пополняя армию Темного Владыки, чья крепость, сверкая глянцем обсидиановых стен, появилась, словно из ниоткуда, пронзая своими черными шпилями синь небес, и наполняя воздух серой хмарью, через которую даже солнце представлялось тусклым пятном.
Лаэрт, наряду с клириками Храма Светлого Круга, на пороге которого он очнулся, оказался в одном из отрядов Освободителей, которые были единственными, кто смог противостоять ордам нежити, ринувшейся на земли Королевства Годлин подобно снежной лавине в горах. Мертвые полчища, напролом ломившие в глубь страны и уничтожавшие все живое на своем пути, отступали перед силами светлых жрецов, но и силы тех были не беспредельны. В отличие от казавшихся бесконечными рядов зомби и скелетов.
И Освободителям приходилось отступать перед их натиском. Без святых заклинаний оружие воинов было практически бессильно против мертвой плоти. Можно было рубить поднятых темной силой мертвецов сколько душе угодно, но, чтобы остановить хоть одного из них, нужно было изрубить его в буквальном смысле в крошево…

***

Терпкий запах потных людских тел, которые, стиснув зубы, сдвигали щиты из последних сил, отражая атаки мертвецов, плыл над полем, покрытым жухлой травой. Силы клириков иссякли, и воинам приходилось отпихиваться от яростно атакующей нежити.
Чародей устал. Плети молний и огненные шары были практически бесполезны против неупокоенных. Лишь около десятка особо древних костяков рассыпались от ударов молний, да пару зомбяков разорвало пополам метко брошенным огнешаром, но в остальном “свежие” зомби только дымились, распространяя удушливую вонь горящей гнилой плоти.
Последние силы Лаэрта уходили на заклинания, прибавившие сил нескольким воинам. Благодаря им, горстка таких храбрецов, вооружившись огромными двуручными молотами, лихими ударами разносили в клочья и костяную муку тела зомби и скелетов. Но нежити было все равно слишком много…
Еще немного и ряды сломаются, попросту упадут от усталости. В отличие от мертвых, которые не знают, что это такое. Они готовы двигаться днем и ночью, в поисках новых жертв.
Вот упал закованный в прочнейшие доспехи, выкованные знаменитыми гномьими мастерами, один из щитоносцев первого ряда. Его предсмертный вопль утонил в злобном рыке мертвых, разорвавших несчастного в буквальном смысле на части. В образовавшуюся брешь ворвалось несколько скелетов, сжимавших в своих костлявых пальцах рукояти заржавленных и иззубренных мечей.
Ценой еще двух жизней этот успех удалось остановить, но тут и на другом фланге раздались предсмертные крики. Нежить прорвалась и там. Пройдет немного времени, и несколько новых, закованных в прочные латы зомби присоединится к армии неведомого некроманта…
В двух шагах от мага казавшийся ужасно древним клинок скелета прорубил кольчугу воина, и человек упал с пропоротым животом, захлебываясь кровавым криком. Оскалив пасть, неупокоенный шагнул к Лаэрту, занося свой меч для удара.
Смерть, осклабившись в улыбке, ждуще заглянула в глаза волшебника, наступал и его черед приватного свидания с костлявой блудницей. Плечи мага поникли, колени подогнулись, и он полностью покорился, казалось бы, уготованной ему участи. Лаэрт уже предчувствовал, как ржавое иззубренное железо пронзит его плоть, хлынет его горячая кровь, орошая стебли сухой травы, как тело изогнется в предсмертных корчах, царапая землю ногтями, и горло издаст последний хрип, прежде чем пальцы мертвецов разорвут мага на части.
Правая рука мага поднялась в останавливающем жесте совершенно против его желания. Странного вида знак засиял белым огнем на его ладони, причиняя сильную, но терпимую боль.
Вопли ужаса из мертвых глоток разорвали воздух. Нежить в радиусе двадцати ярдов вспыхнула веселым голубым бездымным пламенем. Кули отжившей своё плоти и костей безвольно падали на землю. Вторая жизнь, данная им неведомым некромантом, покинула их тела.
Лаэрт изумленно уставился на ладонь, где по-прежнему горел белый треугольник. Он чувствовал, как в нем рождаются новые силы, и приходит новое знание…
Он не знал, сколько еще продержится неведомое ему чародейство, и поэтому словно безумец, выставив перед собой ладонь, рванулся меж уже нестройными рядами Освободителей, уничтожая мертвых.
Лишь когда рухнул последний неупокоенный, ладонь чародея перестало жечь, неведомый знак начал исчезать.
Устало вздохнув, Лаэрт оглядел очистившееся от мертвых поле. Странная улыбка играла на его губах. Он поднял глаза к небу, в котором где-то плыли невидимые днем созвездия Богов. Его затопила волна благодарности.
Он почувствовал себя нужным. Нужным всем людям. Боги выбрали его, Лаэрта, и теперь он понял свое Предназначение.
Силы оставили молодого чародея, и он осел на том же месте, где и стоял. Сладкие объятия грёз сомкнули свои крыла над ним. И в ту же ночь его посетил первый из трехнедельной череды одинаковых снов…

***

Ночь была на исходе, и подслеповатые глаза звезд судорожно моргали, смыкая свои веки, гасли в рассветном небе. Солнце еще не взошло, но горизонт на востоке уже окрасился багрянцем и казался залитым кровью.
Свежий западный ветер трепал каштановые волосы молодого чародея, который, выйдя из своей палатки, смотрел на зарождающийся рассвет. В этот ранний час не спали только часовые. Лаэрт слышал их тихие голоса на окраинах лагеря, где горели костры.
На юге темной массой чернели Безымянные Горы, у подножия которых находилась их цель – замок некроманта. Никто не знал его четкого месторасположения, но Лаэрта словно сама длань богов подталкивала в нужном направлении, стоило объединенным силам Освободителей, двинуться к источнику бед всего Годлинского Королевства.
И, видимо, цель была близка. Острой взор волшебника увидел далекую еще серую хмарь, которую не могли пронзить лучи солнца, чей край уже успел показаться на востоке.
Сердце Лаэрта возбужденно застучало. Предстояла решающая схватка с врагом. Он знал, непонятно откуда, но знал, словно сами Боги нашептывали ему, что нужно сделать, чтобы остановить кровопролитную войну. Он должен встретиться с тёмным лицом к лицу и победить его.

***

Шаги двух тысяч Освободителей – все, что удалось объединить за столько короткий срок – мерно чеканили марш по каменистой почве. Ни одного мертвеца не встретилось на их пути, и клирики справедливо полагали, что их словно бы заманивают в ловушку, но останавливаться никто не хотел. Все истово верили в Предназначение Лаэрта, которого несколько пугала подобная фанатичность. Он не желал вести людей на смерть и готов был двигаться дальше один, лишь бы не подвергать других опасности. О своей судьбе он не задумывался.
Двухтысячная армия подошла к горам, и Лаэрт словно ожил. Он чувствовал затаившуюся впереди угрозу, темную силу, так не похожую на его собственную, но в которой угадывалось что-то до боли знакомое и родное.
Дикий хохот, подобно смеху душевнобольного, прокатился по темным склонам.
- Вы умрете, самонадеянные глупцы! – голос, так похожий на голос самого Лаэрта, заставил завибрировать воздух.
Иллюзия, которую не смог распознать никто, развеялась. Оказалось, что войско уже давным-давно находится в ущелье, которое вывело их в небольшую долину, посредине которой высился черный замок, чьи ворота были распахнуты.
Серая хмарь, скрывавшая склоны ущелья развеялась, и глазам Освободителей предстало огромное количество мертвых воинов. Даже на первый взгляд казалось, что на каждого живого воина приходится как минимум по десять мертвых. А из врат крепости выходили новые противники – закованные в черные глухие латы рыцари.
Забрала шлемов их были откинуты, и каждый мог взглянуть им в лицо. Многие бросили мимолетные взгляды, которые не захотелось повторять. Совсем недавно они были людьми. Их тела еще не были тронуты тленом, но чрезвычайно бледная кожа, отливающая трупной синевой, и бельма глаз, затянутых паутиной смерти говорили о том, что они тоже мертвы. Это были практически идеальные воины. Тела еще прекрасно помнили свое воинское искусство, но уже не могли чувствовать ни боли, ни страха, и уж естественно они не боялись смерти.
В данной ситуации даже в душе самого ярого фанатика шевельнулся росток ужаса. Как они могли быть настолько слепы, когда без раздумий шли за этим “посланцем небес”, который привел и себя и их к гибели. Ни один не верил в возможное спасение. Яростные взоры резанули Лаэрта, словно удары бича.
- Это ты!!! Из-за тебя мы все умрем! – Кернмиль, один из жрецов Храма Светлого Круга, безумно сверкая глазами, указывал дрожащей рукой на Лаэрта. – Вы слышали? –истеричный голос клирика срывался. В уголке рта показалась слюна. – Это его голос возвестил нас о кончине! Это он предательски заманил в ловушку нас – последних, кто способен остановить мертвые орды. И мы попались в эту ловушку, как мыши на бесплатный сыр в мышеловке!
Глаза остальных засветились разгорающейся яростью, руки легли на оружие.
- Но это не я… - голос мага дрожал и срывался. – Клянусь всеми Богами, я никогда б не предал каждого из вас.
- Он говорит правду! – рядом с Лаэртом возник воин в отливающих серебром латах, в чьих темных волосах уже заметно пробивалась седина. – В нем нет Зла. Я это чувствую. К тому же это мы пошли за ним, он не звал нас за собой.
Остальные замерли недвижно. Словам Ролгеда нельзя было не верить. Паладин не имеет права на ложь, и уж точно не может быть пособником Тьмы.
Но Кернмиль не унимался.
- Он сумел обмануть даже тебя, Ролгед! Ему не место среди нас. Воины не станут сражаться, предчувствуя удар в спину. Пусть он уходит и даст нам достойно встретить свою смерть!
Святой рыцарь повернулся к Лаэрту.
- Тебе лучше уйти… Постарайся умереть достойно… - глаза паладина были печальны. Он не сомневался, что конец близок как никогда.
- Спасибо тебе, Ролгед… - чародей развернулся и двинулся навстречу темным рыцарям, оставляя за спиной вмиг ощетинившийся сталью клубок, внутри которого клирики готовили свои заклинания. Никто не собирался встречать гибель с опущенным забралом. Рыцари Королевства Годлин привыкли смело смотреть этой старой костлявой нищенке в лицо и не страшились ее прихода.

Лаэрт шагал, опустив голову прямо на клинки мертвых рыцарей. Плевать он хотел на Волю Богов и на Предназначение. Все, что ему сейчас хотелось – умереть, чтобы рука с костлявыми пальцами мягко опустила ему веки, освободив души от бренной плоти.
К его несказанному удивлению мертвые почтительно разомкнули ряды, образовав что-то вроде почетного караула. Мага приглашали войти в крепость.

Горечь и ярость смешались в едином вопле, вырвавшемся из горла каждого из годлинцев. Кернмиль был прав. Этот маг действительно оказался предателем.
Лишь в серых глазах Ролгеда, появилась искра надежды. Но ей не дала разгореться волна мертвецов, хлынувшая на еще неприступный утес щитов и мечей.
Несмотря на то, что кровь хлестала из многочисленных ран, что ноги скользили в лужах крови своих товарищей, Освободители держались. Держались из последних сил, стараясь подороже продать свои жизни.
Горы трупов вперемешку с людскими телами образовали устрашающие своим видом баррикады, на которые не чувствовавшие ни усталости ни боли мертвецы, скользя и падая, продолжали упорно лезть, ведомые желанием своего Властелина.

Те же голубые глаза, тот же прямой нос, прямой, словно прорубленный мечом, рот, те же волосы, тот же прищур глаз, блестящих под капюшоном черной мантии… Лаэрт, будто зачарованный, смотрел на свое точное подобие. Перед ним стоял он сам.
Руки его двойника скрывали тонкие черные перчатки, пальцы нервно подрагивали. Впрочем, внутри Лаэрта словно до предела натянулась незримая струна, готовая лопнуть от неловкого прикосновения.
- Любуешься? – два голоса сплелись воедино, и яростная гримаса исказила лицо темного.
- Кто ты, Светлый? Как твое имя? – голос некроманта странно задрожал. – Отвечай!
- Лаэрт... Но какое это имеет значение? - ответ чародея потонул в горестном вопле темного.
- Ненавижу! Всех вас ненавижу! – пальцы некроманта сжались в кулаки, грозя небу. Он упал на колени, из его глаз катились злые слезы. – Слышите! Я отомщу и вам, и тем, кто в вас верит и поклоняется. Я, Трэаль, пройдусь войной по всему континенту. На месте пестуемых вами королевств не останется ничего – только мертвая пустыня! За что вы так поступили со мной?! За что!!!
Трэаль сорвал с рук перчатки, злобно глядя на Лаэрта.
- Ты увидишь смерть тех, кто шел за тобой, после чего умрешь сам! Некромант вытянул перед собой правую ладонь, на которой чернел треугольник, подобный тому, который украшал ладонь Лаэрта, только оказавшийся его негативом.
Поток пламени, перевитый жгутами тьмы, рванулся в грудь белого мага, который только и успевал, что поднять ладонь. Вспыхнувший на его руке белый пламень, ослепивший самого Лаэрта, рванулся навстречу тьме…

Потоки чистой Силы, Магия Хаоса, Стихий, Искажений, Иллюзий, Трансформы – в ход шло всё, но никто не мог взять верха.
Крепость лежала в дымящихся руинах, но противникам было глубоко плевать на то, что вокруг них. Они давно потеряли ощущение времени и пространства.
Неупокоенные давно смяли ряды Освободителей, попросту задавив их числом, и годлинцев не спасла вся пущенная в ход жреческая магия. Закованный в сталь круг мертвых тел покрывал сплошным ковром покрывал дно ущелья.
Наконец, противники остановились, переводя дух. Глаза Трэаля сверкали ненавистью, Лаэрт же чувствовал только накатывающую усталость…
“Откройся для удара” – раздался требовательный шепот в сознании, и Лаэрт замер. – “Это единственный шанс. Иначе ничего не исправить. Вы можете биться вечно, разрушая этот мир. Это будет вечный бой, вечное противоборство…”
“Я брежу” – чародей мотнул головой, отгоняя странные мысли. Его противник уже восстановил силы и готовил новое убийственное заклятье.

Они сходились все ближе и ближе. Теряя силы, чародеи начали бросаться более слабыми заклинаниями, а в голове Лаэрта все настойчивее звучало “Откройся!”.
Пламенный кулак мелькнул у самого лица Лаэрта, но чародей успел увернуться, нанося в свою очередь удар противнику в область ребер.
Трэаль болезненно сморщился. Кулак противника достиг своей цели, но и Лаэрту не удалось уйти невредимым, и некроманту показалось, что светлый нарочно открылся под удар. Костяшки пальцев темного, вокруг которых играло пламя, вонзились в солнечное сплетение белого мага.
Лаэрта бросило на землю, и он остался лежать. Некромант, сплюнув кровью, двинулся к распростертому телу.
- Ну, вот и все… - пламя на его руках почти угасло, а в запасе уже не оставалось никаких сил, чтобы сотворить хоть какое-нибудь чародейство.
- Убей меня… - в глазах Лаэрта стояла мольба.
Трэаль упал на колени рядом с белым, на его лице играла кривая ухмылка.
- Ну, если уж ты так просишь… - ладонь с черным треугольником легла на грудь Лаэрта, в то место над сердцем, где сиял, скрытый одеждой белый треугольник, как и на ладони мага.
По лицу Трэаля пробежала судорога.
- Какого… - зрачки некроманта расширились. Правая рука светлого рванулась к его груди. Знаки совместились.
Над разрушенными бастионами крепости повис страшный вопль. Незримая волна прокатилась, разрывая мертвых на части.
Когда крик оборвался, ни одного неупокоенного не осталось. Только пыль и клочья плоти. Тела магов исчезли.

***

“Сынок, ты снова с нами”, – ласковый голос и серая пелена в глазах. – “Теперь все будет хорошо…”
Лаэрт, а может быть Трэаль, приподнялся, вдыхая божественный эфир, и огляделся. Он снова был дома в Небесном Пантеоне. Странно болел сигилл напротив сердца - стилизованные черно-белые песочные часы горели, словно он был недавно заклеймен.
События недавних месяцев стерлись из его памяти…

В ночном небе вновь плыло исчезнувшее не так давно созвездие в виде Песочных Часов…

Второй рассказ реально понравился. Очень интересный и логичный сюжет. Хотя некоторые мысли, ИМХО, стоило бы раскрыть. Предысторию всего этого мира, например, главных героев...

Вообще, обилие героев. мифов и отходов от основной сюжетной линии поражает. Поражает в хорошем смысле. =)
Пиши еще и обязательно выставляй. Буду ждать.

Тореас


два раза который, коряво немного.



и два раза покрыва-покрывал)))

От рассказика в восторге. Я уже давно от твоего творчества в восторге (подпись в счет ).

Очень понравился рассказ, хотя прочитала в спешке. Ещё непременно перечитаю. У тебя отменно получается, мне кажется, вернее, мне это точно НЕ кажется! Казаться это не может! Надеюсь на ещё что-нибудь замурчательное!..


Имя Лаэрт... Безумно знакомое

Брат Офелии.
"Гамлет".

И тут вот пришло страшно занудное мну и испортило народу праздник
Привет, Солнц. Ты, оказывается, здорово пишешь. А я и не знала.
Ну да, лучше поздно узнать, чем никогда.
Правда, у меня тоже будет хм.. целая куча придирков. Ничего?
Короче, воть:

Ммм.. "доносилось".. как-то это больше к звуку, раздающемуся откуда-то из отдаления относится, нет? А здесь, мне кажется, "вырывалось" будет более уместно..

Может быть - ИСТИННЫЙ ?

ТУЧУ

Ммм.. по-моему, ГОЛЕНЬ все же ОНА. Нет?

Честно скажу - с трудом представляю себе позу Рини. Если она ОБХВАТИЛА ОБЕ НОГИ гнома, который больше нее, она просто не дотянется до пальца на руке. Может, это нога была? Брогана?

Упс.. ОТРЕПЬЯ - от слова тряпьё либо потрепанный. Отребье - это уже к человеку.

Та же история. ОТРЕПЬЕВ.

Добавлено:

Не уверена насчет СВЕРКАЮЩЕГО топора. Если, конечно, Броган не настолько богат, чтобы таскать с собой цельнокованный мифрильный топор. Да и тот вроде не шибко сверкает. По идее, у него только заточенная кромка может сверкнуть
Правда, тут я конечно не эксперт
Но, если честно, весь бой вызвал однозначное впечатление нереальности происходящего. Если интересно почему - могу в личке поделиться. Или через аську

Ммм.. РАСПЛЫЛАСЬ.. РАСПОЛЗЛАСЬ.. нет?

Я конечно понимаю, что все, что у нас внутри и есть внутренности. Но, все же, лучше бы звучало слово ЛЕГКИЕ.. все-таки в груди не так много органов.. внутренностями обычно слово кишки заменяют..

ЖИЛЫ тоже здесь как-то резануло. По-моему ШЕИ было бы вполне достаточно..

Короче - воть я как обычно. ЗАНУДА. Увы..
Но, сам рассказ мне очень понравился. Не знаю, как насчет средней части. По мне как раз не надо ничего развертывать. Тут именно акцент на том, как он к ней проникся. И на том, чем все закончилось. Середина сбивать эффект будет.
Уж лучше просто истори Брогана прописать. До его встречи с малышкой Рини..

Второй рассказ я попозже прочитаю. Если вдруг захотишь еще критики "от мну" - скажи. А то вдруг обидела.
Мурк.. удачи и вдохновения тебе, Солнц..
Буду заглядывать, почитывать..

ага. я сам об этом узнал только после того, как написал рассказ
честно признаюсь Гамлета читал ужасно давно и в спешке, поэтому имени брата Офелии точно бы никогда не запомнил. совпадение

Kyona d'ril Chath


неа... в общем то конечно слова-синонимы, но астый как-то лучше звучит на мой вкус.

уже до тебя обнаружили такую фишку.
просто насколько я знал - голень можно как в женском, так и в мужском роде употреблять.

ну в груди не только легкие пищевод еще, к примеру.

ведь гном не настолько выше и больше Рини, чтобы она не смогла обхватить ОБЕ его ноги своими руками. своего рода кольцо. и палец на руке тоже спокойно можно посасывать в этом случае

да что ты... какая может быть обида.. откуда? спасибо за критику!
всегда буду рад видеть тебя в теме

Опус номер три.

Отпусти его, князь...

- Ревель взят! Очередная великая победа светлейшего князя! – дробот деревянных подошв ботинок юных глашатаев вместе с известиями о новых завоеваниях разносился по столице – славному граду Шельну.
Силе могучего властителя Айвена покорился еще один город. Ревель Белокаменный, державшийся дольше остальных, практически до последней капли крови сопротивлялся захватчикам.
- Правители западных земель взяты в плен! Состоится публичная казнь!
Люди, высыпавшие на улице города, перешептывались. Многие не одобряли излишние проявления кровожадности Айвена, который готов был залить землю багрянцем, чтобы держать людей под своей жестокой пятой.
“Страх – лучшее средство для управления народом. Люди, которые не боятся собственного правителя, либо не его подданные, либо мертвы”, – у Айвена была простая и действенная философия. И властителя боялись.
Вместе с его войском шли война и смерть, и горожане Шельна и всего Логгерского княжества были искренне рады, что пожар войны полыхает не на их землях. Пусть ярость их правителя будет обращена на запад и его просторы, чем на собственных подданных – у светлого князя развилась странная мания – он всегда и везде подозревал назревающий заговор.
До начала завоевательного похода Айвена на запад в Логгерском княжестве царил настоящий рай для доносчиков, которые наживались на смертях ни в чём не повинных людей. Государь карал без разбора и по первому слову. Доносчик получал десятую часть имущества казненного.
Сейчас казней и судов стало гораздо меньше, но людям по-прежнему были памятны взлетающие в серое небо искры от костровищ, виселичные эшафоты и судорожно дергающиеся в петлях тела…
Мужчины, поголовно, от мала до велика, желали присоединиться к войску князя, лишь бы не пасть жертвой случайного доноса корыстного соседа…

***

- Да здравствует Светлейший! – в распахнутые ворота въезжала кавалькада пышно одетых всадников. Золото и серебро праздничных доспехов, белоснежные плюмажи на шлемах двух десятков рыцарей личной охраны – как ни странно, князь ограничился лишь небольшим эскортом.
Приветственные возгласы жителей Шельна, летящие с балконов главной улицы города уже прозванной Триумфальной лепестки роз, лавровые венки под ногами боевого коня, приветливые лица прекрасных горожанок – всё это не вызвало на холодном лице Айвена даже тени улыбки. В серых равнодушных глазах была сталь. Свои эмоции он привык скрывать от окружающих, за что и получил свое прозвище – Бесстрастный.
Конечно, ему, как и всякому честолюбцу, нравилось, когда перед ним пресмыкаются, особенно люди. Поклонение рабов, состоящих из представителей различных рас обширного острова Крейден – гномов, орков, кобольдов, карликов и прочих, не доставляло князю ровным счетом никакого наслаждения.
“Рабы служат из страха за свою жизнь, люди же любят меня и восторгаются моими победами!” – мысли о том, что все восторги его светлейшей особой уже давно вызваны точно таким же страхом, даже не закрадывались в голову государя Айвена.

- Совсем юные! Бедные… - казалось, что слова слетели с губ одной пожилой женщины, стоящей в первых рядах приветствующих, помимо её воли. Она испуганно зажала рот ладонью. Вдруг, кто-то решит, что она сочувствует противникам светлейшего князя. Вон, сколько эти проклятущие кровушки попили, сколько славных логгерских воинов полегло под стенами Ревеля.
Городской стражник с массивной алебардой в руках пристально уставился на старушку, и ее душа ушла в пятки. Но в глазах воина светилось понимание, и он лишь ободряюще кивнул женщине. Юношей действительно было жаль.
Позорная телега, громыхая своими гигантскими обитыми железом колесами по булыжникам мостовой, вслед за князем и его отрядом избранных телохранителей вкатилась за стены Шельна.
За толстыми прутьями находилось двое.
Первый – невысокий щуплый юнец, на чьих плечах еще красовались обрывки мантии властителя. Бледное лицо украшали багровые кровоподтеки, а тонкие пальцы, которые пришлись бы впору какому-нибудь писцу или менестрелю, были покрыты кровавыми струпьями – пыточный арсенал палачей князя Айвена был достаточно обширен. Но в глазах юноши, которому, по-видимому, не минуло еще и восемнадцати зим, не было ни капли намека на страх или что-то сродни ему. Напротив. Гордый взор, в котором читалась мудрость, и царственная осанка, несмотря на все пройденные испытания и знание того, что жить оставалось все меньше и меньше. Он знал, для чего избрал подобную участь.
Второй – более рослый, но и более юный, сидел в углу клети. Широкие плечи, падающие на них длинные каштановые волосы, руки с мозолистыми ладонями, закрывающие лицо – поза младшего «правителя западных земель» являла полную противоположность его старшего брата. Душу молодого воина объял страх. Страх от осознания приближающейся смерти.
…Зачем брат велел открыть захватчикам ворота... Ревель еще мог держаться. Всегда лучше принять смерть в бою, схватившись со своим будущим убийцей грудь на грудь, имея равные шансы на жизнь. А так – открытые ворота и изъявление покорности тирану. Неужели, он думал, что этим спасет многие жизни… Никогда Витор не смог бы понять мыслей своего старшего брата. Поэт, мистик, чей голос чаровал и заставлял подчиняться... Почему же его чары не сработали на сей раз…
Кровь текла по улицам Ревеля рекою. Земля не успевала впитывать влагу жизни, и со склонов небольшого холма, покрытого золотистой травой, брал начало багряный ручей, несущий свои красные воды в город.
Князь бесстрастно собственной рукой казнил все дворянство белокаменного города, оставив в живых только двух братьев. Юные правители руководили сопротивлением Ревеля после смерти их отца, которого настигла меткая стрела во время одного из штурмов…
Нет, никогда младший брат не сможет понять помыслов старшего, и поэтому его плечи сейчас слегка подрагивали, а ладони скрывали лицо, по которому текли предательские слёзы…

***

- …Да будут казнены через сожжение на медленном огне! – голос герольда разнесся над площадью, посреди которой уже были сооружены два небольших помоста с торчащими по середине столбами, обложенные хворостом.
Толпа охнула. Муки этих несчастных продлятся очень долго. Палачи не дадут им умереть быстро. Взволнованный гул волной прокатился по рядам людей, которых собрали на площади по приказу князя. Уже все знали, каким образом Ревель был «взят». И после всего этого государь Айвен не помиловал этих двоих несчастных…
Возмущению многих не было предела. Казнить особ правящей крови, словно проклятых волхвователей, колдуний и заговорщиков… Но страх с прежней силой удерживал души в смирении.
Двое приговоренных в простых белых холщовых хламидах до пят, из-под которых доносился звон кандалов, в сопровождении стражи шли в последний путь на эшафот.
Железные обручи сомкнулись на талиях юношей, приковывая их к позорным столбам. Руки и ноги пленников были свободны, но это никак нельзя было назвать актом милосердия. Прочнейшие железные цепи меж обручем и столбом давали обреченным возможность двигаться на расстоянии полуметра от почерневшего от многих подобных казней дерева. Князю всегда нравилось, когда жертвы пытались вырваться из жара медленно разгорающегося хвороста и поленьев.
По лицу младшего приговоренного вновь текли слезы, а старший по-прежнему был невозмутимо спокоен. Его незамутненный страхом взор вонзился в Айвена, чей отделанный золотом трон водрузили на постамент таким образом, чтобы правитель мог насладиться каждым мгновением казни.
Броня невозмутимости и спокойствия дала слабину, и Айвен отвел глаза. Взгляд юного правителя Ревеля жёг сильнее пламени любого кузнечного горна. Подозвав герольда, князь шепнул ему пару слов, хотя они были вовсе не обязательны.
Герольд кивнул и прошествовал обратно на свое место. Над площадью вновь разнесся его голос.
- Светлейший князь являет вам свою великую милость! В соответствие с древними традициями, каждый из вас имеет последнее предсмертное желание, которое князь обязуется выполнить по мере возможности.
- Жить! – вопль Витора заставил дрогнуть сердце каждого на площади. За исключением князя. – Я хочу жить! – слова вырывались из груди юноши вместе с плачем. Площадь колыхнулась. Все взоры были обращены на князя. Помилует или нет?
Бледные губы на бесстрастном лице дрогнули.
- Приговор обжалованию не подлежит! – тело Витора затряслось, рассудок помутился. Беззвучные рыдания душили его. Если бы не обруч и цепи, он неминуемо бы упал на дощатый настил эшафота.
Брион печально смотрел на брата. Его губы тоже тряслись, но не от внутреннего страха, а от жалости к своему лишающемуся рассудка родичу.
- Лютню… - его слабый шепот был едва слышен, но стоящие рядом передали его слова до ушей государя.
Просьба была несколько удивительной, но не невыполнимой.
Через несколько минут истерзанные пальцы Бриона сомкнулись на знакомых изгибах музыкального инструмента. Он пару раз скривился от боли, но, превозмогая её, извлёк первый аккорд. Пальцы пробежались по струнам, настолько трепетно и нежно, словно в руках была не лютня, а любимая…
Девять струн – девять жизненных линий, которым не суждено пересечься, но могущие рассказать о судьбе каждого. Девять струн – девять нитей, которые не стянутся в тугой клубок интриг и заговоров. Но в руках мастера они способны слиться с колебаниями в душе каждого человека, незримыми фибрами колыхнуть чувства, убрать всё грязное и порочное.
Брион и сам не понимал, что с ним. Музыка безудержным потоком лилась из его сердца. Слова сами срывались с губ, чтобы быть жадно пойманными стольким количеством слушателей.
Площадь замерла. Простолюдины и стража были заворожены мелодией и чудесным голосом исполнителя…

Золотая трава стала червонной от крови,
Черноту от пожарища с белой стены не стереть...
Государь-победитель, дозволь слово пленнику молвить
Перед тем, как в туман за собой уведет меня смерть.

Мое слово - не меч,
От судьбы не уберечь.
Кровь на белой стене –
На войне как на войне!

Мы сражались за смерть, защищая пылающий город,
И теперь лишь на пару часов нам отсрочка дана.
Посмотри, брат мой младший стоит - он совсем еще молод.
Отпусти его, князь, за двоих я отвечу сполна!

Как же кровь горяча...
Черной птицею с плеча
Улетит моя душа,
А судьбе не помешать!

Вопль теряющего рассудок Витора резким диссонансом ворвался в мелодию. Но и это не остановило Бриона.
В глазах всех без исключения горожан читалось сочувствие, многие женщины плакали или едва сдерживали рыдания. Даже хмурые городские стражи не остались в стороне. Чарующие звуки голоса и лютню подействовали и на них. Музыка разбивала оковы страха…
Лишь князь Айвен и два десятка его телохранителей сохранили каменные выражения на лицах…

Отпусти его, князь, ты же видишь - он смерти боится.
Он так мало прожил, он не должен был воином стать.
Ты же слышишь, как бьется душа перепуганной птицей…
Неужели, за битву ты кровь не устал проливать?

Но в глазах твоих сталь –
Чужака тебе не жаль.
Что тебе мои слова!
Сталь меча всегда права!

На холодном лице замерла безразличная маска,
А в глазах приговор: "Чужаков невозможно простить!"
Жаль, у песни счастливый конец может быть только в сказке,
Но не стоит, мой брат, дара жизни у смертных просить!

Протяни мне ладонь -
Мы шагнем через огонь,
Через боль и через страх,
Унося звезду в руках!
...Унося звезду в руках!

Под конец толпа уже гудела как растревоженный улей.
- Убить! Зажигай немедля! – в возгласе князя сквозила ненависть. Профос и стражи с факелами даже не шевельнулись. Страх покинул их души. Веления царственного самодержца были для них сейчас не более чем криками безумца.
Глаза Айвена метали молнии. Он вскочил со своего трона, прорываясь через ряды неуспевающих расступаться стражников к эшафотам. Он сам зажжет пропитанные маслом вязанки хвороста, и язык этого нахала умолкнет навсегда.
Прикованный Брион лишь рассмеялся. На губах юноши играла довольная улыбка.
- Ублюдок! – бесстрастная личина государя Айвена испарилась. Его полнила ярость. Вырвав у ближайшего к себе стража церемониальное копье, князь, коротко размахнувшись, метнул его в грудь Бриона.
Блеск стальной капли наконечника. Пробитая грудь и кровавый хрип… Лютня падает из вмиг ослабевших пальцев…
Глаза молодого Бриона, которого пригвоздило к черному столбу, уже застилала серая пелена небытия, но юноша еще успел бросить прощальный взгляд на своего обезумевшего брата, перевести взор на перекошенное ненавистью лицо Айвена. Губы вместе с кровью успели выдавить “Спасибо, князь…”, и душа рванулась прочь…

Взгляды, сначала недоуменные, потом гневные и бичующие - Айвен чувствовал себя как загнанный зверь. Руки, тянущиеся к оружию, тихий шелест клинков, взлетающих из ножен – князь сделал несколько шагов, неуверенно пятясь под прикрытие своих телохранителей.
- Падаль! Стервятник! – в праздничные золоченые доспехи князя ударил камень. Какая-то женщина, за неимением оружия взяла в руку булыжник. – Изверг! Убийца! – подхватила толпа, качнувшись в едином порыве…

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Текст песни – Тэм Гринхилл

Наворачиваешь. Разбей на два предожения и обрати внимание на рядом рассположенные "бесстрасно" и "собственной" (лучше несколько иначе это сказать).

пропустил "к"


либо "не более чем крики", либо добавь "были"


все-таки лучше "наполнила" или "переполнила"...


не очень хорошо звучит с "коротко"

Кровавенький рассказ. Весьма и весьма захватывающий. Я некоторое время даже сомневался в концовке, столь хорошо был описан характер Айвена. А слова старушки, ненароком выдавшей свои истинные мысли... Вспомнились лекции по истории о Сталине.

согласен. навернуто черезчур.


вот что значит западающие кнопки на клаве... в первом черновом варианте это все было когда начал править. пережал Бэкспейс...

пасиб за отзыв.

Как вижу, тоже используешь песни Тэм в творчестве???

Но собственно, о чем это я... Как всегда, здорово... А следующее когда будешь писать???


Мотив ясен, но к чему бесцельно цитировать такие огромные куски чужого поста?

Горация

в общем-то говоря, именно песня меня и сподвигла на написание рассказа
еще там пару текстов приглянулось... но этот больше всего понравился...
да в общем-то пишется уже
правда, чувствую, зря я в область городского фэнтези решил забрести... что-то долго вымучиваю, но скоро рожу...

Тореас, по мне, так опус достоин рукоплесканий! Честно сказать, я не слушаю Тэм, но текст мне очень понравился.
Образы вычерчены ясно, красиво, хотя они не оригинальны, читать всё равно приятно. Конец, честно сказать, не угадывался... лично мне
Странными лично мне показались только слова "неприятно выслушивать правду о себе, князь?"... Почему-то тот Брион, которого я увидела, в моём личном понимании не должен был произносить эту фразу. Если он в душе поэт, творческая личность, он довольствовался бы только улыбкой, которая вполне говорила бы эту самую фразу, а одного этого, по мне, Айвену хватило бы, чтобы взбеситься. Ну впрочем, это твой образ, а не мой, куда уж мне!
Трогательно... И вообще, мне очень понравилось!

Опус номер три просто шедевр! Абсолютно искренне тебе это говорю! Я решила прочитать его дабы найти какие-то неувязки, что-то что нужно подкорректировать, но зачиталась так, что просто вообще не обращала внимание на какие-то стилистические ошибки(а были ли они вообще?!). Я поражена! И приятно удивлена! Пишешь ты действительно отлично! Красочность и не банальность описаний, а какое развитие сюжета! Не ожидала! Снимаю шляпу!

Пронзи моё сердце

- Что это, Лер? – нежная рука Милианы коснулась небольшой царапины на руке любимого.
- Да так ничего. Досталось от волка, – все в округе знали – Лер из Хербена в одиночку и на медведя ходил. Мужества и умения ему не занимать, – Пустяковая царапина. А вот за шкуру этого серого, я так думаю, мы немало монет выручим, – и юноша весело подмигнул своей прекрасной Миле.
***
- Ой, матушки! Ой, батюшки свет! Помогите люди добрые! Кто-нибудь!!! – молодой голос, надрывно голосивший о помощи, оборвался в тени лесов. На окраине небольшого городка вспыхнуло светом лучин пара оконцев, но в столь глухой ночной час никто не решился покинуть своих родных.

- Ещё одна, - голос командира городского ополчения был сух и спокоен. Констатация очередного убийства и ничего более. Этот, двадцатый по счету труп принадлежал молодой девушке и не дал никакой новой пищи для размышлений. Все та же прокушенная гигантскими зубами шея, все те же глоданные бедра. Неведомый зверь наводил страх в окрестностях славного Хербена уже несколько месяцев…

В том, что этот кошмарный монстр был порождением тьмы и исчадием ада никто из горожан даже не сомневался. Нападения на одиноких путников, которыми зачастую оказывались женщины или молоденькие девушки, в поздние вечерние или ночные часы на лесных дорогах повторялись с завидной регулярностью. Если бы это был обычный разбойник, то тогда бы все ценности не оставались на телах несчастных.
Пару раз городская стража пыталась устраивать облавы и засады, но ни одна из этих операций не увенчалась успехом. Прочесывание леса с собаками, ночные патрули – все безрезультатно.
Городской голова, не выдержав напора жителей, обвиняющих его в бездействии и нежелании справиться с нежданной напастью, отписал-таки в столицу, прекрасный Шельн. Из стольного града со всевозможной скоростью прибыла пара охотников, специализирующихся на истреблении клятых порождений ночи, как упырях кровососных, вурдалаках, нетопырях перепончатых и тому подобных богопротивных существ.
В седельных сумках этих двоих покоились скрытые от посторонних взглядов до поры до времени пузырьки со святой водой, благословленной самим архиканоником Шельнским, и серебряные колья. Конечно, осиновых нарубить сподручнее, да и ношу лишнюю таскать еще то удовольствие, но зато серебро надежнее. Мало ли какой супротивник встретится. Оголовки белооперенных стрел в заплечных колчанах так же отливали тусклым лунным светом.
Лица мужчин были предельно серьезны и сосредоточены. На приветственные возгласы горожан, что, мол, теперь-то проклятущего трупоеда приструнят, и его голова украсит позорный столб у центральных врат города, ни один из охотников даже бровью не повел и не ответил ничего. Они приехали сделать свою работу, а не хвалебные речи выслушивать. Слова в карман не положишь. Все-таки в этом у золота было неоспоримое преимущество.

…Этим же вечером две тени скользнули в сумрак прилегавшего к городскому частоколу леса…

***

- Лер, милый, ты куда на ночь глядя? – обеспокоенный взгляд Милианы, затаенный страх за него, замерший в глубине черных как сама ночь глаз, заставил его застыть на пороге.
- Миль, да ты чего? У меня ж силки! – юноша нахмурился, – Сколько раз ходил - ничего не случалось, а ты опять за свое. Кроликов лопать так мастерица!
- Ага! – Миля шмыгнула курносым носиком и надула пухлые губки, – Ты за порог, а у меня сердце кровью обливается. Не щадишь ты моих чувств.
“Чудо как хороша, когда злится!” – в другой раз Лер, может быть, и передумал. Красные как маков цвет губы призывно манили к себе и просили остаться у домашнего очага. Но сердце в груди зло толкнулось один раз… другой…
- Пойду я, родная. Через пару-тройку часиков вернусь, - и деревянная дверь, тихонько скрипнув, вновь оставила красавицу Милиану наедине с ее переживаниями.
Нет, ни через час, ни через два Лер не возвратится. Не скрипнет привычно так и не смазанная дверная петля. Очередной раз болеть сердцу, опять гореть лучине в горнице у окошка до самого рассвета. Раньше ждать бесполезно.
Душа чувствует беду, но разум отказывается верить в кажущиеся очевидными факты. Уверена Миля – завтра вновь найдут мертвого, снова безутешная мать, жена или сестра проклянет убийцу, обливая горючими слезами тело того или той, кого уже не вернуть… Но нет! Это не может быть Лер!
А давящий страх обручем сковывает сердце. Страх не за себя, страх потерять любимого, единственного дорогого ей человека. Кто она без него?

***

Луна. Снова ты со мною, моя вечная холодная спутница. Твой свет равнодушно льется с небес, серебря пролегающую под ногами тропу, которая причудливо извивающейся нитью ведет в такой сладкий мрак под сводами леса. Какой неведомый клубок прокатился по земной тверди, выстлав мне дорожку.
Ветер свистит в ушах и загривке. Холм. Как причудливо танцует тень на колышашихся стеблях серебряной травы. Свобода полнит грудь, душа стремится вырваться наружу, разорвав тесные оковы. Ещё пара секунд, а внутри все готово разорваться от первобытного восторга. С губ срывается то ли рычание, то ли вопль. А-уууу… Ау-ау-ау-аууууу…
Лес. Стволы деревьев причудливо изогнуты, словно тела, корчащиеся в муках, молящие о пощаде. Напрасно боитесь, мои бессловесные друзья. Я не по вашу душу. Топор остался в сенях. Ныне мне не нужна пища для огня, сейчас я хочу есть сам.
Небольшая полянка, залитая бледным сиянием. Ни одной тени, только оттенки серебра от белого до практически черного. Даже моя собственная тень куда-то исчезла. Наверное, отстала, но ничего, еще успеет догнать…
Но что это? Их двое. Залегли в зарослях кустарника. Как все размыто. Ничего не разобрать. Ах, луна, из бесстрастного холодного спутника ты превращаешься во врага. Ведь я виден как на ладони, в отличие от этих двоих.
То ли это путники перехожие, расположились на ночлег, а то…
Звонко хлопают тетивы, воздух разрывают два стремительных росчерка стрел. Как же больно! Хорошо еще, что один промазал. Но засевшая в левом предплечье стрела горит таким огнем, что хочется кататься от боли. Значит, вы по мою душу, любезные государи… Ну мы еще посмотрим кто кого!

***

Рассветный час, и тихо скрипит открывшаяся дверь. Лер вошел почти неслышно, неся на левом плече тушки четырех добытых им кроликов.
Как всегда… Практически догоревшая лучина на столе и покрасневшие заплаканные глаза Милианы. Правая рука сбрасывает ношу на пол, стараясь не задевать левого предплечья. Хорошо, что рубашка скрывает ужасную рану, которую нанесла ему стрела. Он едва сумел вырвать древко вместе с наконечником из тела. Вроде и не слишком глубокое ранение, но оно причиняло такие мучения, словно оголовок был смазан каким-то ядом. Обычно к утру не оставалось даже царапин, а тут почерневшая корка, под которой пульсируют сгустки боли.
- Ты опять не спала? – даже голос будто не свой. Хриплый, словно карканье ворона.
- А ты опять спрашиваешь? – Миля бросилась на шею к юноше, прильнув головой к его груди.
Короткая гримаса боли промелькнула на лице. Хорошо еще, что Милиана не видит.
– Я так боялась за тебя, Лер… – она говорила очень тихо, а на душе юноши скребли
кошки. Но зову плоти и природы он не мог противиться, насколько страстным не было бы его желание.
- Со мной все в порядке, малышка. Все в порядке… - губы коснулись ароматных волос девушки, в которых чувствовался вкус дома, чего-то сладкого, теплого и родного.
- Как же я люблю тебя! – превозмогая боль, он стиснул ее в горячих объятиях, покрыв заплаканное лицо поцелуями. Если бы его губы могли навсегда высушить эти два соленых ручейка, берущих начало в черных бездонных провалах...
- Я тоже люблю тебя больше самой жизни, Лер! Без тебя мне не жить… - Милиана ответила на его поцелуй с такой страстью, что ее огня хватило бы, чтобы не то что зажечь дрова в камине, но и запалить сам дом.
А потом было хорошо… И плевать на рану.

***

- Не смотри, дорогая! – Лер прикрыл Милиане глаза. Зрелище и в правду было отвратительным, но не могли же стражи запретить кому-либо смотреть на происшедшее. Собралась чуть ли не половина Хербена.
Это ж надо, охотнички-то столичные, и те не преуспели! Вона как проклятущий с ними... Такого раньше не случалось. Прокушенными шеями и раздробленными позвонками дело на сей раз не ограничилось. Кольчуги на воинах и те были разорваны. Тела представляли из себя два кровавых ошметка: в разные стороны торчали клочки мяса, белели кости. Внутренности были разбросаны по всей поляне.
- Да не волнуйся, стерплю, - Миля убрала ладонь юноши от своего лица, бросила взгляд и тут же в ужасе прижалась к своему возлюбленному. Кошмарней картины ее глаза еще не видели.
Оружие поверженных охотников на нечисть лежало рядом с телами. Луки были изломаны, мечи так и не покинули ножен, колчаны полны. Один из павших сжимал в окоченевшем кулаке серебряный кол – острейший металлический шип футовой длины. Ладонь второго так и не удержала заветного оружия – кол лежал в метре от тела.
- Смотрите! Тут кровь! – толпа, взволнованно вздохнув, дружно ринулась к противоположной стороне поляны. – Они ранили зверя! Вот остатки стрелы!
Милиана подошла сзади и обняла Лера, который вместе с остальными рванул к новой находке, на минуту оставив любимую возле тел. Правая рука девушки скользнула за спину, будто поправляя завязку на платье.
- Смотрите, серебряный наконечник почернел. Оружие нашло проклятую плоть! Нужно найти и добить зверя!
Но след кровавых капель терялся в глубине чащи и вскоре окончательно оборвался. Отправленные головой многочисленные отряды прочесывали местность, но большая часть горожан разочарованно потянулась обратно к городу. Зверь вновь ушел.

***

- Опять на ночь глядя? – руки в боки уперты. Взгляд грозен. Но разве это его остановит?
- Ну, сколько можно? – неужто предстоит ссора... Очень бы не хотелось, – Миль, ничего со мной не случится, я только к силкам и все!
- Ладно, иди… - девушка обессилено опустила руки.
Что-то больно быстро сегодня сдалась. Привыкает.
- Ничего с ним не случится… - это уже на пороге. – А с другими? – слова еле слышны, их заглушает всегдашний скрип двери.

Всевеликие боги, до чего же страшно! Каждая отброшенная тень кажется подкрадывающимся чудовищем. Рука до боли стискивает холодный металл. Тридцать сантиметров заговоренной стали и любящее сердце – вот и все её оружие.
Но она должна знать, должна убедиться… Неужели, она возлюбленная этого кровожадного монстра, который наводит страх на всю округу? От осознания этого хотелось выть. Рана. Более чем странная рана, почерневший и пульсирующий комок. Рана от заговоренного оружия охотников. Но Лер так клятвенно уверял ее, что это просто сильный ушиб и ничего более…
Вот он, этот тихий шорох за спиной. Шуршание подкрадывающейся смерти.

“Еда. Настоящая, а не те два жилистых ублюдка, что мне кишки выпустить хотели”, – привык Лер подкрадываться сзади, чтобы не смотреть в глаза жертвы. Но девушка внезапно резко развернулась, и оборотень застыл подобно каменному изваянию.
- Миля? – губы не хотели слушаться, а глаза – верить.
- Узнал. Так чего ждешь? – злые слезы и туман в душе.
- Ннет… Я не ххочу, нне могу, не буду… - пара неуверенных шагов назад.
- Уверен? Кому теперь ты нужен? Уйдешь сейчас – тебя будут гонять всей округой, пока не найдут. Я расскажу, кто ты есть на самом деле. Так что лучше убей, как убил мою любовь! – колени подкашиваются, и рыдания рвутся из груди, – Убей, Лер! Я не смогу так дальше жить, как я не смогу и жить без тебя!
- Ннет… Лучше ты… - пальцы оборотня смыкаются на запястье девушки. – Любовь я в тебе убил, так и ты убей ее во мне! Вот здесь! – острие кола, который она до сих пор сжимает в ладони, замирает напротив сердца Лера. – Бей!
- Нннет… - выражение ужаса в черных глазах. Запястье пытается вырваться из рук оборотня. – Я не могу!
- Можешь!
- Нет…
Яростный вопль затопляет округу, сотрясая даже листву на деревьях, посеребренную лунным светом.
- Сука, я тебя никогда не любил! Тварь! Ты мне всегда была противна! – слова ударяют гораздо больней любого бича. Они ранят саму душу, а не бренное тело. – Я сказал, бе…
Короткий удар сквозь рыдания. Острие достигает сердца. Кровь идет горлом, мешая протолкнуться рвущимся предсмертным словам, последнему “Я тебя люблю!”…

***

…Укол в сердце. Впрыск адреналина.
- Он будет жить? – взволнованный голос медсестры приглушенно доносится из-за плеча.
- Теперь да. Обычная передозировка героином.
- Доктор, он не наркоман, – мать Валерия, вся почерневшая и осунувшаяся, стоит, прислонившись к дверному косяку.
- Да что вы, голубушка? И героин он, наверное, с сахаром перепутал? – устало вытирая пот со лба, врач срывает с лица повязку.
Тяжелый вздох, в котором чувствуются нотки облегчения. Валерий выживет, а что может быть для матери важнее.
- Он с собой хотел покончить. Его девушка бросила…

Ну, ты даешь! Я прямо до сих пор отхожу! По началу было очень похоже на фильм "Братство Волка", все те же странные обстоятельства смерти в маленькой деревушке, двое охотников... Но ты не просто можешь сюжет "завернуть", а так развивать события, описаниями, сутью, так далеко уводишь... что концовка просто шокирует! Читать твои творения очень интересно! У меня не хватит слов, чтоб описать все достоинства твоих творений...остается только рукоплескать.

я тихо краснею...
Братсво Волка? не... на сюжет этого фильма я не опирался ни в коей мере.

обглоданные?

просмотри еще раз знаки препинания, я за всеми не уследила.

О рассказе:
Действительно напоминает Братство Волка, но только в начале. В фильме эмоциии представлены иначе, а тут такое проникновение. Да и концовка поинтереснее. Лично я бы, в отличае от героя, кончать жизнь самоубийством, да еще ширнувшись, не стала бы. Есть такой грибочек... куда это меня понесло, я тут ничего не писала и вообще больше не химичу
Тореас как всегда кроваво + за что я тебя сильно лублу, лирика, много лирики)))))))

нет. именно глоданные. потому что обглоданные - это те, на которых мяса нет. одни кости. а тут пару шматьев оторвано, но не все же сожрато
рассказ за 4 часа всего написан. что-то накатило...

Тореас это называется плохой аппетит
Еще забыла сказать, очень уж понравились чисто российские слова. Как только читаю их, вспоминаю Пикуля.

это называется, желудок не резиновый
много все-таки не съешь...

ойкс... твои слова, да людям с Литературного Общества и ЦарКона в уши

Меня просто трясет после последнего рассказа.

Сюжет, эмоции, некоторая рваность повествования.
Так. Вот успокоюсь. И обязательно напишу нечто боле вразумительное.

буду ждать

Опус без номера и пока без нормального названия.
Рабочий вариант F**k them All

Боль. Ну и плевать, что сердце бешено рвется из груди, что кулаки судорожно сжимаются, а зубы скрипят. Двум горячим соленым ручейкам не проложить себе дорожки по лицу, чтобы сорваться и упасть в дорожную пыль. А Ты… Ты не видишь ничего. Отвернувшись, уходишь по сужающемуся мостку радуги, который бледнеет на глазах. Уходишь в свою жизнь из нагромождений лжи, в просветах между которыми таится твоя истинная сущность…
И срываются хрустальные сферы звезд…
Боль, как ты горька и сладка одновременно. Казалось бы, можно смаковать твой вкус вечно, ощущая камень, лежащий спудом на сердце, и невесть откуда взявшуюся легкость в душе.
Боль от осознания. Главное – превозмочь и не сорваться. Не рухнуть с узкого мостика, что ведет над пропастью ненависти к очищению души от накопившихся гор фальши. Один неверный шаг, и частица светлого, что живет в душе каждого, останется на бесцветном настиле, в то время как сознание падет. Ступишь мимо, и ринешься в бурный поток низменных страстей: ярости, ревности, ненависти, жалости к самому себе, осознанию собственной никчемности в этом лишенном красок мире…
И помочь в подобном случае может лишь надежная страховка - кажущаяся прочнейшей нить, что еще связывает тебя с нормальной жизнью. Пружинящая нить, что должна вытянуть тебя из пропасти. Медленно, но верно. Хотя порой в замкнувшемся разуме скачут шальные мысли: а вдруг тросик лопнет? Хотя нет. Сам он никогда не порвется. Только собственные воздвигаемые барьеры могут нарушить целостность спасительной нити. Короткий треск, и тебя нет. Нет, и не было. Ни для кого. Никогда. А способ не суть важен.
Но нет. Ты здесь, мой светлый мир. Ты рядом, переливаешься радугой цветов и манишь обратно в свои объятия. Я не могу тебя оставить. Как же ты без меня…
Лучи солнца озаряют лицо. Досточки настила растут, набирают полноту красок, и вот это уже не хрупкий мостик, а настоящая дорога, которая выведет меня прочь от Тебя. Сколько раз я уже ходил этой тропой. И сколько раз, возможно, еще предстоит пройти. Ты – всего лишь одна из многих, чье-то уже незнакомое лицо, мелькнувшая за плечом тень.
Нет в душе даже остатков тех чувств, которым до сих пор не могут дать логического объяснения. Да и нужно ли оно? А раз нет ничего, значит, и ты была не более чем мимолетным увлечением. Или все-таки что-то еще есть… Или я пытаюсь убедить в этом сам себя? Вновь спасительный трос предательски начинает раскачиваться.
Но нет. Ты не заслуживаешь того, чтобы я опасно балансировал на опасной грани; не стоишь того. Ты вообще ничего не стоишь. Пустая кукла. Безделушка, которой играют все, кому ты разрешаешь это сделать. Или думаешь, что позволяешь…
Напрасно стучаться в непробиваемые бастионы я больше не намерен.
Была одна единственная, чей образ до сих пор светлым ореолом горит в моей памяти. Та, что до сих пор заставляет учащенно биться сердце при одном только воспоминании. Та, которую я не могу забыть, да и, в сущности, не хочу. Пускай она заставила меня пройти той же самой тропой… Плевать! После этого, несмотря на долго заживавшую рану в душе и на сердце, осталось только светлое, незамутненное чувство, которое я никогда не смогу объяснить, а тем более избыть…
Но ты никоим образом не Она. После тебя странно пусто…
Пока, моя дорогая! И разжимаются кулаки, и улыбка озаряет лицо. Пока! Прощальный взмах рукой тебе вслед. Я разворачиваюсь и ухожу. У меня свой путь, и он ведет в противоположную твоей сторону. Быть может, эти две линии, вопреки всем законам логики, когда-нибудь еще пересекутся… Быть может… Когда-нибудь… Много позже…В другой жизни…

Знаешь, я просто поражаюсь каждый раз, как захожу в твою тему... Ты совершенствуешься и совершенствуешься - хотя, кажется, все и без того прекрасно...

Мне нравятся твои рассказы... Это я называю тем случаем, когда внутри больше, чем снаружи... Однозначно... Последние два - больше всего понравились... Они бесподобны...

Спасибо тебе...

С уважением, Тень...

Какие эпитеты, какие описания, эмоции! Слов нет! Но все же знаешь, мне очень близки твои рассказы с сюжетной линией, когда аж дух захватывает! А последний построенный на таком прекрасном потоке мыслей, конечно вне сравнения с предыдущими! никогда не знаешь чем ты снова удивишь! Ты очень талантливый человек! Теперь просто таки пристально слежу за твоей темой!

тебе спасибо, зайка.

медленно покраснел...

А еще сегодня мне приятная новость пришла. Рассказы "Пронзи мое сердце" и "Прости, что взял тебя с собой" вышли во второй тур ЦарКона
я рад!

Краснеть не надо, я абсолютна честна. То что твои рассказы прошли, никто и не сомневался! Твой талант вообще трудно не заметить! Я искренне тебя поздравляю! Пиши еще... С огромным нетерпением жду еще твоих творений!

Я тоже рада! за тебя...
А впрочем, и действительно - никто не сомневался...
Такие таланты в землю не зароешь, даже если очень захочется...

ЗЫ: а я-то всегда считала себя волком... =) а я зайка... Гы! =)))

А еще? ты кроме как на Царкон что-то же пишешь? я требую продолжения банкета!

пишешь, пишешь! будет продолжение обязательно


хех... если все волки были такими зайками... мир был бы лучше!

Тореас
Не самый верный вывод из дружбы, который можно сделать...
Впрочем, правителям всегда трудно расти.
Жестокий рассказ, но какой-то совсем уж беспросветный. Нда.
Но ты молодец =)

Загадай желание!

…Полшестого. Лина разочарованно посмотрела на стрелки часов на запястье. Скоро ужин, а значит - очередной день раскопок окончится, а она так ничего и не нашла. Что же ей так не везет…
Хотя, есть еще тридцать минут. Может, все-таки удача улыбнется ей...

- Ой, Тали, смотри какой кувшинчик! – сверкающие от радости глаза Лины оторвались от чудесной находки. – Иди сюда, посмотри!
Талира оказалась рядом одним прыжком.
- Какая прелесть, Лин! – глаза старшей сестры тоже загорелись восторгом.
- Ага… И, похоже, ужасно древний! Смотри, какие странные надписи, - пальчик Лины скользнул по боку кувшина, украшенного причудливой гравировкой, за которой проступали загадочные символы. – Я таких, никогда не видела.
- Дай-ка посмотреть поближе! – руки Талиры потянулись находке из прошлого, но Лина шлепнула по приближающейся загребущей ладони.
- Я нашла, я и папе покажу! – и она показала Тали язык. – Вот он обрадуется! А то все ты, да ты… - Лина обиженно надула свои пухлые губки. За две недели раскопок в курганах, было найдена уйма интереснейших вещей, представляющих огромный интерес для науки. Но Лина еще не нашла ничего.
- Вот дуреха… Я ж только взгляну… - Тали произнесла это с такой нежностью, что ее младшая сестренка, которой едва исполнилось двенадцать лет, не стала препятствовать, когда руки Талиры приняли из ее ладоней кувшинчик.
- Пыльный-то какой. Ничего не разобрать! – Тали поднесла кувшинчик поближе к источнику света – мощному фонарю, что освещал внутренности небольшой пещерки, в которую они с сестрой забрались. – Протереть надобно… - и девушка, не раздумывая, провела рукавом по мутной бронзовой поверхности. Раз, другой, третий…

Фонарь погас, и пещерка погрузилась во тьму.

- Тали, ты здесь? – дрожащий голос Лины выдавал ее волнение и едва сдерживаемый страх.
- Да здесь, здесь! – голос старшей сестры был несколько раздраженным. Надо же было этому треклятому осветительному прибору погаснуть в самый неподходящий момент. От неожиданности она даже кувшин из рук выпустила. Была лишь одна странность – звука падения она не услышала. Быть может, он потонул в испуганном вскрике Линки…
Нет, ну надо же такому случиться. Теперь и выход искать на ощупь придется. От злости Талира даже сплюнула.
- Тали, это ты? – испуганный голос сестренки раздался совсем рядом. Молодец, сориентировалась. Нашла по голосу.
- Я, конечно, кому же еще здесь быть! – улыбка промелькнула на лице Талиры. – Мы же одни тут были, дуреха. А ты от страха уже штаны поди замочила…
- Да ну тебя! – Линка была уже рядом и с удовольствием шлепнула сестру по невидимому заду. Страх прошел. – Ну боюсь я темноты, боюсь… А тебе лишь бы поиздеваться!

Во мраке раздался сухой кашель, и мягкий свет озарил своды пещеры…

- ОЙ! – дружно вскрикнули сестры.
Лина первой опомнилась от шока. Невесть откуда появившийся мужчина выглядел, мягко говоря, странно. На нем были просторные шаровары черной невесомой ткани. Верхняя часть туловища обнажена, и было заметно, как под медно-красной кожей играют внушительного вида мускулы. Плечи украшает мудреная татуировка, извивы орнамента которой переходят на спину незнакомца. Голова выбрита начисто. Лишь посредине торчит пучок волос, по форме чем-то напоминающий конский хвост. В ушах болтаются целые гроздья колец и серег.
- А вы… вы кто? – голос слегка дрогнул. Происходящее до боли начинало напоминать сюжет детских сказок. – Джинн?
- Не совсем. - Незнакомец улыбнулся и почтительно склонил голову. - Я ифрит! Джалас. К вашим услугам, – он еще раз поклонился. - Вы освободили меня, поэтому, согласно канонам древних, я обязан исполнить три ваших желания, после чего буду окончательно свободен.
- Любые? – вот и Талира, наконец, пришла в себя и раскрыла рот. Голос выдавал крайнее возбуждение. Девушка тоже помнила сюжеты детских сказок про Алладина и его волшебную лампу.
Ифрит склонил свою лысую голову с “конским хвостом” в согласном молчании.
Глаза Тали жадно заблестели. Она повернулась к сестре, заключив ее в объятия.
- Линка! Ты представляешь, как нам повезло! Это же золотая жила! Мы можем пожелать чего угодно. Все богатства мира могут лежать у наших ног. Больше не придется работать, копаться в земле, чтобы получать жалкие крохи…
Двенадцатилетняя Лина с удивлением наблюдала за сестрой.
Нет, ну ведь бывает же… На пять лет меня старше, да и гораздо умнее должна быть, а такую чепуху мелет. Ведь сколько раз говорил отец: не в деньгах счастье! Не купить его ни за какие богатства!
А вот попробуй сейчас скажи это сестре – на смех подымет. Все, уже поплыла, мечтательница… Забыла, наверное, чем сказки-то кончались! Как хорошо, что я помню…
Талира тем временем уже раскрыла рот, чтобы объявить освобожденному им ифриту, свои желания. Лина едва успела ее дернуть за рукав.
- Мне хоть одно оставишь. Тебе и двух хватит, - Тали лишь отмахнулась. Мол, не мешай. Конечно, оставлю. Последнее.

…Ох, и нажелала ты сестрица! В сказку попасть захотелось? Восточной царевной стать? И богатства-то несметные, от которых сокровищница ломится, у тебя есть. И дворец с кучей подданных, что тебя чтят и любят.
А я стою теперь посреди всего этого великолепия и не понимаю тебя.
Зачем?
Наверное, этот ответ на этот вопрос ты и сама не знаешь. Спроси тебя через пару дней, и ты лишь сокрушенно разведешь руками. Другой дело, что удалось бы тебе прожить эти несколько дней? Вон, как хитро блестят глаза у этого Джаласа. Стоит рядом с твоим троном и улыбается во весь рот.
Не так просты они, ифриты. Желания, подобные твоим, всегда обращались против загадавшего. Вижу я, как твои “подданные” проверяют, как ходят вороненые ятаганы в ножнах. А ты купаешься в лучах нахлынувшей славы и тонешь в лести…
- Осталось только твое желание, маленькая принцесса! – Джалас подобострастно поклонился. Видно, уж очень на волю хочется. А нам, что? Погибать здесь, в этом иллюзорном мире грез? Ну, уж нет…
Глаза Лины скользят по запястью. Шесть часов. Всего полчаса прошло.
- Ну же, загадывай скорее! – ифрит старательно изображает уважение и покорность. А в глазах все тот же странный хитрый блеск.
Эх… прости меня, Талира, за твои мечты, что я сейчас разрушу. Прости, краснокожий кудесник. Придется тебе ждать кого-то еще, кто, быть может, подарит тебе свободу…
- Хочу, чтобы время вернулось на полчаса назад!
- ЧТО???
… Ага! Удивлен! Что, съел? Ишь, как взбеленился. И голос-то громыхает, и глазища молнии мечут… А ничего ты не сделаешь. Повязан ты своими непонятными законами. Придется выполнять!
- Хочу, чтобы время вернулось на полчаса назад! Не расслышал что ли? – задорная улыбка еще успевает появиться на лице, прежде чем мир вокруг начинает свой бешеный калейдоскопический танец. Словно неведомый режиссер отматывает пленку в обратном направлении, выискивая нужный дубль. Кадры меняются настолько стремительно…
***
…Полшестого. Лина разочарованно посмотрела на стрелки часов на запястье. Скоро ужин, а значит - очередной день раскопок окончится, а она так ничего и не нашла. Что же ей так не везет…
Хотя, есть еще тридцать минут. Может, все-таки удача улыбнется ей...

- Ой, Тали, смотри… - фраза оборвалась. Это уже было. Зря она думала, что это всего лишь сон.
- На что смотреть? – Талира несколько раздраженно обернулась на голос сестры.
- Через пятнадцать минут ужин. Может, пойдем уже? Все равно тут нет ничего! – Лина улыбнулась и показала старшей свое правое запястье с часами. А левая рука уже опускала найденный, покрытый пылью бронзовый кувшинчик обратно в углубление между двух камней…
Талира улыбнулась.
- Вот дуреха… Ну, что ж, пойдем! А то ведь и без ужина остаться можно…

Умм, солнц, это и вправду получилось... И получилось - замечательно, не сомневайся...) Единственный момент - я бы пораьотала над пунктуацией.... У тебя слишком много за-пя-тых... ))) В совсем неподходящих местах... А в надлежащих - их не хватает...

(вот же, язва такая, нашла к чему придраться)

Или я не впилила, и ты еще просто его не отредактировал, раз только вчера написал?!

Короче, это неважно... Важно, что у тебя ПОЛУЧИЛАСь милая сказка... С обязательным элементом морали... И - несмотря на то, что сказка - весьма реалистичная... А еще - добрая... Меня - улыбнуло...

Такая, знаешь, светлая улыбка, которая не от смеха, а от чего-то ссовсем другого...

Вотъ так вотъ...
Пасиба, и с уважением...)))
Тень.

а теперь, милая моя, раз опомянула - изволь отчитаться, где я с пунктуацией наврал. я вчера вычитывал его достаточно количество времени. неужели где-то пропустил...

Пасиб, лапуль!

Не на-а-адо!!! Не надо ее! Опечатка, видимо...)


с Двух сторон слово выделяется, если не ошибаюсь...


А вот в этом случае после "ну" - не надо!))

Ну, это малость..)))
И еще - кое-где идет тавталогия - как, как или а, а...

Но в ЦЕЛОМ!!!

о. спасибо большое. подправлю. видимо недосып дает о себе знать, раз пропустил такое...

Во-первых, недосып - не есть хорошо, по себе знаю...
Во-вторых, солнце, "такое" - это три каких-то там грешных запятых...
В-третьих, ждем продолжения банкета....

Удачи... И на Царконе, и вообще)))

все будет. просто не хочу выкладывать сейчас.