Страница 1

Над селением овражных гномов, что приютился в распадке меж двух холмов, поднимались клубы дыма. Броган просто не смог пройти мимо.

В его ушах звенел высокий то ли визг, то ли плач, который издавала стоящая на коленках маленькая фигурка посреди горящих и рушащихся шалашей – всего того, что могли построить овражные гномы своими собственными руками.

Слезы, застилая глаза, градом катились по щекам Рини. Остальные овражные гномы либо уже разбежались кто куда, либо, что было еще вероятнее, благодаря своей известной на весь мир тупости, просто не нашли пути к спасению и задохнулись в дыму.

Скорбное подвывание раздавалось из горла овражницы. Она смотрела на мертвое тело своего брата, который был ее единственной семьей, не считая, конечно, остального небольшого клана овражников, когда крепкие руки оторвали ее от земли и вынесли прочь из горящего поселка.

- Твоя спасти Рини! – это были первые слова замарашки, после того как она пришла в себя, и поток слез прекратился. – Моя любит твоя! – гнома, выставив перед собой ручонки и вытянув губки слюнявой трубочкой, полезла обнимать своего спасителя.

Глубокий и скорбный вздох, вырвавшийся из груди Брогана, говорил сам за себя. Теперь нужно будет очень постараться, чтобы отвязаться от этой Рини. Терпеть компанию овражника истый горный гном считал недопустимым.

- Постой, Рини, - гном еле отодрал от своего пояса пару цепких ручонок. Благодарность все-таки должна иметь свои пределы. Еще любви овражной гномы ему не хватало на старости лет… - у тебя еще остались родные?

Брогану тут же пришлось пожалеть о своих словах. Рини, сияя улыбкой до самых ушей, плюхнулась седалищем на землю, подняв вокруг себя тучу пыли.

- Моя много родных! Но не здесь, – правая ручонка высунулась из-под рубища указывая в сторону сгоревшего поселка, – а другие места. Здеся брата, а там, - Рини закрутила головой, вспоминая в какой же стороне живут ее родственники, - а там много. Папа – один! Мама – один, и еще один – два! Еще один – брат. Один, один и один – два! - в глазах овражницы засиял неподдельный восторг, она сразу же забыла о своем горе.

Броган схватился за голову. Математические способности овражных гномов – самых тупых существ на его взгляд – всегда оставались за гранью его понимания. Пока он обдумывал, а не лучше ли было оставить гному в ее поселке, чем теперь переносить такие муки, Рини досчитала и начала дергать его за рукав.

- Два! – с уверенностью заявила она, тыча ему парой дурнопахнущих пальцев в нос…

***

Броган шевельнулся, переворачиваясь на бок, и, натягивая на себя одеяло, понял, что совершенно не может двинуть ногами. Казалось, что они связаны, но путы были довольно слабыми.

Гном, недовольно бурча себе в бороду, дернул правой ногой, высвобождая ее из невидимых объятий, когда почувствовал как что-то с неожиданной силой обхватило его правую голень и вновь притянуло к левой.

Чертыхаясь, Броган протянул руку, нащупывая свой походный мешок. Наконец, он нашел то, что искал. Селитровая палочка – изобретение гномов-механиков – чиркнула по боку небольшого коробка и вспыхнула, озарив короткой вспышкой лицо гнома, его нос картошкой, седую бороду и черные глубоко посаженые глаза. Рука со спичкой медленно проследовала к “опутанным” ногам Брогана.

- Молоты Торадина! – тихое восклицание не потревожило существо, которое, обхватив ноги гнома своими тонкими грязными ручонками и посасывая большой палец на правой руке, сладко спало с умильным выражением на измазанном сажей лице.

Броган едва подавил в себе горячее желание отпихнуть эту грязную кучу отрепьев, от которой смердело не хуже выгребной ямы. Он слишком хорошо помнил восторженное выражение на лице этой малышки, когда она смотрела на своего спасителя, ее заискивающую улыбку и глаза полные обожания. Осторожно высвободив свои ноги из объятий овражной гномы, которую он спас вчера из горящего поселка, Броган, с невесть откуда взявшейся нежностью, заботливо укрыл ее своим плащом.

***

Чиркнула спичка. Броган раскурил свою трубку с изогнутым чубуком, с нескрываемым блаженством затянулся и выпустил сизое облачко дыма. Уже месяц он путешествовал в обществе Рини, которая через несколько дней забыла о своём горе и никуда не хотела уходить от “своего Брогги”. Ее черные глаза-бусины с неземным обожанием пожирали Брогана, которого подобное положение дел несколько смущало.

Овражница была готова исполнить все для своего спасителя, что бы он только не пожелал. Другое дело, что это излишнее рвение порой приводило к плачевным результатам. На лице гнома заиграла улыбка, когда он вспомнил, как Рини попыталась повторить его подвиги по разжиганию костра. Пока гном набирал воду в ближайшем ручье, Рини залезла в его рюкзак и нашла спички...

Сухой валежник весело затрещал, и язычки пламени лизнули сухую траву под ногами овражной гномы, которая словно зачарованная стояла возле разожженного ею костерка…

Броган едва успел потушить разгоравшуюся прямо на Рини одежду водой из котелка. К ручью пришлось идти вторично, предварительно отобрав у гномы спички…

Старый гном решил не отводить свою новообретенную спутницу к ее дурнопахнущим сородичам. Впервые за много лет нашелся тот, кто мог скрасить его одиночество. Быть может, Рини не понимала многого из того, что рассказывал ей Броган, но слушателем она была благодарным.

Ее уши жадно ловили каждое его слово, внимали каждой истории о его бытности воином, и для овражницы ее спаситель был самым настоящим героем. Рыцарем без страха и упрека как сказали бы в более цивилизованных местах. Но для Рини он был просто “милый Брогги”, которого она никогда уже бы не променяла на кого-либо другого.