Красиво. Очень. И психиатр тут вовсе ни при чем.
Вот. Это немного к другому было написано, но, как ты правильно заметила - в тему:
***
Мы чаще сами строим наши клетки.
И сами режем ножницами крылья.
Зачем?
Наверно, потому, что слишком страшно
Летать свободной птицей в поднебесье.
Но кто-то же решается на это!
Так почему не мы?


Лю тебя, роднуль. Выше крылья. Мурк*

С вашего позволения, для начала продолжу про Вириэля =)

Хорошо подмеченная черта!)))

А "классическим" тут что значит? Может, просто "по донесшимся снизу "хвалебным одам" на тролльем языке"? Или это уже моя самодеятельность? )))

Да и сам эльф, пожалуй .

Пропущенна "в"?

Хочу дальше, хочу "весело"!

Следующая миниатюра:

Хорошо, но без "так как". "...радует, показывая, ..." М?
Понравилось, хорошие формулировки.

О последнем же:

Прекрасно!

Как вариант, классическое с фентази не вяжется)) Исправлю)


Садистка, сразу домысливать) Ну да, да... Но зачем же о эльфе-то беспокоиться? Главное - элитный костюм))



*Смущенно* Аха...

Эх, дальше весело? Как только настроение и желание писать за персонажика вернется. Он на меня обиделся

А за отзыв по рассказику спасибо И за то, что читаешь все еще)
Если честно, я в этой зарисовке очень неуверена была - что-то настолько странное родилось... Аниме пересмотрела, похоже)

Энни! Последняя зарисовка - просто чудо! Может быт, мне это просто отчасти близко, но, знаешь, мне кажется, тебе удалось поймать самое главное - её чувства... Хватает или не хватает, а сумела отписаться я только сейчас - мне нравится перечитывать эту твою зарисовку...
Я питаю слабость к небольшим и ярким зарисовкам, в которых так много заключено, наверное, потому что у меня самой никогда так не получится... Трогательно и светло... И глубоко. И чтобы конец был такой тёплый, как у тебя...
Мням, Энни!

Упс, с моей больной фантазией предстает это как жуткое напутствие после моей кончины
Прости, Ди, ЧЮ никак никуда не заткну
Спасибо огромное, родная... Безумно приятно, что не забываете Увы, у меня чаще всего только такие мелкие зарисовки и выходят хорошо, причем, когда пишутся на грани сна, бреда и болезни) Ужас)

Ура! Я добралась сюда! Шла долго-долго, но все же пришла....
Энни, у тебя чудесные задумки! Как ты умудряешься засунуть в такие маленькие кусочки столько смысла???!!! Миниатюрки тебе действительно очень удаются. НО, я бы перестала быть сама собой, если бы не нашла несколько моментов, к которым постаралась придраться! (по двум последним)


С глазами меня тут что-то насторожило... Даже не знаю, что конкретно, но что-то резануло...



Не уверена на счет "саднящей кожи"... Может, просто не слышала? Знаю выражения "саднит рана" или, например, "саднит горло".... Просто не могу себе представить как саднит одновременно всю кожу...


Теперь по последней:



Хм... До сегодня? Ты не опечаталась? Может, "до сегодняшнего дня"? Или "Момента"? Тем более, что слово "Сегодня" встречается в следующем предложении.



Тут просто близкое повторение: крылья - крыльях.



Ммм..... Чего-то не хватает, какого-то уточнения... А то выходит. что рассказы ей рассказывали эти самые аплодисменты

Извини, что редко заглядываю

*Пожала плечами* Не знаю, надо у организма спросить. Все миниатюрки пишу на грани бреда "Она" писалась при температуре под сорок Бой писала после пяти суток почти без сна

Эх, вот теперь еще и к фанфикшну стебному вернулась. Не думаю, что кто-то заинтересуется. В общем, рождено на грани полубреда по любимому аниме и манге - Потомки тьмы.

Фендом: Yami no matsue
Автор: Шикагами-сластена-кун Энни.
Название: Выходной
Персонажи: Все, кто посетил больную фантазию. Тсузуки, Ватари, 003, оба Гу-Сё-Сина, Хисока, снова Тсузуки, Мураки... И несколько сюрпризов - особо приглашенные персоны.
Жанр: стеб, откровенный, над собой...
Предупреждение: авторских прав на себя и всех персонажей не имею. Писала, что в голову взбредет. Если кто-то найдет способ извлечь из этого бреда деньги - делитесь, а то обижусь и спущу на вас свою больную фантазию!

Темноволосый парень с фиолетовыми глазами откинул прядь волос со лба и устало откинулся на спинку дивана:
- Ну, Тсузуки, ну, пожалуйста…. Ну, твоего напарника похитили, а ты тут сидишь и аниме смотришь…
Гу-Сё-Син наворачивал круги вокруг дивана, дико вереща на ухо синигами:
- А мне что с того, у меня выходной!
Горка пирожных в вазочке на журнальном столике уменьшалась с завидной скоростью, поглащаемая парнем.
- Тсузу, марш за работу! Хисоку похитил Мураки.
С легким хлопком в комнате возник Ватари и его неизменный спутник 003.
- Эй, ты, там… Вламываешься в мой дом, так хоть хозяев уважай… Отойди от экрана, я самое интересное пропущу!
Тряхнув гривой светлых волос так, что они взметнулись, словно подхваченные порывом ветра, Ватари принялся медленно надвигаться на парня.
- Ты вообще слышал что я сказал???
Тот пожал плечами и дословно процитировал:
- Хисоку похитил Мураки, марш за работу!
Ватари на мгновение замер:
- Тебе что, все равно?
Фиолетовоглазый только снова плечами пожал, протянув руку за очередным пирожным.
- У меня – выходной, ясно? И мне плевать на все ваши проблемы!
- Какой выходной, Туоду тебя в пасть? Нет у синигами выходных! – сообщила появившаяся в дверях комнаты взъерошенная женщина.
Яркие фиолетовые глаза недобро сузились:
- А ты кто такая, я тебя не помню? И откуда тебе знать про то, как синигами работают?
Женщина гневно взмахнула карандашом и каким-то блокнотиком.
- Как это кто? Я тебя выдумала… Матсушита Ёко, никаких ассоциаций?
Парень стянул со стола очередное пирожное и проглотил, практически не жуя:
- Не а, ну, создала, и дальше-то что?
Женщина устало опустилась на ковер у телевизора, по которому как раз транслировали Иксов:
- Эй, ты мне экран загородила! Там как раз самое интересное…
- Слушай меня внимательно, твоего напарника похитили, ну-ка, марш его спасать!
Глаза женщины блеснули так, что парень аж поежился.
- Это еще ради чего? Да и не было у меня сроду никаких напарников!
- Молчать, это я решаю, что тебе делать! И есть ли у тебя напарники! - в ярости сообщила мангака, и принялась водить карандашом по листу бумаги…
Фиолетовоглазый вновь пожал плечами и продолжил тупо пялится в экран:
- Да я тебя! Да я!!! – Мангака в ярости вскочила и принялась мерить шагами комнату. – Я тебя сотру! Вот, и сделаю главным героем Мураки!
Парень вновь пожал плечами, стараясь разглядеть хоть что-то на экране, где как раз кого-то убивали.
- Да хоть себя делай, мне – то что?
Вся честная компания, собравшаяся в комнате с тихой яростью взирала на фиолетовоглазого.
- Он опять помешался, - с тихим расстройством констатировал Ватари.
- Это мне решать! Я этого психического расстройства не планировала, - дико заорала на сжавшегося от такой реакции Ватари. – Вот, смотри! Вот все это, а он, а он…
Женщина истерически всхлипывала, тыкая пальцем в какую-то изрядно пожеванную страничку комикса… До Ватари дошло, что помешанных в этой комнате прибавилось.
- Госпожа Ёко… Спокойствие, только спокойствие.
Как лечить смертных он не помнил…
- Хотите водички? – поинтересовался он, протягивая женщине бутылочку с элексиром смены пола, экспериментальным.
Женщина с подозрением посмотрела на бутылочку:
- Не надейся, я тебя придумала, знаю я, что это такое. Так вот, можешь не надеться, после такого – финиковая пальма тебе, а не удачный эксперимент по смене пола!
Разъяренная женщина принялась что-то быстро-быстро вытирать ластиком в блокнотике.
Ватари с тихим недоумением смотрел то на нее, то на спокойного как слон Тсузуки:
- 003, ты что-нибудь понимаешь?
Но сове было не до него, ибо она вовсю строила глазки смущенному Гу-Сё-Сину.
- Палата номер не пойми какая. Есть тут кто-нибудь нормальный?
- Ну, я, вроде с утра был… - Сообщил с грохотом вывалившийся на пол квартиры профессор Мураки в насквозь прожженном плаще из портала, от которого ощутимо веяло жаром. – А что?
- Мураки!!!! – завопил Ватари и выхватил из кармана кипу бумажек, принявшись их лихорадочно перебирать. – Я не позволю тебе… Так, это не то, не то…
- Чего не позволишь-то? – изумленно переспросил хриплым голосом полуживой доктор, глядя на копающегося в явно додзинских картиночках про него и Тсузу, него и Хисоку, него и него, него и не него… - Никогда не думал, что синигами такие больные, - все же констатировал он, когда Ватари вытащил оживленную додзински Гу-Сё-Син и 003…
- Молчать!!! Я не позволю тебе обижать моих друзей! Где Хисока?
Мураки тихо взвыл при упоминании этого имени:
- И ты туда же? Один за него все перья, которые я так долго из кур выщипывал, сжег. Второй за него додзински пугает. Извращенцы!
Глаза Мангаки почти вылезли из орбит, причем один подозрительно подергивался:
- Молчать, что за бедлам?! Этого в манге не было!!!!
Мураки кинул косой взгляд на возмущенную женщину и тихо констатировал:
- Так и до сердечного приступа недалеко, мадам. Вы бы поспокойнее…
- Еще учить меня будешь, маньяк?
Теперь подозрительно дергались уже оба глаза мангаки.
- Эй, извращенец-синигами. А это кто такая? – тихо поинтересовался доктор у Ватари.
Тот оторвался от созерцания явно не тех бумажек и пожал плечами:
- А мне почем знать? Нервная какая-то… Мимо, может, проходила?
Мураки с сомнением посмотрел на возмущенную мангаку и попытался встать, но тут его взгляд упал на Тсузуки.
- Аааа, спрячьте меняяяя!!! Как он меня так быстро нашел? Я этого не планировал!!!
Ватари понял, что уже ничего не понимает:
- Кто нашел? Чего не планировал?
С психами он сталкивался, с маньяками тоже… Но последнее высказывание Мураки окончательно доказало ему, что Мураки и тот и другой одновременно, причем, в особо тяжкой форме… А от таких Ватари всегда держался подальше. Мураки в свою очередь убедился в подобных подозрениях о Ватари в частности, и всех Синигами в целом.
- Черт, надеюсь, я не перепутал координаты. Где мы, Гу-Сё-Син? – тихим голосом спросил свалившийся на пол квартиры окровавленный Тсузуки, нежно прижимающий к себе бессознательного Хисоку…
Мангака с тихим криком осела на пол в глубоком обмороке… Мураки в первый раз осознал, что у него и впрямь наличествуют психические неклассифицируемые заболевания. Ватари от неожиданности рассыпал по полу додзински, тихо присев на пол и переводя взгляд с одного Тсузуки на другого. Даже 003 и Гу-Сё-Син на мгновение оторвались от заигрываний на удобной люстре и воззрились на происходящее с немым укором:
- Достали, - сообщил Тсузуки на диване, стягивая маску. – Тсузуки, Тсузуки. Фантомас я, у меня режиссер мангой увлекся! И пришел я за Мураки, нравится он нам!!!
На пол посыпались красные петушиные крылья, потерявшего сознание Мураки подхватил на руки страшный зеленокожий мужик, назвавшийся Фантомасом, и с демоническим смехом растворился в звенящей тишине комнаты…

Громкий звонок заставил Матсушиту Ёко резко подскочить на кровати:
- Приснится же такое. Всегда говорила – французское кино отрицательно влияет на наш менталитет…

Опять зарисовочка. Что-то то ли личное, то ли подсмотренное. В общем, вам решать.

Ровно три тысячи двести пятнадцать шагов через ад.

День был на диво теплым и приветливым. Мороз не щипал за щеки, а свежий воздух приятно ласкал кожу. Свежевыпавший снег хрустел под подошвами сапог, а отблески солнечных лучей от этой девственной белизны слепили глаза. Инна всегда любила зиму. Снег скрывал все раны родного города. Под его покровами стыдливо укрывались выбоины на асфальте, прятались искореженные вандалами скамейки, давно не ремонтированные крыши домов. И все становилось сказочно прекрасным, и от этой красоты хотелось петь. Даже воздух казался иным. Не было гари и аромата бензина. Только щекочущий ноздри запах свежести.
Сегодня - канун Рождества. Все куда-то бежали, торопились.
- Так, ты не забыл подарок для Алисы в магазине?
Встревоженный голос женщины, пробегающей мимо нее под руку с каким-то парнем, заставил Инну тяжко вздохнуть.
- Нет, мам. Не волнуйся.
- Теперь быстро отнеси это домой, а я за продуктами… Догонишь меня…
Голоса затихли вдали, остался только хруст снега под ногами. И ощущение одиночества. Сегодня всем было не до прогулок по парку. Предпраздничная суета… Семейный праздник, красивый и сказочный, как и сегодняшний день. Счастливые лица, звонкий смех и предпраздничные хлопоты, которые, как ни странно, не утомляли, а приносили всем удовольствие. Когда-то и у нее было так же. До того дня…
- Мама, мама, а я увижу ангелов? Ведь ты мне обещала, что если я буду хорошо себя вести, то на Рождество они обязательно меня навестят.
- Конечно, увидишь, сынок. Ты ведь был послушным мальчиком.
Снова стихающие вдали звуки чужого счастья.
- Мама, я увижу ангелов?
Ее Тема тоже всегда спрашивал ее об этом. Каждый день, когда ложился спать…
- Мама, они горькие, я не хочу больше их есть!
- Тема, так надо.
Как можно было объяснить маленькому ребенку, что без этих таблеток отпущенные ему на жизнь дни, и без того короткие, уменьшатся.
- Если ты их перестанешь принимать, ты расстроишь своего ангела-хранителя, ты ведь этого не хочешь?
- Нет, мама, не хочу. А какой он?
- Он… Он большой, сильный и красивый.
- Такой, как был мой папа?
- Да, такой…
- Тогда я буду их пить, буду… Я хочу его увидеть, почему он никогда не показывается мне?
- Потому что ангелам запрещено показываться людям. Но если ты закроешь глаза, то ты почувствуешь, как он нежно обнимает тебя своими крыльями, скрывая от невзгод…
Он всегда закрывал глаза, и так счастливо улыбался, что на минуту казалось, что его боль прошла. Что он совсем здоров…
- Надеюсь, ты теперь увидел своего ангела, сынок.
Одинокая слеза срывается с ресниц, но Инна через силу улыбается. Сегодня праздник. Она должна отнести Тёме подарок, и сейчас не время слез.
Сколько раз она за страшные три года ходила по этой тропинке к своему Тёме? Кажется, она уже закрыв глаза сможет пройти этот путь. Она даже помнила количество шагов до своей цели. Ровно три тысячи двести пятнадцать шагов через ад.
- Мама, я увижу ангела?
- Конечно, ты же был послушным мальчиком…
Сколько времени ее будут терзать эти голоса из прошлого? Каждую ночь, закрывая глаза, она слышит их… Счастливые голоса умершего сына и потерявшей покой матери.
- Здравствуй, Тёма. С Рождеством. Я купила тебе подарок.
На белое покрывало перед мраморным обелиском ложится большой плюшевый медведь.
- Правда, тебе уже девять, и тебе вряд ли нужны мягкие игрушки. Но, я выбирала ее со всей любовью.
Порыв ветра словно гладит по лицу, утирая все же нашедшие путь на свободу слезы. Инна привычно закрыла глаза… Если просто на миг забыться, можно представить, что это руки ее сына.
- Не плачьте, пожалуйста… Сегодня праздник. Хотите, возьмите моего мишку.
Инна невольно вздрагивает. Детский голос, такой, как из ее снов. Голос ее сына.
- Тёма?
Распахнув глаза, она несколько секунд не может прийти в себя от волнения. Пока сознание не подсказывает, что ее сын мертв. Это просто мальчик, всего лишь мальчик. Такой же худенький и темноволосый. Но чужой… Только никуда не деть это непреодолимое желание обнять его и прижать к себе, чтобы никогда не отпускать.
- Нет, меня зовут Кирилл. Вы меня перепутали с ним?
Тонкий пальчик ее собеседника показывает на фотографию на обелиске.
- Да?
Инна молча кивает, не в силах произнести не слова.
- Он ваш сын, да?
Снова просто кивок головы.
- Он, наверное, очень счастлив сейчас… Вы ведь любите его. Правда?
И снова молчаливое согласие.
- Ему повезло. Даже после смерти у него есть мама. Возьмите моего мишку, не плачьте.
Не в силах сопротивляться просьбе в огромных голубых глазах Инна протянула руки и прижала старенькую, затертую до дыр мягкую игрушку к себе.
- Кирилл, Кирилл, где ты, бесовский ребенок! Ты же обещал, что не доставишь хлопот!
Громкий женский голос разорвал тишину и спокойствие кладбища.
- Простите. Меня воспитательница ищет. Мне пора. Вы ведь не будете больше плакать, правда?
- Не буду, Кирилл.
Мальчик сорвался с места и побежал по заснеженным тропкам кладбища, всего на мгновение обернувшись, чтобы махнуть ей рукой.
- Кирилл, постой.
Она бы и сама не могла себе объяснить, что так зацепило ее в разговоре с мальчиком. Какой-то вопрос крутился в ее голове, неоформленный, но мешающий просто отпустить этого ребенка.
- Да!
Он так резко затормозил, что, поскользнувшись, едва не упал.
- Осторожнее!
- Я в порядке. Что вы хотели?
Странно, словно разговариваешь не с шестилетним ребенком, а взрослым человеком.
- Почему ты пришел сюда с воспитательницей? Где твои родители?
Кирилл молча показал рукой куда-то слева от нее. Обернувшись, Инна с удивлением поняла, что никогда не обращала внимание, что здесь не только могила ее сына. За серебристой оградкой был сдвоенный обелиск… «Прошедшим тропой ангелов к звездам… Люблю и помню…»
- Это мои родители.
- Прости.
Почему так странно дрожит голос?
- Ничего, я их не помню. Автокатастрофа, когда мне было три года. Мне это в детском доме рассказывали. Простите, я пойду. А то воспитательница меня и впрямь больше никогда сюда не приведет.
Почему она раньше не замечала, как страшно выглядят на фотографиях счастливые улыбки тех, кого ты никогда не увидишь больше? Это словно насмешка над теми, кто остался.
«Прошедшим тропой ангелов к звездам…»
- Пожалуйста, позаботьтесь о моем сыне. Как я позабочусь о вашем.
Она, пожалуй, никогда не бегала так быстро. Потому что не было страха, что из ее жизни вновь уйдет кто-то важный.
- Постойте, пожалуйста, постойте.
Какой злой взгляд. Такой взгляд не должен принадлежать воспитательнице. Он больше подходит дрессировщику тигров.
- Что вы хотели? Мы спешим. У меня рабочий день заканчивается, а мне еще это горе надо доставить.
- Сегодня принимают заявления на усыновление?
Ну, точно, такого взгляда не должно быть у воспитателей.
- Женщина, шли бы вы домой. Рождество – не время для шуток.
Не сдаваться, просто ради того, чтобы вновь увидеть надежду в голубых глазах взрослого не по годам ребенка.
- Я серьезно. Я хочу усыновить этого мальчика. Кирилла, - быстро поправилась она, так как с какого-то момента он уже перестал быть чужим и малознакомым.
- Ну, раз вам так приспичило. Пойдемте, детский дом тут, за углом... Только сразу скажу, он не подарок… Он постоянно что-нибудь ломает…
Но тихому Кириллу, тесно прижавшемуся к обнявшей его за плечи вновь обретенной маме, и самой Инне было не до ее слов. Они долго шли к тому, чтобы найти друг друга… Ровно три тысячи двести пятнадцать шагов через ад.
Голоса стихали, и на кладбище вновь воцарилась тишина. Ветер счастливо вздохнул. На небе появилась первая, самая ранняя звезда. Звезда, которая, по библейским преданиям, возвещала людскую радость… Рождение Надежды.

Больно, Энник.. это больно..

Лицо с дорожками слез...
"Пожалуйста, мама, не плачь!"
- Егорушка?.. - Выдох-вопрос.
И рядом не Ангел, а врач...

Кеночка, можно с указанием авторства взять это эпиграфом?

Кеночке спасибо за идею... Уж что за рассказ получился - не знаю... Зарисовка под музыку, просто музыка в словах и движение...

Таверна гудела полупьяным разноголосьем. Кого-то вносили, кого-то выносили, кто-то по простецки выкидывали на улицу, чтобы освежиться и прийти в себя... Худенький паренек с волосами цвета осенней листвы и глазами шоколадного оттенка скромно сидел в уголке, поглядывая и шикая на свой прыгающий и издающий шипящие звуки дорожный чемодан.
- Тссс, Паоло, не привлекай лишнего внимания... Иначе даже нашему новому знакомому не убедить этого монстра, а на карнавале можно неплохо подработать танцем.
Он кинул взгляд на демона, о чем-то беседующего с хозяйкой этого заведения, отличающейся грузной комплекцией, скверным характером и фиолетовыми волосами... В глазах читалась доля страха, да и вообще, весь его облик выдавал крайнюю степень неуверенности и затравленности...
Глупо это...Лаэрс, ты же танцор, профессионал, соберись...
Его новый знакомый кивнул и показал рукой на сцену...
Получилось. Ну, он же демон, кто бы сомневался... Но...
Взгляд на свой походный, чересчур живой багаж...
Парнишка пошел в сторону чемодана, отвязал его и потащил упирающуюся утварь к столу, привязав его к какому-то штырю в стене, ласково погладил по рыжему от пыли боку и прошептал:
- Паоло, прости, насчет тебя сказали категорическое нет. Впрочем, не последний раз танцуем.
Мило улыбнувшись слегка удивленному этим монологом с чемоданом демону, успевшему занять место за их столиком вновь, он смущенно пояснил:
- Там мой партнер по танцам. Ну, не хочу обижать...
Сообразив, что звучит это так, словно он запихнул человека в чемодан, быстро поправился:
- Там моя змейка. Ей там безопаснее.
Музыкальная тема закончилась, и возмущенные танцовщицы уступили место на импровизированной сцене хозяйке заведения. Внутри у Лаэрса все привычно сжалось от волнения, липкий комок подкатил к горлу:
- Дамы и господа, сегодня у меня неожиданный подарок для вас. Сейчас перед нами выступит молодой танцор из Альвении.
Вскинуть голову, чтоб не показать, как все внутри трепещет от легкой доли страха. Улыбнуться и попросить:
- И подержи за меня кулаки. Впервые выступаю не под открытым небом.
Но улыбка все равно вышла немного нерешительной. Он до сих пор никак не мог уловить тот момент, когда робкий мальчонка в нем вдруг засыпал, а на свет вырывался танцор, страстный, бескомпромисный, играющий его телом в ритме музыки, делающий это тело практически невесомым, порхающим, словно за спиной вырастают крылья. Гибким, опасным, как вырвавшийся из клетки на волю зверь. Скинул пиджак, мягкие полуботинки, выпустил из брюк широкую, явно не по размеру, снежно белую рубашку прямого покроя, без излишеств, полупрозрачную, позволяющую свету играть силуэтом танцора в игру теней… Нереально хрупкий босой парнишка вместо него медленно шел к сцене, задержавшись возле музыкантов, чтобы выбрать мелодию, которая была в резонансе с той, что сейчас пылала ярким костром в его душе. Сегодня это были шум прибоя, ласковое перешептывание волн, скрип песка под ногами, мягкая полутьма теплой летней ночи, лукавая игра звездного света на изменчиво спокойных водах предштормового моря… Водах, на которых этот босой мальчишка был лодкой, песка, на котором он был сыном рыбака, ждущим отца, россыпи звезд, под которыми он летел свободной чайкой, оплакивающей тех, кого поглотит надвигающийся шторм.
Первый танец, который позволяет настроить тело, растворить его в спокойном течении музыки, подарить ощущение полета. Сегодня он танцует без Паоло, чтобы не пугать собравшихся.
Прости, Паоло…
Нет тишины. Праздничная суета, кто-то кого-то заносит, выносит… Шум и гам, не место для представления, но… Это же вызов ему… Он молча стоит на сцене, не давая отмашки музыкантам, привычная реакция артиста на то, когда его не замечают. И вот гул в зале утихает, растворенный отсутствием привычных звуков. Танцовщицы прожигают пафосника взглядами… Глаза, обращенные на хрупкую тень на сцене…
Лаэрс вскидывает глаза от пола, волосы, отросшие, слишком длинные для паренька, бьют по шее, возвращая этой легкой болью ощущение реальности происходящего, выдергивая из мира грез. Оранжевые искры на мгновение сверкают в карих озерах, взмах руки, словно ангел раскрыл свои крылья за его спиной, добавлялось это ощущение тем, что широкий рукав рубашки невесомо напомнил об ангелах своей призрачной белизной. Ангел с душой и талантами демона… Тело преображается. Нет хрупкости, есть изящество, нет горделиво выпрямленной спины, есть плавные линии, словно провожающие этого паренька туда, вверх, чтобы он вознесся над толпой. Слышится стук тела об пол, кого выносили, кажется, уронили изумленные грузчики.
Рука опускается, и послушные взмаху невидимого крыла музыканты вступают в эту игру.
Первые аккорды, которые жадно впитывает в себя его тело, приходя в движение. Легкий шаг, изящный – идет по песку к шумному морю сын моряка. Перекат музыки, бег, легкий, быстрый, к краю сцены – надвигающийся шторм, тревога в глазах и трагически взлетающие к лицу руки. Упасть на колени, перекат музыки, прогнуться, отдаться власти тоски и тревоги. Тело живет своей жизнью, переходы, падения и взлеты. Бег, невесомые шаги.
И вновь перекат музыки, и вот уже лодка борется с волнами. Прогнуться, па, вольт, взлететь в прыжке, словно подкинутый волной, упасть на колени, почувствовать спиной твердый пол, закинув ищущие руки за голову, пройдясь ими по полу, словно нащупывая твердую почву за собой, но не находя ее. Взмывающая в такт движениям рубашка, не стесняющая движений, оттеняющая игрой света и полумрака каждый жест, придающая всему облику Лаэрса призрачность и нереальность. И снова взлет, тело кружит.. Нет, не тело, это та самая рыбацкая лодка подхвачена водоворотом, она то утопает, когда тело танцора вдруг резко прогибается, падает вниз, то взлетает вместе с ним в прыжке над волнами, и вновь перекат музыки.
Он полностью поглощен танцем, поэтому не слышит тихих вскриков ужаса и стука падающих табуретов. Не видит, что рвущийся до этого чемодн, с тихим стуком отворился, выпуская Паоло на свободу, в стремлении к хозяину и плену музыки…
Перекат, музыка становится тревожной, на срыве, бьющей по нервам и рвущей в клочки душу танцора. Полуразбитую лодку выносит на сушу. Вновь падение, вновь твердая поверхность сцены под спиной, вновь постараться нащупать хоть что-то постоянное в этом изменчивом мире, и замереть на мгновение в приступе счастья, неигрового… Прохладное существо скользит по руке, обвивая ее, словно водоросли обвивают, принимая в свои объятия рыбака…
Паоло? Как?
Удав тихо шипит, словно упрекая, что эта сказка жизни чуть не обошла его стороной. Взлететь на волнах счастья и начать опасную игру, от которой волны огня разбегаются по венам, а тело покрывается легкой испаринкой… Вот он настоящий, танец по краю смерти, танец за гранью жизни, танец на острие лезвия, режущего душу в кровь… Опасность, сияющая каплями росы на паутине образов, выплетенных его талантом, смесь ужаса и восхищения на лицах тех, кто видит этот союз смерти и красоты, и трепещущая нить в душе, готовая порваться в любой момент, поранив все внутри, заставить истечь кровью и угаснуть… Но мчаться к победе, только вперед, к свету, к финалу, к последней ноте.
На грани, за гранью, вдоль боли,
Улыбка – одной силой воли,
Отдать, растворитья в пучине,
Без смысла, без лишней причины…
Каждое движение, грацию которого оттеняют изгибы переливающегося по телу Паоло, вплетаются в общую картину, которую рисует душа… Стихия непобедима, сильна, опасна, но несломлен тот, кто стал ее жертвой… А в музыку вплетаются слова, словно нашептанные Паоло, который мог разглядеть всех, когда тихо скользил под ногами зрителей к своему хозяину…
Кружево страсти, безликий пожар,
Для них ты никто, душа моя в дар,
Под музыку света созданием тьмы
Порхаешь на сцене, дитя красоты...
Снова поворот, снова взлет, ноги, руки, все тело живет в этом страстном ритме… Это сын рыбака оплакивает того, кто был в лодке… Слезы в карих глазах, боль, мгновенная боль через душу… И вот уже это горе сменяется торжеством ныне неспокойных волн моря, получившего жертву очередным перекатом музыки…
Беззаботен, как ветер, силен - как волна,
Сияешь, как утром на солнце роса,
Пленяешь собой, но вокруг лишь рабы,
И тебя не пленить им, вершитель судьбы...
И полет… Чайка кружит над морем, взмах крыльев, тонкий плач виолончели, взмах крыльем, глухой стон басов, взмах крыльев, тихий траур духовых… И снова ощущение легкой ласки от Паоло, успокаивающего стихию внутри хозяина…
По краю прибоя, вдоль призрачных грез,
Играешь собою, играешь всерьез,
Живешь сотней жизней, теряешь себя,
Прекрасен, обманчив. Жаль, это игра…
Последние аккорды, и затихают они, застав фигурку коленопреклоненного на самом краю сцены нереально, призрачно хрупкого юноши, плечи которого вздрагивают в беззвучных рыданиях, лицо которого спрятано в плену ладоней от страданий внешнего мира… Он не сумел поставить на колени мир, и теперь он здесь, сломленный болью потери… И огромный удав оплетает его тело, прижавшись головой к ладоням – страшная картина, хватающая за душу, и такая прекрасная в своем совершенстве… И снова не встать, так как все еще поглощен тем образом, который создал. И вслушиваться в приносящую холод тишину… И ждать…

Я не люблю писать про ангелов… И клялся себе к этому никогда не возвращаться. Но…

Словно ледяной плетью хлестнуло по груди… Первое перо на глазах стало черным. Вновь - это только у него так... Все Архангелы говорили, что это только до тех пор, пока живы в нем людские эмоции. Алин вскинул голову, невольно вскрикнув. Сейчас было административное время, он оставил свою подопечную всего на несколько часов, мирно спящей. Что с ней могло случиться? Совещание еще не закончилось – главный умный дядя Архангел прожег Алин ледяным взглядом:
- Что у тебя опять?
Алин порывисто вскочил. Он так и не привык к тому, что ангелы-хранители должны быть степенными. По небесным меркам он умер совсем недавно – всего какую-то сотню лет назад, на войне… Пуля снайпера. И за это время человеческие эмоции не покинули его, потому в любимцах Архангела он не ходил .
- Подопечная.
Он продемонстрировал стремительно чернеющее крыло – второе перо, третье, вот уже иссиня черная канва оттеняет сияющую белизну общего фона.
- Свободен…

В квартире, где он оказался спустя мгновение, холодно и ощутимо веет тьмой… По коже ползут мурашки, он ощущает каждой клеткой тела чужое присутствие. Скорее следуя внутренним ощущениям, Алин минует спальню, оказываясь в ванной… Длинные черные волосы разметались по кафельной вставке между ванной и стеной, бледная кожа сияет в матовом свете… Красивая, даже после смерти... Только пустые серо-зеленые глаза и кровавая ледяная вода, скрывающая контуры тела девушки, лежащей в ней показывают, что Мария не спит, что непоправимое случилось по его вине, потому что его не было вовремя рядом… Улыбка, такая же теплая и светлая, как и обычно, на губах…
Взгляд цепляет каждую деталь – лезвие в красными каплями на полу, черный силуэт в воздухе, прямо перед ним…
Ледяной холод в груди – остаточные эмоции с тех времен, когда он был человеком. Как и холодная ярость… И чувство вины…
«Если бы я не оставил ее… Ведь я знал… Я столько оберегал ее от этих эмоций… Но почему, почему ты сломалась? Ты же была такой сильной, моя Мария… Ты ведь носила имя святой девы, оно было твоим амулетом и оберегом, почему ты сдалась»
Алин упал на колени перед девушкой и осторожно взял стремительно леденеющее запястье, поймал взгляд иссиня-зеленых глаз:
- Зачем?
- Я вижу звезды… Мне так будет лучше…
Нет слов, нет тех самых нужных слов… Просто время, которое было упущено… Только осознание своей вины…
- Как может быть лучше, если ты обрекла себя на страдания до скончания веков… И не только себя… Ты осознаешь это, Мария?
Не укоряющий тон, просто сухая констатация фактов – его борьба закончена, дальше только верховный суд…
- Она не понимает…
Силуэт сзади него принял материальный облик.
- Я победил, как и всегда. Когда ты перестанешь выбирать такие сложные объекты для охраны? Нежели ты не понимаешь, что пока ты охраняешь таких – тебе не победить меня? И тебе так и не стать высшим…
Теплая рука в черной кожаной перчатке ложится на плечо, Алин не надо смотреть назад, чтобы узнать говорящего.
Порывисто подняться, скинув руку со своего плеча, развернуться к говорящему, обжечь холодным взглядом… Серебристо-серые глаза, в которых отражаются звездочки, напротив бездонно-черных, в которых сияет торжество победы.
- Мне не нужен титул высшего, но ты еще не победил, впереди еще суд… Она светла, она рождена для света. Одна ошибка, в этот раз тебе не так легко будет победить... Я верю в нее...
Секунды безответного молчания, только ледяная торжествующая улыбка Дарена.
- Дарен, почему ты всегда охотишься на тех, кого охраняю я?
Ледяная улыбка… Рука тянется к ставшими абсолютно черными крыльям ангела:
- Потому что ты, благодаря подопечным, слишком уязвим… И ты не понимаешь мою цель, так и не понимаешь, Алин. Но нам пора…
Только теперь Алин оглядывается назад, туда, где стоит растерянная девушка, глядя на свое тело в ледяной кровавой воде…
Как и всегда, как в сотнях случаев – шок, надежда, непонимание и позднее осознание – больше меня нет… Ни для кого нет… И вновь мольбы – дать шанс, дать последний шанс, вернуть… И снова только стиснутые от бессилия кулаки ангела, и торжествующая улыбка служителя смерти, одного из вестников Ада… И путь вверх, не в ад, не в рай, даже не в частилище – только на суд…

Мария окинула взглядом зал, в который попала… Сидящий на кресле в центра зала крылатый человек ее пугал своим взглядом. Казалось, от него не может скрыться никто, никогда, он пронизывает душу и тело насквозь… Впрочем, от мысли, что тела уже нет – осталась только душа, ее бросало в дрожь.
- Мария…
Голос бросал в дрожь, совершенно без эмоций… Никаких укоров, никакой поддержки. Только информация.
- Алин, прошу тебя, перья ее светлой стороны души на весы.
Мари вскинула взгляд на чернокрылого ангела, которого она увидела там, в последние минуты. С теплым взглядом… Он держал ее за руку все это время, даря тепло и уверенность, что все будет хорошо... и теперь, когда он прошел к огромным весам из серебристого материала, она ощутила леденящую пустоту одиночества и страх перед тем, вторым… Который молча стоял слева от нее…
Каждый шаг приносит боль... Почему люди воспринимают бои между светом и тьмой как показушное рубилово мечами. Вот она - дуэль, настоящая... Алин молча прошел к весам и положил почти невесомое перо на чашу:
- Это ее стихи…
И еще одно:
- Это та доброта, которую она дарила людям.
И снова, и снова… Горка перьев: нежность, целеустремленность, безответная любовь, поддержка к совершенно незнакомым людям, радость от ее творчества, безоговорочное доверие к людям. Все светлое, что было, что он прочувствовал в ней, что дарило сияние его крыльям все это время…
Шаг нзад, от чаши, которая сейчас лежала на полу… И ожидание в глазах.
- Дарен, - тот же безэмоциональный голос. – Твой выход.
Кошачьей походкой с торжествующей улыбкой подходит бескрылый юноша с бездонно черными глазами к второй чаше весов. И кладет туда только одно черное перышко. И оно перетягивает все…
- Она твоя, Дарен. Уводи! Алин, заполни все бумаги. И позови следующего.

Мари кинула последний взгляд на чернокрылого ангела с больным взглядом. Умоляюще прошептала:
- Пожалуйста…
Но тот только отвернулся и вышел во вторую дверь, напротив той, в которую уводили ее…
«Почему? Почему? Почему?» - бился вопрос внутри, не находя ответа. «Перо ведь было всего одно, так почему?»

Теплый ветерок овевал сидящих на облаке черноволосого юношу с бездонными пустыми глазами и красивую девушку со светло русыми волосами:
- Это и есть ад?
Тихий смех:
- Да, Мария. Это и есть ад… Но ты как и всегда делаешь поспешные выводы...
Дарен встал и лениво потянулся - его миссия выполнена... Почти выполнена. Не эти игрушки его цель - истинные темные на такое не растрачиваются. Эта девочка - только пешка, легкая добыча... Но играть с ней весело... Она так искренне радуется тому, что нет в аду сковородок и бесов, что в ее душе только покой...
- Но ты еще не видела главного – ты не видела ответа на вопрос «почему?».
Девушка вздрогнула и посмотрела в глаза Дарену.
- Смотри…
Дарен взмахнул рукой, облака на миг расступились. Внизу промелькнули картинки – рыдающая мать, отец, курящий в уголке ванной одну сигарету за другой… Лучшая подруга, сжавшаяся в комочек на любимом кресле и рыдающая так, как никогда не плакала… Десятки близких людей… Десятки тех, кого почти не знала… Сотни тех, кто любил ее творчество… Их мысли затопили в головой, лишая этого покоя, который был после суда…
«Если бы я была рядом, она бы… Это я виновата…»
«Я слишком много работал. Я ведь даже не замечал… Это моя вина, я не имею права жить…»
«Мария, моя Мария… Дочка, зачем мне нужна жизнь без тебя? Не должны дети уходить раньше родителей… Мария…»
«Если бы я только тогда не сказал ей этих слов…»
И только одна мысль заставила ее разрыдаться даже тут… Светловолосый паренек, которому она отдавала свою душу, кого пыталась привлечь этой смертью, заставить раскаиваться… Его мысли были не теми, на которые она рассчитывала…
«Ну и дура… Лечиться ей было надо. Хорошо, что я ее бросил…»
- Хватит, я не хочу этого, не надо!!! Нет, я не хочу этого знать…
Теплые руки Дарена ложатся на плечи, голос почти соблазнителен:
- Вот это твой ад, Мария. Ты будешь это помнить, твоя душа будет гореть болью, которую ты причинила близким… И время не сотрет эти воспоминания… Да, забыл одну вещь… Совсем маленькую…
Снова взмах руки. Исчезают на время голоса близких. Перед глазами другое облако, где на коленях стоит ангел с черными крыльями, по щекам которого текут кровавые слезы…
- Ты стала еще одной ступенькой к тому, чтобы я получил эту непокорную душу. Он хранил тебя от тебя самой… Он дарил тебе свой свет, забирая твою боль… И с каждым твоим шагом ко мне он все больше склонялся к тьме, вытягивая тебя к свету… Ты сломала его… Еще несколько подопечных, и он – мой… Самая драгоценная цель к тому, чтобы шагнуть еще на одну ступень наверх по иерархии... Но благодаря тебе крылья его не станут белыми – ты поселила в нем чувство вины. Потому что была рождена для света, Мария.
И вновь возвращаются те же голоса, те же мысли, чужая боль… На долгое время… Но перед глазами только сломленный ангел на коленях, крылья которого никогда не станут белыми…
И тихий ответ на вопрос, который звучал тогда, в зале суда…
«Эгоизм, слабость и чужая боль перевесят все, так было, так будет всегда…»

У тебя замечательно получается про ангелов... Тонко так...
Трогательно...

Я даже не знаю, что тут сказать... Жестоко вышло, но правдиво. По крайней мере, так может быть.



Вот почему я говорю, что не любовь - зла, а любовь - зло...

Мурк тебе...

Эх, реабилитируюсь. Еще две зарисовочки про одних и тех же персонажей)) Становлюсь банальной, но мир родился))

Кто ты?
Я? Ветер под крыльями…
Кто ты?
Я? Гимн тишине…
Кто ты?
Я? Все твои силы…
Что посвятил ты войне.
Кто ты?
Я – ангел – хранитель…
Кто ты?
Я? Вестник судьбы…
Кто ты?
Я – рока вершитель,
Демон из бездны и тьмы…
Кто ты?
Я – принц твой из сказки…
Кто ты?
Я – сон твой шальной…
Кто ты?
Нужны ли подсказки,
Если болеешь ты мной…
Кто ты?
Вопрос без ответа…
Кто ты?
Крик в тишине…
Кто ты?
Смеется лишь эхо
Над человеком на дне…
Кто ты?
Зачем ты приходишь?
Кто ты…
Куда зовешь?
Просто я ангел-хранитель…
Все остальное – ложь…
Кто ты?
Я тот, кто похитил
Сердце твое в пустоте…
Кто ты?
Я твой спаситель…
Просто доверься мне…

Тишины тут не было никогда. В открытое окно кабинета врывался шум и гам Темного квартала Небесного Административного сектора. Дарен закинул ноги на стол, молча глядя в сияющий идеальной белизной потолок. Первые годы в этом богонеугодном канцелярском заведении его смешило отличие представлений человека о месте, называемом Адом, и том, что оно представляло на самом деле. Ну, никто не виноват, что и босс этих утопистов "светлых", и их собственный бос были патологическими аккуратистами. И все выглядело вот так, словно только сейчас с выставки "Лучшие дизайнерские решения в лучшем исполнении и в руках самых опытных горничных"... Откинув захваченную с Земли книгу, перевел взгляд на набирающую отчет по его последнему делу, как и всегда, как и при жизни, победному, Катару. Девчонка была когда-то тоже его удачным делом, и за счет того, что начальство было к нему весьма благосклонно, а стервочка ему понравилась, ему удалось ее заполучить на исправительную для души сотню лет к себе. Правда, отмерянные ей в наказание душевные терзания были весьма раздражающими - выслушивать почти каждые пять минут о том, как мучался ее возлюбленный, окаченный серной кислотой - это был большой минус. Зато за любое теплое слово она готова была работать без сна и отдыха - это главный плюс, как он и рассчитывал, когда ее брал.
- Такира не заходила?
- Заходила, оставила для Вас конверт.
- И почему я узнал об этом только сейчас?
Голос, сорвавшийся на раздраженно-ледяные, недовольные тона, заставил девчонку скорчится от боли. Дарен закатил глаза. Вот и был тот самый минус в ярком исполнении. За сорок лет в Отделе искушений Небесной корпорации по выявлению тьмы, напрямую подчиняющемся Управлению исполнения наказаний Высшего Суда, он так и не привык к тому, что все работники от малейшего слова могут впасть в "очищающие муки прошлого". Да оно и было понятно - большую часть времени канцелярские работники его уровня проводили на Земле, выполняя грязную работенку Демонов-исполнителей - собирая информацию о душах, искушая темные стороны... Поначалу это было весело, но Дарен не был бы сыном своего семейства, если бы за сорок лет не понял одно - попасть в подручные тьмы, чтобы продолжать каторжно работать, раз в пару сотен лет получая задания экзамена и поднимаясь на полступеньки вверх - это не по нему. За эти двести лет он просто истает от скуки. Именно поэтому последний десяток лет он и изучал так старательно всю информацию о системе, до которой только мог дотянуться. И именно поэтому так вызверился на то, что Катару забыла про конверт, в котором было полученное за десять лет рабского сожительства с демоницей Высшего уровня документальное подтверждения прецедента, когда практически только что вступившая в Тьму душа смогла прорваться в Совет темноты Истинного Равновесия. Однако, пока девчонка была в "очищении", добиться от нее чего-то было невозможно, потому Дарен был вынужден подняться, обогнуть стол, чтобы дойти, положить ей руки на плечи, прошептав успокоительно:
- Ты очень хорошо справляешься с работой, Катару... Без такого помощника я бы никогда не справился...
Чувствуя, как перетекает через ладони по всему его телу и уходит куда-то в окружающую их атмосферу ее боль, Дарен только усмехнулся. Первое, чему он научился, было отделять свою боль от чужой. Впрочем, это было у него врожденное, так что... Ничего странного, что даже обычной после процедуры для низшего демона легкой мигрени не наблюдалось.
- Пра...а...вда, мистер Дарен?
Улыбка, осветившее аристократически правильные, почти точеные черты лица искусителя, обманула бы даже шефа их отдела, не то что неопытную душу, которой и возрасту-то было чуть больше тысячи лет:
- Я разве когда-то врал тебе, Катару?
- Н-нет... Спасибо вам, мистер Дарен. Я... Я больше не повторю такую ошибку, клянусь...
- Все в порядке, Катару. Так где письмо?
Протянутый ему конверт за километр благоухал так ненавидимым им в хозяйке... бывшей хозяйке пафосом и позерством: белоснежная, шелковистая бумага, пропитаная сладковатым ароматом лилии насквозь, поцелуйчик в углу вместо марки, золотые чернила, которыми витиевато было написано:
"Твоя цена в этом конверте, младенец."
Передернув плечами от брезгливости, Дарен двумя пальцами взял конверт за уголок, стараясь не прикасаться к следам помады. Однако, в глазах уже легко читался азарт и предвкушение.
- Катару, будь добра, сходи, размножь мне эти документа, а на пути обратно заверни в китайский ресторанчик за раменом. Мне как и обычно.
Девушка кивнула и бесшумно растворилась из кабинета. Зная ее рассеяность, можно было с полной уверенностью сказать - полчаса у нее уйдет только на то, чтобы вспомнить, какой рамен он любит. А еще столько же на то, чтобы изъясниться с китайцем, который хронически не был способен к восприятию неродных языков, чем служил немалой головной болью Высшим, которые из раза в раз отправляли его после отработки грехов именно в Китай.
Вскрыв конверт, Дарен чуть не расхохотался от счастья, глядя на тоненькую стопочку бумаг... Всего лишь копии, но какие. За них готовы были бы удавиться и сами Высшие.
- Надо же, как высоко ты меня оценила, Такира. А ведь слухи-то не врали. Ты и правда фаворитка кого-то из 13-ти... Может, я погорячился, когда отказался даже рассматривать вариант продолжения этого унизительного бреда, который назывался "нашими взаимовыгодными обязательствами"?...
Здесь было все, о чем он мечтал. Копии из книги души того самого удачливого стервеца, и... Сердце забилось как сумасшедшее, а глаза разгорелись. Легенда, простая легенда, но... Взгляд, пробежавший копию свитка по диагонали, наткнулся на фразу, от которой подвело все внутри, привычно подвело. Так же было, когда он находил перед самым заседанием суда в старых томах прецедент, позволявший выигрывать:
- Неужели... Хм...
Снова и снова глаза цеплялись за слова:
"...раз в тысячу лет. Если при соприкосновении с чашей равновесия перо превращалось в черное с белой каймой, то истинный серый отправлялся во тьму. Если же в белое с черной каймой, то в свет... всегда парно... судьбы связаны... "
- Так вот что это было... Хм... Значит, замалчиваем, господа присяжные заседатели... Истинный серый, душа, рожденная для того, чтобы выдержать раз в тысячелетие борьбу с десятью такими же душами и занять место в совете... И куда же мы отправляем эту душу? На низшую ступень? Ха...
Пробежав взглядом весь свиток, Дарен снова нехорошо улыбнулся, когда наткнулся на тот самый прецедент, который искал:
"Лишь однажды битвы десяти не было. Высший демон истинного равновесия Метаниил на сотом году службы тьме сумел заполучить душу истинного серого света, за что был переведен в совет, минуя все испытания и ступени... История показала правильность этого решения, но дабы не нарушать течение бесконечности, решением хранителей книги судеб эта история была скрыта от всех, кроме совета и высших лиц Равновесия."
- Вот, значит, как... Любопытно... Любопытно...
Сложив документы снова в конверт, а конверт бережно убрав во внутренний карман свободного кожаного пиджака, Дарен черкнул на доске общения для помощницы:
"Убыл на Землю".
После чего растворился в воздухе. Теперь о его присутствии в кабинете напоминал только легкий аромат духов с ароматом лилии.

В покоях Такиры было как и всегда темно. Две свечи не способны были осветить всю спальню, больше напоминавшую размером бальный зал средневекового замка, но надменное выражение лица хозяйки, раскинувшейся на роскошном ложе, устеленном шелком, оценить позволяли:
- Надо же, мой пекинес. Я знала, что ты не сумеешь сбежать от своей хозяйки.
Стройная ножка оторвалась от черного шелка, выхваченная из тьмы неровным светом свечей, и потянулась носком в его сторону:
- Разрешаю вылизать хозяйке ноги, и она подумает, простить ли тебе твои слова, Дар. И принять ли обратно...
Однако, "домашнее животное" вовсе не торопилось выполнять каприз Высшей, взлетев к подпотолочной балке и удобно устроившись на ней:
- Думаю, ты не рассчитала все ходы, Такира. Вряд ли у тебя есть что-то, чем заинтересовать кота, вроде меня. А кот - животное, которое гуляет сам по себе. Я пришел получить ответ на вопрос "почему", Такира...
Даже смех у Высшей было совсем не натуральным. Он вбирал в себе все то, что так любили среднестатистические люди - звон колокольчиков, журчание ручейка, серебристые нотки радости. Но Дарен умел чувствовать каждую из этих составляющих и выцеплять за ними высокомерную снисходительность, всегда умел.
- Не рановато ли ты так заговорил, щенок? С чего мне тебе отвечать?
Усмешка Дарена больше напоминала оскал, когда он совершенно невинным тоном поинтересовался:
- Как думаешь, сильно ли понравится Метаниилу, если он узнает, что ты устала от старика и нашла марионетку, которую решила поставить на его место?
Нога дернулась и упала на кровать, а голос Такиры превратился в самый естественный, напоминающий визг дворовой кошки:
- Что ты себе позволяешь, щенок? Да...
- Такира, заткнись. Ты просчиталась. Я не собираюсь быть твоей марионеткой, но пока наши цели совпадают - ты в безопасности. Возможно, когда я добьюсь исполнения задуманного, я даже забуду все унижения, через которые прошел благодаря тебе. И оставлю все твои привилегии...
За эти десять лет он сумел изучить высшую настолько, что кожей ощущал каждый оттенок ее эмоций. Вот и сейчас он мог почти со стопроцентной уверенностью выделить страх, недоверие, ненависть... и фоновое уважение, приправленное довольством собой.
- Но чтобы все забыть, мне нужны веские причины.
Соскочив с балки, он завис над женщиной, ледяным взглядом пленив ее:
- Мне нужны копии всех отчетов о Судебных заседаниях "светлых" исходов. Я хочу знать обо всех серых "света", которые будут участвовать в битве десяти. Да, и я хочу знать ВСЕ... Надеюсь, ты понимаешь, что это значит так же и копии их листов в книге судеб. Особенно о том, который соседствует в книге со мной!
- Значит, ты действительно считаешь меня полной идиоткой, Дар? Кажется, я переоценила тебя... Мне нужны гарантии, иначе я не пошевелю и пальцем!
Нехорошо сузив глаза, Дарен прикусил палец, позволив капельке крови выскользнуть на воздух, а затем соскользнуть в пламя свечи, в то время как вторая, пролетев по дугообразной траектории, упала на грудь женщины, впитавшись и оставив алое пятно, растворившееся почти мгновенно:
- До той поры, пока ты не замыслишь против меня очередную пакость, моя кровь будет тебе защитой от меня.
Улыбка змеи скользнула по тонким губам женщины:
- Вся информация будет у тебя через месяц. А пока, за столь щедрый дар. Его зовут Алин. И информацию о нем "свет" скрывает даже от "Совета"... Равно как о тебе - "тьма"... Однако, ходят слухи, что это оттого, что вы оба появились в столетие ядерных войн, в самый жестокий период. Появились одиннадцатыми, вопреки системе, через двадцать лет после плановых истинных серых. Оттого, ваши силы слишком велики и нестабильны... Вас боится даже совет, потому вместо закрытого отдела "Обучения и трансформации душ" вас направили как простые души вверх по лестнице с самых низов, чтобы изучить и составить мнение. Да, еще... у него, как и у тебя, еще не одного проигрыша...
Соскользнув на спинку кровати и устроившись на ней поудобнее, Дарен испытующе посмотрел на Высшую. Он всегда чувствовал ее ложь, но в этот раз или блок ее был слишком хорош, или она не врала. А это было слишком подозрительно. Правда от Такиры была уже сама по себе чем-то из ряда вон выходящим.
- Почему? Зачем тебе, обласканной одним из тринадцати, рисковать идти вопреки системе?
Вот такая Такира была ему больше по душе, так как он знал, чего от нее ждать, с обезображенным яростью личиком, искривленными губками, с обнаженными длинноватыми клычками:
- Потому что это я должна быть на его месте. Я была достойнее! Мы все готовились к отмененному бою столетиями... А выс... Не важно... Можешь считать, что ты мне понравился.
Вот теперь он расхохотался уже искренне, до слез, до коликов... Даже здесь, даже на вершинах Тьмы души оставались такими же, как там, на земле. Даже серые. Простая месть, месть чужими руками... Оставаясь в тени, пряча за фальшивой любовью всю свою ненависть. Пока этот мир такой, он всегда будет побеждать. И эта уверенность в своих силах с каждым днем только росла.
- Жду от тебя информации, Таки. Поверь, я слишком давно не смеялся. За то, что смогла это исправить, оставлю тебе все твои привилегии, а, может, и возьму к себе в секретари.
Подушка, кинутая в него разъяренной Высшей, прошила пустоту на том месте, где секунду назад сидел искуситель.

Шум из игорных залов сюда никогда не долетал. Комнаты отдыха для клиентов были звукоизолированы достаточно хорошо, чтобы не мешать тем "отдыхать" в свое удовольствие:
- Любопытно... Значит, мы и правда одиннадцатые... Хм... И действительно единственные, кто всегда добивается успеха... Любопытно... Даже слишком любопытно. Ты же говорила, что наши силы диктуются выплеском человеческих эмоций, вызванных ядерной войной, так?
Такира потягивала коктейль Мартини, развалившись на мягком диване, изредка поглядывая на Дарена:
- Угу... Так сказать, ошибка катаклизма и геморрой системы.
- Хм... Тогда почему этот "светлый" так силен? Ведь по идее, впитанных положительных эмоций должно было быть меньше...
- Ты слишком ограничен для сильнейшего. Это же даже мне понятно. Героизм, желание защитить жизнь семьи. Мальчики, которые должны были бы соблазнять девочек, идущие на смерть, чтобы спасти человечество. Девочки, рискующие собой, чтобы спасти раненых. Для нас это идиотизм, а для Света - это душевные порывы, возвышающие над простыми смертными. Скорбь любящих сердец, искренние перед лицом настоящей опасности молитвы. - Брезгливость в голосе Таки вполне совпадала с его отношением к перечисленному, - Да, и почему только в нем? В тебе тоже и того, и того поровну. В том и особенность нас, истинных серых. Равновесие чаш весов. Потому вы оба так и не стабильны. Если наше количество светлого легко заткнуть куда подальше, то вот с вашим уже проблематичнее. По средним рассчетам объединенного совета, в вас примерно столько же духовных общих сил, сколько в десяти претендентах вместе взятых...
Скептически хмыкнув, Дарен повел рукой, добившись того, что бокал выпорхнул из руки Высшей, мимоходом заметив:
- Думаю, предыдущих двенадцати бокалов тебе уже хватит. Меня не радует мысль тебя тащить до твоего замка на себе. Значит, если я правильно понял... Различие в нас только в заложенных изначально ценностях... И если хотя бы одну ее поменять у этого идиота, посвятившего себя другим, то это будет победой. Ведь так?
- Гипотетически - да. Но с учетом того, насколько сильны его духовные силы, этого может быть и мало. Говорю же тебе, выбери простого серого. Например, вот этого, Шана Ли... Для тебя не станет большой проблемой перевернуть все его мировоззрение - он очень ведом, потому и работает в паре. Или девчонку, Иден, она при жизни была чертовски романтичной. А влюбленная женщина сделает все для того, в кого влюблена.
- Адские равнины, тебе - то откуда знать на что способна влюбленная женщина?
Что-что, а представить себе этот идеал "жизни только для себя" влюбленным он никак не мог.
- А, я любовные романы со скуки читала. Интересное пособие по людям, кстати, прочти как-нибудь. Узнаешь много нового о домохозяйках всех типов и их мечтах. Кстати, ты - просто идеальный герой любовного романа. Знаешь, если верить авторам, то такие ледяные замкнутые на самом себе красавчики - мечта любой...
- К дьяволу на рога твои любовные романы и красавчиков. Не имею ни малейшего желания слушать этот бред. Даже если я переманю всю эту десятку, ни один из Вас не признает моей победы, а особенно Совет. К тому же, это будет означать только то, что я помог этому отражению меня прийти к власти... Нет, так не пойдет. Если я и правда хочу ценить каждую победу, мне нужен он...
Пробормотав что-то непечатное про мужиков, Такира передернула плечами и бокал вылетел из рук Дарена, вновь оказавшись в ее цепких лапках:
- Делай что знаешь, мое дело предупредить. А уж твое...
- Ой, давай обойдемся без советов многомудрой Высшей. Уж я знаю тебя получше, чем многие, чтобы уметь "ценить" твою мудрость. Потому, позволь оставить тебя в компании спиртного и откланяться. Только поосторожнее, в твоем возрасте спиртное крайне негативно влияет на кожу после нескольких подтяжек.
Мартини облил только кресло, в котором до этого сидел растворившийся низший демон, впитавшись в обивку, вопреки законам природы не оставив и следа, а разбившийся бокал с шипением сползся и сплавился из осколков.
- Хам заносчивый, - прошипела Такира, в свою очередь растворившись в черном облачке.
...

Шаг первый, черные делают первый ход...

Небо, затянутое серыми тяжелыми тучами навевало тоску. Тишина, повисшая над лагерем, казалась звенящей после гула канонады, оглашавшей окрестности какие-то несколько часов назад. Этьен вслушивался в нее, стараясь уловить хотя бы шорох, дыхание. Что угодно, только не это гнетущее безмолвие. Но оно поглощало все, даже приглушенные брезентовой стеной госпитальной палатки стоны раненных. Оттого ощущение, что на этом свете он остался совсем один, в пропахшем кровью, порохом, отголосками боли мире, становилось практически невыносимым. Чиркнув спичкой, он прикурил, стараясь хотя бы ароматом табака перебить сладковатый аромат, который пропитал все вокруг. Валун, на котором он сидел, хранил следы дневного жара солнца. Тут оно всегда палило днем неимоверно, и интервентам, не привыкшим к такому климату, было совсем несладко. Форма, не приспособленная к пустынной атмосфере, расплавляющее мозги ощущение, что еще одно движение, и ты воспламенишься. Ад и правда был, они с братом это сумели понять и прочувствовать, и был он тут, на этой земле, в этом клочке ее территории.
Его караул закончился всего пару минут назад, и теперь можно было расслабиться, не вглядываться в каждый чахлый кустик, скрытый темнотой, выглядывая врага. Но взгляд помимо воли скользил вокруг, а нервы по-прежнему были напряжены до предела, и даже сигарета не спасала от этого тревожного ожидания. Даже луна тут была совсем иная. В леденящем холодом ночами воздухе она казалась кровавой, по крайней мере сегодня.
- Завораживает, правда, - почти мальчишеский голос, донесшийся откуда-то слева, заставил Этьена вздрогнуть и обернуться.
На соседнем валуне устроился паренек в такой же унылой, обезличивающей песочного оттенка форме. В темноте рассмотреть погоны удалось не сразу, но когда взгляд удалось достаточно напрячь, то Этьен отметил, что он тоже старлей, хотя по-детски моложавое личико заставляло только изумляться этому открытию - он не дал бы мальчишке больше девятнадцати:
- Мертвая тишина, мертвый покой. Моя бабушка всегда говорила, что в такие ночи Смерть собирает свою жатву и под кровавой луной, обагренной слезами собранных душ, рождается ангел. Глупо, правда? Люди всегда боятся смерти и утешают себя вот такими мифами. А вы верите в ангелов, офицер?
Как ни странно, присутствие другого человека в этой мертвой тишине успокаивало и помогало хоть немного расслабиться. А это было просто необходимо, особенно сегодня:
- Я верю в себя и свои силы. Ангелы, Боги... Даже если они существуют, я готов кинуть им всем бой за то, что они допускают возникновение такого Ада на земле....
Улыбка, послышавшаяся в голосе паренька, успокаивала, затягивала внутренние раны, как ни странно все это было:
- Вы же сами себе противоречите. Вы верете в себя, а от Ангелов и Богов ждете прекращения войн. А что Вы для этого сделали? Это только моя философия, но лишь человек отвечает за эту Землю... И если каждый сделает один шажок в сторону мира, то никакие Боги не смогут узнать созданное собой - Ад станет Раем. Ведь все так просто, правда?
Этьена передернуло волной дрожи. Он никогда не любил ни философов, ни релегиозных фанатиков, и сам не мог понять, почему продолжает поддерживать этот разговор, но мальчишка был прав. И заставил сомневаться. Шаг к миру - красивые, правильные слова, но как их воплотить, когда столько твоих друзей убили на твоих глазах.
- Я делаю. Я все делаю для победы в этой войне, и если надо - отдам жизнь за мир...
- А разве не мы ее начали, эту войну? Так почему мы считаем, что победа ведется во имя мира?
Передернув глазами, Этьен выкинул окурок, достав еще одну сигарету и протянув пачку мальчишке:
- Я не курю, спасибо.
- Зря, помогает расслабиться. Особенно после боя. Да, кстати, Этьен Ланжерон, 305-я мотострелковая.
- Предпочитаю трезвый разум, не замутненный отравляющими веществами. Алин Бергольц, 506-й десантный.
Повисшая снова мертвая тишина напрягала уже не так. Казалось, она обрела какую-то жизнь и человеческое тепло, напоминая, что даже тут они остались людьми, а не пушечным мясом. Но это ощущение только приглушала затаившуюся внутри боль потери и вины, но даже это воспринималось с благодарностью:
- Не вини себя. Кем он для тебя был?
Вздрогнув уже испуганно, Этьен вновь перевел взгляд на мальчишку:
- Отку.... Откуда?...
- Я был рядом и все видел. Никто из нас бы не успел. Как бы там ни было, но сражаются они как звери... Хотя, возможно, каждый из нас так же сражался за свой родной дом.
- Братом... Мы вместе пошли в легион наемниками... Мы - беспризорники... Умом никогда не отличались, потому пробиться в жизнь не получалось. Хотели заработать денег и открыть свой магазинчик.
- Знаешь, наверное, он был очень хорошим человеком, раз ты его так любил. Поэтому отпусти. Моя бабушка всегда говорила, что слишком сильной скорбью мы связываем души... И не терзайся. Может, каждый из нас и сделал ошибку, поддержав эту войну... Но после, у каждого есть шанс сделать что-то для мира. Ты ведь можешь спасти в его имя таких же беспризорников в своей стране, когда вернешься, правда?
Ответить не дал тревожный оклик часового и череда выстрелов. Когда мальчишка успел вскочить - ему было непонятно. Да и размышлять было некогда. Тяжесть чужого тела, навалившая сверху. Колющее ощущение под спиной - теплый камень вовсе не был таким гладким, каким казался... И теплая кровь, чужая, струящаяся по оголенным закатанными рукавами рукам... И отдаленные крики:
- Медиков! Психолога... Не убивать... Арестуйте его... Здесь раненые... Поскорее...

Этьен сидел возле лазарета, казалось, целую вечность... Сам не понимая, почему волнуется за мальчишку, о котором знал только имя, то, что он верит в рождение ангелов.... и что прикрыл его собой, когда не выдержали перепадов температур и психического напряжения дозорный, открывший огонь по своим же... Может, потому, что мальчишка сумел хоть немного понять. Или отвлечь... Или заставить чувствовать себя связанным долгом жизни... Сидел до тех пор, пока вышедший из палатки врач не закурил, едва удерживая дрожащими руками сигарету... Слов было не нужно...
Полкового священника Алина Бергольца похоронили на следующее же утро. У него не было родственников, потому свой покой он нашел в тех измученных солнечным жаром землях. А Этьен в тот же день написал рапорт об увольнении и вернулся первым же рейсом в свою страну. Он открыл приют для детей и посвятил всю свою жизнь тому, чтобы сделать этот мир Раем...

Седоволосый владелец детского приюта захлопнул тоненькую тетрадочку в кожаном переплете, улыбнувшись притихшим детишкам:
- Вот такая история. А сейчас мы дружно отправляемся мыться и спать.
Темноволосая женщина проводила взглядом притихших детишек, покачав укоризненно головой:
- Папа, сколько раз я говорила тебе, что эта история совсем не для детей. И мама считала так же. Конечно, для тебя это - воспоминания, но...
- Ани, если бы в свое время я вам с матерью отдал в руки воспитание всех этих детишек, вы вырастили бы из них цветочки, которые сломались бы только ступив за порог. И давай отложим споры. Я очень устал. Все-таки возраст... Я пой...
Мужчина побледнел, инстинктивно прижав руку к груди в районе сердца, оседая обратно в кресле...
- Папа, что с тобой? Опять сердце? Сейчас... Мишель, звони в скорую...

Алин сидел на подоконнике, вглядываясь в изменившиеся за эти годы черты лица. Он был его первым и самым ценным подопечным - настоящей гордостью. И сейчас он был спокоен. Он не чувствовал обычного ужаса перед смертью и неизвестностью. Умиротворенность, ту самую, которую испытывал когда-то сам.
- Вот и встретились. Значит, это ты...
Из полумрака в углу комнаты появился силуэт, полурастворенный дымкой, постепенно становившийся все более и более четким.