- Я Мирош Сугард, и я действительно некромант.
И Мирош неловко, согнулся в почтительном поклоне. Капюшон свалился ему на голову, и это, видимо, рассмешило трактирщика. Мирош услышал громкий, словно рев десяти рогов, смех Данора. Мирош невольно вздрогнул и выпрямился, в горле его неприятно саднило. Он знал, что сейчас закашляется, поэтому задержал дыхание и вновь кисло улыбнулся. Лицо его было бледнее накрахмаленной скатерти.
- Чудной ты! – промолвил Данор, убирая руку с ножом за спину, очевидно для того, чтобы сунуть «скромный тесачок» за пояс. – Ну да Боги с ним! Скажи, а что тебя привело к нам?
Некромант съежился, холодные зеленые глаза пристально разглядывали его тщедушное тело и грязные, пропахшие потом и дорогой одежды.
- Твоя дочь, сударь, - заговорил Мирош как можно почтительнее, и стараясь не встречаться взглядом с трактирщиком. – Сказала мне, что на вашу деревню нападает нечисть, и что вам пригодились бы мои услуги…
И Мирош внезапно смолк, сообразив, что сказал что-то не то. Некромант ни в коем случае не должен был навязывать свою помощь… Люди никогда не любили колдунов, особенно наглых и самонадеянных.
Однако Данор казалось, не обратил на его слова должного внимания. Лицо его по-прежнему оставалось спокойным. Он спустился со ступеней и подошел поближе к некроманту. Мирош осознал насколько высоким и могучим был этот человек – ни дать ни взять воин, решивший из любопытства заняться трактирным делом, но только не «бывший» воин, ибо бывшими воины не бывают!
- А сколько тебе лет, мальчик? – спросил Данор, глядя на юношу сверху вниз.
Мирош почувствовал, как ноги его наливаются тяжестью, а потные руки предательски дрожат. Он не был трусом – вовсе, нет – но жизнь научила его тому, что с такими как он, люди не склонны были вести добродушную беседу и, что за каждым словом, обращенным к нему скрывается если и не подвох, то хотя бы неприязнь и суеверный страх, способный сотворить с человеком множество неприятных вещей…
- Д…двадцать один, - ответил молодой маг.
- В самом деле? – удивился трактирщик.
Мирош знал, что благодаря неестественной худобе кажется много моложе своих лет, и только седые пряди в волосах говорили о том, что некромант уже не ребенок.
- Да, сударь.
- И как же твои матушка с батюшкой относятся к твоему занятью?
Сердце юноши болезненно сжалось.
- Я сирота, сударь.
- Сирота? Тогда извини…
- Ничего страшного, сударь…
Данор усмехнулся, во взоре его не было больше откровенной неприязни. И Мирош готов был поклясться, что трактирщик смотрел на него с одобрением и пониманием. Что именно могло вызвать такие перемены некромант не знал…
- Хм…И что же тебе наплела моя непослушная дочь?
Данор скрестил руки на груди, и Мирош испуганно отшатнулся – кулаки трактирщика были размером со среднюю дыню. Едкий пот струился по вискам некроманта, он и сам дивился своей растерянности.
- Авайя…твоя дочь. Упомянула варгов…варгов, охотящихся на скот и даже людей. Она сказала, что…что варги сильно беспокоят жителей вашей деревни!
- Не то, чтобы совсем сильно. Но бывает, - угрюмо проговорил Данор. – И ты вздумал избавить нас от напасти?
Во рту у Мироша пересохло. Непослушный язык лип к небу, усталость заставляла юношу прерывисто и громко дышать.
- Не знаю, то есть да! – робко вымолвил он.
- Понятно, парень…
Трактирщик с минуту молчал. Он пару раз озирался на дверь, словно решая впускать нечестивого колдуна в дом или не впускать. Мироша это не обижало, он привык, что не каждый готов был распахнуть двери своего жилища перед магом, а уж тем более Темным. Улицы тем временем оживали, со всех сторон доносился гомон людей, торопящихся в поле – посевная в разгаре, и даже наредкость жаркое утро – странная штука после дождливой холодной ночи – не смущало крестьян, с измальства приученных к тяжелой работе от зари до зари, приученных к вечным мозолям на задеревенелых руках, к собственному поту, насквозь пропитавшему их сильные загорелые тела; и даже к мучительной боли в спине – обязательной спутнице деревенского работяги. В воздухе густо пахло элем, молодой листвой и конским навозом. Глова некроманта кружилась, солнце нещадно припекало, но тем не менее, юношу знобило. Он в очередной раз проклинал себя за то, что не купил новый плащ, или хотя бы сапоги, а все деньги тратил на едва ли доступные для его понимания свитки с заклинаниями, которые ему навряд ли когда-нибудь доведется применить.
Трактирщик молчал долго, и Мирош уже было подумал, что про него и вовсе забыли…
Некромант кашлял в кулак и тут же отворачивался в сторону, топтался на месте - словом, пытался привлечь внимание трактирщика любым известным ему способом.
- Да… - наконец потянул Данор, потирая руки. – Что ж заходи в дом, будешь гостем. А колдун нам взаправду не помешал бы…
И трактирщик, повернувшись к Мирошу широкой спиной, зашагал по лестнице, ведущий в дом, являвшийся по совместительству питейным заведением. Мирош посеменил следом, в душе его творилось что-то непонятное; сердце колотилось с такой силою, что некромант невольно подумывал, уж не смертный ли час настал.
Очутившись внутри «Сухопутного краба» Мирош наконец-то расслабился. В помещении было тепло и уютно. А что самое главное – пусто. Для посетителей было рановато, а прислуги Мирош не заметил, вполне возможно, что ее и вовсе не было. Хотя, как следует присмотревшись, а, еще принюхавшись некромант понял, что прислуга все таки была – с кухни доносился опьяняющий запах жаренной в специях баранины, и, судя по тому, что хозяин заведения последние несколько минут был с Мирошем, можно было предположить, что готовила как минимум кухарка, либо повар. В том, что стряпать могла Авайя юноша сильно сомневался. Эта рыжая янтарноглазая девица подходила разве что для нескончаемых ссор с отцом, всевозможных проступков, а так же заманивания ничего не подозревающих путников в свой дом. Мирош улыбнулся – только ли для этого? Внезапно он вспомнил медные завитки ее волос и смешные веснушки, в груди неожиданно защемило… «Да что это со мной? Рехнулся я что ли совсем! На какую-то девку зариться…» И Мирош недовольно мотнул головой, словно пытаясь вытрясти из нее все воспоминания о симпатичной дочери трактирщика…
«Сухопутный краб» оказался на удивление богатым заведением. Каменные стены покрывали красочные гобелены, изображающие морские пейзажи, изящные корабли, горы и скалы. От странного смешения изумрудных и голубых тонов в глазах некроманта рябило, но он не мог оторвать взгляд от чудесных полотен, так необычно смотревшихся в трактире. Один гобелен особенно привлек юношу – на нем был очень тщательно прорисован высокий, седовласый мужчина, одетый в зеленоватую кольчугу и с волнистым фламбергом в руках; мужчина стоял на уступе розовато-серой скалы, а за его спиной плескались и пенились кроваво – алые в свете заходящего солнца воды беспокойного моря. Море Зовущей Вдовы, догадался Мирош… Он вздрогнул, к чему бы это человеку в здравом уме вешать в своем доме что-то, что связывало бы его с проклятым местом? А ведь именно таким вот местом и считалось Море Зовущей Вдовы – кошмар любого моряка. Еще с давних времен считалось, что в глубинах его обитают жуткие левиафаны, утаскивающие на дно корабли, и пожирающие души судоходцев, заставляя эти души до Дня Искренности корчиться в неописуемых муках в Чертогах Урруина – бога подземного огня.
- Что картинка понравилась?
Мирош обернулся на голос… Данор стоял возле холодного камина, скривив рот в усмешке. Он переоделся, и теперь на нем поскрипывала и поблескивала темно-коричневая кожаная куртка. Лицо трактирщика выражало удовлетворение, словно ему было до невозможности приятно созерцать замешательство юноши, вызванное столь необыкновенной обстановкой его жилища.
- А еще некромантом завешся! Тряпки испугался!
- Нет, сударь! Я не испугался, - запротестовал Мирош, с каждым мгновением бледнея. – Просто я никогда не видел ничего подобного…Очень красиво.
- Я знаю. Ну что стоишь? Сядь ты хотя бы!
И Мирош опасливо сел на ближайший стул, в сумке его звякнули стеклянные пузыри и баночки.
- И что ты такой запуганный, Мирош Сугард? – сказал Данор, усаживаясь на соседний стул, который угрожающе скрипнул под немалым весом трактирщика.
Мирош почувствовал, как капли пота стекают по его вискам.
- Я не боюсь…Просто редкий человек пригласит такого как я в дом…
- А ты бы предпочел, чтобы я тебя с криками и бранью прогнал с порога?
- Да…то есть, нет, - Мирош совсем запутался. Слова застревали в горле, похуже любой кости. – Я не привык, чтобы со мной так обходились.
- Дело твое… - ответил Данор, лицо его внезапно посерьезнело, и Мирош решил, что чем-то обидел человека. Он уже было хотел разинуть рот, чтобы сказать очередную нелепость, когда трактирщик заговорил сам:
- Скажи, мальчик, а ты и впрямь считаешь, что способен избавить нас от набегов оборотней?
Мирош секунду медлил, молча выжидая, не скажет ли Данор еще чего-нибудь. Но трактирщик не проронил ни слова, пристально вглядываясь в голубые глаза некроманта. От этого взора по телу юноши прокатилась волна страха и растерянности…
- Это моя работа, - заговорил он. – Я надеюсь, что справлюсь.
- Надеешься или справишься? – спросил трактирщик, голос его был тверд и звенел, точно гномий клинок.- А то знаешь ли, мне не хотелось бы тревожить людей по пустякам, вселяя в их души несбыточные надежды. Людям это не нравится… и мне ли тебе объяснять, что бывает с людьми, чьи надежды не оправдались, и что они делают с теми, благодаря кому эти самые надежды не оправдались, маг?
Данор выделил слово «маг», оно сорвалось с его губ и будто булыжник, ударившийся об мостовую, эхом зазвучало в ушах Мироша. Да. он знал, что бывает с колдунами, на которых пала немилость крестьян. Знал, и подобная участь совсем его не радовала.
- Я справлюсь, - произнес Мирош, от голода его подташнивало, и болела голова. – Да, справлюсь.
- Вот и молодец! – удовлетворенно кивнул Данор, глаза его вспыхнули странным огнем; такой огонь полыхает в глазах алчного, скупого человека, в чьи руки попал мешок, полный золотых монет. – А сейчас иди, отдохни. Я приготовлю тебе комнату. Только не обессудь, лучшие покои я тебе предложить не могу, сам понимаешь – никто не захочет селиться рядом с некромантом…
- Конечно, я понимаю, сударь…
Мирош действительно понимал – если бы трактирщик позволил колдуну жить вместе с остальными постояльцами, от этих постояльцев буквально через час не осталось бы и следа…
- Однако постель и обед я тебе предоставлю, - продолжал владелец «Сухопутного краба» . – И…спасибо, что выручил мою дочь…А ты ведь голодный. Да?
И щеки некроманта покрыл неровный, слабенький румянец…. Данор усмехнулся и встал из-за стола.
Комната, в которую вселился некромант была маленькой и лишенной окон, по сути дела это была даже не комната, а чулан, наспех переделанный ради каких-то непонятных нужд под жилое помещение. В ней не было ничего кроме грубо сколоченной из сучковатых дубовых досок кровати и крохотного комода. Но некроманту было достаточно и этого. Он бросил на комод свою сумку и присел на жесткий, набитый соломой матрац. Постельного белья тоже не было, но трактирщик пообещал, что одна из служанок обязательно принесет ему все необходимое для отдыха – подушку, простынь и одеяло. Хотя Мирош и догадывался, что не дождется этого момента – сон уже наваливался на него, с силой сотни горных троллей вдавливая его тело в коричневый суконный тюфяк. Веки некроманта дрожали, и дремота заставляла его мысли путаться и блуждать, точно непокаянные души, по закоулкам сознания…
Он стянул с себя все еще влажный плащ, неаккуратно скомкал его и бросил на пол, затем зажег масляную лампу и поставил ее на комод, причудливые тени, отбрасываемые нехитрой мебелью тут же поползли по обшитым деревом стенам. Он снял с себя сапоги и остался в рубашке и штанах. Тепло опьяняло. Он лег на кровать и неохотно, просто потому, что не время было спать, закрыл глаза…и тут же уснул. Его натруженные мышцы наконец-то расслабились и тело обрело долгожданный покой… Последней его мыслью, блеснувшей у самого края забытья была мысль о том, что все таки зря он зажег лампу, она могла и загореться… А устроить пожар он совсем не хотел…
Солнечный зайчик с пышным золотистым хохолком, успешно минуя полузакрытые ставни, радостно скользнув между парой тарелок, невзначай забытых прошлым вечером на столе у окна, прыгнул прямо в постель к Мирошу. Даже сквозь зажмуренные веки мальчик мог различить его кругленькую фигурку, окутанную невыносимо ярким бледно–розовым сиянием. Мирош поплотнее сжал веки, обрамленные пышными черными ресницами и уткнулся лицом в мягкую подушку, пахнущую мятой и потом. Он не хотел просыпаться – было еще слишком рано, чтобы вставать с уютной кроватки и идти заниматься делом; он рассчитывал понежиться хотя бы часов до девяти утра… Но солнечные зайчики, а к первому присоединилась, видимо, вся его родня лихо отплясывали по комнате, наполняя ее жаром и светом. Как же тут уснешь?
Он перевернулся на спину, подтянул одеяло к самому подбородку и притворился крепко спящим, надеясь, что солнечные зверюшки поведутся на его уловку и оставят его в покое…Но ничего не менялось, с каждой минутой в комнате делалось все светлее и все теплее. Мальчик догадался – его старания напрасны и, раз утро наступило, от него никуда не денешься. И даже если очень сильно захотеть, спасительная прохладная ночь не вернется …до самого вечера. Мирош полежал еще несколько мгновений в тишине и покое, открывать глаза он не спешил – успеется, пока не будят – лежи, да радуйся.
В постели мальчик провалялся довольно долго, сам дивясь тому, что дядюшка Иваш еще ни разу за сегодняшнее утро не заглянул к нему в комнату с наставительными подзатыльниками и не менее наставительной бранью, желая согнать наконец-таки шалопая с кровати и отправить его в огород полоть мерзкие колючие сорняки. На дворе стоял июнь –Полень, и работы по дому было невпроворот. Но сейчас отчего-то никто ( к его превеликому удовольствию) не тревожил Мироша.
Когда же ребенку совсем наскучило, точно бревну в сарае, сидеть без дела; он все таки встал, предварительно сладко зевнув и потянувшись всем телом. Он слез с кровати и огляделся – вещи его были разбросаны по полу, давеча он так и не убрался, чем наверняка заслужил трепку. Ну да Боги с ней, с трепкой –то. Мирош лениво переоделся в белую льняную рубашку и штаны, бережно скатал ночную сорочку и уложил ее под подушку. Затем мальчик подошел к окну и посмотрел, что же твориться в палисаднике. В палисаднике было скучно – за ночь ничего не изменилось, в окно его по прежнему стучались ветви яблонь и вишен, краснели полудикие гвоздики и с тихим жужжанием возились пчелы, перелетая с одного цветка на другой, собирая сладкую пыльцу, чтобы потом «сделать» из нее вкусный темно-желтый мед. Все это он видел уже сотни раз.
В животе Мироша урчало – он проголодался. Пригладив ладошкой непослушные черные вихры, мальчик неспешно побрел в кухню… Странное дело – в доме совсем не пахло едой и дымком – печь не растапливали, а значит и завтрак тоже не готовили! Но почему? Дядюшка Иваш никогда не попускал завтрак, да и пасынку не советовал, ибо считал, что в голодном теле – голодный дух! А голодный дух делает человека злым и страшным. Кто такой был этот «дух» мальчик не знал, но в искренности и правильности слов любимого дядюшки не сомневался. Кушать Мирош обожал, ел все, что попадалось под руку; хотя никогда не толстел и, сколько себя помнил, всегда оставался тощим, словно жердина. И куда только девалась вся еда, проглоченная им? Этого не знал даже дядюшка.
На кухне было пусто и пахло вовсе не тушеной картошкой и даже не ржаными лепешками, а кошкой и черным чаем, который постоянно пил Иваш. Мальчик вздрогнул – уж не случилось ли чего? Но потом его взгляд привлек маленький кусочек желтого пергамента, сиротливо ютившегося на пустом столе. Мирош взял листок в руки и принялся читать. Дядюшка давно обучил его чтению. И теперь мальчик мог спокойно читать книги и всякие записки вроде этой. Как говаривал Иваш, уставив на малыша свои добрые подслеповатые глаза: «У тебя, сынок, врожденные способности к учебе!» И это было правдой, потому что с самых ранних лет Мирош выказывал недюжие способности к грамоте и чистописанию. Учиться мальчику нравилось, и он всегда был готов узнать что-нибудь новенькое. В отличие от своих сверстников, для которых не существовало ничего более занимательного, чем воровство чужих яблок, сражения на деревянных мечах и отпускание колких шуточек в его, Мироша, адрес. Ребята совсем не любили Мироша…
«Сынок! Я ушел в город за покупками, вернусь вечером! Веди себя хорошо и не забудь выполоть грядки с репой, а то эта лебеда совсем меня смучила! И глянь – не попортили кроты морковку, что –то их развелось многовато.
Поешь – лепешки в буфете.
Иваш.»
Мальчик наспех пробежал глазами строки, написанные ровным подчерком его дядюшки, и взгляд его остановился на «лепешках». А вот и завтрак! Мирош потер руки и направился к буфету, надеясь обнаружить там не только лепешки, но и сахарные леденцы, которые дядюшка, возможно, забыл спрятать от него.
Однако мальчика ждало сплошное разочарование – леденцов не оказалось. Он грустно вздохнул и достал блюдо с едой, сел на стульчик и потянулся за кувшином молока. Он взял лепешку и принялся ее методично жевать, запивая пищу холодным молоком из большой глиняной кружки. В голове его в это время суетились сотни самых невообразимых мыслей. Вот это да! Он будет дома один целый день! И что прикажите делать? Нет-нет, конечно же, он прополет репу и осмотрит грядки с морковью на наличие в них «кротовых дорожек» - но это работа на два часа, а что потом? Можно сходить к реке и пособирать там красивые ракушки, можно прогуляться до рощи и нарвать там много интересных приятно пахнущих трав. ( А Мирош уже с детства увлекался растениями, еще и сам не понимая к чему это приведет в будущем). Подкрепившись, мальчик вернул блюдо в буфет, выпил еще молока и вышел из дома. Чем быстрее он покончит с домашними хлопотами, тем быстрее сможет заняться собственными делами.
На улице было жарко. Его рубашка быстро пропиталась потом. Мальчик не любил летний зной, он от рождения обладал плохим здоровьем, поэтому часто болел вне зависимости от времени года.
Старый пегий пес по кличке Рык приветствовал Мироша веселым лаем, когда мальчик, сворачивая на тропинку, ведущую в огород, миновал его будку. Мирош остановился и ласково потрепал пса по голове, и пес лизнул его худенькую руку, а потом улегся на землю, подставляя мальчику свое рыжее брюхо, желая чтобы Мирош проигрался с ним. Но мальчик не стал чересчур отвлекаться на Рыка. Он спешил…
- Эй, Мирош!
Кто-то звал мальчика по имени. Мирош обернулся и увидал трех ребят, все они были хорошо ему знакомы, но тем не менее, ни один из них не был его другом, и никто из них прежде не искал его общества. С чего бы это им было окликать его?
Кричал Завур – смуглый и темноволосый сын мельника. Рядом с Завуром стоял его брат- близнец Рек, Мирош хорошо различал братьев, потому что Завур был выше и толще Река, а еще задиристее и злее ( сколько раз Мирош отхватывал от него тумаков…да не хватило бы и всех пальцев, чтобы пересчитать все эти оплеухи и зуботычины), братьев сопровождал их курносый веснушчатый друг Морас. Мальчики были ровесниками. А Мирош был на три года моложе их.
- Да стой ты! – взвизгнул Завур.
Мирош остановился, сердце его колотилось. Вот, думал он, сейчас будут бить! Как пить дать будут. Ох, только бы не ногами! За свои шесть лет жизни, мальчик столько раз был бит, что ему становилось дурно от одной мысли о том, сколько раз он еще будет бит в будущем.
Мирош замер. Троица спокойным шагом подошла к нему.
- Хочешь кое-что посмотреть? – спросил Завур, лукаво щурясь. Марос и Рек усмехнулись.
Мирош почувствовал, как в горле его пересохло.
- Хочу…- почти прошептал он.
Марос протянул мальчику руку, пальцы его были стиснуты в кулак. Мирош затрясся . «Все, сейчас побьют!» Но его не побили. Марос расслабил ладонь, и Мирош увидел большого полудохлого жука-новозника, который судорожно сучил лапками, пытаясь перевернуться со спины на брюхо.
- Видел когда-нибудь такого? – поинтересовался Рек.
Мирош кивнул.
- А пробовал на вкус?
- Нет, - сказал Мирош охрипшим голоском и для пущей убедительности покачал головой.
- Зря…очень вкусно. Я ел. И старуха Рагга ела. Я слышал, что она только такими вот жуками и питается! Вы же вроде бы с ней друзья? – ухмыльнулся Завур, забирая жука у своего товарища и, сжимая его двумя пальцами, чтобы в следующий момент подсунуть его Мирошу чуть ли не под самый нос. Мирош отшатнулся назад.
…Старуха Рагга – эта женщина преклонных лет по праву считалась жителями Верхних Мушек сумасшедшей. Она жила на отшибе в полном одиночестве, если конечно не считать пятнадцати кошек, что делили с ней кров. Дети ее давно разъехались, а люди избегали ее, за глаза обзывая ведьмой. Мирош не знал, была ли она ведьмой на самом деле, но он слышал о ней много страшных легенд. Поговаривали, будто каждое полнолуние, когда Миттара и Уттара сияли, словно два ока чудовищного дракона, Рагга выходила из дома и брела в сторону погоста, чтобы выкапывать мертвых и творить с ними жуткие вещи. Однако Мирошу верилось в это с трудом, ведь дядюшка отшучивался, мол, если бы она и впрямь была ведьмой ее бы уже давно сожгли на костре. Но ее так никто и не жег, и даже никогда не пробовал поджечь. Сам Мирош виделся с нею с глазу на глаз всего –то раза два, и то, когда дядюшка посылал его к ней за различными целебными травами, потому как старуха была еще и отменной травницей.
- Не друзья, - уныло сказал Мирош.
- А хочешь подружиться? – спросил Рек.
Мирош не знал, что ответить. Как и все, он побаивался странной старухи, но душой тянулся к ней…
- Нет, наверное, не хочу…
- Не хочешь?
Мальчишки переглянулись.
- А с нами? – наконец проговорил Завур.
- Что, с вами? – не понял Мирош. С ним еще не пытались заводит дружбу, и он сомневался, что ребята говорят именно об этом.
- Подружиться, дурья башка! – огрызнулся Рек.
Мирош побледнел. Как это так? Неужто сегодня был какой-то праздник? Его сердце радостно забилось в груди. Он хотел, больше всего на свете хотел иметь друзей.
- Да! – почти крикнул он.
- Вот и славно! – заверил его Завур. – Тогда пойдем с нами.
- Куда? Мне надо полоть сорняки! – возразил мальчик, но тут же осекся. А ну их, эти сорняки. – Пойдем те…
- Пойдем, но в начале ты должен съесть жука.
И ребята усмехнулись. Мирош поморщился. Жук был противный и грязный, мальчик мог заболеть.
- А это обязательно? – спросил он.
- Да! Только так ты станешь нашим другом, мы все ели таких жуков, - сквозь смех произнес Рек, карие глаза его недобро сияли.
Но Мирош им поверил, а почему бы и нет? Он слышал, что ради дружбы люди готовы умереть, не то, чтобы проглотить какого-то жука.
Все так же морщась, он поднял жука с ладони Завура и, закрыв глаза, сунул его себе в рот. Попробовал проживать, но на вкус насекомое оказалось таким омерзительным, что его тут же затошнило. Но малыш сдержался, он мужественно сжал зубы, глубоко вздохнул и…почувствовал, как жук заскользил по горлу, в желудок. Во рту остался невыносимый привкус тухлых яиц и сажи.
- Молодец, отныне ты наш друг, - сказал Завур.
Мирош попытался улыбнуться, но слезы навернулись на глазах и он закашлялся, отчаянно разевая рот, пытаясь втянуть в себя как можно больше свежего воздуха.
Ребята засмеялись.
Когда Мирош узнал, куда именно вели его новообретенные друзья, он невольно поежился. Оказалось, мальчики хотели тайком проникнуть в жилище той самой старухи ведьмы, которая, как они выяснили удалилась из дома по каким-то своим непонятным нуждам, чтобы обследовать это место на предмет наличия в нем магических штучек , и, может быть, лишних золотых монет. Услышав это, Мирош начал было протестовать.
- Заходить в чужой дом без спроса плохо! – сказал он.
- А откапывать мертвецов хорошо?
Возразить ему было нечего. Понурив голову, он медленно плелся за ребятами.
Рагга жила на самом краю деревни. Огород ее был неухожен, огурцы и капуста с трудом проглядывали сквозь плотные заросли лопуха и подорожников. Дом ее находился в столь же плачевном состоянии – бревенчатые стены покрывал зеленый мох, а над крыльцом красовалось осиное гнездо, частокол вокруг дома покосился, и сперва можно было подумать, что люди давно забросили это полуразвалившееся строение.
Дорога вымотала мальчика. Он устал, и когда они достигли дома старухи, Мирош едва сдержал себя, чтобы не упасть в траву и не отдохнуть.
- Теперь ты, Мирош, должен будешь пробраться в дом и открыть нам дверь, чтобы мы тоже могли войти, - сказал Завур, ободрительно хлопая Мироша своей большой рукой по плечу. – Мы в тебя верим, у тебя получится.
У Мироша и, правда, должно было получиться, ибо мальчик обладал странной способностью подчинять себе замки любой конструкции. Сам дядюшка говорил, что от него невозможно спрятать конфеты даже в дубовом сундуке с шестнадцатипудовым навесным замком гномьей работы – все равно влезет, образина. Тут конечно же, Иваш привирал, потому что мальчику было не по силам даже сдвинуть с места такую громадину. Но в остальном он был прав, Мирош действительно прекрасно расправлялся с замками, хотя почти и не использовал это свое умение. Но, не смотря на это, люди каким –то образом прознали, что мальчик с возрастом может превратиться в чудесного вора, и стали избегать его еще сильнее.
Мирош медлил.
- Ну, ты идешь или как? – поторопил его Завур, начиная краснеть от нетерпения.
- Иду, - ответил Мирош. И чего только не сделаешь ради дружбы, подумал он, и вновь ощутил во рту тошнотворный вкус жука.
Замок оказался на удивление простым и податливым, мальчик легко открыл его благодаря, заботливо подаренной ему Реком отмычки. В дом Мирош вошел первым, там на самом деле было пусто, а еще жарко и душно. Пахло всевозможными травами и мазями. У Мироша закружилась голова, но он не обращал на это внимания. Ребята вошли вслед за ним. Из мебели у старухи практически ничего не было – кровать, стол и несколько ящиков, зато было много кошек( едва очутившись в первой комнате, он насчитал четырех) и пучков засушенной травы, развешанных вдоль стен. При виде столь нищенской обстановки друзья Мироша приуныли, однако попыток извлечь хоть какую-то пользу от проникновения в чужой дом не оставили. Ребята взялись за дело, они грубо потрошили коробки и лазали по всем углам, ехидно посмеиваясь, когда Мирош пытался их остановить. Сам Мирош ничего не трогал и только рассеянно следил за своими друзьями. Вскоре стоять без дела ему надоело. И он направился во вторую комнату, дверь в которую была не заперта. Он осторожно повернул ручку и сделал первый шаг, но тут под ноги ему нырнула какая-то кошка и мальчик, споткнувшись об нее, кубарем покатился по полу, но прежде он зацепился ногой за высокий порог и с размаху ударился плечом об краешек низенького столика. Он разорвал рукав рубахи и ощутимо болезненно поранил руку. Скривившись от боли, мальчик поднялся на ноги и посмотрел на ушибленное плечо, из раны текла кровь.
На шум сбежались остальные ребята, глаза их гневно сверкали.
- Что ты наделал, дурачина! Сейчас сюда припрется пол деревни! – прошипел Завур.
Он подскочил к Мирошу, схватил его за шиворот и силком вытащил на улицу. Слезы боли и обиды застилали глаза малыша. Завур толкнул ребенка в спину, Мирош упал лицом в траву и замер, беззвучные рыдания сотрясали его хилое тельце.
- Дурак! – сказал один из мальчиков.
Потом он слышал, как кто-то крикнул « в рассыпную», и все стихло. Мирош встал, потирая руку и огляделся, вокруг не было никого. Всхлипывая и проклиная себя за глупость он поспешил домой.
Оказавшись дома, Мирош первым делом снял с себя потрепанную, испачканную кровью и травой рубаху и спрятал ее у себя под кроватью. Затем он привязал к руке несколько листьев свекольной ботвы, чтобы рана не загноилась и быстрее заживала. В тот день работать в огороде он уже не смог. Мальчик был растерян и напуган, его била крупная дрожь, а слезы сами собой стекали по щекам. Он завалился на постель и забылся тяжелым сном без сновидений. Вечером вернулся Иваш, он не стал будить мальчика, посчитав, что сорванец перетрудился за день. Мирош проспал весь день и всю ночь, его лихорадило, он часто стонал и плакал во сне.
На следующее утро в дом Иваша постучался сын старухи Рагги. Он вернулся к матери и узнал, что их дом пытались ограбить и виноват в этом был Мирош. Мальчик не знал, что и думать. Он не верил, что друзья предали его. Он молчал, он ни сказал ни слова о том, почему пробрался в дом старухи и кто заставил его это сделать.
Мироша высекли. Иваш протестовал, да и сама Рагга утверждала, что Мирош добрый мальчик и не мог совершить такое. Но сын ее был непреклонен, тем более он нашел в той треклятой комнате лоскуток ткани, вырванный из рубашки Мироша, а на руки самого мальчика обнаружилась свежая ссадина.
Мирошу было больно, как никогда, и болело не одно тело, но еще и душа. С тех пор он поклялся, что никогда не причинит человеку вред, никогда не войдет в чужой дом без спроса, никогда не будет верить людям и никогда не сделает ничего такого, что могло бы повлечь за собой очередную порку.
Дня через два Мирош тяжело заболел, его терзала лихорадка. Все считали, что малыш не выживет, но он выжил. И клятву свою не забыл…

Скажите что-нибудь, не забывайте про меня!